Нырок сквозь бетон и асфальт 6 страница

Тем временем Анька с Петькой продолжали исследовать каменную нишу. Внезапно толстяк, отошедший в один из дальних ее углов, торопливо присел и принялся что-то разглядывать.

– С-с-с-смотри!

В мутном пятне садившегося фонаря стояла черная небольшая фигурка. Это была деревянная кукла, жуткая на вид. Корявые руки с длинными пальцами, круглая лысая голова и черные острые зубы, выточенные из дерева с необычайным искусством. Вместо носа у нее был вытянутый провал, похожий на каплю. Роль глаз выполняли белые пластинки из раковины или перламутра...

Нет, это определенно была не игрушка. Скорее, фигурка смахивала на изображение одного из африканских божков-страшил. Вот только непонятно, как он оказался здесь, в Подземье. «Мало ли как. Тогда ведь люди тоже путешествовали. Может, сунули по ошибке в какой-нибудь тюк, или этот колдун привез», – подумал Филька, оглядываясь в темноту, где, скрытая во мраке, висела мумия.

Анька протянула было к фигурке руку, но внезапно вскрикнула:

– Ты видел? У нее зажглись глаза!

– Ерунда, это фонарь отсвечивает. Сунь ее в рюкзак, наверху посмотрим... – Вспомнив, что батареи вот-вот сдохнут, Хитров вернулся к двери.

Работать пилкой приходилось осторожно, чтобы не сломать ее. Теперь от этой тонкой хрупкой полоски с зазубринами зависело, выберутся ли они наружу. Минут через десять Хитров услышал негромкий щелчок, и дверь немного подалась вперед. Получилось!

Следующая дверь оказалась вообще не запертой. Еще один короткий закругляющийся коридорчик с очень низким потолком, за который Хитров едва не зацепил макушкой, и вверх пошла очень крутая лестница с выщербленными ступенями.

Они уже уходили, когда сзади послышался едва различимый звон цепей. Филька обернулся, направив на звук фонарь. Цепи, на которых висела мумия, раскачивались. Ее голова откинулась назад, открыв страшное лицо. Казалось, мумия ведуна ожила и теперь кивает им... В этом кивке им почудилось откровенное злорадство.

С диким воплем юные диггеры кинулись по ступеням прочь от этого кошмара.

 

 

Ступени были высоченные – почти до середины лодыжки. Стараясь понять, на какой они глубине, Хитров стал их считать. Вскоре друзья выдохлись и тащились уже еле-еле, едва закидывая ноги. Несколько раз Филька сбивался, но все равно выходило, что ступеней никак не меньше девятисот. Лестница вывела их не на поверхность, а в один из водосточных тоннелей, ведущих к Москве-реке. Когда они откинули люк, сверху хлынула вода, едва не опрокинув шедшего впереди Петьку. К счастью, поток быстро спал. Хлюпая ботинками по грязному тоннелю, они дошли до одного из знакомых ответвлений.

Домой приятели вернулись полуживые, вымокшие и грязные до невозможности. Прохожие оглядывались на них с ужасом.

Петька и Анька клялись, что никогда больше не сунутся под землю, но Хитров не особенно им верил. Подземье не отпускает того, кто хоть два-три раза в нем побывал. Вылезая наверх, ты клянешься, что никогда больше сюда не сунешься, а потом все равно начинает тянуть.

Так было всегда – и так всегда будет...

 

Глава 6

ТЕТЛУЦОАКЛЬ

 

Как-то один диггер исследовал тоннель под кладбищем и нашел человеческую кость. Он принес ее домой, сунул в шкаф и завалился спать...

Часа в три ночи из комнаты донесся страшный вопль. Когда вбежали родители, диггер сидел на кровати и дрожал, накрывшись с головой одеялом. С тех пор он стал как помешанный, не отвечал на вопросы, а лишь повторял: «Он пришел за своей рукой!»

