Лекция 10. Зарождение археологии внеевропейских земель. 10 страница

7. Гипсовые отливки тел погибших в Помпеях, фото проф. Маюри (Ceram 1958: 32 – 33).

8. Нике Самофракийская, Париж, Лувр (Sichtermann 1996: 327).

9. Александр Конце, бронзовый бюст работы Фрица Климша (Stoll 1964: вкладка между с. 192 и 193).

10. Карл Гуман, фотографирован в Смирне ок. 1882 г. (Stoll 1964: вкладка между с. 176 и 177).

11. Алкионей, деталь фриза из Пергамского алтаря Зевса и Афины, перв. пол. II в. до н. э. Берлин, Пергамский музей (Sichtermann 1996: 227).

12. Портрет Эрнста Курциуса (Mezö 1930: 215, fig. 91 или Sichtermann 1996: 240 или???).

13. То же (Heres 1974: Taf. 4,1; Taf. 5).

14. Раскопанный храм Зевса в Олимпии, V в.до н. э. (Bahn 1996: 141).

15. Стратиграфия Гиссарлыка-Илиона в итоге раскопок Шлимана и Дёрпфельда (Криш 1994: 72 – 73 или Duchêne 1995: 105).

Нужны портреты Г. Бруна, Фиорелли

 

 

Лекция 13. Эволюционизм

1. Эволюционизм как учение. Очень часто в историографии можно встретить расширенное понимание эволюционизма – любое упоминание прогресса, эволюции или воздействие биологии на археологию трактуется как эволюционизм (Trigger 1989: 56; Magnusson Staaf 1994: 8). Тогда Томсен и Нильсон – эволюционисты, да и Лукреция Кара можно сюда отнести. Эволюционизм из исторического явления превращается в философскую идею, которую можно встретить где угодно. Такое понимание эволюционизма в историографии бессмысленно.

Под эволюционизмом рационально понимать учение, пришедшее на смену прогрессизму и являющееся развитием и продолжением прогрессизма. От прогрессизма оно отличается прежде всего тем, что трактует сменяющие друг друга стадии не просто как ступени прогресса, а как стадии развития, закономерно и постепенно вырастающие одна из другой. Поскольку закономерность развития предполагает действие повсеместно универсальных законов, постулируется единство человечества. Таким образом, эволюционизм – это целый комплекс идей (Huxley 1942; South 1955; Burrow 1964; Goll 1972; Gordon 1974; Bowler 1986; Зельнов 1988; Bowden 1989), из которых некоторые эволюционизм разделяет с другими учениями и эпохами.

По крайней мере, три были уже у мыслителей Просвещения. Уже те признавали: 1) психическое единство человеческого рода и соответственно 2) единообразное развитие культуры повсеместно, прямую однолинейность этого развития – по одним и тем же стадиям, 3) прогресс – от простого к сложному. По времени между просветителями и эволюционистами вклиниваются мыслители эпохи Реставрации, отвергнувшие прогресс, но уже с середины века видные историки и археологи были прогрессистами. Отличительной чертой эволюционизма считается (4) разработка сравнительного метода, но ведь и он в простейших формах известен со времени Лафито, а сравнительно-историческим он был уже у Фергессона и де Бросса – это всё эпоха Просвещения.

Эволюционисты признавали (5) неравномерность развития, в результате чего многие народы задержались, застряли на ранних стадиях развития – образовалась своего рода лестница. В объяснении этой задержки далеко не всегда эволюционисты мирволили отставшим, снисходительно относя отставание за счет воздействия географической среды – частенько они прямо говорили о расовой неполноценности колониальных народов (Bolt 1971).

От некоторых преемников, скажем марксистов и неоэволюционистов, классические эволюционисты отличались идеализмом – они придерживались (6) психологического обоснования явлений общественного строя и культуры, выводили законы из психических свойств индивида.

Наконец, эволюционистов от упомянутых преемников и ближайших предшественников (например, катастрофистов) отличает (7) убеждение в постепенности развития, отрицание резких скачков. Каждая стадия у них плавно и логично вырастает из предшествующей. Но сформулировал этот закон для природы еще Лейбниц (natura non fecit saltus – природа не делает скачков). Вместе с этим упором на постепенность и логику развития формирующими эволюционизм факторами являются (8) представления о преемственности и трансформации, о зарождении новых форм из старых. Также такими факторами являются (9) те позитивистские принципы Огюста Конта, которые вошли в обиход во второй четверти XIX века. Принципы эти – изучать социальные явления методами естественных наук, то есть поменьше философствовать, не пытаться ухватить глубинные сущности, а вместо того строгими наблюдениями охватывать объективные факты, описывать их и, обобщая, индуктивным методом выявлять законы.

