Лекции.Орг


Поиск:




Дополнительные соображения




Приведенные примеры показывают, какие страхи и способы их избегания свойственны депрессивным личностям. Для них характерны две основные формы страха – страх перед «поворотом к самому себе», перед собственным существованием, с сопутствующей ему боязнью утраты, и страх быть оставленным, страх одиночества, четко отличимый от противоположного страха шизоидов перед близостью и самоотдачей. Отстраняясь от собственного существования, от индивидуального, они оценивают себя с чувством вины и по мере развития личности все более и более ориентируются на внешние объекты. Вероятно, готовность к возникновению чувства вины у депрессивных личностей связана с тем, что они испытывают потребность отстраниться от чрезмерных для них требований жизни, которым они не могут в полной мере соответствовать. Постараемся обобщить картину проявлений депрессивной личностной структуры. Когда человек уклоняется от индивидуального, то это переживается им как усиление самоотдачи, и, как следствие этого, мы видим соответствующую переоценку других и недооценку самого себя. Позитивной составляющей такого отказа от собственного "Я" является линия понимающего сочувствия, сопереживания, сострадания. Возможность глубокого понимания чуждого, способность поставить себя в положение другого поначалу также может носить весьма позитивный характер. По сути говоря, депрессивные личности так неотвязно идентифицируют себя с другими, что уже не возвращаются к самим себе, а полностью становятся на чужую точку зрения, становясь как бы отражением, «эхом» других людей, неправильно истолковывая христианскую заповедь «возлюби ближнего, как самого себя» как «люби ближнего больше самого себя». Такие установки в большинстве случаев с готовностью используются окружающими. Депрессивные личности предполагают, что другие имеют такие же жизненные позиции, как и они, что другие так же внимательны, предупредительны, полны сочувствия и готовы приспособиться к ним. Однако мы должны констатировать, что большинство людей намного эгоистичнее и напористее, чем депрессивные личности, и поэтому часто добиваются больших успехов. Именно на этом основана критическая позиция, описанная нами выше и касающаяся необходимости морализации как такой идеологии депрессивных личностей, которая перерабатывает зависть и осознается как моральное превосходство в качестве утешения. Нет лучшего способа отказаться от связанных с завистью желаний, чем присоединиться к таким коллективным или религиозным идеалам, которые соответствуют требованиям христианства. Идеология депрессивных личностей, как, впрочем, всякая идеология, с трудом поддается коррекции. Это тем более затруднительно, что их самоотречение и психологическая переработка зависти приводят к такому моральному удовлетворению, что они неоднократно совершают то, что другие осуждают или от чего другие отказываются. К этому нужно добавить, что депрессивные личности не способны усвоить некоторые новые фор мы общественного поведения и искусства – им недостает жизненной гибкости – и предпочитают оставаться в рамках традиционных форм. Они оказываются в силках собственной идеологии и не могут преодолеть свою слабость из-за страха. Способность к истинному сублимированию, которая выражена в приведенной выше цитате из Гете, для них редка; идеология скромности и смирения не дает выхода зависти, и они переполняются горечью от несправедливости жизни. Повседневность депрессивных личностей заполнена банальными, малозначительными ситуациями, в которых проявляются их невротические расстройства и которые еще более их углубляют; однако они оставляют без внимания многое другое, и весьма существенное. Идут ли они в гости или принимают гостей у себя, депрессивные личности всегда ощущают повышенную ответственность за удачное содержание беседы. Они испытывают чувство малоценности или вины, если приглашение не соответствует их желаниям или намерениям, и их болезненные усилия быть естественными и раскованными никогда не производят впечатления легкости. Им даже в голову не приходит, что другие могут взять на себя часть их обязанностей и что счастье вообще может быть им доступно, ведь за счастьем всегда скрывается столько ответственности! Они оказываются в роли пациентов в результате мучительной, непереносимой для них ситуации, когда они предполагают, что друг завел новое знакомство; при этом они не могут ничего сделать и лишь тревожатся о том, чтобы, коль уже состоялось новое знакомство, оно подходило их другу. Если они идут на концерт, то не могут получить полного удовлетворения, так как одновременно идентифицируют себя с исполнителем и с публикой и испытывают двойной страх – от того, что исполнитель может разочаровать публику, и от того, что он может быть разочарован недостаточно благодарной и скупой на аплодисменты публикой. В сущности, они никогда не ведут себя самостоятельно, занимая удивительную промежуточную позицию между собой и другими, подсознательно возвращаясь в ту ситуацию раннего периода их созревания, когда человек чувствует себя в единстве со своим окружением, довольствуясь ощущением любви и безопасности, которое ему дают окружающие, и не предпринимая усилий для того, чтобы самому играть какую-либо роль в этом процессе. Испытываемое ими ощущение зыбкости существования на самом деле связано с тем, что эта личность передана «на хранение» другим в противоположность тому, что переживают шизоиды, чье осознание собственной несостоятельности проистекает из стремления ограничить контакты. При депрессии кажущееся проявление "Я" в действительности является выражением привязанности к другу, который за все несет ответственность; это некая противоположность мании величия; действия личности исходят из недостаточности "Я", вследствие чего других любят больше, чем самого себя. Становится понятно, что подсознательная, а потому не сопровождающаяся переживанием вины, самозащита от повышенных требований к самому себе, которые не могут компенсировать посторонние, может возникать в форме соматических симптомов. Неспособность к самостоятельному существованию неизбежно приводит к потребности ненавидеть из-за зависти, бессилия и горечи от того, что их «используют». Так как эти чувства вызывают переживание виновности, возможным спасением от них является развитие идеологии скромности, смирения, миролюбия, самоотверженности, которые, как верят депрессивные личности, приносят