ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.

На краю света

 

Автор: Северное Сердце

Бета: Bergkristall

Персонажи: Северус Снейп/Гермиона Грейнджер

Рейтинг: R

Жанр: Romance

Саммари: Еще недавно Гермиона считала, что решение стереть родителям память и отправить их на другой конец света, было самым трудным в ее жизни. Но она и не подозревала, как далеко придется зайти, чтобы вернуть свою семью назад.

Размер: Макси

Статус: Закончен

ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.

 

Пролог

 

 

Гермиона стояла в холле психиатрической больницы Cвятого Януса и беседовала с лучшим во всей Европе специалистом в ментальной магии. С каждым словом пожилого целителя на нее все сильнее накатывало отчаяние. Доктор был очень вежлив и внимателен, не перебивая выслушал ее долгий сбивчивый рассказ, просмотрел заключения, данные другими коллегами, даже составил сложную арифмантическую таблицу со всеми возможными вариантами лечения. Но несмотря на искреннее желание помочь юной героине войны, и почти сотню лет врачебной практики, целитель Доулиш только подтвердил вердикт, вынесенный менее титулованными коллегами. Столь обширное заклятие забвения мог снять только сотворивший его волшебник. И раз ей самой не удалось отменить Обливиэйт, наложенный год назад на родителей, то ни один врач не в состоянии ей помочь.

 

Пойти на крайние меры ради безопасности своей семьи, целый год бороться и рисковать жизнью, утешаясь лишь мыслью, что ее родным ничто не угрожает, победить вопреки всем преградам в битве, которая казалась безнадежной... И все только для того, чтобы услышать злополучное: «Простите, мисс Грейнджер», «Нам очень жаль, мисс Грейнджер», «Здесь ничем нельзя помочь, мисс Грейнджер». Она объездила каждую волшебную клинику, консультировалась с лучшими специалистами. Казалось, что за последний месяц она беседовала только с людьми в белых халатах, а вся ее одежда пропахла въедливым запахом лекарственных зелий. И все напрасно. Гермиона так устала бороться, цепляться за шаткую надежду только чтобы снова разочароваться, но острое чувство вины не позволяло смириться с потерей и опустить руки.

 

— Неужели вы не знаете никого, кто мог бы справиться с подобной проблемой? — В отчаянии Гермиона уцепилась за рукав почтенного доктора, как за спасительную соломинку.

 

Но Доулиш только устало улыбнулся.

 

— Возможно, Дамблдор, будь он все еще жив, смог бы справиться с такой задачкой. Старый проныра больше всего на свете любил головоломки и безнадежные случаи. Еще этот его парнишка, Снейп, был талантливый малый, наверняка ему оказалось бы под силу провернуть нечто подобное.

 

— Был? — с недоумением переспросила Гермиона. — Разве вы не знаете? Профессор Снейп выжил, об этом писали во всех газетах!

 

— Правда? Вот это действительно приятные новости. Благодарю вас, мисс, что порадовали старика. Сам я слишком устал от войны и постоянных списков погибших, чтобы читать газеты. Но, видимо, времена изменились, и теперь там можно прочесть и что-то хорошее.

 

— Только изредка, — честно призналась Гермиона. Она и сама не любила просматривать страницы с сообщениями о все новых и новых друзьях или знакомых, которые считались пропавшими и теперь найдены погибшими. Лучше уж думать, что они сбежали в Европу или Америку, поменяли имена, возможно, даже затерялись среди магглов, и однажды получится случайно встретить их на улице незнакомого города живыми и здоровыми. Глупые фантазии...

 

— И все же даже за эту малую перемену стоит благодарить и вас, мисс. Если бы не вы и ваша храбрость...

 

На глаза старика накатили слезы, и Гермиона почувствовала себя крайне неуютно, как и каждый раз, когда ее благодарили за спасение мира. Хотя все, что она делала, — пыталась выжить сама и не дать погибнуть своим друзьям.

 

А в итоге не уберегла даже самых близких.

 

— Мне пора, целитель Доулиш. Спасибо, что уделили время. Я обязательно обращусь к профессору Снейпу, — попыталась быстро ретироваться Гермиона, чтобы не смотреть, как плачет еще один добродушный незнакомец. В ее жизни последнее время и так было слишком много слез.

 

— Подождите...— остановил ее внезапно нахмурившийся целитель. — Подумайте, чем вы можете его заинтересовать. Снейп ничего не делает просто так.

 

— Вы совсем его не знаете! — сердито ответила Гермиона. После победы ей не раз приходилось защищать Снейпа от несправедливых нападок, но она никак не могла привыкнуть к тому, что люди решительно не желали прощать ему ошибки далекого прошлого, несмотря на то, сколько добра он сделал с тех пор.

 

— Снейпа никто не знает, юная леди, и не верьте тому, кто скажет иначе, — по-отечески тепло произнес доктор, но Гермиона его уже не слушала, торопясь к антиаппарационному барьеру.

 

Глава опубликована: 04.08.2014

Глава 1

 

 

Предостережения старого доктора Гермиона не приняла всерьез, но все же, отправляясь к Снейпу, слегка волновалась. Профессору вполне хватало и своих забот, и времени на решение проблем бывшей не самой любимой ученицы могло не оказаться. Уже на следующей неделе начнется суд над Северусом Снейпом, нынешним директором Хогвартса и убийцей директора предыдущего. Разумеется, слушанья по этому делу — чистая формальность, необходимая лишь для того, чтобы убедить общественность, что при новом руководстве все волшебники независимо от статуса, должности, количества галеонов на счету и личного знакомства с Гарри Поттером или министром Шеклболтом, равны перед законом. Конечно, куда проще было бы бросить в Азкабан всех плохих парней и не беспокоить зря тех, кто боролся против них, но проще — не всегда правильно. Гермиона это понимала и очень надеялась, что Снейп поймет тоже.

