Мужские стереотипы поведения в старообрядческой среде: на материалах русских-липован Подунавья

РНИИ культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева МК РФ и РАН

Институт этнологии и антропологии РАН им. Н.Н. Миклухо-Маклая

МУЖСКОЕ» В ТРАДИЦИОННОМ И СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ

Москва

Содержание

С.Б. Адоньева (Санкт-Петербург)

Женщина как территория (anima в мужском автобиографическом тексте) 9

Н.В. Аксёнова (Харьков)

Мужская атрибуция игр с использование палки
(по материалам Слобожанщины в конце XIX – начале ХХ ст.).. 9

Н.В. Алексеева (Череповец)

Мужчина и женщина: особенности подвижничества в русской православной традиции 10

М. Д. Алексеевский (Москва)

Роль хозяина крестьянской семьи в организации будничных
и праздничных трапез..................................................................... 11

С.Н. Амосова (Вятка)

Особо почитаемые мужские святые на территории Вятского края 12

Н.И. Андреева (Ставрополь)

Гендерная культура в современном российском обществе......... 12

Р.В. Багдасаров (Москва)

Запорожское войско: восточноевропейский воинский орден.... 14

Е.М. Белецкая (Тверь)

Мир казака в песенном фольклоре................................................. 15

Н.И.Бондарь (Краснодар)

Ритуально-обрядовая смена пола у восточных славян................ 15

Т.И. Борко (Тюмень)

Обрядовый травестизм: мифология андрогина
или апология женского?................................................................. 16

А.В. Бородина (Санкт-Петербург)

«Мужик» в зеркале иерархий российской маскулинности
(социолингвистический аспект)................................................... 17

В.Н. Буркова, В.М. Тименчик (Москва)

Проявление агрессивного поведения у мальчиков-школьников (11–17 лет)
города Москвы................................................................................. 18

М.Л. Бутовская (Москва)

Половой отбор и различия мужских и женских сексуальных стратегий в традиционных и индустриальных обществах............................................................ 19

М.Г. Вадейша (Санкт-Петербург)

Авто- и гетеростереотипы мужского и женского поведения в интервью
русских переселенцев из Средней Азии и Закавказья................. 20

М.М. Валенцова (Москва)

Оппозиция мужской / женский в славянской культуре.............. 21

И.С. Веселова (Санкт-Петербург)

Рассказ о первых штанах: об одном устойчивом сюжете в мужских автобиографических текстах 23

В.В. Воронин (Краснодар)

Отец в семье кубанских казаков: статус и функции.................... 23

А.И. Ганчев (Одесса)

Статус и роль мужчины в традиционной болгарской семье
во второй половине ХХ в............................................................... 25

Д.В. Громов (Москва)

Спонтанные процедуры инициационного типа в современном обществе 25

С.В.Гусев (Москва)

Культ фаллоса у охотников-собирателей...................................... 26

В.Н. Гущина (Воронеж)

Трансформация традиционно-фольклорных мужских образов
в поэзии Алексея Кольцова............................................................ 28

Н.Ю. Данилова (Санкт-Петербург)

«Срочники», «пиджаки», профессионалы: репрезентации мужественности
в современной автобиографической военной литературе......... 29

И.И. Дорофейчук (Минск)

Мужчина и женщина в традиционной белорусской обрядности 30

Н.В. Дранникова (Архангельск)

Мужской и женский текст в песнях-дразнилках о деревнях...... 31

П. В. Иванов (Тамбов)

Отражение маскулинных тенденций в религиозной жизни поздней Римской империи (на примере митраистических общин)................................................................ 32

Л.В. Калмычкова (Краснодар)

Вампиризм: мужское и женское начало (на материале европейских народов) 33

В.Л. Кляус (Москва)

Мужчина-казак: идеал и реальность (по материалам казачьего фольклора Забайкалья) 34

П.В. Ковалев (Москва)

Гетерия Алкея и фиас Сапфо на Лесбосе VII–VI вв. до н.э........ 35

С.В. Комарова (Санкт-Петербург)

Этнопсихологические стереотипы и современное искусство:
рассказ о «Дяде Сереже»................................................................. 35

И.С. Кон (Москва)

Фаллократия и логократия как альтернативные модели маскулинности 36

В.А. Коршунков (Киров)

Ссора мужиков на дороге: дорожные конфликты в России....... 37

Ю.А. Крашенинникова (Сыктывкар)

Атрибуты дружки в севернорусской свадьбе: прагматические и знаковые функции предметов 38

Е.В. Кулагина (Казань)

Социальные институты в формировании «мужского»............... 39

А.Н. Кушкова (Санкт-Петербург)

Отцовское проклятие: повседневная практика и народная
юридическая традиция.................................................................... 40

Т.Б. Легенина (Ставрополь)

Роль гендерных стереотипов в процессе воспитания................. 40

И.В. Людевиг (Санкт-Петербург)

Молодежные конфликты деревни и города (этнографические истоки) 42

M. Maeva (Sofia)

The Role of the Man in the Turkish Family....................................... 43

Е.И. Маркова (Петрозаводск)

Роль мужчины-творца в воскрешении национальной памяти... 43

О.В. Матвеев (Краснодар)

Подготовка к службе в исторических представлениях кубанских казаков 43

М.Г. Матлин (Ульяновск)

Гендер и смех: половая инверсия в свадебном обряде «Поиски ярки» 44

И.С. Маховская (Минск)

«Мужское» в белорусской традиционной родинной обрядности: роль и функции мужа 45

Е.Ю. Мещеркина (Москва)

Биографическая структурация мужского жизненного пути....... 46

В.Ю. Михайлин (Саратов)

Неопределенность мужского статуса как основа эпического конфликта: дилемма Ахилла 47

М.В. Михайлова (Москва)

Мужская модель поведения как проекция авторской мизогинии
(творчество М. Криницкого).......................................................... 48

И.А. Морозов (Москва)

Мужчина и его двойники (культурные проекции мужской самоидентификации) 48

О.И. Мотков (Москва)

Мужское и женское: иллюзорность традиционных представлений о психологическом облике 50

А.В. Моторин (Новгород)

Православная антропология в творчестве Гоголя....................... 52

М.Г. Муравьева (Санкт-Петербург)

Джентльменство: базовая концепция идентичности политической элиты 52

А.Е. Наговицын (Москва)

Маскулинные и феминные роли в мифологических системах.. 53

И.Н. Некрасова (Тверь)

Голузинская кадриль. К вопросу об этнических и эстетических нормах мужского поведения на беседах............................................................................................................ 53

А.А. Немцов (Москва)

Жизнь, смерть, поиск идентичности в культурно-историческом
сюжете России.................................................................................. 54

Е.А. Окладникова (Санкт-Петербург)

Аксиология «мужского»................................................................. 55

И.П. Олехова (Тверь)

Разрушение традиционных стереотипов мужского и женского
в творчестве О.Шапир..................................................................... 56

Н.И. Павлова (Тверь)

Мужчина и мужественность в произведениях писательниц начала XX века (роман Е. А. Нагродской «Гнев Диониса»).............................................................................. 57

А.В. Парщик (Харьков)

Гендерные аспекты в развитии православного духовенства Украины
(ХІХ – начало ХХ вв.)..................................................................... 57

В.Н. Петров (Краснодар)

Гендерные особенности толерантности-интолерантности в ситуациях взаимодействия этнических мигрантов и местного населения................................................... 58