Основоположник позитивизма Огюст Конт с 1826 г. начал читать платные публичные лекции по философии, а с 1830 по 1842 год (в правление орлеанской династии) осуществил издание 6-томного "Курса позитивной философии". В этом труде он придерживается объективного метода позитивной науки (дающей практически полезные знания в отличие от неконструктивной философии), обосновывает подчиненность деяний человека естественному ходу вещей и необходимость ориентировать научное познание человека на естественные науки - как более зрелые, уже достигшие позитивного состояния. В науке он отвергает все химерическое, сомнительное, смутное и предлагает основываться на полезном, реальном, достоверном и точном. Термин "позитивизм" произошел от принципа основывать науку на том, что непосредственно установлено (лат. positum). Остальные термины положительного значения, с которыми связывают позитивизм (позитивный дух, позитивность) происходят от дополнительного значения этого слова – 'подтверждено', 'сказано утвердительно'. Вместо того чтобы нацеливаться на абсолютные и конечные истины (они недостижимы) и воспарять к умозрительным абстракциям (они бесполезны), он предлагает исследовать отношения между явлениями, обобщать факты и выводить законы.

Основным орудием исследования человечества Конт считал сравнительный метод, разновидности которого - это а) сравнение человеческих обществ с животными; б) сравнение различных состояний человеческого общества (различного уровня развитости), представленных у разных обществ, и в) сравнение последовательных состояний одного общества (это исторический метод). Позитивизм оказал огромное воздействие на науку (Hermerén 1984).

Фергессон, Тюрго, Кондорсе умозрительно мыслили, эволюционисты собирали факты, сопоставляли их, выводили законы.

 

2. Эволюционизм в других науках. В одной из предшествующих глав (гл. 11, § 8) уже говорилось о развитии эволюционной идеи в других науках. Рядом с археологией, в общественном сознании и в естественных науках эволюционное учение утверждалось уже со второй половины XVII века. Напомню, имелось в виду появлении идеи эволюции мира в астрономии - космогоническая теория Иммануила Канта (1755) и Жоржа Лапласа (1796). Далее, идеи изменения и развития проявились в геологии – у Йох. Хаттона (1788) излагался принцип актуализма, а Чарлз Лайелл отказался (1830 – 33) от идеи катастроф и рисовал развитие последующих форм из предшествующих. В биологии Жан-Батист Ламарк уже строил происхождение млекопитающих (вплоть до людей) от рыб (1802) и далее (1809) механизм изменения рисовал как адаптацию к изменяющейся среде и наследование приобретенных признаков, а в 1818 – 22 Э. Жоффруа Сент-Илер постулировал мутации как источник образования новых форм. Дарвину и Уоллесу осталось только разработать более убедительный механизм постепенного изменения врожденными мутациями и естественным отбором. В 1859 г. вышла книга Чарлза Дарвина “Происхождение видов” (написанная еще в 1838 г.), в 1871 – вторая его книга – “Происхождение человека”.

Распространение этой идеи на человека и его культуру произошло позже. В шестидесятые-семидесятые годы был подключен антропогенез (физическая антропология). Это сделали Томас Хаксли (Гексли) в 1863 и Чарлз Дарвин в 1871 – 1872 гг. Подключение наук о культуре и обществе связывают с влиянием обеих книг Дарвина, тем более что один из вождей эволюционистов в культурной антропологии Джон Лаббок был соседом и младшим другом Дарвина. Но влияние Дарвина не могло быть таким решающим, во-первых, потому что в большинстве антропологи того времени были не естествоведами, а юристами и лингвистами, не сведущими в естествознании, а во-вторых, это влияние не успело сказаться на них по времени.

