Илл. 3. Результаты анализа стабильных изотопов из Bj 463, девочки из Бирки, в сравнении с личностями из других погребений Бирки (Fjellström 2012).

Иностранцы и местные: идентичность и формы культурного самовыражения среди городского населения Бирки

Charlotte Hedenstierna-Jonson

 

Перевод Виктории Барановой

 

Ко времени основания Бирки ей не было аналогов на востоке мира викингов. Первое поколение ее жителей оставило традиционный сельский уклад и сформировало новый стиль жизни. Следующие поколения стали первыми по-настоящему городскими жителями с новым самосознанием и создавали новые социальные практики и формы культурного самовыражения. Эта статья сфокусируется на идентичности людей, населявших развивающийся город.

 

Вопрос самоопределения

Идентичность формируется и поддерживается в отношении с другими [людьми?]. Это в равной степени как представление о самом себе, так и чувство принадлежности к группе: ты и я/мы и они. Личность связана с окружающими людьми и взаимодействиями с некоторым числом других личностей в группе. Это значит, что самоопределение подвержено длительным изменениям и требует постоянной оценки и переоценки. Социальные практики и действия обновляют личность, создают новые маркеры и определения. Поэтому погребальные обряды лучше представляют эту личность, нежели отдельный погребальный инвентарь; поэтому создаваемые традиции и ремесленные техники более репрезентативны, нежели отдельные продукты.

Термин «народ» (с испанского «семья, родня, братия, народ» - прим. пер.) («клан» или «племя») все чаще используется историками для уточнения нюансов дискуссии об идентичности, культуре и этносе. Было дано некоторое число определений, связанных с групповой идентичностью. В этом контексте народ использован как термин для группы, разделяющей узнаваемую политическую [организацию] и социальную, этническую принадлежность, которые распознаваемы в современном этой группе обществе (cf. Garipzanov et al. 2008; Nelson 2008).

В течение эпохи викингов присутствие различных народов в одном месте и в определенное время наиболее вероятно имело место в городских поселениях, подобных Бирке. В таком контексте люди подвергались влиянию различных религиозных верований, социальных практик и иных культурных черт, существовавших поблизости. Новые [типы] личности формировались в смешении групп, создаваемых горожанами и культурой, различимой через одежду, социальные обычаи и материальную культуру.

 

Воины и торговцы

В Бирке эти разнообразные сочетания материальной культуры и обычаев особенно заметны среди воинов. Возможно, эти люди были более предрасположены (привычны) к обычаям и отличительным чертам других групп, нежели большинство, и впечатлены иностранным оружием и техниками ведения войны. Они объединяли в себе высокую степень мобильности с тесно спаянной (дружинной) социальной структурой и открытостью новым техникам и идеям. Для них принадлежность к определенной группе была жизненно необходима, и они постоянно подтверждали свою принадлежность и связь с ней. Доверие и преданность основывались на чувстве единства, необходимых, когда воины взаимодействовали как единое целое, сотрудничая друг с другом и противостоя чужакам. Идентичность и единство группы поддерживались воинской культурой, прославлявшей мужество и верность (Hedenstierna-Jonson 2006, 61–63; 2009a; Jesch 2009).

Групповая идентичность была явно присуща семьям и обширным домохозяйствам, торговавшим дорогостоящим и/или сложным товаром по далеко простиравшимся торговым путям. Эти знатные торговцы, мужчины и женщины, очевидно объединялись в то, что можно назвать торговыми компаниями или торговыми домами (гильдиями? – прим. пер.). Их путешествия в 10 веке по восточным рекам создали сеть контактов, по которым постоянно двигались люди, предметы и идеи.

Купцы находились вдали от дома на протяжении длительных периодов времени, в течение которых определялись и переопределялись их личные и групповые черты в соответствии с теми людьми и ситуациями, с которыми они сталкивались по пути. Торговля требовала взаимного доверия и надежности разных сторон, их потребность во общении и взаимопонимании оставляла отпечаток на личностях (cf. Gustin 2004, 203–205).

Илл. 1. Восточный путь.