 

Во всяком случае, тон его письма в ответ на ее просьбу о встрече не показался враждебным, так что настроение Гермионы, когда она шла по старому промышленному району Лондона в сторону Тупика прядильщиков, было скорее взволнованным, чем тревожным. Дом Снейпа выглядел даже более запущенным, чем она ожидала после подробных описаний Гарри. Облупленные стены, закопченные окна, а во дворе лишь колючий кустарник да пожухлая трава. Безрадостная картина совсем не походила на иллюзию, созданную волшебником для отвода глаз. Сырость и запустение владели каждым клочком земли и каждым кирпичом во всей округе. Отбрасывая в сторону ненужные мысли, Гермиона робко постучала в дверь, и она тут же отворилась. Хозяин дома встретил ее в тесном холле, принял мокрый от дождя плащ и пригласил присесть в гостиной, призывая на поцарапанный кофейный столик чайный сервиз.

 

Они пили чай молча, и Гермиона чувствовала себя неловко, никак не решаясь нарушить тишину и озвучить свою просьбу. Зато Снейп никакого видимого затруднения в безмолвном чаепитии не испытывал. Он вольготно раскинулся в старом продавленном кресле и потягивал горячий напиток, аккуратно придерживая фарфоровое блюдце. Его не тяготило ни повисшее в комнате напряжение, ни ерзающая как на иголках гостья, которая до сих пор не поведала о причине своего визита. И все же, когда чай в чашке закончился, и Снейп вежливо предложил наполнить заново, Гермиона наконец взяла себя в руки и решительно отказалась.

 

— Профессор Снейп, сэр, у меня есть к вам просьба личного характера. Это касается моих родителей. Я бы не стала вас тревожить, но так вышло, что помочь мне можете только вы.

 

— Как вам известно, я больше не профессор, но если вам угодно называть меня по титулу, то верным будет — директор Снейп.

 

Внутри что-то неприятно кольнуло. Нет, конечно, она не винила Снейпа в смерти Дамблдора, но все же называть его директором было выше ее сил. Это казалось неправильным, в какой-то мере даже кощунственным, но возражать — глупо, поскольку логика на стороне Снейпа, так что Гермиона дипломатично промолчала.

 

— Впрочем, раз уж у вас вопрос личного характера, то есть смысл оставить титулы и обращаться по имени.

 

На это возразить опять было нечего, и Гермиона робко кивнула.

 

— Прекрасно, в таком случае я бы предложил что-нибудь покрепче чая, а вы пока подробно изложите суть дела.

 

Гермионе вовсе не хотелось чего-то покрепче, но отказываться казалось невежливым, тем более когда Снейп так любезно согласился ее выслушать. Она сделала всего несколько глотков вина, и оно показалось слишком кислым. Но зато Гермиона почувствовала себя гораздо спокойнее и увереннее, уже без волнения рассказывая историю своих родителей — о том, как отправила их в Австралию с чужими именами и чужой памятью, как пыталась вернуть им утраченные воспоминания, как разводили руками колдомедики, с которыми она встречалась, и теперь он — ее последняя надежда. Рассказ лился легко и непринужденно и занял не менее часа, но Гермиона даже не заметила, как пролетело время.

 

— Вы мне поможете? — доверчиво заглянула она в глаза бывшего учителя, внимательно наблюдавшего за ней все это время. И его ответ заставил ее сердце забиться чаще в радостном предвкушении.

 

— Разумеется, я помогу вам, Гермиона.

 

Целых пять секунд она была совершенно счастлива. Гермионе хотелось петь, смеяться, кружиться, броситься на шею Снейпу и расцеловать его смешной длинный нос. Но именно такая всепоглощающая эйфория, не свойственная ей даже в лучшие времена и в компании близких друзей, насторожила Гермиону.

 

— Вы что-то подлили в вино? — спросила она, начиная догадываться, что не все так просто с быстрым согласием Снейпа.

 

— Всего лишь пару капель эликсира беспечности, который позволил вам расслабиться и без лишних неудобств поведать столь увлекательную историю.

 

Гермиона немного напряглась, припоминая, что не собиралась вот так запросто вываливать свою историю на Снейпа, не убедившись, что он не настроен враждебно и не выдаст ее тайну. В конце концов, использовать обливиэйт на магглах строго запрещалось, даже если они являются членами семьи, а уж подделка документов... Пусть тюремное заключение ей и не грозил, но попади эта история в руки журналистам, она вполне могла подпортить репутацию героини войны.

 

— Вы же не собираетесь выдать меня журналистам? — все еще находясь под действием зелья, сболтнула Гермиона.

 

— Ну что вы, ни в коем случае. Я, как никто другой, понимаю, насколько важно порой сохранить что-то в тайне от прессы или, скажем, сотрудников Министерства.

 

— Ох, ну слава Богу, — облегченно выдохнула Гермиона. Но тут же прокрутила его слова заново и поняла, что в них вложен несколько иной смысл.

 

— Вы хотите, чтобы я сохранила какую-то вашу тайну? — неуверенно переспросила она. — Если вы беспокоитесь о суде, то не стоит. Гарри даст показания в вашу защиту, расскажет все, что видел в воспоминаниях, которые вы передали ему, и вас полностью оправдают. Никто не станет копаться в ваших тайнах, а журналистов вообще не допустят на слушание.

 

Сообразив, что в очередной раз выболтала все, о чем думала, Гермиона прикрыла рот ладошкой.

 

— Видите ли, Гермиона, проблема как раз в тех моих воспоминаниях. Я не хотел бы, чтобы они всплыли на суде.

 

— О! — только и молвила Гермиона, и тут же снова зажала рот рукой.

 

— Вот именно, — подтвердил ее догадки Снейп. — Так что я с радостью сохраню вашу тайну и помогу вернуть память родителям, если в ответ вы поклянетесь хранить мою тайну и окажете мне любезность, дав показания на суде, не опирающиеся на воспоминания.

