Дискуссии по поводу глобальных стандартов и ценностей

Л.Б. Карелова, С.В. Чугров

Глобализация: японские интерпретации социокультурных процессов

Вопросы философии. 2009. № 7.

 

 

Охвативший мир финансово-экономический кризис в определенной степени влечет за собой кризис сформировавшихся представлений о глобализации и подводит к необходимости пересмотреть некоторые установки - в частности, отношение к базовым ценностям неолиберализма с точки зрения их эффективности и универсальности. Глобализация по модели Pax Americana, похоже, не состоялась, и государства ищут способы выживания не вместе, а поодиночке, вновь обращаясь к своей специфике. Японский гуманитарный дискурс при обсуждении глобализационных процессов уже давно демонстрирует несколько скептическое отношение к так называемым универсалистским ценностям и делает акцент на параллельное развитие процессов регионализации и укрепления национальной социокультурной специфики. Поэтому в отсутствие единой теории глобализации небезынтересно обратиться к различным суждениям японской философской, культурологической и политологической мысли и попытаться найти общую тенденцию в отношении конструирования дальнейшего предпочтительного для Японии сценария глобализации.

Рассматривая социокультурный аспект глобализации в Японии, мы остановимся на двух основных сюжетах: 1) реакции на вызовы глобализации правительства в 90-х годах ХХ в. и 2) осмыслении глобализационного процесса учеными-обществоведами и интеллектуальной элитой. Это обусловлено тем, что глобализация в Японии понимается двояким образом: и как объективная реальность и как часть государственной стратегии.

Дискуссии по поводу глобальных стандартов и ценностей

В конце 80-х - начале 90-х гг. ХХ в. термин «глобализация» появился в лозунгах японских корпораций, а также в министерских директивах и перспективных планах правительственных и квазиправительственных организаций. Этот термин стал неотъемлемой частью корпоративистской идеологии, которую утверждают президенты компании, частью проектов, речей на официальных церемониях. В правительственных документах этот термин стал использоваться для формулировки программных установок и целей, которые в какой-то степени уже достигнуты.

В частности, ответ японского правительства на вызовы глобализации нашел свое выражение в курсе 90-х гг. на интеграцию японской экономики в глобальную экономику и приведение в соответствие с глобальными стандартами (под которыми подразумевались западные стандарты) всех сфер жизни, и в особенности, системы образования с целью формирования личности, способной успешно функционировать в условиях глобального мира.

Одним из первых шагов в этом направлении было создание кабинетом премьер-министра Обути Сэйдзи в 1999 г. программного документа развития страны на ближайшие десять лет под названием «Желаемое экономическое общество и политический курс, ориентированный на экономическое обновление», подготовкой которого занимались специально созданные комитеты, в том числе и комитет по глобализации. Этот документ рассматривает глобализацию как одно из важнейших условий, к которым японская экономика должна успешно приспособиться, чтобы достичь экономического роста и процветания. В качестве программной цели этот документ провозгласил создание «экономического общества», адекватного глобализации.

Таким образом, авторы данного документа восприняли глобализацию как явление благоприятное для национального благополучия при условии, если Япония сумеет приспособиться к ней и реализовать предоставляемые ею возможности. Центральным пунктом этой идеологии стал курс на максимальную дерегуляцию экономики под неолиберальными лозунгами. При этом провозглашалась необходимость фундаментальной трансформации не только бизнеса, но и общества в целом, в том числе общественной морали и социального поведения. Идейные основы экономики, соответствующей глобальным стандартам, по мнению авторов документа, диктуют отказ от стереотипа «корпоративного человека» и коллективистского стиля менеджмента. Она требует большей свободы личности и творческой инициативы. В соответствии с текстом документа, «природа отношений между компанией и ее служащим должна измениться в сторону контрактных взаимоотношений. Служащие не должны оцениваться в зависимости от их преданности или по каким-то иным параметрам, кроме как по результатам их труда. В результате компания не должна быть главным центром, с которым служащий себя соотносит, местом, от которого он будет зависеть всю свою жизнь»[1].

В качестве насущной задачи выдвигалось формирование нового типа общества - общества свободных и независимых индивидов с четкой рыночной ориентацией. Предполагалось, что общество, в центре которого индивид постепенно вытеснит общество, в центре которого компания. Идея неолиберального общества, которая ранее была чужда японскому мировосприятию, легла в основу проводимых правительством структурных реформ и не оставила места таким специфическим для национальной корпоративной практики явлениям как система пожизненного найма, принципам старшинства и лояльности. Был совершен своего рода идеологический поворот: духовной основой нового мира должны стать неолиберальные ценности. Вместе с тем децентрализация и либерализация экономики способствует тому, что подобные правительственные директивы носят скорее рекомендательный характер, поскольку механизмы их реализации практически отсутствуют. Следует также заметить, что в организациях японского типа тексты директив и контрактов обозначают временные общие рамочные установки, не воспринимаемые как абсолютные.