Люди, путешествовавшие по Восточному пути, осознавали себя частью городской культуры, выделяющейся из окружающих региональных культур (Hedenstierna-Jonson 2006; Hedenstierna-Jonson 2009b). Эта городская культура была полиэтнической, сформированной ассимиляцией разных людей, связанных общим предприятием: торговлей, ремеслами и воинским делом. Их специфические культурные черты были эклектичными как по предметам, так и по социальным практикам. Определенные примеры камерных захоронений Бирки 10 века олицетворяет этих людей. Ранее я уже предполагала, что они могли представлять русов. Ближайшие параллели их материальной культуре и погребальным обрядам найдены в схожих городах на Восточном торговом пути, таких, как Рюриково Городище, Гнездово и Шестовица (Jansson 1997; Androshchuk 2008; Hedenstierna-Jonson 2009b) (Илл. 1).

Воины и торговцы составляли две различные группы с общей деятельностью или миссией. Члены группы должны были иметь много параллельно существующих личностных особенностей, которые соответствовали групповой принадлежности, но могли и разниться. Религия формирует существенную часть самоопределения и идентичности большинства людей. Население Бирки жило в переходный период от старой, языческой социальной структуры к временам христианского средневековья. Эти медленные, но фундаментальные изменения отражены в археологическом материале.

Религиозные представления

Когда в 829г миссионер Ансгарий приехал в Бирку, христианство, вероятно, было там известно, поскольку купцы и войны должны были иметь дело с идеями и требованиями множества религий в силу своих профессий. Однако, по большому счету, они оставались язычниками. Усилия Ансгария в 9 веке не возымели длительного эффекта. Обнаруженные в захоронениях крестики и реликварии указывали на ограниченное число последователей (Gräslund 2002; 2005; Zachrisson 2011; 2012). В то время как христианская миссия документирована текстами Римберта, написанными во второй половине 9 века, археологический материал отражает постоянное значительное присутствие свидетельств языческих обрядов наряду с увеличением числа христианских объектов. Практика помещения амулетов и пожертвований в могилы очевидно расширяется в течение 10 века, и даже может интерпретироваться как реакция на развитие христианства (Price 1995; Kitzler 2000).

В некоторых кругах новая религия была встречена с определенным интересом, но в других столкнулась с сопротивлением и оппозицией. Христианство было новой верой, которая требовала изменения отношения народов к жизни, и силой, которую, возможно, было трудно реализовать (Gräslund 2002). Материальная культура и социальные практики указывают на различия как между современными группами людей, так и между отдельными личностями. Элемент личного и политического выбора был явно различим в контексте воинов Бирки.

Воинский гарнизон был исключительно языческим, даже в сравнении с другими археологическими контекстами Бирки. По архитектуре здание относится к вендельскому периоду (AD 550 - 750): большой чертог со стенами, слегка напоминающими лодку, и крышей, поддерживаемой парой опорных столбов, формирующих открытое внутреннее пространство. Традиционная архитектура сама по себе может рассматриваться как заявление об идентичности и принадлежности, создании связи с прошлым, но чертог функционировал также как политическое заявление о власти (Herschend 1997, 8–9; Holmquist Olausson 2002, 162–163; Nordberg 2003, ch. 11). Во время строительства гарнизона, по всей территории комплекса были сделаны ритуальные вклады наконечников копий. Копье было излюбленным оружием Одина и символом бога войны. Внутри здания центральные вклады содержали некоторое количество значимых религиозных символов, представляющих Одина, Тора и Христа (Holmquist Olausson and Kitzler Åhfeldt 2002). Явное религиозное присутствие можно интерпретировать как желание привлечь помощь различных богов для защиты воинов и гарнизона. Также оно может рассматриваться как ответ на внешнюю угрозу. Для Бирки и окружающего региона Мелар 10 век был временем изменений. На надрегиональном уровне контакты с западными торговыми точками существенно снижались, в то время как [торговое] продвижение на восток становилось преобладающим. На региональном уровне власть становилась более централизованной, с возрастающим упором на территориальные притязания и политическую экспансию, при содействии внедряемого христианства (cf. Lindkvist 1990, 65–70; Urbanczyk 2003). Воины могли принимать ту или иную сторону в назревавшем конфликте.

 

Самоопределение личности

Деятельность и религия помогали формировать и реформировать самоопределение группы. Несмотря на частичную целостность, эти группы были не однородными, а состоящими из личностей с их собственными самоопределением и самовосприятием. В любое время люди обладали множеством индивидуальностей, и преобладание той или иной определялось контекстом (Nelson 2008, 83).

Возникает вопрос: может ли один человек передать свою индивидуальность через археологические данные на фоне того, что уже известно о его обществе? Meskell утверждает, что «отдельная идентичность состоит из множества социальных переменных – возраста, пола, класса, статуса, религии, этнической принадлежности, и т.д., - включенных в матрицу социальных отношений» (1999, 9-10). Если мы сможем различить некоторых из этих переменных, то мы узнаем больше о том времени, в котором человек жил. Личности открывают крошечные окна в древние времена, деля прошлое немного более личным и близким для нас.