В.А. Поздеев (Киров)

Побег из закрытых корпоративных сообществ (психологические аспекты) 59

С.А. Попов (Воронеж)

Мужские антропонимы в топонимической системе Воронежской области 60

М.В. Пулькин (Петрозаводск)

«Славнии учители самогубительныя смерти» (наставники старообрядцев-самосожигателей в конце XVII–XVIII в.)................................................................................. 61

Н.Л. Пушкарева (Москва)

Иванушка-дурачок как зеркало гендерного баланса (еще раз
о немужественных мужчинах в русской национальной традиции) 62

Н.К. Радина (Нижний Новгород)

«Мужская культура», агрессивность и террор: киноанализ и рефлексия социальных проблем 63

П.В. Румянцева (Санкт-Петербург)

Образы отца и матери в этническом самосознании старшеклассников еврейского происхождения 64

М.А. Рыблова (Волгоград)

Вольные братства донских казаков: стратегия жизни в «Диком поле» 65

Т.Б. Рябова (Астрахань)

Маскулинность в политическом дискурсе современного российского
общества............................................................................................ 66

Л.Э. Семенова (Нижний Новгород)

Воспитание мужчины как будущего родителя: состояние проблемы в современной России 67

Ю.И. Смирнов (Москва)

Мужская часть фольклорной традиции......................................... 68

О.В. Смирнова (Тверь)

Нетрадиционные мужские образы в произведениях Е.Тур........ 69

И.А. Снежкова (Москва)

Этническое и социальное неравенство мужчин (по материалам
современных социологических исследований)........................... 69

В.Ф. Спиридонов (Москва)

Становление компетентности как механизм профессионального развития 70

В.А. Суковатая (Харьков)

Маскулинность и квир-идентичность в литературных
и академических практиках России и США: политики репрезентации 71

М.Ю. Тимофеев (Иваново)

«Мужское» в названиях и визуальных репрезентациях современных
крепких алкогольных напитков России........................................ 73

А.А. Улюра (Киев)

«Маскулинный маскарад» в русской культуре XVIII века........ 74

С.А. Ушакин (Москва)

Ревизия мужественности: (раз)влечение различения.................. 75

А.В. Фролова (Москва)

Смена социального статуса и специфика юношеских развлечений и игр 76

С.Ф. Хрисанова (Киев)

Мужчины и женщины как две глобальные социальные общности 77

Ж.В. Чернова (Санкт-Петербург)

Мужское образование в России: история, методология, практика 78

И.Д. Черных (Одесса)

Соотношение «мужского» и «женского» в индийской и китайской мировоззренческих парадигмах периода «осевого времени»............................................................ 78

Е.М. Четина (Пермь)

«Вот возьму и повешусь...»
(вариант «ухода» в коми-пермяцкой народной культуре).......... 79

Е.З. Чикадзе (Санкт-Петербург)

«Для пьянства есть такие поводы»: мужские сценарии.............. 80

В.К. Шабельников (Москва)

Мужские и женские стратегии поведения в изменяющихся
социальных условиях...................................................................... 81

А.А. Шайкин (Орел)

«Мужское дело творите…» (древнерусский князь по произведениям
XI–XIII веков).................................................................................. 81

Ш.Р. Шакурова (Уфа)

Этноконфессиональная специфика формирования образа мужчин
и женщин в башкирском обществе................................................ 82

Ш.Р. Шакурова (Уфа)

Права мужчин в исламе (к постановке проблемы)...................... 83

В.Э. Шарапов (Сыктывкар)

О «мужской» традиции в культуре рассказывания сновидений
у современных коми и хантов........................................................ 84

А.В. Шашкин (Казань)

Конструирование уличных маскулинностей: власть и насилие
в молодежных группировках........................................................ 84

И.Я. Шевцова (Иркутск)

Агрессия и насилие в мужском сознании и бессознательном.... 85

Т.Б. Щепанская (Санкт-Петербург)

Посвятительные ритуалы в профессиональных традициях........ 86

П.П. Щербинин (Тамбов)

Мужские стратегии поведения: повседневная жизнь детей в России
в периоды войн начала ХХ в.......................................................... 87

Е.А.Ягафова (Самара)

Мужчина в традиционной культуре некрещенных чувашей: серен и вирем1 88

М.В. Яковлева (Санкт-Петербург)

Социализация мужчин в контексте
профессионального спорта (гендерный аспект)........................... 91

А.В. Гнездилов (Санкт-Петербург)

Проблемы смерти у мужчин и женщин 92

От редколлегии

В данный сборник вошли тезисы докладов, представленных на ежегодную научную конференцию «“Мужское” в традиционном и современном обществе» (16–18 апреля 2003 г.), которая организована РНИИ культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева МК РФ и РАН совместно с Институтом этнологии и антропологии РАН им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Основной акцент в научной дискуссии сделан на этнопсихологических и этносоциологических аспектах маскулинности. Докладчиками представлены результаты исследований мужских стратегий поведения (в том числе, конфликтности и агрессивности в различных социокультурных, этнокультурных и профессиональных группах), гендерных аспектов межвозрастной и межэтнической напряженности, рассмотрены особенности мужских и женских этнообразов (система ценностей, образ жизни) и их отражение в различных видах искусства, этнопсихологические аспекты воспитания мальчиков и др. В докладах использованы результаты современных этносоциологических, этнопсихологических и этнографических исследований (в т.ч. в аудиовизуальных фиксациях).

Данная проблематика в настоящее время находится в фокусе научного и общественного внимания как в России, так и за рубежом. Об интересе к теме свидетельствует рост публикаций и научных мероприятий в разных областях знания, посвященных гендерной маскулинной тематике. Социальным проявлениям мужского и мужественности посвящены, например, ряд исследований и конференций, проводимых в США (University of Illinois at Urbana-Champaign/Summer Research Laboratory) и Германии, издания Института этнологии и антропологии РАН («Мужской сборник», книги и статьи Центра этногендерных исследований ИЭА РАН) и РОО «Московский центр гендерных исследований» ИСЭПН РАН и др.

На круглом столе «Мужские ценности и мировые религии», проведенном в на рамках конференции (18 апреля) с участием психологов, философов, представителей конфессиональных объединений проанализированы стандарты маскулинности в различных религиях, соотношение между гендерной спецификой и конфессиональной принадлежностью индивидов и социальных групп. Сделана попытка осмыслить закономерности взаимодействия и взаимовлияния конфессиональных и гендерных факторов, а также их воздействие на формирование мировоззрения и культурных стереотипов различных социумов. Результаты конференции и круглого стола будут опубликованы в очередных выпусках «Мужского сборника» и журнале «Этнографическое обозрение».

В данном сборнике помещены все (без исключения) тезисы, присланные на конференцию. Ряд текстов дается в сокращенном варианте. В некоторых случаях проведена минимальная редакторская правка.

 

Информация о конференции будет представлена на сайте Института Этнологии и Антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая по адресу www.iea.ras.ru, а также на специальном сайте по адресу www.mujskoe.lodya.ru.