покой – однако этот покой несет в себе опасность, так как за ним скрываются накопившиеся аффекты. Достойна особого изучения история христианства, именующего себя религией любви; она запечатлела многочисленные проявления ненависти, жестокости и войны. Если христианская идеология связана со смирением, то почему это выражается в использовании церковью политики силы, в сферу влияния которой вовлекаются даже несовершеннолетние верующие или те, кому за смирение обещают соответствующее вознаграждение? Накопление ненависти и зависти санкционирует развитие «легитимной» нетерпимости к людям другой веры или отрекшимся от веры, нетерпимости, так ярко проявившейся в сожжении ведьм и преследовании еретиков во времена инквизиции, способствовавших утолению садизма. Каждая идеология становится опасной, если она, абсолютизируется и становится источником примитивных инстинктов или пытается искоренить инакомыслие, если она постулирует безопасность как изоляцию от других. Наша душа, наша интуиция заставляют нас особенно внимательно относиться к такой односторонности, которая лишает нас столь плодотворной напряженности между противоположными силами – мечтой и возможными ошибками при ее осуществлении, стремлением встретить спутника и страхом его потерять, т. е. лишает нас всего того, что составляет богатство нашей жизни. Мы должны ясно это понимать. Чрезмерная скромность и восторженное миролюбие, проявляющиеся в экстремальных формах, многими партнерами депрессивных личностей воспринимаются как знак того, что депрессивные личности должны интегрироваться с ними. Подобные качества, суть которых состоит в стремлении быть лишь скромным дополнением, сказывается на выборе партнера – к которому они так сильно привязаны из-за подсознательного понимания, что лишь с его помощью они получают шанс уменьшить экзистенциальный страх. К этому мы еще вернемся. Мы постоянно встречаемся с тем, что в качестве основного импульса встречаются феномены, при которых нежизнеспособные подавленные внешние и внутренние побуждения накапливаются и суммируются. В подобных случаях отсутствие мужества и способности реализации самого себя как субъекта приводит к неразрешимым конфликтам. При этом депрессивные личности живут в ситуации, которая граничит с нетерпимой, и их поведение по отношению к другим становится неестественным и принужденным. Это может привести к разрушительному прорыву плотины, стоящей на пути подавленных импульсов. При этом все неинтегрированные части личности вдруг как будто консолидируются и проявляются в архаичных формах: мы можем видеть, к примеру, как молодая женщина с невероятной жадностью поглощает пищу или ворует. Так как депрессивная личностная структура является вполне здоровой частью человеческой популяции, мы предлагаем следующее подразделение депрессивных личностных особенностей в зависимости от их тяжести: склонность к созерцательности, стыдливость – как мягкая интравертированность; скромность, робость – как торможение требовательности и способности к самоутверждению; склонность к умственному и психологическому комфорту, пассивность восприятия; склонность к пассивному ожиданию, нетребовательность к жизни; безнадежность – депрессия – меланхолия. Нередко в конце этого ряда стоят самоубийство или полная апатия, праздность или склонность к злоупотреблению наркотическими веществами, которые, уменьшая депрессию, временно укрепляют "Я". При маниакально-депрессивном психозе мы говорим о тяжелом заболевании души, в отличие от шизоидов, где речь идет о заболевании духа, что свидетельствует о том, что причина обоих заболеваний возникает на различных уровнях человеческой психики. Это отражается в смене маниакально-эйфорических и депрессивно-заторможенных фаз («небесное ликование – смертельная печаль»), в которых выразительно отражены биографические основы развития личности. В маниакальной фазе одномоментно отпадают всякие задержки и запреты; больные становятся расторможенными и чрезмерно веселыми, совершают массу покупок, влезают в долги; они полны оптимизма и расточительны вплоть до наступления депрессивной фазы, во время которой вновь возникают склонность к самообвинению, уныние, смирение и апатия. Когда в жизни больного преобладает действительно ритмическая смена повышенного настроения и подавленности, в его биографии мы находим особенно резкие перепады между полными надежд просветами и периодами безнадежного отчаяния, тогда как при только меланхолических фазах биография пациента состоит лишь из отсутствия надежд и безысходности. Депрессивные личности часто религиозны; религия привлекает их идеей избавления от страданий и тем, что присущее им чувство греховности может с религиозной точки зрения представляться тщетой. Страстное томление и тоска приводят их к мистическому переживанию всеобщей связи и единства с окружающим, которых они пытаются достичь путем медитации. Кроме христианской религии, привлекающей их смирением и воспеванием страдания, депрессивные личности нередко обнаруживают духовную связь с буддизмом и его вероучением. Их привлекают все виды религии, которые призывают к самозабвению и самоотречению. Они по-детски верят в то, что их настоящая жизнь не может полностью реализоваться и, с другой стороны, чем ничтожней их положение сейчас, тем больше вероятности, что они возвысятся в будущем. Это уменьшает скепсис относительно уравнивающей их с другими справедливости и побуждает их выбирать профессии, которые требуют самоотверженности и самоотречения, например, уход за тяжелобольными или трудными подростками. Быть может, депрессия тяжелее переносится тогда, когда вера депрессивных личностей подвергается испытаниям, связанным с успехами современной науки. Вера придает смысл их жизни. Очень часто, несмотря на то, что рационализм, доказательства и свидетельства современной науки обесценивают веру, депрессивные личности пытаются с помощью религиозного чувства объяснить психологические или метафизические явления, обнаруживая при этом наивность и простодушие в суждениях. Депрессивные личности часто не знают, что наука с ее количественными и каузальными методами объясняет лишь отдельные аспекты мироздания, касающиеся, преимущественно, его неживых сторон, и те, кто стремятся «покорить» природу и подчинить ее себе, рано или поздно попадают в ее сети. Однако, с другой стороны, депрессивные личности склонны во всем полагаться на Бога или на черта. В нас самих заключен и ад, и