Уже в начале пятидесятых, в 1851 – 52 гг., идею эволюции сформулировал в социологии и демографии философ-позитивист Герберт Спенсер. Это не Дарвин, а Спенсер (работа “Основные законы психологии”, 1858) сделал популярным слово “эволюция” (Дарвин его почти не употреблял). Это Спенсер ввел в книге “Принципы биологии” (1864) понятие “выживания наиболее приспособленных” (“ survival of the fittest ”), а Дарвин у него заимствовал (со ссылками на источник). Это Спенсер придал идее эволюции направленность на оправдание социального неравенства, объяснив, что верхние классы успешны в борьбе за выживание благодаря накоплению наследственных качеств, дающих преимущество. Это получило название "социального дарвинизма" совершенно неправильно. Дарвин к этому отношения не имеет. На деле это спенсеризм.

С середины 50-х идея эволюции появилась и в лингвистике, где ее высказали в своих теориях о структуре языка, постоянно усложняющейся, Макс Мюллер в 1854 и Август Шлейхер в 1864. В 1854 г. филолог Макс Мюллер (Müller), немец, живший и работавший в Англии, в Оксфорде, построил схему развития структуры языка в соответствии с развитием общества. Общество у него проходило следующие стадии: допотопная (ante-diluvial), семейная, стадия номадов, политическая. Этому соответствовали следующие структуры языка: на предилювиальной стадии в языке были только корневые слова, на семейной – слова входили в соприкосновение – как в китайском, на стадии номадов появились агглютинативные языки (“клеющие” – грамматические отношения выражаются суффиксами, свободно присоединяемыми к словам и отделяемыми от них) – тюркские, монгольские, финские, на последней стадии – амальгамирующие языки, сплавляющие флексии с основой, каковы индоевропейские и семитские. Многие раннего типа языки сохраняют свою структуру и на поздних стадиях. В 1863 г. аналогичная схема была предложена Шлейхером.

В конце пятидесятых годов идея эволюции утвердилась в истории – тут ее представили историки-позитивисты Томас Бакл в 1857 – 61 гг. и Фюстель де Куланж в 1861. Историк-позитивист Генри Томас Бакл (Buckle, у нас его принято называть Боклем) в 1857 – 61 гг. выпустил “Историю цивилизации в Англии”, где прослеживал естественный ход постепенного умственного прогресса. В 1861 г. во Франции вышла книга Фюстель де Куланжа (Fustel de Coulange) “Древний город” с особым вниманием к эволюции религиозных верований.

В основном в шестидесятые годы, на Западе (главным образом в Великобритании, но также в Швейцарии и США) были опубликованы все основные труды эволюционистов-антропологов, положившие начало новому направлению в культурной антропологии. Они выходили в интервале между обеими книгами Дарвина, так что влияние второй книги Дарвина просто отпадает, а ведь именно она – о человеке. Издатели выстреливали эти публикации залпами:

в начале шестидесятых (1860 – 61) – Бастиан ("Человек в истории"), Бахофен ("Материнское право") и Мэйн ("Древнее право");

в середине (1865 год) – МакЛеннан ("Первобытный брак"), Лаббок ("Первобытные времена") и Тайлор ("Исследования в области древней истории человечества");

в конце шестидесятых – начале 70-х (1869 – 71) – вторые книги МакЛеннана ("О почитании животных и растений" – тотемизм), Лаббока ("Начало цивилизации"), Бастиана ("Общие основания этнологии" – тут его понятие "стихийных идей") и Тайлора ("Первобытная культура"), а также первая крупная работа Моргана ("Системы родства и свойства в человеческой семье"). Главная книга Моргана "Древнее общество" появилась в 1877 г.

Из этих трудов наиболее важны для археологии книга Лаббока "Доисторические времена", книги Тайлора "Исследования" и "Первобытная культура", книга МакЛеннана "О почитании животных" и "Древнее общество" Моргана. В книге Джона Лаббока (John Lubbock, 1834 – 1913) введена терминология деления каменного века - на палеолит и неолит. В первой книге Эдварда Бёрнета Тайлора (Edward Burnet Tylor, 1832 – 1917) для происхождения того или иного элемента культуры постулируется три возможных объяснения: независимое изобретение, унаследование и передача из другого источника. Но хоть он и применяет все три объяснения, некоторое предпочтение первому чувствуется, а в последующих произведениях Тайлора это предпочтение растет.

