В 1718-1724 годах по проекту архитектора И. Браунштейна на месте старого господского дома здесь были выстроены "каменные палаты о шестнадцати светлицах" -- вытянутое, приземистое здание в два этажа, внешне напоминавшее петергофские Верхние палаты, которые, впрочем, возводились в те же годы и тем же архитектором.
По завещанию Екатерины I имение перешло в собственность цесаревны Елизаветы Петровны. Здесь пришлось коротать ей долгие годы, довольствуясь почти исключительно одними скудными доходами от приписанных к усадьбе вотчин. Естественно, что все усилия ее сводились лишь к поддержанию стареющих построек в исправности с тем, чтобы не допустить их полного обветшания. Заново в это время были разбиты только фруктовые сады с оранжереями, и разбит зверинец, где для цесаревны, также любившей охоту, содержались олени и лоси.
Единственная роскошь, которую позволила себе цесаревна за двадцать лет своего заточения в Царском Селе, было возведение каменной Знаменской церкви на месте сгоревшей в 1827году Успенской. Из-за постоянного недостатка средств строительство небольшого, скромного храма растянулось на тринадцать лет, и было завершено архитектором М. Земцовым лишь по воцарении Елизаветы на престоле.
В стенах этого храма долгое время хранилась чудотворная икона Знамения Божией Матери, полученная еще царем Алексеем Михайловичем в дар от кого-то из восточных патриархов. По преданию, Петр Великий, умирая, благословил этой иконой свою дочь. Перед этим образом молилась она в ноябрьскую ночь 1741 года, прежде чем отправиться в Зимний дворец во главе роты преображенцев...
Историки отмечают разительный контраст между скромными издержками императрицы на любимую вотчину прежде воцарения, и сказочными тратами на ее благоустройство и расширение впоследствии, когда Елизавета буквально ничего не жалела на украшение своего "увеселительного замка". Поистине, ни до, ни после ее царствования российская казна не знала столь опустошительных расходов на содержание императорских резиденций.
Лучшие архитекторы своего времени -- М. Земцов, А. Квасов, С. Чевакинский, Б. Растрелли, сменяя один другого, неустанно трудились над расширением и отделкой интерьеров Большого дворца, увеличив его длину до 300 метров за счет новых галерей и флигелей. Как и в петергофском дворце, здесь был надстроен третий этаж. В правом флигеле архитектор Растрелли устроил нарядную церковь во имя Светлого Христова Воскресения. Внутренняя же отделка дворца, по свидетельству современников, ослепляла в равной мере и российских, и иностранных посетителей: верно уловив пристрастие императрицы, Растрелли вызолотил едва не все внутренние поверхности стен, и даже лепные украшения на фасаде.
В глазах Елизаветы Растрелли выгодно отличался от большинства прочих мастеров живым воображением и расторопностью. Схватывая на лету самые неопределенные замечания государыни, он быстро исполнял их, причем непременно угадывая ее вкус. Практически в одно и то же время он руководил строительством и украшением сразу трех грандиозных резиденций -- Зимнего, Петергофа и Царского Села.
К сожалению, живое воображение обер-архитектора иногда оборачивалось печальными последствиями. Дворец в Царском, по замечанию великой княгини Екатерины Алексеевны, "шесть раз был разрушен до основания и вновь выстроен". От былой расчетливости цесаревны не оставалось, кажется, и следа...
Напротив, Екатерина, в бытность императрицею, всегда оставалась верна своим "разумным правилам". Некоторое время после воцарения она вовсе благоразумно воздерживалась от дорогих проектов. Средства на содержание резиденций были настолько урезаны, что архитектор и управитель Царского Села в отчаянии пророчили ей быстрый упадок и полное разрушение всего ансамбля. На самом деле, позолота на фасадах дворца и павильонов оказалась недолговечной, и Екатерине пришлось издержать немалую сумму только на то, чтобы заменить ее повсюду охрой.