рай, и с этим связана наша ответственность, которая помогает нам распознавать, уменьшать и преодолевать накопившуюся в нашей душе злость и не проецировать ее на черта или врага, точно так же, как добро, которое является божественным ядром нас самих, мы должны пытаться найти и воплотить в жизнь по нашей собственной воле, не ожидая за это вознаграждения извне. Депрессивные личности легко усматривают во всем «волю божью» и стечение обстоятельств и в этой связи уклоняются от личной ответственности, прикрываясь при этом фальшивым смирением. В психотических случаях депрессии возникает религиозный бред с идентификацией себя с Христом, бредовыми идеями искупления и другими подобными явлениями. Здоровые люди с депрессивными чертами характера могут достичь большой искренности и глубины, при этом им нередко присущи мистические переживания. Смерть они представляют себе как избавление от страданий и часто относятся к ней со смирением. Полагаясь во всем на судьбу и руководствуясь принципом «чему быть, того не миновать», они обнаруживают большую силу духа. По отношению к судьбе они имеют установку покорности, которая в выраженных формах принимает характер фатализма (лат. amorfati); свою участь они рассматривают исключительно в плане собственной вины, готовы к ее искуплению и такое понимание используют для принесения себя в жертву. В этическом плане они часто руководствуются буквальным толкованием заповедей и запретов, являются сверхтребовательными к себе, что укрепляет их готовность испытывать чувство вины. Вера в чудеса, отказ от мирских благ, жертвенность и аскеза не только являются средством их самоутверждения, но и помогают им избегать споров и дискуссий. В таких случаях они как бы играют своей жизнью на острие ножа, и лишь маленький шаг отделяет их искренность от фальши. В качестве родителей и воспитателей люди с депрессивной личностной структурой проявляют общительность и заботливость, они сочувствуют детям и понимают их. Опасность заключается в том, что в связи со страхом перед жизненными трудностями и боязнью отвержения депрессивные личности сильно привязываются к детям и привязывают их к себе; они чрезмерно заботливы и могут затруднить соответствующее возрасту свободное развитие, не соблюдая необходимую дистанцию между собой и ребенком. Они расценивают необходимость соблюдения такой дистанции и развития ребенка как жестокость, сооружают между ним и действительностью воображаемые препоны, не поощряют мужественные шаги ребенка по преодолению трудностей, так как не хотят лишиться его любви. Такого рода сомнительная близость получает у них соответствующее объяснение. Мать, у которой собственное детство было убогим, часто руководствуется установкой «моему ребенку должно быть лучше», в связи с чем ее усилия по ограждению ребенка от жизненных трудностей умножаются. В профессиях, где необходима материнская заботливость, помощь, услужливость, расцветают их лучшие способности и проявляются их терпеливость, жертвенность и умение сопереживать. Таким личностям свойственна общественно полезная медицинская и психотерапевтическая деятельность, связанная с социальной работой. Они умеют терпеть и ждать и являются в прямом и переносном смысле прекрасными садовниками. Как врачи, священнослужители и педагоги они соответствуют своему призванию, и при выборе этих профессий финансовые соображения для них не имеют существенного значения. Работая садовниками, лесничими, занимаясь обслуживанием в гостиницах, снабжением продуктами питания, они также успешно выполняют свои обязанности. Сновидения депрессивных личностей отражают их структурно-специфические особенности. Особенно часто во снах возникает ситуация приема пищи, она обычно связана с разочарованием и смирением, когда они не решаются принять угощение. Они видят во сне накрытый стол, за которым для них нет места, или стол, на котором отсутствуют яства, так как все они уже съедены. Эти сновидения мы определяем как иллюстрацию танталовых мук. Продление ситуации, связанной с препятствиями, объясняется желанием обозначить и огласить помехи, возникающие у спящих на пути к достижению цели, от которой они вынуждены отказаться. Если нельзя насладиться угощением, то это значит, что твои желания невыполнимы, и это является причинной основой сновидения, которое демонстрирует тщетность всех желаний, противостоящих твоей нетребовательности, пассивности и конформности. Или, наоборот, он видит себя во сне морским разбойником, вором, преступником, преследуемым, что является способом реагирования на собственные подавленные и не вполне здоровые тенденции. Тема повышенной требовательности к себе и связанной с этим услужливости, которые играют важную роль в возникновении депрессии, отражена в следующем сновидении. «Я совершал вместе со своим отцом путешествие в горы; дорога была очень крутой, я нес рюкзак и, кроме того, его плащ и сверток с его вещами». Здоровые лица, принадлежащие к этому характерологическому типу, в межчеловеческих отношениях выделяются склонностью к сопереживанию, готовностью заботиться и помогать. Заботливость, взаимопомощь и взаимопонимание являются отличительной особенностью их поведения. Они могут прощать, могут быть терпеливыми, могут без сожаления подарить или отдать ценные вещи и лишены проявлений эгоизма. Они отличаются привязанностью в своих эмоциональных связях, скромны и непритязательны в потребностях, легко отказываются от необходимого. Жизнь они воспринимают как тяжкое бремя; в то же время, в качестве противовеса этому, у них развит юмор – как «смех вопреки всему». Им часто свойственна глубокая набожность, не обусловленная церковными канонами, но связанная с тем, что, несмотря на понимание своей зависимости от Бога и опасности, которая угрожает каждому, они принимают жизнь такой, какая она есть, и любят ее. Выдержка и выносливость – их главные добродетели. Депрессивные личности могут сказать о себе словами Шпитгелера из его произведения «Прометей и Эпиметей»: «Самооценка стыдится чужого мнения», – они скорее прячут свой свет, чем выставляют его напоказ. Они часто напоминают спокойную и глубокую воду – душевная обязательность и ответственность, глубина чувств и теплота являются их лучшими качествами. Они глубоко благодарны за то, что имеют, и счастливы, если кто-нибудь отметит их способности или хоть немного напомнит им о себе. Они воспринимают благодарность как милость, обнаруживая тем самым истинное смирение.