На неолиберальных позициях стоит наиболее влиятельная часть японских аналитиков, тесно связанная с такими системными акторами (организациями) как Ниппон Кэйданрэн (Японская федерация экономических организаций) и Кэйдзай доюкай (Общество экономических единомышленников). Обе организации публикуют свои взгляды в форме предложений и стратегий в сфере политики и экономики и имеют рычаги воздействия на национальную политику через связи с политиками и крупными чиновниками.

В качестве примера неолиберального дискурса по глобализации можно привести выдержки из текста «Проекта резолюции по проблемам международных школ, направленной на создание системы образования, соответствующей эре глобализации» Кэйданрэна от 14 июня 2002 г.: «Распространение системы рыночной экономики, революция в информационных технологиях и другие трансформации значительно ускорили движение в направлении глобализации, подталкивая нации всего мира к жесткой конкуренции ради выживания. В этой ситуации существуют опасения, что Япония окажется в хвосте глобализации. Один из факторов подобного отставания заключается в том, что у Японии нет национальной стратегии для участия в глобализации и что вместо нее есть скопированные международные стандарты или просто стандарты, разработанные где-либо еще. Важно, чтобы Япония немедленно создала стратегию трансформации в государство, признанное миром как инициативная, глобально ориентированная нация, и превратило своих граждан в сообщество талантливых, космополитичных людей, в высшей степени востребованных благодаря своему глобально ориентированному набору ценностей»[2]. Однако, как следует из данной цитаты, бизнес-элита не всегда подразумевает под универсальными именно американские ценности.　

Существуют четыре базовых сценария глобализации, которые конкурируют в условиях «глобальной неопределенности». Вестернизация понимается как культурная ассимиляция «центральной цивилизацией» немодернизированных территорий, формирование гомогенизированной культуры на основе ценностей либерализма и универсализма. Фрагмеграция (термин, введенный американским исследователем Дж. Розенау) обозначает комбинацию фрагментации и интеграции, переформатирование и укрепление блоков и союзов национальных государств. Локализация - консолидация этнических и цивилизационных общностей на основе фундаменталистских идеологий, проводящих политику культурной изоляции как суррогатной формы социальной и культурной толерантности. Японская бизнес-элита делает акцент на глокализации[3] - синтез модернизации локальных культур с достижениями формирующейся глобальной мультикультурной цивилизации, который происходит при взаимообогащении культур[4].

Япония - пример версии глокализации. И социальная практика и общая направленность разворачивающегося дискурса гуманитариев ясно свидетельствуют об этом. В этом ее ответ на вызовы глобализации, грозящей обезличить национальное культурно-цивилизационное своеобразие. Японцы мыслят политическое устройство страны в терминах западной цивилизации и в контексте западных демократических и либеральных ценностей. Вместе с тем в цивилизационно-культурном контексте японцы совершенно отчетливо ощущают себя частью дальневосточной цивилизации, базирующейся на конфуцианско-буддистском комплексе. При всей эклектичности подобного вида симбиоза не возникает глубоких противоречий внутри этого комплекса. Массовый конфессионально-культурный фундаментализм - в отличие от исламского мира - едва ли мыслим в современной Японии: он локализуется в лоне маргинальных сект типа достопамятной «Аум синрикё».

Японский официальный проект глобализации, обозначенный в конце XX в. и ратующий за установление глобальных стандартов, принятие универсальных ценностей, норм и правил и идущий в кильватере американского глобализационного проекта, не разделяется не только некоторыми бизнесменами, но и значительной частью общественных деятелей, представителей профсоюзов и ученых. Его оппоненты, как правило, признавая необходимость инновационных реформ японской экономики и общества в целом, настаивают на необходимости сохранения культурного многообразия, различия моделей общественного развития и делают акцент на ценности и значения, присущие локальным и региональным сообществам, сосредоточивают внимание на выявлении сил, которые могут стать противовесом давлению глобализации по американскому сценарию.

В этом смысле симптоматичен сборник статей ведущих японских ученых под редакцией Г. Хука и Х. Хасэгавы «Японский ответ на глобализацию. Политика, безопасность, экономика и бизнес»[5]. В книге дается оценка глобализации как процесса, движимого США. Однако отмечается, что «направление глобализации есть не нечто предопределенное и универсальное, но гибкое и многообразное, и, без сомнения, оно подвержено влиянию со стороны его акторов в конкретных исторических условиях»[6].