В книге "Первобытная культура" Тайлор дал определение "культуры" как всего, что воспринимается человеком от общества. Каждая категория вещей и явлений культуры рассматривается им как единица изучения и уподобляется виду животных или растений в биологии. Именно Тайлор разработал сравнительно-исторический метод как метод типологического сравнения в рамках морфологического анализа. Этот метод нацелен на выявление аналогий, которые должны статистически подтвердить надежность и универсальность устанавливаемого обобщения ("закона"), а также повсеместность той или иной стадии развития. Наконец, Тайлор предложил понятие "пережитка" – детали, потерявшей прежнюю функцию, но сохранившей по инерции частично прежнее строение и внешность. Такая деталь позволяет определить направленность развития. Из живых примеров народов, находящихся на разном уровне развития Тайлор строит "шкалу цивилизации".

Джон Фергессон МакЛеннан (John Fergusson MacLennan, 1827 – 1881) открыл явление тотемизма, а Люис Генри Морган (Lewis Henry Morgan, 1818 – 1881) выявил родоплеменную структуру первобытного общества и показал его в развитии.

Уже при жизни Тайлора некоторые его положения вызвали критику. Так, аналогию он всегда трактовал как свидетельство конвергенции – схождения на основе общих законов. Но кузен Дарвина Френсис Гэлтон указал на возможность сходства, вызванного просто родством, то есть повторением в сущности одного и того же. Это явление гомологии - тождества. Как отличить аналогию от гомологии, стало серьезной проблемой.

Согласно очерченной картине эволюционизм имеет естественнонаучное происхождение, а на социальные явления он распространился поздно, в 60-е – 70-е годы XIX в., когда он и появился в культурной антропологии и археологии. Однако не во всех упомянутых трудах естествоведов эволюционизм представлен в полном виде. Кое-где пробиваются лишь некоторые идеи, позднее сложившиеся в эволюционистскую концепцию, – идея изменчивости (в теории катастроф), идея эволюции, идея единообразия и т. п. Но эти же идеи наличествуют в философии просветителей – Тюрго, Кондорсе, Фергессона, у которых эти идеи применены как раз к обществу и культуре. А просветители – это вторая половина XVIII века. Наконец, все основные мыслители естествознания – от Канта до Дарвина – сами пришли к своим эволюционным идеям под воздействием сдвигов и движений в социальной сфере своей эпохи и среды: преобразований, свободы предпринимательства, конкуренции и т. п.

 

3. Эволюционизм Питта-Риверса. Выдающимся археологом-эволюционистом стал Огастес Генри Лэйн-Фокс (Augustes Henry Lane-Fox, 1827 – 1900; рис. 1 - 2), нередко подписывавший свои работы просто как Фокс. Окончив академию Сэндхорст, он поступил в гренадерскую гвардию. Успешного молодого офицера направили на остров Мальта исследовать возможности нововведенного нарезного оружия - винтовки.

В 1853 г. он женился на Алисе Стейнли, дочери барона Элдерли. Хотя брак оказался неудачным (живя под одной крышей всю жизнь, муж и жена не общались), но вхождение в дом Стейнли ввело Фокса в круг крупнейших философов и обществоведов своего времени: там бывали Генри Ролинсон, Герберт Спенсер, Джон Стюарт Милл, друзья Дарвина Джон Лаббок и Томас Генри Хаксли (Гексли), банкир Генри Кристи – тот самый, который помогал Ларте. Фокс особенно сдружился с Джоном Эвансом. Молодой офицер читал литературу по критике традиционной религии. Участник Крымской войны, он занялся историей оружия с целью усовершенствовать британские винтовки. Оба этих обстоятельства побудили его заинтересоваться историей культуры, культурной антропологией, коллекционировать оружие разных времен. Как и многие в то время, он увлекался учением Спенсера об эволюции. Из своих коллекций он создал домашний музей.