Диггерская быль

 

 

 

Всю следующую неделю Хитров поневоле провел дома – болел. Видно, он слишком долго пролежал в ледяном водостоке. Ночью, когда подскакивала температура, мама ставила ему уксусные компрессы, а Нуль-Хвоста сидела у него на груди, шевелила усами и вроде тоже переживала. Однако это не мешало ей воровать таблетки, которые оставляли для Фильки в баночной крышке на столике.

За Аньку родители тоже взялись всерьез. Оба они были дома, когда она вернулась с того залаза. Сам Хитров лично при этом не присутствовал, но мог примерно представить, что они сказали, узрев свою милую отличницу в таком виде.

О Петьке же вообще не было ни слуху ни духу. Когда Филька набирал его номер, в трубке все время раздавались длинные гудки. Похоже, Мокренко где-то пропадал целыми днями. Только вот где? Анька Иванова, которую родители на целую неделю заточили дома, тоже этого не знала.

Однажды ночью, когда Хитров уже выздоравливал, телефон вдруг зазвонил, да так громко, что Фильке спросонья почудилось, будто с потолка упало ведро.

– Это я! Спишь?

– Мокренко, ты спятил? Сколько времени, знаешь?

– Приезжай ко мне! Приедешь? Пожалуйста! – Судя по тому, как дрожал голос Петьки, дело действительно пахло керосином. Объяснял он крайне невнятно, и Хитров уяснил только одно: его приятель смертельно напуган.

– Ты приедешь?

– А твои родители?

– Они спят. Я тебе открою...

Филька вгляделся в сизые сумерки за окном, и ему ужасно захотелось выдернуть из розетки телефон и завалиться спать. Однако, перед тем как повесить трубку, Петька произнес еще кое-что.

– Если меня не будет в живых, не удивляйся. Я тебя предупреждал, – сказал он.

 

 

Филька уже подходил к Петькиному подъезду, когда слева мелькнула широкая тень. От неожиданности он отпрянул.

– Ты чего? Своих не узнаешь?

Перед ним стояла Анька, одетая самым немыслимым образом. На ней была огромная, не по размеру, дутая куртка, а на ногах – большущие лыжные ботинки.

– Чего уставился?.. На себя посмотри! – сердито огрызнулась она. – Родители одежду спрятали, вот и пришлось хватать что попало... Мне Петька тоже позвонил.

Они поднялись на лифте на пятый этаж. Филька протянул руку к звонку, но дверь распахнулась сама. На пороге стоял белый, как мел, одноклассник и манил их за собой. Едва они вошли в комнату, как Мокренко, оглядевшись, поспешно захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Его пухлое лицо казалось ненормально сосредоточенным. Петька будто стремился уловить малейший шорох. Вслушивался в каждый звук.

В комнате у него царил совершенный разгром. Ощущение было такое, будто Петька от кого-то недавно баррикадировался и раздвинул баррикаду лишь для того, чтобы впустить друзей.

– Я услышал лифт и понял: это вы... Он не стал бы пользоваться лифтом. Ему он не нужен. Он и без лифта меня найдет, – прошептал Мокренко.

– Кто «он»? – не понял Филька.

– Тетлуцоакль. Ночью я слышу, как он подкрадывается. Скребется, как мышь. Щелкает зубами. Он где-то рядом. Хочет убить меня.

– Тетлу... кто? – не понял Хитров и переглянулся с Анькой.

– Дух мести... фигурка. Та, что мы нашли под землей...

Вспомнив жуткого деревянного человечка, Хитров усмехнулся. Похоже, его приятель оказался не в меру впечатлительным.

– Это от него ты забаррикадировался?

Петька кивнул.

– Да, но он все равно проберется, – произнес он убежденно.

– Тетлуцоакль? С чего ты взял, что он именно так называется?

– В энциклопедии нашел похожую фигурку... Это африканский демон. Древние верили, что его можно пустить по следу врага.

– Как пустить?