Одно из опасений, вызываемых неолиберальным проектом, - боязнь того, что Япония перестанет быть социально комфортным государством. Среди ученых и общественных деятелей, высказывающих озабоченность по поводу социальных рисков неолиберального проекта и выступающих за поиски своей стратегии глобализации, нельзя не упомянуть придерживающегося социалистических взглядов экономиста Канэко Масару, разработавшего теорию «сети безопасности», в которой он значительную роль по минимизации социальных рисков свободного рынка отводит государству[7]. Сходной позиции придерживается ученый-политолог Ёсихара Кумио, который доказывает, что Япония может предложить жизнеспособную модель глобализации, альтернативную американской. «США создали, - считает Ёсихара, - динамичную экономику, основанную на дерегуляции и либерализации, но страдающую от нежелательных социальных последствий... Япония предлагает остальной Азии и других развивающихся стран мира надежную альтернативу экономического роста без социально негативных вариантов развития» [8]. По его мнению, два столпа - массовое образование с упором на гуманитарные знания, которое позволит внедрить нравственные принципы в промышленный и финансовый менеджмент, и рациональное государственное вмешательство в экономику - должны быть использованы, для того чтобы ограничить неравенство доходов и устранять социальные язвы.

Многие ученые обращают внимание на тот факт, что японской и западной культурной традициям свойственно разное представление об индивидуальности[9]. Японское представление, в отличие от американского, делающего акцент на независимость индивида, предполагает самоопределение индивида через его связь с другими индивидами. Поэтому не составляют исключение утверждения, что система взаимного доверия в корпорациях должна стать основой возрождения японской экономики.

Западные принципы и индивидуализм более свойственны молодежи: «Внимательный взгляд на японское общество приоткроет здоровое выражение интереса к себе, нонконформизм и дифференциацию одного индивидуума от другого»[10]. Молодые японцы пытаются подчеркнуть свою индивидуальную идентичность, к примеру, тщательным выбором мелодий звонка мобильного телефона, однако почему-то из несметного выбора мелодий они склонны оказывать предпочтение одним и тем же. А с возрастом конформизм и национальные ценности начинают доминировать.

Сомнения в отношении идеи общих глобальных стандартов основываются и на неприятии понимания глобализации как универсализации тех или иных ценностей - прежде всего западных - которая связана с возможностью выпадения за рамки глобального сообщества больших социальных групп и целых народов. Характерным примером таких рассуждений могут служить высказывания профессора государственного университета г. Иокогама Мурои Хисаси, который призывает к нахождению баланса между двумя полюсами - универсальными стандартами и культурным релятивизмом: «Реальная проблема заключается в убеждении, что доминирующие западные правила есть международные правила. Большая часть проблем, возникающих при пересечении культурных границ, связана с доминированием этих правил. В настоящий момент доминирующая группа национальных государств принимает правила Запада в качестве стандарта глобального общества. Это рассматривается как нечто неизбежное, как вид необходимого зла. И это происходит потому, что без общих правил основа для коммуникации просто исчезнет... Проблема возникает в связи с тем, насколько серьезно мы принуждаем к введению общих правил. Поскольку если мы верим, что введение общих правил сделает их универсально верными, мы рискуем бойкотировать тех, кто не принимает и не отстаивает этих правил. Так обстоят дела с так называемым этноцентризмом или европоцентристским подходом, в котором по умолчанию заинтересованы многие европейцы, в том числе интеллектуалы. Известно, что такой подход ведет к дискриминации, подавлению и преследованию людей, которые находятся вне этих правил»[11]. Вывод, который предлагает Мурои Хисаси, состоит в том, что не следует настаивать ни на чем как на фиксированном стандарте. Правила должны быть достаточно гибкими, чтобы их можно было пересмотреть при участии многих людей. Хотя, конечно, нужны какие-то глобальные правила и стандарты, в которых были бы преодолены и этноцентризм и культурный релятивизм[12].

Аналогичные взгляды разделяются и профессором университета Нихон Фудзимото Такахаси: «Если культурно различные группы людей будут глобально организованы, они должны быть готовы принять определенные жизненные стандарты, отличные от тех, к которым они привыкли. Однако человек, который родился и был воспитан в исламском обществе, к примеру, едва ли сможет принять христианский или буддийский стиль жизни, даже если он будет насильно ему навязан. С другой стороны, многие из нас, жителей Восточной Азии, восприняли западный стиль жизни после Второй мировой войны. Мы были вынуждены принять западную систему метрик вместо традиционной системы посемейной регистрации, западную систему образования, транспорта, почтовую систему и т.д. Западные системы образования, транспорта, почты и т.д. были введены, после того как они были признаны приемлемыми и подходящими для людей с различным культурным бэкграундом. Однако когда дело дойдет до принятия чужого языка, чужой религии и принципиально иного стиля жизни, то предполагаемая глобализация будет скорее насильственной универсализацией. Желаемая глобализация без каких-либо принуждений состоит в сохранении отличительных черт различных культур и в то же время во введении определенных общих стандартов, которые приемлемы для всех»[13].

