Общие методические указания. 3 страница

Что касается истории и философии науки, то они являются связанными изначальным образом. Мысль о необходимом философском элементе исторического исследования присутствует в рассуждениях о смысле исторической науки известного историка и философа Р. Дж. Коллингвуда. Он определяет историю как исследование, предмет которого – действия людей, а цель – самопознание. «Принято считать, что человеку важно познать самого себя, причем под познанием самого себя понимается не только познание человеком его личных особенностей, его отличий от других людей, но и познание им своей человеческой природы. Познание самого себя означает, во-первых, познание сущности человека вообще, во-вторых, познание типа человека, к которому вы принадлежите, и, в-третьих, познание того, чем являетесь именно вы и никто другой. Познание самого себя означает познание того, что вы в состоянии сделать, а так как никто не может знать этого, не пытаясь действовать, то единственный ключ к ответу на вопрос, что может сделать человек лежит в его прошлых действиях».[16]. Поскольку историк науки задается вопросом о себе и о смысле прошлого опыта человечества, он занимает рефлексивную, философскую позицию. Понятно, что в этом смысле не может быть «слепой» истории науки, так же как и истории вообще. «Слепой» может быть названа лишь историография. В этом состоит первый смысл необходимого единства и дополнительности исторического и философского исследования.

Почему же не может быть «пустой» философии науки? Почему эти два способа исследования феномена науки в современной философской традиции с необходимостью соотнесены друг с другом? Представляется, что это так, поскольку история как контекст анализа научного знания неслучайным образом связана с философской проблемой объективности, а через нее с проблемами многообразия научных теорий и кризиса единого основания. Эти проблемы возникают в современном научном и философском знании с конца XIX века, актуализируя вопрос о том, какую из противоречащих друг другу концепций можно считать научной и имеющей отношение к реальности. Однако, возможно именно множественность, противоречивость и дополнительность различных научных теорий и установок, обнаруживающиеся в первую очередь в истории, дают основание считать научное знание объективным. При этом становится очевидным, что научное знание, во-первых, имеет отношение к действительности, которая всегда шире, чем мы можем помыслить о ней исходя из одной непротиворечивой модели научного знания, и, во-вторых, обладает характером всеобщности, так или иначе, объединяя возможности противоречивых концепций и методологических установок. А «единство» и дополнительность при этом может обеспечить то, что научное знание всегда имеет фундамент в философских концепциях своего времени, объединяющих возможности противоречивых тем, проблем, понятий и подходов. Итак, история науки есть исследование, раскрывающее борьбу и конструктивное взаимодействие научных противоречивых установок, подходов, теорий и концепций, демонстрирующее связь научного исследования с особенностями существования человеческой культуры в ту или иную конкретную эпоху. В этом смысле она может быть понята как необходимый контекст рассмотрения проблемы объективности научного знания как одной из самых существенных проблем современной философии науки. Тем самым оказывается проясненной и во втором смысле необходимая связь философии и истории науки в современной традиции.

Дополнительная литература:

1. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции. // Лакатос И. Методология исследовательских программ М. 2003.

2. Караваев Э.Ф. Взаимосвязи истории науки и философии науки // История и философия науки. Учебное пособие под редакцией Мамзина А.С. СПб., 2008 С.13-25

Контрольные вопросы:

1. Определите предметы различных наук о науке, а также отличие их подхода к анализу науки от философского.

2. Определите задачи и методы исторического исследования науки.

3. Проведите различие между реальной историей науки, историографией и рациональной реконструкцией истории науки.

4. Определите два смысла единства и дополнительности современного исторического и философского исследования науки.