– Молча. Показываешь след, произносишь заклятье – и Тетлуцоакль преследует того, чей это след, пока не настигнет. Вначале человек слышит шорохи. Лишается сна, покоя. С каждой следующей ночью он слабеет, а Тетлуцоакль становится все сильнее. Наконец, когда человек совсем изведется, он нападает. Я уже два дня слышу шорохи. Иногда шаги на потолке, стук в окно, а сегодня ночью он стал скрестись в дверь. Посмотри!

Петька показал на дверь, рядом с которой на полу валялось несколько щепок. Внезапно он вслушался во что-то, различимое лишь для него одного, и зашептал:

– Он идет! Не выходи! Не выходи!

– Чушь! – отрезал Филька. – Я докажу тебе, что там никого нет.

Он вышел в коридор, заглянул под шкаф, открыл входную дверь. Там ничего не было.

– Его нигде нет, – сказал он, вернувшись в комнату.

– Ты правда не видел?

– Нет!

– Он прячется. Он всегда прячется. Использует трубы, щели – любой лаз. Он везде... – пробормотал Петька.

Взгляд у него был горячечный, но очень убежденный. «Интересно, у кого из нас был жар?» – подумал Филька.

– И давно это с тобой началось?

– Позавчера... Даже позапозавчера... Но тогда я не обращал внимания. Думал, это мышь, но потом...

Внезапно форточка распахнулась. Вздрогнув, Петька торопливо захлопнул ее. Теперь Хитров наконец сообразил, отчего в комнате так душно. Мокренко закрыл все окна и заложил тряпками все щели. Филька отозвал Аньку в сторону.

– По-моему, Петька свихнулся. Демоны какие-то... Ты-то сама веришь в эту чепуховину?

Анька взглянула на него как-то странно.

– Я ему верю.

Филька озабоченно потрогал ей лоб. Он был не горячий. Впрочем, у многих сумасшедших холодные лбы.

– Эй, эй! Ты тоже перегрелась?

Анька придвинулась к нему и задышала в ухо:

– Послушай... Фигурка, о которой он говорит, была у меня. Помнишь, я ее сунула в рюкзак, а дома поставила на подоконник. Так вот... три дня назад она исчезла. И Петьке я об этом не говорила... Понимаешь, что это означает?.. Родители ее не брали, Мокренко тоже не мог взять.

– Ты думаешь, Тетлуцоакль существует? – нервно спросил Хитров. Вопреки его желанию, тревога Аньки и испуг Мокренко передавались и ему.

– В ту ночь, когда человечек пропал, мне приснился странный сон... Или даже не сон... Будто он стоит на подушке и смотрит на меня. А потом его маленькие ручки хватают меня за горло. Я кричу и отшвыриваю его. Он злобно смотрит на меня и, хромая, уходит. Тогда он был еще неуклюжий, наверное, не набрался энергии... Утром я ничего почти не помнила. И вот только теперь...

В коридоре что-то зашуршало. Ребятам почудилось, будто от шкафа к обувным полкам прокатилось что-то твердое, бугристое.

– Это он! – завопил Петька.

В следующую секунду, не сговариваясь, они все втроем навалились на дверь, одержимые одним желанием: не пустить чудовище в комнату. Дверь несколько раз вздрогнула, а потом снизу послышался неприятный звук, будто кто-то точил дерево зубами. Но это было совсем недолго – всего несколько томительных мгновений.

Еще через минуту, вооружившись гантелей, Филька отважился выглянуть. Но коридор вновь был пуст.

– Эй, – окликнул Хитров робко. – Эй! Что тебе надо от нас? Пошел прочь!

Тишина... Ни звука в ответ, ни шороха.

– Слышал, ты, как тебя там?.. Тетлуцоакль!

Мальчик уже хотел вернуться в комнату, как вдруг что-то мелькнуло у самого его глаза. Филька машинально отдернул голову. Мимо уха что-то просвистело и вонзилось в дверь. Он увидел металлическую иглу с пестрым пером на конце. С иглы, разъедая дерево, капала черная жидкость.

Тетлуцоакль затаился. Филька даже не заметил, откуда он метнул иглу. Отскочив назад, Хитров захлопнул дверь...

