Данный перевод выполнен специально для сайта www.jrward.ru. 3 страница

– Друг не пожелает тебе поражения.

– Я такого не говорил. Никогда.

Когда он отвернулся, Пэрадайз хотелось закричать ему вслед, но она позволила ему уйти. Разговоры ни к чему не приведут. Чего они добьются – так это внимания всего автобуса.

Блин, хорошее же начало.

 

***

 

Через час после заката, Марисса материализовалась в чаще леса по другую сторону Гудзона. Она задрожала под ветром, свистевшим между сосновыми ветками, и сильнее закуталась в свое шерстяное пальто от «Барберри». Глубокий вдох, и синусовые пазухи защипало от влажного и фантастически чистого воздуха, который дул с Канадской стороны.

Оглядываясь по сторонам, она подумала, что было в ноябре что-то мертвое. Разноцветные осенние листья опали и сейчас хрустели под ногами, трава и подлесок пожухли, а радостное, обманчиво уютное снежное покрывало еще не опустилось на город.

Ноябрь был переходным периодом от одной версии красоты к другой.

Холодное и пустое время.

Она развернулась, ее острое зрение нацелилось на непримечательное бетонное строение примерно в пятидесяти ярдах от нее. Одноэтажное, без окон, с одной темно-синей дверью. Казалось, власти Колдвелла задумывали очистное сооружение, но потом забросили здание.

Она шагнула вперед, и под ее ногой хрустнула ветка… Марисса застыла от звука, а потом обернулась, проверяя, что за ней никого нет. Черт возьми, она должна была сказать Бутчу, куда направляется. Но он был так занят подготовкой к сбору новых рекрутов, что она не хотела его тревожить.

Все нормально, убеждала она себя. Впереди еще Последняя Трапеза.

Тогда она и поговорит с ним.

На пути к двери, ее ладони вспотели в перчатках, грудь сжалась так сильно, что, казалось, она была в корсете.

Господи, сколько лет прошло с тех пор, когда она в последний раз надевала корсет?

В попытке сосчитать, Марисса вспомнила свою жизнь до встречи с Бутчем. У нее был статус и положение, которое не пожелал бы ни один член Глимеры. Будучи ненужной нареченной Рофа, сына Рофа, она служила поучительной историей, красивым проклятьем, которое жалели и избегали на всех аристократических вечерах и празднествах.

Но брат всегда присматривал за ней и служил преимущественно безмолвным, но верным источником комфорта. Он ненавидел, что Роф всегда пренебрегал ею во всем кроме кормления…. И в конечном итоге эта ненависть заставила брата покуситься на жизнь Короля.

Что стало одним из многих покушений на жизнь Рофа, как выяснилось.

Она страдала от своей горькой участи, ничего не ожидая от будущего, просто желая хорошей жизни… тогда она встретила Бутча в доме Дариуса. Ее судьба изменилась навечно, когда она увидела в гостиной в тот-момент-еще-человека, судьба подарила ей любовь, о которой она всегда молила. Но последствия были ужасны. Наверное, для соблюдения баланса Девы-Летописецы, все хорошее стоило ей очень дорого: брат выгнал ее из дома и своей жизни всего за пару минут до рассвета.

Так бывает, когда узнаешь, что дочь из Семьи Основателей встречается с человеком.

Как выяснилось, в Бутче было нечто большее, но ее брат не пробыл рядом достаточно долго, чтобы узнать об этом… а Мариссе было плевать. Она бы любила Бутча так или иначе, человеком или вампиром.

Не считая встречи Совета, она больше не натыкалась на своего брата.

До прошлой ночи.

Забавно, она совсем не вспоминала свою прошлую жизнь, что имела, где и как жила. Она абстрагировалась от всего, что было до ее супруга, жила настоящим и будущим.

Но сейчас, пересекая порог новой, навороченной клиники брата, она осознала, что пресловутый чистый лист был иллюзией. Движение вперед не означало, что удалось избавиться от прошлого, как от старой одежды.

Прошлое напоминало твою кожу: с тобой на всю жизнь, с красивыми родимыми пятнами… и шрамами.

Преимущественно шрамами, как было в ее случае.

Ладно, где здесь звонок? Пропускной пункт? Прошлой ночью они заехали на скорой через другой вход… но Хэйверс сказал ей заходить здесь, если она соберется дематериализоваться.

– Вы пришли на встречу с доктором? – раздался женский голос в спикере.