 

Осознание медленно опускалось на Гермиону темной свинцовой тучей, рассеивая остатки эйфории. Значит, как и предупреждал доктор Доулиш, никакого бескорыстия и милосердия Снейп не испытывал. Но дело даже не в этом. Какая-то ускользающая мысль билась в голове тревожным молоточком, но Гермиона пока не понимала, почему слова Снейпа настолько ее обеспокоили.

 

— Я бы и так с радостью дала показания в вашу пользу. Вы герой и заслуживаете благодарности, а не того, чтобы вас судили как преступника! Вот только знаю я совсем немного. Весь последний год я провела в изоляции от Ордена и всех, а до этого директор Дамблдор никогда не обращался ко мне лично. Все, что я знаю, мне рассказывал Гарри. Но это неважно, потому что Гарри тоже даст показания. Вот только без воспоминаний будет труднее доказать вашу невиновность. Но я не сомневаюсь, нам поверят, не могут не поверить! И я очень благодарна, что вы согласились помочь. Вы не представляете, как много это для меня значит...

 

— Прекрасно представляю, — оборвал поток ее речей Снейп. — Поэтому, когда вас вызовут как свидетеля, вы скажете, что профессор Дамблдор перед смертью предупредил вас, что я должен его убить, и вы все время знали, что я действовал по его приказу.

 

— Но я не смогу соврать. Показания у всех берут под веритасерумом. Даже если бы я хотела — все равно, выпив сыворотку, мне придется говорить только правду.

 

— Об этом не беспокойтесь. Я обеспечу вас прекрасным антидотом, действующим двадцать четыре часа. Мое личное изобретение, которое я также предпочитаю держать в тайне, так что никто не сможет заподозрить вас в лжесвидетельстве.

 

Разрозненные отрывки мыслей и чувств наконец сложились в цельную мозаику, и Гермиона громко охнула, глядя глазами испуганного оленя на человека, которого, как только что поняла, совсем не знала.

 

— Они фальшивые! — Только и смогла промолвить она, прежде чем стало трудно дышать.

 

— Все до одного, — спокойно согласился Снейп.

 

— И поэтому их не примут на суде.

 

— Именно.

 

Гермионе начало казаться, будто вместо головы у нее бурлящий котел, и она всерьез опасалась, что если не перестанет думать, то попросту взорвется.

 

— Вижу, зелье почти перестало действовать, так что мы можем серьезно обсудить наше сотрудничество.

 

— Я пока не соглашалась ни на какое сотрудничество! — запротестовала Гермиона.

 

— Разумеется. Но смею предполагать, что вы все же согласитесь. Как вы там говорили? Я — ваша последняя надежда.

 

— Это вовсе не означает, что я готова пойти на преступление ради собственной выгоды.

 

— Ни к чему такие жертвы. Я вовсе не предлагаю вам мучить невинных младенцев или грабить Гринготтс, — с насмешкой произнес Снейп.

 

— У нас не было другого выхода, и мы ничего не взяли себе, — начала оправдываться Гермиона, но тут же разозлилась на себя. Она не преступница, и не обязана что-то доказывать.

 

— Разумеется, — саркастично заметил Снейп. — Вы не сделали ничего плохого, я только хотел обратить ваше внимание, что не всегда действия в обход закона носят преступный характер. Вы же сами сказали, что готовы дать показания в мою пользу и считаете меня героем, заслуживающим благодарности. Все, что от вас требуется, — рассказать то же самое, о чем собирался поведать ваш героический друг Поттер, только в немного другой форме.

 

— Но это будет ложь!

 

— Вы этого не знаете. То, что воспоминания слегка изменены, еще не значит, что они не правдивы. Возможно, я всего лишь защищаю некоторые щекотливые тайны Дамблдора и не хочу порочить его имя еще больше, чем это сделала Скитер в своей грязной пародии на биографию.

 

Несомненно, этом была логика, но Гермиона не настолько наивна, чтобы поверить в добрые намерения и альтруизм Снейпа.

 

— Почему вы сами не выпьете свой антидот и не расскажете Визенгамоту любую сказку, какую сочтете нужной?

 

— Вы все прекрасно понимаете и без моих объяснений, Гермиона. Я — Пожиратель, убийца и слизеринец в конце концов... Даже если я утоплюсь в бассейне с веритасерумом, Визенгамот не встанет на мою сторону. И уж тем более я не смогу убедить Поттера держать рот на замке и не подвергать сомнению мои слова, сказанные на суде. Другое дело — магглорожденная подруга спасителя мира, честная гриффиндорка, которая ни за что не станет покрывать преступника. Если перед судом выступите вы, уже на следующее утро меня не только оправдают, но и вручат орден Мерлина.

 

— И, конечно, Гарри не станет меня подставлять и выступать с показаниями, противоречащими моим.

 

— Таков был план, — подтвердил Снейп. — Итак, мисс Грейнджер, насколько сильно вы хотите вернуть родителей? Вы можете согласиться, и сразу после оправдательного вердикта мы с вами отправимся в Сидней для счастливого воссоединения семьи. Или можете отказаться и выйти за дверь. Не переживайте, я позабочусь, чтобы вы не вспомнили об этом разговоре.

 

— Вы ведь все равно заставите кого-то свидетельствовать в вашу пользу? — озвучила Гермиона последнюю догадку.

 

— Разумеется. Мистер Лонгботтом кажется подходящей кандидатурой и довольно легко поддается внушению.

 

— Не надо, не трогайте Невилла. Я согласна.

 

Нужно отдать Снейпу должное, он все точно просчитал. Напоил ее зельем, заставил выболтать все как на духу, предложил ей то, в чем она отчаянно нуждалась, заронил сомнения, что, согласившись, она сделает что-то дурное, и в конце дал понять, что с ней или без нее, он достигнет своей цели. А вот она без его помощи вернуть родителей не сможет. Гермионе было ужасно стыдно за себя в ту секунду, когда она приняла сомнительное предложение Снейпа, но иначе поступить у нее не хватило бы сил. Она так устала бороться за справедливость. Настало время побороться за себя и за родителей, пострадавших по ее вине.

