Часть вторая Запретное искусство

 

 

ПРОЛОГ

 

Саркофаги были огромны – даже по меркам Тайных Чертогов. Огромны, как дома, а проходы между их рядами – широки, словно улицы. И потому Усыпальница походила на город. Город, погруженный в вечный сумрак. И сквозь сумрак этот слепо таращились с невероятной высоты изголовий и изножий саркофагов гигантские изваяния сказочных чудовищ, истинных имен которых теперь не помнил даже сам Высокий Народ.

Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков шел меж саркофагов. Много часов минуло с тех пор, как он ступил в Усыпальницу, а он все шел, не сбавляя шага, выглядывая в сумраке тот саркофаг, что был нужен ему.

Шелестящее бормотание пропитывало древний сумрак.

Это были голоса Засыпающих.

Время жизни, отпущенное каждому из Высокого Народа, так велико, что может показаться, будто эльфы живут столько, сколько им хочется. И оставляют этот мир только тогда, когда сами этого пожелают. Но и сам процесс умирания эльфов чрезвычайно долог. В мире людей могут пройти века и эпохи, прежде чем эльфийский старец в своем саркофаге окончательно погрузится в бесстрастное небытие. А до того – Засыпающие будут лежать во внешнем беспамятстве, внутренне витая в каких-то только им известных мирах. Или, поднимаясь из саркофагов, не имеющих крышек, говорить друг с другом о тех стародавних временах, когда мир был совсем юн. Старцы Высокого Народа постепенно и неохотно отходят от жизни. В делах Тайных Чертогов они уже не участвуют, не выступают на Форуме, но молодые эльфы нередко навещают Усыпальницу, чтобы спросить у старцев совета…

Аллиарий остановился у одного из саркофагов, над изголовьем которого разевал пасть чудовищный каменный змей.

– Алмазный Мечник Таурус, Дитя Небесного Быка, – произнес он, и серебряная маска на его лице холодно блеснула в почти непроглядной темноте, когда эльф задрал вверх голову. – Сын твоего сына пришел, чтобы говорить с тобой.

Некоторое время было тихо. Потом в недрах саркофага родился мощный шуршащий скрежет – кто-то невероятно огромный зашевелился на ложе из древнего камня.

– Видно, что-то действительно необычное произошло с тобой, если ты решился-таки навестить меня, Призывающий Серебряных Волков, – глухо донеслось из саркофага. – С тех пор как я перешел в Усыпальницу, я тебя не видел.

– Случилось, – подтвердил Аллиарий.

Где-то недалеко, должно быть в соседнем саркофаге, над изголовьем которого навеки застыла серая громадина жуткого полумедведя-полубыка, раздался глубокий шумный вздох – словно порыв пыльного ветра вырвался из пасти обвалившейся пещеры.

– Дети Высокого Народа теперь редко навещают Засыпающих, – прогудел голос из этого саркофага. – Им не нужна наша мудрость. Они считают, что сами знают, как править и Тайными Чертогами, и миром гилуглов …

Рубиновый Мечник поморщился под своей маской. Если бы не крайняя нужда, он бы ни за что не пришел сюда. Засыпающие, конечно, мудры, но вот старческое их брюзжание способно кого угодно вывести из себя.

 

Саркофаг Тауруса задрожал. Высоко над головой Аллиария – на кромке стены саркофага – с треском сомкнулись пальцы чудовищно огромной руки. Сам Рубиновый Мечник легко мог бы разместиться на этой ладони. Ведь, подобно деревьям, эльфы растут всю свою жизнь и к преклонным годам достигают таких размеров, что земная твердь уже не может их держать. Наверное, если бы кто-то из эльфийских старцев вздумал покинуть Усыпальницу, на первом же шаге за ее порогом он глубоко погрузился бы в землю.

А потом над саркофагом словно воздвиглась скала, – Алмазный Мечник Таурус, Дитя Небесного Быка сел на своем последнем ложе. Космы длиннейших волос пепельным водопадом обрушились на необъятные плечи, на которых едва держались истлевшие лохмотья когда-то великолепного одеяния. Серое лицо Тауруса покрывала причудливая паутина тонких морщин – точно к коже пристали мириады мертвых змей. Черная и кривая трещина безгубого рта подрагивала, выпуская облачка пыли. Но глаза старца пульсировали алыми всплесками огня, поджигая темноту, как у молодого.

Аллиарий невольно подался назад. Действительно, давно уже он не посещал Усыпальницы… И уже успел забыть о том, что облик эльфа-старца далеко не так прекрасен, как облик эльфа, у которого впереди долгие-долгие века жизни…

«Будь на моем месте гилугл, – вдруг подумал Призывающий Серебряных Волков, – он бы рухнул замертво. Его сердце точно не выдержало бы вида Засыпающего… А ведь и я когда-нибудь стану таким…»

Эта мысль заставила его содрогнуться.

– Говори, – раскатилось наверху, точно гром, повеление Тауруса.

– Я хочу Инаиксию, – сказал Аллиарий, – Лунную Танцовщицу Инаиксию, Принцессу Жемчужного Дома. Сестру и возлюбленную Лилатирия, Хранителя Поющих Книг, Глядящего Сквозь Время. Я хочу, чтобы она любила меня, а не его. Я хочу, чтобы она была моей, а его… а своего брата – возненавидела с той же страстью, с какой любила с самого их детства и любит сейчас.

Аллиарий замолчал. Таурус рассмеялся, осыпав пылью саркофаги вокруг себя.

– Чего ты хочешь больше, Призывающий Серебряных Волков, – спросил он, – чтобы Инаиксия любила тебя? Или чтобы она ненавидела Лилатирия?

– Я хочу и того, и другого с равной силой, – ответил Аллиарий. – Моя любовь к Лунной Танцовщице исчисляется столетиями. Но моя ненависть к Хранителю Поющих Книг разгорелась недавно… и полыхает все ярче и ярче. Ты, отец моего отца, и здесь способен видеть и слышать все, что происходит в Тайных Чертогах. Ты знаешь, в чем причина моей ненависти.

– Форум… – неожиданно прогремел голос старца, поднявшегося из саркофага с рогатым чудовищем над изголовьем. – Мы знаем, что произошло на последнем Форуме, Аллиарий. Лилатирий выступил на Форуме, и Форум решил, что в той битве, в месте, называемом гилуглами «Предгорье Серых Камней Огров», погибло слишком много воинов Высокого Народа.

– И потому тебя, Призывающий Серебряных Волков, отозвали из мира гилуглов, – продолжил Таурус. – Тебе нельзя более делать то, что ты делал до сих пор. И право хранить Темный Сосуд передали Глядящему Сквозь Время. Да… На моей памяти было лишь несколько случаев, когда Форум выносил столь тяжелое наказание. Подумать только – запрет, ограничивающий свободу действий…

– Враг оказался силен! – повысил голос Рубиновый Мечник, поворачивая голову то к одному, то к другому собеседнику. – Слишком силен! Я вел за собой воинство Высокого Народа, я сражался в первых рядах – и знаю, о чем говорю. Великая победа всегда достигается ценой великих жертв! Я говорил об этом, говорил! А Форум послушал его, Лилатирия!

– Кое-кто из бывших там, в Предгорье, тоже считает, что Лилатирий прав, – возразил Дитя Небесного Быка.

– Лилатирий обратил мой народ против меня, – крикнул Аллиарий. – Если бы не он, решение Форума было бы другим. Мне плевать на гилуглов, в конце концов, но… отняв право хранить Темный Сосуд, Форум тем самым лишил меня славы героя! Мое имя опозорено, Таурус. И… Инаиксия смеется надо мной. Во всем этом виноват – Лилатирий! Но он поплатится! Клянусь тенями наших предков – поплатится!

Последнюю фразу Рубиновый Мечник проорал изо всех сил.

Ответом ему был – громовой многоголосый смех.

– Молодые… – отсмеявшись, произнес старец из соседнего с Таурусом саркофага. – Неразумные… Вот вы и начали пожинать плоды дел своих. Если бы вы чаще навещали нас, если бы вы слушали, что мы говорим вам, а не то, что хотите от нас услышать… Что породило ненависть между тобой и Хранителем Поющих Книг, между двумя сынами Высокого Народа?.. Разве только Инаиксия? Можешь не отвечать.

Аллиарий тяжело дышал, опустив голову, сжимая и разжимая кулаки. Молчал.