3. Прежде всего, необходимо прояснить, что о самой философии науки можно рассуждать в двух взаимосвязанных смыслах слова. Во-первых, философия науки может пониматься в широком смысле как философствование о науке, которая представляет собой одну из проблем философии и при этом входить в контекст рассмотрения общих вопросов в рамках той или иной философской концепции. В этом смысле Платон и Аристотель, Декарт или Лейбниц, Гегель или Кант, Хайдеггер или Гуссерль занимались философией науки. Причем они полагали проблему науки одной из важнейших проблем философии, поскольку философия необходимым образом (исторически и логически) с ней связана. Можно называть рефлексию науки и ее обоснование, осуществляющееся в рамках такого философствования о науке метафизической[17] традицией философии науки. Во-вторых, философия науки может пониматься в узком смысле слова. В этом случае традиция, называемая позитивистской, возникает в середине XIX века и отличается от метафизической тем, что, отмечая очевидные успехи научной деятельности и их практические результаты, предполагает возможным и необходимым строить философию по образцу науки и делать науку единственным предметом философской деятельности. Представляется, что такого рода деление является оправданным еще и потому, что само возникновение позитивистской традиции философии науки связывается ее основателями с необходимостью предложить способы обоснования научного знания альтернативные существовавшим в метафизической традиции. Четыре этапа позитивистской традиции философии науки как ее исторические формы будут рассмотрены в следующих четырех вопросах, а в данном контексте можно в общем виде дать характеристику историческим формам метафизической традиции как рефлексии науки. При этом стоит остановиться на прояснении специфических задач философии в отношении к науке, к которым относится в первую очередь критическая функция, понятая в самом широком смысле слова, а также функция обоснования науки. Содержание этого вопроса можно соотнести с тем, о чем говорилось в первом разделе курса о проблемах и задачах философии науки.

Философия науки в значении обоснования научного знания и определения его границ начинается тогда же, когда и начинается сама наука. Если возникновение науки связывается с античностью и наука понимается в первую очередь как теоретическая деятельность, то первыми философами науки можно назвать Платона и Аристотеля. Об их понимании науки, отличии науки от философии и роли философии в качестве обоснования предпосылочного научного знания уже было сказано. Кроме того, Платон и Аристотель уделяли большое внимание проблеме классификации наук. В качестве наиболее значимой науки, самой близкой с философии, они определяли математику. Платон говорил, что искусство счета и математика более всего способствуют пробуждению души к созерцанию идей, то есть к размышлению. Так происходит постольку, поскольку математика позволяет обнаружить неоднозначность в вещах и возможность удивиться им. Это неоднозначность - противоречие единого и многого, которое обнаруживается при счете, когда мы применяем число к различным предметам. Аристотель, различая физику, математику и первую философию, определял, что математика, так же как и философия занимаются сущностями неподвижными, однако в отличие от предметов философии, предметы математики существуют не самостоятельно, а «как относящиеся к материи» (Метафизика, книга 6, гл.1). Оба античных философа сходятся в том, что только философия ставит задачу предельного обоснования сущности предмета и, соответственно, философское познание лежит в основании знания, получаемого в других науках. Однако это не значит, что философия способна завершить этот процесс обоснования наук. Такого рода знание доступно только уму божественному, знающему с очевидностью причины и начала всего сущего. Проблема обоснования научного знания имела место и в средневековой традиции. Уже упоминалось о концепции христианской мудрости, иерархии наук, предельное обоснование которых возможно только через Откровение.

В новом качестве проблема обоснования научного знания возникает в Новое время. При этом вопросы философии в первую очередь были связаны с проблемой обоснования универсальной науки о мире, на построение которой претендует человеческий разум, освобождающийся от связанности средневековой традицией. Остановимся подробнее на анализе эмпиризма, рационализма и трансцендентализма как трех форм рефлексии о науке в Новое время и методологических программах обоснования наук. Остановка внимания именно на этих формах не случайна, поскольку именно в Новое время в связи с возникновением математического естествознания как универсальной науки о мире, а также с утверждением человека как субъекта этой науки возникает необходимость и специальный интерес к вопросам обоснования наук, сохраняющийся и по сей день.

