Глава 21. Право средневековой Франции

 

Источники права. В истории французского права нашли свое наиболее полное отражение типические черты средневекового права Западной Европы. В течение всей эпохи средневековья множественность и партикуляризм источников права, отражавшие разобщенность самого феодального общества, препятствовали образованию во Франции единой национальной правовой системы. Несмотря на политическое объединение страны, религиозно-духовную общность и утверждение абсолютизма, французское право вплоть до революции 1789 года представляло собой конгломерат многочисленных правовых систем, действие которых распространялось или на определенный круг лиц (духовенство, торговцы и т. д.), или на какую-либо конкретную, часто небольшую по размерам территорию. Как язвительно заметил Вольтер, во Франции, "меняя почтовых лошадей, меняют право".

Важнейшим источником права, придававшим ему особую пестроту, был обычай. К Х в. во Франции практически перестали действовать Салическая правда и другие варварские обычаи, которые применялись по персональному принципу. На смену им в условиях феодальной раздробленности пришли территориальные правовые обычаи (кутюмы) отдельных регионов, сеньорий и даже общин. В рамках крупных феодальных владений (Нормандия, Анжу, Бретань и др.) они отличались большим разнообразием. Особенно велика была роль кутюмов в северной Франции, которую даже называли в связи с этим "страной обычного права".

Обычаи складывались в устной форме (отсюда север Франции носил название "страны неписаного права"); они формировались на основе обыкновений, признававшихся из поколения в поколение на какой-либо определенной территории, местного или регионального масштаба. Сила и авторитет обычного права определялись тем, что оно отражало реальные потребности территориальных коллективов феодального общества, возникало, как правило, из компромисса и не зависело всецело от произвола государственной власти. Поэтому и соблюдение кутюмов в большинстве случаев было добровольным, хотя они и приобретали обязательную силу, подкрепляемую прежде всего судебной властью.

Для признания обычаев в судах было необходимо, чтобы они были известны с "незапамятных времен", т. е. по крайней мере 40 лет. Начиная с XII в. отдельные кутюмы стали записываться, а к середине XIII в. в Нормандии был составлен сравнительно полный сборник обычного права — Большой кутюм Нормандии, который использовался в судебной практике. С этого времени появляется ряд частных записей местного обычного права, сделанных королевскими судьями и легистами. Одной из таких ранних записей стал "Совет другу" (1253 год), принадлежавший перу Пьера де Фонтена. Но наиболее известным и популярным в средневековой Франции стал сборник обычаев — Кутюмы Бовези (около 1283 года), автором которых был королевский бальи Филипп де Бомануар. Хотя этот сборник опирался прежде всего на запись кутюмов одного из судебных округов графства Клермонта (на северо-западе Франции), Филипп де Бомануар дал в своем сочинении более широкий обзор обычного права со ссылками на кутюмы других судебных округов и с добавлением ряда положений канонического и римского права. Сборник, состоявший из пролога и 70 глав, хотя и не давал системного и цельного изложения правового материала, описывал большое количество кутюмов по различным вопросам права (организация суда и процесс, правовой статус разных категорий лиц, юридический режим земельных владений и т. д.). Кутюмы Бовези подтверждали принцип непреложности правовых обычаев не только для местных жителей, но и для государственной власти: "Король должен сам соблюдать обычаи и заставлять других соблюдать эти обычаи".

За Кутюмами Бовези последовал ряд других подобных сборников: Кутюмы Тулузы (1296 год), Древний кутюм Бретани (1330 год). Особым авторитетом в судах пользовался сборник Большой кутюм Франции, составленный в 1389 году.

Поскольку частные сборники обычного права не отличались полнотой, проблема доказывания кутюмов в судах оставалась сложной. Если тот иной обычай вызывал сомнения или оспаривался, судья проводил специальное расследование с допросом десяти местных знатоков обычного права, которые должны были дать едино гласный ответ о существовании кутюма и его содержании. Такая процедура порождала много судебных споров и не устраняла юридических трудностей. Так, кутюмы разнообразились в зависимости от местности, но определить ее территориальные границы часто было чрезвычайно сложно.

В 1454 году Карл VII специальным ордонансом предписал всем бальи свести в единые сборники кутюмы их бальяжей и направить для обобщения в Парижский парламент. В соответствии с этим предписанием были составлены, а в XVI в. отредактированы 60 сборников "больших" кутюмов и около 200 сборников "малых" кутюмов.

Составление сборников кутюмов, не ликвидировав пестроты обычного права, способствовало его консервации. Отредактированные кутюмы приобретали ряд качеств, которыми обладает закон: определенность, стабильность, неизменяемость. Но они формально не рассматривались как закон, хотя их редактирование по приказу королевской знати фактически означало государственное санкционирование.

В переработанном виде кутюмы стали более удобными и для их доктринального изложения. Поэтому в XVII–XVIII вв. появляется ряд крупных работ (Лвуазеля, Дома, Потье), в которых была предпринята попытка унифицировать кутюмы и судебные решения по отдельным правовым институтам и тем самым обосновать идею создания единого общефранцузского права.