 

Тезисы докладов

С.Б. Адоньева (Санкт-Петербург)

Женщина как территория
(anima в мужском автобиографическом тексте)

В течение 2002 года Пропповский Центр при поддержке Института «Открытое общество» осуществлял культурный проект «Конкурс биографий. Русская провинция. ХХ век». Одной из его задач было создание фонда автобиографий региона, в котором проходят в течение последних десяти лет фольклорные экспедиции Санкт-Петербургского Университета — южного и северного Белозерья. В числе других автобиографических материалов в нашем распоряжении оказался дневник жителя Островского сельсовета Вашкинского района Дмитрия Петровича Беспалова, который хранится ныне в районном краеведческом музее пгт. Липин Бор. Дневник начинается с даты 10 сентября 1945 года и заканчивается датой 20 августа 1946 года.

Об авторе, помимо информации из дневника, нам известно немногое: известно, что он уехал из родного края в конце сороковых годов, известно также и то, что он умер в семидесятых годах в доме инвалидов, семьи и потомства не оставил. Этот дневник был в числе других материалов, которые составили, наряду с автобиографиями, направленными на конкурс, основной корпус текстов, на основании анализа которых была создана передвижная выставка «Музей биографий», представленная летом 2002 г. в Липином Бору, Белозерске и Петербурге.

Для того чтобы выделить основные тематические блоки автобиографической прозы мы разделили материалы, и каждый из участников проекта читал свою часть, после чего выделенные темы обсуждались совместно.

Знакомство с этой рукописью, автором которой был, несомненно, очень неординарный человек открывает целый ряд новых тем (этнографических, фольклорных, поэтико-риторических, антропологических). Основной ее сюжет личная и общественная жизнь молодого человека (автору 21 год) в послевоенной деревне, а также его взгляды на цель и смысл жизни вообще, его риторические и поэтические опыты, ориентированные на классическую русскую литературу с одной стороны и на фольклор, с другой.

Эта, предусмотренная автором, позиция делает возможной для нас обсуждение темы, являющейся одной из центральных тем дневника. Эта тема — девушки и отношения автора с ними. А поскольку эта сфера отношений дана через призму авторской оценки, одной из наиболее интересных задач для меня показалось выделение тех характеристик, посредством которых пишущий дневник молодой мужчина конструирует для себя женский образ.

Н.В. Аксёнова (Харьков)

Мужская атрибуция игр с использование палки
(по материалам Слобожанщины в конце XIX – начале ХХ ст.)

Исследователями уделено недостаточно большое внимание мотивации запрета участия в игре лица противоположного пола через раскрытие семантики игры и её терминологии. Поэтому мы постараемся раскрыть семантику подобных игр.

Особую группу составляют игры мальчиков с бросанием палки — «Вол», «Вывертень», «Ласточка», «Шкопырть». Палки для игр («кий», «ковинька») специально изготовлялась, исходя из роста конкретного ребенка, и метилась. Следует отметить, что название «кий» соотносится с глаголом «ковать», имеет неоспоримую связь с героем-змееборцем. Использование палицы в игровой ситуации позволяет отождествлять её с оружием=фаллосом и рассматривать в качестве предмета, который производит удар, имеющий целью перерождение/превращение. Символика бросания палки (=penis’а) подробно рассматривалась Н.И. Толстым. Манипулирование палками в этих играх имело символику обучения искусству владения оружием (=фаллосом), семантика которых во многих значениях сливается и имеет большое значение для вхождения юношей во взрослую жизнь.

Вторую группу составляют игры с использованием не только палки, но и предмета, который с помощью палок, катают по земле — «Свинка» (с несколькими видами «Свинку загонять», «Солодючка», «Загонючка», «Гилла», «Дук»), «Масло», «Месяц». Этим предметом является мяч или мерзлый навоз. Рассмотрение процесса изготовление мяча для игры и проведение параллелей со скотоводческой магией, позволяет нам сделать вывод о тесной связи понятий мяча и стада. Связь с символикой скота подчеркивается и названием игр — «Свинка», «Масло». Важно замечание Т.А. Бернштам о том, что мяч, отождествляется с невестой, за которую берут выкуп «на мяч». Через понимания стада как женщины и стада как мяча можно выстроить семантический ряд женщина=стадо=мяч.

Семантика термина «свинка» (мерзлый навоз) реконструируется через принадлежность к атрибутам бога Велеса (св. Василий), как покровителя домашних животных. Подобные представления следует, по моему мнению, рассматривать в контексте, так называемого, основного мифа, в котором идет речь о похищении стад богом Велесом или умыкании им жены бога-Громовержца.

Участие в подобных играх было необходимо каждому мальчику для полноценного вхождения в разряд взрослых, что было не возможным без наличия низшего социального статуса — пастушка. Этот первоначальный статус дает возможность мальчику не только овладеть профессиональными навыками (социальная сфера), но и освоить знания о мифе (сакральная сфера). Поэтому

Можно предположить, что игры подобного рода не только социализировали подростков, они давали им возможность оперировать понятиями космогонического порядка. Подобные игры дублировали представление о том, что смене времен года предшествует поединок между богами.

Н.В. Алексеева (Череповец)

Мужчина и женщина: особенности
подвижничества в русской православной традиции

Мужчина — защитник. По мнению русского народа это его главное, божественное предназначение. Недаром три ипостаси этого предназначения широко представлены в сонме русских православных святых: воин (Александр Невский), мудрец (князь Ярослав Мудрый, в данном контексте — правитель), подвижник-молитвенник (Сергий Радонежский). Подвижничество имело разные уровни сложности и отречения от мира. Выражалось оно в таких формах как старчество, келейничество, монашество, странничество, нищенство и юродство во Христе.

Отношение в целом к подвижничеству в народе было положительным. Хотя в крестьянской среде существовало мнение, что мужчина должен работать на земле, так как «молиться легче, чем работать». Однако если такое случалось, то односельчане считали, что у них появился заступник перед Богом.

Сам выбор такого жизненного пути в каждом случае имел свои особенности. Не говоря уже о том, что побудительные причины отречения от мира у мужчин и женщин отличались. Любое подвижничество имеет основой желание всецелого служения Богу. Но каждый подвижник обществом рассматривался как молитвенник, заступник перед Богом за это общество и сам являлся неотъемлемой его частью. Но и здесь женское и мужское подвижничество различалось. Главным было то, что первые служили (и поныне служат) миру, даже в случае ухода от него, а вторые — молились (и молятся) за мир.

М. Д. Алексеевский (Москва)

Роль хозяина крестьянской семьи в организации
будничных и праздничных трапез

Особый статус старшего мужчины в крестьянской семье — «хозяина» или «большака» неоднократно становился предметом внимания исследователей. В данной статье рассматривается модель поведения хозяина во время будничной и праздничной трапез. В работе используются материалы этнолингвистической экспедиции РГГУ в Каргопольский район Архангельской области.

В описании будничных крестьянских трапез обращает на себя внимание тот факт, что хозяин дома имел строго определенное место за столом, обычно он сидел в большом углу, под иконами, на это место не мог садиться никто другой. Статус хозяина, сидящего за столом на знаковом месте под иконами, определял и некоторые правила застольного этикета. Именно хозяин первым пробовал все блюда, те, кто пытался начать есть раньше, получали от него ложкой по лбу. Хозяин же давал условный знак, после которого можно было переходить к следующему блюду. Нельзя было выходить из-за стола раньше, чем это сделает хозяин.

Будничная трапеза была принципиально пространственно замкнута, посторонние люди не могли принять в ней участие, а участвовавшие в трапезе члены семьи должны были согласовывать свои действия с хозяином, управлявшим застольным ритуалом.