 

— Тогда вашу палочку, пожалуйста. — Вырвал ее из размышлений настойчивый голос Снейпа.

 

— Зачем?

 

— Вы же не думали, будто одного вашего слова достаточно? Вы дадите непреложный обет, что будете свидетельствовать в мою пользу и слово в слово повторите показания, которые я для вас приготовлю. И никому не признаетесь, что ваши показания были ложными.

 

— Но Гарри и Рон... Я не могу им лгать. Они никогда меня не простят, — ужаснулась Гермиона.

 

Одно дело — лгать Визенгамоту, а совсем другое — друзьям, с которыми делила свою жизнь последние семь лет. Между ними троими не было тайн, и если ребята подумают, что она все время знала о невиновности Снейпа и скрывала от них...

 

— Ваши друзья это ваша проблема. Скажите, что Дамблдор взял с вас неприложный обет, снять который мог только я. Они не станут обвинять вас в нежелании умереть за чужую тайну, — отрезал Снейп, пресекая все последующие возражения.

 

— Мне нужно подумать.

 

— Думайте. Но пока вы не приняли окончательного решения и не дали обет, вы не покинете стен этого дома.

 

Гермиона чувствовала, что Снейп специально давит на нее, заставляя нервничать и принять поспешное, необдуманное решение, но отступать было поздно. Проблемы с Гарри и Роном она удалит позже. В конце концов, их дружба переживала и не такое.

 

— Хорошо. Но тогда я тоже требую непреложный обет, что вы поможете вернуть память моим родителям, и никому не расскажете о том, что услышали от меня сегодня.

 

— Вполне справедливо, — согласился Снейп и тут же достал палочку, протягивая вперед левую руку.

 

Гермиона повторила его жест, и через несколько минут, когда клятвы перестали звучать, их сплетенные руки окутали яркие лучи магии, закрепляя обет.

 

Глава опубликована: 05.08.2014

Глава 2

 

 

Суд над Снейпом занял вдвое больше времени, чем изначально планировалось. Зато прошло все гладко, как он и предполагал. После показаний Гермионы его полностью оправдали. И хотя Гермиону это очень злило, но лживому типу действительно вручили орден Мерлина.

 

 

К сожалению, ее объяснение с Гарри и Роном прошло гораздо сложнее. Особенно плохо отреагировал Рон, обвинив ее в двуличности. Он никак не мог простить, что Гермиона скрывала от него настолько важную правду и при этом пилила его несколько месяцев за единственную ошибку, совершенную под действием эмоций и проклятого медальона. Изображала из себя праведницу, а сама все время лгала, глядя в глаза. А еще он не мог понять, почему после окончания войны, когда отношения между ними двумя стали больше чем дружескими, она не пошла к Снейпу и не попросила снять с нее клятву. Почему нужно было непременно дожидаться суда? Гермиона пыталась объяснять, что это — не ее тайна и не ей было решать, когда раскрыть. Она извинялась, упрашивала понять и извинялась снова. Но Рон, похоже, мстил за те месяцы, когда на ее месте находился он, а Гермиона все никак не желала проявить великодушие и простить его оплошность.

 

Гарри воспринял новость проще. Он легко согласился не давать показаний и не обнародовать воспоминания Снейпа, раз тот желал сохранить их в тайне. И если Гарри и злился, то больше на Дамблдора — за то, что не доверил настолько важный секрет ему, когда он мог бы сильно облегчить всем жизнь в тот ужасный год. Труднее всего Гарри было принять мысль, что Снейп чуть не умер прямо у него на глазах, а все из-за параноидальной скрытности старого директора. И хотя Гарри напрямую не винил Гермиону, ему тоже было трудно простить ее за то, что она одна из них троих знала правду, но не попыталась спасти Снейпа, предпочитая хранить тайну, даже когда на кону оказалась его жизнь. Отношения между неразлучной троицей не разладились окончательно, но были слишком натянутыми и напряженными, так что Гермиона даже радовалась предстоящей поездке в Австралию и возможности побыть наедите со своими мыслями. Казалось правильным дать мальчикам немного свободного пространства и времени, чтобы свыкнуться с открывшейся на суде историей. После целого года, проведенного в одной палатке и почти без контактов с другими людьми, было совсем не лишним отдохнуть друг от друга и впервые за долгое время соскучиться по общению, а не продолжать жаться к неразлучным друзьям, словно они по-прежнему одни против всего мира, и за ними все еще гонится стая адских псов. Немного свободы и самостоятельности — это именно то, что им троим давно требовалось.

 

Собирая чемоданы, Гермиона уверяла себя, что короткая разлука с друзьями окажется полезной и сгладит неприятную размолвку. Сложнее получалось убеждать себя, что общество Снейпа, которое она отныне вынуждена будет терпеть, окажется не слишком неприятным и обременительным. Снейп являлся редким образцом человека с отрицательным обаянием. Стоило лишь увидеть его, и настроение моментально портилось. Гермиона не удивилась бы, узнав, что Снейп не пьет чай с молоком потому, что молоко от одного его вида киснет. В общении Снейп умудрялся казаться еще менее приятным, чем внешне. Стоило ему открыть рот, как с его губ тотчас же слетали язвительные комментарии и саркастичные замечания. И это еще в случае, если ты не успел чем-то лично насолить Снейпу, а просто оказался в поле действия его неподражаемой ауры.

 

Да, как-то не слишком хорошо Гермионе давался позитивный настрой. Но главное, что в результате она вернет своих родителей. Ради такого можно потерпеть и Снейпа.