Подобных примеров можно привести очень много. В целом такое отношение к универсальным правилам и нормам наглядно демонстрирует особенности японского этоса, для которого не свойственно признание инвариантности и незыблемости каких-либо стандартов, и любые законы и решения обладают большой степенью гибкости и ситуативности. Прошло время, когда японцы стремились всячески акцентировать свою приверженность западным стандартам, за которой порой скрывалась некая болезненная ущербность. Как пишет японский философ и общественный деятель Икэда Дайсаку, «сегодня Япония уже почти прошла период интенсивного заимствования европейской культуры и вступает в стадию ассимиляции и творчества. И нынешняя нерешительность японцев вызвана именно переходом к последнему»[14]. Действительно, многие японцы робеют в ситуациях, когда требуется творческий подход. Это давно подмеченная черта, повелевающая действовать в рамках традиции.

Сегодняшнее переосмысление феномена гармоничного симбиоза традиций и инноваций способствовало появлению в японской культурологии термина дзассюсэй (гибридность)[15], выражающего сущностную характеристику японской культуры. Откуда берется высокий уровень способности к гибридизации, если любая инновация вызывает возмущение в традиционной системе? Во-первых, японское общественное сознание исторически выработало способность трансформировать и адаптировать заимствования настолько эффективно, что они принимаются как нечто органичное и не противоречащее традиции. Во-вторых, специфика японской традиции заключается в том, что приспособление к инновациям не требует концептуальной перестройки сознания, никогда не стоял вопрос о насильственном вытеснении старого новым, заимствованное ассимилировалось, дополняло культуру Японии, органически встраивалось в культурную традицию.

Сетевые формы самоорганизации японского общества вполне приспособлены к абсорбированию инноваций, которые не оказывают существенного влияния на идентичность, а создают вполне непротиворечивый традиционно-инновационный комплекс. Для японского сознания нет «кентавр-проблемы» - оппозиции между традиционной и инновационной идентичностью.

Проект «глобальной биоэтики»

Отдельного внимания, на наш взгляд, заслуживает подход к пониманию глобальных ценностей, выраженный в проекте «глобальной биоэтики» почетного профессора университета Аояма гакуин Сакамото Хякудая.

Под глобализацией Сакамото Хякудай понимает не «универсализацию американских стандартов», а «новый путь гармонизации (или согласования) каждого различия или конфликта между всеми культурными и социальными общностями на Земле, возникающими из многообразия современных культурных и социальных инноваций»[16].

Говоря о возможности глобальной биоэтики, Сакамото выдвигает идею «технологии межкультурной социальной настройки или адаптации». По его мнению, новая глобальная биоэтика не обязательно должна быть универсалистской, так как мы должны исходить из признания широкого многообразия ценностных систем в мире. В то же время она не должна быть и партикуляристской. Он пишет: «Чтобы создать постмодернистскую глобальную этику, мы должны принимать и гармонизировать каждое проявление антагонистических ценностей в мире. Для этой цели мы должны выработать новую социальную технологию настройки социального беспорядка не только на межнациональном, но и на межэтническом и межкультурном уровнях идеологии, выходящую за рамки современного европейского гуманизма. При этом понятия "прав человека" или "человеческого достоинства" могут потерять то значение, какое они имели в прошлом биоэтическом мышлении западного мира»[17]. Х. Сакамото отмечает, что во многих странах Восточной и Юго-Восточной Азии чувство прав человека очень слабо или даже чуждо, и азиатские народы не имеют (или имеют очень слабый) теоретический бэкграунд для концепции прав человека. Вместо этого они находятся под влиянием традиционной этнической морали и стараются преодолеть свою бедность, голод и невзгоды не с помощью благородного лозунга «прав человека», а посредством мудрости и благополучия всего сообщества, взаимопомощи и солидарности. Он полагает, что современное внедрение европейской идеи прав человека скорее повлечет за собой морально-этические и политические конфликты в азиатских обществах.

Глобальная биоэтика, по словам Х. Сакамото, не должна исходить из каких бы то ни было абсолютных принципов, абсолютной справедливости или категорического императива. Единственным принципом должно стать достижение консенсуса любым способом, даже если это кажется абсурдным. Он назвал эту политику «политикой диалога и согласования», которая должна стать единственно возможным путем реализации азиатского идеала гармонии в условиях глобализма третьего тысячелетия»[18]. Данный подход, на наш взгляд, может оказаться весьма продуктивным, в том числе и для решения проблем регулирования глобальных экономических процессов.