Развитие криминологии, как теоретических знаний о преступности, было всегда связано с объяснением ее причин. При этом преступность почему-то виделась криминологам (особенно в идеологизированную советскую эпоху) самостоятельным цельным образованием, именуемым ими явлением, или системой. Но об этом более подробно будем вести разговор чуть позже, а сейчас отметим, что преступность во все времена связывалась или с неблагоприятными условиями социальной среды, в которой находился индивид, или с самим человеком, от которого, собственно, зависит сама среда его жизнедеятельности.
Первые попытки выявить связь преступности с несовершенной природой самого человека мы находим в работах мыслителей античности. Уже Демокрит (V–IV вв. до н. э.) связывает причины преступлений с нравственными и умственными пороками.
Антисфен, Диоген и другие представители философской школы V–IV вв. до н. э. связывали совершение преступлений с неумеренными или искаженными потребностями: алчностью, развратом, эгоистическим честолюбием, овладевающим человеком в силу пороков воспитания.
А в работах философа Платона (427–347 гг. до н. э.) можно обнаружить наброски, контуры идей, относящихся к предупреждению преступлений. Другие древние философы (в частности, Аристотель) отмечали сложную связь преступности с социальными условиями жизни людей, с их нравственными и этическими свойствами. Например, Аристотель указывал, что «величайшие преступления совершаются людьми, т.к. они стремятся к переизбытку, а не к предметам первой необходимости»[16].
Мыслители эпохи Возрождения Мартин Лютер, Жан Кальвин, Джон Локк, Шарль Монтескье, Франсуа Вольтер, Клод Гельвеций, Поль Гольбах, Жан-Жак Руссо анализировали причины негативных явлений, включая преступность, и рассматривали роль государства и общества в их преодолении.
Представления о преступности и ее детерминантах всегда основывались главным образом на общих философских и политических идеях своего времени. В то же время было очевидно и влияние «социального заказа» на решение научно-криминологических проблем, стоявших перед государством, обществом.
В эпоху господства теологического мировоззрения, господства церкви в средние века, преступления рассматривались как проявления «злого духа», козни «нечистой силы», вселившегося в человека.
Следующий этап характеризовался тем, что идущая к власти буржуазия противопоставила теологическому мировоззрению рационально-гуманистическую концепцию общества и человека.
Философы-просветители XVIII века Монтескье (1689–1755), Вольтер (1694–1778), Беккариа (1738–1794) рассматривали человека как разумное свободное от каких-либо «таинственных сил» существо и объясняли преступление внутренними качествами индивида, его «злой волей», страстями и пороками, толкающими его на совершение преступления.
Особого внимания заслуживает учение Чезаре Беккариа, провозгласившего, что преступник такой же человек, как и не преступник. Ч. Беккариа потребовал во имя равенства всех перед законом и судом, равенства наказания. Во имя гуманности отменить смертную казнь и смягчить все наказания. Осуществить эти меры необходимо во имя справедливости суда гласного и независимого.
Ч. Беккариа указывал на экономический строй общества, устарелые механизмы государственности как на основные причины преступности. Он требовал от правительства прежде всего распространения образования, развития благосостояния населения[17]. Ему принадлежит идея предупреждения преступлений: «Лучше предупредить преступление, чем наказывать за него»[18].
Криминологические взгляды первых социалистов-утопистов были развиты их последователями: Сен-Симоном (1760–1825), Шарлем Фурье (1772–1837), Робертом Оуэном (1771–1858), работавшими на рубеже 18-19 веков. Например, в эпоху бурного развития капитализма Сен-Симон связывал преступность с гоподством частной собственности, экономической эксплуатацией, социальной несправедливостью. Борьбу с преступлениями с помощью наказания он считал бесперспективной, так как только социалистические преобразования в обществе создадут возможность преодоления преступности, как массового явления. Согласно концепции Р. Оуэна, исходные природные качества всех людей – бедных и богатых, честных и преступников – одинаковы, но их дальнейшее физическое, умственное и нравственное развитие, формирование их достоинств или пороков зависит от конкретных условий их существования. Концепция социал-утопистов была взята за основу классиками марксизма.