Позже в царствование ее работы по перестройке Большого дворца были продолжены. По двум сторонам фасада добавили новые флигели, в правом из них в 1790-х годах были отведены покои для цесаревичей Александра и Константина Павловичей. Так как в старости Екатерина избегала лишний раз спускаться и подниматься по высоким лестницам, между этим флигелем и зданием дворца была устроена изящная арка-галерея, через которую она во всякое время могла свободно навещать любимых внуков.
В сравнении с пристрастиями Елизаветы, вкус Екатерины отличался большей сдержанностью и благородством. Регулярная планировка царскосельских садов и парков была заменена при ней более естественной -- пейзажной, или английской. По берегам прудов перед дворцом и Большого озера выросли новые павильоны -- Царская и Турецкая бани, "Зала на острову" в неоклассическом стиле, изнутри некогда сплошь покрытая живописной росписью, Мраморный мостик, Трот, и т. п.
Для цесаревича Александра, которого государыня прочила после себя на российский престол, неподалеку от Екатерининского дворца по проекту Дж. Кваренги был выстроен новый -- Александровский, в строгом классическом стиле, с величественной колоннадой и живописным английским парком вокруг.
...Рождение первого внука было огромным событием для Екатерины, о котором она с нескрываемой радостью писала своему корреспонденту Гримму: "У великой княгини только что родился сын, который в честь св. Александра Невского получил великолепное имя Александра. Но, Боже мой, что-то выйдет из мальчика? Я утешаюсь тем мнением, что имя оказывает влияние на того, кто его носит, а это имя знаменито..." С несколько неожиданной для пожилой и больной женщины энергией, принялась императрица за воспитание ребенка, руководствуясь советами Руссо, основателя популярной в то время школы "естественного воспитания". Сам дворец для Александра, по ее первоначальной мысли, должен был представлять собой копию Фернейского замка в Швейцарии, где долгие годы жил сам Ж.-Ж. Руссо. У Гримма она просила разыскать рисунок фасада и внутренний план этого знаменитого в XVIII веке строения, однако на этом почему-то дело и встало.
Царское Село, где рос и воспитывался будущий император Александр, стало позже излюбленным местом его пребывания, где он предпочитал не только отдыхать, но и работать. "В Царском в один день успеваю сделать больше, чем во всю неделю в Петербурге", -- признавался он, считая себя питомцем этих мест. Действительно, многие черты его характера можно понять всего за несколько прогулок по тенистым аллеям Царскосельских парков...
Так, создавая и перестраивая замечательные резиденции в пригородах столицы, российские монархи невольно заботились вовсе не только о себе, но прежде всего -- о своих преемниках, а значит -- и о будущем всей России.
Глава XII
Городское управление Петербурга в предшествующее время. --
Учреждение С. -Петербургской губернии. -- Жалованная грамота городам Екатерины П. --
Открытие С.-Петербургской Думы.
Заботы о государственном благоустройстве привели Екатерину II к мысли о необходимости дать городам новый порядок управления. В 1785 году дана была городам "Жалованная грамота", положившая начало нынешнему городскому общественному управлению. В жизни Петербурга событие это представляет чрезвычайную важность, и на нем необходимо остановиться.
Взглянем сначала, как управлялась наша столица в предшествовавшее время.
Создавая Петербург, Петр Великий хотел завести в нем порядки, напоминавшие европейские. С этой целью учрежден был в 1720 году Главный магистрат, который должен был ведать дела всего торгового сословия во всей России, и в то же время заботиться о благоустройстве и хозяйстве новой столицы. Членами магистрата избирались "добрые и пожиточные граждане"; в выборах участвовало исключительно торгово-промышленное население города, так называемые посадские и "черных волостей люди". За особые заслуги члены магистрата могли быть возводимы в дворянское достоинство. Задачи на Главный магистрат возлагались обширные: ему поручалось завести "хотя малые школы", сиротские и смирительные дома, госпитали, биржу, заботиться о предупреждении и тушении пожаров, пристраивать бродяг и нищих, и пр.