Древних людей чаще всего находят в местах захоронений. Другие контексты в целом состоят из следов сочетаний людей и действий, затрудняя выделение личности из группы. Бирка же богата на захоронения. Было найдено приблизительно три тысячи и раскопано лишь более одиннадцати сотен. Погребальная практика разнообразна, и включает кремации, ингумации, гробы и камерные захоронения.

Илл. 2. Карта Бирки, показывающая относящиеся к делу места и элементы.

В некоторой степени кремации представляют региональный погребальный обряд, но их расположение в могильниках, окружающих город, отражает разрыв традиции (Илл. 2). Важная связь между предками и семьей (родом) утрачена (Ambrosiani 1964, 227; Gräslund 1980, 86). Могли также быть еще не определенные «подразделения» могильников Бирки, но первоначально существовала связь с городом и деятельностью внутри него (видимо, в противовес традиционной взаимосвязи погребенных прежде всего с семьей и потомками – прим. пер.). Погребальная практика постепенно отступала от традиционной. Хотя трупоположения практиковались со времен основания могильника(ов), их частота возрастает в 10 столетии. Два представленных ниже погребения являются примерами захоронений, отражавших самоопределение и связи личности.

Первое принадлежит мужчине, похороненному в камере Bj 1125b, поблизости к городскому валу (Arbman 1943, 464–465). Обычно рассматриваемое как неполное, ограбленное или поврежденное, оно должно быть пересмотрено как включающее в себя полное вооружение восточного лучника. Некоторое количество фрагментированных железных деталей показывает, что погребенный имел «закрытый колчан», тип, использовавшийся верховыми лучниками степных кочевников. Небольшая бронзовая пуговка намекает на возможное существование похожей на кафтан одежды, а крыловидные бронзовые накладки указывают на то, что обмундирование включало налуч в венгерском стиле. Оно же должно было включать составной лук, хотя он и не сохранился. Оба – и лук, и колчан – были сконструированы для верховой стрельбы и требовали мастерства для эффективного применения в битве (Lundström et al. 2009; Hedenstierna-Jonson 2012).

Это захоронение легко можно отклонить как включающее лишь несколько иностранных объектов в противовес (? – прим. пер.) многочисленным находкам подобного вооружения в гарнизоне Бирки. Раскопки на территории гарнизона обнаружили накладки нескольких колчанов, также, как кольца лучника и ламеллярный доспех, которые довершали обмундирование восточного лучника. Камерное захоронение – погребальный обряд, зафиксированный в городских центрах вдоль торгового пути; стрелы в колчане представлены как скандинавскими, так и восточными типами. Находки из гарнизона указывают на то, что в Бирки были люди, обладающие навыками восточных конных лучников, знаниями, которые приобретались в течение длительного времени, от искусных учителей.

Второй личностью является маленькая девочка из погребения Bj 463 (Hedenstierna-Jonson 2014). На момент смерти ей было около 5-6 лет. Она была похоронена на одной из лучших площадок Бирки, рядом с фортом, на террасе с видом на город. В данной области преобладают ингумации, многие – в гробах. Предположительно, это было христианским кладбищем (Arbman 1943, Plan III; Gräslund 1980, 74). Девочка была помещена в гроб с несколькими погребальными дарами, отличными от тех, которые являлись частями ее одежды. Они включали позолоченную бронзовую круглую фибулу с орнаментом в стиле Борре, и набор из более чем 40 стеклянных бусин. На уровне талии располагались игольник и железный нож.

Сочетание юного возраста девочки, наличие игольника, ее одежда и погребение в гробу поднимают вопросы об ее роли в обществе, происхождении и родственных связях. Игольники обычно присутствуют в женских захоронениях высокого статуса. Это может отнести девочку к группе торговцев и ремесленников, вовлеченных в производство и торговлю текстилем (Klintberg 1995, 39–40). Ее одежда и личные вещи имеют параллели в Северной Германии, где уже утвердилось христианство и ингумации были привычными (Arents et al. 2010, 106–117, 186–196). В том, что касается принадлежности – она является представителем городских жителей Бирки 10 века.