Но в конце концов сложилось несколько направлений развития криминологической теории (науки).
1. Антропологическое направление.
Возникновение антропологической школы, объясняющей преступность, связано с именем итальянского профессора судебной медицины (психиатрии), тюремного врача Ч. Ломброзо (1835–1909). Уже в первой своей работе «Преступный человек» (1876 г.) он выдвинул гипотезу о том, что преступник может быть опознан по внешнему виду, т.е. по физиологическим признакам. В основу этого вывода легло ключевое событие, связанное с вскрытием трупа преступника, в процессе которого он обнаружил на черепе каторжника целую серию атавистических ненормальностей, аналогичных тем, которые имеются у низших позвоночных. Под впечатлением этого открытия Ломброзо стал изучать антропологические особенности большого массива преступников. Результаты исследований, основанные на эволюционной теории Ч. Дарвина, убедили его в предположении, что преступникам свойственны остатки влияния рода первобытного человека.
Основная идея антропологической концепции Ломброзо выражена в названии его следующей книги «Преступление, его причины и средства лечения». По его мнению, основные причины преступления заключены в самом человеке, который нуждается в лечении. «Преступником не становятся, – утверждал он, – им рождаются». Прирожденные индивидуальные особенности: сплющенный нос, низкий лоб, глубоко посаженные глаза, высокие скулы, огромные челюсти, выдающиеся вперед надбровные дуги, приросшие мочки ушей и пр. свидетельствуют о наличии преступного генотипа.
В плане социально-политическом, по мысли классиков марксизма, теория Ломброзо полностью отвечала интересам буржуазии Западной Европы, ибо, объявляя преступность явлением естественным, биологически обусловленным, она «реабилитировала» капиталистические общественные отношения, освобождая их от «ответственности» за рост преступности.
Но антропологическая теория преступности уже в трудах позднего Ломброзо стала трансформироваться в биосоциальную теорию, так как он полностью не отрицал воздействие социальных факторов на преступность. Именно он в числе первых специалистов рассмотрел целостную систему факторов, детерминирующих преступность: благосостояние населения, воспитание и просвещение, отношение к труду, семейное положение, возраст, пол, миграция, алкоголизм, цены на продукты питания, влияние города и деревни, скученность населения, влияние времени года и ландшафтов и др. Однако, нужно признать, хотя Ломброзо «оценил возбуждающую силу среды», но он никогда не допускал, что преступники совершают преступления именно в результате влияния социальных факторов. Главным в его теории оставалось суждение, что в действиях каждого преступника проявляется в первую очередь его биологическая ненормальность.
Моя точка зрения на антропологическую школу такова: антропологическая модель преступности не может быть принята для серьезного обсуждения нынешней криминологией, потому что она рассматривает человека слишком упрощенно, односторонне, как результат генетической программы, с которой ничего нельзя поделать, а лишь безвольно ей подчиняться. Но человек – не только биологическое тело, он также имеет главную субстанцию – духовную сущность – личность, которая не подчинена биологии, но развивается по своим особенным законам. Благодаря ее духовно-нравственным качествам и свободной воле, человек способен возвыситься над своим естеством и неблагоприятными социальными условиями, в которых находится. А иначе человек не был бы человеком, а одним из видов животных.
2. Социобиологическая модель.
Основоположник социобиологии Э. Уилсон писал: «Социобиология изучает биологические основы всех форм общественного поведения, включая человека». Исходя из марксистского определения, что человек есть совокупность общественных отношений, как биологический вид его изучает естествознание, как социальный – гуманитарные науки. Социология занимает место на стыке этих двух групп наук.
В применении к человеку социобиология – наука, выявляющая механизмы генетической детерминации социального поведения человека. Задача – максимально полно описать природно-биологические основы жизнедеятельности человека с тем, чтобы объяснить эволюцию культуры изменениями на биоуровне. И социобиология отрицает точку зрения, что культура может изменить поведение человека, приближая его к альтруистическому совершенству. Эта наука, наоборот, считает, что у человека не может быть целей, которые возникли бы вне его собственной биологической природы.
