Книга вторая обучение воина 2 страница

«Пожалуйста», — сказал он, — «Побудь некоторое время с младенцем».

Улыбаясь, я подул на чай: «Забавно, я никогда не думал, что младенцы — в совершенстве владеют эмоциями».

«Когда ребенок расстроен, он выражает себя в громком плаче — чистом плаче. Он не раздумывает над тем, следует ли ему плакать. Подержи его на руках или накорми его, и через несколько секунд от плача не останется и следа. Если ребенок рассержен, он со всей ясностью даст тебе это понять. Но этот гнев также быстро улетучивается; а можешь ли ты представить ребенка, который испытывает чувство вины за свой гнев? Малыши дают ему прийти и дают ему уйти. Они в полной мере выражают себя и замолкают. Младенцы — прекрасные учителя, которые демонстрируют правильное использование энергии. Научись этому, и ты сможешь трансформировать любую привычку».

На заправку въехал Форд Ранчеро Вэгон. Сократ обошел машину, чтобы подойти к водителю. Тем временем, молча ликуя, я ухватил заправочный пистолет и отвинтил крышку бака. Воодушевленный его просветляющим откровением о том, как следует управлять эмоциями, я заорал поверх крыши авто: «Сок, скажи только, что мне делать и отпусти меня. Я разорву эти противные привычки на куски!» Затем, я взглянул на пассажиров — трое шокированных монахинь. Я запнулся и, отчаянно краснея, целиком отдался мытью окон. Сократ лишь прислонился к заправочному насосу и прикрыл лицо ладонями.

После того как, к моему великому облегчению, Ранчеро удалился, на заправку въехал другой посетитель. Это был блондин, тот самый, с вьющейся бородой. Он выскочил из машины и, по-медвежьи крепко, обнял Сократа. «Рад видеть тебя, Джозеф», — сказал Сократ.

«Взаимно…, Сократ, не так ли?» — он открыто улыбнулся мне.

«Джозеф, этот юный автомат-вопросник зовут „Дэн“. Нажми на кнопку и он выдаст очередной вопрос. Просто незаменим, когда мне не с кем поговорить».

Джозеф пожал мне руку: «Не слишком ли раздобрел ли наш старик на склоне лет? — спросил он, обаятельно улыбаясь.

Прежде чем я смог уверить его в том, что, наверняка, Сократ зверствует как никогда раньше, «старик» перебил: «Да уж, в самом деле, я обленился. Дэну не так достается, как доставалось тебе».

«Угу, понимаю», — произнес Джозеф, сохраняя серьезное выражение лица, — «Никаких пробежек на 100 миль? Вы еще не работали с горящими углями?»

«Ничего такого и в помине. Мы только собираемся приступать к самым азам, например, как есть, как ходить и как дышать».

Джозеф весело засмеялся; я обнаружил, что смеюсь вместе с ним. «Кстати, о еде», — сказал он, — «Почему бы вам обоим не заглянуть в мое кафе сегодня утром. Вы будете моими личными гостями, и я состряпаю на завтрак что-нибудь эдакое».

Не успел я произнести что-то типа: «О, я очень хотел бы, но…», но тут вмешался Сократ и сказал: «С удовольствием! Моя смена заканчивается через полчаса и мы пройдемся к тебе».

«Отлично. Тогда увидимся». Он вручил Соку пятидолларовую банкноту и уехал.

Я поинтересовался насчет Джозефа: «Он такой же воин, как и ты, Сок?»

«Такого воина как я больше нет» — ответил он, смеясь, — «Да и никто бы не захотел становиться таким же. У каждого мужчины или женщины есть присущие только ему или ей качества. Например, ты добился кое-чего в гимнастике, а Джозеф в совершенстве готовит».

«Варит и жарит еду, ты хочешь сказать?»

«Не совсем. Джозеф не нагревает продукты чрезмерно — это разрушает в них естественные компоненты необходимые для полного усваивания пищи. Он готовит естественные блюда таким образом, с которым ты сам скоро познакомишься. Вкусив однажды кулинарного волшебства Джозефа, ты уже не сможешь притрагиваться к меню забегаловок быстрого питания.