Трапеза в день праздника, напротив, была принципиально открыта, гости могли приходить и уходить в любой момент. В описании праздничных трапез бросается в глаза изменение места хозяина. В Костромской губернии в праздник «хозяин потчует гостей, сидя на особом стуле отдельно от всех, а большею частью стоя», в Тюменской губернии «за стол садятся одни гости: садиться хозяевам вместе с гостями считается предосудительным».

Мы видим, что хозяин либо не участвует в трапезе, лишь прислуживая гостям, либо сидит отдельно от всех на особом стуле, оставляя гостям почетные места за столом. Вместо него в большом углу, под иконами сидели «почетные гости», каковыми во Владимирской губернии считались «зять и его родители», то есть гости, связанные непрямым родством с хозяином, а в Енисейской губернии на самое почетное место сажали священников. Таким образом, на праздник наибольшее внимание и почет оказывалось именно гостям со стороны, «чужим». Тип трапезы и ее семантика напрямую влияют на поведение хозяина семьи.

С.Н. Амосова (Вятка)

Особо почитаемые мужские святые
на территории Вятского края

Для определения особо почитаемых святых на территории Вятского края были использованы описания крестных ходов, праздников и часовен, которые были установлены в честь иконы какого-либо святого.

Наиболее почитаемыми святыми на территории Вятского края были святой Николай (он был особо популярен на территории края, особенно в Орловском уезде), архангел Михаил, Илья-пророк, святой Георгий, мученики Флор и Лавр, Иоанн Креститель, святой Александр Невский, большой популярностью пользовался образ Спаса. Из женских образов самый почитаемый — Богородица, встречаются упоминания о святой Параскеве-Пятнице и святой Екатерине. Надо отметить, что эти святые были популярны в целом в России.

Но на территории края существовалии свои особенности. Так Спас пользовался гораздо большей популярностью, чем Богородица. Его иконы былиболее значимы в народной культуре вятских крестьян (о них рассказывали различные легенды, они чаще других являлись чудотворными). Самые известные из них — «Спас колотый» и чудотворная икона Спаса из Спасского собора города Вятки. «Спас колотый» находился в селе Верховском Орловского уезда. Легенда рассказывала, что когда на село напали вотяки, они раскололи икону и использовали ее части в качестве скамьи в лодке, но как только они на них сели, то тут же ослепли. Иконы Богородицы имели меньшее значение, несмотря на то, что присутствовали во всех крестных ходах. Они играли в них второстепенную роль. Вообще, образы женских святых не были особо почитаемыми на территории края. Так, святая Параскева-Пятница пользовалась на территории Вятского края меньшей популярностью, чем в целом по России.

Особенностью культов мужских святых является то, что они имели воинственную окраску. Так, значимы были культы святых-воинов — Александра Невского и святого Георгия. Святой архангел Михаил также имеет в народной культуре черты воина. Пользовался популярностью образ Николы Можайского, а он обычно изображался с мечом в руках.

Таким образом, на территории Вятского края особо почитались те же святые, что и на территории других губерний России. Но особенностью края был особый воинственный характер культов этих святых, а также небольшое значение культов женских святых по сравнению с мужскими культами.

Н.И. Андреева (Ставрополь)

Гендерная культура в современном российском обществе

Гендерные исследования как новое научное направление возникло в 70–80 гг. ХХ в. в Европе и Америке. В отечественной науке гендерные исследования появились в начале 90-х гг. ХХ в. как междисциплинарное направление, включающие в себя разные науки: философию, антропологию, социологию, педагогику, историю, политологию, культурологию и т.д. Современные зарубежные и отечественные гендерные исследования развиваются в двух направлениях: women^’s studies (женские исследования) и men^’s studies (мужские исследования).

До конца 1980-х годов гендерные и женские исследования употреблялись как синонимы, начиная с 1990-х годов под гендерными исследованиями стали понимать изучение всех форм взаимодействия и сосуществования мужчин и женщин в разных культурах и обществах.

Открытие понятия «гендер», а также дифференциация категорий «пол», «sex», «гендер» позволяет лучше разобраться во многих проблемах пола, рассматривая биологические и социокультурные факторы как вместе, так и независимо друг от друга. Разграничение понятий «пол» и «гендер» позволяет осуществлять дифференцированный анализ парных категорий:

1) мужское — женское;

2) мужественное — женственное;

3) маскулинное — феминное;

4) маскулинная женщина — феминный мужчина;

5) типичная — нетипичная женщина;

6) типичный — нетипичный мужчина.

Рассматривая их соотношение как общечеловеческое и специфическое, как универсальное и конкретное, как типичное и особенное, как часть и целое и т.д.

Понятие «гендер» в современной науке имеет несколько значений и используется в разных контекстах: 1) гендер как стратификационная категория; 2) гендер как культурная метафора; 3) гендер как научная дифиниция; 4) гендер как социокультурный конструкт и т.д. В отличие от понятия «гендер» неразработанными и неиспользованными оказались понятия гендерная проблема, проблема пола и др.

Итак, под проблемой пола понимается теоретическое изучение и разрешение комплекса вопросов и задач, рассматривающих роль и место мужчин и женщин в обществе, генезис, детерминацию и трансформацию их отношений в общественном развитии. Проблема пола в истории развивалась в нескольких направлениях: согласно первому направлению (биологическому) пол определяется биологически.

З.Фрейд говорил «Анатомия — это судьба». Согласно второму направлению (гендерному) пол определяется социокультурно. Симона де Бовуар подтвердила свою теорию фразой: «Женщиной не рождаются, женщиной становятся». Автор отдает предпочтение третьему направлению (биогендерному). Т.е пол определяется биологическими и социокультурными факторами одновременно, т.е. женщинами и мужчинами сначала рождаются, а потом становятся. Итак проблема пола является бинарной по своей природе- биосоциальной, т.к. состоит из двух компонентов: естественно-природного, включающего морфологические, анатомические, физиологические, психологические различия полов и социокультурного, причем естественно-природный компонент остается постоянным в то время как гендерный — подвижным и изменчивым.

Гендерная проблема — это выявление социокультурных факторов, детерминирующих различия в поведении, социальных и других функциях мужчин и женщин. Гендерная проблема является частью проблемы пола и соотносятся они как часть и целое.

В обобщенном виде можно выделить следующие основные аспекты:

1. Социальную ранжированность, определяющую роль мужчин и женщин в обществе (престиж, социальная репутация, степень уважения и т. д.);

2. Социальную стратификацию, определяющую место мужчин и женщин в обществе (социальный статус, место в социальной иерархии и т. д.);

3. Проблему взаимоотношения полов или диалог полов (социокультурный);

4. Семейно-брачные отношения.

Гендерная проблема взаимосвязана с гендерной культурой. В результате научного исследования выявлена закономерная связь: чем выше уровень социокультурного развития общества, тем выше уровень культурного взаимодействия между полами. И наоборот, чем выше уровень социокультурного развития общества, тем выше уровень культурного взаимодействия между полами.

В истории человечества выделены три основных типа гендерной культуры: 1. Матриархат; 2. Патриархат; 3. Биархат.

При более подробном их рассмотрении автором предлагается, классификация основных типов гендерной культуры: 1) Чистый матриархат; 2) Чистый патриархат; 3) Смешанный матриархат; 4) Смешанный патриархат; 5) Чистый биархат; 6) Смешанный биархат; 7) Бесполый биархат.