Социобиология изучает коэволюцию человека (с лат. co – вместе, а в полном переводе – взаимное развитие), у которого есть врожденная способность к взаимопомощи и общительности как основе морали. В той степени, в которой эта способность наследуется, она социобиологична; в той, в которой приобретается в процессе жизни и воспитания – социокультурна.
Социобиология вкупе с генетикой изучает вопрос о том, существуют ли гены эгоизма, альтруизма и т.д., т.е. наследуются ли черты характера или они социально обусловлены воспитанием. Таким образом, можно сказать, что социобиология считает, что в основном человек определяется генами, и скоро во власти этой науки будут определены и те гены, которые обусловливают поведение, в т.ч. и преступное. Только мышление, с точки зрения социобиологии, свободно от генетического влияния; противоразумное возникает у человека лишь в случае нарушения какого-либо инстинкта – врожденной способности совершать целесообразные действия по непосредственному побуждению.
В последнее время биосоциальные теории в криминологии приобрели новую интерпретацию, почему и получили наименование неоломброзианских. Не подтвердившееся утверждение о «прирожденном преступнике» было заменено иными биологическими конструкциями, сохранившими биосоциальную обусловленность преступности. К числу подобных теорий можно отнести следующие: конституционального предрасположения, эндокринного[19] предрасположения, расового предрасположения к преступлению и некоторые иные теории, выдвигающие иные биологические качества и свойства человека, выступающие определяющими детерминантами в генезисе преступности, взаимодействуя с социальными факторами.
Мое мнение в отношении социобиологической модели преступности таково: социобиологические теории близки по своей сущности к антропологической модели преступности; разница состоит лишь в том, что человек зависит не от изъянов физической конструкции, а от наследственных пороков, но точнее сказать, от тех или иных сбоев в генетической программе. Думается, что если человек представляется зависимым от каких-либо прирожденных пороков, то и спрос должен быть не к нему, а к матушке-природе. Но уголовной ответственности и наказуемости подлежат лица, совершившие деяния, в которых проявились их сознание и свободная воля. Если в социобиологических теориях преступности свободной воле нет места, то уголовное право не приемлет подобные рассуждения, исключающие духовные (или психические) категории – свободную волю и свободное сознание даже в теоретическом плане. Поэтому и социобиологическим теориям в криминологии не должно быть места.
3. Психическая модель.
Решающее влияние на формирование этого направления в криминологии, объясняющей существование преступности, оказало учение психиатра З. Фрейда (1856–1939). Сутью его психологического учения является тезис о том, что каждый отдельный индивид виртуально является врагом культуры или, выражаясь другими словами, моральным нормам общества. А значит допустимо полагать, что каждый из нас имеет возможность (потенцию) совершить преступление. Потому что главным движущим элементом в поведении человека, по мнению Фрейда, является не разум, не сознание, а некие демонические силы, скрытые в подсознании, которые и предопределяют негативные поступки людей. По мнению этих ученых, бессознательное, или иррациональное начало, доминирует в людях, движет их поступками, находясь в вечном конфликте с сознанием, рассудком и рациональностью.
Фрейд, исследуя причины патологических процессов в психике, решительно отказывался от вульгарно-материалистических объяснений изменений содержания психических актов физиологическими причинами. Психика им рассматривалась как самостоятельная, существующая параллельно физическим процессам (психофизический параллелизм[20]), субстанция человека и управляется особыми, непознаваемыми бессознательными силами, лежащими за пределами сознания.
Нужно признать, что он выдвинул на первый план самые важные жизненные вопросы, касающиеся сложности внутреннего мира человека, испытываемых им душевных конфликтов. И в этой связи он особое место в своих исследованиях определил изучению категорий мотивации, динамики побуждений, внутреннего строения человека – его личности. Из его работ следовало, что, игнорируя личностное начало в человеке (тем самым он поддерживал идею о том, что человек рождается и как личность), невозможно выяснить, что же нарушено в организации поведения, а не зная этого, невозможно возвратить его к норме.
Таким образом, научные труды Фрейда оказали огромное воздействие на радикальное изменение существовавших и формирование принципиально новых представлений о человеке, как единственного детерминатива преступности.