Спину ему заливал холодный пот. Все произошло так внезапно, что он лишь теперь испугался.

 

 

– Хорошо, – сказал Хитров. – Теперь я верю, что Тетлуцоакль существует. Но почему он начал с тебя, Петька? Чем ты такой примечательный? Почему Тетлуцоакль хочет сжить тебя со света?.. И не только тебя, но уже и меня? И Аньку?

При слове «сжить со света» Петька втянул голову в плечи.

– Не знаю, – сказал он, уставившись в пол. – Отвяжитесь!

Однако в его голосе ощущалась явная неуверенность. Филька сообразил, что он что-то скрывает. Взяв Петьку за рубашку, Хитров встряхнул его.

– Не надо ля-ля! Говори давай, не темни!

Мокренко не сопротивлялся, хотя мог бы прихлопнуть его одной левой. Но теперь он был слишком угнетен.

– Отойди от него! Дай, я спрошу! – Отодвинув Фильку, Анька приблизилась к Мокренко и ласково положила ему на плечо руку.

За дверью что-то вздрагивало, скрипело, скрежетало. За окном завывал ветер. Люстра, позванивая, раскачивалась. Лампочка то тускнела, то вспыхивала необычайно ярко.

– Петька! Должна существовать причина, почему демон мести охотится за тобой. Если ты знаешь – скажи, – попросила Анька.

Мокренко некоторое время виновато сопел, а потом подошел к столу и дернул верхний ящик. Достав ничем не примечательную коробку из-под крекеров, он перевернул ее, встряхнул – и на ладонь с легким звоном выпал тускло поблескивавший комок. Осторожно взяв его за край, Петька развернул цепочку, и друзья увидели овальные пластины, в которые были вделаны небольшие тусклые камешки.

– Я подобрал его в Подземье... – виновато буркнул он. – Откуда мне было знать, что эта деревяшка ко мне привяжется?

Филька всматривался в ожерелье, стремясь понять, где он мог видеть его прежде. Воспоминание вертелось где-то совсем рядом, но он никак не мог ухватить его. И лишь когда две пластинки столкнулись с легким звоном, Хитров вспомнил. Мумия! Ожерелье было на шее у мертвеца!

– Ты снял его с мумии? – строго спросил он.

Сглотнув слюну, Петька кивнул.

Теперь сомнений не оставалось: Тетлуцоакль был хранителем ожерелья. Такой приказ был отдан когда-то африканскому демону, чей дух жил в деревянной кукле. Минули века, бывшие хозяева ожерелья давно стали прахом, но фигурка продолжала стоять на страже. Продолжала жить ради злобы и мести...

– Осторожно! – крикнула вдруг Анька.

Ручка двери бесшумно поползла вниз...

 

Глава 7

ПОТУСКНЕВШИЕ ПЛАСТИНЫ

 

Ощущаются под землей и аномальные «нечистые» зоны. В основном это кладбища. Они создают неблагоприятную атмосферу, уничтожающую жизнь. Народная мудрость недаром говорит, что нельзя ходить по костям своих предков. Однако многие жилые районы построены на бывших кладбищах. Обычно жители именно этих районов часто болеют, страдают нервными расстройствами, заканчивают жизнь самоубийством.

Другое дело церкви. По утверждениям диггеров, под землей вокруг любого храма в радиусе 150–200 метров испытываешь состояние счастья и успокоенности...

Из рассказа бывалого диггера

 

 

 

В коридоре вновь послышался шорох. Маленькие деревянные ступни приблизились к двери. Ручка поползла вниз. Друзья вновь навалились на дверь, но Тетлуцоакль и не думал врываться. Похоже, пока он стремился только запугать их. Снаружи донесся скрипучий смешок, в котором не было ничего человеческого.

– Что нам, всю жизнь дверь подпирать? Теперь и в коридор не выйдешь... – воскликнула Анька. – А твои родители, Петька? Они встанут – и Тетлуцоакль на них нападет.