Но этот первый опыт общественного управления не имел удачи. В тогдашнем торговом сословии не было людей просвещенных, и найти между ними честных и способных деятелей было трудно. Городские дела шли плохо. В 1727 году Главный магистрат в Петербурге был закрыт, а распорядительная власть в городе еще ранее перешла к генерал-полицеймейстеру. Позднее, в 1742 году Главный магистрат был снова восстановлен, но занял очень зависимое положение: действительными хозяевами города были губернатор и генерал-полицеймейстер.
Во время своих путешествий по России Екатерина II собственными глазами видела печальное положение городов, совсем не соответствовавшее тому представлению о центрах общественности и торгово-промышленной деятельности, какое она имела. Сподвижник ее князь Потемкин рисовал ей картину цветущего города, который он намеревался создать на юге. В этом городе предполагались фонтаны, каналы, ботанический сад, величественные храмы, судебное здание "наподобие древних базилик { Базилика -- прямоугольное здание из нескольких построек, соединенных рядами колонн.}", торговые ряды "полукружием", с биржей и театром посередине, фабрики суконные и шелковые, университет, музыкальная академия и т. д. Сочувствуя таким планам, Екатерина понимала, что подобные города не могут возникнуть при существующих магистратских порядках, и мысль о создании нового городского устройства занимала ее с первых лет царствования.
В 1775 году появились "учреждения для управления губерний", которыми Главный магистрат в Петербурге был снова упразднен, а место его занял Городовой магистрат. Еще ранее в 1767 году учреждена была должность городского головы, избираемого всеми городскими сословиями и являющегося представителем всего городского населения, "общества". Городской голова мог быть избираем из лиц как дворянского, так и купеческого звания, на два года. Первым петербургским городским головой был обер-комендант генерал-поручик Николай Иванович Зиновьев, прослуживший в выборной должности несколько двухлетий. Городовой магистрат, в виду многочисленности и сложности дел, разделен был на четыре департамента, из которых первый, состоявший из шести гласных, заведывал городским хозяйством и соответствовал нынешней городской управе.
С.-Петербургская губерния устроилась на основании нового "учреждения" в 1780 году. В мае съехалось в столицу петербургское дворянство и представило списки кандидатов на выборные должности. Такие же списки представлены были от горожан и сельчан губернии. Выборы произведены были с большой торжественностью. С 7 часов утра 19 мая войска стали шпалерами от Казанского собора до Летнего дворца на Фонтанке. Играли трубы, гремели литавры. Сенатор Волков, управлявший губернией, двинулся с дворянством из своего дома в Летний дворец. Там в парадной зале, на верхней ступени трона, встретил их фельдмаршал Голицын, начальствовавший над столицей. Отсюда все направились в Казанский собор, где принесена была после литургии присяга представителями дворянского, городского и сельского сословий. Торжество закончилось парадным банкетом дворянству и духовенству во дворце, и обедом для горожан и сельчан в доме губернатора.
Через десять дней состоялось в таком же торжественном порядке открытие губернских присутственных мест. Таким образом Петербург получил учреждения, существовавшие до преобразования императора Александра II.
Екатерина II не участвовала лично в этих торжествах, так как она в то время совершала путешествие на Юг России.
Окончательное устройство городского управления относится к 1785 году, когда дана была Екатериной "Жалованная грамота на права и выгоды городам Российской империи". Грамота эта представляет до сих пор важнейшую основу существующих у нас порядков городской общественности.
Главное отличие "Жалованной грамоты" от прежнего законодательства заключается в том, что ею создан административно-хозяйственный орган, заведующий делами всесословного городского населения, и образующийся путем всесословных выборов. Органом этим является Городская Дума, подразделяющаяся на общую и шестигласную; первая, соответствующая нынешней Городской Думе, была органом совещательным, собиравшимся обыкновенно только в начале каждого трехлетия, для выборов шестигласной думы -- вторая, соответствующая нынешней городской управе, была учреждением постоянным, и притом только распорядительным и исполнительным. В отличие от магистратов, ведающих судебные дела торгового сословия, дума была устранена от всякого вмешательства в судебную часть. Ей поручено ведать все, что для города "потребно, выгодно и полезно"; она заботится о хозяйстве города, о приращении городских доходов, о безопасности и благосостоянии городских жителей, и о благообразии самого города.