Однако психическая модель поведения в том виде, в котором она представляется Фрейдом, тоже не может браться за основу криминологической теории преступности. Потому что фрейдовский психоанализ опирается на сомнительную концепцию психосексуального развития индивида. Согласно взглядам Фрейда, основу бессознательного составляют сексуальные инстинкты (либидо – страсти), обусловливающие большинство психических действий человека. Само же бессознательное, по сравнению с сознательным, характеризуется Фрейдом «нелогичной» логикой, иррациональным (т.е. не постигаемым разумом), а вместо мышления присутствуют сновидения, фантазии и галлюцинации.
Если криминология, которая крайне мало обращает внимание на достижение современной психологии и психиатрии в области изучения сознательных психических мотивов поведения, сосредоточится, как к тому призывает Ю.М. Антонян, на выявлении бессознательного в преступности (а носительницей бессознательного является духовная субстанция – порочная душа человека), тогда криминологам нужно штудировать сочинения православных просветителей, в работах которых подробно исследована эта метафизическая категория. Однако Ю.М. Антонян лично выступает против богословских измышлений в криминологии. Видимо, он бессознательное перевел в одну из категорий материалистической диалектики.
Кроме того. К.Г. Юнг тоже признавал наличие бессознательного в личности человека, но в отличие от Фрейда, он бессознательное относил к источнику формирования творческой фантазии духа и чувства ценности, которое не должно затрагиваться разумом.
Как видим, психологи и психиатры пока сами не разобрались в метафизической категории бессознательного, а сегодняшней материалистической криминологии туда путь тем более заказан. Нам бы вначале вместо преступности в части основного предмета познания объявить саму личность, продуцирующую преступления, а остальное само по себе проявится.
4. Социологическое направление.
Одновременно с рассматриваемыми теориями в Западной Европе развивалось социологическое направление в криминологии. Правда, многие представители этого направления не отвергали полностью влияния на преступность психических детерминант, но всё же решающую роль они отводили социальным факторам. Эта теория сложилась под влиянием исследований, благодаря которым были установлены определенные статистические связи и некоторые так называемые закономерности в состоянии и изменениях преступности в зависимости от ряда демографических, экономических и иных социальных показателей.
Основателем теории социальных факторов считается бельгийский статистик А. Кетле (1796–1874), который, анализируя данные о поле, возрасте, образовании, профессии, материальной обеспеченности и иных характеристиках преступников, установил, что в своем массовом проявлении эти признаки подвергаются определенным статистическим закономерностям. На основе статистического анализа Кетле пришел к выводу, что преступность есть социально детерминированное, неизбежное явление и доказывал стабильность преступности. Однако позже факт стабильности был опровергнут исследованиями преступности за более длительные периоды времени, которые показали значительные ее изменения.
Социологический детерминизм получил особо широкое распространение в криминологии в советский период ее развития. Правда, создатели социалистической криминологии видели ряд методологических недостатков в предыдущей теории факторов и в этой связи внесли свои коррективы. Во-первых, в систему социальных причин преступности ввели иерархию по значимости, полагая, что не все они в одинаковой мере влияют на преступность. Во-вторых, они разграничили причины преступности (общее), отдельных ее видов (особенное) и конкретного преступного акта (единичное), применив одноименные категории материалистической диалектики. Полагая, что это разнокачественные явления, они утверждали, что преступность – это не совокупность отдельных преступлений, а качественно иное образование, развивающееся по своим собственным причинам. В-третьих, советские криминологи считали, что обусловленность преступности социальными причинами имеет классово-антагонистическую природу, а с ликвидацией экономического неравенства и эксплуатации преступность отомрет.
Социологическая теория объяснения преступности также присутствует и в западной криминологии, развиваясь по разнообразным направлениям: социальной дезорганизации, конфликта культур, дифференцированной ассоциации, а в последнее время ее стали связывать с урбанизацией, индустриализацией (с ростом промышленного производства), миграцией и даже с информационными перегрузками. Сторонники этих концепций утверждают, что указанные явления становятся решающими причинами преступности в современном мире, причем во всех странах, независимо от их социально-политического строя.