На Юге Франции постепенно важнейшим источником права становилось римское право, которое имело здесь достаточно глубокие исторические корни. Влияние римского права в Галлии восходило еще к завоевательным походам Юлия Цезаря. Оно сохранило свои позиции и в века, последовавшие за падением римской империи, но трансформировалось в своеобразное галло-римское право, опиравшееся не на византийскую кодификацию Юстиниана, а на упрощенную версию законодательства Феодосия и на варваризированный сборник римского права, составленный вестготским королем Алариком. Французские юристы, комментирующие эти памятники римского права и использующие при этом методы, подобные глоссированию, развернули свою деятельность еще до создания знаменитой итальянской школы глоссаторов. Но настоящий ренессанс римского права во Франции начинается с XIII в. на Юге страны, что было связано прежде всего с активной деятельностью школы глоссаторов, открывших дорогу для юстинианового римского права. Один из видных представителей этой школы — Плацетин — организовал в начале XIII в. преподавание римского права (прежде всего Дигест Юстиниана) в университете Монтпелье. Затем юридические факультеты стали открываться и в других университетах Франции.

Метод, использованный французскими профессорами-глоссаторами, был таким же, который применяли итальянские основатели этой школы. Они комментировали Дигесты Юстиниана, вписывая в их текст комментарии и пояснения (глоссы), которые в свою очередь также изучались, обобщались и глоссировались. Возрожденное таким образом и объясненное глоссаторами римское право выступало во Франции как "право ученых", оно оставалось далеким от практики королевских судов.

Отношение королевской власти к римскому праву во Франции сначала было двойственным. С одной стороны, для укрепления своей власти короли ссылались на многие формулы римского публичного права, использовали легистов в государственном аппарате. Но, с другой стороны, узаконение римского права могло быть понято как признание верховенства римско-германского императора. Поэтому король Филипп Август даже запретил преподавание римского права в Парижском университете, хотя оно изучалось в других университетах королевского домена. В Парижском университете официально преподавание римского права было разрешено в 1679 году при короле Людовике XIV.

Признав доктринальное значение римского права, французские короли ограничивали его практическое применение. Людовик Святой (XIII в.) постановил, что оно не является обязательным во французском королевстве. Филипп Смелый запретил практикующим юристам использовать римское право в стране обычного права. Что же касается Юга, то здесь был найден своеобразный выход в том, что королевская власть (с 1312 года при Филиппе Красивом) признала римское право как своего рода вид "писаного обычая". Отсюда Юг Франции первоначально считался страной обычного права, и только с XIV в. за ним окончательно закрепилось название "страны писаного права". Впрочем демаркационная линия между этими двумя территориальными правовыми массивами Франции никогда не была абсолютно точной и безусловной.

Постепенно на Юге местные правовые обычаи приходили в упадок, а римское право, которое во все большей степени следовало юстиниановым образцам, признавалось в качестве общего права и проникало в судебную практику. В XIV–XV вв. этот процесс затронул и страну неписаного права. Хотя здесь римское право рассматривалось лишь в качестве писаного разума и дополнительного источника права, оно оказывало заметное влияние на кутюмы в ходе их редактирования и записи. Этому способствовала деятельность парламентов, где в это время большим авторитетом пользовались постглоссаторы (бартолисты). Особую роль в использовании метода схоластики и формулировании общих принципов римского права сыграли профессора Орлеанского университета де Ревеньи и де Бельпарш, последователи известного итальянского постглоссатора Бартола. Французские бартолисты адаптировали римское право к условиям средневекового общества, т. е. к потребностям судебной практики. Влияние бартолистов, выводивших из римских текстов общие принципы права, сказалось и в последующие века, о чем свидетельствуют, в частности, Пандекты, изданные в 1748 году известным юристом Потье.

В XVI в. во Франции сложилась и своя школа римского права, получившая название школы гуманистов. Представители этой школы, отражая идея эпохи Возрождения, отвергали методы схоластики и дедукции, присущие постглоссаторам. Если бартолисты изучали римское право для практических нужд, то юристы-гуманисты стали изучать его как таковое, взятое само по себе, пользуясь при этом историческим методом. Этот метод был привнесен во Францию итальянским профессором Альциатом, который преподавал сначала в Авиньоне, а затем (1529–1550 гг.) в университете Бурже. Он считал, что необходимо устанавливать подлинный смысл оригинальных текстов римского права и соотносить их с историческими условиями, в которых они создавались. Юристы-гуманисты создали в Бурже интеллектуальный центр с привлечением специалистов по античной филологии, истории, изящным искусствам, которые позволили поставить на более высокий научный уровень изучение кодификации Юстиниана, Законов XII таблиц и других римских юридических древностей. Наибольшую известность в этой школе приобрел Жак Куяций (1522–1590 гг.), признанный "князем романистов". Его труды состояли главным образом из комментариев к фрагментам работ римских юристов, представленных в кодификации Юстиниана. Ж. Куяций, привлекая дополнительные и вновь обнаруженные документы (из Ульпиана, Кодекса Феодосия и др.), устранял последующие напластования и искажения, восстанавливал подлинные римские тексты. Большую работу в этом направлении провел другой видный представитель школы гуманистов — Жак Годофрой. Пользуясь историческим методом, выявляя и устраняя интерполяции, он реконструировал Кодекс императора Феодосия. Юристы-гуманисты, ориентированные на научное изучение римского права, не повлияли на судебную практику, а поэтому в XVII–XVIII вв. вновь уступили позиции бартолистам. Но их труды готовили почву для последующего использования конструкций римского права в послереволюционном законодательстве Франции. Таким образом, можно сделать вывод, что в средневековье римское право выступало не только как важнейший источник действующего права, но и как составной элемент формирующейся национальной правовой культуры.

