Экономика в человеческом измерении

 

Характерная особенность российских управленческих структур — традиционная уверенность в том, что очередным политическим решением можно буквально преобразовать все стороны жизни общества и каждого человека.

Напомним, история знает не десятки, а два основных типа хозяйственных систем — свободный рынок и планово-централизованное хозяйство.

В мире тенденция последних лет — движение от этих крайностей к «центру», к социально ориентируемой, в разумных пределах управляемой государством рыночной экономике.

В русле этой тенденции одна из задач системы хозяйствования и ее правительства — организовать нашу работу, сделать выгодным энергичный, честный, эффективный труд.

В России этого пока не удавалось в предыдущие десятилетия в условиях планового социалистического хозяйства, не удавалось и в начале 90-х гг. при переходе к рыночному хозяйству.

Сам принцип организации труда при переходе к рынку в нашей стране не стимулировал повышения производительности труда.

Действия власти усиливали неверие большинства в возможности честно заработать высокий уровень жизни. В марте 1993 г. Всесоюзный центральный институт общественного мнения провел исследование на тему: «Можно ли честно заработать большие деньги?» Опрошенные ничего не имели против российских миллионеров, «если деньги заработаны честно» (58%).

Многие указали, что к богатству нечестным трудом прорвалась новая элита путем перепродажи, спекуляции, воровства, грабежа, коррупции и взяточничества. Так считали 55% опрошенных. И только 7% считали источником богатства предприимчивость9.

Таким образом, в начале реформ не были созданы мотивационные механизмы, стимулирующие к честному эффективному труду и личность, и производство в целом.

России нужна была новая стратегия экономического развития.

Практически все соглашались с необходимостью перехода к рынку. Но о сущности рыночной экономики и путях перехода к ней мнения высказывались противоположные.

Если отбросить словесную шелуху, то принципиальные разногласия концентрировались вокруг трех моментов:

— сочетание экономической эффективности и социальной справедливости;

— место и соотношение различных форм собственности;

— роль государства в экономической системе, особенно в переходный период.

При выборе модели рыночной экономики перед Россией маячили в основном два возможных варианта, реализованных в мировой практике, — либеральная и социальная модели.

К либеральной модели из наиболее развитых стран ближе всего США (особенно до Клинтона) и Великобритания.

Социально ориентированная модель реализована в ряде стран Западной Европы — Германии, Швеции, Австрии, Франции, а также в Японии.

С июня 1991 г. по декабрь 1992-го правительство осуществляло экономическую политику под руководством Б. Ельцина и Е. Гайдара.

Е. Гайдар родился в 1956 г., в 1987—1990 гг. — редактор отдела журнала «Коммунист», а затем газеты «Правда». В 1990—1991 гг. — директор Института экономической политики Академии народного хозяйства СССР. В 1991—1992 гг. — заместитель Председателя Правительства РФ по вопросам экономической политики, министр экономики и финансов РСФСР. С марта по июнь 1992 г. — первый заместитель Председателя Правительства РФ по экономической реформе. С июля 1992 г. — исполняющий обязанности Председателя Правительства РФ.

Действия Е. Гайдара были ориентированы в основном на либеральную модель монетаристской экономической школы в духе М. Тэтчер и Р. Рейгана.

Американский экономист Джеффри Сакс, специалист по «шоковой» терапии, наряду с некоторыми другими зарубежными экономистами был включен в состав советников российского правительства10.

Деятельность Е. Гайдара по-разному оценивалась в стране и за рубежом. Его сторонники приводили следующие аргументы: он создал правительство с «человеческим лицом», либерализовал цены, вирус свободных цен почувствовали все производители; начал приватизацию, и ваучеры расходятся по России; с огромным трудом, но он укрепил рубль; он всегда находил общий язык и взаимопонимание с западными кредиторами, которые давали нам и кредит за кредитом, и отсрочку за отсрочкой...

Е. Гайдар был назван единомышленниками «человеком 1992 года»11.

Правительство Е. Гайдара, поддерживаемое президентом, «радикальными демократами», либералами, опиралось на «неолиберальную модель», предполагающую «шоковую терапию» при ускоренном переходе к рыночному хозяйству.

Такой подход предусматривал: абсолютизацию частной собственности, ограничение государственной собственности, сознательное разрушение государственного регулирования, в том числе резкое сокращение социальной функции государства.

Попытка устранить государство из экономической сферы сопровождалась надеждой на самоотдачу стихийно формирующихся рыночных отношений.

Действия в рамках «шоковой терапии»:

— введение свободных цен (январь 1992 г.). Эта мера должна была определить рыночную стоимость товаров, насытить рынок, «запустить» механизм конкуренции, заставить людей хорошо работать, зарабатывать;

— освобождение из-под государственного контроля внутренней и внешней торговли;

— либерализация торговли. Она должна была ускорить товарооборот и отечественных, и импортных товаров;

— приватизация предприятий и жилья. С целью создания класса собственников и стимулирования интереса к труду, личной инициативы. В 1992 г. планировалось приватизировать более 50% предприятий легкой промышленности, пищевой, строительной, общественного питания и бытового обслуживания;

— плюрализм форм собственности должен был доказать все преимущества частного сектора;

— бездефицитный бюджет должен был подтвердить правильность курса.

Экономисты-рыночники, составившие новое правительство (Е. Гайдар, А. Шохин, А. Чубайс), были поддержаны президентом, который считал, что «хуже будет всем примерно полгода, затем — снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года — стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей»12.

Радикально-либеральная модель реформ предусматривала немедленный демонтаж, разгром всей предыдущей системы управления.

Прямо со старта приватизаторы успевали продавать за бесценок в частные руки по 30 тыс. госпредприятий ежегодно (1991—1992).

Такие действия поддерживали Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк.

По мнению оппонентов Е. Гайдара, в русле этой политики были достигнуты первые позитивные результаты реформ: произошло раскрепощение массового сознания, легализировалась политическая оппозиция, были созданы правовые и финансовые предпосылки формирования многоукладного типа экономики, составляющего основу гражданского общества.

Однако положительные результаты не смогли компенсировать ряда существенных негативных последствий, чаще всего вполне предвиденных.

Практика «шокотерапии» привела к колоссальным потерям для России.

В период становления рыночной экономики многие процессы в сфере финансов, торговли и производства не были законодательно контролируемы ни государством, ни обществом.

Крупнейшие финансовые империи внутри страны возникали на глазах у всех, и, кажется, общество еще не определилось во взаимоотношениях с ними на текущий день и на перспективу.

Три источника происхождения частных состояний в России создавали особенно мощные финансовые группы: это финансы, торговля и такое сырье, как лес, газ и нефть.

Первый этап перехода страны к рынку характеризовался полной несбалансированностью систем цен. Появилась возможность купить что-то у государства по старым, твердым ценам и затем продать это по новым, рыночным ценам.

Даже банки играли в эту игру. Они могли получить в Центральном банке ссуду по старым субсидируемым учетным ставкам и затем ссужать эти деньги по новым, гораздо более выгодным рыночным ставкам. К примеру, в 1994 г. Центральный банк предоставлял кредиты под 130% на межбанковском рынке, а коммерческие банки затем повторно ссужали предоставленные им средства по 250%-й ставке.