«Что такого особенного в том, как он готовит?»

«Только две вещи, обе практически незримые. Во-первых, он уделяет полнейшее внимание процессу готовки. Во-вторых, любовь — это буквально один из главных ингредиентов его блюд. Ее ты сможешь ощущать длительное время после еды».

Появился сменщик Сока — долговязый подросток, пробормотав себе под нос невнятное приветствие. Мы пошли по улицам города на юг. Моя хромающая походка уже позволяла мне поспевать за широкими шагами Сока. Мы двигались боковыми улочками, чтобы избежать утреннего часа пик в центре.

Сухая листва хрустела у нас под ногами. Надо отметить, что архитектурный стиль студенческого городка представлял собой неописуемую смесь стилей: от Викторианского и Испанского Колониального до ново-швейцарского фанка и безликих коробок. Здесь проживало большинство из 30000 студентов.

Во время ходьбы мы продолжили разговор. Начал Сократ: «Дэн, для того, чтобы прорваться через туманы собственного ума и найти Врата требуется невообразимое количество энергии. Таким образом, очищение и восстановительные практики — это основа».

«Недопонял».

«Мы займемся твоей чисткой: разберем тебя на части и соберем заново».

«Нужно было так сразу и говорить!» — подначил я.

«Тебе предстоит заново освоить каждую функцию человеческого организма — движение, сон, дыхание, мышление, ощущение и… питание. Из всех разновидностей человеческой деятельности — питание самая главная, подлежащая стабилизации в первую очередь».

«Минутку, Сократ. Еда для меня — не проблема. Я — стройный и, вообще, чувствую себя довольно хорошо. Это подтверждают и мои занятия гимнастикой. У меня достаточно энергии. Как незначительные изменения в моей диете могут повлиять коренным образом?»

«Твоя сегодняшняя диета,» — сказал он, глядя вверх, на пробивающиеся сквозь листву деревьев, солнечные лучи, — «дает тебе „нормальное“ количество энергии, однако многое из того, что ты ешь делает тебя шатким (неустойчивым), влияет на смену твоих настроений, снижает уровень твоей осознанности и мешает твоему телу обрести оптимальный уровень жизнеспособности. Твой беспорядочный образ питания выливается в токсичные остатки, которые сокращают твою жизнь в прямом смысле. Большинство из твоих ментальных или эмоциональных проблем может быть решено простым вниманием к правильному питанию».

«Каким образом изменения в моей диете могут повлиять на мою энергию?» — стал спорить я, — «Я хочу сказать, что я принимаю определенное количество калорий, а они то и представляют то количество энергии, которое я получаю».

«Это традиционный взгляд, но все же он поверхностен. Воин должен отдавать себе отчет в более тонких влияниях. Наш главный источник энергии в этой системе», — сказал он, жестом руки обозначая Солнечную систему, — «это Солнце. В целом, человеческое существо, в данном случае, ты…»

«Благодарю за снисходительность».

«…на данном этапе эволюции, не развило в себе способность напрямую использовать солнечную энергию; ты не можешь питаться солнечным светом, лишь только косвенно, определенным образом. Когда человечество разовьет в себе эту способность, органы пищеварения почти исчезнут и компании по производству слабительного разорятся. Сейчас же, пища — это форма накопленного солнечного света, которая тебе требуется.

«Правильная диета позволяет тебе наилучшим образом распоряжаться энергией Солнца. Его высвобождающаяся энергия откроет твои органы чувств, расширит твою осознанность и превратит твою способность сосредотачиваться в разящий меч».

«Все это произойдет, если я лишь удалю пончики из своего меню?»

«Да. Пончики и еще несколько других пищевых несуразностей.

«Один из гимнастов, японец, чемпион Олимпийских игр, как-то сказал, что в счет идут не плохие привычки, а хорошие».