Дернувшись от испуга, Марисса откинула волосы назад и попыталась найти видеокамеру.

– Эм… на самом деле, мне не назначено. Я хочу увидеть…

– Милая, ничего страшного. Заходи внутрь.

Раздался глухой стук, и на двери появилась ручка. Толкнув ее, Марисса вышла в открытое пространство примерно двадцать на двадцать футов. Со встроенным потолочным светом и бетонными стенами помещение напоминало тюремную камеру.

Оглядываясь по сторонам, она гадала…

Красный лазерный луч был шириной с ладонь, но не толще пряди волос, и Марисса скорее ощутила его теплоту, нежели заметила взглядом. Луч медленно прошелся по ее телу с ног до головы, и он исходил из черного устройства, прикрученного к потолку в правом верхнем углу.

– Прошу, проходите, – сказала женщина через очередной невидимый спикер.

Прежде, чем Марисса успела сказать, что идти было некуда, стена перед ней разъехалась посередине, открывая лифт, двери которого плавно раскрылись.

– Круто, – выдохнула она, заходя внутрь.

Дорога вниз длилась дольше поездки на один этаж, поэтому она решила, что сооружение считалось подземным не просто номинально.

Когда лифт, наконец, остановился, дверь снова открылась и…

Суета, сплошная суета, подумала она, выходя из кабины.

Люди были повсюду, на стульях перед плоским ТВ-экраном слева, стояли у регистратуры справа, персонал в сестринской форме и халатах носились туда-сюда через центр огромного зала.

– Добрый день! У вас назначено?

До нее не сразу дошло, что к ней обращалась женщина в униформе, сидевшая за конторкой.

– О, нет, боюсь, нет. – Марисса подошла к ней и понизила голос. – Я формальный опекун женщины, которую привезли сюда прошлым вечером из «Убежища». Я пришла справиться о ее состоянии.

Администратор мгновенно застыла. А потом ее взгляд прошелся по Мариссе подобно лазерному лучу.

Марисса знала наверняка, какие слова всплывали в голове женщины: отвергнутая нареченная Рофа, ныне супруга Дэстройера, и, что важнее, изгнанная сестра Хэйверса.

– Вы могли бы сообщить брату о моем приходе?

– Я уже в курсе, – раздался голос Хэйверса позади нее. – Я видел тебя через камеру видеонаблюдения.

Марисса на мгновение закрыла глаза. А потом повернулась к нему лицом.

– Как состояние пациентки?

Он быстро поклонился, чем сильно удивил ее.

– Плохо… прошу за мной.

Она шла за его белым халатом к паре тяжелых дверных панелей, чувствуя на себе кучу взглядов.

Семейное воссоединение – та еще забава. Особенно на публике.

Хэйверс провел пропуском по считывающему устройству, и металлические панели разошлись в стороны, открывая взгляду медицинское пространство, настолько модернизированное и внушительное, что даже Шонде Раймс[20] не снилось: палаты пациентов, обставленные новым оборудованием, располагались вокруг центра управления в виде кучи медсестер, компьютеров и различных вспомогательных средств, а три коридора расходились в разные стороны и, очевидно, вели в специальные отделения.

Ее брат руководил всем лично.

Если бы она не знала его истинное лицо, то почувствовала бы перед ним трепет.

– Серьезное учреждение, – отметила она между делом.

– На планирование ушел год, постройка заняла того больше. – Он прокашлялся. – Король был очень щедр.

Марисса метнула в его сторону взгляд.

– Роф? – Будто у расы был другой правитель? – В смысле…

– Я оказываю расе жизненно необходимые услуги.

Ее избавили от необходимости продолжать разговор, когда Хэйверс остановился перед остекленной палатой с задернутыми шторами по всему периметру.

– Соберись с духом.

Марисса бросила на него раздраженный взгляд.

– Будто раньше я не сталкивалась с насилием?

Сама мысль, что сейчас он пытался оградить ее от чего-то, была оскорбительна.

Хэйверс неловко склонил голову.

– Разумеется.

Он отодвинул стеклянную дверь, а за ней – бледно-зеленую ширму.

Сердце Мариссы упало в пятки, и ей пришлось собраться с силами, чтобы не упасть самой. Столько трубок и аппаратов было подключено к женщине, как в сцене из научно-фантастического фильма, смерть была отсрочена путем механизирования функций организма.

