Страх человека перед самим собой.

Хорошо известно, что наше столетие называют столетием страха. В первую очередь речь идет о страхе человека перед завтрашним днем. К чему еще может относиться страх человека — это уже следующий вопрос. Ответ на этот вопрос пытается дать современная философия экзистенциализма, которая считает, что в конечном счете все страхи человека являются страхом перед небытием.

Психотерапевты уделяют вопросу страхов человека большое внимание. Все невропатологи прекрасно знают, какую огромную роль играет страх в жизни каждого человека. Обычно этот страх относится ко всем факторам, которые могут угрожать жизни человека, и здесь прежде всего следует назвать страх перед мучительной смертью. То, что врачи называют ипохондрией, есть не что иное, как концентрация страха человека на каком-либо одно органе, так сказать, фокусе возникновения гнетущего чувства страха.

В те мгновения, когда человек испытывает страх не перед вечностью, а скорее перед чем-то конкретным, определенным, перед каким-то недугом; в те мгновения, когда он фокусирует все свое внимание на возникшем заболевании, думая только о нем, страх сменяется постоянной тревогой. Впрочем, различие между этими понятиями, которые первым ввел создатель психоанализа Зигмунд Фрейд, а впоследствии использовал и Кьеркегор, отец философии экзистенциализма, практически исчезло.

Страх человека перед болезнями нужно выделить в особую категорию. Этот страх часто и является причиной заболевания, он как бы призывает то, чего как раз и боится человек. Существуют доказательства того, что большинство случаев смерти человека в воде объясняется именно страхом утонувшего перед таким концом. Если считать желание отцом замысла, то можно сказать, что страх — мать события. Это справедливо и для случаев самых различных заболеваний. То, что вызывает тревогу человека, чего он со страхом ожидает, то и возникает как событие, происходит, случается с ним — называйте это как хотите. У того, кто постоянно боится покраснеть, сразу же появляется краска на лице. У того, кто постоянно боится вспотеть в неподходящий момент, страх немедленно вызывает выделение пота. Невропатологи хорошо знают этот механизм действия страха перед ожиданием неприятных событий. Причем в данном случае возникает замкнутый круг: сначала какое-нибудь легкое нарушение здоровья, которое быстро прошло бы, не обрати на него человек никакого внимания, вызывает у него страх; страх резко усиливает это нарушение, а развившийся недуг порождает у этого человека еще большее чувство страха. Дьявольский круг замкнулся, и человек будет находиться в нем по крайней мере до прихода врача.

Колдовское начало этого замкнутого круга состоит в том, что замешенное на страхе беспокойство за свое здоровье приводит к интенсивному самокопанию. Вспомним людей, страдающих заиканием: они изо всех сил стараются следить за своей собственной речью, но этот самоконтроль приводит лишь к тому, что их речь становится еще более прерывистой. Или другой пример: люди, делающие неимоверное усилие для того, чтобы заставить себя заснуть; напряженные попытки сосредоточить все свое внимание на процессе засыпания дают прямо противоположный эффект. Правда, может случиться и так, что процесс нормального засыпания постоянно нарушается мыслью: «Постой-ка, перед тем как лечь спать, я, кажется, собирался еще кое-что сделать». Нужно прогнать от себя подобные мысли, расслабиться и спокойно заснуть.

К чувствам, перед которыми испытывают страх нервные люди, относится сам страх. Невропатологи говорят в таком случае о страхе перед страхом. Видимо, именно такой страх имел в виду один невротик, который, беседуя с Ф. Д. Рузвельтом, сказал: «Я ничего не боюсь так сильно, как самого страха». Хорошо известна такая болезнь как агорафобия, или боязнь пространства. В разговорах с этими пациентами в большинстве случаев выясняется, что они больше всего опасаются сердечного приступа или кровоизлияния в мозг (а иногда просто коллапса), в результате чего они могут упасть прямо на улице.

Подобно тому, как многие невротики испытывают страх перед страхом, многие нервные люди боятся непредсказуемости каких-либо событий и своих навязчивых идей. Эти люди считают свои навязчивые идеи серьезными симптомами психического заболевания. Такие достойные всяческого сочувствия люди видят себя, как они обычно выражаются, сидящими в кровати, на которой установлены решетки.