– Сколько уже вы живете бок о бок с гилуглами, а все не научились понимать их, – заговорил теперь Алмазный Мечник Таурус. – Видно, для этого нужно больше времени… Пойми, Аллиарий, унижать себя играми с гилуглами – опасно. Начиная погружаться в их мир, ты уподобляешься им. Пятнаешь себя грязью их низости. Мало-помалу они перестанут видеть разницу между самими собой и – Высоким Народом. Не прекословь! – громыхнул старец, заметив, что его внук оскорбленно вскинул голову. – Так оно и было, так оно и есть, так оно и будет. Когда ты был еще слишком юн, чтобы покидать Тайные Чертоги, многие из нас, тех, что покоятся сейчас в Усыпальнице, жили среди гилуглов, даря им частицы бесценной нашей мудрости. А они жадно хватали эту мудрость своими пастями, не настолько уж они и глупы, чтобы не делать этого… Поголовье гилуглов множилось, росла их сила – и в конце концов кто-то из этого жалкого племени стал думать, что их народ – равен нашему. И что самое страшное: они ненамного ошибались. Минуло бы всего несколько поколений, и гилуглы сделались бы столь могущественны, что контролировать их стало бы сложно. Более того… на землях, заселенных гилуглами, появились полукровки – дети, рожденные в результате связей гилуглов и Высокого Народа…

– Как отвратительно! – передернуло Аллиария. – Я знаю, что подобные мерзости случались в старые времена… Какое счастье, что сейчас такого не бывает. Сейчас все знают, что дочь Высокого Народа никогда не понесет от гилугла. Как и самка гилугла не даст потомства от такого, как мы. В Тайных Чертогах издавна принято развлекаться с этими существами, но вот уже тысячи лет я не слышал ни об одном случае, чтобы… – Он снова передернул плечами.

– Раньше полукровки рождались не так уж редко, – прервал Рубинового Мечника Таурус. – До тех пор, пока на Тайный Чертог не было наложено соответствующего заклинания. Об этом не принято говорить, потому что это – позор нашего народа. Все полукровки были уничтожены давным-давно… Почти все. Это случилось задолго до Великой Войны.

– Дети Высокого Народа убивали друг друга? – еще больше удивился Аллиарий. – Как такое возможно? Я думал, полукровки вымерли сами, потому что природа не терпит неестественного…

Алмазный Мечник Таурус, Дитя Небесного Быка поморщился – и извивающиеся морщины на его лице исторгли облачка пыли.

– Дети Высокого Народа убивали не друг друга, – произнес он. – Ублюдков среди истинных. Знаешь ли, полукровки не столь отвратительны, сколь опасны. Представь себе существо, красотою облика и магической силой сравнимое с эльфом, но имеющее разум гилугла. Сколько бед может наворотить эта тварь?

– Ты сказал: почти все были уничтожены? – провел ладонями по своей маске Призывающий Серебряных Волков.

– Остался один, – помолчав, ответил за Тауруса старец из соседнего саркофага. – Он скрылся от нас в мире гилуглов. В неразберихе Великой Войны это удалось ему. Возможно, его уже нет в живых. По крайней мере, долгие столетия мы не видели и не чувствовали его. Мы называли его – Не Имеющий Имени.

– Я слышал о нем, – проговорил Аллиарий. – Конечно, слышал. Не Имеющий Имени… Но никогда этим особо не интересовался.

– Потому что этим не принято интересоваться, – подтвердил старец. – Но, скорее всего, Не Имеющий Имени покинул мир гилуглов. Рассудить здраво, он должен был это сделать, потому что знает: рано или поздно обнаружит себя. Мы увидим его, где бы он ни прятался. Мы его почувствуем, как бы он ни пытался помешать нам сделать это. Я не сомневаюсь. Знаешь почему? Потому что вынужденный жить среди гилуглов, он вынужден и довериться им, а доверять этим грязным животным нельзя. Они предадут его.

– Мы говорили о причинах, которые вынудили наш народ развязать Великую Войну, – напомнил Таурус. – гилуглов стало много, и они стали сильны. Да… Но не так сильны, как сейчас. Понимаешь? Они сейчас сильнее, чем тогда! Пришло время для новой Великой Войны, а что делаете вы? Вы помогаете им создать Империю – для чего? Вы что, забыли, с кем сражались в Предгорье? С теми, кто открыто выступил против Высокого Народа! Такого раньше не случалось никогда, но – если уж случилось однажды – несомненно, повторится. Ибо мысли, когда-либо рожденные, накрепко впиваются в плоть мира… Гилуглы больше не верят нам.

– Этих скотов… как они называли сами себя – Круг Истины, – усмехнулся Аллиарий, – мы перерезали – всех до одного.

– Ты слушаешь меня, Призывающий Серебряных Волков? Враг погиб, но мир уже не тот, что был раньше.

– Это ты меня не слышишь, Дитя Небесного Быка, – огрызнулся Аллиарий. – Круг Истины уничтожен. А остальные гилуглы молятся на Высокий Народ. Их доверие к нам теперь выше, чем когда-либо! Мы позаботились об этом.

– Пройдет совсем немного времени, и на землях гилуглов появится поколение, для которого мы будем – врагами! Этого не избежать.

– У меня такое чувство, Алмазный Мечник, что мы говорим на разных языках, – с усмешкой заявил Призывающий Серебряных Волков.

– Зачем вы помогаете людям создать Империю? – снова спросил Таурус.

Аллиарий глубоко вздохнул. Ну что за мука говорить с этими стариками!

– Но это же просто, Дитя Небесного Быка, – сказал он. – Ты сам говорил, что доверие гилуглов к Высокому Народу упало. Как восстановить его? Дать гилуглам понять: все те мысли, что остались после Круга Истины, – есть ложь. Высокий Народ против объединения государств в Империю? Нет, мы именно помогаем создать эту Империю. Причем во главе с императором, самым великим, какого только можно представить. Этот болван, свихнувшийся на замшелых моральных принципах, отлично играет свою роль…

– Чушь! – громыхнул Таурус. – Путь, выбранный вами, – неверен. Вы сами роете себе яму, увеличивая могущество гилуглов. Когда Империя будет создана…

– Она не будет создана, – спокойно, как-то даже лениво проговорил Рубиновый Мечник Аллиарий. – Нынешнее поколение гилуглов не успеет состариться, как их земли побуреют от крови. Империя – всего лишь приманка для гилуглов, только и всего. Ты утверждаешь, что необходима новая Великая Война? К чему сражаться Высокому Народу, когда гилуглы сами сделают за нас всю работу? Нас осталось не так много, чтобы снова рисковать жизнями…

– Глупцы! – прогудел откуда-то из сумрака новый голос. – Какие глупцы! Думают, что насквозь видят гилуглов, тогда как совсем не знают их…

Аллиарий вздрогнул. Неподалеку раздались скрежет и шуршание. Облако пыли сделало сумрак совершенно непроглядным. Кто-то еще из старцев поднялся в саркофаге. Пыль не успела улечься, как, возвестив о себе раскатом громоподобного кашля, поднялся еще один Засыпающий. А потом еще один и еще… Усыпальница оживала; тьма, пропитанная вековой пылью, заколыхалась вздохами, глухими невнятными восклицаниями… Рубиновому Мечнику стало не по себе. Кто-то из старцев громко проговорил фразу, ни одного слова из которой Аллиарий не понял. Старцу ответили сразу несколько голосов – и снова Призывающий Серебряных Волков не понял ничего. «Теперь мы и на самом деле говорим на разных языках», – проскользнуло в голове у Аллиария.

Видно, то, о чем беседовал молодой эльф со своим дедом, взволновало Засыпающих.

– Алмазный Мечник Таурус, Дитя Небесного Быка, – позвал он. – Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать положение дел в мире гилуглов. Я пришел просить у тебя совета: как заполучить Инаиксию и проучить ее возлюбленного братца! Мне запрещено далее участвовать в судьбе этого мира, да мне это более и неинтересно…

– Тебе запрещено работать с гилуглами в деле создания Империи? – спросил вдруг Таурус. – Но не запрещено посещать мир гилуглов?

– Конечно нет, – вскинулся Аллиарий.

Таурус с жутким скрипом развернул чудовищное свое туловище к остальным старцам, глядящим на него сквозь темноту, и проговорил пару непонятных слов. В ответ прозвучали несколько реплик.

– Слушай меня, сын моего сына, – снова обратился к Аллиарию Дитя Небесного Быка, – я помогу тебе советом – как сделать так, чтобы Инаиксия полюбила тебя. Но с Лилатирием ты должен разобраться сам…

– Как же я это сделаю? – воскликнул Рубиновый Мечник.