– Она дышит без помощи аппаратуры, – сказал Хэйверс, подойдя к койке и прочитав какой-то отчет. – Мы вытащили трахеотомическую трубку пять часов назад.

Встряхнувшись, Марисса заставила себя подойти к кровати. Хэйверс был прав, предупреждая ее… но что она ожидала? Она уже не раз сталкивалась с ранениями.

– Она… – Марисса не сводила глаз с изувеченного лица женщины. Синяки еще ярче окрасили кожу, огромные пятна фиолетового и красного цвета покрывали опухшие щеки, глаза, подбородок и скулы. – Ее… ее искала семья?

– Нет. И она не приходила в сознание, чтобы назвать нам свое имя.

Марисса подошла к изголовью кровати. Тихое пиканье и жужжание оборудование казалось невероятно громким, а ее зрение обрело чрезмерную четкость, когда она посмотрела на капельницу с раствором, спутанные каштановые волосы на белой подушке, фактуру вязаного синего покрывала поверх простыней.

Бинты были повсюду, подумала Марисса. Полностью покрывали открытые плечи и руки.

Худенькая, бледная рука женщины лежала возле ее бедра, и Марисса обхватила ладонь. Слишком холодная, подумала она. Кожа была слишком холодной, и ненормального цвета… серовато-белого, вместо здорового золотисто-коричневого.

– Ты приходишь в себя?

Марисса нахмурилась, услышав комментарий брата… а потом заметила, что глаза женщины затрепетали, опухшие веки захлопали.

Марисса наклонилась к ней:

– Ты в порядке. Ты у моего бр… ты в клинике расы. Ты в безопасности.

Она поморщилась, услышав рваный стон. И какое-то бормотанье.

– Что? – спросила Марисса. – Что ты пытаешься мне сказать?

Слога были произнесены с паузами в тех же местах, и Марисса попыталась найти связь, расшифровать поток слов, ухватиться за смысл.

– Повтори…

Пиканье на заднем плане перешло в сигнал тревоги. И тогда Хэйверс широко распахнул шторы и крикнул что-то в коридор.

– Что? – спросила Марисса, наклоняясь еще ниже. – Что ты хочешь сказать?

Вбежали медсестры с тележкой. Когда кто-то попытался вклиниться между ней и пациенткой, Марисса хотела воспротивиться… но потом до нее дошло происходящее в комнате.

– Нет сердцебиения, – сказал Хэйверс, прижав стетоскоп к груди женщины.

Связь между Мариссой и пациенткой разорвали, их руки разъединили… но женщина не сводила с нее глаз, даже когда ее окружил персонал и оборудование.

– Начинаем непрямой массаж сердца, – сказал Хэйверс, когда медсестра запрыгнула на кровать. – Заряжайте тележку.

Марисса отступила еще дальше, не разрывая зрительного контакта.

– Я найду его, – услышала она свой голос поверх шума. – Я обещаю тебе…

– Все назад, – приказал Хэйверс. Когда персонал отступил, он нажал на кнопку, и грудь женщины взмыла вверх.

Сердце Мариссы гулко билось, словно за них двоих.

– Я выясню, кто это сделал! – закричала она. – Останься с нами! Помоги нам!

– Нет пульса, – сказал Хэйверс. – Еще раз. Разряд!

– Нет! – закричала Марисса, когда женщина закатила глаза. – Нет..!

 

Глава 5

 

Это что… коктейльная вечеринка?

Когда Пэрадайз зашла в спортивный зал размером с футбольное поле, то с удивлением обнаружила додженов в униформе, которые держали руками в белых перчатках подносы с разнообразными закусками, на столе с дамасскими скатертями был организован фуршет, а на заднем фоне звучала классическая музыка.

Скрипичные сонаты Моцарта.

Такие слушал ее отец, сидя перед камином после Последней Трапезы.

Слева располагалась стойка регистрации, и после недолгих сборов все шестьдесят кандидатов выстроились в ряд перед женщиной-додженом с ноутбуком и счастливой улыбкой на лице. Не желая создавать впечатление, будто она ждет к себе особого отношения, Пэрадайз встала посередине очереди, терпеливо дожидаясь шанса назвать свое имя, подтвердить адрес, сфотографироваться и отойти в сторону для досмотра ее сумки и куртки.

– Не желаете канапе? – к ней услужливо обратился доджен.

– Нет, большое спасибо.