К числу важных источников права, действовавших в равной мере на территории всей страны, относились также нормы канонического права. Право церкви создавать собственную юридическую систему для внутреннего употребления признавалось в римской империи и в монархии франков, откуда во Францию и перешло каноническое право. Своего апогея здесь оно достигло в XII–XIII вв., когда расширилась компетенция церковных трибуналов, которые, сохранив свои властные функции над клириками, существенным образом расширили свою юрисдикцию в отношении светского населения. В последующие века в ходе упорной борьбы королевской власти за укрепление своих судебных полномочий сфера действия канонического права во Франции начинает сужаться. Королевский ордонанс 1539 года запретил церковным судам рассматривать дела, касающиеся не клириков, а светских лиц. К этому времени утверждается положение, согласно которому король один осуществляет власть в королевстве, а поэтому декреталии римских пап и постановления церковных соборов не являются обязательными для французов. В число королевских полномочий в период становления абсолютизма было включено придание обязательной силы нормам канонического права. В конечном счете в основу действия канонического права во Франции были положены следующие принципы.

В отношении старого канонического права, выработанного в период средневековья и включенного в Свод канонического права, действовала презумпция, согласно которой оно молчаливо признается королевской властью. Спорной оставалась только юридическая сила "Книги шестой", промульгированной в период острой ссоры Бонифация VIII и Филиппа Красивого.

Нормы канонического права, принятые церковью уже после утверждения свода канонического законодательства (1582 год), требовали специальной королевской санкции. Фактически королевские суды стали принимать во внимание лишь те акты церковных соборов и римских пап, которые сопровождались специальными королевскими грамотами, означавшими их официальную промульгацию. Более того, такие грамоты подлежали регистрации в парламентах, что означало их верификацию. Так, Болонский конкордат 1516 года, опубликованный в виде папской буллы, приобрел во Франции обязательную силу лишь после того, как к его тексту были составлены специальные королевские грамоты, зарегистрированные не без трудностей в Парижском парламенте. Благодаря такой юридической процедуре некоторые церковные постановления (например, решения трентского собора) вводились в действие не в полном объеме. Вмешательство королевской власти в применение норм канонического права привело к тому, что отдельные церковные каноны (особенно XXIV канон, посвященный брачно-семейным отношениям), действовали со многими национальными особенностями.

Большое значение во Франции в период средневековья имело и городское право, которое рассматривалось как своего рода обычное право. Оно отличалось значительным разнообразием, но ему были присущи и общие черты. Основным источником этого права являлись городские хартии, имевшие нормативный характер и отражавшие компромисс городского населения с королем или отдельными сеньорами. В хартиях и основанных на них внутренних регламентах городов предусматривалось поддержание мира и порядка, признавались важные права и свободы граждан, не защищенные обычным феодальным правом (право на жизнь и имущество горожан, неприкосновенность жилища и т. п.), регламентировалась торгово-ремесленная деятельность.

Постепенное развитие внутренней, а особенно международной торговли выявило и очевидные недостатки городского права, носившего местный партикулярный характер. Поэтому с XII в. в отношениях между купцами начинают использоваться нормы международного морского и торгового права, позаимствованные из сборников морских обычаев и торговых обыкновений, записанных в итальянских и испанских городах (Пизе, Барселоне и др.). Со временем такие сборники стали составляться и во Франции. Наибольшую известность из них получил Реестр торговых и морских обыкновений, составленный в XIII в. в Олероне и применявшийся во многих портовых городах Франции и Англии.

По мере усиления королевской власти все более важное место среди других источников права занимают законодательные акты королей: установления, ордонансы, эдикты, приказы, декларации и др. Начиная с Филиппа Красивого (конец XIII — начало XIV в.) королевские акты чаще всего стали именоваться ордонансами.

Вплоть до второй половины XVII в. королевское законодательство не отличалось систематизацией и классификацией содержащегося в нем материала. Нередко ордонансы были многопрофильные, как, например, Ордонанс Мулена 1566 года, включавший в себя нормы, относящиеся к ипотекам, к судебным доказательствам, к полномочиям губернаторов провинций. Королевское законодательство часто страдало декларативностью, его применение порождало постоянные судебные трудности.

К середине XVI в. королевских ордонансов накопилось так много, что Генеральные штаты неоднократно требовали от короля их кодификации с целью устранения путаницы и противоречий в законодательстве. В связи с этим известным юристом Бриссоном была подготовлена обширная компиляция, составленная на основе действующего королевского законодательства. Эта компиляция, известная под названием Кодекс Генриха III, была опубликована в 1587 году как частное произведение, но пользовалась большим авторитетом в судах. Во второй половине XVII и в XVIII в., особенно при короле Людовике XIV, кодификационные работы поднимаются на более высокую ступень. Под руководством Кольбера был создан специальный Совет по реформе законодательства. В это время издается серия королевских законов (так называемых больших ордонансов), которые по существу кодифицируют правовые нормы в области уголовного права и процесса, торгового и морского права, завещаний и т. д. Однако законодательные акты королей, которые затронули сравнительно небольшой круг общественных отношений, связанных главным образом с публичным порядком, не могли ввести во французское право системность.

В качестве дополнительного и сравнительно менее значимого источника французского средневекового права выступала судебная практика парламентов, особенно Парижского парламента. По многим вопросам, в частности, связанным с применением кутюмов, решения парламентов, вынесенные по отдельным делам, приобретали нормативно-обязательную силу.

Право феодальной собственности на землю. Феодальная основа права Франции наиболее ярко проявилась в том, что оно закрепляло исключительные привилегии дворянства и духовенства на землю. К XI в. полностью исчезает свободная крестьянская собственность на землю, а также иные формы аллодиальных владений, которые дольше сохранялись на юге страны. Феод утверждается в качестве основной и практически единственной формы поземельной собственности. В результате развития процесса субинфеодации складывается правило, что каждый держатель земли должен иметь сеньора по принципу "нет земли без сеньора". Это правило, возникшее первоначально на севере, к XIII в. распространяется по всей территории Франции. С усилением власти короля легисты и королевские судьи стали исходить из того, что все земли в стране держатся от имени короля.