– Ты уже успел забыть, о чем я говорил тебе? Лилатирий погряз в интригах мира гилуглов. И потому стал более уязвим. Чем дольше он играет, тем больше из игрока превращается в фишку. Он сделал гилуглов своим орудием, но это орудие может ударить по нему самому. И это случится – рано или поздно. Позаботься о том, чтобы все случилось пораньше. Это не составит для тебя особого труда. Пусть он споткнется… и уронит себя в глазах Форума.

– Что ж… – задумчиво проговорил Аллиарий. – Такое можно будет устроить. Но как это поможет мне завоевать сердце Лунной Танцовщицы?

– Об Инаиксии пока не думай, – сказал Таурус. – Я обещал тебе, что она будет твоей, как только ты сделаешь то, что сделаешь.

В сумраке Усыпальницы стоял мерный гул голосов старцев – они приглушенно что-то обсуждали. Аллиарий, размышляя, закусил губу.

– И еще, – заговорил снова Алмазный Мечник Таурус, Дитя Небесного Быка, – когда ты свалишь Лилатирия, мы устроим так, чтобы он потерял право быть Хранителем Темного Сосуда. И Сосуд снова вернется к тебе.

– Ты можешь сделать и это? – обрадовался Аллиарий. – О, о подобном я даже и просить тебя не осмеливался. Такое возможно?

– Возможно. Не один ты приходишь в Усыпальницу за советом. Но – услуга за услугу. Темный Сосуд ты передашь нам.

Этого Рубиновый Мечник явно не ожидал.

– Немыслимо! – ахнул он. – Хранитель – есть Хранитель. Как я могу передавать кому-то вверенный мне артефакт? Это против всяких правил. Если я сделаю это… Святые Демоны! Это пахнет высшей карой, которой могут подвергнуть эльфа, – изгнанием…

– В этом артефакте, – заговорил-загудел сосед Тауруса, – заключена невероятная мощь…

– Я знаю, что такое – Темный Сосуд! – отмахнулся от него Аллиарий. – Это благодаря мне Тайные Чертоги получили его…

– Нет, не знаешь! – рыкнул старец. – И никто из вас не знает. Мы – Засыпающие – опасаемся, что нынешнее поколение Высокого Народа не устоит от соблазна пустить в ход великую силу Темного Сосуда – дабы воплотить в жизнь один из очередных безумных своих замыслов. Пусть лучше Сосуд будет у нас. Так спокойнее.

– Но… – все еще колебался Призывающий Серебряных Волков, – я просто не могу передать вам Сосуд. Я не имею на это права. Если кто-нибудь в Тайных Чертогах узнает, что я…

– Тебе нужна твоя возлюбленная или нет?! – рявкнул Таурус, но старец из соседнего саркофага перебил его:

– Разве нельзя обделать дело так, чтобы никто ничего не узнал?

Аллиарий склонил голову.

– Инаиксия будет твоей, – пророкотал Таурус, – я обещаю. Твоей – навеки. Она будет любить тебя так же, как любит теперь своего брата. А его – возненавидит. Я обещаю, сын моего сына. И в моих силах сделать так.

– Хорошо, – выпрямился Рубиновый Мечник Аллиарий. – Плевать на все… Я покидаю Тайные Чертоги и возвращаюсь в мир гилуглов.

«Инаиксия будет моей, – проговорил Аллиарий уже мысленно. – Пусть даже ради этого мне придется… избавиться от Лилатирия…»

Кто-то из старцев негромко рассмеялся – там, в глубине пыльной темноты.

 

ГЛАВА 1

 

Гилмо, капитан королевской гвардии Марборна, прослужил в пограничной крепости на южных склонах Скалистых гор более тридцати лет. По закону королевства за двадцать восемь лет безупречной службы на этом посту ему полагались графский титул и деревня не менее чем в дюжину дворов. Но около двух лет назад скончался Марлион Бессмертный, и со смертью его величества в Марборне начало твориться невесть что: высокородные кандидаты на престол устроили небывалую кровавую грызню. Нередко кто-нибудь из них брал верх над остальными, и дело вроде бы шло к коронации… Но в Уиндроме, столице Марборна, являлся на свет исподволь созревавший, точно гнойник, заговор. И голова новоявленного властелина слетала с плеч, а в тронный зал вступал очередной знатный волк, подкупом, предательством и жестокостью выгрызший себе дорогу к престолу. Гилмо, который еще в юном возрасте давал клятву верности его величеству Марлиону Бессмертному, от этой нескончаемой круговерти просто тошнило. При таком хаосе – кто вспомнит в сотрясаемом переворотами Уиндроме о далекой пограничной крепости и о капитане ее гарнизона, которому вот уже два года как пора на заслуженный покой?

Но однако ж – три дня назад вспомнили! Гилмо принял в своей крепости гонцов из Уиндромского королевского дворца. И был извещен о том, что его сиятельство герцог Хаан Беарионский уже готовит дворец к собственной коронации. И о том, что времена смуты кончились, потому как его сиятельство славный герцог усядется на престол Марборна прочно и надолго.

Капитан аж скривился от таких новостей. Скривился и сплюнул под ноги гонцов. Не удержался.

Будущий монарх принадлежал к роду, имеющему корни в королевстве Гаэлон. В Гаэлоне, отделенном от Марборна пиками Скалистых гор, родственников герцога Хаана, должно быть, и посейчас проживает видимо-невидимо… И как же еще мог капитан Гилмо отреагировать на подобные известия, если его крепость как раз и помещалась на границе Марборна и Гаэлона? Если капитан затем здесь и поставлен, чтобы следить – как бы со стороны соседа не пришло какой беды? И пусть войны с Гаэлоном не было уже более двухсот лет и никакого лиха с той стороны, кроме случайных горных разбойников, за все годы службы Гилмо не видал, но все равно он давно уже приучился расценивать Гаэлон – как врага.

Вместе с новостями из Уиндрома капитан получил и приказ от генерала королевской гвардии, имя которого ему ничего не сказало (подумать только, сколько генералов сменилось с тех пор, как в крепость последний раз долетали более или менее правдоподобные известия!). Приказ гласил: пропустить беспрепятственно через границу барона Гарпона Беарионского со всей его свитой. Барон является двоюродным братом герцогу Хаану и следует по приглашению на его коронацию в Уиндром. И не просто пропустить следовало барона, а еще и встречу ему организовать торжественную – вот как гласил приказ…

Скрепя сердце Гилмо принял приказ должным образом. Объявил его перед всем своим гарнизоном численностью в полсотни воинов. Но мысленно послал проклятие Хаану и всем его родственничкам. Будет на то воля богов, и грянет очередной переворот, и этот закрепившийся в родном капитану королевстве чужак вместе со своим братцем, держа в руках срубленную голову, побредет в Темный мир на поклон Харану. О Вайар Светоносный, когда уже установится в Марборне крепкая законная власть?! Но приказ есть приказ. Пропустить – значит пропустить. А насчет торжеств – это уж утритесь! Не бывать такому. Пускай потом этот барон жалуется кому угодно. Наказания Гилмо не боялся. Всем известно: за-ради коронации и не такие преступления прощаются…

Да, три дня назад получил капитан приказ. И вот сегодня охотники из крепости вернулись раньше обычного и вместо туш косматых горных козлов принесли весть: по восточной тропе движется к крепости хорошо вооруженный и многочисленный отряд.

Знать, барон Гарпон Беарионский пожаловал…

Гилмо скомандовал строиться заранее отобранному отряду в тридцать мечей. И выдвинулся к Орлиному плато, откуда быстро можно было спуститься на восточную тропу. Капитана смутил рассказ охотников о том, что приближающийся отряд насчитывает никак не меньше сотни воинов. Для баронской свиты многовато… Может, и не Гарпон вовсе идет на крепость? Лучше бы сначала посмотреть сверху на пришляков. Вдруг подвох какой?

Оказавшись на плато первым (Гилмо выдвинулся из крепости верхом, воины его гарнизона шли пешими), капитан соскочил с коня, снял с пояса старенькую подзорную трубу и припал к окуляру. Но и к тому времени, как на Орлиное плато подошли его ратники, тропа внизу оставалась пуста. Миновало чуть менее часа, когда капитан увидел в трубу, как из-за скального отрога, за который поворачивала тропа, показались закованные в тяжелые доспехи всадники.

