Анализ отдельных органов чувств

 

Остановимся на отдельных органах чувств, начиная с обоняния, и оканчивая слухом и зрением.

Значение обоняния в обычной жизни часто недооценивают, но его большую роль в жизни религиозной невозможно не заметить. В христианстве издавна использовались во время богослужения различные благовонные вещества, что в полной мере сохранилось в православии и до сих пор (частично и в католицизме, но не в протестантизме). Особенность воздействия запахов состоит в их прочности, глубине, эмоциональности. Даже нейтральные запахи, при первом знакомстве с ними, соотносятся либо с положительными, либо с отрицательными эмоциональными состояниями. Особенно это проявляется у детей, поэтому так важно, чтобы их первое впечатление от посещения храма и знакомства с церковными запахами имело эмоционально положительный характер.

Обоняние должно правильно и осмысленно использоваться в жизни христианина: "Обонянием будем чаще ощущать каждение от церковного ладана. С благоуханием росного ладана... входит в душу услаждение особенное: оно не разнеживает души, а как-то очищает и укрепляет ее. Суеверие или беспечная греховность боятся ладана, будто напоминания о покойнике. Но верующий и нравственный христианин любит каждение ладана за службою в церкви, после молебна у себя в доме или после каждения им пред иконами в домашней кадильнице: все это вместо того, чтоб постоянно находиться в табачном дыму, обонять винный запах по страсти или обливать себя или свои вещи духами" (Попов. 1994, с.963). Кроме того: "Особенно освящается обоняние и, освящаясь, вносит в душу чистые мысли, когда кто прикасается к святым мощам, от которых благоухание бывает не похожее на мирские ароматы, но какое-то неземное, нетленное..." (там же).

В миру же существуют свои запахи, и свои причины их использования. Как писал свящ. Павел Флоренский: "Всякий знает, что есть запахи освежающие и целомудренные, как есть запахи и обратные, что есть благоухания духовные, тогда как другие ложатся долу. И это не в смысле только того или иного действия их на человеческий организм и даже иногда совсем не ввиду такого действия: нет, ароматам, самим им, присуща та или иная характеристика" (Флоренский. 1977, с.207). И далее: "Ладаном естественно кадить во храме и розовым маслом умащать иконы... Напротив, столь же неуместным и внутренне невозможным представилось бы каждение табаком" (там же, с.207). И подробнее о табаке: "В табаке есть, помимо всяких рассуждений, нечто непосредственно нечистое, и дым папиросы оскверняет – совершенно так же, как нечистоты, впрочем, не "так же", а гораздо глубже, существеннее... Табак – чертов ладан, по определению народному; при чертове ладане Бога-то разве вспомнишь", слышал я от одного крестьянина..." (там же).

Даже в использовании духóв с христианской точки зрения не все так просто: "Это самое тонкое средство, которое употребляет сатана для обольщения людей, возбуждая в них влечение к якобы чему-то прекрасному, а на самом деле – скотскому. И вопрос этот довольно сложен. "Невинное" желание барышни "надушиться" – о котором и говорить-то много нечего, как может кто-либо подумать, – имеет и свою длинную историю, и свои основания, по начальной природе своей, чисто догматического характера – догматического в полном, то есть богословском, смысле" (Варнава (Беляев) еп. Т. 2. 1996, с.108). А именно, благовония и ароматы имеют небесное происхождение (там же, с.108). Поскольку жизнь истинного христианина, жизнь в Церкви должна быть отражением небесной, то, неудивительно, что в богослужении благовония употребляются повсеместно (там же, с.113). По этой же причине употребляются они и в христианском быту – в домашнем и церковно-общественном обиходе. Но может существовать и негативное, и безблагодатное использование запахов: "Как у Бога есть церковь святых, или церковь преподобных (Пс. 88, 6; 149, 1), так и у диавола есть своя церковь лукавнующих (Пс. 25, 5), то есть мир, где он, как обезьяна, по выражению учителя первохристианской Церкви Тертуллиана, копирует все, что видит в Церкви Божией, только извращая все и во всем поступая наоборот. Истину заменяют ложью, святость – нечестием, воздержание – страстями, веру – неверием, добродетель – грехом, духовное – телесным, благовония – зловонием, и наоборот, зловоние греха прикрывает благовонием искусно приготовленных его служителями ароматов (там же, с.119).

О действительной причине использования благовоний в миру очень метко писал Ефрем Сирин: "Иные мазями умащают плоть свою, чтоб удивить других благоуханием; а грехи их смердят хуже трупов, брошенных на земле" (Ефрем Сирин. Т. 4. 1995, с.352); "если бы человек не издавал от себя зловония, то не собирал бы благовоний" (там же, с.353).

 

Вкус неоднократно упоминается в святоотеческих работах, но не столько сам по себе, сколько из-за тех проблем, с которыми он может быть связан. Излишнее услаждение вкусом является одним из видов чревоугодия, называемый в святоотеческой традиции лемаргией. Христианские аскеты советовали относиться к вкусу очень осторожно, ибо именно с непозволительного вкушения от древа познания в раю и произошло грехопадение Адама и Евы. Освящается вкус в таинстве причащения (Попов Евгений прот. 1994, с.962-963).

Вкус состоит не только в различении различных видов пищи, но, в первую очередь, в определении степени ее пригодности к употреблению. Поэтому нередко там, где речь идет о способности различения хорошего и плохого, используют понятие вкуса в духовно-символическом смысле:

– "Чувство ума есть вкус его, верно различающий духовные вещи... как тело, земных вкушая сластей, приобретает опытность в чувстве сем безошибочную: так и ум, когда поднимается выше плотского мудрования, может нелестно вкушать и различать утешение Святаго Духа, как говорится: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9)..." (Диадох. 1900, с.22).

– "Образовать сердце значит воспитать в нем вкус к вещам святым, Божественным, духовным…" (Феофан Затворник. 1908, с.238).