В результате анализа классификации гендерной культуры сделаны следующие выводы:

1. Бесполая культура бесперспективна и может привести к негативным социальным последствиям;

2. Современная российская гендерная культура является смешанным патриархатом;

3. Оптимальным вариантом гендерной культуры является смешанный биархат;

4. Любой тип гендерной культуры в чистом виде построен на доминировании одного пола над другим, что ведет к гендерному конфликту.

В основе гендерного конфликта лежит половая дискриминация, колеблющаяся от скрытой «завуалированной» формы до открыто враждебной. Решение гендерного конфликта возможно с помощью определенных мер: с одной стороны, законодательно, с другой стороны, через формирование гендерной толерантности в общественном и индивидуальном сознании. Под которой понимается объективное, непредвзятое отношение к представителям другого пола, включающее онтологический, гносеологический, аксиологический, правовой и другие аспекты общественной жизни.

В современной философской науке возникла актуальная необходимость выработки новой парадигмы мышления о соотношении мужского и женского начал в обществе. Автором подчеркивается особая роль гендерной культуры и ее влияние на формирование общественного и индивидуального сознания в духе гуманизма, толерантности, мудрости, целесообразности, преодоления гендерных предрассудков и стереотипов.

Р.В. Багдасаров (Москва)

Запорожское войско: восточноевропейский воинский орден

Запорожское войско — объединение, имеющее черты архаичного мужского союза. Его можно рассматривать как воинское, «рыцарское» братство; в то же время, запорожское войско имеет черты союза, организованного по религиозному принципу, что сближает его с монашеским орденом.

В докладе будет рассмотрены условия образования запорожского войска (конец XV века), его характеристики в сравнении с другими воинскими объединениями Европы, присутствующие у запорожцев черты христианского воинского ордена и их объяснение в контексте православной традиции, особенности Запорожского войска в ряду других казачьих войск, внутренние и внешние причины кризиса и распада Сечи.

Е.М. Белецкая (Тверь)

Мир казака в песенном фольклоре

Мир казака — это многомерное пространство, в котором пересекаются, накладываются друг на друга различные плоскости. Это историческое, географическое, этническое пространство, в котором существуют определенные отношения: «человек — природа — общество». Специфика этого мира в том, что в центре — социально маркированный человек, выполняющий различные ролевые функции, в связи с чем меняется его восприятие действительности.

Картина мира в фольклорном сознании казачества представлена в восприятии казаков как социальной группы (сословия), казака как члена семьи (в системе добрачных и семейных отношений) и глазами казачки — матери, сестры, любимой.

Модель мира создается в рамках одного фольклорного текста, как статическая или динамическая картина, и в пределах совокупности вариантов, версий, циклов. Она варьируется в зависимости от жанровой разновидности песенного текста.

Единицей системного песенного мира является сюжетная ситуация — событие реального мира, связанное с казаком (казаками), и/или отношение к нему. Многомерность мира определяется различными комбинациями сюжетных ситуаций: «проводы — служба — походы — сражения — временная побывка — смерть на поле боя — возвращение» в военно-бытовых песнях; «встреча — измена — разлука» и т.п. в лирических любовных и т.д.

Песенный текст как подсистема содержит ряд мотивов; в казачьих песнях это мотив службы государевой, смерти — свадебного пира, обращения к коню с наказом, мотив пожалования и др. Если сюжетные ситуации выполняют смыслоразличительную функцию, то повторяющиеся в разных песнях мотивы, напротив, показывают сходство мировоззрения, отношения к действительности песенного героя.

Системный подход к песенному фольклору позволяет определить в качестве системообразующей единицы человека (казака), описать его свойства, причем не только через характерологические эпитеты, но и косвенно, через его действия, в том числе — речевые, а также различные отношения: казаки — атаман, царь, военачальник и т. д.

Н.И.Бондарь (Краснодар)

Ритуально-обрядовая смена пола у восточных славян

Дихотомия мужчина — женщина, мужское — женское является универсальной и одной из наиболее древних (Т.В. Цивьян).

За исключением двух крайних возрастных периодов в жизни человека (детство и старость), где оппозиция может быть представлена в ослабленном виде, на протяжении основного жизненного пути следование нормам и правилам половой группы было обязательным и строго соблюдалось. Отклонение от нормы порицалось, а нарушители с санкции общества наказывались (Т.А. Бернштам, М.М. Громыко). Тем не менее смена «пола» была возможна или в определенных ситуациях это было даже обязательным.

В первом случае речь идет о различных бытовых и ситуативных явлениях: наличие врожденных физических признаков и обладание качествами противоположного пола: высокий рост, физическая сила, мастерское владение верховой ездой и оружием; досугово-игровые формы в однополом по составу коллективе.

Предписанная, обязательная смена «пола» связана с ритуально-обрядовой сферой и игровыми формами традиционной культуры, относящимися к ней. Наиболее ярко травестизм проявляется в зимних святочных играх (Л.М. Ивлева, И.А. Морозов). Этот же прием мы наблюдаем и почти во всех основных обрядах годового круга: колядование, «вождение Мыланкы и Васыля», в обрядах кумления, «похорон и крещения кукушки» на Троицу, в русальной обрядности (В.К. Соколова, Д.К. Зеленин)

В большинстве игр и обрядов, где мы сталкиваемся со сменой «пола» участниками, представлены темы похорон и свадьбы. Активно этот прием используют и участники (ряженые) традиционной свадьбы: ряженые «жених» (женщина) и «невеста» (мужчина) и второстепенные «неперсонажные» участники.

Проанализированный материал в связи с ритуально-обрядовой сменой «пола» позволяет отметить некоторые закономерности.

1. В одних и тех же играх и обрядах мы можем наблюдать или не наблюдать явление травестизма, что может объясняться и поздней (ХХ век) фиксацией традиции.

2. Несмотря на участие мужчин и женщин (юношей и девушек) в ряжениях со сменой «пола» в течение всего годового круга, в период от Рождества до Масленицы намного более заметна роль мужчин (юношей), а от Вознесения до Ивана Купалы — женщин (девушек).

3. Явление травестизма, в некоторых случаях андрогинности иногда распространяется не только на участников ряжения, исполнителей ролей, но и на образно-предметные символы («Медведь», «Куст», «Покойник», «Русалка» и др.).

4. Показательно, что смена «пола» может распространяться и на ту часть природы, которая включена в ритуально-символическую практику: курица, поющая петухом; божья коровка в гаданиях и т.п. (А.В.Гура).

5. В целом наблюдается нарастание частоты смены «пола» по линии движения от человеческого, бытового, профанного, где исходная половая идентичность является обязательной и устойчивой, к нечеловеческому.

Имеющиеся объяснения этому явлению традиционной культуры (коитус, стимулирование плодородия и чадородия) недостаточны. Более перспективно его понимание с позиции инверсии: через инверсию пола к инверсии времени (ритуальный возврат к «начальному», мифическому времени). А так как подобная инверсия и контакт с нечеловеческим миром опасен, то травестизм может рассматриваться и как средство защиты непосредственных участников. Не случайно участники ряжения сразу же на месте окончания ритуала «возвращают свой пол» или проходят очищение.

Т.И. Борко (Тюмень)

Обрядовый травестизм: мифология андрогина
или апология женского?