Личности с навязчивостями

Застыть однажды, как камень.

Однажды и навсегда.

Гессе

Страстное стремление к постоянству возникает в нас очень рано и глубоко укореняется в нашей душе. Все, что мы видим, является убедительным повторением пережитого и доверенного нам в детстве, и это чрезвычайно важно для нашего развития. Возможно, в этом качестве проявляются специфические человеческие способности, наши чувства и наша психическая организация, наша способность любить, дарящая нам доверительность и надежду. У шизоидных личностей, часто меняющих свои привязанности или потерявших в раннем периоде жизни человека, с которым ранее была установлена прочная взаимосвязь, мы обнаруживали подавление или искаженное развитие этого качества.

 

Определенная длительность психического состояния и повторяемость одинаковых впечатлений в равной степени важны для нашего мышления, для приобретения знаний и опыта, вообще для нашей ориентировки в мире. Хаотический мир без узнаваемых и надежных закономерностей не дает возможности развернуться нашим способностям – внешний хаос соответствует хаосу внутреннему. Наш опыт, наши возможности приобрести истинные и надежные знания являются внутренним отражением или соответствием порядка и закономерностей мировой системы. Прилунение невозможно, если дорога на Луну выбрана произвольно и непредсказуемо, без опоры на познанные законы природы и научно разработанные траектории полета. Выяснением взаимоотношений между макро– и микрокосмом занималась астрология, которая снова переживает возрождение. В своем «Астрологическом завете» Оскар Адлер, имея в виду известное изречение И. Канта о том, что он исполнен глубокого благоговения перед двумя вещами – звездным небом над головой и нравственным императивом внутри нас, говорит о том, что нравственный закон внутри нас является отражением или соответствием звездному небу над нами. По мере того как мы познаем свое место в космическом порядке, мы находим принципы организации в нас самих и, прежде всего, определяем это в качестве принципа, т. е. исходим из того, что этот порядок не выдуман человеком и является фундаментальным условием нашего жизненного устройства. Это можно пояснить с помощью приведенных во вступлении к данной книге иносказаний. Стремление к продолжению относится к нашей сущности: страстное желание вновь любить и быть любимым после прекращения любовной близости является не только сутью нашего благополучия, но и корнем религиозного чувства. В представлениях о текучести времени, вечности и всеобщем присутствии божественного отражается потребность человечества в своем продолжении. Насколько глубока эта потребность, мы осознаем далеко не всегда, а только когда наши привычки и содержание нашей жизни изменяются, причем такое осознание часто продолжается и после прекращения действия изменяющих нашу жизнь факторов. Лишь тогда, когда нас охватывает ужас перед преходящим характером нашего существования, мы со страхом осознаем нашу зависимость, нашу временность. Теперь мы должны приступить к описанию третьей основной формы страха – страха перед преходящим. Мы встречаемся с ним тем чаще, чем чаще обращаем на него свое внимание. Опишем вначале, какие возникают последствия, когда у человека усиливается страх перед временным характером своего существования, когда возрастает его стремление к продлению и безопасности в том смысле, какой мы вложили в наше иносказание, касающееся центростремительных сил или соответствия силе тяжести. Общим следствием такой склонности является стремление все оставить по-прежнему. Изменение привычного состояния напоминает о преходящем, об изменчивости, которую личности с преобладанием навязчивостей (обсессивные) хотели бы, по возможности, уменьшить. В связи с этим, как следует из нашего иносказания, они пытаются найти или восстановить уже изведанное и проверенное. Когда что-либо изменяется, они расстраиваются, становятся беспокойными, испытывают страх, пытаются отделаться от изменений, уменьшить или ограничить их, а если они происходят – помешать им или преодолеть их. Они противостоят тем изменениям, которые с ними происходят, занимаясь при этом сизифовым трудом, так как все мы находимся в потоке событий, «все течет и все изменяется» в непрерывности возникновения и исчезновения, и никто не может остановить этот процесс. Как вообще выглядят эти попытки? При таких состояниях мнения, опыт, установки, главные правила и привычки удерживаются железной хваткой на основе действующего принципа и неизменного правила – все настоящее превращать в «закон вечности». Новый опыт либо отклоняется, либо, если это невозможно, трактуется как уже давно известное и испытанное. Это сознательно или подсознательно приводит к подтасовкам, вследствие которых некоторые детали нового упускаются, тенденциозно трактуются или просто аффективно отвергаются с тем обоснованием, что они неубедительны, преходящи, необъективны. В качестве спасения человек держится за такие установки, которые никто не может поколебать. История науки полна примеров подобных непродуктивных споров, основанных на упорном отстаивании своей «правоты». Отстаивание всего известного и привычного неизбежно приводит к готовности все новое встречать с предубеждением, к стремлению обезопасить себя от всего удивительного, непривычного и неизведанного. Это не только исключает возможность риска и попытки исследовать неизведанное с точки зрения наивной веры в прогресс, но и вызывает тенденцию затормозить, сдержать или даже предотвратить стремление других людей к риску, к открытию нового, к развитию. Основной проблемой людей с навязчивостями мы считаем также переоценку потребности в собственной безопасности. Осторожность, предвидение – долгосрочное целенаправленное планирование, вообще, установка на длительный период существования и продление существующего – все это связано с упомянутой потребностью. С точки зрения содержания страха данная проблема описывается как страх перед риском, перед изменениями, перед преходящим. Если провести аналогию с человеком, который вступает в воду, умея плавать, – это курс на сушу. Такие способы поведения и установки могут приобретать различную степень выраженности и очень странные формы. Тридцатилетний мужчина был одержим пополнением своей библиотеки. Между тем, он регулярно посещал публичную библиотеку и не читал собственных книг, обосновывая это тем, что если он однажды переедет в такое место, где нет библиотеки, что же он будет делать, когда прочтет все свои книги? В данном случае предвидение и предусмотрительность, а также связанный с ними страх приобретают действительно гротескную форму. Некоторые люди с навязчивыми расстройствами, имея полные шкафы одежды, носят исключительно старые вещи, создавая тем самым «резервы», – у них «сердце болит», если они вынуждены надевать новое, и они носят старомодную, проеденную молью одежду. Новая вещь используется ими лишь тогда, когда старая совсем изнашивается, и то лишь для того, чтобы предотвратить окончательный ее распад. Все, что движется к окончанию, напоминает им о преходящем и, в конечном счете, о смерти. У каждого из нас есть такой страх, и все мы желаем продления своего существования и даже бессмертия; все мы ищем чего-то бесконечного и испытываем глубокое удовлетворение, когда вновь находим вещи, к которым привыкли, но которые по различным причинам утратили. В этом