«Это значит, что твои хорошие привычки должны стать настолько сильными, чтобы они смогли растворить не самые полезные среди них». Сократ указал впереди на небольшое кафе на Шаттак рядом с Эшби. Я проходил там десятки раз, даже не замечая его.

«Итак, Сократ, ты веришь в естественное питание?» — сказал я, когда мы пересекали улицу.

«Дело не веровании, а в делании. Могу сказать тебе вот что: я ем только то, что полезно и ровно столько сколько мне необходимо. Для того, чтобы оценить то, что ты называешь естественным питанием, тебе придется отшлифовать свои инстинкты и стать естественным человеком».

«Звучит слишком аскетично. Ты что же, даже изредка не можешь позволить себе мороженое?»

«Мой рацион может, сперва, показаться спартанским, по сравнению с теми излишествами, которые ты назвал бы „умеренностью в питании“, Дэн, однако то, как я ем уже само по себе напитано удовольствием, потому что я развил в себе способность наслаждаться простейшей пищей. Ты тоже этому научишься».

Мы постучали в дверь и нам открыл Джозеф. «Входите, входите», — с энтузиазмом сказал он, словно приглашая нас к себе в дом. Толстые ковры устилали пол небольшой передней комнаты. В самом помещении кафе размещались тяжелые, покрытые лаком, грубо-тесанные столы, мягкие стулья с прямыми высокими спинками. Интерьер под старину. Все стены украшали гобелены, за исключением одной, которую почти полностью закрывал живописнейший аквариум с разноцветными рыбками. Сквозь стеклянный потолок в комнату вливался утренний свет. Мы расположились в центре, под лучами утреннего солнца вперемешку с легкими тенями воздушных облачков, проплывающих сверху.

К нам приблизился Джозеф, неся над головой две больших тарелки. С показным изяществом он поставил перед нами тарелки: сначала Сократу, потом мне. «Ах, это выглядит просто восхитительно!» — сказал Сократ, запихивая салфетку за ворот рубашки. Я опустил глаза. На тарелке передо мной лежали кружками нарезанная морковь и листик салата. Я, в оцепенении, глазел на них.

Взглянув на меня, Сократ едва не свалился от хохота на пол, а Джозефу пришлось опереться рукой о край стола. «А-а», — произнес я с облегчением, — «так это шутка».

Не говоря ни слова, Джозеф унес тарелки и вернулся с двумя красивыми деревянными мисками. В каждой миске находилась точная миниатюрная копия горы. Сама гора была скомбинирована из мускусной и медовой дынь. Небольшие кусочки грецких и миндальных орехов, каждый из которых был уникально обработан, стали коричневыми булыжниками. Кусочки яблок и тоненькие ломтики сыра образовывали выходы скальных пород. Деревья были сделаны из множества верхушек петрушки. Каждому дереву была придана совершенная форма, как карликовым деревьям в горшках. Ледник из йогурта покрывал вершину. У подножия горы лежали разрезанные пополам виноградины и кольцо из земляники.

Я просто глаз не мог отвести. «Джозеф, это слишком красиво. Я не могу есть это. Мне хочется его сфотографировать». Сократ, как я успел заметить, уже приступил к трапезе в своей обычной манере: не торопясь, понемножку. Я с удовольствием принялся за гору. Когда я доедал, неожиданно, Сократ принялся жадно, почти не жуя, поглощать свою еду. Я понял, что он пародирует меня.

Я изо всех сил старался брать маленькие кусочки, глубоко дыша между каждым, так, как делал это он, но это казалось ужасно томительным.

«Удовольствие, которое ты получаешь от еды, Дэн, ограничивается только вкусом пищи и чувством полного желудка. Ты должен научиться радоваться всему процессу: сначала голоду, тщательному приготовлению, привлекательной сервировкой стола, запахом, жеванием, вкусом, глотанием, а также чувством легкости и энергии после трапезы. И наконец, ты можешь насладиться полным и легким удалением пищи, после того как она переварилась. Когда ты будешь уделять внимание всем этим элементам, ты начнешь ценить простую еду; и тебе не нужно будет столько пищи.