В сибирском шаманизме известны случаи обрядового поведения, предписывающего мужчинам-шаманам подражать женщине. Каковы психологические основания подобного «превращения»: зависть к особым интуитивным способностям женщины или поиски целостности? Исследователи традиционных сибирских обществ (А.Ф.Анисимов, В.Г.Богораз) отмечали преобладание в прошлом женского шаманизма, что должно быть связано с материнскими культами. поклонение Великой Богине не исчезает с появлением фигуры Бога-отца и находит отражение в существовании шаманов превращенного пола. Женщины-шаманки по окончании материнского периода как бы становились мужчинами. Они одевались в соответствующие одежды, участвовали в состязаниях и даже женились. Происходила и обратная метамолрфоза: мужчины-шаманы не только меняли внешность, одеваясь в женское платье, отращивая волосы, но и занимались женским трудом. Соответственно они могли вступать в брак с мужчинами. Исследователи (В.Н.Басилов, С.А.Токарев, В.Г.Богораз) считают, что обрядовый травестизм является пережитком матриархата и возникает, когда необходимо важнейшие религиозные функции, некогда выполняемые исключительно женщинами, передать мужчинам.

Любопытную аналогию травестизму в шаманских обществах Сибири отмечает Т.Н.Троицкая в традициях скифо-сарматов. Об этом свидетельствуют как женские захоронения с оружием, так и существование особого слоя прорицателей-энареев, имитирующих в своем поведении женщин. Геродот сообщал, что женская болезнь у скифов передавалась по наследству в царском роду, что свидетельствует о весьма почтенном отношении в обществе к этим странным обязанностям. В свою очередь подобное отношение указывает на то, что некогда почетом окружали женщин, выполняющих те же ритуальные действия.

Обрядовый травестизм подтверждает не только влияние материнских культов, связанных с образом Великой Матери. На наш взгляд, это явление восходит к архетипической символике андрогина. Существо превращенного пола совмещает в себе признаки и того, и другого, а значит, выступает посредником между противоположными началами, соединяя полярности. В силу своей необыкновенной природы оно наделено всезнанием. Персонаж-андрогин является воплощением полноты, к которой направлены психологические устремления человека.

А.В. Бородина (Санкт-Петербург)

«Мужик» в зеркале иерархий российской маскулинности
(социолингвистический аспект)

Маскулинность множественна и стратифицирована: говорят о разных типах маскулинности, которые, как правило, не равноправны по отношению друг к другу, что обуславливается социальными, политическими, экономическими, культурными, этническими факторами, а также их комбинациями / совокупностью.

Мужик является одной из категорий русской маскулинности: это слово древнерусского происхождения и образовано от общеславянского существительного муж с помощью уменьшительного суффикса - ик. Выбор суффикса с деминутивной коннотацией не случаен: первоначальное значение слова — «маленький муж, мальчик».

Посредством нового слова в языке и обществе конструируется и начинает воспроизводиться новая категория маскулинности. Эта категория изначально предполагает некоторую маргинализацию и гендерную неполноценность (в физическом, социально-экономическом, возрастном аспектах) своих субъектов по отношению к производящей категории — мужу. Последняя же «выражает достоинство человека (великий муж, доблестный муж)» и обозначает «человека мужского пола в полных годах, возмужалого», «супруга» и «хозяина», то есть мужчину женатого и эмансипированного по отношению к своим родителям (Даль). Таким образом, выстраивается статусная иерархия муж — мужик, причем мужик стоит на нижней ступени этой иерархии.

Далее категория мужик приобретает новые значения, первым из которых становится «крестьянин», наряду с «семьянин и хозяин» (Даль). Последующие значения для данной категории, вплоть до сего времени воспроизводимые в толковых словарях, семантически и социально связаны с семой «крестьянства»: мужик есть просторечный вариант «мужчины», «мужа и супруга», употребляемый, как правило, в сельской местности либо выходцами из нее, компонент бинарной оппозиции «мужик — баба», а также может обозначать работника — выходца из деревни, выполняющего грязную, грубую работу по дому. Однако ключевым для нас становится определение мужика как «человека необразованного, невоспитанного, грубого, неуча, невежи». В этой логике выстраивается еще одна символическая иерархия маскулинности, которую можно обозначить как «сословную»: мужик в вышеуказанном значении стоит на нижних ступенях иерархии по отношению к «высшим сословиям», которые и определяют место мужика на социальной лестнице. В данном случае гендерная иерархия маскулинности подчиняется социальной (сословной) стратификации общества.

Анализ интервью, полученных автором в ходе исследования, позволяет говорить о существовании нового значения у слова мужик: оно употребляется для обозначения принадлежности к воображаемому мужскому сообществу и апеллированию к неким общим для лиц мужского пола практикам и опытам, предполагая равноправные отношения между участниками этого сообщества. Подобное значение предполагает сочетание желаемых для респондентов стереотипных характеристик маскулинности в одной категории — мужик — и ставит последнего на одно из первых мест в иерархии современной российской маскулинности. Тем самым мужик становится некой универсальной категорией маскулинности для разных социальных групп.

Исходя из вышесказанного, можно говорить о «великой трансформации» «мужика социального» в «мужика гендерного», или вертикальной мобильности мужика в системах маскулинности.

В.Н. Буркова, В.М. Тименчик (Москва)

Проявление агрессивного поведения у мальчиков-школьников
(11–17 лет) города Москвы

Различия в проявлении агрессии у представителей обоих полов стали предметом дискуссии последних лет. Один из первых исследователей агрессии Басс (Buss, 1961) считал, что агрессия — типично мужской феномен. Современные исследователи более осторожны.

Многочисленные данные говорят о том, что гендерные различия проявляются по модели используемой агрессии. Женщины, как правило, используют экспрессивную (эмоциональную) модель, а мужчины — инструментальную (Campbell et. al., 1992; Archer & Parker, 1994). Во второй модели агрессия, совершается для достижения какой-то цели, при этом такая агрессия рассматривается как положительный опыт, агрессор контролирует ситуацию и оправдывает свои действия тем, что жертва заслуживала подобного обращения (Берковиц, 2001; Campbell & Muncer, 1987). Арчер и Паркер (1994) говорят о наличии этих различий уже в раннем возрасте (11–17 лет).

Различия между полами связаны с гендерными, ролевыми характеристиками (Archer & Parker, 1994). Маскулинная роль предполагает установку на статус и на преодоление трудностей. В детстве это проявляется в большей физической активности мальчиков, их занятости в более грубых и рискованных играх, высокой ценности атлетических умений (Archer, 1992; Lagerspetz et. al., 1988). Среди взрослых мужчин часто ценится жестокость и самоутверждение как важные компоненты маскулинности (David & Brannon, 1976; Thompson & Pleck, 1986).

В 2001–2002 г. нами было проведено исследование агрессивного поведения городских школьников 11–12, 14–15 и 16–17 лет (371 — мальчики, 452 — девочки).

Результаты исследования позволяют говорить о наличии гендерных различий агрессивного поведения у детей разного возраста. Во всех возрастных группах мальчики показали больший уровень использования физической агрессии (применение физической силы), с возрастом увеличивающейся. Что касается непрямых видов агрессии (сплетни, подговаривание), результаты более сложные. Хотя принято считать, что девочки более склоны сплетничать, подговаривать и плести интриги против других, результаты исследования показали обратное. Лишь в 14–15 лет у мальчиков наблюдается снижения уровня использования непрямой агрессии, тогда как в 11–12 и 16–17 лет этот уровень такой же или выше, чем у девочек. К тому же и по вербальной прямой агрессии (крики, обзывание) с 11 до 15 лет мальчики показывают более низкий уровень, а в 16–17 лет различий по этому параметру между мальчиками и девочками не наблюдаются. Гендерные различия были обнаружены и по параметру «избегание конфликтов». Мальчики более склонны вмешиваться в чужой конфликт, к тому же они чаще девочек в ссорах между одноклассниками поддерживают своих друзей независимо от их правоты. Мальчики заинтересованы в поддержания собственного иерархического статуса.