Вереница всадников растягивалась все дальше и дальше. Тех, кто ехали первыми, можно было хорошо разглядеть уже и невооруженным глазом, но из-за поворота все текли и текли конные воины. По самым скромным подсчетам, чужаков было около ста пятидесяти человек.

– Это что ж такое… – пробормотал Гилмо, слыша, как позади него тревожно загомонили воины.

Война? Неожиданное нападение? А гонцы, следовательно, были вражескими засланцами? Да ну нет, не может быть… Покрутив седовласой головой, капитан попытался вытряхнуть из нее опасные мысли. Стали бы враги, обладая такой внушительной силой, мудрить с фальшивыми приказами? Это войско по камням разнесло бы его крепость, в землю втоптало бы жалкий гарнизон из полусотни ратников, половина из которых ни разу и не видала настоящей кровавой схватки… Бред…

Но что, если все так, как он и предположил?

– Пятеро остаются здесь, – дрогнувшим от волнения голосом сказал капитан. – Ты, Раям, ты, Шам… И ты, и ты, и еще ты… В случае чего спешно возвращайтесь в крепость, берите лучших коней и скачите в Лилам… он ближе всего от нас. Скачите и доложите все… что вы здесь видели… Остальные со мной!

Гилмо влетел в седло, уголком сознания отметив, что он еще, несмотря на почтенный возраст, довольно крепок и ловок. И через несколько мгновений капитан и возглавляемый им отряд поспешно двинулись вниз – навстречу неуклонно приближающемуся войску.

Восточная тропа пролегала между двумя отвесными скальными стенами, но была достаточно широка. Гилмо, не спешиваясь, смотрел, как прямо на него движется лязгающий железный поток. Он был взволнован, но страха не ощущал. Какой может быть страх, если за спиной – твое королевство? Пусть издерганное междоусобицами, залитое кровью своих сынов, но все еще остающееся великим, все еще могущее поспорить силою с самим Гаэлоном. Какой страх, если сейчас ты – не просто человек, а представитель своего королевства, длань его, клинок его?

Капитана и кучку воинов гарнизона заметили первые ряды войска, но… железный поток не остановился. Тяжеловооруженные всадники не придержали своих коней даже и тогда, когда до преграждающих им дорогу марборнийских ратников оставался всего десяток шагов – будто и не живые люди стояли у них на пути, а призрачные мороки, готовые рассеяться без следа – только коснись их.

Капитан Гилмо приподнялся на стременах.

– Именем его величества… – выкрикнул он и на мгновение сбился. Чьим именем? Какого величества? Во главе Марборна давно уже не появлялись те, именем которых можно было бы остановить целое войско.

–…его величества короля Марборна Марлиона Бессмертного! – неожиданно для самого себя закончил Гилмо. – Остановитесь! Вы вторгаетесь на марборнийские земли, и мой долг – предупредить вас об этом!

И первые пятеро всадников, едущие бок о бок, рыцари, вслед за которыми двигались их оруженосцы, везущие флаги с родовыми гербами, замедлили ход своих коней, а потом и вовсе остановились. От головных отрядов войска полетели назад предупреждающие команды, а ратники позади капитана облегченно выдохнули в несколько глоток.

– Кто ты, осмелившийся преградить нам дорогу? – подняв забрало, спросил один из рыцарей.

– Ратник королевской гвардии Марборна Гилмо, – сказал капитан пограничной крепости. – Страж земель своего королевства.

– Тебя не предупреждали о том, кто пройдет через твою крепость, капитан? – холодно поинтересовался рыцарь. – Ты не получал приказа встретить нас? Если то, что мы сейчас видим, ты полагаешь торжественной встречей, то ты очень ошибаешься.

Рыцари, восседавшие в седлах рядом с говорившим, рассмеялись. Рассмеялись и оруженосцы, слышавшие разговор.

– Если ваше имя, господин, не барон Гарпон Беарионский, я не буду с вами разговаривать, – ответил Гилмо медленно и почтительно.

– Слезь со своей клячи и преклони колени, собака! – загремел всадник, находящийся справа от того, кто первым обратился к капитану. На шлеме этого всадника красовался пышнейший плюмаж из алых и ярко-желтых перьев. – Перед тобой благородный рыцарь, подданный великого королевства Гаэлон! Слезь с клячи, кому сказано!

Гилмо молчал. Страха он по-прежнему не ощущал. Даже и волнение пропало. Какой-то непонятный восторг наполнял все его существо. Старый капитан чувствовал в себе такую могучую силу, какой не ощущал никогда в жизни. Он будто существовал ради этого вот момента. Будто настоящая его жизнь начиналась только сейчас, а все, что было до этого, – несколько затянувшаяся подготовка.

– Да о чем с ним толковать! – рявкнул обладатель ало-желтого плюмажа и с длинным лязгом потянул из ножен меч. – Почему вы терпите такое, досточтимые сэры? Какая-то стайка простолюдинов…

Гилмо не опустил руку к оружию. Он лишь крупно моргнул, когда рыцарь обнажил меч. Но остался сидеть в седле прямо.

Однако рыцарь, заговоривший с капитаном первым, не дал своему товарищу тронуться вперед. Он положил руку ему на плечо и очень тихо проговорил несколько слов. Всадник с ярким плюмажем скорчил злобную физиономию, шумно сплюнул и бросил меч обратно в ножны. Затем обернулся и сказал что-то одному из оруженосцев. Тот проворно соскочил с коня и со всех ног бросился обратно по тропе.

Довольно много времени прошло в относительной тишине. Рыцари негромко переговаривались между собой, бесцеремонно разглядывая Гилмо и его людей. Несколько раз гаэлонские всадники дружно, но приглушенно рассмеялись.

Капитан молчал. Смотрел прямо перед собой. Заслышав торопливые шаги позади, он едва сдержался от порыва обернуться. Лишь когда его ухватили за ногу, позволил себе наклониться с седла.

Раям, один из пятерых ратников гарнизона, оставленных капитаном на Орлином плато, бросая испуганные взгляды на рыцарей, горячо зашептал на ухо Гилмо. Шептал Раям недолго, но, когда капитан выпрямился, стало видно, что лицо его не покраснело от прилива крови, как того следовало ожидать. А напротив – почему-то побледнело.

– Делай, как я велел, – приказал он Раяму. А сам обернулся к рыцарям… и неожиданно улыбнулся. Но не им, как они могли подумать. А самому себе. В это мгновение старому капитану стало предельно ясно, как следует поступать дальше.

Строй гаэлонского воинства зашумел. Крайний в переднем ряду рыцарь тронул поводья, и его конь прошел несколько шагов вперед, освобождая дорогу всаднику, выехавшему к Гилмо.

Всадник этот был очень тучен. Из доспехов на нем были только кираса, надетая поверх великолепного камзола, и шлем. Длинный плюмаж из белоснежных перьев спускался с железной макушки до самого конского крупа. В проеме открытого забрала виднелось безбородое холеное лицо с очень крупными носом и губами. Вероятно, из-за этих физиономических особенностей всадник больше походил на добродушного бражника, чем на вояку-рыцаря.

– Ты, капитан, один из самых храбрых людей, которых мне приходилось встречать, – голосом хриплым и задыхающимся, как у всех страдающих чрезмерным весом, проговорил всадник с белым плюмажем. – Или один из самых глупых. Меня зовут сэр Гарпон Беарионский. Тебе известно мое имя?

– Я слышал его, милорд, не далее как три дня назад, – ответил Гилмо. – Когда мне передали приказ пропустить вас и вашу свиту на земли великого Марборна.

– Тогда чего ради ты устраиваешь всю эту канитель? – усмехнулся барон. – Это чудо, что мои люди не зарубили тебя…

– Мне было приказано пропустить вас, милорд, и вашу свиту, – повторил капитан. – Но не войско в полторы сотни мечей. И не войско в… более чем три сотни мечей, что идет по тропе следом, как мне только что доложили.

– Пятьсот мечей, – спокойно поправил сэр Гарпон. – Это – отряды королевской гвардии Гаэлона.

– Вы понимаете, что это значит, – сказал Гилмо. – И я понимаю, что это значит. Я не могу пропустить сюда столько ратников, милорд. А вы и ваша свита могут проехать.

За спиной барона кто-то из рыцарей гневно фыркнул. Сэр Гарпон Беарионский поднял руку, требуя тишины.

– Что ж, – сказал он. – Такой поступок достоин уважения. Счастлив король, которому служат такие воины, как ты, капитан.