«Ирония твоих теперешних привычек питания заключается в том, что пока ты боишься пропустить прием пищи, ты не осознаешь, в полной мере, пищу, которую ты ешь в действительности».

«Я не боюсь пропустить прием пищи», — запротестовал я.

«Рад слышать. Это поможет тебе на следующей недели. Этот завтрак — последняя еда, которую ты принимаешь за следующие семь дней». Сок продолжил объяснять, что очистительное голодание, я должен начать немедленно. Разбавленный фруктовый сок или травяные чаи без сахара будут составлять весь мой рацион питания.

«Но Сократ, мне необходим протеин и железо, чтобы лечить ногу; Мне нужна энергия для занятий гимнастикой». Все без толку. Сократ мог быть совершенно нелогичным человеком.

Мы помогли Джозефу прибраться, немного поговорили, поблагодарили его и ушли. Я уже был голоден. За время пешей прогулки обратно к кампусу, Сократ подытожил дисциплины, которым я должен был следовать до тех пор, пока мое тело не вернет себе естественные инстинкты.

«Через несколько лет, в правилах не будет никакой нужды. Однако сейчас, ты должен удалить из рациона любые продукты, содержащие рафинированный сахар и муку, мясо, яйца, а также кофе, алкоголь и табак и другую бесполезную пищу. Ешь только свежую, нерафинированную, необработанную пищу без химических добавок. В принципе, на завтрак можешь есть блюда из свежих фруктов, возможно с добавлением прессованного творога или йогурта. На обед — это основная еда, должны быть сырой салат, печеный или вареный на пару картофель, может быть, немного сыра, хлеб из муки грубого помола или зерна. На ужин — сырой салат и, иногда, легко проваренные на пару овощи. Хорошо нажимай на сырые, несоленые семена и орехи».

«Да уж, Сок, чувствую досталось мне от тебя „на орехи“, — недовольно проворчал я.

По дороге домой, мы прошли мимо бакалейной лавки. Я уже было собрался зайти и купить немного печенья, как тут вспомнил, что мне нельзя есть магазинных печений всю оставшуюся жизнь! И что на протяжении последующих шести дней и двадцати трех часов мне вообще нельзя есть.

«Сократ, я голоден».

«Я никогда не говорил, что тренировка воина это „тортик с кремом“.

Мы шли по студенческому городку, как раз в перерыве между занятиями и, Спраул Плаза была полна людей. Я тоскливо глядел на аппетитных красоток. Сократ коснулся моей руки. «Я как раз вспомнил, Дэн, что до поры тебе следует избегать не только кулинарных излишеств».

«Ничего себе», — я остановился как вкопанный, — «Я хочу удостовериться, что правильно понял тебя. Сформулируй поконкретнее».

«Проще простого. Пока ты не достигнешь достаточной зрелости, ты можешь, вне всякого сомнения, наслаждаться близкими, сердечными отношениями. Однако, ты должен полностью освободиться от своей озабоченности в сексуальной разрядке. Чтобы тебе было совсем ясно: Держи своего парня в штанах».

«Но Сократ», — запротестовал я, будто речь шла о моей жизни, — «это устаревшее, пуританское, нелогичное и нездоровое предложение. Когда ты лишаешь меня пищи это одно, однако это совсем другое!» Я принялся цитировать «Философию Плэйбоя», Альберта Эллиса, Роберта Риммера, Жаклин Сюзанн и Маркиза де Сада. Я даже сослался на Читательский Бюллетень и сериал «Дорогая Эбби», но его ничто не поколебало.

Он сказал: «Нет смысла объяснять мои мотивы. Тебе просто предстоит находить свои будущие удовольствия в свежем воздухе, свежей пище, свежей воде, свежей осознанности и солнечном свете».

«Как же я смогу одолеть все эти дисциплины, которые ты преподаешь мне?»