Вот тут он и стал с 1852 г. располагать не только свои предметы вооружения, но и другие вещи – грузики, музыкальные инструменты, религиозные символы, лодки - не по местам обнаружения и комплексам, а по категориям (кинжалы, боевые топоры, копья, наконечники стрел). А внутри каждой категории выстраивал их по линиям эволюции: от простейших, примитивных вариантов ко всё более сложным, развитым. Благо эволюционная палеонтология уже давала пример такого расположения, да и в археологии можно было найти такие примеры. В частности еще в 1655 Шиффле располагал пчеловидные бляшки из могилы Хильдерика в линию, показывая, как изображения пчел постепенно теряют свои очертания. В 1681 г. Мабийон прослеживал постепенные изменения букв в рукописях, чтобы по форме можно было датировать почерки. В XIX веке такие построения стали обычными в изучении древностей. В 1812 г. Найт (Knight) выводил бронзовые топоры из каменных полированных, в 1835 Пикар полированные из оббитых кремневых. В 1836 г. Клемм рисовал ряд постепенного изменения формы топоров, в 1842 то же делал Г. Шрейбер. В 1846 г. Б. Э. Хилд прослеживал линии изменения монетного типа в нумизматике. В 1849 Джон Эванс выводил кельтские монеты из македонских прототипов.

Когда речь шла о монетах и украшениях прослеживалась деградация, распад первоначального изображения, с утратой смысла. Когда речь шла об орудиях это обычно было усовершенствование. Оружие, конечно, усовершенствовалось, развивалось прогрессивно. Уже в 1858 г. Фокс обнаружил в развитии оружия "принцип преемственности" ("principle of continuity") – оружие изменялось постепенно.

Труд Дарвина 1859 г. офицер сразу же прочел и обратился в дарвинизм. Но понимал он эволюцию не в духе Дарвина, а в духе Спенсера, т. е. как то, что неправильно называют "социальным дарвинизмом". Он построил собственную теорию эволюции культуры, уподобив ее развитию природы: передовые нации и верхние классы он счел наиболее биологически приспособленными к выживанию – как в природе, тогда как в природе информация, обеспечивающая выживание, передается генетически, а в обществе и культуре – обучением.

В 60-е годы он собрал большие этнографические коллекции и стал писать о первобытном оружии, древнейших средствах навигации и т. п., а кроме того – о проблемах классификации этнографического материала. Его работа, отражающая интересы этого времени – "Первобытное оружие" (Primitive warfare, 1867 - 69). Но в оружии он видел лишь один из компонентов культуры. Свою теорию он стал пропагандировать в лекциях 60-х годов и издал ее в 70-х - "Об эволюции культуры" (1875).

Лэйн-Фокс массу времени уделял обучению публики и пропаганде своих взглядов – лекциями и организацией выставок и музеев. "Знание фактов эволюции и процессов постепенного развития – это великое знание, которое мы должны внедрять, и это знание может распространяться музеями, если они устроены таким способом, чтобы можно было прочесть на бегу. Рабочие классы имеют мало времени для изучения" (Fox = Pitt Rivers 1891: 116). Свой частный кабинет с коллекциями, насчитывавший 14 тысяч экспонатов, он передал в 1874 г. в музей Бетнал Грин – филиал Южно-Кенсингтонского музея (ныне Британского музея естественной истории), а потом они составили Музей Питта Риверса в Оксфордском университете.

Эволюционные линии различных видов оружия у Лэйн-Фокса и целые генеалогические древеса в его личном музее (рис. 3) были очень наглядными витринами эволюции. Это отражено в его работе "О принципах классификации, принятых в Упорядочении антропологической коллекции, ныне выставленной в музее Бетала Грина" (1874).

Правда, изменение монет у Джона Эванса учило его тому, что развитие может идти не только по пути эволюции, но и деволюции, не только прогресса, но и регресса, не только синтеза, но и распада. Однако прогресс, считал Фокс, всё же преобладает. Во всяком случае, важна определенная нацеленность развития и его постепенность, "принцип преемственности". Выстраивая свои последовательности, он придерживался того, что, как писал он в этой работе,

"Прогресс похож на игру в домино: подобное подходит к подобному. Ни в одном случае мы не можем заранее предсказать, какова будет конечная конфигурация, произведенная сцеплениями. Всё, что мы знаем, это что фундаментальное правило игры есть последовательность" (цит. по Daniel 1975: 172).

Одним из принципиальных законов эволюции он считал постепенность развития. "Если в целом облике природы, - писал он, - есть несомненные свидетельства какого-либо особого декрета о творении, оперировавшего произвольно, по капризу, или любым другим образом - иначе, чем согласно постепенной эволюции и развитию, - тогда мои принципы неверны" (Fox 1868: 436). А из этих принципов генерал делал политические выводы:

"… Мы считали верным отдать власть в руки народных масс. Массы же несведущи, и знание утоплено в неведении. Знание, которого им не хватает, это знание истории. Это делает их доступными планам демагогов и агитаторов, которые стремятся оторвать их от прошлого и искать лекарства от существующих пороков (или средства будущего прогресса) в резких изменениях, не имеющих санкции опыта. Закон, что Природа не делает скачков, может быть виден в истории изобретений механики, и он мог бы сделать людей осторожными, когда они слушают легкомысленные революционные предложения" (Fox = Pitt Rivers 1891: 115 – 116).