Таким образом, новая Дума не была учреждением сословным, потому что ей вверены были интересы всего городского населения, и не была учреждением правительственным, подобно старым магистратам, члены которых считались на службе по табелю о рангах. Дума явилась первым в России учреждением общественно-городским.
Общую Думу составляли городской голова и гласные { Гласные -- в старой России избираемые на срок представители, депутаты.}: от "настоящих городовых обывателей" (т. е. владеющих домами или торговыми, промышленными и ремесленными заведениями), от гильдий { Гильдии -- разряды купечества в старой России; определялись по величине торгового оборота.}, от цехов, от иногородних и иностранных гостей, от именитых граждан и от посадских. Под именитыми гражданами подразумевались преимущественно ученые и художники, которым их научное или художественное образование, удостоверенное дипломом или званием, заменяло имущественные и торговые права. Нововведение это выгодным образом отличает екатерининскую грамоту от прежнего законодательства.
Шестигласную распорядительную Думу избирала общая Дума из своей среды. Городской голова председательствовал в той и в другой думе.
Различные сословия и группы, входящие в состав городского общества, собирались для выборов отдельно. "Настоящие городовые обыватели" разбивались на мелкие собрания по частям города; купечество подавало голоса по гильдиям, и каждая из гильдий (их было тогда три) избирала по одному гласному; ремесленники собирались по цехам, и каждый цех выставлял одного гласного. Иностранные и иногородние гости избирали гласных "каждый народ особо", по одному от народа. Именитые граждане разделялись на семь "названий", и какое название имело более 5 человек, то выбирало гласного особо от других. Таким образом, представительство городского населения распределялось очень неравномерно: купечество имело в думе всего только 3 гласных (по числу гильдий), городские обыватели 10 гласных (по числу гильдий), а именитые граждане, т. е. ученые и художники, были представлены очень широко, имея зачастую гласного от 5 человек. Но затем эта неравномерность представительства сглаживалась тем, что все гласные одного состояния или одной группы составляли только один голос, и таким образом в Думе оказывалось всего 6 голосов.
Дума подчинялась генерал-губернатору или заступающему его место. К нему она обращалась с ходатайствами о пользах и нуждах города; от него исходили предложения Думе, на которые последняя должна была давать "пристойные ответы"; к нему поступали ежегодные ведомости о городских доходах и расходах.
Расходы допускались только "законные", а именно: на содержание магистрата и лиц, находящихся на городской службе; на содержание городских школ и других заведений приказа общественного призрения, и на городские строения. Жалованная грамота устанавливала, что "сверх положенных точно расходов, городовые общества не могут сами собою издерживать денег городских и делать новых издержек". Но само собой разумеется, что Дума могла ходатайствовать о всяких необходимых или общеполезных затратах, если оказывались свободные денежные средства.
Жалованной грамотой положено также начало цеховому устройству ремесленного класса. Каждое ремесло, если имеет 5 мастеров, образует цех. Каждый цех на ежегодных сходах избирает управного старшину и двух его товарищей. Цеха избирают ежегодно ремесленного голову, как представителя всего ремесленного населения города.
Открытие петербургской Думы на основании жалованной грамоты состоялось в следующем 1786 году, при меньшей торжественности, чем та, при какой происходили двадцать лет назад первые выборы городского головы. В назначенный день городские избиратели сошлись рано утром в помещение Думы и расселись по "голосам". По прибытии властей прочитан был указ о выборах, после чего все направились в Казанский собор на молебствие. По возвращении, приступлено было к выборам кандидатов в городские головы, и затем самого головы. После того избиратели разделились по сословиям и произвели выборы гласных в общую Думу. Избранные были представлены городскому голове, а тот в свою очередь представил их губернатору. Затем оставалось выбрать шестигласную Думу.
Число гласных общей Думы первого трехлетия в точности неизвестно, но 12 лет спустя число это равнялось 94.