Эмпиризм (от слова empeiria – опыт) утверждает, что все наше знание происходит из опыта. В частности, имеется в виду и сенсуализм, т.е. учение о том, что знание происходит из чувственного опыта. Можно различить в эмпиризме утверждения генетического характера – «опыт есть единственный источник знания», и утверждение методологического характера, т.е. отрицание особой, отличной от простой регистрации опытных данных, роли разума в познании[18]. Методологический эмпиризм четко представлен у английского философа Дж. Локка. Согласно Локку ум в процессе восприятия, во-первых, играет пассивную роль и лишь воспринимает материал, который поставляют ему органы чувств и, во-вторых, действует лишь соединяя и сопоставляя несколько простых идей в сложные или обособляя одни простые идеи от других. Известный представитель английского эмпиризма Д. Юм так подытожил такого рода рассуждения: «Весь материал мышления доставляется нам внешними или внутренними чувствами, и только смешение или соединение его есть дело ума и воли»[19]. Таким образом, разум, по высказыванию Локка, есть лишь чистая доска (tabula rasa), на которой опыт пишет свои письмена. Эмпиризм представляет собой возможный вариант методологического обоснования наук на основе опыта. С помощью опыта можно сделать отчетливым смысл научных понятий и аксиом, содержание которых в отвлечении от эмпирического материала часто представляется не очевидным. Необходимо отметить, что опыт, который может служить основанием научного знания, это не простое чувственное восприятие, а правильно организованный эксперимент и наблюдение. Философская задача в отношении к наукам состоит при этом в том, чтобы, во-первых, обосновать опыт в качестве правильного основания знания и, во-вторых, разработать способы организации познания на основе опыта. Вторую задачу решает учение об истинной индукции Ф. Бэкона (1561-1626). Индукция не должна сводиться к простому перечислению фактов, которое, будучи неполным, дает лишь вероятностное знание, а полное – лишает смысла сам вывод. Истинная индукция должна включать противоречащие факты, а не только подтверждающие. Тогда существует возможность, делая вывод, определять его границы. Эмпиризм как методологическая программа научного знания больше применима к комплексу естественнонаучного знания.

Рационализм (от слова rationalis – разумный) как противопоставление эмпиризму оспаривает тезис об опытном происхождении нашего знания. Можно и в рационализме выделить утверждения генетического характера – «разум есть независимый от чувственного опыта и притом важнейший источник знания» и утверждения методологического характера, о том что «разум играет в познании особую роль, которая не сводится к простой регистрации и комбинированию данных опыта». Рационализм как методологическая программа обоснования наук связан с разработкой и утверждением в качестве базового дедуктивного метода научного познания и в качестве таковой больше применим к комплексу математических наук. В настоящее время представляется достаточно очевидной правота рационализма, что связано с развитием методов моделирования и идеализации, а также в связи с проникновением математических методов в другие науки. Становится очевидным, в каком смысле мышление может играть активную роль в познании, и что оно не исчерпывается «регистрацией и комбинированием» данных опыта. В разуме, иначе говоря, есть еще что-то. Такой аргумент можно найти у известного философа Нового времени Р. Декарта в его теории «врожденных идей». Более детально он разработан у Г. Лейбница, который иронически добавил к утверждению эмпиризма о том, что в разуме нет ничего, чего бы до этого не было в чувствах, фразу «кроме самого разума». Декарт в своей работе «Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках» формулирует 4 правила научного метода, два из которых очевидным образом выражают противоположные эмпиризму основания научного поиска. «Первое – никогда не принимать за истинное ничего, что не признал бы таковым с очевидностью, то есть тщательно избегать поспешности предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению». Понятно, что опыт исследования внешнего мира не может быть признан таковым. «Третье – располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу»[20].

Понятно, что противостояние эмпиризма и рационализма не является абсолютным. Однако когда речь идет об обосновании научного знания недостаточно указать на относительную правоту двух указанных подходов. Необходимо содержательно разработать способы совмещения аргументов эмпиризма и рационализма. Такую задачу решал немецкий философ И. Кант, в своей версии обоснования научного знания с позиций трансцендентализма [21].

Кант начинает свою работу «Критика чистого разума» утверждением того, что необходимым условием нашего познания является чувственный опыт. «Все наше знание начинается с опыта; ибо чем же побуждалась бы к деятельности способность познания, если не предметами, которые действуют на наши чувства и отчасти сами производят представления, отчасти побуждают деятельность нашего рассудка сравнивать их, сочетать или разделять, и таким образом перерабатывать грубый материал чувственных впечатлений в познание предметов. <…> Следовательно, во времени никакое наше знание не предшествует опыту»[22]. Итак, уже в первой фразе «Критики чистого разума» Кант признает правоту того, что мы определили как генетическое утверждение эмпиризма. Первый источник познания – опыт. Однако, единственный ли? Кант высказывает сомнение в этом и выдвигает гипотезу возможности еще одного источника познания. Знания, которые не имеют своим источником опыт, Кант называет априорными (от словосочетания a priori – до опыта), а те, которые произошли полностью из опыта, эмпирические знания – апостериорными (от словосочетания a posteriori – после опыта). Кант задается вопросом, действительно ли существуют такие знания, которые не имеют своим источником чувственный опыт? Даже на уровне здравого смысла нам понятен пример, который приводит Кант. О человеке, который подкопал фундамент своего дома, говорят, что он априори мог знать, что дом при этом упадет, т.е. ему незачем было проверять это на опыте. Однако Кант подчеркивает, что это не есть чисто априорное знание. Человек знает, что тела падают, если лишены опоры из своего предыдущего опыта или из опыта других людей. Канта же интересует возможность чистого априорного знания, то есть того знания, которое было бы совершенно независимо от опыта и, соответственно происходило бы из другого, чем опыт источника. В начале своей работы «Критика чистого разума» Кант говорит, что «все наше знание начинается с опыта», а несколько позже предполагает, что возможно найти еще один источник знания, кроме опыта. В этом нет противоречия. Тот «еще один источник знания», о котором говорит Кант, не существует до опыта, не предшествует опыту во времени, но при этом и не вытекает из опыта логически. Здесь опять работает то различие между генетическими и методологическими утверждениями, которое мы привели ранее. Все наше знание во времени начинается с опыта, однако в разуме есть еще один источник знания – наша способность знать, которая не зависит от каждого конкретного опыта, но только в опыте и проявляется. Эта способность существует как бы потенциально, в возможности. А в опыте она актуализируется.