Можно сделать выводы, что гендерные различия агрессивного поведения действительно наблюдаются и изменяются с возрастом. Но различия между полами не столь просты, как может показаться. И требуют дальнейшего изучения.

М.Л. Бутовская (Москва)

Половой отбор и различия мужских и женских сексуальных
стратегий в традиционных и индустриальных обществах

Применение эволюционных подходов в анализе поведения человека позволило дать новое толкование базовых различий в стратегиях репродуктивного поведения мужчин и женщин. В докладе будут представлены основные положения теории полового отбора в ее современной трактовке (теория сексуальных стратегий Басса) и приведены конкретные примеры успешности применения данной теории для объяснения различий в принципах выбора постоянного и кратковременного полового партнера у охотников-собирателей, земледельцев, скотоводов и представителей современных индустриальных обществ. Принципиальные различия мужских и женских стратегий связаны с минимальным родительским вкладом, который при всех условиях многократно выше для женщины. Следствие: для мужчин репродуктивные усилия связаны в основном с поиском партнерши (мужчины конкурируют за статус, власть, ресурсы и территорию, так как обладание этими ресурсами дают больше шансов на обладание женщинами); для женщин, репродуктивные усилия реализуются преимущественно в форме родительских усилий (женщины ориентированы на поиск ресурсов, необходимых для успешного существования их самих и их потомства). Мужчина потенциально способен оставить больше детей по сравнению с женщиной. Однако, в силу острой конкуренции за женщин в большинстве традиционных обществ (84% традиционных обществ практикуют полигинию), наблюдается значительная дисперсия репродуктивных возможностей у мужчин. Наименее обеспеченные мужчины не имеют ни одной жены, а самые состоятельные — имеют более двух жен, много детей. В традиционных обществах все женщины, как правило, участвуют в репродукции. Однако, максимальное возможное количество детей, рожденное одной женщиной, много ниже максимально возможного числа детей, зачатых мужчиной. Принципиальные различия по возможностям воспроизводства и родительскому вкладу, с точки зрения теории сексуальных стратегий, привели к формированию различий в критериях выбора постоянного полового партнера у мужчин и женщин. Мужчины в первую очередь ценят в женщинах внешнюю привлекательность, молодость, здоровье и верность (качества, опосредованно указывающие на репродуктивный потенциал женщины и вероятность того, что дети, рожденные в браке, будут детьми данного мужчины), а женщины в мужчинах ценят социальный статус, финансовую обеспеченность, способность постоять за себя (Buss, 1994, 1998; Бутовская, Смирнов 2003). Критерии выбора кратковременных половых партнеров также принципиально иные. Мужчины оценивают в потенциальной партнерше ее доступность и готовность вступать во временные связи. При этом фактор внешней привлекательности женщины остается чрезвычайно важным. Женщины в первую очередь обращают внимание на атлетизм и привлекательные физические данные («хорошие гены»), равно как и на возможности краткосрочной экономической помощи («дополнительные помощники»). Мужчины прибегают к стратегии кратковременных связей более охотно, чем женщины, и психологически более ориентированы на сексуальное разнообразие (Buss, 1998). Женщины же чаще используют эту стратегию тогда, когда шансы на получение адекватного постоянного партнера малы, или тогда, когда они желают обеспечить своим детям более качественные гены. Несмотря на то, что в современном индустриальном обществе широко распространены средства контрацепции (следовательно, секс и воспроизводство не находятся более в тесной зависимости друг с другом), современный человек продолжает практиковать поведенческие стратегии, которые были адаптивными на протяжении тысяч лет его эволюции.

М.Г. Вадейша (Санкт-Петербург)

Авто- и гетеростереотипы мужского и женского поведения в интервью
русских переселенцев из Средней Азии и Закавказья

Предметом анализа для настоящего доклада послужили интервью, взятые в 2000–2001 гг. в Ленинградской области у русских переселенцев из бывших союзных республик — Казахстана, Средней Азии и Закавказья. Проект ««Другие» русские или мобилизованная ментальность» ставил своей целью исследование миграционных стратегий русских и проблем их обустройства в России.

В полученных нарративах стереотипы мужского и женского поведения конструируются информантами в процессе рассказа об их жизни сначала в «национальных» республиках, а потом в России. И в первом, и во втором случае информанты противопоставляют себя местному населению, но происходит это по-разному. В своих воспоминаниях о жизни в республике переселенцы представляют себя как «европейцы, носители цивилизации», поэтому в мужских автоописаниях подчеркиваются образованность, способность к квалифицированному труду, «европейские» культурно-бытовые практики (при этом мужчины-«националы» представлены как неквалифицированные, неграмотные, ленивые, способные лишь к простому крестьянскому труду либо к торговле на базаре). При описании русских женщин подчеркивается их «свобода», принадлежность к «культуре» (местные женщины характеризуются как подчиненные по отношению к мужчине, замкнутые в основном на семье и домашнем хозяйстве, традиционно одетые и причесанные и т.д.). В целом особенности русской (христианской, «европейской») культуры (в том числе и традиционные гендерные роли), противопоставлены мусульманской этике азиатских и кавказских республик, и характеризуются позитивно. При этом русские — и мужчины, и женщины — ощущают себя проводниками высокой русской культуры, для них характерно сознание культуртрегерской миссии европейцев в «феодальной» национальной провинции.

Высокая самооценка русских выходцев из мусульманских республик сохраняется и на новом месте жительства, но теперь она является результатом сравнения себя с российскими русскими. В автоописаниях переселенцев (в большинстве — горожан с высшим или средним специальным образованием, вынужденных сменить престиж и комфорт городской жизни на «прозябание» в деревне) акцент переносится, с одной стороны, на заимствованные «традиционные» ценности жителей Востока (уважение к старшим, прочность брачных и семейных уз, умеренное отношение к алкоголю и т.д.), а с другой — на приверженность городской культуре, стремление и в сельской местности создать себе комфортные бытовые условия. Поскольку в ситуации вынужденного переезда и сложного обустройства на новом месте роль мужчины в семье существенно возрастает (в наших случаях речь почти всегда идет о семейной миграции), то и в нарративах переселенцев сравниваются именно мужские стереотипы поведения, которые, по мнению наших информантов, характерны для приезжих и местных русских. Энергичность, инициативность, высокая квалификация, трудолюбие, ответственность за свою семью, трезвость, даже умение отдыхать и веселиться — вот те качества приезжих мужчин, которые неизменно называют наши информанты, противопоставляя их апатии, лени, пьянству, равнодушию к неустроенности быта, грубости и завистливости местных русских.

Несмотря на то, что адаптация в России для большинства переселенцев крайне трудна и ведет к понижению их социального и экономического статуса, их самооценка остается весьма положительной. Привыкнув чувствовать себя «лучшими» людьми в бывшем Советском Союзе, они и на новом месте считают себя более профессиональными, образованными, человечными, чем их соседи.