В торговле — подобная ситуация. Многие директора государственных нефтяных компаний стремились продать хотя бы небольшую часть своей нефти на сторону вместо того, чтобы продавать всю продукцию правительству по смехотворно низким твердым ценам. Коммерсанты умело покупали нефть по цене, несколько выше твердой, а продавали по очень высокой рыночной (в 1991 г. официальная госцена на нефть составляла 9 руб. за баррель, рыночная цена была в 16 раз выше).

Уже в 1991—1993 гг. невыгодно было производить товары. Доходность операций в сфере обращения капитала составляла до 1000%, а в производственной сфере не поднимались выше 20—30%. К 2001 г. до нулевой отметки снизилась доходность в сельском хозяйстве и на транспорте и до 5—10% в большей части обрабатывающей промышленности13.

Уже за год реформ спад производства достиг 35%, произошло резкое падение курса рубля, росла инфляция, наблюдался небывалый рост социальной напряженности в обществе...

Все это привело к очередному краху гайдаровского варианта «шокотерапии». В результате VII съезд народных депутатов в декабре 1992 г. признал работу правительства неудовлетворительной.

Новым премьер-министром России был назначен В. Черномырдин.

В. Черномырдин родился в 1938 г. До 1985 г. — на хозяйственной и партийной работе. В 1985—1989 гг. — министр газовой промышленности СССР. В 1989—1992 гг. — председатель правления газового концерна «Газпром». С мая по декабрь 1992 г. — заместитель Председателя Правительства РФ по топливно-энергетическому комплексу.

Б. Ельцин, поддерживая В. Черномырдина, заявил: «...Мы должны продолжать стратегию демократических реформ, но в то же время нам придется внести определенные поправки в нашу тактику».

Правительство В. Черномырдина подтвердило приверженность рыночным реформам.

Внесенные коррективы предусматривали:

— некоторое замедление темпов приватизации;

— поддержку за счет средств государственного бюджета убыточных предприятий;

— предоставление дешевых кредитов для развития топливно-энергетического комплекса;

— стабилизацию выплаты заработной платы бюджетникам, индексирования их тарифных ставок...

Глава правительства В. Черномырдин планировал в 1995 г.: импровизации в экономической политике сменить на последовательное ослабление груза назревших и перезревших проблем; остановить спад производства, массовую приватизацию; эффективным госсектором подтянуть другие секторы нашего хозяйства; зарплата должна быть заработанной, увязанной с конечными результатами труда; нереалистична и безответственна даже постановка вопроса о замораживании цен; возможно по ряду производственных товаров и медикаментов поудержание социально приемлемых цен путем предоставления целевых дотаций производителям...14.

На практике продолжалось падение производства, ухудшение жизни россиян при громадном росте доходов околоправительственных чиновников и многочисленных авантюристов.

Часто для обогащения применялись схемы, давно уже «пройденные» и разоблаченные на Западе. Среди них «пирамида ограбления».

Летом 1994 г. одна из самых активных холдинг-компаний МММ была разоблачена как построенная по принципу пирамиды и потерпела крах. МММ привлекла вклады простых россиян, обещая 300% прибыли в рублях. Это классическая схема, когда деньги тех, кто позже стал вкладчиком, используются для выплаты дивидендов более ранним инвесторам.

Уже в начале 1994 г. сказались просчеты «шокотерапии». Небывалый спад производства по скорости и глубине напоминал только первые месяцы войны. Падение производства в сравнении с 1990 г. достигло 45—50%.

В промышленности под влиянием «шокотерапии» шел процесс явной деиндустриализации экономики России: массовая остановка предприятий машиностроения, приборостроения, электротехнической промышленности.

Были осуществлены многие планы радикалов: в стране к 1994 г. появилось более 110 тыс. негосударственных предприятий.

В народе и прессе этот процесс был назван «прихватизацией»: фактически скупка предприятий шла по ценам от 0,1 до 1% стоимости аналогичных американских предприятий.

Реальная экономическая власть переместилась при этом не к 40 млн формальных собственников, а к 5—6% новой экономической элиты. Причем, по данным МВД РФ, около 40% предприятий (из этих 110 тысяч) в 1994 г. принадлежали криминальным группировкам.

Внутренняя жизнь предприятий изменилась только в худшую сторону: падение производительности труда более чем на 38—40%, неудовлетворенность рабочих низкой оплатой труда, отстранение их от участия в производстве, массовые увольнения15.

Позже, в 2001 г. новый президент В. Путин подытожит опыт тех лет: «...любая так называемая «шоковая» терапия, какими бы благими пожеланиями она ни обосновывалась, чревата серьезными опасностями. Лучшими пожеланиями вымощена дорога в ад. После того, как доверие населения падает, начинается топтание на месте. Так что нужно соотносить социальные обязательства перед населением и экономические цели, которые государство перед собой ставит» (Труд. 2001. 22 марта).

Осознание случившегося порой наступало не сразу.

Типичный пример — история с Выборгским (Ленинградская область) целлюлозно-бумажным комбинатом (ЦБК). Это уникальное предприятие было оснащено в конце 80-х новейшим российским, немецким, шведским оборудованием (тогда Советское правительство потратило на этот проект 360 млн. руб.). Комбинат обеспечивал бумагой более половины потребностей Ленинградской области и экспортировал ее в страны Северной Европы.

В июне 1997 г. комбинат был объявлен банкротом с огромными долгами и продан английской фирме «Нимонор инвестмент, Лтд»... в рассрочку, по цене в 10 раз ниже балансовой стоимости.

Когда англичане попытались прийти на комбинат, рабочие запротестовали, завладели комбинатом и объявили его «народным предприятием».

Они были уверены, что комбинат обанкротили специально, чтобы «нужные люди» смогли задаром его купить, сократить коллектив и устроить прибыльную лесопилку. Работники требовали выплатить им долги по зарплате, англичане отказались. Им дали от ворот поворот, выбрали своего «народного директора» и стали постепенно выбираться из той ямы, в которую вогнали комбинат бывшие руководители:

— первые четыре месяца работы ЗАО «Выборгский ЦБК» все, что зарабатывалось предприятием, вкладывал в оборот. Была скудная зарплата, однако люди понимали необходимость столь жесткого режима;

— в декабре 1998 г. начали полноценно платить, а в январе 1999 г. вышли на 100%-й тариф регулярной зарплаты.

Случилось самое главное — люди, потерявшие надежду, после двух с половиной лет простоя ЦБК обрели ее вновь. И все это без иностранных инвесторов.

Хотя все суды признали действие народа незаконным, все попытки судебных исполнителей выполнить решения хотя бы одного из них были обречены. Рабочие встречали их в штыки. И июне 1999 г. очумевший «нимотор» продал комбинат фирме «Алцем». Судебные приставы, охрана, милиционеры и представители фирмы безуспешно пытались опечатать кабинеты. Но рабочие с криком: «Фашисты продали Россию за баксы!» — выдавили их с комбината. При этом изрядно помяли особенно настырных.

Государство столкнулось с серьезной проблемой и не знало путей решения.