Из неравномерности развития Лэйн-Фокс также извлекал политические выводы. Он считал, что неравенство происходит от биологических различий различных рас и что дикари неспособны воспринять влияние цивилизации иначе, чем в рабстве (Bradley 1983: 5 –6). Однако когда Антропологическим обществом Лондона стали заправлять отъявленные расисты Джеймс Хант и Ричард Бёртон (знаменитый путешественик), которых Лэйн-Фокс называл "антропофагами" (греч. "людоедами"), он вместе с Лаббоком и Эвансом вышел из состава этого общества (Chapman 1989: 28 – 32). Зато он в 1876 г. был избран членом Королевского общества Англии, а в следующем году он стал генерал-майором.

Естественным образом в 60-е же годы, уже приблизительно 40-летним, когда он проживал в Ирландии, он заинтересовался и археологией, проводил раскопки курганов с опытным полевым археологом каноником Уильямом Гринфилдом, у которого многому научился, участвовал в раскопках в Дании и Франции. Съездил к Флиндерсу Питри на раскопки в Египет. Он рано сообразил, что копать нужно не только могилы. "Наше знание доисторических и ранних людей выводится в основном из их погребений, и по всему, что мы знаем об их образе жизни, они могли бы и родиться мертвыми" (Fox = Pitt Rivers 1892: XII). Он понимал, что для всестороннего археологического изучения культуры и ее эволюции нужны обширные и длительные раскопки, но на это нужны были средства.

Они появились у генерала, когда он в 1880 г. унаследовал от умершего родственника Гораса Питта барона Риверса огромное состояние и имение Крэнборн Чейз в графстве Дорсет (но без баронского титула). С этих пор к его родовому имени добавилась фамилия Питт-Риверс, которая и стала его основной фамилией. Он смог оставить военную службу и отдаться целиком археологии, проводя обширные раскопки в своем собственном имении на свои средства – раскапывал римско-британские виллы, курганы, древности каменного и бронзового веков. Он разъезжал по этим местнахождениям в высокой коляске, а за ним следовали трое его помощников на велосипедах (еще ранних, с большущими колесами), с лентой фамильных цветов Риверса на соломенных шляпах-канотье и с дневниками в руках для тщательной фиксации всего обнаруженного.

Питт-Риверс очень сблизился с Лаббоком, и тот женился на его дочери. Уже будучи его зятем, Лаббок провел в парламенте в 1882 г. закон об охране памятников, по которому учреждался пост специального инспектора. Первым таким инспектором и стал Питт-Риверс. Между 1883 и 1889 годами он проделал 7 инспекционных поездок по Англии, но затем оставил это дело, чтобы сосредоточиться на собственных раскопках. Копал он медленно и тщательно, полностью публиковал. Четыре великолепных тома "Раскопки в Крэнборн Чейз" выходили с 1887 по 1898 гг.

Эволюционные линии вещей, выстроенные Питтом-Риверсом, были очень впечатляющими и правдоподобными, но убедительных доказательств сами по себе не содержали, это он понимал. Требовалось доказывать их размещение во времени надписями, но вещи были далеко не всегда надписаны, или их нахождением в комплексах с другими, надписанными вещами, или стратиграфией. Поэтому в раскопках Питт-Риверс стал обращать серьезное внимание на комплексы и стратиграфию, а также на рядовые вещи, тривиальные детали, мелочи, изменчивые и потому важные для датировки. Коллекция, по его словам, собирается "не для того, чтобы поразить кого-либо красотой или ценностью выставленных объектов, а исключительно для целей обучения. Поэтому скорее рядовые и типичные предметы отбираются и выстраиваются в эволюционную линию". Вместе с Флиндерсом Питри он ратовал за изменение фокусирования археологии: с сокровищ искусства на все предметы.