 

Осязание также не забывается в христианстве, но степень его использования в разных христианских конфессиях разная. Из осязательных моментов в православии и католицизме существует целование разных священных предметов: креста, икон, Библии и т. д. Протестантизм, противопоставляя себя католицизму, отказался от богослужения и от связанных с ним осязательных действий.

Осязание по своим характеристикам принадлежит к наиболее конкретным и непосредственным органам чувств. Поэтому осязаемость чего-либо связывается с его материальностью, реальностью, конкретностью и т. д., и наоборот, неосязаемость – с нетелесностью, духовностью и т. д. Поэтому использование осязания возможно и необходимо не везде, нужно опасаться "осязать то, что не должно" (Филофей Синайский. 1900, с.410). Это относится либо к вещам слишком мирским, от которых через осязание войдут в душу соблазны, либо предметов духовных, которые не подлежат осязательной проверке. Поэтому, неудивительно, что слишком выраженные осязательные тенденции в христианстве не поощряются: так, например, один из двенадцати апостолов для того, чтобы поверить в воскресение Христа, захотел не только увидеть Его раны, но и вложить перст свой в раны от гвоздей, и вложить руку свою в ребра Его (Иоан. 20, 25), за что и получил прозвание "Фомы неверующего". При этом в его намерениях не было ничего греховного, но лишь желание удостовериться осязательно, т. е. конкретно и непосредственно (в то время, когда это же было явлено и через слух, и через зрение). Но, вера не должна строиться на таких "осязательных" аргументах, впрочем, как и вообще только на впечатлениях от внешних органов чувств, так что, по слову самого Иисуса Христа, произнесенному сразу после этого: "блаженны невидевшие и уверовавшие" (Иоан. 20, 29).

Основной тенденцией язычества является его осязательная направленность; оно стремится все пощупать, потрогать, убедиться физически (Флоренский. Т. 2. 1996, с.519). Закономерно, что, как правило, удельный вес осязания больше в сектах, расколах и т. д. Ярко выражены осязательные компоненты во многих современных американских сектах (Ward. 1972, p.124).

В христианстве, как религии Слова, обращенного к людям, слух и речь ценятся высоко. В святоотеческой традиции со слухом, в силу его особой духовной значимости, может сопоставляться даже вера: "Блажен, кто говорит в уши слушающих его. Вера же есть слух, ухо души. И на эту веру Господь таинственно намекает изречением: Кто имеет уши слышать, да слышит (Мф. 11, 15)" (Климент Александрийский. 1996, с.225).

Слух имеет свои особенности: "Воспринимаемое слухом – по преимуществу субъективно. Звуки, слышимые наиболее, внедрены в ткань нашей души и потому наименее четки, но зато наиболее глубоко захватывают наш внутренний мир. В звуках воспринимается данность, расплавленная в нашу субъективность" (Флоренский. Т. 2. 1990, с.35). Может быть основное отличие протестантизма от католичества и православия заключается в том, что протестанты являются людьми слухового психологического типа (там же, с.38). И в самом деле, достаточно проанализировать хотя бы внешний вид и внутреннее убранство католического и протестантского храма, чтобы действительно осознать это различие. В католическом храме все пытается действовать в первую очередь на зрение: скульптура, барельефы, фрески и т. д. Цветная скульптура Богоматери в полный рост, которая часто бывает в католическом храме, просто немыслима в протестантском храме. Последний же предназначен для слуха, для слова – отсюда его хорошая акустика, чем не преминули воспользоваться в советское время, используя протестантские храмы для студий звукозаписи и концертных залов.

В православии слух, конечно же, не забыт, ибо на нем строится все богослужение, недаром, в церковь ходили, чтобы "слушать обедню". Важнейшей особенностью православия является использование колокольного звона, значение которого очень велико (Трифон (Туркестанов) еп. 1910). Колокола сзывают прихожан на службу, отмечают важнейшие моменты богослужения, создают особое праздничное настроение, перекликаясь друг с другом из разных храмов и церквей, так что во время крупнейших христианских праздников в воздухе разливается "малиновый звон".

Но и слух имеет свои соблазны: "Злоупотребляющие чувством слуха, любящие склонять слух к тому, от чего должно отвращать его, пусть вспомнят, что первый грех вошел в мир путем слуха. Не послушай Ева речей диавола, не было бы греха в людях" (Виссарион (Нечаев). 1888, с.13). И также, как и остальные органы чувств, слух требует к себе внимания и осторожности: "Поскольку ум воспринимает помыслы из пяти чувств, то следует выяснить, какое из этих чувств является источником наиболее тяжких помыслов. – И ясно, что таким источником является слух, ибо страшное слово сердце мужа праведна смущает (Притч. 12:25)" (Евагрий Понтийский. 1994, с.123-124).

Речь непосредственно, неотделимо связана со слухом (Флоренский. Т. 2. 1990, с.37). Ни христианское богослужение, ни обыденную жизнь мирян и монахов невозможно представить без песнопений. Молитвы в православии не просто произносятся, они поются, и это является дополнительным условием, позволяющим настроиться на молитвенный лад и излить свою душу Богу.

Афанасий Александрийский († 373 г.) в работе "Об истолковании псалмов" пишет об исцелении души благодаря воспеванию псалмов. При этом он не ограничивается только словесным содержанием Псалтири. В его сознании, как практически и в сознании всего христианского мира, псалмы неразрывно связаны со специфическими ритмо-мелодическими структурами. Это особый жанр гимнографии, ибо псалмы не читаются, но поются особым образом. Мелодическое исполнение псалмов своей напевностью и гармоничностью воздействует на души поющих и слушающих, приводя их в умиротворенное блаженное состояние. Музыкальность псалмов способствует отрешению души от обыденных чувств, страстей, переживаний и ориентирует ее на достижение христианского идеала – спасения для вечного блаженства (Бычков. 1991, с.7).