Доджен поклонился и подошел к мужчине, который стоял позади нее в очереди. Оглянувшись через плечо, она кивнула коллеге… и вспомнила, что встречала его на празднествах, которые устраивала Глимера до набегов. Как и все представители аристократии, они находились в дальнем родстве, но она не общалась с ним или его семьей.

Его звали Энслэм, насколько она помнила.

Мужчина кивнул в ответ и закинул канапе в рот.

Отворачиваясь, Пэрадайз окинула взглядом спортивные снаряды и оборудование, расставленные в открытой зоне. Параллельные брусья, турник для подтягиваний, маты, козлы, жим для ног… о, классно, у них есть гребной тренажер.

Хоть в чем-то она не облажается.

Оглянувшись через плечо, она обнаружила других новобранцев, шарахавшихся от додженов с подносами, словно они видели прислугу впервые. Пэйтон жевал за обе щеки… не удивительно. Акс, потенциальный серийный убийца, стоял в стороне, скрестив руки на груди, его глаза исследовали территорию так, словно он выбирал жертву.

Почему только половина тела в татуировках? И с пирсингом?

Не все ли равно?

И да, вау, в настоящий момент здесь была всего одна женщина, не считая ее. И судя по ее широким плечам и круче-только-яйца выражению на сухощавом лице, наверное, она подходила для этой программы больше, чем большинство мужчин.

Потирая вспотевшие руки о бедра, Пэрадайз встряхнула с себя чувство разочарования. Этот мужчина, Крэйг, приходивший в дом для аудиенций за заявлением, не был среди группы.

Но, да ладно, оно и хорошо. Он заполонил ее мысли сразу же, как подошел к ее рабочему столу… а ей нужно все внимание, чтобы пройти через это.

Если, конечно, сегодня вечером их ждет что-то большее, нежели вечеринка с канапе.

Где все Братья? – гадала она.

Она уловила движение краем глаза и повернула голову. Один из мужчин запрыгнул на козла и сейчас медленно вращал нижней частью тела, удерживая вес на массивных руках. Его ладони с глухими ударами приземлялись на кожаные подушки с постепенно нарастающим темпом.

– Неплохо… – пробормотала она, наблюдая, как стремительно вращаются сильный торс и ноги вокруг перекладины.

Он ни разу не сбился. Ни разу. И чем дольше он крутился, тем сильнее она убеждалась, что ей стоило провести в качалке последние восемь лет, а не восемь недель. Если остальные кандидаты были как этот парень? Она в заднице.

Но не одна она казалась запуганной. Весь класс перестал бесцельно прохаживаться и уставился на него, завороженный превосходным представлением в пустой части зала.

Бамс.

Она обернулась на звук закрывавшейся двери… и охнула, не успев сдержаться.

Вот он, тот, кого она ждала, кого надеялась увидеть снова.

Когда мужчина подошел к стойке регистрации, Пэрадайз ухватилась за свои убранные в хвост волосы, какие-то связанные с эстрогеном рецепторы забились в панике и перешли в режим шестнадцатилетнего подростка.

Выше. Он был намного выше, чем она помнила. И шире… его плечи растягивали огромную толстовку с эмблемой «Сиракуз» до пределов. На нем снова были синие джинсы, в этот раз другие, но с похожими дырами и потертостями, что и предыдущие. На ногах – сбитые и грязные Найки. Кепки в этот раз не было.

Реально клевые темные волосы.

Он недавно подстригся, бока были почти выбриты, она могла видеть кожу черепа под короткими темными волосами вокруг ушей и на затылке, макушка была достаточно короткой, чтобы волосы стояли торчком. Его лицо… ну, едва ли казалось сногсшибательным для всех остальных, нос крупноват, подбородок слишком острый, глаза посажены слишком глубоко, чтобы хоть немного казаться дружелюбными. Но для нее он был Кларком Гейблом; он был Марлоном Брандо; он был Скалой; он был Ченнингом Татумом.

Он казался ей настолько красивым, словно она была под алкоголем, какие-то химические процессы внутри нее преображали его в нечто большее, чем он являлся на самом деле.

Сделав глубокий вдох, Пэрадайз попыталась уловить его запах… и почувствовала себя маньячкой.

Ну, она таковой и была.

Когда его сняли на фото, мужчина повернулся к толпе, скользнув взглядом по собравшимся, его лицо ничего не выражало. Она смутно осознала, что встречавшие их доджены собрали их вещи и сейчас уходили… вместе со слугами, что разносили подносы – они, наверное, отправились за провиантом.