Другой чисто феодальной чертой права поземельной собственности во Франции была его расщепленность. Как правило, земля не находилась в неограниченной собственности одного лица, а выступала как собственность двух или более феодалов, принадлежавших к разным ступеням сословной лестницы. Четко разделяя правомочия верховного и непосредственного собственника земли, право закрепляло иерархическую структуру феодальной земельной собственности.

Юридическое обоснование расщепленности права собственности наиболее полно было дано глоссаторами. Сначала они обозначили права вассалов на землю с помощью классической римской формулы как право пользования участком и извлечения плодов (jus utendi ас fruendi). Но позднее, отступая от классических принципов римского права, они сконструировали новое положение о существовании одновременно нескольких собственнических прав на одну и ту же вещь. За сеньором стало признаваться "прямое право собственности" (dominium directum), а за вассалом — "полезное право собственности" (dominium utile).

Это означало, что за вассалом, который непосредственно использовал свои привилегии собственника земли, было закреплено право на эксплуатацию крестьян путем взимания различных поборов. Сеньор, выступая в качестве верховного собственника земли, сохранял за собой определенные административно-судебные права и контроль за распоряжением переданным участком. Так, субинфеодация, т. е. передача части феода подвассалам, требовала до XI в. согласия сеньора. Позднее она могла осуществляться вассалом самостоятельно, но с соблюдением предусмотренных в обычном праве ограничений. Как правило, кутюмы разрешали передавать арьер-вассалам от 1/3 до 1/2 полученного от сеньора фьефа. Но с XIII в. без согласия сеньора, а затем короля была запрещена передача земельных владений церкви, поскольку при этом происходило так называемое "умерщвление лена". Верховный собственник навсегда терял такую землю, которую церковь, не связанная обязанностями военной службы, держала, как говорилось, "в мертвой руке".

Права земельного собственника в части недвижимостей рассматривались не как индивидуальные, а как семейно-родовые. Поэтому распоряжение родовыми землями ставилось под контроль родственников. Их согласие при продаже таких земель требовалось вплоть до XIII в. Позднее это требование смягчалось, но родственники сохраняли право выкупа семейного имущества (право ретракта) в течение одного года и одного дня после его продажи, Если глава семьи умирал, не оставив детей, семейное имущество возвращалось по той линии, по которой оно поступило в семью.

Особая конструкция поземельных прав была выработана в стране обычного права, где кутюмы не знали права собственности на землю как такового, а признавали особые владельческие права (сезину). Последняя представляла собой земельное держание, зависимое от сеньора, но признанное обычным правом и охраняемое как собственность в судебном порядке. Фактически сезина могла приобретать форму феода и передаваться вассалу с помощью инвеституры. Права держателя земли принимали устойчивый характер в результате давности обладания земельным участком. Сначала обычное право предусматривало для этого короткий срок (год и один день), но позднее этот срок увеличился от 10 до 30 лет.

Своеобразие права феодальной собственности на землю заключалось также в том, что оно было неразрывно связано с владельческими правами крестьян. Эти права были ограниченными, но постоянными. Первоначально крестьянин не мог отчуждать свой земельный надел без согласия сеньора, но и последний также не мог произвольно сгонять с земли даже лично зависимого серва. С XIII в. основной формой крестьянского держания земли становится цензива. Цензитарий освобождается от личных повинностей и получает большую свободу распоряжения землей. Однако право крестьян на землю по-прежнему рассматривалось как производное от права поземельной собственности сеньора, а поэтому крестьянское хозяйство было обременено различными феодальными поборами.

Сами сеньоры, стремившиеся получить от своих крестьян все возрастающую ренту, а также королевская власть, взимающая с крестьянских хозяйств налоги, были заинтересованы в расширении владельческих прав цензитариев. Крестьянин (особенно в эпоху абсолютизма) получил право продавать, дарить, закладывать и иным путем переуступать свою цензиву, но при условии, что феодальный собственник, как и прежде, исправно получает причитающийся ему ценз. Королевские юристы, руководствуясь фискальными соображениями, обосновали даже тезис, что цензива является почти полной собственностью, так как формально только собственность подлежала обложению королевской тальей. Но при этом они не забывали подчеркнуть и разницу между сеньориальной собственностью и цензивой, а именно — вечное право сеньора на получение ценза и других сборов, т. е. феодальной ренты.

Вплоть до революции 1789 года право феодальной собственности на землю сочеталось также с элементами общинного крестьянского землепользования. Так, предусматривались общинные угодья (леса, луга и т. д.) для выпаса скота, заготовки дров, а также право членов общины собирать оставшиеся на чужих участках после уборки урожая колосья, солому и др.

С XVI в. процесс первоначального накопления капитала начинает существенным образом влиять на судьбу общинных земель. Французское дворянство неизбежно втягивалось в товарно-денежные отношения, но не могло, как это имело место в Англии, сгонять цензитариев с их земель. Поэтому оно активно проводило политику расхищения общинных угодий. Королевская власть первоначально из фискальных соображений препятствовала захвату общинных земель, но при Людовике XIV был издан эдикт о "триаже", который позволил дворянам с условием внесения в казну соответствующей платы изымать треть земли, принадлежавшей крестьянской общине. Фактически же было отрезано 2/3, а иногда и более, общинных земель.

Лишь в городах земельная собственность, концентрировавшаяся главным образом в руках патрицианско-бюргерской верхушки, под влиянием конструкций римского права по своему правовому режиму в некоторых отношениях приближалась к неограниченной частной собственности.