Известный христианский подвижник IV века Ефрем Сирин так достохвально пишет о псалмах: "Псалом – отгнание демонов. Псалом – оружие против страха ночного. Псалом – успокоение от дневных трудов. Псалом – безопасность младенцев. Псалом – утешение старцам, самое приличное убранство женщинам. Он светлыми делает праздники, он производит печаль по Богу. Псалом и из каменного сердца вызывает слезы. Псалом – дело Ангелов, небесное жительство, духовное кадило. Он просвещает ум, он возводит на небеса, он делает людей собеседниками Божиими, радует душу, прекращает суд, смиряет враждующих. Где псалом с сокрушением, там и Бог с Ангелами" (Ефрем Сирин. Т. 3. 1994, с.45-46).

 

Важность зрения для человеческой жизни трудно переоценить: через него в человеческий мозг поступает около 90 % всей сенсорной информации. Мысли о важности зрения нередко встречаются в христианской традиции. По Евагрию Понтийскому зрение лучше всех чувств (Евагрий Понтийский. 1994, с.92). В подобном ключе высказываются и другие христианские авторы: "первое из чувств – зрение" (Иоанн Дамаскин. 1993, с.14); "чувство зрения первенствует в теле" (Августин. Творения. Т. 2. 1998, с.645). Но поскольку подход к органам чувств в христианстве не базируется только на количественных параметрах, то можно встретить и такую святоотеческую критику зрения: "зрение различает только более грубое в чувственном, да и в том нередко ошибается" (Нил Синайский. Ч. 1. 1858, с.191). А Иоанн Златоуст, следуя за сложившейся традицией, называет настоящее и блага этой жизни "видимым", а "слышимое" сопоставляется у него с будущим и вечными благами по воскресении (Иоанн Златоуст. Т. 3. 1994, с.427).

Кроме того, зрение зрению рознь. По учению блаж. Августина существует три вида зрения: телесное, духовное и разумное (Августин. Т. 2. 1998, с.633). Причем между ними существует следующая зависимость: "духовное зрение превосходнее телесного, а разумное – превосходнее духовного" (там же, с.658). Телесное зрение ограничивается только внешним физическим миром, а разумным зрением "созерцается слава Божия" (там же, с.663).

С другой стороны, зрение является одной из служебных сил души, в которой есть много более высоких и разносторонних сил. Это относится, например, к уму: "Зрение чувственного обще уму и чувству; ведение же умного (духовного) есть принадлежность одного ума" (Фалассий авва. 1900, с.299).

С христианской позиции любой орган чувств заслуживает порицания, если через него греховные прилоги действуют на человеческую душу. А поскольку часто это происходит именно через зрение, то на это закономерно обратили свое внимание христианские подвижники. Так, по мнению блаж. Августина, многие люди стремятся к безблагодатному познанию, "а поскольку из всех телесных чувств зрение наиболее пригодно для этого, то вожделение сие и называется в Писании "похотью очей"" (Августин. Т. 1. 1998, с.649). И далее: "Есть здесь и еще один вид искушения, несравненно более опасный. Кроме похоти плоти, требующей наслаждений и удовольствий для всех внешних чувств... те же внешние чувства внушают душе желание не наслаждаться через плоть, а исследовать через нее. Это – пустое и жадное любопытство, которое рядится в пышные одежды знания и науки" (там же, с.649). Поэтому зрение, не меньше чем любое другое из органов чувств, нуждается в очищении и воспитании.

 

Органы чувств в Библии

 

Можно заметить, что в Библии постоянно используются разнообразные метафоры, связанные с органами чувств.

Среди зрительных метафор остановимся на следующих: свет – тьма, видимое – невидимое, слепые – зрячие. Противопоставления света тьме имеет духовный характер: "все вы – сыны света и сыны дня: мы не сыны ночи, ни тьмы" (1 Фес. 5, 5); "отвергнем дела тьмы и облечемся в оружие света" (Рим. 13, 12); "вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: поступайте, как чада света" (Еф. 5, 8); "не участвуйте в бесплодных делах тьмы" (Еф. 5, 11). О неверующих сказано, что у них "бог века сего ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого" (2 Кор. 4, 4). При этом критика неодухотворенного зрения приводит даже к сравнению его с преисподней: "Преисподняя и Аваддон – ненасытимы; так ненасытимы и глаза человеческие" (Прит. 27, 20). И наоборот, приходящие к Богу с верой очищают свои органы чувств и озаряются внутренним светом: "Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца..." (2 Кор. 4, 6). Это и есть фаворский свет, о котором опытно знают монахи и пустынники, и описания которого есть в святоотеческих трудах. Этот свет явил миру сам Иисус Христос на горе Фавор, откуда и произошло его название: "По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет" (Мф. 17, 1-2).

Световая метафора, в силу своего положительного значения, нередко применяется по отношению к Богу: "Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы" (1 Ин. 1, 5). Это же относится и к Слову: "В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Ин. 1, 4-5). Иисус Христос есть "Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир" (Ин. 1, 9). Об этом Он сам говорил так: "доколе Я в мире, Я свет миру" (Ин. 9, 5); "Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни" (Ин. 8, 12).

Важной сенсорной дихотомией является противопоставление видимого и невидимого: "мы смотрим не на видимое, но на невидимое; ибо видимое временно, а невидимое вечно" (2 Кор. 4, 18); "верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое" (Евр. 11, 3). Духовный мир невидим для человека, откуда и произошла Божья заповедь: "Не делай себе кумира и никакого изображения..." (Исх. 20, 4). Правда, относилось это в первую очередь к отвержению идолопоклонства: древнеегипетского, ближневосточного и др. Эта охранительная мера была направлена на сохранение чистоты веры иудеями. Но неизобразимость Бога потом отменилась самим воплощением Бога-Сына, который принял на себя всю природу человека, а значит, и его внешнюю изобразимость (на чем и основывается православная традиция иконографии).