Тогда фирмачи «Алцем» избрали новую тактику. Они попросили рабочих оказать им «помощь и поддержку» в обретении своей собственности. В этом случае фирма обещала: «по расчетам наших специалистов, уже к сентябрю-октябрю 1999 г. заработная плата рабочих и служащих комбината достигнет в среднем 2500—2700 руб. в месяц и будет выплачиваться ежемесячно. При том, что уровень занятости (около 2300 чел.) будет безусловно сохранен. Мы также принимаем обязательства выплатить работникам ОАО «Выборгский ЦБК» задолженности по заработной плате в течение недели начиная с первого дня нашей совместной работы. На эти цели компанией «Алцем» «ЮК Лимитеу» уже выделено 26 млн. руб. И единственным препятствием к этому является вероломное противодействие активистов ЗАО «Выборгский ЦБК» под руководством господина Венторина».

14 октября 1999 г. события на комбинате развивались стремительно. В три часа ночи представители фирмы с судебными приставами, бойцами «Тайфуна» бросились на штурм, открыли стрельбу, тяжело ранили двух рабочих, избивали мужчин и женщин.

На помощь «дежурной бригаде» собрались остальные работники завода, разбуженные тревогой по поселку. Они оттеснили бойцов «Тайфуна» и судебных приставов, захватили в заложники А. Сабодажа (местного водочного короля), представителя нового владельца. Более двух тысяч рабочих на митинге потребовали у власти исправить ошибки дикой грабительской приватизации.

В том же 1999 г. на Ленинградском металлургическом заводе буквально вышвырнули из кабинета представителя нового владельца предприятия. Его вернули с огромной охраной. На заводе «Русский дизель» создалась взрыво-опасная ситуация. Представители фирмы «Форд», скупив важные участки, остановили оборонный завод, выпускающий дизели для Российского Военно-Морского флота.

Рабочие Ломоносовского фарфорового завода одними из первых добились от Арбитражного суда возврата предприятия государству. Их противники — американский инвестиционный фонд — добились реванша через власть.

Факт, что при любых условиях соглашения коренной вопрос — право собственности — власть решила в пользу иностранной фирмы.

Также в пользу иностранного капитала закончился конфликт на Ломоносовском фарфоровом заводе. Сперва там произошла первая в истории постперестроечной России «деприватизация». Уникальный завод, обладающий единственным в мире Музеем фарфорового искусства, решением Арбитражного суда сперва отобрали у неких российско-американских «приватизаторов» и возвратили в собственность государства, вернув эту национальную ценность, признав «приватизацию» незаконной.

Однако через Федеральный арбитражный суд Северо-Западного округа «США — Россия», так называются «приватизаторы» инвестиционного фонда, дожали — к январю 2000 г. вернули себе все ключевые позиции. Их новый генеральный директор Дуглас Бойс охраняем милицией Невского РУВД.

У власти в условиях рыночной экономики и плюрализма форм собственности появляются реальные возможности:

— еще в ходе приватизации власть могла «сделать не по Чубайсу» и оставить в руках государства 51% акций всех основных производств (как это сделали в Татарской Республике);

— в ряде стран по Конституции нормируется присутствие иностранного капитала в национальной экономике (Франция — до 12% акций, иначе иностранным инвесторам предлагается срочно продать излишек до этого порога);

— власть может потребовать на предприятиях всех форм собственности соблюдения трудового законодательства страны (уровень минимальной оплаты труда выше прожиточного минимума и своевременность ее выплаты, нормирование продолжительности рабочего дня и достойные условия труда, обеспечение жильем, соцкультбытом...). Так было предусмотрено при НЭПе при сдаче предприятий в аренду частникам, и такая государственная политика исторически себя оправдала;

— власть может национализировать и передать в народную собственность данный производственный объект (тем более приобретенный частным капиталом за бесценок, путем мошенничества).

У власти, защищающей национальные интересы своей страны, много возможностей, если действовать в интересах общества, россиянина...

В сельском хозяйстве к концу 1994 г. 85% сельхозугодий уже находилось в собственности отдельных граждан и коллективов. Эти действия «шокотерапии» привели к зависимости России от импорта продуктов питания более чем на 30%, а Санкт - Петербурга и Москвы на 60—70%. Та-кая зависимость делала страну уязвимой в стратегическом плане.

Массовая алкоголизация и наркомания, внедрение средствами массовой информации культа насилия, жестокости и наживы разрушали духовный потенциал нации, особенно у молодого поколения.

Усиливались сепаратистские настроения, Российская Федерация постепенно превращалась в конфедерацию регионов, возникла реальная угроза сохранению территориальной целостности страны.

Главный итог проводимых реформ обрисовался к 1998 г. ужасающе просто: впервые в истории России власть имущие не нуждаются в человеческом труде. В прошлом трудящихся и даже рабов и зэков нужно было хотя бы кормить, потому что их трудом создавалось благополучие власти.

Многим собственникам стали не нужны миллионы работающих, потому что они имели иные источники существования и обогащения.

Парадоксально, но уникальность такой ситуации объясняется невероятным богатством России. Наша страна из мировых запасов имеет: угля — 30%, нефти — 40, газа — 45, железных руд — 44, редкоземельных металлов — 40, мировой добычи алмазов — 28, драгоценных камней — 30%.

Благополучие власть имущих создается под прикрытием реформ распродажей этих богатств. А для торговли сырьем необходимо лишь обеспечить его добычу и транспортировку. Следовательно, тысячи профессий оказались вне сферы экономической политики правительства. Такой курс перестает служить национальным интересам всего общества, интересам россиянина.

Президент России Б. Ельцин 6 марта 1997 г. представлял свое ежегодное Послание Федеральному собранию. Он остро оценил действия власти в предыдущий период.

«Россия вступила в 1997 г. с тяжелым грузом проблем....Ситуация в стране предельно сложная. Прежде всего это касается экономики.

<...> Безволие и равнодушие, безответственность и некомпетентность в решении государственных проблем — так сегодня оценивают российскую власть. Должен признать: это справедливо. Она скорее суетится, чем управляет. Чаще имитирует деятельность, чем действует.

<...> Власть обрастает жиром.

<...> Один из главных пороков российской власти на всех уровнях — коррупция. Именно она — питательная среда большинства экономических преступлений.

<...> Бюджетные средства стали одним из главных источников обогащения современных российских комбинаторов.

<...> За 5 лет власть не овладела эффективными методами регулирования рынка. Наоборот, зачастую деятельность государства становится источником беспорядка.

<...> Доля вины лежит и на руководителях предприятий, которые не могут организовать работу... попросту говоря — тащат».

Президент предложил ряд мер, суть которых в названии его речи — «Страной должна управлять власть, а не обстоятельства»16.

Осуществлять поставленные президентом задачи начало правительство в обновленном составе, однако курс реформ оставался прежним.

В июне 1998 г. правительство С. Кириенко предложил стране «Программу стабилизации экономики и финансов» (первоначально названную «антикризисной»). Программа состояла из двух частей: мобилизации доходов и сокращения расходов. Предлагалось увеличить доходы на 10 млрд руб., сократить расходы — на 40 млрд. руб. Это означало, что всей своей тяжестью сокращение расходов ложится на социальную сферу — полностью прекращается индексация зарплаты и пенсий, резко урезаются расходы на здравоохранение, образование, армию, правоохранительные органы... Практически полностью сокращаются субсидии промышленности, сельскому хозяйству, транспорту. Это неминуемо вело к окончательному свертыванию экономики страны.