Обязательственное право. Длительное время замкнутый характер феодального хозяйства и территориальная раздробленность страны тормозили развитие товарно-денежных отношений, а следовательно, и договорного права. Но даже в эпоху позднего средневековья и зарождения капитализма договорные отношения, получившие более широкое распространение, несли на себе печать феодализма.

Феодальный характер права проявлялся даже в таком договоре, как купля-продажа. В ранний период продажа вещей, прежде всего недвижимости, совершалась в торжественной форме, которая должна была обеспечить устойчивость договора. С XII в., особенно на юге страны, где уже сказывалось влияние римского права, важные сделки купли-продажи начинают составляться в письменном виде, а в последующем — утверждаться нотариусами. Текст таких сделок нередко выступал в виде единообразных формул. Так, например, продавец специально указывал, что действует "честно и без дурного намерения" (bona fide et sine dolo), что продаваемая вещь получена им по наследству или в силу 30-летнего добросовестного владения (или иного срока приобретательной давности), что он принимает на себя ответственность в случае отчуждения (эвикции) вещи у покупателя и т. п. Первоначально необходима не только уплата цены, но и передача проданной вещи. С XIII в. с развитием торгового оборота такой договор возникал с момента его заключения сторонами, и его объектом могли выступать вещи, которые еще не были изготовлены.

Особо тщательно регламентировалась купля-продажа земли в обычном праве. За сеньором всегда признавалось право преимущественной покупки продаваемого вассалом феода. Кроме того, он, как и родственники продавца, в течение установленного кутюмами срока имел право выкупа проданной земли. Со временем во избежание последующих феодальных семейных распрей нотариусы стали требовать присутствия при оформлении договора продажи недвижимости членов семьи продавца, включая детей с 14 лет.

Продажа дворянских сеньорий и крестьянских держаний (цензив) становится обычным явлением с зарождением капиталистических отношений и кризисом феодального хозяйства. С XVII в. буржуа особенно охотно скупают дворянские земли, прежде всего вокруг городов, причем часто не с целью внедрения новых методов хозяйствования, а лишь с тем, чтобы иметь возможность взимать с крестьян феодальную ренту. Нередко объектом купли-продажи становилась не сама земля, а именно связанные с ней рентные права.

В X–XI вв., когда купля-продажа имущества была еще сравнительно редким явлением и не совмещалась с представлениями о феодальной чести, получил развитие договор дарения. Нередко этот договор маскировал сделку купли-продажи, становился фактически двусторонним и возмездным. Получатель подаренного имущества принимал на себя обязательство передать дарителю в знак благодарности определенное имущество (лошадь, оружие и т. п.). Договор дарения использовался также для обхода предусмотренных во многих кутюмах ограничений на завещания. В свою очередь в обычном праве постепенно устанавливаются ограничения для дарителя, в частности связанные с дарением родовых имуществ. В 1731 году специальный королевский ордонанс о дарениях упорядочил и кодифицировал обычное право, запретив посмертные дарения (замаскированные завещания), если они не были специально предусмотрены брачным договором.

В период абсолютизма во Франции широкое распространение получает договор найма (аренды) земли, который способствовал проникновению капиталистических отношений в деревню. В XVI–XVIII вв. многие дворяне забрасывают свое хозяйство, отказываются от собственной запашки, раздают земли по частям в аренду за фиксированную плату или часть урожая. Такие договоры сначала заключались на год, но постепенно сроки их действия удлиняются (на одну, две и т. д. жизни арендатора). Такая форма эксплуатации крестьян давала дворянству большую выгоду, так как размер арендной платы (в отличие от ценза) не был определен обычаем и мог время от времени повышаться. Кроме того, в отличие от цензивы земля, сданная в аренду, по окончании срока договора возвращалась в распоряжение сеньора.

В предреволюционный период к сдаче земли в краткосрочную аренду (на 5-10 лет) все чаще прибегали буржуа, приобретающие дворянские поместья. Арендные отношения стали охватывать все более широкий круг имуществ. Нередко зажиточные крестьяне или буржуа получали от сеньоров в аренду за соответствующую плату на год или на несколько лет право на баналитеты (феодальные монополии земельных собственников) или иные виды феодальной ренты.

Важное место в средневековом праве Франции занимал договор займа. В ряде долговых документов XII–XIII вв. использовалась римская формула займа (mutuum), но она не получила распространения. Каноническое право запрещало взимание процентов, но, поскольку крупнейшим заимодавцем во Франции в это время была церковь, она же нашла и обходные пути для этого запрета. В некоторых случаях должник выплачивал кредитору заранее определенную сумму (до 25 % от полученной им в долг), которая не считалась процентами. В других случаях он принимал на себя встречное обязательство выплачивать кредитору фиксированную ренту в виде определенной части доходов. Со временем при договоре займа все чаще стал использоваться "мертвый залог", при котором должник закладывал земельный участок, причем доходы от него поступали кредитору и не засчитывались в счет уплаты долга.

С XIV–XV вв. в качестве заимодавцев во Франции выступает уже городская верхушка, ростовщики, которые под залог земли или за право взимать ренту ссужали деньги крупным феодалам и самому королю. В период абсолютизма ростовщические операции приобрели столь широкий размах, а число заложенных сеньорий стало столь значительным, что это вызывало всеобщее недовольство дворянства. Королевским ордонансом в XVIII в. был запрещен залог имущества, если он сопровождался передачей кредитору заложенной земли. Но еще с XII в., особенно в ростовщических операциях церкви, для гарантии по договору займа стала использоваться ипотека, когда заложенная земля оставалась у должника, но с выплатой последним установленной ренты.