Глава XIII
Заботы Екатерины по городском благоустройстве. -- Богадельни и больницы. --
Народные школы. -- Освещение улиц. -- Полиция. -- Пожары. --
Наводнение 1777 года.
Устраивая городское управление законодательным путем, Екатерина II в то же время деятельно заботилась о внешнем и внутреннем благоустройстве своей столицы. В этом отношении в ее царствование сделано очень много.
Потребности народного образования прежде всего привлекали внимание императрицы. Кроме забот о среднем и специальном образовании, выразившихся в преобразовании Шляхетского Кадетского корпуса, учреждении Горного училища и гимназий, устройстве институтов для благородных девиц, Екатерина II стремилась создать также средства для просвещения низших классов петербургского населения. Для этой цели приказ общественного призрения должен был учредить хотя бы по одной начальной школе в каждой части города; а чтобы подействовать личным примером, Екатерина приказала открыть на собственные ее средства первую такую школу в Адмиралтейской части. Можно считать, что училища для первоначального образования, подобные нынешним городским школам, получили свое начало в царствование Екатерины.
Призрение больных, бедных и неспособных к труду также впервые было правильно устроено. Уже в первые годы царствования Екатерина предписывала "сделать лучшее рассмотрение об учреждении для неизлечимых и крайне престарелых особливых богаделен". Таких лиц в Петербурге оказалось до двух тысяч, но около половины из них еще были способны к какой-нибудь работе. Для совершенно беспомощных выстроены были особые богаделенные дома на Васильевском острове, близ Смоленского кладбища. При тогдашней дешевизне жизненных припасов, содержание призреваемых обходилось недорого: на продовольствие лиц из простого класса отпускалось по 2 коп. в день, а лиц обер-офицерского звания -- по 4 коп., и при тогдашних ценах отпуска этого было достаточно. На больных, требовавших лечения, полагалось по 20 рублей в год. Недорого стоила и прислуга при богадельне: ей платилось от 12 до 15 рублей в год. {Автор имеет в виду 1903 год.}
Кстати будет привести здесь и установленные при Екатерине II размеры вознаграждения за церковные требы. За крещение полагалось давать 3 копейки, за венчание 10 копеек, за погребение взрослого 10 копеек, младенца 3 копейки. За исповедь и причастие возбранялось что-нибудь брать.
Для хронических больных учреждена была Обуховская больница, первоначально на 60 кроватей, и при ней отделение для сумасшедших и смирительный дом для женщин. Такой же дом для мужчин устроен был отдельно. Содержавшиеся в нем обязаны были исполнять различные работы, в доме и в городе.
При Екатерине впервые положен был отпуск денег на содержание арестантов, по 2 копейки в день. Раньше арестованные должны были кормиться на свой счет, или на пожертвования.
Для надзора за медицинской частью учреждена была Медицинская коллегия, и без разрешения никто не мог заниматься врачебной практикой.
Право торговли спиртными напитками впервые при Екатерине отдано было на откуп. За Петербург и Москву товарищество откупщиков уплатило за четырехлетний срок, громадную по тогдашнему времени сумму -- 2 320 000 рублей, обязавшись продавать водку по 3 рубля за ведро. Из этого можно заключить, что непомерное употребление спиртных напитков составляло тогда большое зло столичной жизни.
В ряду забот о наружном благоустройстве города, вопрос об освещении улиц и площадей особенно привлекал внимание Екатерины. Недостатки освещения происходили от малого числа фонарей и от плохого состава фонарщиков. Против этих недочетов постепенно принимались меры. В 1770 году в Петербурге горело уже 1257 уличных фонарей, и ставилось еще 1000. На каждые 20 фонарей полагался один фонарщик, получавший 18 рублей в год жалованья (следовательно больше, чем богаделенный служитель), при готовом довольствии наравне с воинскими чинами.