Уже и в Ветхом завете были некоторые теофании (богоявления) – прообразы и предтечи последующего явления Христа. Бог являлся и говорил с Моисеем: "лица Моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых" (Исх. 33, 20); "Я поставлю тебя в расселине скалы, и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду. И когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видно" (Исх. 33, 22-23). Но лично, ипостасно, Бог так и не открылся ни Моисею, ни другим ветхозаветным патриархам и пророкам. Поэтому вполне правильно, что и в самом деле: "Бога не видел никто никогда..." (Ин. 1, 18); "Бога никто никогда не видел" (1 Ин. 4, 12); Бога "никто из человеков не видел и видеть не может" (1 Тим. 6, 16).

Во всей своей ипостасной полноте Бог раскрылся в воплощении Бога-Сына: "Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (Ин. 1, 18). По слову самого Иисуса Христа: "видевший Меня видел Отца" (Ин. 14, 9); "Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего; и отныне знаете Его и видели Его" (Ин. 14, 7). В последние времена все "увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силою и славою великою" (Лк. 21, 28), "узрит Его всякое око" (Откр. 1, 7), а в наше время для узрения Христа нужны духовные очи. А без духовных очей человек духовно слеп. Поэтому так важна библейская дихотомия: слепые – зрячие. Глубоко символичны многочисленные исцеления слепых Христом (Мф. 9, 30; 12, 22; 20, 34), (Мк. 8, 24; 10, 52), (Ин. 9, 7) и др. В образе исцеления физически слепых зрячим был преподан урок исцеления от слепоты духовной: "кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза" (1 Ин. 2, 11). А об упорствующих в своем ослеплении сказано: "оставьте их: они – слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму" (Мф. 15, 14).

В Библии не забыты и другие органы чувств: "Если все тело глаз, то где слух?" (1 Кор. 12, 17). Скажем коротко о слухе и речи. Ветхозаветные пророки предсказывали, что "уши глухих отверзутся" (Ис. 35, 5), это и исполнилось в Новом завете, когда Христос исцелял глухих и немых (Мк. 7, 33; 9, 17). Но исцелять нужно не только и не столько физические недостатки, сколько душевные пороки: многословие и сквернословие. Библия о них говорит: "удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов" (Пс. 33, 14); "удерживай язык свой от зла" (1 Пет. 3, 10); "никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших..." (Еф. 4, 29); "сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам..." (Еф. 5, 4). Душевная же чистота и вера позволяли ветхозаветным пророкам и новозаветным апостолам слышать глас Божий, воспринимать слово Божие.

Кроме исцеления слепых, глухих и немых в Библии описаны и исцеления хромых: Иисусом Христом (Мф. 21, 14), ап. Петром (Деян. 3, 7), ап. Павлом (Деян. 14, 10). Это и понятно, ведь в грехопадении омрачились все органы чувств, а значит и наша двигательная чувствительность, которая также требует исцеления. История религии показывает, что языческие ритуальные действия базировались в основном на кинестетике, т. е. были особыми танцами, плясками, неистовыми радениями. Оставив истинного Бога, и еврейский народ плясал перед золотым тельцом (Исх. 32, 19). Дочь Иродиады плясала перед Иродом ("танец живота"), чтобы получить голову Иоанна Крестителя (Мф. 14, 6). Однако двигательная чувствительность может правильно использоваться: возможно и танец, и пляску посвящать Богу. Так, например, "скакал из всей силы пред Господом" царь Давид, когда несли ковчег Господень (2 Цар. 6, 14). Этим он выражал полноту своей радости от встречи с религиозной святыней.

Подобное возможно и в осязании. Оно также может быть посвящаемо или идолам, или Богу. С одной стороны, можно лобызать Ваала (3 Цар. 19, 18), что входило в обязательную церемонию поклонения ему, или, как Иуда, целованием предавать Иисуса Христа (Мк. 14, 45). С другой стороны, по апостольской традиции, можно приветствовать друг друга "лобзанием святым" (2 Кор. 13, 12; 1 Фес. 5, 26), "лобзанием любви" (1 Петр. 5, 14).

И использование обоняния может быть двояким. Когда это делается безблагодатным путем, оно является также безблагодатным. Различные пахучие вещества использовались и в дохристианских религиях, что критиковалось еще ветхозаветнымипророками: "воскуряющий фимиам – то же, что молящийся идолу" (Ис. 66, 3). В христианстве обоняние очищается и освящается, так что тот же фимиам соотносится с молитвами христианских святых: "И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Бога" (Откр. 8, 4); "И когда он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых" (Откр. 5, 8).

 

§ 4. Современные проблемы сенсорной культуры

 

В настоящее же время, по мере проявления все большего числа негативных последствий информационной революции можно говорить, по аналогии с экологическим и другими кризисами, о кризисе информационном, когда информация по количественным параметрам становится все более избыточной, а по качественным параметрам – пустой и ненужной, а, нередко, и вредной.

На эту проблему обратила свое внимание медицина. Так, например, доктор медицинских наук М. М. Хананашвили писал: "Современные условия жизни и прежде всего ее высокие темпы выдвинули перед наукой о мозге новые задачи. Сегодня мозг человека воспринимает, обрабатывает, запоминает сведения в масштабах, совершенно необычных, если иметь в виду всю многотысячелетнюю историю развития человека. А главное, такая нагрузка на высшие функции мозга возникла за очень короткий период, без какой-либо специальной к ней подготовки" (Хананашвили. 1978, с.126). Этот информационный взрыв, по мнению автора, привел к целому ряду негативных психологических последствий, которые он выделяет в отдельное явление – "информационный невроз".