Развитие торгового и ростовщического капитала, рост банковских операций потребовали специальной регламентации профессиональной деятельности купцов, банкиров, маклеров и т. п. С учетом сложившейся международной торговой практики в 1673 году был издан королевский ордонанс о торговле, известный по имени его составителя как Кодекс Савари, а в 1681 году — ордонанс о морской торговле. В этих актах определялся правовой статус купцов и порядок образования торговых товариществ, содержались нормы, относящиеся к специальным институтам, выработанным в практике международной и морской торговли, таким, как вексель, банкротство, страхование и т. д. Тем самым было положено начало созданию во Франции наряду с общими нормами, регулирующими имущественный оборот (гражданское право), обособленных норм торгового права, что в последующем привело в этой стране к дуализму частного права.

Государственная регламентация производства и торговли.  Феодальный характер права в средневековой Франции проявился также в многочисленных стеснениях торговли и производственной деятельности. Их появление исторически было связано с закреплением в королевских хартиях и нормах городского права сословно-корпоративной организации городской жизни. Предусматривая привилегии для ремесленных цехов и купеческих гильдий, средневековое право воздвигало непреодолимые препятствия на пути частного предпринимательства и ограничивало свободу в договорных отношениях. Тщательная правовая регламентация распространилась во Франции не только на торговую деятельность цехов и купцов, но и на внутреннюю организацию производства и его технологию, что нашло свое отражение в детальном определении видов сырья и способов его переработки, производственного процесса, номенклатуры и качества готовых изделий и т. п.

На первых порах развития ремесла и торговли, особенно в условиях феодального произвола, установление четких правовых рамок для производственной и торговой деятельности способствовало ее упорядочению и даже защите. Однако со временем мелочная регламентация производства и торговые монополии стали тормозом на пути развития более передовых капиталистических отношений. Именно поэтому с XVI в. цеховая система во Франции, несмотря на предоставление королевскими актами некоторых дополнительных привилегий отдельным цехам, приходит в упадок, уступая место мануфактурному производству.

Быстрому росту мануфактур во Франции способствовала проводившаяся при абсолютизме политика меркантилизма и протекционизма, предусматривающая активное вмешательство государства в хозяйственную жизнь. Особенно широко политика протекционизма использовалась во второй половине XVII в. при Ж. Кольбере. Пытаясь добиться роста государственных доходов, Кольбер установил ограничения на ввоз иностранной продукции, запрещал вывоз сырья, поощрял экспорт готовых изделий и тем самым создавал более благоприятные условия для развития во Франции частного предпринимательства. Кольбер выдавал организаторам мануфактур льготные королевские патенты с установлением монопольных привилегий, предоставлял им государственные субсидии. Создаваемые королевские мануфактуры (накануне революции их было 514) нередко оказывались убыточными, но они способствовали становлению во Франции капиталистической промышленности.

Некоторые торговые компании, участвующие в международной коммерции (Ост-Индская, Вест-Индская, Левантийская и др.), также создавались с участием государственного капитала, отчисляли в казну часть прибылей. Абсолютистское правительство использовало и систему государственных займов, выпуская время от времени процентные государственные облигации. Приобретателем этих ценных бумаг была прежде всего ростовщическая буржуазия, которая, кредитуя короля, добивалась для себя важных привилегий.

Чисто феодальные методы правового регулирования торговли и промышленности получили свое выражение и в налоговой политике абсолютизма, выразившейся, в частности, в значительном увеличении косвенных налогов (акцизов), например на продажу соли, вина. Налоговый гнет тяжелым бременем ложился на крестьянские хозяйства. Он создавал преграды для формирования торгово-промышленного капитала во Франции и в то же время — поле деятельности для ростовщических и финансовых кругов буржуазии. Специальные компании откупщиков (из ростовщиков и банкиров), внося в королевскую казну крупную сумму денег, получали право на взимание государственных налогов на определенной территории. Эти компании имели свои собственных сборщиков налогов, которые, используя и государственный аппарат принуждения, взимали с населения поборы сверх установленной суммы на логов, хотя такая практика формально считалась незаконной. Система откупов была разорительной для крестьянства и обременительной для растущей французской буржуазии в целом. Королевская власть в случаях особо скандальных разоблачений проводила судебные процессы над зарвавшимися откупщиками ("кровососами"), временами даже сворачивала практику откупов (в конце XVI — начале XVII в.), но в целом она процветала вплоть до революции 1789 года.

Государственная регламентация производства и торговли превратилась в очевидный тормоз экономического развития, и, обострив социальные конфликты в обществе, стала одним из факторов, приблизивших буржуазную революцию.

Семейное и наследственное право. Брак и семья во Франции регулировались в основном каноническим правом. В XVI–XVII вв. королевская власть, стремясь усилить государственное воздействие на брачно-семейные отношения, серией ордонансов отступила от церковных норм, относящихся к заключению брака. Сам брак, хотя по-прежнему фиксировался лишь в церковных книгах, стал рассматриваться не только как религиозное таинство, но и как акт гражданского состояния. Было пересмотрено старое каноническое правило, согласно которому при вступлении в брак не требовалось согласие родителей. Отныне дети, нарушившие волю родителей, могли быть лишены наследства. Кроме того, в XVII в. родители получили право обращаться в Парижский парламент с жалобой на действия кюре, заключившего браге без их согласия. В связи с нерасторжимостью брака по каноническому праву парламент не мог признать его недействительным, но объявлял заключенным незаконно. В результате брак не порождал юридических последствий.