плане мы понимаем и страсть к коллекционированию: что бы мы ни собирали – почтовые марки, монеты или фарфор, – нами руководит неосознанный мотив вечности, некая гарантия бессмертия – ведь как бы богата ни была наша коллекция, в ней всегда недостает той или иной вещи. Другие ищут продления существования и вечности в приобретении средств продолжения жизни, или изобретают вечный двигатель, или придают своим собственным воззрениям и теориям характер всеобщности и вневременности, пытаясь сделать их бессрочными по своей действенности. Уже одна наша склонность придерживаться любимых привычек и удерживать впечатления, особенно тогда, когда им что-то угрожает со стороны, свидетельствует о нашем желании продлить свое существование. Стремление избежать страха перед изменчивостью и временностью мы усматриваем в упрямой тенденции к удержанию и овладению, проявляющейся во всех возможных областях. Семейные, общественные, моральные, политические, научные и религиозные традиции приводят к догматизму, консерватизму, чрезмерной принципиальности, предубежденности и различным формам фанатизма. Чем больше упрямства проявляем мы в отстаивании своих позиций, тем с меньшей терпимостью относимся к тем, кто пытается поставить их под сомнение. Мы всегда испытываем страх и подвергаем сомнению все то, что может поколебать или изменить наши привычки, знания, верования, нашу безопасность, и не исключаем того, что новые взгляды и открытия являются ошибкой или обманом. Чем уже наш собственный кругозор и чем более ограничены горизонты нашего познания, тем больше мы стремимся сохранить все в неизменном виде, тем больше боимся утратить свою безопасность вследствие новых изменений и открытий. Итак, чем сильнее мы пытаемся удержать прошлое, тем больший страх испытываем перед преходящим, и, с другой стороны, чем больше мы сопротивляемся процессу изменения и развития, тем отчаяннее накапливаем силы для отстаивания своих позиций, тем выраженное становятся переживания, связанные с борьбой поколений. Жесткое отстаивание существующего и категорическое отклонение нового старым поколением принуждает юношество к экстремальному поведению. Естественно, что приверженность традициям первоначально имеет известное позитивное значение; мы хотим и должны во всем искать принципиальное и абсолютное. Для постоянства необходимо найти вневременную закономерность. Однако избыток постоянства приводит к уменьшению нашей способности и готовности к ориентации в новой ситуации, вызывает сопротивление новым изменениям, опровергающим или корригирующим ранее приобретенные знания и опыт, изменениям, к которым нас всегда принуждает, жизнь. Старая истина «tempera mutantur, et nos mutamtur in illis» («времена меняются, и мы меняемся вместе с ними») для лиц с навязчивыми расстройствами не имеет силы; они платят за это стремлением к постоянству и страхом перед переменами. Они пытаются удержать жизнь с помощью схем и правил и проявляют упрямую нетерпимость ко всему новому и непривычному, а потому беспокоящему их. Однако то, что они так упорно хотят удержать, приводит их самих к принудительным и навязчивым психическим процессам. Таким образом, за каждой привычкой, каждой догмой и каждым проявлением фанатизма стоит страх – страх перед переменами, перед преходящим и, в конечном счете, страх смерти. Поэтому лица со склонностью к навязчивостям с таким трудом примиряются с людьми или обстоятельствами, которые отнимают у них власть или не подчиняются их воле. Им нравится все и они принуждают всех ко всему, что соответствует их мнению. Однако все, что им не удается в жизни, возвращается к ним обратно как насилие, к которому они хотели принудить других: ведь когда мы хотим принудить все живое к тому, чтобы все происходило не так, как это должно быть, а так, как это нравится нам, то все вокруг делается с принуждением, и мы вынуждены признавать, что уже не можем отличить свою волю от чужой. Так возникает впечатляющая последовательность: от навязчивых желаний к навязчивым действиям, в которых мы можем распознать жизненные силы, направленные на выравнивание однобокости и односторонности. Человек со склонностью к навязчивостям с трудом осознает, что область его жизнедеятельности не может быть абсолютизирована, что она не подчиняется неизменным принципам и не может быть заранее просчитана и определена. Он верит, что может привести все к единой системе, которую он в состоянии полностью обозреть и которой может овладеть, т. е. хочет совершить насилие над природой. В связи с этим уместно привести высказывание Ницше о том, что стремление к систематизации всегда содержит в себе частицу неискренности, заключающуюся в стремлении насильственно упростить многообразие живого. Навязчивое поведение сказывается на межчеловеческих отношениях. Вольно или невольно, сознательно или подсознательно мы предписываем другим то, что нравится нам самим. Это особенно четко выявляется в партнерских связях, при уходе за детьми и лицами, зависимыми от нас. Как мы уже упоминали, проблема взаимосвязи поколений, конфликты между поколениями воспринимаются людьми со склонностью к навязчивостям особенно остро. Все новое, непривычное и необычное ими отклоняется и подавляется; это доводит их установки и суждения до абсурда и провоцирует возникновение устрашающих планов противостояния, бунтов и революционных действий. Таким образом, консерватизм этих людей является источником таких экстремальных действий, которые равнозначны «выплескиванию ребенка из ванны». В этом проявляется неизбежная человеческая трагедия, которая может быть преодолена только при готовности воспринимать и понимать новое. Эти люди боятся, что без постоянного собственного и постороннего контроля может наступить угрожающий им хаос, что для наступления такой ужасающей неупорядоченности достаточно лишь немного расслабиться, отпустить вожжи, стать более открытым чужим влияниям и более податливым. Они боятся, что их могут притеснить, вытеснить или обойтись без них, что их мнением могут пренебречь, и если это хоть раз произойдет, то все обрушится, наступит светопреставление; они уподобляются Гераклу, который бы уже заранее предвидел, что на месте одной срубленной головы у гидры вырастет, по крайней мере, две. Они боятся совершить первый шаг, так как представляют себе бесчисленные последствия этого поступка. Они всегда стремятся достичь большей власти, приобрести больше знаний и навыков, чтобы предотвратить возникновение нежелательного и непредвиденного, и живут по принципу «а что будет, если...», вследствие чего отвергают все возможные варианты поведения, так что их повышенная осторожность и предусмотрительность не находит применения в жизни. Один пациент, которому было предложено оторваться, наконец, от дивана и высказать свои соображения, с раздражением ответил: «Но ведь тогда случится землетрясение», – тем самым в грубой форме выразив, насколько подавлены его мысли и стремления и какой длительный самоконтроль необходим для такого сдерживания. Осторожность прежде всего, нужно сделать все, чтобы предотвратить непредусмотренное – вот важнейший принцип людей с навязчивым развитием личности, для соблюдения которого они проявляют большую изобретательность. Мы можем рассмотреть это на нескольких примерах. Одна из возможностей вырвать себя из живого потока происходящего – это нерешительность, медлительность и сомнения.