 

Определение «иностранцев»

Прежде, чем ставить вопрос о том, были ли иностранцы в Бирке, необходимо прояснить сам термин. «Иностранец» - определяется культурой или этносом? Являются иностранцы группами людей из географически отдаленных мест? Город Бирка был инновационным: впервые в регионе озера Меларен люди собирались в больших количествах, оставляя свой традиционный образ жизни ради чего-то, не испытанного ранее. В сравнении с традиционным сельским укладом, Бирка сама по себе была иностранной.

Люди Бирки по своей культуре были частью Скандинавии, как были многие из обширных географических пространств, рассеянных по различным регионам от южной Балтики до Северной Атлантики. Лица, прибывавшие в Бирку из этих мест, в какой-то степени были иностранцами, но в иных аспектах они передвигались в пределах своей области. Религиозные различия были между личностями и группами, а также внутри групп. Местные выражения религиозных верований и практик в Бирке включали кремации, иногда в урнах и с молоточками Тора. Люди, погребенные в камерах, могли принадлежать к той же религии, но их обрядности сильно различались. Даже новая религия – христианство – проявлялась во многих обликах и формах, создавая сложности в отделении христиан от язычников в погребениях.

Было много групп людей, которые не являлись местными ни по региональным обычаям, ни по стилю жизни в Бирке, но можно ли назвать эти группы принадлежащими к различным народам? Если людей из скандинавской Северной Германии можно описать как принадлежащие к разным народам, ответ – да. Там явно были личности, которые переняли заграничный образ и стиль жизни, такие, например, как восточные лучники, но являлись ли они представителями определенных народов?

Используя изотопы серы, углерода и азота, сейчас можно задавать вопросы о диете и возможном месте происхождения. Linderholm, Hedenstierna-Jonson, Svensk and Lidén (2008) проанализировали останки 20 личностей из различных могильников Бирки, сравнив результаты с полученными из костей животных из Черной земли – территории поселения. Девочка из Бирки была исследована в рамках отдельного проекта (Fjellström 2012; Hedenstierna-Jonson 2014). Результаты показывают различия в диете и возможных местах происхождения между некоторыми личностями (Илл. 3).

Илл. 3. Результаты анализа стабильных изотопов из Bj 463, девочки из Бирки, в сравнении с личностями из других погребений Бирки (Fjellström 2012).

 

Местные?

Королевские сооружения в Hovgården, Adelsö были расположены на ближайшем к Бирке острове. Обычно рассматриваемый как функционировавший в виде части административных сооружений Бирки, Hovgården включал королевскую резиденцию (kungsgård), группу значимых курганов и могильников (Rydh 1917; 1936, глава XII). Был раскопан один из великих курганов, Skopintull. Датированный 10 веком, он представляет собой интересную параллель современным захоронениям Бирки. Погребальный инвентарь включает «восточные» поясные накладки (Hedenstierna-Jonson and Holmquist Olausson 2006), игральные фишки, конскую упряжь и многочисленных животных (Rydh 1936). В Бирке подобные объекты обычно происходят из камерных захоронений и ингумаций, в то время как Skopintull продолжает региональную погребальную традицию высочайшего социального слоя: кремацию, возможно включающую лодку/корабль, и грандиозную курганную надстройку. Была разница между личностями, восприятием жизни и смерти, усматриваемая в этих двух местах. Монументы в Hovgården представляют деятельность и властные структуры, отличные от тех, которые видны в Бирке. Hovgården продолжает играть важную роль в управлении регионом Мелар после упадка Бирки. В некотором смысле Hovgården и Adelsö воплощают в себе небольшие районы Бирки.

Некоторые районы есть и на самом острове Бирки/Бъорко. Недавние раскопки на Бъорко рядом с могильником Grindsbacka, расположенном вне города Бирки, обнаружили фермерское хозяйство или деревню, развивавшуюся в одном ключе с регионом Мелар, а не с Биркой (Bäck 2012, 45–49, 59–61). Поселение существовало одновременно с городскими сооружениями, и продолжало существовать после Бирки. Люди Бъорко были более явными представителями своего времени и региона, подчеркивая уникальный характер Бирки.

 

Вывод

Бирка была плавильным котлом, соединяющим людей из разных мест и с разной предысторией. Археологический материал рисует общество, сформированное взаимодействиями на дальних расстояниях, результатами которых были культурные, религиозные и социальные контакты. Бирка являлась нетипичным обществом для восточной Скандинавии эпохи викингов. Ее ближайшие параллели и контакты - другие городские центры, располагавшиеся вдоль торговых путей. Люди, которые создали Бирку и наполнили ее деятельностью, функциями и значением, своим взаимодействием определяли и переопределяли как место, так и себя самих.