Взглянув на часы, Петька замотал головой:

– Не нападет. Скоро Тетлуцоакль уйдет и до ночи не появится.

Филька недоверчиво хмыкнул.

– С чего ты решил, что он уйдет? Или ты ему скажешь – ха-ха! – «три-три, вне игры»? Или «четыре-четыре, я на перерыве»?

Обидевшись, что ему не верят, Петька кинулся к столу и, скомкав, бросил им листок бумаги, на котором его неуклюжим почерком, с завалом букв влево, было нацарапано:

25 апреля. 0.15 – 5.45

26 апреля. 0.02 – 5.55

27 апреля. 0.00 – 5.59

– Чего это такое? Расписание автобусов? – поинтересовалась Анька.

– Сама ты расписание! Первая цифра после даты – когда Тетлуцоакль появляется, вторая – когда исчезает.

Филька почесал нос. Судя по тому, что Петька был до сих пор жив, он не врал.

– С полуночи до первых петухов... Вся нечисть появляется именно в эти часы, – протянула Анька.

– А днем? – спросил Хитров.

Петька посмотрел на него так кисло, что стало ясно: он понятия не имеет, куда девается Тетлуцоакль днем, и меньше всего хочет это знать.

Не отпуская двери, друзья напряженно вслушивались в шорохи. Тетлуцоакль с негромким стуком шагал по линолеуму, изредка издавая гортанные звуки.

«Хорошо, хоть он не проходит сквозь стены», – подумал Хитров с облегчением и тотчас усомнился в этом. Петька говорил, что Тетлуцоакль с каждой следующей ночью становится все сильнее. Когда его видела Анька, он был так слаб, что еле ходил, и она легко сбросила его. Теперь же сил у него столько, что они втроем едва смогли удержать дверь. Что же будет завтра, послезавтра, через неделю? Какие еще способности откроются у пробужденного к жизни древнего демона?

Выясняя, нельзя ли увидеть Тетлуцоакля в щель, Хитров быстро лег на живот и попытался заглянуть под дверь. Бесполезно... Дверь упиралась в порог. Все, что Хитров сумел разглядеть, – это мелькнувшую черную тень...

Ближе к шести утра Тетлуцоакль издал негромкий скрежет. Дверь в последний раз содрогнулась, а потом все стихло. Выждав несколько минут, ребята выглянули в коридор. Обувной ящик был перевернут, длинный плащ из болоньи разодран в клочья. Но главное было не это. На обоях возле самой двери, на высоте примерно сантиметров тридцать от пола, был жирно начертан таинственный знак.

На всякий случай Хитров удержал его в памяти. Потом, вспомнив про иглу, которую метнул в него Тетлуцоакль, обернулся и посмотрел на дверь. Игла исчезла. Вполголоса охая, Петька бросился наводить порядок. Похоже, своих родителей он опасался ничуть не меньше, чем Тетлуцоакля.

«Пора брать инициативу в свои руки, не будь я Хитров!» – решительно сказал себе Филька.

– Мокренко, дай мне ожерелье, а сам выспись! – велел он.

– Зачем? – удивился Петька, перестав заталкивать изрезанный плащ под диван, где он надеялся спрятать его от родительского взгляда.

– Я тоже хочу знать, зачем... Зачем Тетлуцоакль охраняет ожерелье? Что в нем особенного? Какая тайна с ним связана? Почему из-за него был замурован колдун? У нас есть один-единственный ключ – эти древние пластинки, которые ты снял с мумии.

– Уговорил, – буркнул Петька. – Бери! Только учти: сегодня ночью Тетлуцоакль заявится к тебе.

– Знаю. Этого-то я и хочу, – сказал Филька.

Друзья разом повернулись к нему. Кажется, они решили, что он спятил. «Вероятно, так оно и есть», – подумал Хитров.

 

 

Вернувшись из школы, Филька тщательно запер все двери – страх, что Тетлуцоакль где-то близко, не оставлял его ни на секунду, – сел за стол и, перевернув коробку, вытряхнул ожерелье себе на ладонь.