Почему обнаружение этого второго источника так важно? Во-первых, знание, которое мы получаем из опыта, не обладает важными признаками необходимости и всеобщности. Только обладая этими признаками, знание становится научным. Таким образом, получается, что если мы не допустим какой-то еще источник познания, кроме чувственного опыта, мы не сможет объяснить как возможно научное знание. Второй аргумент Кант обнаруживает, анализируя формы научных суждений. Все наше научное знание имеет место в форме суждений – связи субъекта (то, о чем высказывается суждение) и предиката (свойства, которое приписывается суждению). Все наши суждения могут быть поделены на два типа. «Или предикат В принадлежит субъекту А, как нечто содержащееся (в скрытой форме) в этом понятии А, или же В находится вне понятия А, хотя и состоит в связи с ним. В первом случае, - пишет Кант, - я называю суждение аналитическим, а во втором – синтетическим»[23]. Приведем пример. Я высказываю суждение: «Собака имеет рыжую шерсть». В этом случае предикат рыжая не находится «внутри» понятия собака, ведь собака может быть разных цветов. Потому, когда я высказываю это суждение, я расширяю свое знание о собаке. Кант поэтому называет синтетические суждения расширяющими. Я присоединяю к понятию собака понятие рыжая, которое не содержится в ней (рыжими могут быть и разные животные и неживые предметы). А вот если я высказываю, например, суждение, «Человек – существо разумное», то я не добавляю нового знания о человеке. А лишь объясняю себе и другим что мы, в смутной форме уже предполагаем, когда говорим слово человек. В этом смысле понятие разумности полностью содержится в понятии человек, и наше суждение является аналитическим или, как говорит Кант, проясняющим, а не расширяющим наше знание о предмете. Понятно, что для того, чтобы высказать аналитическое суждение мне не нужно обращаться к опыту. Я могу просто анализировать уже имеющееся у меня понятие. А вот если я высказываю синтетическое суждение, то мне нужна некоторая основа, на которой я связываю субъект и предикат. На каком основании, например, я говорю, что «собака рыжая»? ответ понятен: потому, что я это вижу. То есть условием связи субъекта и предиката в суждении будет мой опыт. Однако мы помним, что опыт имеет один существенный недостаток – на его основе невозможно высказать суждения необходимые и всеобщие. Получается, что есть альтернатива. Либо у нас есть суждения всеобщие и необходимые, но тогда они только проясняющие и наше научное знание не может расширяться, либо они расширяющие наше знание, но тогда они не имеют отношения к науке. Для того чтобы было расширяющееся научное знание, должны быть возможны синтетические суждения, но такие, чтобы основанием связи субъекта и предиката был не опыт, а что-то еще. То есть должны быть возможны априорные синтетические суждения. Таким образом, ответ на вопрос о рациональном источнике научного познания связан у Канта с ответом на вопрос, как возможны синтетические априорные суждения или как возможно расширяющееся научное знание.