– Я приносил клятву верности его величеству Марлиону Бессмертному, да восславится в веках память о нем, – сказал Гилмо. – Никому более я не клялся.

– Поехали со мной, капитан, – предложил вдруг барон. – Ты немолод, но… твердости твоего сердца позавидует любой юноша. Поехали со мной, не пожалеешь.

– Как это я поеду с вами, милорд? – удивился Гилмо. – Мое место здесь. Крепость с гарнизоном в полсотни ратников вверена мне. Что же мне, бросать их?

Барон хрипло рассмеялся – его смех был почти неотличим от кашля.

– Действительно, – произнес он. – Об этом-то я и не подумал. Что ж… – Гарпон вдруг помрачнел. – Дело ясное…

– Хочу еще предупредить вас, милорд, – сказал капитан. Было заметно, что ему приятен разговор с бароном, тогда как гаэлонские рыцари таращились на собеседников с явным недоумением. – Я послал гонцов в близлежащий город с сообщением о том, как велика на самом деле ваша свита.

– Предусмотрительно, – кивнул Гарпон. – Только, мне кажется, одного или двух гонцов было бы вполне достаточно. Незачем, капитан, посылать сразу несколько десятков.

Гилмо обернулся. За его спиной осталось менее дюжины ратников. Остальные поспешно отступали по тропе – к подъему на Орлиное плато. Заметив, что их капитан смотрит на них, ратники с осторожной трусцы перешли на бег.

– В последний раз велю тебе, – повысил голос барон. – Уйди с дороги!

Капитан вынул из ножен меч. Рыцари и оруженосцы вразнобой завопили. Легко и свободно стало Гилмо. Впервые за два года вакханалии, в которую был погружен его родной Марборн, душа капитана обрела устойчивый покой.

– Я не имею права, – сказал он.

Казалось, барон и не ждал иного ответа. Зачем-то кивнув Гилмо – точно на прощание, – он развернул коня и поскакал вдоль скальной стены.

Пятерка рыцарей кинулась на капитана, точно псы, спущенные с цепей. Гилмо успел только размахнуться своим мечом, но мощным ударом его вышибли из седла и затоптали копытами. Из семерых оставшихся с ним ратников гарнизона только трое попытались оказать сопротивление, но были тут же зарублены. Остальные четверо бежали. Их догнали у самого подъема на плато.

Железный поток загремел дальше на юг, в сердце королевства Марборн, к Уиндрому.

 

ГЛАВА 2

 

Крафийский Сирис здорово отличался от любого крупного города Гаэлона. Городские здания поражали своими размерами: даже в Дарбионе редко можно было найти дом в три этажа, а здесь и пятиэтажные громады не являлись редкостью. И – сколько ни смотри – нельзя было отыскать пару не то что одинаковых, а даже и похожих друг на друга домов. Создавалось такое впечатление, что архитекторы, подчиняясь прихоти хозяев, изо всех сил стремились придать каждому строению уникальный вид. От обилия лепных украшений на стенах; каменных фигур обнаженных великанов и сказочных чудищ, как бы держащих на своих могучих плечах или раскинутых крыльях крыши; от множества облеплявших основное здание узеньких башенок, явно имевших чисто декоративное назначение, потому что поместиться в такую башенку мог бы разве что ребенок, – рябило в глазах. На фронтонах многих домов красовалась статуя какого-нибудь божества (чаще всего, конечно, можно было увидеть фигуру Алы Прекрасной или Безмолвного Сафа), а иногда встречались и целые скульптурные композиции. Словом, чужестранец, впервые оказавшийся в Сирисе, мог бы подумать, что крафийцы строят дома вовсе не для того, чтобы жить, а для того, чтобы любоваться ими… Мощенные белым камнем улицы были довольно широки и поэтому – светлы; высокие здания не заслоняли от горожан солнечного света. На каждом перекрестке обязательно помещался либо фонтан, либо статуя, очевидно установленная в память какого-либо знатного горожанина. Центральные улицы Сириса кишели народом, но нельзя было встретить на них ни одного всадника (равно как и кареты или телеги) – только крытые паланкины, несомые четырьмя или шестью слугами, изредка величественно рассекали гомонящую толпу…

Правда, как отметил Гархаллокс, шагая по течению людского потока, и в просвещенной Крафии горожане предпочитали не выносить помои в канавы, а выплескивать их из окон на улицу. Да и нищих в Сирисе оказалось почему-то много больше, чем в том же Дарбионе. Или, может быть, то были не нищие, а какие-нибудь уж очень выдающиеся ученые мужи, настолько погрузившиеся в свой внутренний мир, что всяческие обычаи мира внешнего ничуть их не волновали…

Здесь, в центральной части Сириса, дыхания войны совсем не чувствовалось. Знатные и богатые не покидали родных домов; к тому же, казалось, в городе не было ни одного ратника, кроме тех, конечно, что днем и ночью выхаживали по городской стене. Ее величество королева Крафии Киссиария Высокомудрая распорядилась все войска из близлежащих городов стягивать к предгорным рубежам, где продолжали полыхать заставы, а мелкие стычки начинали перерастать в полномасштабные сражения… Королева в далеком Талане и помыслить не могла о том, что горцы осмелятся на что-то большее, чем нападения на пограничные заставы и близлежащие к Белым горам селения. Сколько уже лет длится вражда с горцами, а ни разу еще не случалось такого, чтобы эти грязные варвары смогли взять хотя бы один из крафийских городов.

«Все когда-нибудь бывает в первый раз, – думал по этому поводу Гархаллокс. – Киссиарии невдомек, что на этот раз все совсем не так. Вовсе не линдерштернцы угрожают Крафии. А те-кто-смотрят, действующие руками горцев. Те-кто-смотрят играют наверняка. И близок час, когда к сердцу Крафии, уничтожая все на своем пути, хлынет полудикая орда, вооруженная смертоносным орудием, секрет действия которого неведом просвещенным крафийцам. Да и в Талане, кажется, еще не верят в существование этого оружия…»

Бывший архимаг на ходу горько усмехнулся этой своей мысли.

Он прожил в каморке Клута около недели. И эта неделя показалась Гархаллоксу вечностью. Каждое утро Клут уходил в сад и возвращался только к полудню. Они вместе обедали (садовник господина Варкуса питался преимущественно просяной похлебкой, кукурузной кашей и кукурузным хлебом), за едой обсуждая положение на границах королевства. Затем Гархаллокс снова оставался один – до самого вечера. Бывало и такое, что Клут не приходил обедать. Дважды он не являлся и ночевать. Тогда архимаг в великом беспокойстве мерил шагами каморку, борясь с искушением выйти наружу. Но так ни разу и не вышел. Исходя из того, что новый товарищ настойчиво советовал ему не покидать убежища, Гархаллокс сообразил: Клут все же верил в возможность слежки. И, кажется, проверял архимага – не проявит ли тот себя в чем-то подозрительном… Как-то раз, спросив Клута прямо, почему он медлит представить его Хранителям – Гархаллокс получил ответ:

– Еще не время…

Уточнять, когда же это время наконец придет, архимаг почему-то не решался. И обиды на недоверие не показывал. Ему не хотелось испытывать на прочность невидимый мостик дружбы, перекинутый от его души к душе Клута. Наверное, по этой же причине он не заводил больше разговора о Хранителях – в тот день, когда познакомились бывший ученый и бывший маг, Гархаллокс принялся жадно выспрашивать об этих Хранителях, но… натолкнулся на вежливое молчание. Клут только улыбался и менял тему разговора. Должно быть, даже для таких бесед время еще не пришло…

«Пусть так и будет, – решил старик. – У него нет причин не доверять мне, но разве во мне дело?.. А что, если они все еще не выпустили меня из поля своего зрения? Вдруг враги незримо наблюдают за мной? Я же не могу проверить это… Чтобы проверить, мне нужно применить магию – но тогда-то я более всего и рискую раскрыться… В переплетениях окутывающих мир энергетических потоков они ориентируются лучше, чем свирепые разбойники Вьюжного моря в звездной карте небес…»

Удивительно – от магии Гархаллокс отказался уже давно, но все никак не мог привыкнуть без нее обходиться. Он чувствовал себя примерно так, как должен себя чувствовать лесоруб, потерявший руку в битве с волками, но все же вынужденный продолжать заниматься своим ремеслом, чтобы жить.