«Прими во внимание последний совет, который Будда дал своим ученикам?»

«Что же он сказал?» — я замер, ожидая вдохновения.

«Поступайте наилучшим образом», — сказав это, он растворился в толпе.

На следующей неделе, мой обряд посвящения вступил в силу. В то время, когда мой желудок урчал, Сок заполнял мои ночи «основными» упражнениями, обучая меня как дышать более глубоко и медленно: рот слегка прикрыт, язык прижат к небу. Я старался до изнеможения, с нетерпением дожидаясь своего (Ох!) разбавленного фруктового сока и травяного чая, мечтая об отбивных и слоеных булочках. Хотя и к отбивным и к булочкам раньше я был довольно равнодушен!

В один день он приказывал мне дышать через живот, на другой дышать сердцем. Он начал критиковать мою походку, мою манеру говорить, мой блуждающий взгляд, который «блуждал по Вселенной напару с моим умом». Казалось, ничего из того, что я делал не удовлетворяло его.

Снова и снова он поправлял меня: иногда мягко, иногда резко. «Соответствующая поза — это способ сливаться с гравитацией, Дэн. Соответствующее отношение — это способ сливаться с жизнью». И так далее и тому подобное.

Третий день голодания был самым тяжелым. Я был немощен и капризен; у меня болела голова, дыхание сбивалось. «Все это составные части очистительного процесса, Дэн. Твое тело очищается, избавляясь от накопленных токсинов». Все, что я смог делать на тренировке ограничилось лежанием и растягиванием мышц.

На седьмой день мое самочувствие улучшилось, даже стало превосходным. Я чувствовал, что могу продолжить голодание. Мой голод улетучился; вместо него я чувствовал приятную усталость и легкость. Качество тренировок стало улучшаться. Ограничиваемый только своей слабой ногой, я интенсивно тренировался, ощущая небывалую гибкость и расслабленность.

Когда я стал принимать пищу на восьмой день, начиная с очень небольшого количества фруктов, мне пришлось напрягать всю свою волю, чтобы досыта не набивать свой желудок, тем, что мне можно было есть.

Сократ не терпел жалоб и душещипательных бесед. Фактически, он хотел, чтобы я не разговаривал вообще, если только мне не надо было сказать что-либо абсолютно необходимое. «Хватит пустой болтовни», — сказал он, — «То, что выходит из твоего рта, также важно как и то, что в него входит». Таким образом мне удавалось подвергать внутренней цензуре те свои реплики, которые выставляли меня в дурацком свете. Мне и самому понравилось меньше говорить, как только я стал «ухватывать изюминку». Но спустя несколько недель я устал от этого.

«Сократ, ставлю доллар, что я заставлю тебя сказать больше, чем два слова».

Он протянул ладонь со словами: «Ты проиграл».

На первых порах, меня переполняли воля и уверенность, по причине моих гимнастических достижений в прошлом. Но вскоре, я стал осознавать, что, как и говорил Сократ, подготовка воина это не «тортик с кремом».

Моей главной проблемой стало общение с друзьями. Рик, Сид и я поехали с подружками в пицерию Ла’Валля. Все, включая и мою подругу, заказали супер большую пиццу с колбасой. Я довольствовался маленькой, вегетарианской пиццей из цельных зерен пшеницы. Они пили молочные коктейли или пиво, я потихоньку потягивал свой яблочный сок. После они захотели пойти в Дом Мороженого Фентона. Пока они ели мороженое с фруктами, сливками и орехами, я сосал кубик льда. Я с завистью смотрел на них. В ответ, они глядели слегка пренебрежительно. Наверно, я заставлял их чувствовать свою вину. Под тяжестью моих дисциплин, моя социальная жизнь катилась под откос.

Я обходил десятой дорогой все пончиковые магазинчики, стойки с продуктами и уличные ресторанчики в окрестностях кампуса. Мои подспудные желания и усилия по принуждению себя стали очевидны мне, но я отбивался как мог. Если я превращусь в слизняка из-за пончика, то я не смогу посмотреть в глаза Сократу.