Но будто ее это волновало?

Посмотри на меня, она посылала свои мысли мужчине. Посмотри на меня…

И он посмотрел.

Его глаза скользнули по ней мельком… но потом вернулись. По всему телу Пэрадайз пробежал заряд тока, и она…

В спортзале разом погас свет.

Стало темно.

Хоть глаз выколи.

 

***

 

В это время, в клинике Хэйверса, Марисса бы упала, не прислонись она к стеклянной стене.

Особенно когда наблюдала, как ее брат натягивал белую простыню на застывшее лицо женщины.

Дражайшая Дева-Летописеца, она не была готова к гнетущему безмолвию смерти… к тому, как по приказу Хэйверса все остановились, сигнал тревоги выключили, все попытки были прекращены, и жизнь покинула тело женщины. Она также не была готова наблюдать, как убирают оборудование, которое поддерживало ее жизнь: одну за другой вытаскивали трубки из груди, руки и живота, а потом сняли схемы, следящие за показателями сердца. Последними убрали компрессионные гетры с ее худеньких ног.

Марисса быстро заморгала, наблюдая за нежными руками медсестер. Они были аккуратны с пациенткой после ее смерти, так же, как и при жизни.

Когда персонал начал расходиться, Мариссе хотелось поблагодарить женщин в белых халатах и скромных скрипучих тапочках. Пожать им руки. Обнять.

Но Марисса оставалась на месте, парализованная ощущением, что не должна была стать свидетелем этой смерти. Здесь должна быть ее семья, подумала она. Боже, как же отыскать ее родных?

– Мне так жаль, – сказал Хэйверс.

Марисса уже собиралась спросить, о чем он сожалеет… когда поняла, что он обращался к своей пациентке: ее брат склонился над кроватью, положив руку на плечо, укрытое белой простыней, его брови были низко сведены над очками в роговой оправе.

Выпрямившись и отступив назад, он поднял очки и, казалось, стер слезы с глаз… но, повернувшись к ней, он был предельно собран.

– Я позабочусь, чтобы с ее останками поступили должным образом.

– Что ты имеешь в виду?

– Она будет кремирована с соблюдением ритуала.

Марисса кивнула.

– Я хочу забрать ее прах.

Хэйверс кивнул в ответ, и когда они договорились, что она заберет останки следующим вечером, Марисса ясно ощутила, что ее время на исходе. Если она не уберется подальше от брата, от этой комнаты, от тела и от клиники… она сломается прямо на его глазах.

А это недопустимо.

– Прошу меня извинить, – перебила она. – У меня остались неотложные дела в «Убежище».

– Разумеется.

Марисса посмотрела на тело женщины, рассеянно замечая красные пятна на простыне – несомненно в тех местах, откуда удалили трубки.

– Марисса, я…

– Что? – произнесла она устало.

В напряженной тишине она вспомнила то время, что провела, злясь на него, ненавидя его… но сейчас она не могла вызвать эти эмоции. Она просто стояла перед своим родственником, в позе, не выражавшей ни силу, ни слабость.

Дверь открылась, а штору снова отдернули. Медсестра, которая не участвовала в реанимации, заглянула внутрь.

– Доктор, мы готовы в четвертой.

Хэйверс кивнул.

– Спасибо. – Когда медсестра скрылась, он обратился к Мариссе: – Прошу меня извинить. Я должен…

– Позаботься о своих пациентах. Во что бы то ни стало. В этом твое призвание, и ты в этом хорош.

Марисса покинула палату, и спустя секунду сомнения, вспомнила, что ей налево. Было легче сохранить обладание и надеть маску в открытом пространстве, когда она направилась в зону приема пациентов… и все смотрели на нее, будто персонал успел обменяться слухами. Странно, она не видела знакомых лиц… что в очередной раз напомнило, сколько людей погибло в набегах, и как давно она не была на работе брата.

Какими они были чужими друг другу, несмотря на связывающие их кровные узы.

Поднявшись на лифте на поверхность, она вышла в похожий на камеру холл и, толкнув дверь, выпорхнула наружу.

В отличие от прошлого вечера, этой ночью луна светила ярко, озаряя весь лес… но, не освещая входы внутрь. До нее дошло, что на самом деле было несколько входов в подземный комплекс, некоторые для поставок, другие для пациентов, которые могли дематериализоваться сами, и еще одни – для машин скорой помощи.