Из письма, написанного структурированной обсессивной личностью, мы можем сделать вывод о том, следует ли в данном случае проводить психотерапевтические мероприятия, или вместо этого согласиться с проведением бальнеологического лечения. «Сердечное спасибо за Ваше письмо! Оно вызвало у меня тяжелые переживания, связанные с тем, что я не знаю, следует ли решиться на описание моего невроза уже при нашей первой беседе. Это возможно лишь в очень поверхностной форме. Я должен был ответить согласием или отказом в отношении лечения в 10-й водолечебнице до 10.07. Между тем, я, получив Ваше письмо с предложением лечиться у Вас, с того времени пребываю в нерешительности, и мое состояние отвратительно. В конечном счете, окажется, что, пока я решусь на что-либо, мое место в водолечебнице будет занято. Вообще-то решение весьма просто, так как я не имею достаточно денег для поездки в Мюнхен. Между нами говоря, я набрал необходимую сумму, однако она недостаточна. Так дело не пойдет. Я все время думаю о том, что лечение на курорте было бы необходимо и даже безотлагательно. Я представил себе, что, быть может, диагноз органического заболевания больше соответствует тяжести моего общего состояния, и лечение на курорте может дать позитивные результаты. В Мюнхене мне негде жить. После лечения в 10-й водолечебнице мне в этом году, очевидно, было бы утомительно ежедневно – туда и обратно – ездить в Мюнхен? Я не могу это сделать ни при каких обстоятельствах. Как только я подумаю, какая неопределенность связана с этими поездками, меня охватывают тревога и страх. Кажется, что даже война не может вызывать такого беспокойства. Я предполагаю, какой ужас вызовет у Вас моя нерешительность! Но ведь Вы – психоаналитик! И вы должны знать, что я один из тех людей, которые хотя и любят, но не женятся, потому что не могут на это решиться. И потом, было уже поздно. А теперь мне снова предстоит путешествие. В конце концов, ничего другого мне не дано. Так уж повелось, что Мюнхен, который требует больших затрат, вызывает страх. Такова реальность. Не лучше ли сначала скопить деньги, а потом уже двинуться в путь? На следующий год, в мае или июне, я определенно буду подготовлен для такого путешествия. До настоящего времени мы дважды получали только половину зарплаты. В последнее время несвоевременность в выплате зарплаты стала нормой. Я думаю принять лечение в водолечебнице, после чего появлюсь в Мюнхене. Если все будет в порядке с деньгами, то это может быть доступным. Получив известие о том, что мое место не может быть зарезервировано на длительный срок, я, может быть, решусь ехать в Мюнхен. Чтобы реализовать эту возможность, я хотел бы узнать от Вас, не мог ли бы я отсрочить оплату до 15.09 и нельзя ли мне проводить занятия с Вами в период с 7.08 по 7.09. О, это тяжелые роды! Если я сделаю все, о чем написал, мне кажется, безусловно, можно было бы продолжить психоанализ, но все остается таким, каково оно есть. P.S. Я не могу ни на что решиться, и это доставляет мне мучения. Я хочу убедиться в том, имеется ли еще место в 10-й водолечебнице. И еще я хочу узнать, сможете ли Вы работать со мной до 7.09, и могу ли я оплатить расходы до 15.09. Быть может, я отправлю телеграмму». (В конечном итоге он так и поступил и решился на психоанализ.) Мы можем себе представить, сколь мучительны для человека такие колебания и такая нерешительность, и, прежде всего потому, что он расценивает важные для него решения как окончательный приговор. Мы видим также, как такой человек ставит свои решения в зависимость от каких-то посторонних вещей – так, на него могут оказать влияние поломанная пуговица на пиджаке или результат игры в кости. Позднее мы увидим, что такой же страх возникает у него перед личной ответственностью. Еще один пример того, как личность со склонностью к навязчивостям воздвигает трудности на пути естественных переживаний. «Есть ли вообще смысл в толковании сновидений? Все это очень относительно – содержится или не содержится данный смысл в сновидении. Кто может определить это? Быть может, я уже изменил содержание сна во время его описания или даже неточно вспоминаю свои переживания во время сна? Не является ли все это сомнительным? Сновидения есть только накипь, занятие ими носит ненаучный характер. Фрейд и Юнг имели совершенно различные точки зрения относительно сновидений и по-разному их истолковывали. Совершенно очевидно, что их точки зрения не могут быть надежными и обязательными. А истолкование! То, что может прийти мне в голову, это приводит к бесконтрольности. Пусть это останется полностью непознанным. Кроме этого мне ничего не приходит в голову». Такая предосторожность, мастерски аргументированная, направленная на отгораживание от переживаний, хорошо известна; страх пациента перед утратой контроля отражается в его высказываниях о непознаваемости сновидений. Кто-то может подумать, что сомнения пациента в отношении толкования сновидений совершенно обоснованы. Они, однако, упускают из виду то обстоятельство, что здесь проявляется общее свойство пациентов уклоняться от решений – ведь их сомнения касаются отнюдь не только сновидений и связаны со страхом перед всем «опасным»; они ищут способа уклониться от ситуации, которая несет в себе угрозу для них.