Личные отношения супругов (главенство мужа, безусловное подчинение ему жены, совместное проживание и т. п.) также определялись каноническим правом, но положение детей в семье и имущественные отношения супругов были различными в северной и южной частях страны. В стране обычного права родительская власть рассматривались как своеобразная опека и сохранялась в основном до совершеннолетия детей. Здесь также длительное время действовал режим общности имущества супругов, которым распоряжался муж. На юге под влиянием римского права утвердилась сильная отцовская власть над детьми, но существовал раздельный режим имущества мужа и жены.

В период позднего средневековья под влиянием норм римского права сократилась имущественная правосубъектность жены. На юге все сделки, заключенные ею без согласия мужа, признавались ничтожными. Напротив, на севере режим общности имущества перестал быть обязательным, и за супругами закрепилась большая свобода решать свои имущественные взаимоотношения по обоюдному согласию. Повсеместно во Франции к этому времени усиливается родительская (прежде всего отцовская) власть над детьми, которые, как и в римском праве, не могли совершать юридические акты без согласия родителей. Отец получил право просить у королевской администрации заключения в тюрьму непокорных детей.

В наследственном праве Франции наиболее характерным институтом был майорат, т. е. передача по наследству земельного имущества умершего старшему сыну. Такой порядок позволял избегать дробления феодальных сеньорий и крестьянских хозяйств. На наследника возлагалась обязанность помогать своим несовершеннолетним братьям, выдавать замуж сестер. На юге Франции под влиянием римского права широкое распространение получили завещания. В них особенно было заинтересовано духовенство, поскольку священники считались исполнителями завещательной воли умершего и часть завещанного имущества отказывалась церкви. Под воздействием церкви завещание все более начинает проникать и в обычное право, хотя завещательная свобода на севере была существенно ограничена в пользу законных наследников. Последние не могли быть лишены наследства завещательным распоряжением без особо серьезных к тому оснований.

Уголовное право. В IX–XI вв. во Франции в основном продолжала существовать система преступлений и наказаний, восходящая к раннему средневековью. Преступление рассматривалось как действие (частная обида), затрагивающее интересы отдельных лиц, а наказания, которые еще не были отмечены печатью жестокости, сводились прежде всего к компенсации за вред, причиненный частным лицам.

Однако к XI–XII вв. феодальные черты уголовного права раскрываются достаточно полно. Преступление перестает быть частным делом, а выступает как "нарушение мира", т. е. утвердившегося феодального правопорядка. Получают развитие такие качества уголовного права, как уголовная ответственность без вины, жестокость наказаний, неопределенность составов преступлений. Если еще в среде самих феодалов вопрос о преступлениях и наказаниях рассматривался в "суде равных", исходя из правовых обычаев и представлений о феодальной чести, то по отношению к подвластному крестьянскому населению сеньор в уголовных делах был по существу одновременно и законодателем и судьей. Он мог применять уголовную репрессию против крестьян за самые различные проявления неповиновения, вплоть до невыполнения сеньориальных повинностей.

С постепенной централизацией государства и усилением королевской власти в XIII–XV вв. ослабляется сеньориальная юрисдикция и возрастает роль законодательства королей в развитии уголовного права, которое все более приобретает репрессивный характер. Расширяется круг дел, которые рассматриваются как тяжкие преступления и входят в категорию так называемых "королевских случаев" (фальшивомонетничество, убийство, изнасилование, поджоги и т. д.). Короли своим законодательством начинают активно вмешиваться и в религиозную сферу, дополняя нормы канонического права. Так, еще в 1268 году Людовик IX издал ордонанс, предусматривающий особое наказание за богохульство. Появляется ряд новых составов преступлений, связанных с понятием "оскорбление величества". Окончательному исчезновению представления о преступлении как "частном деле" способствовал Великий мартовский ордонанс 1357 года, который предусматривал запрет на замену наказания денежной компенсацией. По требованию сословий король лишался права помилования лиц, совершивших тяжкие преступления.

Вплоть до революции 1789 года уголовная ответственность того или иного лица непосредственно связывалась с его сословным положением. К дворянам лишь в исключительных случаях применялись телесные наказания, которые обычно заменялись штрафами и конфискациями имущества, не допускалась смертная казнь через повешение. Особая система уголовной ответственности существовала для духовенства. Вместе с тем полностью отбрасывались всякие представления о законности в случаях подавления городских и крестьянских восстаний, когда окончательно исчезали разграничения между судебной и внесудебной расправой. Так, при подавлении Жакерии только за две недели было казнено 20 тыс. человек.

В средневековом уголовном праве Франции допускалось объективное вменение, т. е. уголовная ответственность без вины. Так, в королевских законах за некоторые политические преступления предусматривалась коллективная ответственность членов городских корпораций, а также членов семьи преступника, в том числе его детей. Законодательство и кутюмы в принципе знали понятие невменяемости, т. е. неспособности человека в силу психического расстройства осознавать значение своих действий. Но по ряду преступлений, в том числе за "оскорбление величества", к уголовной ответственности привлекались умалишенные и малолетние. Уголовному "преследованию" подвергались даже трупы преступников, а также животные и предметы, явившиеся причиной смерти человека.

В период абсолютизма законодательство особо детализирует составы преступлений, направленных против короля, французского государства и католической церкви. В связи с этим значительно расширяется круг действий, которые подпадают под понятие "оскорбление величества". Наиболее тяжкими считались покушения на короля или членов его семьи и заговор против государства. В XVII в. при Ришелье была создана "вторая ступень" преступлений, рассматривавшихся как "оскорбление величества". Это заговор против министров короля, командующих королевскими войсками, губернаторов провинций и других высших королевских чиновников, измена на войне, дезертирство, шпионаж, строительство крепостей без королевского разрешения и т. п.