М.М. Валенцова (Москва)

Оппозиция мужской / женский в славянской культуре

Мужской / женский — одна из основных оппозиций в народной культуре, характеризующая все сферы человеческой и природной жизни, а также мифологические, религиозные, этические и обыденные представления, противопоставляющая мужское и женское начало в категориях пола, грамматического рода, символики и обрядовых функций.

Различение мужского и женского свойственно в основном человеческому миру, в то время как для сверхъестественных сил характерна либо бесполость, либо обоеполость. Идея обоеполости проявляется в обрядовой сфере и выражается во внешнем облике сакральных персонажей, их действиях, атрибутах и т.п.

Входя в систему бинарных противопоставлений, оппозиция мужской — женский соединяется с большинством из них, образуя пары: мужской — женский: правый — левый, мужской — женский: верх — низ, мужской — женский: хороший — плохой, мужской — женский: чет — нечет и др., — где достаточно постоянно связываются правые и левые их члены.

Целостный образ «мужского» в традиционной народной культуре, синтезирующий различные символические и иные характеристики маскулинности, включает в себя следующие компоненты: добро, счастье, здоровье, день, зима, бесплодие, сакральная сфера, верх, восток, передний, внешний, правый, оберегающий. Соответственно женский образ — его противоположность.

Однако в ходе анализа имеющегося славянского материала, выяснилось, что взаимные связи противопоставлений не являются строго фиксированными, а зависят от контекста и смысловой направленности обрядовых и бытовых действий. Как писал об этом Н.И. Толстой, «взаимные связи семиотических бинарных оппозиций проявляются в ограниченных, преимущественно ритуальных условиях, в рамках, определенных временем, местом и лицами, причастными к тем или иным ситуациям. Эти ситуации строго лимитированы, и вне их описанные мифологические представления или нейтрализуются, или вообще не проявляются». Так, например, соотношение мужской — женский: добро — зло подразумевает в различных контекстах как прямое (соответствие левых и правых членов оппозиции), так и перекрестное соединение обоих компонентов. Мужское ассоциируется с добром, а женское — с несчастьем преимущественно в обрядах, маркирующих начало года, сезона, определенных работ: это «полазник» (первый посетитель), колядование, поздравительные праздничные обходы, и т.п. В них приход женщины связывался с несчастьем практически во всех славянских традициях, хотя и здесь были исключения: у поляков в Жешовском воев. признавали первое посещение женщины счастливым. В то же время в родильной и погребальной обрядности, в лечебной магии женщина и женское имеет положительную семантику. В трудных случаях порчи или колдовства призывали на помощь сильного колдуна (мужчину), но и женщина выполняла иногда мужские функции (например, сев или пахоту).

В материалах по народной культуре, в отличие от расхожих бытовых представлений о превосходстве (главенстве) мужского (или женского) начала, нет этого противопоставления по сути. Оппозиция, рассмотренная во всей полноте, перестает быть оппозицией вне ситуации, контекста, обряда и т.п. Мужское и женское «противопоставляется», то есть, скорее, определяется, конкретизируется, подчеркивается именно для того, чтобы точнее определить те стороны, объединение, слияние которых обладает «творческой силой», законченностью и божественностью (ср. легенды о божественном создании мужчины и женщины как единой плоти). Именно соединение мужского и женского рождает жизнь, создает новое, которое не является простой суммой слагаемых. Более того, присутствие мужской и женской составляющих необходимо в каждом живом существе и символически — в каждом предмете.

Наряду с тенденцией разделения мужского и женского, довольно сильна и тенденция образования пар, досоздания, достраивания каждого из этих начал до целого, поскольку оба они органично соединяются и в индивидуумах, и в социуме, и в природе. Интересно в этой связи образование родовых пар хрононимами, как, впрочем, и другими лексемами, в том числе обозначающими абстрактные понятия: например, Покров и Покрова ‘праздник Покрова пресвятой Богородицы’; Вербница (Вербица) и Вербич ‘Вербное воскресенье’ (последнее перед Пасхой), полес. дежа и дежун, колос и колосица и под.

И.С. Веселова (Санкт-Петербург)

Рассказ о первых штанах: об одном устойчивом сюжете
в мужских автобиографических текстах

В потоке биографического дискурса выделяются рассказы с повторяющимися из текста в текст сюжетами и мотивами. Нет никаких оснований сомневаться в том, что эти «личные» истории конкретных людей достоверны по причине их повторяемости. Вопрос состоит в том, почему «личные» рассказы так похожи? Какие ментальные, поведенческие, экономические предпосылки и стереотипы формируют матрицу рассказывания? Репрезентативное количество «рассказов о себе» в биографическом дискурсе ХХ века касается темы преодоления критических ситуаций жизнеобеспечения (недостатка необходимого минимума одежды, еды, жилья). Преодоление или переживание этих критических ситуаций люди часто предъявляют в качестве самоидентификации.

В работе использованы материалы собрания «Музей биографий. Русская провинция. ХХ век», сформированного в результате сбора биографического материала в Белозерском и Вашкинском районах Вологодской области, а также публикации интервью в «мужских» журналах для сравнения текстов мегаполиса и провинции.

Среди собранных материалов примерно треть составляли объемные биографические тексты с подробным отчетом «о пройденном жизненном пути», авторами которых были мужчины. Речь в них шла в основном о крупномасштабных эпопеях. В этих исторических полотнах встречаются антропоморфные персонажи, но как будто бы нет ни автора, ни героя, ни события. Персонажи движутся в истории по занятым и оставленным пунктам, высотам, по раскрытым уголовным делам, по выполненным директивам партсовещаний, полученным грамотам и т.д., человеческие силуэты проявляются только на фоне незатейливых нужд. У людей случались переживания, но заданному масштабу эти события не соответствовали, и рассказчики рассказывают о них только по причине того, что события эти ярче остальных: «Особенно запомнился случай со штанами из мешка»; в жизни случились «штаны».

Задача данного доклада состоит в выявлении стереотипии одного из таких повторяющихся сюжетов, а именно мужских рассказов «о первых штанах» на уровне семантики, структуры и прагматики текста.

В.В. Воронин (Краснодар)

Отец в семье кубанских казаков: статус и функции

Батько, папа, папаша — эти термины являются основными для обозначения отца в кубанской казачьей традиции. Институт семьи для кубанского казачества явление позднее. Особенно это касается черноморских казаков, наследников запорожской казачьей традиции.

Важнейшей функцией мужчины-отца в казачьей семье являлась хозяйственно-экономическая. В досоветский период на Кубани бытовали малые и большие семьи. Сохранение последних, в столь позднее время, объясняется рядом причин: экономические, — на каждого члена мужской семьи выделялся пай; с уходом казака на службу временная потеря рабочих рук в таких семьях не так ощущалась. Социальные: воспитание у членов семьи чувства коллективизма, готовности к взаимозамене (в случае гибели казака роль отца могли выполнять другие мужчины члены большой семьи).

По мере роста семьи роль отца, как главной рабочей силы, изменялась. Взрослые сыновья брали на себя все тяготы по хозяйству, а отцу оставалось лишь распределять обязанности и осуществлять контроль. При нерадивости хозяина, его безответственном поведении, пьянстве, в казачьей традиции практиковались такие методы воздействия как, например, высылка его станичным обществом из станицы для исправления поведения.

Отец в казачьей семье был не только хозяином, но и учителем: «Як батько робыв, так и тэбэ