Хотя, со временем, сопротивляться становилось все легче. Как-то я пожаловался Сократу, несмотря на его тяжелый взгляд: «Сок, с тобой уже не так весело как прежде. Ты превратился в обычного ворчливого старикана. Ты даже не излучаешь сияния больше».

Он наградил меня сердитым взглядом. «Фокусов больше не будет». Ну и жизнь пошла: ни фокусов, ни секса, ни картофельных чипсов, ни гамбургеров, ни сладостей, ни пончиков, ни веселья, ни отдыха; дисциплина во всем и везде.

Закончился бесконечный январь; пролетел февраль, а сейчас и март почти закончился. Команда заканчивала сезон без меня.

Я снова сказал Сократу о своих чувствах, но он не выразил никакого сочувствия и поддержки. «Сократ, я и впрямь какой-то духовный бойскаут. Мои друзья уже не хотят никуда меня приглашать. Ты разрушаешь мою жизнь! Я боюсь что превращусь в высохшего старого…»

Меня оборвал его смех. «Дэн, уверяю тебя, если обезвоживание это то, чего ты опасаешься, то моя последняя жена считала меня мужчиной „в самом соку“.

«Твоя жена?»

Он опять посмеялся над шокированным выражением на моем лице. Затем он посмотрел на меня; я подумал, что он хотел сказать еще, что-либо еще. Однако он вернулся к работе над бумажками и сказал: «Поступай наилучшим образом».

«Ну, спасибо за душевный совет». Глубоко в душе, я был обижен тем, что мою жизнь направляет другой человек, даже такой как Сократ.

Тем не менее, стиснув зубы, я следовал всем правилам, до того момента, когда однажды, во время тренировки, в зал вошла та самая обворожительная медсестра, которая еще в больнице не давала покоя моей эротической фантазии. Она молча присела и стала наблюдать за нашими воздушными пируэтами. Я заметил, что, почти сразу, все ребята в зале приободрились и стали с новым рвением тренироваться и я не был исключением.

Делая вид, что полностью увлечен своими упражнениями, я, каждый раз, смотрел в ее сторону уголками глаз. Ее обтягивающее блестящее трико и топик на бретелях приковали мое внимание; мой ум уплывал к более экзотическим формам занятий гимнастикой. Остаток тренировки я четко осознавал ее внимание к себе.

Она исчезла незадолго до окончания тренировки. Я вымылся в душе, оделся и стал подыматься по ступенькам. Там, на площадке лестницы стояла она, соблазнительно опираясь на перила. Я даже не помню, как поднимался по оставшимся ступенькам.

«Привет, Дэн Милмен. Меня зовут Валери. Ты выглядишь значительно лучше с тех пор, когда я ухаживала за тобой в больнице».

«Мне значительно лучше, сестра Валери», — улыбнулся я во весь рот, — «Я так рад, что ты за мной ухаживала». Она засмеялась и призывно потянулась.

«Дэн, хочу попросить тебя об одном большом одолжении. Не проводишь ли меня домой? Уже темнеет и за мной увязался один подозрительный тип».

Я хотел было сказать, что уже начало апреля и, что солнце сядет только через час, но потом подумал: «Какого черта! Какие мелочи».

Мы шли, разговаривали и закончили ужином у нее в квартире. Она откупорила бутылку «своего особого вина для особых гостей». Я едва пригубил; но это было началом конца. Я чувствовал себя отбивной на раскаленной сковороде. В какой-то момент тонкий голос спросил: «Ты мужчина или слизняк?» И другой тоненький голосок ему ответил: «Я возбужденный слизняк!» Той ночью я нарушил все правила данные мне. Я съел все, что она дала мне. Я начал с густого супа из моллюсков, затем салат и бифштекс. А на десерт, несколько порций самой Валери.

Следующие три дня я провел почти без сна, беспокоясь лишь о том, как признаться во всем Сократу. Я готовился к худшему.