Такая политика вызвала массовый протест. Вице - премьер правительства Б. Немцов был направлен на решение «шахтерской проблемы», но, кроме угроз, аргументов не нашел.

Шахтеры, которые в 1996 г. мощно поддержали Б. Ельцина, в 1998 г. первыми выдвинули политический лозунг, требуя отставки и президента, и правительства. Они бастовали, перекрывали транспортные магистрали, высадили десант в Москве у Дома правительства...

Экстремизм людей. Он появился в ответ на экстремизм власти, гораздо более сильный и опасный для жизни.

Политика власти была продиктована внешним управлением, которое осуществлялось в России руками МВФ: нужно развалить Россию — значит, надо разрубить единую энергосистему, начиная с топливно-энергетического комплекса, с Кузбасса, где добывается 80% российского угля.

Уголь страны — вопрос национальной безопасности. Без него не работают металлургические заводы, а значит, и все машиностроение.

Понимая это, МВФ выделяет деньги на закрытие шахт без права тратить эти деньги на открытие новых разрезов и шахт, на переустройство жизни шахтеров... Так, на закрытие шахты в Осинниках, к примеру, выделили 300 млн. дол., а на открытие новой надо всего 100, но их-то и не нашлось17.

Города Анжерка, Прокопьевск, Осинники и многие другие строились со всей инфраструктурой вокруг шахты. Ликвидация шахты — это массовая безработица, голод. Шахтеры по полгода не получали зарплаты. Отчаяние побудило людей к массовому протесту. Перепробовали и голодовки, и из шахт отказывались подниматься, и начальство брали в заложники...

Правительство Черномырдина не справлялось с проблемами в сфере производства, не ставило своей первоочередной задачей подъем национальной экономики. Такой же курс продолжал осуществляться членами кабинета С. Кириенко. Вице-премьер О. Сысуев рекомендовал «временно» урезать пенсии, установив для всех единый потолок — 234 руб. (при прожиточном минимуме в стране в то время — 480 руб.), увеличить взносы с каждой зарплаты в пенсионный фонд с 1 до 3%18.

В «единичном человеческом измерении», в переводе на конкретного россиянина это означало нищету и голод.

Ветеран труда, пенсионерка писала в газету: «Обнародую свои «доходы» и расходы из семейного бюджета. Мои «доходы», т. е. пенсия — 493 руб., как видите, не самая низкая. За жилищно-коммунальные услуги плачу 212 руб., за пользование телефоном — 20, радио — 4 руб., за электроэнергию — 24 руб. Итого набегает 260 руб. Кроме всего, я страдаю гипертонией и вынуждена ежемесячно тратить на жизненно необходимые мне лекарства 50—60 руб. Таким образом, в обязательные расходы уходит 310—320 руб., на питание остается 170—180 руб. в месяц. Как из них выкроить на острейшие бытовые и хозяйственные нужды? Как видите, даже мне, вроде бы получающей «приличную» пенсию, приходится туго, а каково другим? С пенсионерами совладать легко»19.

Закономерным итогом неизменного курса, начатого в 1992 г., стало к лету 1998 г. невероятное падение промышленного производства, крах рубля, разрушение банковской системы, развал пирамиды ГКО, обнищание ограбленного государством населения России.

Обвальный кризис был вполне предсказуем, этот «гол в собственные ворота» имел собственных авторов.

Кризис разразился в связи с обязательствами платить по ГКО. ГКО — это обычное государственное краткосрочное обязательство, подобное тем, что широко применяются в зарубежных странах. В разных странах ГКО имеет доходность по этим ценным бумагам на вложенный капитал от 3 до 5% в год (Германия — 3,5%, США — 5,2, Франция — 3,8%). Это взаимовыгодные ГКО для государства и вкладчиков.

В России ГКО появились в 1994 г. при правительстве В. Черномырдина, при министре финансов С. Дубинине. И уже в 1996 г. держатели российских ГКО (зарубежные и внутри страны) имели прибыль 80—100% в год, а временами и 200—300%. Такую сверхприбыль обещал еще лишь Мавроди (пирамида МММ).

В ГКО Правительства РФ был заложен неизбежный крах: рентабельность продукции сельского хозяйства страны в эти годы была минус 17%, рентабельность продукции промышленности минус 7%. На этой базе общие доходы бюджета от всех источников налогов составляли 23 млрд. руб. в год, а обязательства государства по прибыли держателям ГКО, покрываемые из этого бюджета, ежегодно требовали 35 млрд. руб. То есть всего бюджета страны явно не хватало на выплату прибыли держателям ГКО (Вопросы экономики. 1998. № 1. По материалам С. Глазьева).

Операция ГКО имела победителей и побежденных.

Победители. Фантастические проценты прибыли на вложенный капитал определенное время обеспечивались путем все возрастающего выпуска новых бумаг ГКО. В результате группа крупных держателей ГКО успела получить огромные прибыли и своевременно выйти из игры.

По мнению оппозиции, крупно выиграл Чубайс. Он сам признал, что свои миллионы он заработал, играя с ценными бумагами ГКО. Американец Ж. Сорос не скрывал, что он успел крупно заработать на ГКО в течение 5 лет. Б. Ельцин поддержал ГКО и за несколько предвыборных месяцев получил несколько десятков миллионов долларов (Независимая газета. 1998. 14 мая).

Побежденные. Через ГКО произошло гигантское выкачивание денег из госбюджета. За 5 лет продажи государственных облигаций из-за рубежа в страну было привлечено 18 млрд. дол., а заплатить стране в порядке погашения ГКО и выплат процентов пришлось 72 млрд. дол. (Экономические новости. 1998. Июнь. № 12).

В целом, как считает академик Видьманов, с 1993 по 1998 г. Российское правительство с помощью государственных бумаг получило 32 млрд. руб. живых денег, истратив при этом 450 млрд. руб. на выплату процентов и погашение тиражей облигаций (Советская Россия. 1998. № 85. 23 июля).

В то же время в бюджете 1998 г. было предусмотрено в течение года на финансирование образования 17 млрд. руб., на здравоохранение — 9, на культуру, искусство, кино — 3,6, на исследование космоса — 3,7 млрд. руб. Это меньше, чем прибыли держателей ГКО в течение одного месяца.

Поскольку прибыли по ГКО оплачиваются из бюджета, пострадало все население России. По мнению оппозиции, произошло «перекачивание средств из государственного бюджета и производственного сектора экономики в карманы власть имущих чиновников и экономической элиты с последующим переводом их за рубеж»20.

В 90-е гг. РФ перестала субсидировать другие бывшие советские республики, что составило экономию порядка 50 млрд. дол. ежегодно. Она прекратила субсидирование стран бывшего СЭВ и своих клиентов в третьем мире — это еще экономия примерно 25 млрд. дол. в год. Военные расходы страны сократились в 4—5 раз, расходы на науку и образование — более чем в 10 раз.

Средняя зарплата, особенно после 17 августа 1998 г., снизилась примерно в 3 раза, пенсии и пособия — в 5 раз; относительная налоговая нагрузка на экономику возросла примерно вдвое. Куда все это ушло?21.

В то же время бюджет страны пытались удержать за счет внешних заимствований.