Итак, для того, чтобы были возможны синтетические априорные суждения и, тем самым, развивающееся научное познание, необходимо обнаружить то основание синтеза суждений, которое не происходит из опыта, а существует априорно. Это основание представляет собой некоторые формы, на основании которых происходит объединение. Наше познание, как всегда отмечали философы, имеет две ветви – чувственность и рассудок. Посредством чувственности объекты нам даны. Мыслятся же предметы рассудком. Рассмотрим сначала уровень чувственности. Кант дает следующие терминологические прояснения. Ощущение – это действие предмета на способность представления, (например, когда мы чувствуем холод или жар, сладкое или горькое, видим красное или зеленое). Чувственность (восприимчивость) – это способность получать представления тем способом, каким предметы воздействует на нас. Созерцание – это результат чувственного, непосредственного познания предмета. Человеческий рассудок по Канту не созерцает, а мыслит, действует не непосредственно, а опосредованно, то есть он мыслит, используя результаты, полученные на уровне чувственности, то есть созерцания. На уровне чувственности человеческая способность познания действует пассивно (как восприимчивость), на уровне рассудка – активно – как способность образовывать суждения. В чувственном опыте человек улавливает не объект как таковой, а то, как он нам предстает. Ведь ощущение – это изменение (действие), которое объект производит в субъекте. В феномене, то есть в вещи, представленной в чувственном опыте, Кант различает форму и материю. Материя, данная в отдельных чувствах всегда апостериорна – это то многообразие воздействий, которое мы получаем из внешнего мира. Формы же опыта задает субъект, благодаря форме чувственные данные выстраиваются в определенные отношения. Форма, по Канту есть способ функционирования нашей способности чувствовать и она априорна, то есть не зависит от того или иного конкретного опыта. Есть две формы чувственности или, как их называет Кант чистого созерцания – пространство и время. Всю материю опыта мы упорядочиваем с помощью этих априорных форм, так сказать распределяем все многообразие по порядку – «до», «после», «вчера», «завтра» - во времени; или «слева», «справа», внизу», «вверху», и т.д. – в пространстве.

Что же происходит на уровне рассудка? Рассудок занимается унификацией материала, который поставляет чувственность. Рассудок, в этом смысле, есть способность образовывать суждения, то есть соединять субъект и предикат в суждении. Активность рассудка Кант называет «синтезом». Принципы, по которым возможно соединение субъекта и предиката в суждении – это категории. Категории могут быть составлены в таблицу, разделены по родам. Кант выделяет двенадцать категорий, объединенных в четыре группы. Первая группа категорий количества (единство, множество, цельность). Вторая группа - категории качества (реальность, отрицание, ограничение). Третья группа – категории отношения (принадлежность и самостоятельность, причинность и действие, общение). И, наконец, четвертая группа – модальность, в которую входят категории возможность - невозможность, существование - несуществование, необходимость – случайность. Например, я могу высказать условное суждение: «если увеличивать температуру воды, то она необходимо перейдет из жидкого состояния в состояние газообразное». Могут быть суждения, в образовании которых задействовано несколько категорий. «Если на небе тучи, то возможно пойдет дождь» - в этом случае задействованы категории возможности и причинности. Важно при этом следующее. Суждения, которые мы высказываем, используя категории, имеют и априорное основание, то есть такого рода соединение субъекта и предиката, которое имеет место не зависимо от конкретного опыта и особенностей конкретного субъекта познания. Потому они обладают качествами необходимости и строгой всеобщности, поскольку возможны в силу наличия у любого субъекта универсальных форм организации научного познания.

«Наше знание возникает из двух источников души: первый их них есть способность получать представления (восприимчивость к впечатлениям), а второй – способность познавать через эти представления предмет (самодеятельность понятий). <…> Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один предмет не был бы мыслим. Мысли без содержания пусты. А наглядные представления без понятий слепы. <…> Эти две способности не могут замещать своей функцией одна другую. <…> Только из их соединения может возникнуть знание»[24]. Проблему как возможно подведение созерцаний под понятия и применения категорий к явлениям, Кант решает введением, так называемого третьего термина, который должен быть с одной стороны однородный с категориями, с другой – с явлениями. Промежуточное представление должно быть рассудочным и чувственным одновременно. Эта проблема является одной из самых сложных в теории научного познания Канта. Опосредующее звено Кант называет трансцендентальной схемой. Та человеческая способность, которая дает возможность осуществляться схеме – это способность воображения (или способность суждения). Рассудок признается за способность правил, а способность суждения за способность подводить под правила, то есть различать, подходит ли нечто под данное правила или нет. Хотя рассудок и способен к поучению посредством правил, тем не менее, способность суждения есть особый талант, который требует упражнения, но которому научиться нельзя. Проясняя вопрос о том, что такое трансцендентальная схема, Кант пишет, том, что она сходна с образом и, в то же время, отлична от него. Схема это образ, с указанием метода его применения. Это своего рода «прием», поставляющий понятию образ. В раскрытии смысла этих приемов важную роль играет время. Оказывается, что во всех случаях, когда мы что-либо мыслим, именно время предоставляет нам тот образ, в котором это мыслимое может быть представлено. Согласно Канту, этот схематизм нашего рассудка по отношению к явлениям и их простой форме глубоко скрыт в глубине человеческой души.