К выводам о неполезности избыточной информации пришла и современная физиологическая наука, в которой постепенно зарождается новое направление – "сенсорная экология". Одним из важнейших ее положений является то, что "количество информации, которое может поступить в мозг, избыточно и должно быть сокращено..." (Дмитриева. 1999, с.158).

Не прошла мимо этой проблемы и педагогика, ибо уменьшение избыточности внешней информации в первую очередь важно для детей, и особенно, для тех из них, кто имеет ослабленную нервную систему или различные психологические проблемы (а в настоящее время, как известно, таких детей подавляющее большинство). Известный русский дефектолог Всеволод Петрович Кащенко писал о таких детях, что многообразие городской жизни, масса всегда новых впечатлений отнимают у них так много энергии, что после дневной сутолоки они испытывают только усталость и спутанность мысли (Кащенко. 1999, с.78). И далее: "Чтобы избежать этого, необходимо удалить ребенка от городского шума, лишить плохо переносимого им разнообразия. Уменьшая количество рецепций (восприятий), мы тем самым увеличим их интенсивность. Ребенок видит и слышит немногое, но получает возможность глубже взглянуть на вещи" (там же, с.78). Последнее является крайне принципиальным положением и для жизни взрослых. Таким образом, человек все больше становится пассивным "потребителем информации", и его информационная всеядность переходит все разумные границы. В наше время информация как таковая уже превращается в некое подобие наркотика, с наличием соответствующих эффектов: привыкания, увеличения дозы, "ломки" и т. д.

Дореволюционная педагогическая традиция придерживалась в этих вопросах охранительной стратегии. Так, например, Петр Францевич Лесгафт предостерегал против искусственного возбуждения у ребенка различных чувствований (Лесгафт. 1998, с.56). По его мнению, необходимо учитывать, что "всякое чувствование, развитое у нас, требует для своего возбуждения все большего и большего раздражения" /там же, с.56/. "Это повышение раздражения приятно возбуждает человека, но вместе с тем вызываемое им чувствование способно мало-помалу перейти в страсть и, наконец, так завладеть им, что все его стремления и желания будут сосредоточены над возбуждением и удовлетворением этого чувствования" (там же, с.56-57). "Апатия, появляющаяся при недостатке этого раздражителя, угнетает человека и делает его совершенно негодным к какой-либо деятельности" (там же, с.59). В качестве иллюстрации автор приводит много интересных примеров. Интересно его историко-психологическое обобщение: "Исторические факты указывают на совершенно такое же явление и у целых народов. Когда богатства и роскошь Римской империи стали принимать все большие размеры, народ перестал интересоваться общественными делами; в погоне за наживой различные авантюристы и честолюбцы, желая привлечь на свою сторону возможно большее число голосов, старались влиять на большинство граждан различными приятными развлечениями, возбуждающими их и выводящими из того апатичного состояния, в котором они находились. Для развлечения граждан возводили грандиозные постройки и здесь давали самые невероятные представления, все более и более возбуждавшие чувствования присутствующих" (там же, с.59-60).

И с точки зрения современной медицинской науки, в педагогике необходимо придерживаться здравой охранительной тенденции, не нагружая ребенка излишней информацией: "Одной из главных задач педагогической науки является определение оптимальных условий обучения детей в современную эпоху научно-технического прогресса... Если иметь в виду процесс обучения детей, то теоретическим фундаментом для разработки рекомендаций по созданию оптимальных условий обучения может служить представление, учитывающее следующие факторы: а) объем информации, получаемой личностью при обучении, б) оптимальное время, необходимое для ее обработки и усвоения и в) уровень мотивационной значимости процесса обучения" (Хананашвили. 1978, с.133-134).

Для решения проблем информационной экологии, как нам кажется, возможно использовать многовековой христианский опыт. Признавая важность сенсорики, святые отцы пишут о необходимости использования по отношению к ней ограничительной и охранительной стратегии: ибо, по их мнению, сенсорика входит в общую структуру души в качестве нижнего, зависимого звена. Поэтому работу органов чувств необходимо контролировать и подчинять высшим силами души. Как об этом писал святитель Феофан Затворник: "Владей чувствами, особенно зрением и слухом, свяжи, держи язык. Кто не обуздает сих трех, того внутреннее – в расхищении, в расслаблении и плене" (Феофан Затворник. 1908, с.248). Этими ясными и душеспасительными словами святитель Феофан объяснял для нашего времени смысл и дух святоотеческого учения об управлении и хранении органов чувств.

 

Хранение органов чувств

 

Традиция хранения органов чувств имеет в христианстве глубокие корни. Уже в IV в. у святого Ефрема Сирина можно найти слово "О хранении очей и языка" и поучение "О том, что не должно блуждать туда и сюда глазами, но поникать взором вниз, душею же стремиться вверх к Господу". Специальные работы посвятили этому: Феодор Студит ("Об охранении и очищении наших чувств и об исповедании дурных помыслов"), Киприан Карфагенский ("Книга о зрелищах"), Тертуллиан ("О зрелищах). Кроме того, к этой теме обращалось множество других известных христианских авторов, некоторые высказывания которых мы здесь и приведем.

По Григорию Нисскому (IV в.) хранение органов чувств необходимо по той причине, что "где оскверняется слух, оскверняется зрение, оскверняется и сердце, принимая непотребное через зрение и слух" (Григорий Нисский. Ч. 8. 1872, с.457).

Диадох, епископ Фотики (V в.): "зрение, вкус и прочие чувства рассеивают память сердца, когда пользуемся ими без меры..." (Диадох. 1900, с.36). Кроме того, по его мнению, "все чувства телесные сопротивляются вере, так как чувства вкушать ищут только настоящего – присущего, а вера обещает богатство благ будущих" (там же, с.35).

Иоанн Постник патриарх Константинопольский (VI в.): "эти окна (органы чувств – З.Ю.) нужно открывать для Бога и закрывать для греха" (Иоанн Постник. 1826, с.252).