Многие личности со склонностью к навязчивостям, исходя из той же предосторожности и предусмотрительности, отличаются «вязкостью» суждений, застревают на деталях. Их поведение можно проиллюстрировать удачной шуткой: «Один человек, попав на небо, увидел две двери с табличками: „Дверь в царствие небесное“ и „Дверь на лекцию о царствии небесном“. Он подумал и вошел во вторую дверь». Одна из закономерностей психической жизни заключается в том, что все, что мы подавляем, накапливается, как талая вода, и создает внутреннее давление. Поэтому навязчивые явления требуют много времени и сил, чтобы сдерживать их в глубинах нашей души. Так возникает порочный круг навязчивостей, который, с одной стороны, решает задачу удержания подавленного и вытесненного, а с другой – воспроизводит навязчивые явления и дискутирует с ними. Таким образом, интегрируется все то, чего мы избегаем и от чего испытываем страх, и переживается нами, скорее всего, с удивлением, так как подавленное несет в себе такое исполненное значимости содержание, что даже просто рассказ о казалось бы бессмысленных сновидениях несет важную информацию. Можно представить себе, как ограничен и упрям, как принципиален и односторонен в своих выводах человек с такими установками, как «безжизненна» его жизнь, если он возводит в абсолют свои условия и добивается их исполнения. Человек с обсессивным развитием личности осознает лишь то, что он считает «правильным», т. е. то, что не несет в себе опасности риска и страха, с ним связанного. Такие люди считают для себя обязательным верить в то, что они считают истинным, и всякая другая, свободная от их предрассудков, мысль кажется им невероятной. Будучи принципиальными во всем, они естественный порядок доводят до педантичности, необходимую последовательность и рациональность – до неисправимого упрямства, разумную экономность – до скупости, здоровое своеобразие – до исключительного своенравия вплоть до деспотизма. Несмотря на то, что полнота жизни заменена у них жесткими правилами, это все же не дает возможности полностью преодолеть страх, что приводит к развитию навязчивой симптоматики и навязчивого поведения. Навязчивые симптомы, первоначально предназначенные для связывания и устранения страха, постепенно становятся внутренне необходимыми. Они «навязываются» личности, и человек не может от них отказаться, даже; если не видит в них смысла. Навязчивое мытье рук" навязчивые сомнения, навязчивый счет, навязчивые воспоминания являются примером таких действий Всегда, когда человек пытается избавиться от навязчивостей, высвобождается связываемый навязчивостями страх. Сколь бы разнообразны ни были навязчивости, они, в конечном счете, представляют страх пред риском, перед стихийной беспечностью, которая толкает нас на рискованные действия. Такой страх, наряду с попытками его предотвратить или преодолеть, всегда настигает этих людей при столкновении с новым, неизвестным, опасным и запрещенным, при любой попытке отклонения от привычного стереотипа. Когда все остается таким, как есть – вещи на письменном столе, порядок расположения которых священен, мнения и суждения, имеющие силу закона, моральные установки, застывшие и навсегда классифицированные, теории, неоспоримые, как аксиомы, вера, непоколебимая и абсолютная, – то кажется, что время остановилось. Все уже предусмотрено, мир больше не меняется, действительность есть лишь повторение аналогичного и давно известного – так пульсирующий ритм жизни становится монотонным, мертвым. В таком поведении, быть может, иногда заключается настоящее трагическое величие, так как жестокая, подавляющая и укрощающая жизнь воля и недостаток гибкости придают личности некую монументальность, лишая ее изобретательности и удачливости. К трагическому относится также провал абсолютизации, так как жесткие требования, независимо от того, носят ли они реальный или воображаемый характер, заведомо невыполнимы. В простых примерах столь принципиальной позиции личностей с обсессивным развитием трагическое и комическое тесно переплетаются между собой – попробуйте хоть раз сделать вашу квартиру абсолютно чистой, чтобы в ней не было ни пылинки. Трагичность данной ситуации заключается в том, что вы не можете удержать и зафиксировать чистоту, как не можете остановить время. Так льют воду в бездонные бочки Данаиды. Так как пыль всегда появляется вновь, какой бы чистоты мы ни достигли, вновь появляется стремление ее стереть, и эта проблема неразрешима, сколько бы ни повторялись наши попытки. В данном случае стремление к абсолютному избавлению от пыли несет в себе такой же смысл и таит в себе такую же опасность, как и попытки достичь абсолютной моральной чистоты. Собственно говоря, перенос этой проблемы на банальный уровень носит искусственный характер, и истинное разрешение возникших проблем не требует насилия. Всегда, когда иррациональные чувства принуждают нас к деятельности, которая, в конечном счете, является бесплодной, мы должны спросить себя, какого существенного столкновения с действительностью или какого решения мы хотим избежать. Юмористически рисует навязчивую проблематику Ф.