День за днем проводил архимаг в тесной и душной каморке, на вырубленных в земле ступенях – туда из щелей двери падали косые лучи солнечного света, тянуло свежим, пропитанным запахами весенней листвы воздухом. А вечерами они с Клутом вели беседы. О былых временах. О том, как могла бы измениться жизнь всего человечества Шести Королевств, если бы события развивались не так, как это случилось тогда, а по-другому. Тасовали бесчисленные варианты, будто игральные карты на засаленных трактирных столах… И нередко Гархаллоксу казалось, что Клут знает много больше, чем положено знать ученому-историку, даже и очень сведущему. Знает, но предпочитает об этом не говорить. Мало-помалу такое положение дел начало злить архимага – и он ничего не мог с собой поделать. Ведь он – Указавший Путь! Он – один из тех, кто создал Круг Истины! Гархаллокс, как мог, сдерживал раздражение, дорожа долгожданным обретенным соратником, но понимал, что рано или поздно оно прорвется. Сколько можно томить его в этой конуре? И кормить кукурузной кашей да недомолвками?

Но вот пришел тот день, когда Клут сказал старику:

– Пора. Сегодня мы отправимся к Хранителям.

Это оказалось таким неожиданным, что архимаг даже не нашелся, что ответить. В молчании они покинули дом господина Варкуса. Закрыв за ними калитку, Клут добавил:

– Иди вслед за мной – но не подходи слишком близко. И старайся из виду меня не потерять…

Последнего он мог бы и не говорить. Потерять из виду Клута казалось невозможным – даже в самой густой толпе. Над головами прохожих то на одной, то на другой стороне улицы высверкивала его коричневая лысина, то и дело прорезали монотонный городской гул визгливые выкрики: как только обретшие друг друга соратники вышли за пределы сада, ученый-историк вновь превратился в полубезумного оборванца-садовника. Походка Клута опять стала развинченно-подпрыгивающей, а лицо – мутно-бессмысленным. Прохожие сторонились его. Клут то набрасывался на встречных с яростным лаем, то, подражая какой-то птице, принимался размахивать руками и неуклюже прыгать, имитируя полет, то вдруг замирал в совершенно дикой позе. Несколько раз он ловкой ящерицей взбирался на попадавшуюся по пути статую или вскакивал на парапет фонтана и задирал свои лохмотья, обнажая те части тела, которые вообще-то не полагается обнажать на людях.

Поначалу от поведения Клута Гархаллокса мутило. И дело состояло вовсе не в том, что поступки попутчика казались ему, как и всякому нормальному человеку, до крайности отвратительными, нет. В свое время ученый был достаточно известен в Талане, и разве так уж мал шанс, что кто-нибудь мог его узнать в Сирисе? А Клут словно из кожи вон лез, чтобы на него обратили внимание… Но, подумав, Гархаллокс понял, что его новый друг поступает правильно. Более того – единственно верно. Спрятаться где-нибудь в глуши, затаиться – это вовсе не выход. Рано или поздно тебя обнаружат. Жить под чужой личиной – посредством магии или банального ножа изменив внешность, подменив истинное свое прошлое прошлым выдуманным – тоже не выход. Правда всегда выплывает наружу, хочется этого тебе или нет. А вот оставаться самим собой, но при этом вести себя так, что те, кто знал тебя, испуганно шарахаются в сторону при встрече или печально качают головами, – это, пожалуй, правильнее всего. И пусть кто угодно и сколько угодно выражает свои сомнения по поводу того, притворяется несчастный Клут или нет. Как бы то ни было, какой спрос с того, кто время от времени, оседлав статую, рычит по-собачьи и демонстрирует всем желающим свои причиндалы? Какой спрос с полоумного?

 

Они шли довольно долго – неустанно кривляющийся Клут впереди, а следом за ним – Гархаллокс, старающийся ничем не выделяться из общей массы снующих туда-сюда горожан. Часа через два – или того больше – вызывающие восхищение строения, похожие на миниатюрные дворцы, вдруг исчезли, сменившись грязными лачугами. Это произошло так неожиданно, что Гархаллокс даже удивился: только что его толкали плечами, оттаптывали ноги бесчисленные прохожие, но стоило бывшему архимагу Дарбионской Сферы Жизни вслед за своим проводником свернуть в неприметный переулок, как мир вокруг изменился, точно вывернувшись наизнанку. Не стало всего этого архитектурного великолепия, пропала широкая светлая мостовая, бурлящая народом, и они оказались на извилистых, узких и грязных улочках, петлявших между уродливыми хижинами и мусорными кучами.

Навстречу попадались только угрюмые оборванные типы, либо равнодушно, либо враждебно поглядывавшие на путников из-под низко опущенных капюшонов, и лишенный внимания зрителей Клут несколько присмирел. Он все так же несуразно подпрыгивал на ходу, иногда всплескивая руками и бормоча под нос какую-то чушь – но и только.

В этих трущобах Гархаллокс почувствовал себя довольно неуютно. Он прошел пешком весь западный Гаэлон, но в подобных местах бывать ему не доводилось. Того и гляди, кто-нибудь из здешних подозрительных лохмотников сунет тебе нож под ребро с целью поближе познакомиться с содержимым твоего кошелька. Правда, сообразив, что его внешний вид красноречиво свидетельствует о том, что денег – да и, скорее всего, самого кошелька – у него нет и быть не может, Гархаллокс приободрился.

Благополучно миновав трущобы, бывший ученый и бывший архимаг вышли к и вовсе странному месту. Похоже, что когда-то здесь располагалась чья-то усадьба, от которой ныне остались одни развалины, заросшие бурьяном, лохматыми кустарниками и кривыми черными, почти безлиственными деревцами. Гархаллокс пробирался через завалы камней, лез по кустам, пытаясь не потерять мелькающую впереди спину Клута. Развалины были безлюдны, но историк все не изъявлял намерения остановиться и перемолвиться словом со своим спутником, как будто кто-то мог увидеть и подслушать их. Наконец, когда архимаг совсем было решился окликнуть товарища, тот оглянулся сам.

Лжесадовник тоже тяжело дышал. Он присел на камень, вытер пот со лба и тут же, строго взглянув на Гархаллокса, приставил палец ко рту. Старик приблизился к Клуту и присел рядом с ним – послушно не говоря ни слова. Очень тихо было здесь, только едва слышно стрекотали невидимые насекомые да где-то неподалеку раздавались гортанные вопли воронья. Несколько мгновений Клут напряженно вслушивался в расцвеченную птичьими криками тишину, потом бледно улыбнулся.

– Ну вот, – сказал он обычным спокойным голосом. – Мы почти на месте.

Гархаллокс посмотрел вокруг. За последние дни он отвык от долгой ходьбы, так что эта сегодняшняя прогулка далась ему очень нелегко. Натруженные ноги гудели, дыхание все никак не удавалось восстановить. Невольно он подумал о том, что простейшее заклинание в одно мгновение придало бы ему сил… и эта мысль, как крючком, зацепила и вытащила в сознание следующую – он дал себе слово больше не применять магию. Чего бы это ни стоило.

– В таких местах обычно поселяются те, кому не с руки лишний раз попадаться на глаза городской страже, – проговорил Клут. – Воры, бродяги и прочий сброд. Но здесь ты никогда никого не встретишь, хоть всего в четверти часа ходьбы отсюда – городская стена. Это место называется – Гнилой Угол.

Он снова улыбнулся и погладил себя по коленям:

– Предания говорят о том, что давным-давно на этом месте стоял замок, вокруг которого и вырос город, – говорил Клут. – Последний хозяин замка, охотясь в окрестных лесах, забрел как-то в чащобу и неожиданно наткнулся на домик, где жила вместе со старухой-матерью дева, прекрасная собою, в разговоре смелая и находчивая. Надо ли говорить, что рыцарь забрал деву в замок?.. И надо ли говорить о том, что старуха была самой настоящей ведьмой?..

– Что меня больше всего удивляет в таких преданиях, – заметил отдышавшийся Гархаллокс, – так это превозношение магических талантов диких ведьм и колдунов. Каждый знает, что они – всего-навсего умелые травники. Редко кто из них хоть немного постиг искусство магии… Дальше можешь не рассказывать. Рыцарь сделал деву своей любовницей, а натешившись, отправил с глаз долой, куда-нибудь подальше, скажем, на скотный двор. Ну а та – припомнив уроки своей матушки – наложила на ветреного любовника страшное проклятие. И не было тому больше счастья, ни ему самому, ни роду его. И закончилось все, конечно, пожаром, в котором никто не выжил. С тех пор место это считается гиблым. Потому что все обитатели замка, погибнув в пламени, не сгинули в Темном мире. Проклятые, снедаемые завистливой злобой к живым, они и сейчас рыщут на этих развалинах в поисках случайно забредших жертв. А обнаружив таковых, раздирают их тела на куски и выпивают кровь, тщетно пытаясь утолить смертный голод. Подобные предания можно услышать в любых уголках Шести Королевств. Неужели в Крафии верят в такую ерунду? Каким бы сильным ни было древнее проклятие, достаточно поработать опытному магу, чтобы его снять.