Для поддержания порядка в городе необходима правильно устроенная полиция, и на эту отрасль городского управления обращено было большое внимание. Раньше наружную полицейскую службу в Петербурге несли драгунские и другие войсковые команды; но участие России в Семилетней войне потребовало отозвания этих команд в армию. Тогда стали набирать нижних полицейских чинов из дворовых и крестьян, по найму от владельца, причем помещики старались сбывать людей нетрезвых и вообще дурного поведения. От таких блюстителей порядка было немного толку. Поэтому при Екатерине II полицейская служба в Петербурге подверглась полному преобразованию. Мы уже говорили раньше об учреждении должности обер-полицеймейстера, главным образом для разбора взаимных споров и притязаний между домовладельцами и жильцами. В 1782 году ему дан был помощник в лице полицеймейстера, который вместе с тем присутствовал в учрежденной тогда управе благочиния, ведавшей судебные, торговые и паспортные дела городских обывателей, и просуществовавшей до преобразований императора Александра II. Для каждой из тогдашних десяти частей города учреждена была должность пристава. Части разделены были на кварталы, примерно от 50 до 80 домов (нынешние участки) и в каждый квартал определен квартальный надзиратель, а в помощь ему квартальный поручик. Весьма любопытно, что квартальные надзиратели назначались управой благочиния, а квартальные поручики избирались самими гражданами города из своей среды, на три года.
Надобность в улучшении и усилении полицейской службы была тем настоятельнее, что Петербург быстро разрастался, население увеличивалось, постройки возводились более скученно. Требовалось постоянное наблюдение и за скоплявшимся в городе бедным рабочим населением, и за исполнением правил городского благоустройства и благочиния. Давнишнее зло -- пожары, -- продолжало угрожать Петербургу, несмотря на заметное уже преобладание каменных построек. Чаще других частей города страдал от огня Васильевский остров. В 1771 году большой пожар испепелил там множество домов, между невской набережной и Большим проспектом, в том числе дом графа Миниха, где помещался Морской корпус. Раньше, в 1763 году, там сгорел Гостиный двор {От старого Гостиного двора на Васильевском острове (Биржевая линия, 1) до сегодня сохранился лишь небольшой фрагмент постройки.}, и это бедствие вызвало назначение поощрительной награды той из пожарных команд, которая раньше других прибудет по тревоге.
В 1774 году был большой пожар в Адмиралтейской части. Выгорело более 140 домов, в том числе более 100 каменных. В 1780 году горел Гостиный двор на Невском. В нем только лицевая галерея была каменная, все же остальное строение деревянное; оно выгорело дотла, и жертвой огня сделалось еще много жилых домов, расположенных позади торговых рядов. Пожар этот привел к тому, что во избежание крайней скученности лавок, разрешено было открывать отдельные магазины во всех улицах города; прежде же торговля дозволялась только в рядах.
Другое бедствие, издавна знакомое жителям столицы -- наводнения, -- также постигало Петербург в царствование Екатерины II. Самое сильное и гибельное наводнение произошло в ночь на 10 сентября 1777 года. Двое суток перед тем на море свирепствовала буря, гнавшая воду в Неве вверх против течения. С необычайной быстротой вода поднялась на 10,5 футов (3,1 м) выше обычного уровня и залила город, за исключением Литейной и Выборгской частей. Екатерина II в этот день только что вернулась в столицу из Царского Села. Вот как описывала она наводнение во французском письме к Гримму:
"В 10 часов пополудни поднялся ветер, который начал с того, что порывисто ворвался в окно моей комнаты. Дождь шел небольшой, но с этой минуты понеслось в воздухе все что угодно: черепицы, железные листы, стекла, вода, град, снег. Я очень крепко спала; порыв ветра разбудил меня в 5 часов. Я позвонила и мне доложили, что вода у моего крыльца, и готова затопить его. Я сказала: "Ести так, отпустите часовых с внутренних дворов; а то, пожалуй, они вздумают бороться с напором воды и погубят себя". Желая узнать поближе, в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не окончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли. Я сказала: "Боже мой! Биржа переменила место, графу Миниху придется устроить таможню там, где Эрмитажный театр. Сколько разбитых стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами! И словно подстать цветочным горшкам, на полу и на диванах валялись фарфоровые вазы с каминов. Нечего сказать, тут-таки похозяйничали".