Максим Исповедник (VII в.): "душа закрывая чувства, словно врата, делает их чистыми от греховных образов" (Максим Исповедник. 1993, с.177).

Выдающийся христианский аскет Феодор Студит (XI в.): "Жадными очами не делайте страстных воззрений и сами себя не подвергайте очарованию. Затыкайте ухо от слышания неразумных речей и бесполезных сказаний... Руки, ноги, и все члены ваши да будут защищены от всего страстного" (Феодор Студит. 1901, с.40). Он же предостерегает: "надлежит блюсти чувства, особенно зрение, чрез которое, при неосмотрительном его употреблении, наипаче обвык враг наш ввергать в душу страстный огнь" (там же, с.61); "Язык надо блюсти от суесловия, око ограждать от неподобных зрелищ, сердце хранить от помыслов нечистых и все чувства остепенять страхом Божиим" (там же, с.229). Он же предупреждал о трудностях духовного плавания при несоблюдении хранения органов чувств: "Если при этом войдет внутрь злая вода, как чрез малые трещины, чрез чувства, чрез зрение ли, когда воззришь страстно, хотя бы то и ненамеренно, – или чрез слух, когда он приемлет приятную речь или мелодию, – или чрез обоняние благоухания от тела ли намащенного, или от какой масти благовонной, – или чрез вкус, когда он усладится каким-либо яством, – или чрез осязание, отводящее в плен, когда коснешься своего ли тела, или тела ближнего, намеренно, или случайно как, – если случится что такое, поскорее выкачивай это вон, чрез исповедание и слезы" (там же, с.128). Хранение органов чувств необходимо и для важнейшего христианского таинства – причастия: "Уста, черпающие из бессмертного источника, не должны произносить грязных слов и смрадных нечистот. Глаза, освященные честною кровью, не должны смотреть зверски и запечетлевать в себе блудные виды" (там же, с.311).

 

Практически в полном объеме святоотеческое учение о хранении органов чувств перешло и используется в Русской православной церкви, что можно проследить как по работам дореволюционных, так и современных авторов.

О необходимости хранения органов чувств писали и авторитетнейшие русские святители. Свят. Игнатий (Брянчанинов): "Мир духов действует чрез помышления и сердечные ощущения; мир вещественный – чрез чувства телесные. Оба манят ко вкушению плода запрещенного. Телесным чувствам, зрению, слуху, осязанию представляется этот плод прекрасным: помысл, – слово невидимого существа, внушает, твердит: "вкуси, узнай!". Манит любопытством, подстрекает тщеславием" (Игнатий (Брянчанинов). Т. 4. 1993, с.449). Св. Иоанн Кронштадтский: "Хранить чувства от греха зрения: не смотреть с пристрастием на чужую красоту, на чужие наряды, богатые доходы, богатые убранства домов, на чужие сокровища и богатство, ибо все сие прахом пойдет и чистоту души погубит" (Иоанн Кронштадтский. 1991, с.96-97).

Афонский монах Никодим Святогорец (1749-1808) также хорошо знал о хранении органов чувств, которым он в своей "Невидимой брани" посвятил 21 и 24 главы 1-ой части, под характерными названиями: "Об управлении и добром пользовании внешними чувствами", "Общие уроки об употреблении чувств". Вот что он там писал: "Каждое чувство имеет свой круг предметов, приятных и неприятных. Приятными услаждается душа и, привыкши к сему, образует в себе похотение к ним. От каждого чувства внедряется, таким образом, в душу несколько похотений, или склонностей и пристрастий. Они все кроются в душе и молчат, когда нет поводов к возбуждению их. Возбуждаются же они иногда помыслами о предметах их, но главным и сильнейшим образом тем, если предметы их предстоят чувствам и испытываются ими. В сем случае похотение к ним восстает неудержимо и в том, кто не положил еще поддаваться ему, рождает грех, грех же содеян рождает смерть (Иак. 1, 15), и исполняется на нем пророческое слово: вниде смерть сквозь окна ваша (Иер. 9, 21), т. е. сквозь чувства, кои суть окна души для сообщения с внешним миром, – а в том, кто положил, поднимает брань, не безопасную от падения" (Никодим Святогорец. 1991, с.85).

Таким образом, встает проблема грехов органов чувств вообще и каждого из них в отдельности. Эта тема нашла свое продолжение в русской богословской традиции. Ей посвящена отдельная работа епископа Виссариона (Нечаева) (1823-1905) "Грехи чувств" (М., 1888), в которой анализирует грехи отдельных органов чувств: зрения, слуха, осязания, вкуса, обоняния, внутреннего чувства.

Чего стоит один такой грех слуха, как подслушивание. И не только как удовлетворение своего любопытства: еще в конце XIX века были живы некоторые суеверные формы подслушивания, которые являлись остатками соответствующих языческих ритуалов (Виссарион (Нечаев). 1888, с.11).

Вместе со слухом подобные проблемы имеет и речь. Воистину, язык глупого – гибель для него (Пр. 18, 7). И наоборот: "Заградивший уста свои от глаголания и сидящий в келии своей в безмолвии и молчании с молитвою – каждочасно зрит Господа" (Исаия авва. 1996, с.205). По святоотеческой традиции молчание есть таинство будущего века, а слова есть орудия этого мира (Исаак Сирин. 1993, с.180). Безмолвие постоянно практиковалось в христианском монашестве, где оно ставилось очень высоко.

Необходимо сказать и о двигательной, кинестетической составляющей работы с органами чувств, она настолько же важна, как и все остальное: "Истинное благочестие требует, чтобы мы служили Богу всем существом нашим, не душею только, но и телом. Оно было бы неполно, если бы заключалось в одном духе, и не проявлялось в телесных подвигах" (Виссарион (Нечаев). 1895, с.16).