По мнению оппозиции, ни одно из правительств РФ за период реформ не взялось объяснить общественности, куда были истрачены и с какой эффективностью эти займы. Напомним: долги СССР к 1987 г. составляли 19 млрд. дол. США, к 1991 г. (доля М. Горбачева) — 109 млрд. к 1998 г. (доля Ельцина — Гайдара — Черномырдина) — 130,8 млрд. дол.

Научный анализ этой проблемы был дан д. э. н. О. Д. Хайхаевой (Хайхаева О. Д. Государственный долг Российской Федерации: теоретические и исторические аспекты. СПб.: Изд-во госуниверситета экономики и финансов, 2000).

К середине 90-х внешние заимствования покрывали до 44—48% бюджетного дефицита России. Стремительно росла внешняя задолженность. В 1997 г. 62% всего дефицита федерального бюджета было покрыто за счет осуществления внешних займов.

В результате такой политики в 1997—1998 гг. Россия переступила качественную черту в кредитных отношениях, после которой новые кредиты идут не на развитие экономики, продвижение экономических реформ, а используют в основном на погашение ранее полученных кредитов и выплату процентов.

С сентября 1998 г. вырвать страну из провального финансового, экономического, политического, духовного кризиса предстояло новому правительству во главе с Е. Примаковым.

Глава правительства при утверждении на должность Государственной думой сообщил о стратегических направлениях предстоящей деятельности: исправление ошибок, ранее допущенных, опора на плюрализм форм собственности и демократию, создание социально ориентированной рыночной экономики и на этой основе — рост благосостояния населения.

Более детальная программа, включающая механизмы совершенствования курса реформ, появилась позже.

Ряд ученых указывает на то, что и по историческим условиям, и по достигнутому уровню социальной защищенности в рамках бывшей плановой экономики, и по менталитету общества Россия предрасположена к восприятию модели социально ориентированного рынка.

При такой модели переход к рынку: поступательное движение от неотложных мер к перспективным, от простых к более сложным, четкое определение и расширение социальной базы реформ23.

Существенная корректировка курса реформ в переходный период должна была учесть интересы большинства населения.

Е. Примаков действовал осторожно, последовательно, эффективно.

Усиливалось государственное влияние на экономику страны:

— курс доллара жестко держали на «привязи»;

— увеличили подоходные налоги до 45%;

— оказывалась кредитная поддержка сельскому хозяйству страны;

— были заморожены попытки либералов провести непопулярную пенсионную и жилищно-коммунальную ре-формы;

— власть в регионах взяла в свои руки процедуру регистрации, лицензирования предприятий экономики всех форм собственности, осуществляя контроль рычагами рыночной экономики.

Правительство не взяло на Западе ни цента, сократив одновременно внешний долг на 10 млрд. дол.

Был остановлен экономический спад (впервые с начала реформ) и начался подъем в большинстве отраслей.

На этом фоне отставка правительства во главе с Е. Примаковым была полной неожиданностью.

Так решил Б. Ельцин. Дума не смогла отстоять правительство, первое, с которым нашла понимание и взаимоподдержку.

С мая по август 1999 г. правительство возглавлял А. Степашин. С августа 1999 г. по март 2000 г. — В. Путин. После избрания В. Путина Президентом РФ правительство возглавил М. Касьянов.

в ежегодном Послании Президента Российской Федерации Федеральному собранию в 2000 г. обозначена стратегия:

«России нужна экономическая система, которая конкурентоспособна, эффективна, социально справедлива».

В стратегии «признано верховенство внутренних целей над внешними... приоритет национальных задач».

«Территориальная целостность... национальная безопасность», «государству — защитить гражданина, политические, экономические свободы... создать условия для благополучной жизни людей и для процветания нашей Родины».

Практические шаги по осуществлению этой стратегии: обеспечение «защиты прав собственности», «равенства условий конкуренции», «освобождение предпринимателей от административного гнета», «снижение налогового бремени», «развитие финансовой инфраструктуры», «реалистичная социальная политика», «...раскрепостить потенциал человека, сделать его ответственным за себя, за благополучие своих близких»24.

Свою позицию по поводу различных точек зрения на важнейшие проблемы страны президент обозначил так: «Нужно уметь уважать партнеров вне зависимости от того, нравится вам позиция того или другого человека или нет. Почти всегда есть рациональное зерно в позиции партнера по решению какой-то проблемы».

...Будут вырабатываться новые принципы пенсионного законодательства... Должен быть изменен сам подход к образованию... Он должен стать основой для последующего введения нормативного подушевого финансирования предоставляемых образовательных услуг.... Не будет ни революций, ни контрреволюций!»

Это был курс на защиту национальных интересов страны, поддержанный россиянами, ведущий к успеху уже в ближайшие годы.

 

ЧЕЛОВЕК

 

Человек, россиянин. Сколько нас и как мы живем? («Кому на Руси жить хорошо?») — это основные вопросы на все времена.

Население России на начало XXI в. В 2002 г. ряд ученых говорит о демографической катастрофе, о страшной угрозе вымирания, и прежде всего русского народа.

Их аргументы:

 Если смертность превышает рождаемость хотя бы на 0,1% на 1000 чел. в течение ряда лет — это уже тревога, требующая срочных мер.

В России убыль населения происходит в катастрофических масштабах: 6,3% на 1000 чел. в 1999 г., 6,6 — 2000 г., 6,5 — 2001 г. Страна ежегодно теряет более 800 тыс. граждан. (Социально-экономическое положение России. 2001. М., 2002. С. 243).

 Наиболее важным показателем для определения перспектив роста численности населения является так называемый коэффициент фертильности (число детей, рождаемых в среднем одной женщиной в возрасте от 15 до 45 лет). Для простого воспроизводства населения (сохранения его численности) коэффициент фертильности должен равняться не менее 2,3, т. е. быть вдвое выше, чем в России к 2001 г. (1,171). (Российский статистический ежегодник. 2000. М., 2000. С. 9).

 Низкая рождаемость в России в начале нового века сопровождается еще и ростом смертности, особенно мужского населения, притом в самом активном возрасте — от 20 до 55 лет. Средняя продолжительность предстоящей жизни для российских мужчин снизилась до 50,9 года, т. е. ниже возраста выхода на пенсию (60 лет) (М. Руткевич. Демографическая катастрофа. Где выход? Свободная мысль — XXI. 2002. № 6. С. 4—7.)

В начале 1991 г. население РСФСР составляло 148,5 млн. чел., из них 109,8 млн. (74%) — горожане, 38,7 млн. (26%) — сельское население.

К 1 января 1995 г., как отмечает Госкомстат, население РФ несколько уменьшилось и составило 148, 2 млн. чел., в том числе городское — 108,3 млн. (73%) и сельское — 29,9 млн. (27%).

По переписи конца 2002 г. нас около 145 миллионов.

В Российской Федерации с 1993 г. впервые за последние десятилетия рождаемость не обеспечивала простого замещения поколений. Да и жить стали россияне меньше: если в 60-е гг. параметры соответствовали среднеевропейскому уровню (64—65 лет для мужчин, 73 года для женщин), то в 1993 г. — 58 и 63 года.

У сельчан продолжительность жизни примерно на 2 года меньше, чем у горожан: сказывается худшее медицинское обслуживание, более тяжелые условия труда, худшее развитие социальной инфраструктуры...