Разнообразными были и религиозные преступления: богохульство, кощунство и святотатство, колдовство, ересь и т. д. Понятие "ересь", как и понятия других религиозных преступлений, отличалось особой неопределенностью и менялось на разных этапах развития французского государства. Наиболее массовый характер пре следование еретиков получило в период Реформации, особенно после эдикта Генриха II в 1547 году, предписавшего сжигать на кострах всех протестантов. Гонения на кальвинистов (гугенотов) в это время вылились в массовые внесудебные расправы (в 1572 году в Варфоломеевскую ночь было убито 2 тыс. человек), в кровопролитные религиозные войны XVI–XVII вв.

В связи с процессом первоначального накопления капитала и массовым разорением крестьянства королевскими ордонансами были предусмотрены специальные меры уголовной репрессии против бродяг, нищих и безработных, ставившие своей целью создание системы наемного труда. Незадолго до революции это законодательство пополнилось очередным королевским ордонансом (в 1764 году), по которому лица, не имеющие средств к существованию, посылались на тяжелые работы на галерах.

Так же как и преступления, наказания не были четко определены в королевском законодательстве, их применение во многом зависело от усмотрения суда, от сословного положения обвиняемого. Целью наказания стало возмездие и устрашение. Приговоры приводились в исполнение публично, с тем, чтобы страдания осужденного вызывали страх у всех присутствующих. Смертная казнь применялась в разнообразных формах: разрывание на части лошадьми, четвертование, сожжение и т. д. Многочисленными были членовредительские и телесные наказания: отрезание языка, отсечение конечностей, терзание раскаленными щипцами и т. д. Широко стало применяться и тюремное заключение, которое в более ранний период предусматривалось главным образом церковными судами. В качестве основного и дополнительного наказания использовалась и конфискация имущества, что было выгодно королевской казне, когда дело касалось больших состояний буржуа.

В уголовном праве Франции четко проявилась и такая специфически средневековая черта, как явное несоответствие тяжести наказания характеру преступления. Она усугублялась произволом королевских судей, особенно злоупотреблявших конфискацией имущества, что вызывало большое недовольство французской буржуазии, передовые идеологи которой подвергли в XVIII в. сокрушительной критике всю систему дореволюционного уголовного "права.

Судебный процесс. Вплоть до конца XII в. судебный процесс, как это было ранее у франков, сохранял в основном обвинительный характер. Большое распространение получает судебный поединок, который проводился при взаимном согласии на то сторон или же в случае, когда одна из них обвиняла противника во лжи. Правовые обычаи детально регламентировали процедуру судебной дуэли.

При рассмотрении дел крестьян в сеньориальных судах наряду с традиционными доказательствами еще в XI в. стали применяться пытки, и процесс утрачивал свой былой состязательный характер. К этому времени розыскная (инквизиционная) форма процесса, называвшаяся еще римско-католической, утверждается в церковных судах, а с XIII в. постепенно вводится в судах короля и крупных феодалов. Вплоть до XV в. розыскной и обвинительный процессы существовали как бы параллельно, но последний постепенно начал выходить из употребления в связи с отменой важных традиционных видов доказательств ("божьего суда") — ордалий и судебного поединка.

Окончательное закрепление розыскного процесса происходит с утверждением абсолютизма путем издания серии королевских актов: ордонанса 1498 года, эдикта 1539 года и Большого уголовного ордонанса 1670 года. Правда, первоначально этот процесс именовался экстраординарным, но именно он применялся в большинстве важных уголовных дел. Именно в этот период получила распространение практика, когда для тюремного заключения человека требовалось только вписать его имя в пустой бланк королевского приказа на арест (lettres de cachet).

Первой стадией розыскного процесса было дознание, т. е. сбор предварительной и тайной информации о преступлении и преступнике. Судебное дело возбуждалось на основании обвинения королевского прокурора, а также доносов и жалоб, содержание которых оставалось неизвестным для обвиняемого. Затем судебный следователь собирал письменные доказательства, допрашивал свидетелей и обвиняемого, проводил очные ставки. При розыскном процессе подразумевалась виновность обвиняемого, поэтому показаний одного свидетеля было достаточно для применения пытки. Цель ее состояла в том, чтобы вырвать признание обвиняемого, которое рассматривалось как "царица доказательств".

Само судебное рассмотрение дела проходило в закрытом заседании, причем решающее значение придавалось материалам, собранным в ходе следствия. Полноценным доказательством вины обвиняемого были, кроме собственного признания, показания двух "заслуживающих доверия" свидетелей, письма самого обвиняемого, протоколы, составленные на месте преступления, и т. д. Хотя ордонанс 1670 года предусмотрел деление доказательств на оправдательные и обвинительные, суд основное внимание уделял именно последним. В случае отсутствия достаточных обвинительных доказательств судья мог распорядиться о повторном проведении пытки.

До XIII в. судебные приговоры считались окончательными и не подлежали обжалованию. Лицо, недовольное решением судей, могло вызвать их на судебный поединок и последовательно драться с каждым из них. Обжалование в суд вышестоящего сюзерена было возможно только в случае "ошибки в праве".

С XIII в. постепенно признается право обжаловать любое дело из сеньориального суда в королевский суд. В свою очередь в королевских судах допускалось обращение с апелляцией в более высокую инстанцию. Высшим апелляционным судом по гражданским и уголовным делам со временем становится Парижский парламент. Наличие большого числа апелляционных инстанций, особенно в предреволюционный период, делало судебные процессы затяжными и дорогостоящими.