 

Чтобы получить портключ, понадобилась всего неделя, и в первые дни сентября Гермиона Грейнджер и Северус Снейп оказались на специальной площадке для межконтинентальных волшебных перемещений. В первые секунды Гермионе показалось, что она попала не в Австралию, а на другую планету, бурлящую жизнью и пестрящую красками. И окружающие люди оглядывались на странную прибывшую пару именно так — как на инопланетян. Оно и не удивительно — среди загорелых, улыбчивых местных жителей в шортах и светлых рубашках, двое бледных хмурых людей в чопорных черных мантиях, закрывающих почти с головы до пят, выглядели инородно. И все же им улыбались, приветствовали, впихивали в руки яркие брошюры для туристов, не обращая никакого внимания на сердитые взгляды, которые бросал Снейп на всех, попадающихся на пути.

 

 

* * *

Выбравшись наконец из пестрого столпотворения возле площадки для портключей, Гермиона огляделась по сторонам и вдохнула поглубже морской воздух со сладковатой примесью цветочной пыльцы. Это в осеннем Лондоне сейчас сыро и промозгло, и его блеклые улицы утопают в клубах серого смога. А в Австралии ранняя весна, всюду зелень и лазурь, а цветущие деревья джакаранды устилают землю крупными ярко-фиолетовыми лепестками. За последние пару месяцев Гермионе не раз довелось побывать в этой части света, и все же она никак не могла привыкнуть к поразительному контрасту между родной, но мрачноватой Англией и этим цветущим островком рая.

 

В районе Брисбена, где жили ее родители, недавно прошли сильные ливни, вызвавшие наводнение. Приютившиеся в низине улицы города оказались полностью затоплены, и безумные мальчишки-серферы рассекали на своих досках прямо посреди проезжей части, покоряя стремительный поток воды, сносивший вниз по течению оставшиеся припаркованными на обочине машины. Сейчас как никогда Гермиона понимала, чем так приглянулся этот город мистеру и миссис Грейнджер. Они всегда мечтали поселиться здесь, перенести сюда свою стоматологическую клинику и работать вместе, как и прежде, но по вечерам, возвращаясь после изнурительного трудового дня, встречать закаты на теплом песчаном пляже. Это служило единственным утешением Гермионе с тех пор, как она поняла, что не сможет самостоятельно вернуть родителям память. Во всяком случае, они жили в воплощенной мечте, даже если не помнили, что всегда этого хотели.

 

Еще в самый первый после войны визит в Брисбен, Гермиона очень обрадовалась, что чета Уилкинсов сдает в аренду туристам часть слишком большого для двоих дома. Не раздумывая ни минуты, она внесла плату за аренду за три месяца вперед и договорилась, чтобы комнаты не сдали кому-то другому, даже если она немного задержится с визитом. Хозяева удивлялись, что она провела в Австралии всего четыре дня, а остальное время комнаты пустовали, но девушка платила исправно, и жаловаться было не на что.

 

Снейп поначалу воспринял в штыки идею жить под одной крышей с родителями Гермионы, но в результате его удалось уговорить. Нужен был удобный повод, чтобы находиться рядом с Уилкинсами и не вызывать беспокойства или подозрений, а аренда комнат в их доме позволяла незаметно провести обследование и использовать магию, не привлекая внимания других магглов.

 

Хотя идея жить у родителей принадлежала Гермионе, она все же чувствовала себя очень странно и неуютно, когда пришлось знакомить их со Снейпом. Глупо конечно — родители ничего не помнили не только о письмах, в которых Гермиона жаловалась на несправедливого преподавателя, но и вообще не помнили, что у них есть дочь или что в мире существует магия. Но Гермионе постоянно казалось, что вот-вот ее отец обернется, сурово посмотрит на человека, столько раз доводившего его любимую доченьку до слез, и выставит мерзавца за дверь. Но Венделл Уилкинс вежливо улыбался, показывая новому гостю дом и даже предложил сыграть вечерком в бридж за стаканчиком виски. От этого Гермионе становилось ужасно грустно.

 

В начале, когда только узнала, что не сможет самостоятельно вернуть родителям память, она утешала себя мыслью, что сумеет заново с ними подружиться. И пусть Уилкинсы не будут знать, что Гермиона их родная дочь, но зато они останутся близкими людьми. Теперь же, наблюдая за поведением отца, Гермиона ясно как никогда осознавала: ее идея о вновь созданной семье была лишь утопией, и если бы все осталось как сейчас, она не смогла бы находиться рядом с людьми, постоянно напоминающими обо всем, что она потеряла, и ничуть не разделяющими ее чувства. Это свело бы ее с ума, как сводило с ума своих прошлых владельцев воскрешающее кольцо. Видеть перед собой лица любимых людей, но не чувствовать ни капли тепла, только безграничную пропасть, разделяющую ваше существование, — это пытка, которую Гермиона не пожелала бы и врагу. Разумеется, она не смогла бы сказать это вслух при Гарри, потерявшем родителей и крестного, или при Роне, совсем недавно лишившегося брата. Утраты ее друзей были безвозвратны, и они не смогли бы понять, что смириться с потерей гораздо проще, когда у тебя есть право оплакать ее и оставить в прошлом. Возможно, Невилл понял бы ее. Или обвинил бы в малодушии. Все же у Гермионы было так много. Ее родители были живы, она могла видеть их, разговаривать с ними — несказанная роскошь для мальчика, чьей самой большой наградой были фантики от конфет, подаренные потерявшей рассудок мамой. Поэтому Гермиона молчала, держалась как могла, не позволяла себе жаловаться или плакать, но изнутри чувство вины и невосполнимой потери жгло раскаленным железом и больше всего хотелось выть и проклинать Волдеморта, войну, себя...

 

 

* * *

Всю ночь в чудном, просторном родительском доме, который она сама выбирала так тщательно и любовно, Гермиона ворочалась в мягкой кровати и не могла сомкнуть глаз. Вечером мама так и не вышла к гостям, Венделл сказал, что ей нездоровится, и к уже привычному чувству вины перед родителями добавилась тревога. Не могла ли Гермиона нарушить что-то, когда стирала память? Что если невозможность обратить процесс — это только первый симптом, а недомогания матери, случавшиеся все чаще, свидетельство серьезного вреда, нанесенного магией, и дальше ее здоровье будет ухудшаться? Гермиона с трудом дождалась наступления утра, когда Снейп сможет рассказать о результатах обследования. Он должен был проверить обоих родителей, пока они спали, и Гермиона лежала как на иголках, посматривая каждые несколько минут на настенные часы, чтобы определить, когда, наконец, можно будить и расспрашивать Снейпа.