Именно на показатели здоровья и смертности окажет большее влияние социально-экономический кризис 90-х годов.

Число пенсионеров постоянно увеличивалось: 1990 г. — 28,2 млн чел.; 1995-й — 30,2; 1999-й — 30,5 млн. чел.

А количество молодежи до 30 лет постоянно сокращалось: 66,4 млн. чел. в 1985 г. и 60 млн. чел. в 1999 г. Почти в два раза сократилось количество браков, увеличилось число разводов29.

Россияне были застигнуты врасплох развалом СССР. Вернуться в Россию стремилось до 25 млн. русских из стран нового зарубежья, из них 4—5 млн. чел. уже в ближайшее время.

Ехали (бежали) особенно в Ростовскую область, Краснодарский и Ставропольский края, Подмосковье, создавая там конкуренцию на рынке жилья, труда, потребительском рынке. Появлялись новые очаги этносоциальной напряженности, но уже на территории России.

К 1 декабря 1994 г. в стране находилось 669,2 тыс. беженцев и вынужденных переселенцев, из которых 577,7 тыс. (86%) прибыли из стран ближнего зарубежья30. Почти все они находились в бедственном состоянии.

А. Солженицын сокрушался: «Мы в национальном обмороке. Мы равнодушны к судьбе своих соотечественников — у нас отрезали 25 млн. человек, а мы и не охнули»31.

И из России уезжали — в страны дальнего зарубежья.

Это в основном высококвалифицированные рабочие и специалисты, ученые, которые в условиях кризиса экономики не находят достойного приложения сил на внутреннем рынке труда32.

Резко уменьшился отток из села: в городе росла безработица, неразвитость рынка жилья, было плохо с продуктами.

Экономическая политика диктовала социальный расклад.

Маятник государственной политики знает две крайние точки двух зол. Скажем, влево — стремление к равенству всеобщему, в плоскости уравниловки на низком уровне потребления. Вправо — это безмерная социальная поляризация, право на безмерное богатство и беспредельную бедность.

1990—2000 гг. характеризуются небывало стремительной поляризацией населения, резким размежеванием на богатых и бедных.

Сравнение доходов 10% наиболее обеспеченного населения России в 1992 г. и 10% наименее обеспеченного показывает, что темпы дифференциации значительно ускорялись: доходы богатых превышают доходы бедных в 11 раз (5 лет назад всего в 3,5 раза)33.

Бедные. «Шоковая терапия» в основном легла на плечи трудящихся.

До 1992 г. инфляция как бы «готовилась к прыжку». Сначала практика договорных цен, робкое повышение цен на продукты при Н. Рыжкове и значительно более резкое при В. Павлове.

В результате к моменту либерализации розничные цены оказались в 1,6 раза выше, чем в 1990 г.

Затем начался их стремительный бег, а вернее, свободный полет.

Так, прямое сравнение стоимости стандартного набора из 19 продуктов питания в ценах января 1990 г. и ценах марта 1995 г. свидетельствует о росте цен более чем в 5 тыс. раз.

Общий показатель потребительских цен на продукты питания с 1990 по 1995 г. увеличился в 5470 раз.

А все цены (включая и промтовары) выросли в 4350 раз.

Что же зарплата? Придерживаясь официальной статистики, можно констатировать, что с марта 1990 по март 1995 г. средняя зарплата выросла всего в 1200 раз.

Нетрудно подсчитать, что покупательная способность зарплаты семей, которые живут только на зарплату, с 1990 по 1995 г. сократилась в 3 раза. Жить стало хуже и не веселей42.

Изменилась структура потребления: у некоторых групп населения до 90% зарплаты тратилось на продовольствие.

Согласно новой методике Министерство социальной защиты определило, что в феврале 1992 г. 20% населения республики находилось за чертой бедности. Если же пользоваться общепринятой в мире методикой, то за чертой прожиточного минимума оказалось 9/10 населения России.

В мирное время такого падения уровня жизни история не знала43.

В наихудшем положении оказались работники бюджетных отраслей, у них зарплата зависит от администрации республиканского или местного уровня. Правительство обещало им «не допустить отставания заработной платы от роста цен» более чем на 30—40%44. Это касается врачей, учителей, госслужащих низшего и среднего звена. В 1993 г. начали действовать тарифные ставки. Однако галопирующая инфляция всегда опережала, индексация минимальной зарплаты опаздывала.

Опросы социологов РАН показали, что обеспеченными себя считали в 1994 г. 5—7% россиян. Хватало на питание и одежду — 30% опрошенных, только на питание — 45%, не могут прокормиться — 20%. Остро нуждаются в жилье — 40 млн. россиян.

Более сдержанно характеризует бедность Госкомстат. По его данным, примерно 23% (или 34 млн. чел.) в 1994 г. имели денежные доходы ниже величины прожиточного минимума45.

Исследования объема и структуры сбережений населения, выполненные ИСЭПН РАН (Сбережения населения РФ. М., 1997 г.) показывают, что за достаточно высокими показателями уровня сбережения скрывается колоссальная дифференциация: 71% населения (бедные и малообеспеченные) располагали лишь 3,3% сбережений, в то же время 5% населения обладали 72,5% общих накоплений. Значительная часть россиян не могла что-либо накапливать вовсе46.

По данным Министерства экономики РФ, к бедным к началу 2000 г. относилось уже 49 млн. из 145,8 млн. российского населения.

К ним российские социологи относят тех, у кого в семье среднедушевой доход ниже одной трети прожиточного минимума. Причем среди бедных были не только бомжи, бессильные инвалиды, алкоголики... но и «новые бедные» — люди в трудоспособном возрасте, порою в расцвете сил и способностей. Даже имея полноправную штатную работу, многие получают столь низкую зарплату, что ее не хватает на сколько-нибудь приличное существование. Эти «работающие бедные», составляющие более 50% работающих, «не сходя с рабочих мест», обнаружили себя на обочине. Они столкнулись с замораживанием зарплаты, длительными задержками ее выплат, с вынужденными «административными отпусками», с вынужденным переходом на сокращенную рабочую неделю, с массовым сокращением кадров. В этих условиях оказались безликими профсоюзы, администрация часто «никого не удерживает», фактически проводя политику тихого пассивного выдавливания рабочих с производства. Более 80% рабочих в таких условиях не имели никакого выбора47.

В деревне жизнь тоже в основном ухудшилась.

Если вы родились в российском селе или прожили там более трех лет, можно считать, что вам понятно словосочетание «социальные проблемы аграрного сектора».

Ко всему прочему, с первых шагов перехода к рынку появились новые социально-экономические проблемы: в основном к худшему менялись условия быта, достаток, возможности...

Экономисты-аграрии выстраивают эти проблемы в следующем порядке.

Сельское хозяйство всегда служило своего рода донором, за чей счет компенсировались все деформации экономического развития страны. Казалось бы, рынок поставит все отрасли и предприятия в равные условия здоровой конкуренции. Но реформы (по крайней мере, до 2000 г.) оборачивались для аграрного сектора новым тяжелым бременем.

Сельское хозяйство оказалось неконкурентоспособным по сравнению с промышленностью. Сезонность производства, по законам рынка, сбивает цену, капризы погоды подрывают экономическую устойчивость.