Т. Фишер в своем романе «Все так же одинок». Герой романа ведет длительную войну против того, что он называет «коварством объектов». В связи с вытеснением преимущественно агрессивных аффектов и побуждений он постоянно совершает действия, не соответствующие его намерениям, и прячет вещи в башмаки, называя это «коварством объектов». Когда несимпатичная соседка за столом случайно проливает на его одежду соус, он расценивает это как «коварство объекта» в виде запачканных соусом пуговиц на его пиджаке, скрыв таким образом подавленную неприязнь и агрессивность по отношению к даме. Такого рода неудачные действия лиц с обсессивным развитием особенно часто мы встречаем в описаниях; 3. Фрейда, который объясняет это вытеснением жизненных побуждений. В ошибочных действиях (die Fehlleistungen) – оговорках, забывчивости, ошибках – прорывается все то, что было подавлено, и в форме ошибок минует чувство вины и осознанные запретные желания, предается искаженной гласности то, что должно быть укрыто. Навязчивости могут достичь степени болезни с неблагоприятным течением, когда они заполняют всю жизнь человека и производят впечатление демонической силы, властвующей над ним. Можно себе представить, что в прошлые времена, когда психодинамические взаимосвязи еще не были известны, эти ужасные насильственные действия, лишенные какого-либо смысла, производили впечатление одержимости бесом или злым духом. Сами больные с навязчивостями, особенно если эти навязчивости проявляются в насильственных действиях, часто рассматривают эти действия как результат воздействия на них посторонней силы, поскольку они носят чуждый им характер. Каждая навязчивость имеет тенденцию к распространению на все новые и новые области, напоминая некоторые соматические заболевания, в частности, метастазирование опухолей. Жизнь лиц с навязчивостями все более и более ограничивается навязчивыми проявлениями. Ниже мы приведем ряд примеров, демонстрирующих эту закономерность. Описанные навязчивые процессы представляются нам защитой от беспокоящих «злых» мыслей, желаний и побуждений, которые мы считаем необходимым подавить. Избегание или преодоление таких нежелательных психических процессов отнимает много сил и времени. Однако это вряд ли достижимо, как будто нам противостоит колдовская сила. Едва мы преодолеваем злые, грязные, грешные мысли, как они всплывают вновь и навязчиво требуют новых усилий по их преодолению. И снова повторяется спасительная формула в виде заклинания, типа «Иисус-Мария-Иосиф», или предпринимаются действия для того, чтобы предотвратить появление в сознании этих мыслей и желаний. В тяжелых случаях это приводит к различным формам самоистязания, о которых нам известно из описанных примеров религиозного фанатизма (в частности, флагеллантизм, самобичевание). «Метастазирование», т. е. расширение и разрастание навязчивостей, выражено тем больше, чем больше усилий предпринимается для уклонения от навязчивых идей: достаточно безобидной ассоциации, для того чтобы подозревать намек на срамное желание и связанные с ним слова и представления и начать новые усилия по их изгнанию. Это отражено в шутке, карикатурно изображающей «христианский» ряд чисел: «Один, два, три, четыре, пять... тьфу!.. семь», – цифра 6 имеет срамную ассоциацию. Все это напоминает упомянутую выше историю о невозможности убрать из комнаты абсолютно все пылинки и хорошо описывается латинской пословицей «Naturam expellas fursa, tamen usque recurret» («Сколь яростно ни изгоняй природу, она постоянно возвращается»). И действительно, природа, жизнь не могут быть изгнаны или подавлены – они все равно каким-то способом возвращаются на свое место. Какие рафинированные формы могут приобрести способы защиты, видно из следующего примера. Одна невротическая пациентка с навязчивым стремлением мыться, которое подсознательно символизировало ее «грязные сексуальные побуждения», именно тогда получала сексуальное удовлетворение, когда из побуждений избавления от «греха» соответствующим образом мыла свои гениталии как «источник греховности». Это сопровождалось наслаждением, вплоть до оргазма, которое, однако, не сопровождалось чувством вины, так как на уровне сознания было связано с процедурой очищения. Христианская церковь обеих конфессий (католическая и лютеранская), осуждающая сексуальность путем воспитания чувства вины в прошлом и, к сожалению, и в настоящее время, способствует возникновению так называемых неврозов духовного происхождения. Ее враждебность ко всему плотскому вызывает у многих молодых людей, особенно в пубертатном возрасте, страх и чувство вины, которые, в свою очередь, требуют механизмов для их подавления. Вместо того чтобы в соответствии с возрастом и развитием касаться этих тем, вызывающих у подростков естественное и часто примитивное любопытство при групповых беседах или в школе, и тем самым просвещать их, их длительное время при подготовке к конфирмации обучают песнопениям и катехизису. В результате подростки узнают то, в чем им отказывают, от других. За десятилетия психотерапевтической деятельности мы узнали, какие опустошительные последствия несет религиозная враждебность к проявлениям плоти. Часто это начинается с борьбы с онанизмом, который якобы вызывает ужасные соматические и духовные последствия, отчего возникает тяжелый страх и чувство вины. Нередко, если не удается преодолеть этот «грех», такие переживания в юности заканчиваются самоубийством.





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2017-03-18; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 181 | Нарушение авторских прав


Лучшие изречения:

Лаской почти всегда добьешься больше, чем грубой силой. © Неизвестно
==> читать все изречения...

935 - | 869 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.011 с.