Всех пластин было тринадцать. По краям каждая была украшена небольшими темными камешками, а остальную поверхность покрывали неразборчивые знаки. Но это только с одной стороны – с другой же на пластине обнаружились небольшие пиктограммы, изображавшие человечков в разных положениях. Это Фильку слегка обнадежило: если с иероглифами не разберется, так хоть рисунки что-то подскажут.

Капнув на тряпку керосина, Хитров принялся оттирать ожерелье, надеясь, что снимет налет и сможет разобрать знаки. Однако пластины потускнели так сильно, что за двадцать минут Хитров смог оттереть только половину одного лепестка. На тускловато-желтом фоне проступили маленькие фигурки.

На первом рисунке был изображен худой человек с прямыми плечами, у которого на голове была высокая шапка, похожая на перевернутый кувшин. На втором рисунке тот же человек сидел на троне, а вокруг, уткнувшись лбами в пол, разместились еще фигурок десять.

«Ага, этот тип, должно быть, фараон или вождь, а это его рабы».

Другие рисунки все были в том же подхалимском духе. Их можно было бы озаглавить: «Фараон на охоте», «Фараон на войне», «Фараон принимает мудрые законы». На предпоследнем изображении человек в высокой шапке лежал на спине, вытянув руки, а вокруг него явно в большой скорби толпились фигурки жрецов.

«Умер, и они его оплакивают», – с удовлетворением догадался Хитров, спеша перейти к последнему рисунку. У него было предчувствие, что именно он самый важный. Остальные ровным счетом ничего не объясняли, а лишь прославляли могущество и власть фараона.

На последнем лепестке фараона помещали в гробницу. Рядом с ним стояло странное существо с головой собаки и телом человека и что-то клало на грудь усопшего. Что-то вроде свитка или футляра. Делало оно это правой рукой, а на левой ладони у него что-то сидело... Подробнее рассмотреть было нельзя. Все мелкие черточки стерлись.

Несколько минут Хитров размышлял, что это может означать, но так и не сумел разгадать этот ребус. Пока он рассматривал пластинку, Нуль-Хвоста все время вертелась рядом и, прячась за монитором, недоверчиво шевелила усами. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке и, несмотря на обычное любопытство, так ни разу и не подошла к ожерелью.

– Чего нюхаешь? Нюхать всякий может! Ты лучше посоветуй! – проворчал Филька, набирая номер телефона. – Ива... Простите, Аню можно? – поправился он.

Но Аньки дома не оказалось, у Петьки же к телефону подошла его мать и на просьбу позвать его с чувством брякнула трубку на рычажки...

– Крайне приятно было с вами пообщаться! – поблагодарил Хитров мерно пищащую трубку и, захватив с собой ожерелье, вышел из квартиры.

Он знал только одного взрослого человека, который мог выслушать его и дать толковый совет. К нему он теперь и направлялся. Больше ему не с кем было посоветоваться.

 

 

Почти все городские диггеры, как начинающие, так и опытные, знали Кладоискателя. Этот прямо-таки незаменимый человек всегда был в курсе всего, что происходило под землей, хотя и не слишком спешил делиться своими тайнами. Во всяком случае, с посторонними. Своим он рассказывал все. Правда, это надо было еще заслужить, чтобы Кладоискатель признал своим. Тех чайников, что сунулись под землю раз пяток и задрали нос, он и на дух не переносил. Не переносил он кабельщиков, и медальщиков, и прочее мелкое жулье, видящее в Подземье лишь место, где можно поживиться и укрыться от закона.

Этого странного сморщенного старика в нелепых круглых очках с зелеными стеклами уже не первое десятилетие в солнцепек и в мороз можно было встретить на скамейке у магазина «Нумизмат». Чаще всего перед ним стоял столик, на котором в определенном порядке были выложены старые монеты, значки и медали. Он менял их, продавал, оценивал и занимался иными подобными операциями.