Христианин и в повседневной, и в духовной жизни должен утруждать свое тело. Кроме того существуют особые физические действия, в первую очередь во время богослужения, служащие к прославлению Бога и в телах наших (1 Кор. 6, 20). К ним относятся следующие: стояние, коленопреклонение, поклоны малые и великие, главопреклонение, падение ниц, воздеяние рук, поклонение лицом на восток, крестное знамение (там же, с.3).

Коленопреклонение и восстание, по объяснению Василия Великого, знаменует падение человека через грех и восстание его по человеколюбию Господа (Поклоны. 1898, с.244). Последнее особенно важно, ибо обыденное сознание видит в коленопреклонении только первую его часть, указывающую на грехопадение человека. Но то, что человек восстает после коленопреклонения обновленным, обыденное сознание не видит и не понимает.

Поклоны – символическое действие, служащее выражением чувства почтения пред высшими и благоговения пред Существом Высочайшим – Богом.

Воздеяние рук служит знаком возношения умов и сердец к Богу. Кроме того с воздеяниям рук соединена мысль о кресте Спасителя (там же, с.22).

Большое место в жизни православных и католических христиан (но, значительно меньшее – протестантских) занимает крестное знамение – изображение креста рукою на себе или на какой-либо вещи. Оно глубоко символично и знаменует собой крест Христов.

 

Телесно-двигательное чувство (кинестетика) и внутреннее чувство (то, что в современной психологии называют проприорецепцией) тесно взаимодействуют друг с другом. Оба они важны при молитве и при этом имеют некоторое преимущество по отношению к другим органам чувств: "кто замыкается во внутреннем от всего внешнего, тот прекращает деятельность чувств, действующих только от внешних впечатлений, – прекращает в той мере, в какой эта деятельность протекает вовне; но разве он будет добиваться прекращения действия чувств, не нуждающихся во внешних впечатлениях, тем более если они служат его цели?" (Григорий Палама. 1995, с.162-163). Григорий Палама имеет ввиду внутреннее чувство, возникающее от телесного воздержания, которое он называет осязательной скорбью. О последней он весьма высоко мнения: "А что осязательная скорбь как нельзя лучше служит умной молитве, знают все хоть немного причастные к усилиям поста, бодрствования и трезвения" (там же). Более того: "Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева..." (Исаак Сирин. 1993, с.52).

Из внутреннего чувства, при его бесконтрольности, могут происходить лень и разнеженность, которые, безусловно, не способствуют успешному духовному развитию человека. Очищению внутреннего чувства способствуют телесный пост и молитва с телесными поклонами.

Духовные органы чувств

 

Важной и интересной темой является тема духовных органов чувств. В обычном своем состоянии органы чувств, также, как и весь человек, не очищены, и это сказывается на всей жизни человека: "Вследствие того, что душевное зрение и слух у нас не очищены, мы плохо видим и не можем поймать своими устами блага" (Феодор Студит. Т. 1. 1907, с.944). Духовное же очищение человека, влияет и на органы чувств. Как писал Иоанн Златоуст: "Пока душа вращается на земле, тело и чувства телесные облачают ее бесчисленными цепями... и слух, и зрение, и осязание, и обоняние, и язык вносят в нее извне множество зол. Но когда она воспаряет и предается занятию духовными предметами, то заграждает вход греховным мечтаниям, не закрывая чувств, но направляя их деятельность на ту же высоту" (цит. по: Зарин. 1907. Т. 1. Кн. 2, с.428).

При этом постепенно появляются духовные очи, "которые видят сокрытые в душе тайны, невидимое и божественное богатство, сокровенное от очей сынов плоти, и открываемое Духом питающимся с трапезы Христовой..." (Исаак Сирин. 1993, с.131). Их называют также внутренними очами или глазами души:

– Макарий Египетский о физических очах и слухе: "есть очи, которые внутреннее сих очей и есть слух, который внутреннее сего слуха" (цит. по: Попов И. 1905, с.31);

– "Не телесные глаза, а глаза души воспринимают силу Духа..." (Григорий Палама. 1995, с.96);

– "Как телесные глаза у зрячих людей видят предметы этой земной жизни и усматривают различие, например, между светом и тьмою, между белым и черным, между безобразным и красивым... как уши различают звуки, подлежащие слуху – резкие, тяжелые или приятные: так точно есть уши сердца и очи души, чтобы видеть Бога. И Бог бывает видим для тех, кто способны видеть Его, у кого именно открыты очи душевные" (Феофил Антиохийский. 1999, с.128-129);

– "все те, которые видят только телесными очами и только этот чувственный свет, слепы суть; и им ни о чем другом не должно заботиться, как о том, чтоб отверзть умные очи души своей, и увидеть невечерний Божественный свет" (Симеон Новый Богослов. Т. 3. 1993, с.446);

– "Чувства также обновляются... Око человека обновленного не видит зла; ухо не слышит ничего гнилого. Взамен сего у святых открывались очи и уши внутренние, которые у нас подавлены плотью" (Иннокентий (Борисов). 1875, с.274).

Кроме зрения существуют и все другие духовные органы чувств: "душа имеет все те чувства (собственно, без метафор), какие имеет и тело" (Иннокентий (Борисов). 1869, с.237-238). Из-за своей неразвитости они мало заметны, но при необходимости они могут быть усовершенствованы: "чувства внешние ныне чрезвычайно усовершены; чувства духовные могут быть усовершены тем паче" (там же, с.237).

Но это совершенствование происходит не через какие-нибудь "сенсорные тренинги" а, в первую очередь, через борьбу со грехом, ибо "грехи есть тьма, помрачающая очи душевные" (Тихон Задонский. Т. 5. 1836, с.54).