Учитывая множество различных аспектов Бирки, с ее большим разнообразием социальных практик и материальной культуры, наиболее вероятно, что в любой момент времени ее население составляли личности из различных групп или народов. Новые влияния и продолжительные контакты с другими создали постоянный приток новых самоопределений. Когда люди помещаются в новую ситуацию, где личности определяются городской жизнью, их роли и деятельность отличаются от традиционных, и связь с сельским обществом угасает; происхождение становится менее важным. Как иностранцы ассимилировались и становились местными по своей идентичности, так и жители сами по себе были в постоянном движении. Полученные археологические следы поэтому неоднозначны, и позволяют нам лишь задеть поверхность сложного вопроса самоопределения человека.

 

Литература

Ambrosiani, B. 1964. Fornlämningar och bebyggelse. Studier i Attundalands och Södertörns förhistoria. Dissertation. Stockholm

Androshchuk, F. 2008. ‘The Vikings in the East’ in Brink, S. and Price, N. (eds.) The Viking World (London and New York) 517 –542

Arbman, H. 1943. Birka: Untersuchungen und Studien 1. Die Gräber Text. KVHAA (Stockholm)

Arents, U.,and Eisenschmidt, S. 2010. Die Gräber von Haithabu Band 1 – 2. Die Ausgrabungen in Haithabu (Neumünster)

Bäck, M. 2012. ‘På andra sidan Birka. Södra Björkös arkeologiska potential’ in Hedenstierna-Jonson C. (ed.) Birka nu. Pågående forskning om världsarvet Birka och Hovgården, The National Historical Museum, Studies 22 (Stockholm) 45 – 68

Fjellström, M. 2012. ‘Isotopanalyser av Birkaflickan, Adelsö, Uppland.’ Uppdragsrapport no. 208. Manuscript on file, Archaeological Research Laboratory, (Stockholm University)

Garipzanov, I., Geary, P. and Urba􀀀czyk. P. 2008. ‘Introduction: Gentes, Gentile, Identity, and State Formation in Early Medieval Europe’ in Garipzanov, I., Geary, P. and Urba􀀀czyk P. (eds.) Franks, Northmen, and Slavs. Identity and State Formation in Early Medieval Europe (Turnhout) 1 – 14

Gräslund, A-S. 1980. Birka IV. The Burial Customs. The study of the graves on Björkö KVHAA (Stockholm)

Gräslund, A-S. 2002. Ideologi och mentalitet, om religionsskiftet i Skandinavien från en arkeologisk horisont OPIA 29 (Uppsala)

Gräslund, A-S. 2005. ‘Symbolik för lycka och skydd – vikingatida amuletthängen och deras rituella kontext’ in Bergsvik K. A. And Engevik A. jr. (eds.) Fra funn till samfunn UBAS Nordisk (Bergen) 377 – 392

Gustin, I. 2004. Mellan gåva och marknad - handel, tillit och materiell kultur under vikingatid (Lund)

Hedenstierna-Jonson, C. 2006. The Birka Warrior. The material culture of a martial society (Stockholm)

Hedenstierna-Jonson, C. 2009a. ‘A Brotherhood of Feasting and Campaigning’in Regner, E., Heijne, C.v., Kitzler Åhfeldt, L and Kjellström, A. (eds.) From Ephesos to Dalecarlia. Reflections on body, space and time in medieval and early modern Europe The Museum of National Antiquities, Studies 11 (Stockholm) 43 –56

Hedenstierna-Jonson, C. 2009b. ‘Rus’, Varangians and Birka Warriors’ in Holmquist Olausson, L. and Olausson, M. (eds.) The Martial Society. Aspects of warriors, fortifications and social change in Scandinavia (Stockholm) 159 – 178

Hedenstierna-Jonson, C. 2012. Birkafolket, in Hedenstierna-Jonson C. (ed.) Birka nu. Pågående forskning kring världsarvet Birka och Hovgården The Swedish History Museum, Studies 22 (Stockholm) 213–226

Hedenstierna-Jonson, C. 2013. ‘Traces of Contacts. Magyar Material Culture in the Swedish Viking Age Context of Birka’ in Tobias, B. (ed.) Die Archäologie der frühen Ungarn. Chronologie, Technologie und Methodik RGZM-Tagungen 17 (Mainz) 29 – 46