 

Чтобы хоть чем-то себя занять, Гермиона спустилась на кухню и сварила кофе. Аромат, разлетевшийся по дому, подействовал на Снейпа лучше будильника. Или это совпадение, и он всегда вставал так рано? Но как только Гермиона умостилась в плетеном кресле на веранде, потягивая обжигающий крепкий напиток, Снейп оказался рядом с точно такой же чашкой в руках.

 

— Вы смогли их обследовать? Сколько времени понадобится, чтобы вернуть память? Есть какие-то последствия для их здоровья? — Гермиона мгновенно засыпала вопросами Снейпа.

 

Он недовольно поморщился от слишком бодрого утреннего приветствия и сонно потер глаза.

 

— Вам говорили, что вы невыносимо болтливы, Гермиона? Не удивлюсь, если вы не замолкаете даже во сне.

 

— К вашему сведению — нет, никто, кроме вас, не считает меня слишком болтливой. Нормальные люди называют меня общительной и находят эту черту характера моим достоинством, а не недостатком.

 

— Если под нормальными людьми, вы подразумеваете Поттера и Уизли...

 

— Под нормальными людьми я подразумеваю всех, кроме одного особо ворчливого мизантропа, чей несносный характер способен испортить даже самое чудесное солнечное утро.

 

— Я бы с удовольствием избавил вас от моего столь неприятного общества, но почему-то решил, что вы разнесете дом в приступе беспокойства и нетерпения, если не услышите новости утром первым же делом.

 

В Гермионе боролись смущение, легкое чувство вины за то, что без повода напала на Снейпа, и нетерпение. Но победило последнее.

 

— Да говорите уже. Вы сможете вернуть память моим родителям? — выпалила она.

 

— К сожалению, нет. Целители, с которыми вы консультировались ранее, оказались правы. Снять такое обширное заклинание памяти может только наложивший его волшебник. В данном случае — вы.

 

Гермиона почувствовала, словно ее сильно пнули в живот. Тупая боль скрутила тело пополам, она с трудом хватала воздух открытым ртом, а перед глазами расплывались черные круги.

 

— Дышите, Грейджер, черт вас побери! Мне только ваших истерик не хватало! — возмущенно зашипел Снейп, прижимая к ее губам холодный стеклянный флакон с резко пахнущим зельем. Гермиона послушно сделала глоток и ее чуть не стошнило от отвратительного кислого вкуса склизкого варева, но зато боль мгновенно прошла и дышать стало легче. Взгляд прояснился, и Гермиона со злостью посмотрела на Снейпа. Это было как в ожившем кошмаре. Она поссорилась с друзьями, лгала ради него на суде, и все лишь для того, чтобы услышать слова, которые повторяли ей десятки людей до него.

 

— Но вы обещали! Вы дали непреложный обет! — вместо внятных разъяснений воскликнула Гермиона.

 

— Напомните мне, что именно я обещал, давая обет? — лениво поинтересовался Снейп, и Гермиона тут же поняла, что совершила ужасную ошибку. Она была так поражена известием, что воспоминания Снейпа оказались фальшивкой, что не обдумала как следует формулировку клятвы, которую потребовала от него.

 

— Помочь вернуть память моим родителям, — охрипшим голосом прошептала она.

 

— Вот именно, помочь вам восстановить их память, а не сделать это самому. И прежде чем вы закатите новую истерику, должен сказать, что намерен выполнить свое обещание. Не то чтобы у меня был выбор, даже я не способен нарушить непреложный обет и при этом остаться в живых. И смею вас заверить, смерть не входит в мои ближайшие планы.

 

— Но я не могу этого сделать, как вы не понимаете! Я перепробовала все, что можно, и никакого результата, даже малейшего проблеска!

 

— Разумеется, вы не можете. Ваших знаний и навыков катастрофически недостаточно для работы с ментальной магией такого уровня. Я удивлен, что вам вообще удалось заменить их воспоминания в полном объеме, не повредив сознание.

 

— Значит, я не навредила им? Моя магия не станет причиной болезни или безумия?

 

— Я бы сказал, если бы обнаружил нечто подобное.

 

Казалось, Снейпа удивило ее предположение. Но Гермионе вдруг пришла в голову новая догадка. Невыносимый, заносчивый, лживый предатель, он...

 

— Вы с самого начала знали, что не сможете этого сделать и намеренно обманывали меня! — Ее голос неприятно сорвался на визг.

 

— Я не обманывал. Не моя вина в том, что вы приняли мои слова за то, что хотели слышать, а не то, что было сказано. Людям свойственно заблуждаться.

 

— Не увиливайте от ответа. Вы знали, что все выйдет именно так.

 

— Я предполагал нечто подобное, да.

 

— Тогда как вы намеряны выполнить свою клятву, если знаете, что я не способна вернуть родителям воспоминания? Потратите всю оставшуюся жизнь на то, чтобы изображать, что помогаете мне?

 

— Не говорите глупости, непреложный обет не обмануть дешевыми трюками.

 

— Тогда как?

 

— Я научу вас, разумеется.

 

— Что?

 

Гермиона смотрела на Снейпа и не понимала, что вообще происходит. Каким-то образом ему удавалось вышибать любую способность к здравомыслию из ее головы.

 

— Вы повредили слух, Гермиона? Не поверю, что моя дикция внезапно настолько ухудшилась. Кажется, я выразился вполне ясно — я научу вас основам ментальной магии, чтобы вы смогли снять свое заклинание.

 

— Но... Но на этом могут уйти недели!

 

— Вы себе льстите, Гермиона. Скорее месяцы.