Для невротиков, испытывающих страх перед неизбежностью событий, все это чрезвычайно трагично. Наряду с людьми, которые в любом случае как бы застрахованы от серьезных нарушений психики, существуют и люди, страдающие от своих навязчивых идей или весьма склонные к этому. Однако болезненный гипертрофированный страх перед возможными нарушениями психики является, по сути дела, навязчивой идеей, и все люди, страдающие навязчивыми идеями, должны иметь в виду, что именно неврозы страхуют их от психозов, делают их невосприимчивыми к психозам, так что они могут быть совершенно уверенными в том, что у них никогда не появятся вследствие этого какие-либо нарушения психики.

Но люди, страдающие навязчивыми идеями, испытывают страх еще перед одним обстоятельством: они боятся того, что начнут взывать о помощи где-нибудь в театре или в церкви; они боятся остаться в одном помещении с другими людьми, боятся, что они могут напасть на этих людей, — поэтому от таких пациентов нужно в любом случае держать как можно дальше ножи, вилки, ножницы и другие опасные предметы. Люди, страдающие навязчивыми идеями, испытывают страх перед открытыми окнами, расположенными на верхних этажах зданий; они боятся, что выпрыгнут из окна, повинуясь внутреннему импульсу. Со всеми перечисленными мною иллюзиями, возникающими у данных пациентов, можно и нужно бороться. Кстати, среди множества людей, покончивших жизнь самоубийством, нет ни одного, кто сделал бы это, повинуясь навязчивому импульсу — то есть осуществив свою навязчивую идею. Насколько мне известно, еще ни один человек, одержимый какой-либо навязчивой идеей, не схватил другого человека за горло, не тронул другого человека даже пальцем.

Закончим наш разговор о страхах человека его страхом перед небытием, страхом перед собственной смертью. Но небытие, которого так страшится человек, находится не только вне человека, но и заключено в нем самом. Именно перед этим внутренним небытием человек испытывает страх, и из страха перед самим собой он бежит от самого себя: он бежит от одиночества, так как одиночество означает — быть всегда наедине только с самим собой. А когда человек бывает вынужден остаться наедине только с самим собой? Когда резко ослабляются или полностью прекращаются его связи с какими-либо общественно полезными делами. Например, в конце недели, то есть в выходные дни. Одинокие выходные — так назывался нашумевший проникнутый тоской шлягер — пользуются весьма дурной славой, так как именно в эти дни происходит наибольшее количество самоубийств, к которым людей подтолкнул не только шлягер оборотистого музыкального издательства. Невропатологи хорошо знают подобные симптомы психического заболевания, которое они называют неврозом выходного дня.

При этом речь идет о чувстве, навеянном пустынной местностью, вообще пустым пространством, внутренней пустотой и ощущением бессмысленности жизни, которые охватывают человека именно тогда, когда затихает его трудовая деятельность, наполненная в течение рабочих дней самыми разнообразными заботами. Данное переживание бесцельности и бессмысленности всех усилий я назвал экзистенциальной фрустрацией, то есть невыполнимостью наиболее присущего человеку желания смысла. Данное желание смысла я противопоставляю желанию власти, которое в философии индивидуализма ярко проявляется в форме стремления к тщеславию. И это желание смысла я также противопоставляю второму человеческому желанию, а именно желанию удовольствий, в явном господстве которого, в виде фрейдовского принципа удовольствия, так убежден психоанализ. Рассматривая невроз выходного дня, мы убеждаемся в том, что именно в тех случаях, когда желание смысла полностью сводится к нулю, поскольку остается неосуществленным, на первый план выходит желание удовольствий, а собственная экзистенциальная невостребованность человека вредит его сознательному отношению к жизни и прячется от его собственной совести. То, что экзистенциальная фрустрация в общем смысле этого понятия, а в особенности так называемый невроз выходного дня, может закончиться летальным исходом, то есть довести человека до самоубийства, — доказала научная работа гейдельбергского врача-терапевта Плюгге, который на примере пятидесяти суицидных попыток наглядно продемонстрировал, что они не были вызваны ни возникшими болезнями, ни тяжелым материальным положением, ни профессиональными, ни какими-либо другими конфликтами, а, как это ни удивительно, объяснялись лишь одним: крушением всех надежд, ощущением бессмысленности собственного существования, породившим безысходную скуку; или, другими словами, несбывшимся желанием наладить осмысленную, достойную человека жизнь.