Взглянув на пожилого нумизмата в круглых очках, с вечно лежащим возле его правой руки пузатым увеличительным стеклом, в которое он разглядывал монеты, трудно было поверить, что этот тихий старичок когда-то неделями, не выходя наружу, пропадал в московских подземельях, имея с собой лишь рюкзак с продуктами, керосиновую лампу и нож, выточенный из поршня «БелАЗа». Поразительный нюх и память помогали ему выбираться из таких закоулков, в которых любой другой остался бы навечно.

Единственный из всех диггеров, он излазил все лабиринты и подвалы Хитровки, сохранившиеся, когда дома пошли под снос. Говорили, он отлично умел находить клады и забытые воровские схороны – оттого и получил прозвище «Кладоискатель».

Как-то Филька тоже сунул туда нос, но тотчас высунул его обратно, поняв, что это не для него. Вообразите узкие скользкие заныры, по которым пробраться можно только на четвереньках, а на голову все время сыплется песок... Единственное, что там оставалось стоящего, – это три-четыре очень больших кирпичных подвала. Никакого выхода из этих подвалов не было, кроме как через глинистые заныры. Ну а сами подвалы как будто представления не имели, что над ними все уже давно снесено, и только удивлялись, почему никто в них не спускается.

 

 

Филька застал Кладоискателя в отличном настроении. Старый диггер сидел на своей лавке, курил вонючую сигарету без фильтра – он всегда так делал, даже когда его кто-то угощал сигаретой с фильтром, он его попросту отрывал – и напевал «По долинам и по взгорьям...». Филька решил, что с утра ему повезло в обмене. Порой какой-нибудь простак притаскивал, к примеру, крест времен наполеоновских войн и, не представляя толком, какое сокровище у него в руках, обменивал на несколько ничего не стоящих значков или на коллекцию юбилейных рублей Московской Олимпиады. Недавно вот так же личный кортик адмирала Нахимова променяли на шашку городового только потому, что кортик был ржавый, а шашка – большая и блестящая. Ради таких простаков Кладоискатель и сидел здесь.

– А, юное поколение земляных червей! – приветствовал он Фильку, на мгновение сдергивая шапочку со своей лысой головы. – Что видел? Где был?

Хитров неопределенно показал пальцем на асфальт: знак, понятный всем диггерам. Кладоискатель сразу все смекнул и хмыкнул.

– Ну-ну. Смотри, не перегни палку. Подземье не любит больно самонадеянных.

Уже по одному этому Хитров понял: Кладоискатель догадывается, что он пришел неспроста. К нему вообще просто так не заявляются, не такой он человек.

– Похоже, парень, тебе есть что мне рассказать, – произнес старик, внимательно разглядывая Фильку сквозь зеленые очки.

– Ага, есть. И надо кое-что показать, – добавил Филька.

Кладоискатель задумчиво пожевал губами, а потом стал неторопливо собирать монеты. Спрятав всю коллекцию внутрь складного столика, он, прихрамывая, направился к своей машине. Филька – за ним. Машина у Кладоискателя была настоящая колымага, вся покрытая лишаями ржавчины. Старику нравилось казаться бедным.

Сунув свой столик в багажник, старый диггер опустился на сиденье и приготовился слушать. Филька рассказал ему обо всем, что произошло, начиная с того момента, как его сцапали в отстойнике метро. Когда Хитров закончил говорить про Тетлуцоакля, Кладоискатель задумчиво положил обе руки на руль и пошевелил большими пальцами.

– Звучит, как байка, – сказал он. – Не слыхал я о том тоннеле... Ну-ка, покажи ту побрякушку... Захватил?

Получив ожерелье, старик окинул его беглым взглядом, а потом достал лупу и принялся внимательно разглядывать цепочку с пластинами, уделяя особенное внимание камешкам. Он изучал их долго, минут, наверное, десять, не упуская ни единой детали. И за все это время только однажды искоса взглянул на Хитрова. Потом он спрятал лупу и вернул ожерелье хозяину.