Внутренние очи омрачились в грехопадении:

– "Все имеют глаза, но у иных они покрыты мраком, и не видят солнечного света. И хотя слепые не видят, свет солнечный все-таки существует и светит, а слепые пусть жалуются на самих себя и на свои глаза" (Феофил Антиохийский. 1999, с.129); необходимо, чтобы очи души не были помрачены грехами и злыми делами, ибо "беззакония помрачают так, что не можешь видеть Бога" (там же);

Поэтому необходимо внутреннее очищение и духовное совершенствование органов чувств. В Евхаристии происходит просвещение всех органов чувств, ибо тайны Христовы просвещают всю "чувств простую пятерицу" (из благодарственной молитвы после свят. причащения) (Попов Е. 1994, с.963).

Вместе с очищением и просвещением телесных органов чувств, происходит и переход на внутренние органы чувств: "Кто действие внешних чувств заменяет внутренними, – зрение – устремлением ума к зрению света животного, слух – вниманием душевным, вкус – разумным рассуждением, обоняние – умным постижением (ощущением, чувством), осязание – бодренным трезвением сердечным: тот Ангельскую на земле проводит жизнь" (Никита Стифат. 1900, с.84).

В конечном итоге, можно говорить о появлении новых органов чувств: "Преуспевающие в духовном совершенстве, когда просвещаются, или осияваются в уме, тогда видят мысленно славу Господа и научаемы бывают мысленно божественною благодатию ведению за ведением, восходя от созерцания сущего к познанию того, что воистину есть выше всего сущего" (Симеон Новый Богослов. Т. 2. 1993, с.555); "тот, кто просвещается Духом Святым, обновляющим всяческая, стяжавает новые очи и новые уши..." (там же, с.133).

Это же называют отверзением органов чувств – имеется в виду их открытие для мира духовного. Одну из подглавок своей работы "Путь к спасению" еп. Феофан Затворник посвятил теме: "Зрение другого мира" (Феофан Затворник. 1908, с.209-216). Там он писал: "вступивший внутрь себя видит иной мир, подобный необъятной храмине, не видимый и не воображаемый, но печатлеющийся в сознании..." (там же, с.209). И по еп. Игнатию (Брянчанинову): "видения Святых и их сверхъестественные состояния вполне духовны: подвижник соделывается способным к ним не прежде, как по отверзении очей души Божественною благодатию... принимают участие в благодатном видении и телесные чувства Святых, но тогда, когда тело перейдет из состояния страстного в состояние бесстрастное" (Игнатий (Брянчанинов). Т. 2. 1993, с.236).

Злоупотребление подобными опытами и попытка восхитить силою способности, которые естественно раскрываются на соответственной ступени внутреннего развития, влечет за собою болезнь и разложение личности (Флоренский. 1914, с.42-43). При этом Флоренский ссылается на еп. Игнатия (Брянчанинова), который неоднократно писал об этой проблеме и посвятил ей отдельную работу: "Слово о чувственном и духовном видении духов" (Творения. Т. 3. М., 1993, с.1-67): "Непозволительно человеку устранять смотрение Божие, и собственными средствами, по пущению Божию, а не по воле Божией, отверзать свои чувства и ходить в явное общение с духами" (Игнатий (Брянчанинов). Т. 3. 1993, с.14).

По библейскому слову отверзение ушей, а значит и других органов чувств, происходит когда это надо и делается это Самим Богом (Ис. 50, 5). Но, рано или поздно, это произойдет у каждого человека: "У скончавшегося, как у новорожденного дитяти, открываются очи, когда он становится вне настоящей жизни, – очи души, говорю я, коими он зрит подлинную природу сущего; открывается слух... открываются уста... раскрывается вкус... дается сила осязания..." (Григорий Нисский. 1844, с.94).

 

Достигший в меру духовного совершенства "смотрит не естественными очами, так как стал выше всякого естественного зрения, получив новые очи, несравненно лучшие естественных очей, коими и смотрит выше естества" (Симеон Новый Богослов. Т. 2. 1993, с.557).

При этом необходимо помнить, что, как всякое духовное действие, открытие духовного созерцания не есть дело рук человеческих: "истинное созерцание естеств чувственных и сверхчувственных, и Самой Святой Троицы, приходит в откровении Христовом" (Исаак Сирин. 1993, с.268).

Кроме того, св. отцы писали и о " едином чувстве ", в котором сосуществуют и снимаются отдельные органы чувств. Так, по Симеону Новому Богослову: "В отношении к телесному оно нераздельно разделяется посредством пяти частных чувств – зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания... В отношении же к духовному нет необходимости, чтоб это общее чувство разделялось на пять чувств, как бы на пять окон, – не требуются, говорю, ни очи, чтоб, открывая их, видеть тамошние вещи, ни уши, чтоб слышать слово, ни орган обоняния, чтоб обонять тамошние доброты, ни губы и язык, чтоб вкушать и различать сладкое от горького, ни руки, чтоб различать твердое и мягкое, тяжелое и легкое" (Симеон Новый Богослов. Т. 1. 1993, с.473). По мнению Диадоха, епископа Фотики (V в.) это душевное чувство было едино до грехопадения: "но оно ныне в проявлениях движений души разделяется на двое, по причине поползновения на недоброе, приразившееся к уму чрез преслушание" (Диадох. 1900, с.21-22).

Это единство органов чувств проявляется при ощущении Бога: "которые удостоились увидеть зараз всеми вместе своими чувствами, как одним из многих чувств, сие всеблаго... не сознают во всем сказанном никакого различия, но созерцание называют ведением и ведение созерцанием, слух зрением и зрение слухом..." (Симеон Новый Богослов. Т. 1. 1993, с.474). И происходит это потому, что в отношении к духовному миру "и слышательное и зрительное чувство есть одно и из того, что здесь созерцает кто, или слышит, не может он определенно сказать, что именно есть то, или другое, судя по тому, как он то видит или слышит" (там же, с.476).