Однако социологическая школа, объясняющая преступность (особенно это замечание касается советской криминологии), почти исключила самого человека – деятеля этих явлений, представив его второстепенным субъектом, зависящим от общественных отношений. И даже постсоветская криминология, после снятия идеологического диктата, продолжает утверждать, что «для криминологии важна в первую очередь ценностная характеристика общественных отношений...»[21]. Если согласиться с таким утверждением, значит, во главу угла криминологической теории нужно поставить как предмет познания не человека – продуцента преступности, отдельных ее видов и конкретного деяния, а экономические отношения, ибо они, по марксизму, являются важнейшими из всех общественных отношений. Так же и на единичном уровне сегодняшняя криминология продолжает призывать исследовать социальное содержание конкретного преступления[22], а не психические пороки личности человека, приведшие к противоправному поведению, поступку.
Итак, сформулируем вывод: социологические направления не могут стать ориентиром развития криминологической теории, так как общим недостатком для них является приоритет внешних неблагоприятных условий, якобы детерминирующих преступность и от которых зависит рост или снижение количества преступлений. А человек, как истинный деятель преступности, в социологической теории теряет свою самостоятельность и свободу воли, ибо его личность, по мнению этих авторов, изменяется и развивается в зависимости от совершенствования общественных отношений, от состояния социальной среды, т.е. общества [23].
Здесь необходимо отвлечься и пояснить сущность социального детерминизма, который продолжает позиционировать постсоветская криминология.
Рассматривая преступность как системно-структурное явление, как часть органического целого, именуемого обществом, криминологи, сами того не понимая, поддерживают мистико-идеалистическое объяснение проблемы целого. Согласно этому взгляду, целое больше суммы частей. (И преступность криминологи считают не сводимой к совокупности отдельных преступлений). Однако мистико-идеалистическая концепция органического (и неорганического) саморазвивающегося целого связывает с развитием духа, а не материи[24].
Марксизм, исключив дух из материи, объявил, что органическое целое – общество реализует свою способность к саморазвитию, проходя последовательно стадии прогрессивного усложнения[25]. Криминологи, понимая, что преступность – это тормоз прогрессивного развития общества, стали рассматривать ее как самостоятельное целое образование, а отдельные преступления как ее части. В результате такой импровизации был сформулирован вывод, что преступность саморазвивается и самодетерминируется как самоуправляемая система.
Но вне целого его части, по мнению апологетов диалектического материализма, существовать не могут. Следовательно, вне преступности отдельные преступления, как ее части, существовать также не могут. Однако на самом деле это не так, а все наоборот. Это преступность не может существовать без совокупности преступлений и лиц, их совершивших.
Криминологи-детерминисты, объявив преступность самостоятельным целостным образованием (она больше суммы ее частей), проявили явное легкомыслие. Вначале им нужно было глубоко вникнуть в суть учения диалектического материализма о категориях «часть» и «целое». Кстати, это учение рассматривает три типа целостности: механическое целое, организованное целое и органическое (биологическое) целое. Преступность же можно представить только как механическое целое, образованное при помощи простого математического сложения зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших. Части целого (преступления) могут входить и выходить из него, ни на йоту не изменяясь. В этой связи криминологическая теория должна была опираться на суммативно-метафизическое решение проблемы целого: целостность есть сумма частей; нет ничего в целом, чего бы не было в частях.
Рассмотрев четыре вида основных теорий, объясняющих детерминатив преступности с криминологических позиций, в них я нахожу главный общий недостаток. Все названные концепции представляют истинного источника преступности безвольным, а порой второстепенным звеном в общей цепочке зарождения, движения и реализации преступного акта. Человек поставлен в зависимость или от биологического тела, т.е. от физиологии, или от генов (генетической программы), или от бессознательного, или от внешних социальных негативных условий. Представленный авторами в таком зависимом, марионеточном состоянии, человек оказался без своей сущности, без внутренней свободы, делающей его единственным существом, которое может добровольно действовать наперекор своим собственным интересам и даже уничтожить себя. Не учитывая это обстоятельство, авторы делают эти свои теории ущербными. Следовательно, криминологическая теория должна начинаться учением о порочной личности человека, о его душе, приводящей к совершению преступлений.