Все было так логично организовано, без сомнений, благодаря вкладу и влиянию ее брата.

Почему Роф не рассказал ей, что он помогает клинике Хэйверса?

С другой стороны, это не ее дело.

Интересно, а Бутч в курсе? – задумалась она.

Мне так жаль.

Марисса услышала слова брата в своей голове, и ее гнев вырос в стократ, настолько, что от жжения пришлось потереть грудь.

– Прошлое не исправить, – сказала она себе. – Пора возвращаться к работе.

Но, казалось, она была не в силах уйти. На самом деле, при мысли о возвращении в «Убежище» ей хотелось бежать сломя голову в противоположном направлении. Она не могла сейчас рассказать персоналу о случившемся. Смерть женщины словно отрицала все, что они пытались сделать под крышей «Убежища»: вмешаться, защитить, научить, придать сил.

Нет, у нее не хватит на это сил.

Проблема в том… что она не знала, куда еще ей податься.

 

Глава 6

 

Окруженная темнотой, словно в гробу, Пэрадайз слышала только грохот сердца за грудной клеткой. Щурясь, она попыталась заставить глаза привыкнуть, но, не было ни одного источника света… ни свечения из-за дверей, ни красных табличек выхода, ни аварийного освещения. Вакуум вселял ужас и, казалось, отрицал законы гравитации, чувство, что стоя на ногах, она могла оторваться от пола, пугало ее и вызывало тошноту.

Классическая музыка тоже затихла.

Но едва ли воцарилась тишина. Заставив уши переключиться с кастаньет в ее груди, она смогла расслышать бормотанье, тяжелое дыхание, ругань. Кто-то, должно быть, начал двигаться, раздавался шорох одежды, шарканье ног, все звучало словно фоновый напев для внушительных вокальных партий.

Они не причинят нам вреда, сказала Пэрадайз себе. Братство ни в коем случае не посмеет их тронуть: да, она подписала согласие и отказ от претензий на оборотной стороне заявления… не то, чтобы она с особым интересом прочла мелкий шрифт… но, так или иначе, убийство есть убийство.

Невозможно подписаться под смертным приговором.

Братья просто решили появиться таким образом. В любой момент. Да, они выйдут из какой-нибудь двери, в лучах софитов и посреди белых клубов дыма, словно супергерои, обвешав свои нереально огромные тела навороченными пушками.

Да-да.

В любой момент…

Темнота не рассеивалась, и страх вспыхнул снова, было сложно противиться его приказу и не побежать. Но куда ей идти? Она смутно помнила, где располагались двери, где бар, где стол и стойка регистрации. Она также подумала, что помнит, где находился этот мужчина, Крэйг… нет, секунду, он сдвинулся. Он передвигался.

По неясной причине Пэрадайз чувствовала его среди остальных, словно он был маяком…

Ветер коснулся ее тела, заставляя подпрыгнуть. Но это был просто холодный воздух. Холодный, свежий воздух.

Что ж, это исключало электрическое замыкание, раз вентиляции все еще работала.

Так, это смехотворно.

И, очевидно, не она одна была сбита с толку. Другие ругались еще больше, двигались, наступали друг другу на ноги.

– Будь готова.

Пэрадайз вскрикнула в темноте, но потом успокоилась, узнав голос Крэйга, его запах, присутствие.

– Что? – прошептала она.

– Приготовься. Сейчас начнется первое испытание… они открыли выход, вопрос в том, как они нас к нему подведут.

Ей хотелось казаться такой же умной, как и он, такой же спокойной.

– Но почему мы просто не выйдем через те же двери?

– Неудачная мысль.

Как раз в этот момент послышался скоординированный топот в сторону входа, словно несколько рекрутов образовали группу, согласовали стратегию и приводили план в действие.

И тогда Пэрадайз услышала первые крики этой ночи.

Высокочастотные и очевидно от боли, а не от испуга, ужасные звуки, которые дополняло непонятно откуда возникшее шипение.

Слепая… в прямом смысле… она выбросила руку, хватаясь за руку Крэйга… но нет, плоский и жесткий, это был его живот, а не рука.

– О, боже, прости. Я…

– Двери на электричестве, – сказал он, не замечая ее оплошность и извинения. – Здесь ничто нельзя считать безопасным. Ты пила то, что предлагали слуги? Ела что-нибудь с тарелок?