Hedenstierna-Jonson, C. 2014 ‘She Came from Another Place: on the burial of a young girl in Birka (Bj463)’ in Axelsson I. (ed.) Viking worlds: Things, spaces and movement (Oslo)

Hedenstierna-Jonson, C. and Holmquist Olausson, L. 2006. The Oriental Mounts from Birka’s garrison. An expression of warrior rank and status Antikvariskt arkiv 81 (Stockholm)

Herschend, F. 1997. Livet i hallen. Tre fallstudier i den yngre järnålderns aristokrati OPIA 14 (Uppsala)

Holmquist Olausson, L. 2002. ‘Patterns of settlement and defence’ in J. Jesch (ed.) The Scandinavians from the Vendel period to the tenth century (Woodbridge) 153-175

Holmquist Olausson, L. and Kitzler Åhfeldt, L. 2002. Krigarnas hus, arkeologisk undersökning av ett hallhus i Birkas Garnison RAÄ 35, Björkö, Adelsö sn, Uppland 1998-2000. Arkeologiska forskningslaboratoriet (Stockholm University)

Jansson, I. 1997. ‘Warfare, trade or colonization? Some general remarks on the eastern expansion of the Scandinavians in the Viking Age’ in Hansson P. (ed.) The Rural Viking in Russia and Sweden (Örebro) 9 – 64

Jesch, J. 2009. ‘Constructing the warrior ideal in the Late Viking Age’ in Holmquist Olausson, L. and Olausson, M. (eds.) The Martial Society. Aspects of warriors, fortifications and social change in Scandinavia (Stockholm)71 – 78

Kitzler. L. 2000. ‘Odenssymbolik i Birkas garnison’ Fornvännen 95:2000, 13 – 21

Klintberg L. 1995. Nålhus – kvinnliga attribut? Master’s thesis, Department of Archaeology and Classical Studies (Stockholm University)

Linderholm, A., Hedenstierna-Jonson, C., Svensk, O., and Lidén, K. 2008. ‘Diet and status in Birka. Stable isotopes and grave goods compared’ Antiquity 82,446– 461

Lindkvist, T. 1990. Plundring, skatter och den feodala statens framväxt. Organisatoriska tendenser i Sverige under övergången från vikingatid till tidig medeltid. Opuscula 1 (Uppsala)

Lundström, F., Hedenstierna-Jonson, C. and Holmquist Olausson, L. 2009. ‘Eastern Archery in Birka’s Garrison’, in: Holmquist Olausson L. and Olausson M. (eds.) The Martial Society: Aspects on Warriors, Fortifications and Social Change in Scandinavia (Stockholm) 105-116

Meskell, L. 1999. Archaeologies of Social Life: Age, Sex, Class Etcetra in Ancient Egypt (Oxford).

Nelson, J. 2008. ‘Frankish Identity in Charlemagne’s Empire’ in

Garipzanov I., Geary P. and Urba􀀀czyk P. (eds.) Franks, Northmen, and Slavs. Identity and State Formation in Early Medieval Europe (Turnhout) 71 – 84

Nordberg, A. 2003. Krigarna i Odins sal. Dödsföreställningar och krigarkult i fornnordisk religion (Stockholm).

Price, N. 1995. ‘Pagan Amulets and Cult Objects from the Black Earth’ in Ambrosiani, B. (ed.) Excavations in the Black Earth 1990 Birka Studies 2 (Stockholm) 70 – 80

Rimbert. Boken om Ansgar. Ansgars liv. trans. Odelman, E.

Samfundet Pro fide et christianismo, Vol. 10. Proprius (Stockholm)

Rydh, H. 1917. ‘De arkeologiska undersökningarna på Adelsö sommaren 1916’ Fornvännen 12, 90 – 95

Rydh, H. 1936. Förhistoriska undersökningar på Adelsö KVHAA Monografier 24 (Stockholm)

Urba􀀀czyk, P. 2003. ‘The Politics of Conversion in North Central Europe’ in Carver, M. (ed.) The Cross Goes North (Woodbridge) 15 – 27

Zachrisson, T. 2011. ‘Arkeologin bakom Rimbert. Om Hergeirs och Gautberts kyrkor och borgen i Birka’ Fornvännen 2011 (106) 2, 100 – 112

Zachrisson, T. 2012. ‘Birkas Borg – plats för kyrka och biskopsborg?’ in Hedenstierna-Jonson, C. (ed.) Birka nu. Pågående forskning om världsarvet Birka och Hovgården. The National Historical Museum, Studies 22 (Stockholm) 199 – 212