Крестьянина «бросили в рынок». Колхозника, привыкшего лишь выполнять указания, словно человека, не умеющего плавать, столкнули с борта «корабля социализма» в океан мировой экономики. Дескать, акулы капитализма не тонут, значит, и ты спасешься. Метод, конечно, зверский. Результат — налицо: барахтаются и тонут» (Екимов Б. Десять лет спустя // Новый мир. 2000. № 1. С. 123).

И взаимоотношения на селе менялись не всегда к лучшему. Часто в штыки встречалось фермерское движение со стороны колхозного и совхозного крестьянства. Фермерам выделяли лучшие земли, и крупные фермеры не ладили с мелкими. С рынком в противоречии и синдром потребительских, иждивенческих настроений, уравнительных установок, антипредпринимательских стереотипов.

Многие ранее уважаемые селяне теряли свое место в социальной иерархии, заслуженное тяжелым трудом и лишениями в годы коллективизации, войны... На их место выходили совершенно другие, по прежним меркам, не достойные такого возвышения50.

Есть мнение, что в российских крестьянских настроениях бытуют две противоположные позиции: как у маятника — «левая», скажем, и «правая».

Левая базируется на коллективистской модели — хозяйствовать сообща, по справедливости делиться (по-божески), с взаимовыручкой... Такой позиции соответствуют извечные русские формы организации труда — община, артель, а потом колхозы, товарищества. Есть при такой жизни свои проблемы: как вовлечь в добросовестный труд каждого, как распределять продукцию по вложенному труду, выбирать руководителей и измерять их ответственность перед всем коллективом...

Противоположная — правая позиция тоже со своими плюсами и минусами: я хочу полной самостоятельности. Хочу быть хозяином своей собственной земли, хозяином своего труда. Но тогда неизбежно рискуешь остаться и со своим горем наедине.

Исторически то одни, то противоположные идеи насаждаются властью до полной их победы. В начале XX в. П. Столыпин разрушил пошатнувшуюся общину, создавая «фермера с частным наделом земли». Создал таких 5—8%, остальные более 90% — разорились хуже прежнего. Потом силой насаждались колхозы... В начале нового XXI в. обругали коллективные хозяйства и восславили новых частных владельцев земли...

А может, свобода земледельца состоит в его личном праве выбирать, куда ему податься? Представьте, что власть сдает землю в аренду всем желающим и одновременно поддерживает как индивидуальные хозяйства, так и коллективные. Создает им условия для нормальной конкуренции. И пусть лучше будет тем, у кого продукция лучшего качества, цены ниже, ассортимент шире.

Рыночные очаги управления плюрализмом форм собственности в аграрном секторе отработаны во многих передовых странах мира, где власть заботится о своих кормильцах, надежно дотирует их успех, организует сбыт продукции, защищает от зарубежных конкурентов.

Если брать опыт цивилизаций наиболее благополучных стран, то там стремление создать и защитить средний класс (большинство населения) — это основа внутренней и внешней политики государства. Власть направляет усилия и средства на гармонизацию интересов различных социальных групп своего общества, своего национального государства. Среди приемов и перераспределение сверхприбылей, и защита своего производителя налогами на импорт, и дотации различным формам собственности с целью сохранения рабочих мест...

В России конца 90-х действия правительства в подобных направлениях были малоубедительны. К примеру, бюджетников к середине 1998 г. в стране было около 15 млн. — чуть ли не каждый четвертый трудящийся. Треть из них — работники образования, четверть — здравоохранения, пятая часть — жилищно-коммунальной сферы, десятая — деятели науки и тридцать третья — деятели культуры. Это те, кто в развитых странах составляет основу среднего класса.

С лета 1997 г. правительство решило, что бюджетников можно просто сокращать (вместо того, чтобы отдавать им долги по зарплате). Тогда собирались уволить сразу 5% (775 тыс. чел.), затем еще 200 тыс. и так далее.

Сокращения обрушились на науку (40%), на культуру, образование (до 30%)...

Весь этот разгром мозга нации велся по планам Международного валютного фонда51.

Анализируя ситуацию в России, ученые Института социально-политических исследований РАН пришли к выводу, что радикальная «ломка» общества с неизбежностью привела к трансформации сложившегося менталитета россиян, их социокультурного этноса.

Обоснования приводились следующие: выбранная радикальными демократами модель преобразований не вписалась в систему духовно-нравственных отношений, доминировавших в стране; насильственно размывалась созданная веками иерархия ценностей россиян, основанная на коллективистских отношениях: соучастии, сострадании и т. п.52.

Слово «реформы» (экономические, политические, духовные) стало обретать синонимы российского красноречия: «раздрай», «халявщина»...

И если к трудностям россияне привыкли, то с диким социальным расслоением вряд ли сживутся.

Пропагандистские органы либералов стремились и легализовать, и узаконить социальные контрасты, небывалые не только для советской, но и для царской России.

Признать естественными социальные контрасты призвал с самого начала радикальных реформ первый официально зарегистрированный брокер России А. Инце. Он убеждал, что пора «распрощаться с мыслью, что жизнь может быть иной: это ложная мысль, великое заблуждение. Люди равны только в бане, потому что они все — голые. А в жизни теперь придется кому-то довольствоваться черным хлебом, кому-то ананасами и рябчиками»53.

А дальше напрашивается по Маяковскому: «...ешь ананасы, рябчиков жуй — день твой последний приходит, буржуй!».

И снова на баррикады?

Избежать социальных конфликтов стремились и правительство, и президент.

Б. Ельцин вынужден был констатировать эти трудности перед лицом всей страны 6 марта 1997 г., выступая в Кремле: «...Снижается и без того низкий уровень жизни большинства российских граждан. Люди страдают от задержек зарплаты, пенсий и пособий.

Попытки решить эту проблему пока не дают заметных результатов. В бедственном положении оказались российские учителя, врачи, ученые, работники культуры... граждане намерены принять участие в акциях протеста, протеста во многом справедливого.

...Это — сигнал тревоги. Это — знак того, что терпение людей на пределе.

...Большинство обещаний, которые давались людям, и прежде всего по социальным вопросам, не выполнены».

Острейшая проблема — реализация права личности на достойный образ жизни (работа, жилье, минимальный достаток, защищенность детей и пенсионеров) — все еще ждала своего решения. Причем решений, опирающихся на специфику российского общества, на ментальность россиян, сложившуюся исторически.

Директор независимой социологической службы РФ доктор философских наук М. Горшков на основе обширных исследований так выстроил приоритеты по их значимости для русского человека:

1) спокойная совесть;

2) дружеские семейные отношения;

3) хорошая работа;

4) хорошая оплата труда.

Реформы «свободного падения в рынок» во главе с Б. Ельциным сперва были широко поддержаны, но уже через год-другой они вступили в противоречие со всеми этими ценностными ориентирами общества, ускоренно повели к духовному и материальному обнищанию.

Ушел Ельцин, и вслед правительство в официальном документе вынуждено было признать: «События последнего времени подтвердили, что экономическая дезинтеграция, социальная дифференциация общества, девальвация духовных ценностей оказали негативное влияние на общественное сознание большинства социальных и возрастных групп населения страны.