– О, это проклятие оказалось очень сильным! – поведал Клут. – Сколько уж маги Сфер пытались освободить эту землю от свирепых мертвецов – ничего не помогает. Все в городе знают, что упыри появляются здесь с завидной регулярностью, хоть днем, хоть ночью, и вот уже более двух сотен лет в городе и его окрестностях не находится смельчака, который заглянул бы в Гнилой Угол.

Гархаллокс фыркнул.

– Ты отдохнул, Указавший Путь? – осведомился Клут. – Тогда двинемся дальше.

Они поднялись и продолжили путь по развалинам. Подойдя к полуразрушенной башне, в которой целой оставалась только одна стена, Клут остановился. По стене вилась, уводя в никуда, лестница с выщербленными ступенями.

«Долго нам еще?» – хотел было спросить бывший архимаг, но не спросил.

Вопрос застрял в его горле, потому что по левую руку от себя он увидел колеблющийся человеческий силуэт. Нечто, имевшее очертания человека без шеи и с непомерно длинными руками, серое и полупрозрачное, словно лоскут дыма, плыло по устилавшим землю камням. Оно казалось нереальным и призрачным, но там, где видение проплывало, камни начинали пузыриться черной смоляной слизью. Вот оно миновало кусты – молодые листья на ветках скрючились и почернели, точно от сильного пламени. Оно приближалось к людям. В верхней части тулова с чмоканьем разверзлась треугольная дыра беззубой пасти, и в провале затягивающе заклубилась чернота небытия…

Гархаллокс вскинул руки в инстинктивном порыве сотворить защитное заклинание, но Клут схватил его за плечо. Обернувшись, бывший архимаг увидел, что товарищ его улыбается. Гархаллокс выдохнул и опустил руки. Глянув снова туда, где мгновение назад двигалось нечто, он не увидел ничего.

– А, – сказал архимаг, с неудовольствием ощущая, как сильно бьется его сердце, – морок… Неплохо для того, чтобы отпугнуть глупца. Но ты говорил, что маги Сфер работали здесь?..

– Это вовсе не морок, – качнул лысой головой Клут. – Не позавидовал бы я тому, кто отнесся бы к нему с таким легкомыслием.

– Упырь? – несколько удивился Гархаллокс. – Это… похоже на упыря, но не упырь… Признаться, я в первый раз вижу подобное создание. Что это за магия? Магия Сферы Смерти? Из какого мира вытащили эту тварь?

– Скоро ты все узнаешь, – ответил Клут. – Пока могу сказать только одно: в хрониках королевства осталось упоминание о тех магах, которые последними приходили сюда, чтобы снять проклятие. Их было пятеро: двое из Сферы Огня, двое из Сферы Жизни и один из Сферы Смерти. И это были сведущие и сильные маги. Они тщательно подготовились. Но никто из них не вернулся обратно.

– Я архимаг, – чуть помедлив, проговорил Гархаллокс, – вернее, был им. Но это все равно: я никогда не слышал и не читал о созданиях, которые могли бы уничтожить пятерых сильных магов. Хотя бы один из них должен был спастись.

– Просто они не знали, с чем им придется столкнуться, – сказал Клут.

Он ступил на первую ступень лестницы и стал медленно подниматься. Гархаллокс пошел за ним.

– Постой, что же это получается? – морщась, продолжил разговор бывший архимаг. – Оно… Кстати, как это называть?

– Зови их – Стражи.

– Они… Стражи – не напали на нас, верно?

– Потому что я имею право сюда входить. Коснувшись тебя по своей воле, я позволил пройти и тебе. Говорю же – скоро ты все узнаешь.

– Ты часто бываешь здесь?

– Довольно редко.

– Зачем нам туда взбираться? Ты хочешь показать мне то, что можно увидеть только с высоты?

– Просто иди за мной, Гархаллокс, Указавший Путь.

Больше они не разговаривали до тех пор, пока не поднялись на самый верх разрушенной башни – туда, где обрывалась в пустоту площадка, на которой едва хватало места, чтобы стоять вдвоем.

– Мы пришли, – сказал Клут, кладя ладонь на шершавую поверхность стены. – Вход – здесь.

– Я ничего не вижу, – борясь со вскипевшим в душе раздражением, проговорил Гархаллокс. В самом деле – что же это такое? Он – один из самых могущественных магов Гаэлона (пусть и в прошлом), а с ним обращаются как с сопливым подмастерьем! – Произнеси нужные слова или проделай необходимые пассы, чтобы вход стал виден. Может быть, довольно глупой таинственности?

– Никакой таинственности нет, – сказал Клут. – Вот же она, дверь…

Гархаллокс моргнул. Действительно, прямо перед ним в стене было вырезано четырехугольное отверстие, наглухо закрытое дверью из темного дерева. Впрочем, планки, из которых сколотили дверь, были пригнаны друг к другу неплотно. И в щели задувал ветер, накатывавший с той стороны стены. Гархаллокс усмехнулся. Он был достаточно осведомлен в магии, чтобы понимать: дверь не появилась в стене только что. Она была здесь и раньше, просто он, глядя на нее, ее не видел. Так действовали заклинания отвода глаз. И помещение, которое лежит за дверью, вряд ли находится на территории этого Гнилого Угла. Здесь располагается только вход в помещение – своего рода портал. А само помещение может находиться где угодно – может, за сотни дней пути отсюда, а может, и на соседней улице… Да и дверей таких может существовать сколько хочешь. И находятся они, скорее всего, если не в разных уголках Крафии… то по всей огромной территории Шести Королевств…

– Они могут сровнять с землей всю Крафию, – вдруг хищно усмехнулся Клут, – но в Скрытую Библиотеку им никогда не попасть!

– Скрытая Библиотека? Хранители прячутся здесь?

– Да, – коротко ответил Клут.

– Этот фокус с потайной дверью не представляет из себя ничего сложного, – не выдержал бывший архимаг. – Почему ты считаешь, что она для преследователей будет непреодолимой преградой? Вся человеческая магия для них – так же проста и примитивна, как для меня – заговоры деревенского лекаря, исцеляющего насморк!

– Ты не понимаешь, – сказал Клут и толкнул дверь. Та, скрипнув самым обыкновенным образом, открылась. – Только человек может увидеть вход в Скрытую Библиотеку. Человек – и никто другой. И войти сюда могут только люди. Им – вход закрыт.

– Чтобы добраться до Хранителей, им вовсе не обязательно являться сюда самим, – проворчал Гархаллокс. – Они всегда и везде обделывают свои дела руками людей.

Это выглядело странно – открывшись, дверь должна была явить пролом по ту сторону стены, где гулял ветер и расстилались под башней каменные развалины. Но за дверью матово пухла темнота, и из этой темноты явственно пахло подземной сыростью.

– Только человек… – пробормотал Гархаллокс. – Если то, что ты говоришь, правда… Что за магия здесь использована? Стражам не могут противостоять могущественные заклинатели, вход в эту… Библиотеку доступен только людям… Получается, что те, кого ты называешь Хранителями, обладают магией, которая не по силам – им? Кто они, эти Хранители?

– Люди. Люди, которым дарованы знание и защита.

– Защита? Значит, кто-то еще стоит над ними?

– Да. Верховный Хранитель. Здесь уже можно говорить об этом…

– Кто он, этот Верховный?.. Неужели он маг более могущественный, чем те-кто-смотрят?

– Он не сильнее их. Он равен им по силам.

– Да кто же он такой?!

– Войди, и все узнаешь, – коротко ответил Клут и первым шагнул в темноту.

Гархаллокс последовал за ним. Дверь затворилась сама собой, и он пошел вперед, пытаясь понять, что же такое у него под ногами. Не камень и не земля… Ступеней старик не чувствовал, но ход явно вел вниз… Наткнувшись на спину Клута, архимаг Сферы Жизни остановился.

– Сейчас… – бормотнул лжесадовник. И чем-то звонко щелкнул в темноте.