В тот вечер я вошел в комнату на заправке и рассказал ему все, не оправдываясь, и стал ждать, затаив дыхание. Сократ молчал долго. Наконец он произнес: «Я заметил, что ты еще не научился дышать как следует». Прежде чем я открыл рот, он поднял ладонь. «Дэн, я могу понять как ты можешь выбрать мороженое или флирт с красивой женщиной в предпочтение тому Пути, который я указал тебе…, но можешь ли ты понять это?» Он сделал паузу. «Ни благодарностей, ни обвинений. Теперь ты понимаешь силу неодолимую силу позывов своего желудка и чресел. Это хорошо. Но учти, я просил тебя делать все, что ты можешь. Это все что ты можешь?»

Сократ переключил свои глаза на «свет»; они буквально просвечивали меня. «Возвращайся через месяц, но только если ты будешь строго придерживаться правил. Можешь видеться с этой девушкой, если хочешь; отдавай ей свое внимание и настоящие чувства, но вне зависимости от порывов, которые будут у тебя возникать, пусть ведет тебя Высшая Дисциплина!»

«Я сделаю это, Сократ! Клянусь, что так и будет! Я все понял».

«Ни решимость ни понимание никогда не сделают тебя сильным. У решительности есть искренность, у логики есть ясность, но ни у того ни другого нет энергии, которая тебе понадобится. Пусть гнев будет твоей решимостью, твоей логикой. Увидимся через месяц».

Я знал, что если я еще раз отступлю от правил, то для нас с Сократом нет будущего. С растущей решимостью, я сказал себе: «Никакая соблазнительная женщина, пончик или кусок жареной коровьей плоти не согнут моей силы воли еще раз. Я научусь контролировать свои импульсы или умру».

Валери позвонила на следующий день. Я ощутил знакомые шевеления внутри при звуке ее голоса, того самого, который незадолго до этого страстно стонал мне в уши. «Дэнни, я очень хочу увидеться с тобой сегодня вечером. Ты как? Ну и хорошо. Я ухожу с работы в семь вечера. Встретимся в зале? Ладно. До встречи. Пока.»

Тем вечером, я повел ее в кафе Джозефа на превосходный салат-сюрприз. Я заметил, что Валери флиртует с Джозефом. Он, как обычно, был само радушие, но не отвечал на женские провокации Валери.

Позже, мы вернулись в ее квартиру. Какое-то время мы сидели и разговаривали. Она предложила вино. Я попросил сок. Она погладила мои волосы и нежно поцеловала меня, шепча мне на ушко. Я с чувством поцеловал ее в ответ. Затем я услыхал свой громкий и отчетливый внутренний голос. «Соберись. Помни о том, что ты должен делать».

Я приподнялся, сел и глубоко вздохнул. Это будет непросто сказать. Легко потрепав свои волосы, она тоже привстала, потягиваясь. «Валери, ты же знаешь, я нахожу тебя очень привлекательной и обворожительной… однако, сейчас, я занят, э, своего рода личной подготовкой, которая не позволяет мне того, что должно было сейчас произойти. Мне очень нравится твое общество и я хочу тебя видеть. Но с этого момента, я хочу чтобы ты думала обо мне как о близком друге, любящем с-с-священнике». Я почти не мог этого выдавить из себя.

Она глубоко вздохнула и пригладила волосы. «Дэн, это, по-настоящему, здорово быть с кем-то, кто не заинтересован только в сексе».

«Ну, вот», — приободрившись сказал я, — «Я рад слышать, что ты разделяешь мои чувства. У нас много общего помимо постели».

Она посмотрела на часы. «Ого, как поздно…, и мне тоже завтра нужно рано вставать…, так что пора желать друг другу „баиньки“, Дэн. Спасибо за ужин. Все было замечательно».

Я позвонил ей на завтрашний день, но у нее было занято. Я звонил снова на последующий день и наконец дозвонился. «В ближайшие несколько недель мне предстоит сдавать очень сложные экзамены по медицине».