– Ой… нет, я не…

Слева, посреди хаоса, до них отчетливо донеслись чьи-то рвотные позывы, это было наверняка. А двумя секундами позже, словно птица отвечала на чириканье своих соотечественников, кого-то еще начало тошнить.

– Они не имеют права травить народ, – выпалила она. – Стой, это же… это школа! Они не могут…

– Это – выживание, – сказал он мрачно. – Не обманывай себя. Никому не доверяй, особенно так называемым учителям. И не думай, что дойдешь до конца… не потому что ты женщина, а потому что Братья задерут планку так высоко, что только один из десяти останется на ногах к концу этой ночи. Если не меньше.

– Ты не можешь говорить серьезно.

– Прислушайся, – сказал он. – Слышишь это?

– Рвоту? – ее желудок сочувственно сжался. – Сложно не расслышать.

И не почувствовать.

– Нет, тиканье.

– О чем ты… – И тогда она тоже услышала… на заднем плане, словно слуховой эквивалент кого-то, прятавшегося за шторами, раздавался ровный тикающий звук. – Что это?

– У нас осталось мало времени. Интервалы между сигналами становятся все короче. Удачи.

– Куда ты?

Не бросай меня, хотела она сказать.

– Куда…

– Я пойду за свежим воздухом. Туда всем положено направиться. Ни к чему не прикасайся. И, как я сказал, удачи.

– Стой!

Но Крэйг уже исчез, словно призрак испарился в темноте.

Внезапно Пэрадайз ощутила откровенный ужас, ее тело неконтролируемо затряслось, руки и ноги онемели, а на коже выступил холодный пот.

Отец был прав, подумала она. У меня не получится. О чем я только думала…

И тогда разразился ад.

Сверху и со всех сторон загремели взрывы, словно весь спортзал был заминирован, хлопки были настолько громкими, что уши вместо шума регистрировали боль, а вспышки света – настолько яркими, что одна версия слепоты перешла в другую.

Крича посреди этого водоворота, Пэрадайз обхватила голову руками и припала к земле, прячась.

Впереди себя она видела народ на полу, кто-то свернулся в защитной позе подобно ей, других рвало, кто-то находился возле дверей, прижимая к себе руки, словно от невыносимой боли.

Только один стоял на ногах и двигался.

Крэйг.

Среди прерывистых вспышек, Пэрадайз следила за его передвижениями до дальнего угла. И, конечно, там был выход, дверь, за которой стояла глухая темнота… но лучше так, чем попасть под бомбу.

Она сделал пару шагов вперед, но осознала всю глупость положения. Бежать. Ей нужно бежать… ее ничто не удерживало, и она не хотела, чтобы на голову что-то свалилось.

Не прикасаться к спортивным снарядам.

Учитывая, что произошло с теми, кто пытался открыть металлические двери?

Да ни за что.

Пэрадайз с великим облегчением бросилась вперед, но пришлось сдерживать скорость, потому что ее подводило зрение – приходилось ждать вспышек. Это единственный безопасный способ передвижения.

Вот вам пьяная походка: запинаясь, поскальзываясь, карабкаясь, она продиралась сквозь оглушительный шум и свет, угрозу своей жизни и обуявший ее ужас.

Пэрадайз как раз вошла в лабиринт из спортивных снарядов, когда наткнулась на первого человека на полу. Это был мужчина, и он со стонами хватался за живот. Инстинктивно ей захотелось попытаться помочь ему, но она остановила себя.

Это – выживание.

Что-то просвистело мимо нее… пуля? Они что, стреляли в них?

Нырнув вниз, она на животе поползла по скользкому полу, а потом на четвереньках пробиралась через царящий вокруг нее хаос.

Все бы ничего, пока она не наткнулась на полу на следующего мужчину, он извивался, обхватив живот руками.

Это был Пэйтон.

Двигайся дальше, сказала она себе. Доберись до безопасного места.

Когда раздался очередной взрыв, прямо возле ее головы, она рухнула на живот и закричала посреди хаоса:

– Черт!

 

***

 

Крэйг, сын Брала Младшего, бросился через зал, удивляясь тому, как сильно его напрягала мысль, что он оставляет эту девушку позади. Он не знал ее; он ничего ей не должен… это была Пэрадайз, управляющая из дома для аудиенций с Королем, именно она несколько недель назад дала ему распечатанный бланк.