И темнота немедленно исчезла. Гархаллокс увидел перед собой довольно широкий коридор, стены, пол и потолок которого были выложены одинаковыми по размеру квадратными серыми плитами. Через каждые десять-двенадцать шагов на потолке были укреплены округлые стеклянные лампы, похожие на драконьи глаза, – они-то и давали свет, яркий и ровный. Оглянувшись зачем-то назад, архимаг не увидел ровным счетом ничего – тьма снова вползла в его глаза. Гархаллокс повернулся к Клуту, который стоял впереди. И прищурился от яркого света.

– Великолепно! – искренне сказал старик. – Многие из Ордена Королевских Магов отдали бы несколько лет своей жизни, чтобы узнать секрет этого заклинания!

– А вот это не магия, – сказал Клут. – Мне трудно объяснить, откуда в лампах берется свет, я ведь историк, а не алхимик… Знаю лишь, что здесь используется некая смесь особых солей, выпаренных должным способом. Лампа изготовлена так, что туда не проникает воздух извне. Воздух подается по трубкам, скрытым под этими плитами. Опустив ручку… – он указал на бронзовый рычажок, торчащий из стены, – я пустил в лампы воздух, который действует на смесь, и она начинает светиться. В этом коридоре будет светло около четверти часа, потом воздух иссякнет, превратится в дым. Дым пойдет по трубкам в обратном направлении и снова поднимет ручку. И тогда можно будет опять пускать воздух в лампы, и они опять начнут давать свет. Удобно, не правда ли? Только смесь необходимо время от времени заменять…

– Поразительно… – вымолвил Гархаллокс. – Но… невероятно. Неужели в этом устройстве нет ни капли магии?

– Ни капли, – подтвердил Клут. – Пойдем, Указавший Путь, эти лампы – лишь малая толика того, что здесь есть.

Он пошел по коридору. Гархаллокс ненадолго задержался, чтобы приложить к бронзовому рычагу ладонь, – он не мог поверить в то, что услышал. Не ощутив прикосновения энергетических волн, архимаг не удержался и восхищенно щелкнул языком – действительно, никакой магии… Отняв руку, старик поспешил за своим проводником.

– Где они? – спросил, догнав Клута. – Где Хранители? Почему они не показываются? Разве нам не нужно дать знак, что мы здесь?

Ученый недоуменно взглянул на архимага:

– Ты что, Указавший Путь, вообразил, что Хранители выбегут к порогу встречать тебя? Они всегда очень заняты. И дело их настолько важное, что по сравнению с ним любые глупые правила приличий – ничто. Тревожиться об охране Библиотеки им не нужно. Никто не сможет пройти мимо Стражей. Никто не знает, где искать двери в Библиотеку, и никто не сумеет открыть их. Верховный Хранитель позаботился о том, чтобы ничто не отвлекало людей от работы. Я представлю тебя Хранителям. Но прежде… нас ждет еще одно дело. Я хочу, чтобы ты кое-что понял…

Гархаллокс нахмурился. Честно говоря, именно восторженной встречи он и ждал от своих новых соратников. Ведь он – Указавший Путь! Один из тех, кто создавал Круг Истины, перевернувший с ног на голову все Шесть Королевств!

– Не сердись, – заметив выражение лица архимага, рассмеялся Клут. – Ты ведь совсем ничего не знаешь о Скрытой Библиотеке и Хранителях. Я ведь ничего тебе не рассказывал… К чему тратить на это время, когда очень скоро ты все поймешь сам. К тому же, скорее всего, Хранителям уже известно, что мы здесь. Гляди-ка…

Ученый вытянул руку вперед и вверх. Гархаллокс посмотрел туда, куда он показывал, и увидел то, на что поначалу не обратил внимания: толстую изогнутую трубку, торчащую из стыка потолка и стены. Трубка оканчивалась выпуклой стеклянной линзой, в которой бывший архимаг заметил собственное перевернутое и многократно уменьшенное отражение. Еще одна такая трубка располагалась шагов через десять – тоже под самым потолком, но на противоположной стене. Еще одна – там, где коридор поворачивал влево.

– Что это? – спросил Гархаллокс.

– Неусыпное Око. Это устройство позволяет, находясь в закрытой комнате, наблюдать за происходящим в коридорах… и других помещениях, – ответил Клут. – Конструкция Ока похожа на конструкцию подзорной трубы: если смотреть через него, далекое становится близким…

– Я знаю, что такое подзорная труба, и мне знакомо ее устройство – подзорная труба входит в комплект вооружения гвардейских генералов уже несколько веков. Но как можно что-то увидеть в это Око, если ее трубка не прямая, а искривленная, будто дохлая змея?

– Зеркала и свет, – коротко сказал Клут. – Если тебя интересует Око… или еще что-то, можешь осведомиться у Хранителей. У тебя будет для этого много времени…

Скоро они вышли к повороту, и Клут, свернув, уверенно нажал еще один такой же рычажок. В свете вспыхнувших ламп Гархаллокс увидел, что коридор этот по длине уступает предыдущему и тоже оканчивается поворотом влево. Скоро он заметил, что в одной из стен располагается массивная железная дверь, лишенная ручки; там, где полагалось быть ручке, виднелась круглая панель – как раз под человеческую ладонь. Бывший архимаг остановился у двери. Вслед за ним остановился и бывший ученый.

– Как это работает? – жадно спросил Гархаллокс.

– Смотри… – Клут надавил на панель.

Раздалось короткое шипение, и вдруг махина двери взмыла вверх, точно потолок всосал ее. Гархаллокс ахнул.

– И здесь нет магии, – объяснил Клут. – Это… работает сжатый воздух и… что-то еще.

– Сжатый воздух? – изумился архимаг. – Что это? Как это воздух можно сжать?

– Я не знаю, – вздохнул Клут. – Я не механик, я историк.

За дверью обнаружилась комната, сплошь заставленная высокими, под потолок, шкафами, полки которых ломились от свитков и книг. О размерах этой комнаты судить было трудно: во-первых, потому что она освещалась только светом, падавшим из коридора, а во-вторых, из-за обилия шкафов почти не было видно ни стен, ни потолка.

– Что здесь? – вглядываясь в полутьму комнаты, но не рискуя перешагнуть порог под тяжелой дверью, осведомился Гархаллокс.

– Книги, – ответил Клут. Было видно, что ему приятен все разгорающийся интерес нового товарища. – В этом зале собраны книги, рассказывающие о прежних временах. В этой комнате – вся история Шести Королевств.

Историк ступил в комнату и повернул рычажок на стене у двери. Комнату тут же залил яркий свет. Гархаллокс последовал за своим проводником. И, встав рядом с ним, ахнул. Действительно, перед ним была не комната, а зал – такой же большой, как Тронный зал Дарбионского королевского дворца. Теперь, когда вспыхнул свет, можно было увидеть, что шкафы не загромождают пространство, а стоят ровными рядами – перед Гархаллоксом точно выстроилось войско исполинов, в проходе между отрядами которого виднелась далекая-далекая задняя стена.

– Ала Прекрасная… – выдохнул старый архимаг. – Здесь книг больше, чем в Королевском архиве и Библиотеках Сфер… Втрое… Да что там втрое! В десять раз больше! Скажи, тут, наверное, можно найти и книги, посвященные искусству магии?

– В этом зале – нет, – заявил Клут. – В следующем.

– Здесь есть еще такие же залы?!!

– В этой Библиотеке семь залов, в каждом из которых собраны книги на разные темы, – несколько даже снисходительно объяснял ученый. – А всего здесь тринадцать залов… Видишь ли, Указавший Путь, Скрытая Библиотека получила свое название в те стародавние времена, когда первые поколения Хранителей собирали, чтобы сберечь, – исключительно книги, свитки и записи заклинаний. Собирать все остальное они начали гораздо позже.

– Все остальное?

– Все, до чего сумел дойти человеческий разум. Все, что могли создать руки людей. Погоди-ка…

Клут прошел вдоль одного ряда шкафов, остановился, пробежал пальцами по кожаным, металлическим, костяным и деревянным корешкам. Потом кивнул сам себе, осторожно извлек с полки одну из книг – громадный фолиант, обложка которого была вырезана из дерева, черного, просоленного морской водой, давно приобретшего свойства камня. Гархаллоксу приходилось видеть такие книги в Библиотеках Сфер. Возраст этих фолиантов исчислялся веками.

– Эта книга, – благоговейно проговорил Клут, – была создана более трех тысяч лет назад. Посмотри