 

— И вы готовы пожертвовать стольким временем, чтобы помочь мне?

 

Нет, она совершенно не понимала, что происходит.

 

— Гриффиндорцы, вы все готовы превратить в предательство или акт героизма и самопожертвования. Может, вы забыли, Гермиона, но мы заключили сделку. Вы выполнили свою половину, так что обучение будет не жертвой, а платой за оказанную мне услугу. И прежде чем вы снова начнете возражать, что от вас потребовалось всего несколько дней, а от меня — месяцы работы, хочу напомнить, что это вы находились в неведении, как все обернется, я же точно знал, на что подписываюсь. Надеюсь, вам все ясно и нам не придется возвращаться к этому разговору.

 

 

* * *

Ясно Гермионе не было. Если до сих пор Снейпу удавалось сбить ее с толку, но поддерживать иллюзию, что ничего особенного не происходит, то теперь Гермиона полностью запуталась. Она решительно не понимала мотивов Снейпа, не понимала предыстории и не знала, что ждет ее впереди. Но доставлять Снейпу удовольствие, показывая, насколько потерянной и беспомощной себя чувствует, Гермиона не собиралась. Если Снейп в очередной раз не солгал, он действительно не может нарушить обет, а значит, научит ее, как снять чары ложной памяти. Она вернет своих родителей, а во всем остальном можно разобраться позже.

 

Глава опубликована: 05.08.2014

Глава 3

 

 

— Человеческий мозг — самый сложный артефакт во всей известной вселенной. Никому еще не удавалось проникнуть настолько глубоко, чтобы раскрыть его тайны. Но из всех загадок мира именно феномен человеческого сознания наиболее интригующий, потому что позволяет заглянуть в суть самого себя. Не существует учебников по ментальной магии, поскольку сознание каждого человека столь же уникально и неповторимо, как узор ледяных кристаллов в снежинке. Не существует единого для всех заклинания, позволяющего изменять человеческие умы. К каждому сознанию приходится подбирать свой ключ, и если действовать грубо и шаблонно, то можно сломать замок, но так и не проникнуть в тайну чужих мыслей.

 

Снейп медленно прохаживался вдоль небольшого сада позади дома Уилкинсов. Крона высоких деревьев укрывала от полуденного солнца, а легкий ветерок с моря приносил свежесть и срывал с ветвей ярко-фиолетовые цветы, которые укрывали землю так густо, что свежая зеленая трава под ними оставалась незаметна. Гермиона сидела на подвесной раскачивающейся скамейке и всеми силами старалась уловить суть слов Снейпа, но находила в них все новые и новые противоречия собственным знаниям и опыту.

 

— Чтобы суметь наложить или снять ментальное заклятие, необходимо детально изучить сознание человека, иначе в лучшем случае колдовство не сработает, в худшем же — вы нанесете непоправимый вред, влекущий за собой полную потерю памяти или безумие. Ваша задача на эту неделю, Гермиона, изучить как можно лучше Монику и Венделла Уилкинсов. Узнайте, чем они занимаются, что любят, чего боятся, о чем мечтают.

 

— Но это глупо! — не выдержав, наконец, возразила Гермиона. — Я знаю своих родителей! Мы только впустую потратим целую неделю.

 

— У вас сложилось ложное впечатление, что мы ведем дискуссию? Или, может, вы решили в очередной раз доказать, насколько самонадеянны и склонны к поспешным суждениям? Я согласился тратить время на ваше обучение, но это не означает, что готов выслушивать возражения и капризы. Я говорю, вы — внимательно случаете и запоминаете. Если что-то из сказанного вам непонятно, задаете короткий уточняющий вопрос. Вы не оспариваете сказанное, не делитесь своими соображениями, какими бы ценными они вам не казались, и не подвергаете сомнению данные вам инструкции — вы в точности им следуете. Если я говорю, что вы должны изучить людей, прежде чем даже помышлять о вмешательстве в их сознание, то вы это в точности исполняете. Если же вам когда-нибудь взбредет в голову нарушить мои указания, то невменяемость ваших родителей окажется полностью на вашей совести. Это ясно?

 

Снейп настолько вошел в привычную роль преподавателя, что Гермиона на мгновение позабыла, что находится не в Хогвартсе, а на другом конце света. И хотя отсутствие развевающейся профессорской мантии слегка смазывало эффект, все же Снейпу удавалось производить впечатление мрачное и пугающее. Если бы не крупный фиолетовый цветок, свалившийся прямо ему на макушку и развеявший транс, Гермиона, возможно, проглотила бы все вертевшиеся на языке возражения. Но время было другое, и декорации другие, она больше не была ученицей и не обязана слепо подчиняться приказам Снейпа. Она имеет право сама решать, что и как ей делать.

 

— Вообще-то нет. Мне не ясно, почему я должна выполнять действия, суть которых не понимаю. Не ясно, почему должна терять драгоценное время впустую, вместо того чтобы попытаться вернуть память родителям. И мне не ясно, почему я должна слепо принимать теории, противоречащие моим знаниям и наблюдениям.

 

— А вы не задумывались, что ваши знания и наблюдения ложны и являются лишь результатом вашего ошибочного мышления? — парировал Снейп, даже не утруждая себя уточняющими вопросами, словно заранее знал, с чем и почему она не согласна. Это раздражало, ведь Гермиона уж точно не догадывалась, что на уме у самого Снейпа.

 

— Я знаю своих родителей! — упрямо выкрикнула она.

 

— Если бы вы знали их, то без труда сумели бы снять свое заклинание.

 

— Ваша теория противоречит сама себе. Как, по-вашему, я смогла наложить это заклинание в первую очередь? Мне кажется, что не существует прямой связи между знанием людей и заклинаниями памяти.

 

— Разумеется, именно так вам и кажется. Вы слишком близоруки, чтобы разглядеть очевидное. Люди, живущие в этом доме, — не ваши родители, поэтому вы не знаете о них ровным счетом ничего.