В общественном сознании получили широкое распространение равнодушие, эгоизм, индивидуализм, цинизм, немотивированная агрессивность, неуважительное отношение к государству...» (Из постановления Правительства РФ от 16.02.2001, № 122. Российская газета. 2001. 12 марта).

Духовная жизнь российского общества была полна противоречий. Раскол шел по главному вопросу — о ближайшем и перспективном будущем страны.

Пьянящее слово «свобода» оказалось поддельным.

Резкий слом признаваемых более 70 лет ценностей был организован вождями самой правящей партии. Он был обвальным, мгновенным, неосознанным, а потому — угнетая, опустошая, унижал большинство населения.

Нравственно – психологические изменения были связаны с резким поворотом массового сознания к обогащению любой ценой. Это оказалось для значительной части населения России тяжелой психологической травмой, источником как личных трагедий. [Р. Х. Симонян. 15 лет спустя. Свободная мысль. № 7-8. 2006. с. 19].

Очевидцы событий высказывались вполне определенно.

«Современное российское общество, - писал о 90-х годах политолог В. Кичкин, - это больное общество. И все наши усилия по подъему экономики, боевого духа растерянный армии и патриотических настроений в обществе будут абсолютно бессильными, пока мы не поймем и не начнем лечить главную причину недуга – всеобщее падение морали» [В. Кичкин. Мы перестали быть семьей. Российская газета». 23.10.2003].

Начиная с 90-х моральное разложение правящей верхушки постепенно инфильтрировало слои общества. «Новая власть, та, что обосновалась в Кремле после декабря 1991 года совершила невероятное, - писал в те годы в книге «Великая криминальная революция» Ст. Говорухин, - она превратила страну в лагерь уголовников. С уголовными законами, с уголовной моралью… Под видом класса собственников она создала класс воров». [Ст. Говорухин. Великая криминальная революция. М. 1993. с. 35.]

Бывшая околопартийная интеллигенция стремительно теряла свой наследуемый веками статус «совести нации».

Самые прикормленные и заласканные советской властью, оказывается, «люто ее ненавидели сызмальства»: наг-
рады, дачи, заграничные поездки, наконец, всенародное признание они оплевали, поспешно сжигая партийные билеты.

Их разносная критика советской власти настолько перехлестнула разумные пределы и перемазала на ТВ и в прессе два-три предыдущие поколения, что от экстремизма «демократов» стали отворачиваться даже их отцы-основатели.

Задолго до «демократов» А. Солженицын создал непримиримо-критическое произведение «Один день Ивана Денисовича», затем крупное исследование-повествование «Архипелаг ГУЛАГ».

Яростно критиковал советскую власть А. Солженицын. В 2000 г. он же писал: «Когда я досиживал лагерный срок еще при Сталине — как представлялась мне русская литература будущего, после коммунизма? — светлая, могучая и о народных же болях...

И вот — видные российские литераторы... освободились наконец от ненавистной цензуры... Но что это?

...Освобожденные литераторы — одни бросились в непристойности, и даже буквально в мат, и обильный мат, — как школьные мальчишки употребляют свою первую свободу на подхват уличных ругательств. (Как сказал эмигрант Авторханов: там это писалось на стенах уборных, а здесь — в книгах.) Уже по этому можно судить об их художественной беспомощности. Другие, еще обильнее, — в распахнутый секс. Третьи — в самовыражение, модное словечко... И — есть ли еще что «выражать»?

Так вот это буйное творчество сдерживала советская цензура?

А — язык? На каком все это написано языке?

Хотя сия литература и называла себя «русскоязычной», но она пишет не на собственно русском языке, а на жаргоне, это смрадно звучит.

...Получили свободу слова — да нечего весомого сказать... стыдно за такую «свободную» литературу, невозможно ее приставить к русской прежней»54.

Об этом же говорил Н. Михалков в 2000 г.: «Если в советское время конфликт в кино был между хорошим и очень хорошим, то сейчас — между плохим и очень плохим. Сегодняшний кинематограф разрушительный. Он в принципе характеризует то, что происходит в стране...»55.

Важно сохранить и приумножить все лучшее, что отличает российское, советское искусство и литературу — веру в доброту, талантливость, духовность личности.

В этом плане характерно письмо к российской интеллигенции известного французского поэта и писателя А. Боске, автора 15 романов и 22 сборников стихов «Обращение к тем, кто не утратил душу (Письмо человека с Запада советским друзьям)»:

«...Скинуть колпак удушливой бюрократии мало. Надо уберечься от того, чтобы не впасть в другую крайность. Ведь Запад вовсе не олицетворяет успех, достойный подражания.

Демократическая Россия с жаром новообращенного начала воспроизводить пороки Запада в их самом тяжелом варианте. Правящая элита держит курс на отказ от базовых ценностей культуры вообще и своей страны в особенности и ориентируется на потребительски-технократический образ жизни, считая его идеалом. Это открытое самоотрицание и прямое насаждение бездуховности не встречает сопротивления народа...»56.

О «свободе» и «несвободе» еще в 1991 г. редактор журнала «Свободная мысль» И. Н. Дедков в обращении к читателям так выражал свои взгляды:

«В отличие от других мы не можем и не хотим заявлять о своей полной независимости. Мы открыто признаем, что зависимы: от нашего исторического прошлого (его не сжечь даже вместе с партбилетом), от законов нравственности, от требований добросовестности и объективности. Мы зависим от нашей убежденности, что насилие, ненависть, нетерпимость, национальный эгоизм и националистическая спесь губительны для свободного союза республик, для России, для их эволюционного, постепенного развития. Мы зависимы, потому что хотим всегда помнить об ответственности, без которой свобода и независимость опасны»57.

А. Прошкин (режиссер значимого фильма «Холодное лето пятьдесят третьего») говорит о духовном обвале 90-х годов.

«…Это, прежде всего, навязывание и засилие иноязычной поп-культуры. На экранах драки, секс и убийства. По всем каналам ТВ в день до 60 американских фильмов. «Люди начинают жить иллюзией западного мира, в состоянии внутренней эмиграции. Но для западного мира такие картины не опасны. Люди там знают некий секрет самоценности жизни. Она у них уютная, добротная. У нас чуть ли не половина населения живет за чертой бедности. Одни за «белых», другие за «красных». Для Запада насилие на экране — развлечение. Для нас — руководство к действию».

Наше кино в годы «реформ» осталось без героя. Раньше у Шукшина, Тарковского, Панфилова, Михалкова — любовь к Человеку главное. На уважении к Человеку выросла вся русская литература и культура в целом. Герой Шукшина, с точки зрения социальной лестницы, — простой человек. Но он мощнейший Человек, потому что является лучшей моделью всего человечества.

Искусство же 90-х было построено в основном на нелюбви к человеку. Эйфория хапания в герои прописывает вора и убийцу, подменяет действительные ценности ложными.

И как прорыв на этом поле, — успех фильмов «Брат» и «Бригада». Зрители оценили русский характер («по-русски рубаху рванув на груди…»), русский кураж. Национальный кураж — это готовность постоять за общие интересы, честность и патриотизм, это готовность сделать чуть больше, нежели в твоих силах, быть возмутителем спокойствия в стае ожиревших и осовевших.

Культ успеха и оптимизм молодости на Руси всегда вызревал в общинной взаимовыручке, и эта колея проложена лучшими для лучших.