Хотя высокая вода стояла недолго, но опустошения, причиненные наводнением 10 сентября, были громадны. В затопленных частях города все лавки с товаром размыло, уцелели только каменные в Гостином дворе. В Коломне разнесено около ста домов со всеми службами и заборами. На 11 версте вокруг Петербурга находили на полях трупы людей и животных. В парках были вырваны с корнями даже мачтовые деревья. В Летнем саду буря поломала множество старых лип, посаженных еще при Петре Великом, и разрушила фонтаны, которые после того уже не были возобновляемы.
Наводнение 1777 года подало повод установить сигналы для предупреждения жителей столицы о грозящей опасности. Екатерина II утвердила правила, по которым, как только в Коломне и Галерной гавани Нева начинала разливаться по берегу, давались три выстрела из пушек, и на Адмиралтейском шпице подымались красные флаги, а ночью фонари. При возрастающей опасности следовали пять пушечных выстрелов, и т. д. Эта система сигналов, с изменениями, удержалась и до настоящего времени.
Осенью 1771 года Петербургу угрожала другая опасность: в Москве свирепствовала моровая язва, и потребовались строгие меры предосторожности, чтобы предупредить занесение ее в новую столицу. Распоряжением от 10 октября приказано было во всех петербургских слободах иметь ворота и калитки в домах днем и ночью запертыми, чтобы никто не мог войти во двор без ведома хозяина. Внутри города все дома, не имеющие при воротах дворника или караульного, приказано было запирать с вечера и не отпирать до 7 часов утра. О всех случаях скоропостижной или быстрой смерти домохозяева обязывались сообщать полиции, никого к телу умершего не допускать, и накуривать в комнате камфарой, уксусом, можжевельником, перьями или ельником. Меры эти, в связи с другими, достигли цели, -- московская чума не была занесена в Петербург. Вместе с тем, эти меры любопытны как первый в нашей столице опыт применения строгого санитарно-полицейского наблюдения за безопасностью города.
Скажем в заключение, что при Екатерине II впервые появляются выборные от петербургского купечества, наблюдающие за правильностью мелочной и разносной торговли в городе. Они обязаны были следить за исправностью весов и мер, и вообще за тем, чтобы "товары продавали правдиво, не чиня никакого обмана и не мешая с добрыми худых".
Глава XIV
Державин и Фонвизин. -- Торжества по случаю побед. --
Механик-самоучка Кулибин. -- Общественные развлечения и театры.
Блестящее царствование Екатерины II ознаменовалось не только успехами во внешней и внутренней политике страны, но и небывалым оживлением общественной жизни. Помимо своего государственного и торгового значения, Петербург все более становился центром нового просвещения, и заботы Петра Великого начали приносить плоды. Появилась русская литература, выдвинувшая несколько крупных дарований.
Эта литература развивалась в двух направлениях. С одной стороны, блестящие дела Екатерины, победы Румянцева и Суворова, возросшее могущество русского государства, вдохновляли поэзию к прославлению в торжественном тоне героев царствования. Представителем такой поэзии был Державин, воспевавший Екатерину и ее сподвижников, и сообщивший русскому стиху, еще не чуждому церковно-славянских форм и оборотов, возвышенную силу, звучность и красоту. С другой стороны, стремление Екатерины преобразовать грубые нравы и искоренить в обществе застарелые пороки, вызвало литературу сатирического направления, осмеивавшую слабые и достойные порицания стороны тогдашней русской жизни. В этом направлении наибольшей известностью пользовались Фонвизин и Новиков. Первый написал несколько комедий, из которых самая замечательная, "Недоросль", до сих пор играется на сценах, и по языку очень близко подходит к нынешнему разговорному. Второй пользовался влиянием, как издатель сатирических журналов и автор большого числа сатирических статей и очерков. К последнему направлению принадлежали и произведения самой Екатерины II, главным образом -- комедии, осмеивавшие пристрастие высшего общества ко всему французскому, и прикрытую наружным лоском грубость понятий и нравов.