– Медь со стекляшками, – сказал он, зевнув. – Это из той же оперы, что дутые золотые браслеты – пять штук на рубль, сдача ваша. Некоторые жулики ухитрялись впаривать их лохам, а те носили довольные, пока не стиралась позолота.

– Значит, подделка? – разочарованно протянул Филька. – А как же Тетлуцоакль? Зачем демону мести – стекляшка?

Кладоискатель пожал плечами.

– У меня тоже было богатое воображение. Помню, споткнулся в темноте и приземлился на скелет. И не просто, а точно носом в глазницу. Две недели потом кошмары снились.

– Но я не вру про Тетлуцоакля!

– Тебе виднее... – равнодушно бросил старик.

Единственный взрослый, на которого Хитров надеялся, отнесся к его рассказу, как к детскому лепету. Филька ощутил себя полным дураком и поскорее рванул дверцу машины, чтобы выйти.

– Погоди! – словно о чем-то вспомнив, окликнул его старик. – Ты это, парень... отдай мне побрякушку. Я тебе за нее рублей двести дам.

– Нет, – отказался Филька.

Кладоискатель, похоже, был удивлен его отказом.

– Тебе что, деньги не нужны, чудак?

– Нужны.

– Вот и я думаю, что нужны. Двести мало? Еще сто накину. Будет триста.

– А зачем вам подделка?

– Да мне-то незачем... Да только есть тут один парень – собирает именно подделки.

– Я не могу отдать. Хоть вы в него и не верите, Тетлуцоакль придет за ним, – сказал Хитров.

Старик нетерпеливо забарабанил по рулю.

– Да хватит тебе сочинять про деревянную куклу. Ты же эту цацку продать мне хотел? Отнял у меня время. Вот я и предлагаю тебе... четыреста. Больше не могу – и так себе в убыток. Соглашайся, зачем тебе эта побрякушка со стекляшками?.. Вот, держи... Скажи спасибо, что я знаю, куда эта барахло приткнуть... Эх, молодость, молодость, что бы вы все без меня делали?

Наблюдая, как старик отсчитывает деньги, Хитров заколебался.

– Не могу. Это не мое ожерелье – Петькино... – сказал он.

– Петькино? Это такого толстого, что с тобой приходил? – быстро спросил Кладоискатель.

– Да.

– Чего же ты сразу не сказал? – Старик облизал губы и быстро спрятал деньги в бумажник. Казалось, он напряженно размышляет о чем-то. – Ладно, парни, – сказал он наконец, широко улыбнувшись. – Уломали вы меня. Если диггер диггеру не поможет, тогда кто?.. Хотите пару отличных альпенштоков? Фирменных, в упаковке?.. С деньгами не трепыхайтесь – отдадите, когда сумеете.

Филька замер, не веря своим ушам. Хороший альпеншток был его давней мечтой, мечтой почти недосягаемой. В Подземье он был так же нужен, как и в горах, если не нужнее. Что в сравнении с ним могла значить какая-то побрякушка?

Хитров хотел уже сунуть старику ожерелье, но внезапно заметил, как по носу Кладоискателя бежит капля пота. Да и зеленые очки – не слишком ли часто он их поправляет?

Его подозрение еще не до конца сформировалось, но тут Кладоискатель сам все испортил. Неожиданно его рука метнулась к ожерелью и вцепилась в его край:

– Отдай!

– Зачем?

– Отдай по-хорошему!.. Ну!

Больше они не говорили, а лишь молча перетягивали ожерелье каждый в свою сторону. Наконец, пальцы старика соскользнули, и Хитров смог вырвать у него цепочку.

– Зачем оно тебе? Ты даже не знаешь, что попало тебе в руки! – забормотал Кладоискатель. Он был явно не в себе. – Хочешь десять тысяч?.. Нет? Тогда сто тысяч... не рублей, чурбан, долларов!.. Не хочешь? Тогда черт с тобой, отдам тебе половину...

Филька выскочил из машины и, перебежав дорогу, перелез через забор сквера.