В 1898 г. он писал:

"Обычные вещи имеют большее значение, чем особенные вещи, потому что они самые распространенные. Я всегда помню замечание профессора Гексли в одном из его обращений: 'Слово "важный" надо бы вычеркнуть из научных словарей; постоянное и является важным'. … Нет знания, что именно может потом оказаться важным".

Он отвергал манеру выбирать из находок то, что нравится. По выражению Джоан Эванс, "именно Питт-Риверс нанес смертельный удар вкусу. Он окончательно изгнал вкус из археологии" (Evans 1956: 34).

Питт Риверс стал разрабатывать новую технику раскопок, используя свой военный опыт и вообще военную жилку – любовь к порядку, дисциплине, строгости и точности. Он закладывал траншеи под прямыми углами, оставляя между ними бровки, чтобы делать профили и изучать стратиграфию (рис. 4 - 5). Но вещи он группировал и рассматривал не по комплексам, а по слоям (конечно, шаг назад по сравнению с Томсеном и Ворсо, но это было связано с его предпочтением поселений могилам). Копал он, правда, не по слоям, а по штыкам (by "spit"), что несколько затрудняло стратиграфическую интерпретацию, а в картировании предпочитал контурные планы (рис. 6), что затрудняло выявление границ насыпей. Все курганы он после раскопок насыпал заново в прежнем виде. Джон Эванс изготовил для него специальные металлические медальоны, на которых Питт Риверс чеканил даты и закапывал эти медальоны в раскопанные памятники для будущих исследователей.

Вот отрывки из его томов "Крэнбери Чейз". Из первого тома:

"Раскопщики, как правило, фиксируют только те вещи, которые кажутся им важными во время раскопок, но в археологии и антропологии постоянно появляются новые проблемы… Поэтому каждая деталь должна быть отмечена в виде, наиболее удобном для ссылок, и главной целью раскопщика должно быть свести его собственные приравнивания к минимуму… Остатки должны быть зачерчены сразу же за их открытием… Я никогда не позволял проводить раскопки в моё отсутствие, всегда посещая раскопки по крайней мере трижды за день… Ни один скелет не был извлечен иначе, чем под моим личным наблюдением".

Из второго тома:

"Многое из того, что зафиксировано, может никогда не пригодиться для дальнейшего использования, но даже в этом случае, излишняя точность может рассматриваться как ошибка в правильную сторону…"

Из третьего:

"Следом за монетами фрагменты керамики дают наиболее надежное из всех свидетельств, и поэтому я однажды выразился в том смысле, что керамика – это человеческое ископаемое, так широко она распространена".

Эти истины стали теперь банальными, но когда их Питт-Риверс высказывал, они звучали воинственно и свежо. Поэтому его называли "принцем раскопщиков", "отцом британской археологии". Энергичный человек с внушительной фигурой и горячим темпераментом, он подавлял всех вокруг – семью и помощников. Почти всю жизнь он не разговаривал с женой и был в ссоре почти со всеми своими детьми. Он славился как эксцентричный человек (в его имении была устроена школа для цыган, кормились одичавшие ламы и яки) и очень придирчивый начальник. Это несколько ослабляло его воздействие на других в археологии. Его собственный правнук характеризует его как "сильную личность; это был человек холодный, безличный и серьезный, но не очень человечный. Он явно пробуждал больше уважение, чем симпатию; лояльность, но не любовь" (Bahn 1996: 132).

Может быть, поэтому сразу после смерти на рубеже веков он был забыт на полвека, и раскопки производились так, как будто его и не было, но затем Мортимер Уилер, Кристофер Хокс, Стюарт Пиготт и Глин Даниел) стали много писать о нем как об основателе научной методики раскопок. Стали выходить и его биографии (Thompson 1977; Bradley 1983; Chapman 1985; 1989; Bowden 1991; 1999). Боудн даже считает, что коль скоро, по Ходдеру, современную археологию отделяет от охоты за кладами идея контекста, а ее интенсивно вводил Питт-Риверс, то его и нужно считать одним из первых, кто может быть назван не антикварием, а археологом (Bowden 1999: 134). Правда, самым первым изложением идеи контекста Боудн считает выступление в 1867 г. священника Джеймса Джойса, раскопщика Силчестера, который и может претендовать на право считаться первым археологом. Питт-Риверс слышал это выступление Джойса в Обществе антиквариев Лондона.