Неделю спустя мы увиделись, когда она пришла в конце тренировки встречать Скотта, моего товарища по команде. Они прошли рядом со мной когда я поднимался по ступенькам, так близко, что я почувствовал запах ее духов. Она вежливо кивнула и поздоровалась.

Скот оглянулся на меня и многозначительно подмигнул. Я и понятия не имел о том, что это движение глазом может причинить столько боли.

В голодном отчаянии, которое не в состоянии утолить ни один свежий салат, я очутился перед закусочной Чарбройлер. Аромат гамбургеров с острым соусом стал кружить мне голову. Мне вспомнились все хорошие моменты жизни, когда мы с друзьями наслаждались гамбургерами. Словно во сне, не раздумывая, я вошел и услышал, как мой голос заказывал женщине за прилавком: «Двойной чизбургер, пожалуйста».

Она обслужила меня, я сел за столик, поднес его ко рту и хорошенько надкусил. Внезапно я осознал то, что я делаю: выбираю между Сократом и чизбургером. Я выплюнул, в ярости швырнул его в мусорный бак и вышел прочь. Все. Мое рабство случайным импульсам закончилось.

Тот вечер ознаменовал начало нового этапа моего растущего самоуважения и чувства личной силы. Я знал, что теперь мне будет легче.

В моей жизни стали происходить почти незаметные перемены. С детства я страдал от насморка, когда воздух становился прохладным, головных болей, расстройств желудка и резких смен настроения, все это было, по моему убеждению, нормальными неизбежными проявлениями. Сейчас все это исчезло.

Я ощущал постоянную легкость и энергию, струящуюся через меня и вокруг меня. Может быть, из-за этого многие женщины хотели пофлиртовать со мной, многие детишки и собаки подходили ко мне, чтобы поиграть. Некоторые из моих товарищей по команде стали спрашивать у меня совета в разрешении своих личных проблем. Я уже не был утлой лодочкой в бушующем море, я начал чувствовать себя, как Гибралтарский Утес.

Я рассказал Сократу о своих ощущениях. Он кивнул. «Уровень твоей энергии повышается. Люди, животные и даже вещи притягиваются и благоговеют от присутствия энергетического поля. В этом все дело».

«Домашние Правила?» — спросил я.

«Домашние Правила», — и добавил, — «С другой стороны, было бы преждевременно радоваться. Чтобы сохранить перспективу, тебе лучше сравнивать себя со мной. Тогда, тебе станет ясно, что ты только что окончил детские ясли».

Университетские занятия закончились почти незаметно для меня. Экзамены прошли как по маслу. На университетские занятия, которые прежде казались главной сферой приложения сил, теперь уходила лишь малая толика моих стараний. Команду распустили на короткие летние каникулы, затем начались летние тренировки. Я ходил без палочки и даже пытался бегать — очень медленно, несколько раз в неделю. Я продолжал упражняться до предела боли, дисциплины и выносливости, и, конечно, старался наилучшим образом питаться, двигаться и дышать…, однако моих наилучших усилий было недостаточно.

Сократ начал повышать планку своих требований ко мне. «Теперь, когда формируется твоя энергия, можно приступить к серьезным тренировкам».

Я тренировался дышать настолько медленно, что на каждый вдох у меня уходило по минуте. В сочетании с предельным сосредоточением и контролем специфических групп мышц, эта дыхательная техника разогревала мое тело как сауна и позволяла мне комфортно чувствовать себя на воздухе любой температуры.

Я с восторгом понимал, что развиваю ту же силу, которую Сок продемонстрировал мне в ночь нашей встречи. Впервые, я поверил, что может быть, только может быть, я смог бы стать воином его уровня. У меня не осталось сожалений, теперь я ощущал превосходство над своими друзьями. Когда кто-нибудь из них жаловался на болезнь или другие проблемы, которые, как я знал, можно было бы просто излечить только за счет правильного питания, то я говорил ему о том, что я узнал об ответственности и дисциплине.