Таким образом, мы получаем два взаимосвязанных основания или условия синтеза (синтез чувственности и синтез рассудка), формирования научных суждений, которые априорны. Но есть еще третий синтез, который действительно необходим, поскольку необходимо указать принцип единства двенадцати категорий. Единство категорий определяется тем, что они принадлежат единому мыслящему субъекту. Кант называет это единство – трансцендентальным единством апперцепции или трансцендентальным единством самосознания. Это единство самосознания выражается от первого лица. Мы считаем, что познаем предмет, когда вносим единство в многообразие ощущений. Предельное единство, которое может вносить познающий субъект, это сознание того, что все мыслимое принадлежит Мне, как субъекту мысли. Это единство, где сплетается многообразие, - вовсе не индивидуальное Я всякого эмпирического субъекта, но сама структура мышления, общего для всех эмпирических субъектов, поскольку они мыслят. Синтетическое единство самосознания это наивысший момент действия человеческого рассудка, высший принцип человеческого познания и предельный пункт обоснования научного знания в его всеобщности и необходимости. Так осуществляется обоснование научного знания в его всеобщности и необходимости в трансцендентальной философии И. Канта[25].

Что касается современной философской традиции обоснования науки, то ее специфику можно связывать, во-первых, с преемственностью идей, идущих от Аристотеля и Платона о том, что науки ориентированные на опыт в своем стремлении к познанию, должны опираться на метафизические основания, с позиции которых возможна критика предпосылочности позитивного научного знания. В этом смысле можно отметить проект фундаментальной онтологии М. Хайдеггера (1889-1976) как науки о бытии и философии как строгой науки Э. Гуссерля (1859-1938). Во-вторых, собственная определенность современной традиции может быть связана со стремлением обосновать объективность научного знания исходя из анализа субъекта научного познания, однако уже не в универсальном его понимании, но в контексте истории, которая служит основанием формирования тех или иных научных познавательных ориентиров, проблем и подходов. К воплощениям такого рода идей можно отнести исследование «исторического априори» М. Фуко (1926-1984) в его археологии знания, а также разработку Э. Гуссерлем понятия «жизненного мира» из очевидностей которого и в отношении к которому и возникает научная деятельность.

Дополнительная литература:

Кант И. Критика чистого разума. Введение. СПб., 1993.

Декарт Р. Рассуждения о методе…// Декарт Р. Сочинения в 4-х томах Т.1 М., 1989.

Бэкон Ф. Новый органон. // Бэкон Ф. Сочинения в 2-х томах. Т.2. М., 1978.

Контрольные вопросы:

1. Определите различие метафизического и позитивистского философских подходов к анализу феномена науки.

2. В чем состоят принципиальные положения эмпиризма и рационализма как методологических программ обоснования научного знания?

3. Аргументируйте необходимость трансцендентального подхода к обоснованию научного знания и раскройте его смысл.

4. Каковы особенности современной философской традиции обоснования наук?

4. Позитивистская традиция в философии науки (классический позитивизм и эмпириокритицизм). При рассмотрении данного вопроса необходимо обратить внимание на то, что проблема обоснования научного знания в XIX-XX вв. приводит к возникновению и позитивистской традиции. Однако дополнительным основанием, определяющим специфику позитивистского подхода к данной задаче, служат возникающие в начале XX века проблемы оснований научного знания, а точнее невозможность их однозначного прояснения в контексте классической метафизики. Именно это определяет критический настрой позитивизма в отношении метафизики и требование строить философское исследование по образцу конкретно научного и в ориентации на решение научных задач. Итак, исторические условия развития позитивизма на протяжении четырех основных этапов - успехи научной деятельности и кризис оснований научного знания[26].