 

— Это абсурд. Они мои родители. Хотите, можете проверить на зелье крови.

 

— Кровное родство не определяет взаимосвязь людей на ментальном уровне, это делает воспитание. Моника и Венделл Уилкинсы не воспитывали вас, поскольку никогда не имели детей. Люди, которые были вашими родителями, — Грейнджеры. Вы были знакомы с ними достаточно близко, чтобы ваше заклинание замены памяти сработало и превратило их в Уилкинсов. Но вы не в состоянии отменить собственное заклинание, потому что отчаянно цепляетесь за память о людях, которых больше нет. Вы пытаетесь снять заклинание с Грейнджеров, и слишком слепы, чтобы разглядеть людей, не имеющих с вашими родителями ничего общего. Я предупреждаю в последний раз, что не потерплю споров. Не моя задача поддерживать ваши детские иллюзии. Моя задача — научить вас ментальной магии, так что будьте внимательны и не мешайте мне ее выполнять.

 

Гермиона злилась и негодовала. Снейп вел себя так, словно она надоедливый капризный ребенок, с мнением которого не стоит считаться. Но спорить со Снейпом сейчас не имело смысла. Если она права, то через неделю это выяснится, и тогда у нее будет больше аргументов.

 

— Что я должна делать?

 

— Вы воспользуетесь зельем невидимости и проведете по три дня, наблюдая за каждым из Уилкинсов. Вы будете вести подробные записи обо всем, что увидите, и в конце недели составите что-то вроде общей характеристики.

 

— Вы хотите, чтобы я шпионила за ними? Но это низко.

 

— Избавьте меня от проповедей о морали, Гермиона. Я предлагаю простой и действенный способ узнать людей. Для чистоты результата объекты не должны подозревать, что за ними наблюдают.

 

— Мои родители не объекты, они люди. И если для вас самый простой способ узнать человека — это устроить за ним слежку, то мне вас жаль.

 

— Оставьте жалось для Лонгботтома. И в своей гневной отповеди, Гермиона, вы забыли, что способ должен быть действенным, а не только простым. Вам наверняка кажется, что достаточно задушевной беседы за чашечкой чая, и внутренний мир человека раскроется перед вами. Но люди притворщики и лицемеры, они лгут и изображают тех, кем не являются.

 

— Не стоит всех судить по своему примеру! — не сдержавшись, выпалила Гермиона. Ее бесило высокомерие Снейпа. Но еще больше выводило из себя, что он посмел так говорить о ее родителях. Это он двуличный лживый лицемер. Это ему неведомо слово искренность, а притворство настолько вошло в привычку, что разбуди его среди ночи, и он без заминки сыграет одну из многих своих ролей. Это его маска намертво срослась с кожей. А ее родители честные и открытые люди, достойные доверия и уважения.

 

— Как я уже говорил — мы не ведем дискуссию. Я даю инструкции — вы выполняете. Сделайте так, как сказано, и вскоре поймете, что в моих словах гораздо больше искренности, чем можно ожидать от многих других. И не слишком цепляйтесь за свои иллюзии, иначе будете горько разочарованы.

 

 

* * *

Гермионе совсем не нравилась идея шпионить за родителями. Что бы там ни говорил Снейп, но вторгаться в личное пространство людей против их воли, без разрешения выпытывать их секреты — это неправильно и недостойно. Она согласилась на зелье невидимости только потому, что была уверена — ничего предосудительного она не увидит, только подтвердит то, что и так знала. Ее родители честные и хорошие люди, и остаются такими вне зависимости от того, видит их кто-то или нет.

 

Начать Гермиона решила с матери. За два дня, что она провела в Брисбене, мать ни разу не вышла к гостям, и Гермиона начала всерьез беспокоиться. Следующим утром Гермиона выпила зелье, наложила на себя чары, заглушающие любые звуки, и незаметно прокралась в спальню родителей. Первое, что бросилось в глаза, — это раздельные кровати. Когда Гермиона покупала дом, то в хозяйской спальной стоял изящный светлый гарнитур и роскошная двуспальная кровать, обращенная к окну так, чтобы, проснувшись, первым делом можно было увидеть восходящее над океаном солнце. Теперь же посреди комнаты стоял массивный шкаф, а в противоположных углах две одинаковые, не слишком широкие кровати, одна из которых была аккуратно застеленной и пустой. На второй, плотно укутавшись в одеяло, спала мать Гермионы. Все окна в спальной были плотно закрыты темными тяжелыми шторами, так что разглядеть спящую женщину оказалось невозможно. Боясь засвечивать палочку, чтобы не разбудить, Гермиона села в одно из двух одинаковых кресел и принялась ждать. Но время все бежало и бежало, а Моника Уилкинс не спешила подниматься с постели. Возможно, она тяжело больна, раз спит дольше полудня и пропускает работу. Чтобы унять тревогу, Гермиона произнесла несколько простых диагностических заклинаний, но никаких серьезных повреждений они не выявили. Больше всего было похоже на легкое пищевое отравление.

 

Гермиона сильно проголодалась и устала от безделья, так что когда около двух часов дня Моника Уилкинс все же встала с постели, Гермиона готова была прыгать от радости. Хорошее настроение улетучилось, как только мать немного отодвинула штору, и дневной свет ворвался в комнату. Моника болезненно сощурилась и застонала, прикрывая глаза рукой. Выглядела она совсем не здоровой. Желтоватый оттенок кожи, заметный даже вопреки необычному для англичанки загару, темные мешки под глазами, волосы, напоминающие скорее воронье гнездо, чем прическу. Впрочем, последнее Гермиона наблюдала и у себя на голове достаточно часто. «Неуловимый шарм женщин Грейнджер», — любила шутить ее мама, расчесывая непослушные космы дочери, собирая ее в начальную школу. Теплые детские воспоминания полоснули по сердцу острой болью, и Гермиона сердито смахнула навернувшиеся слезы.

 

За дверью ванной зашумела вода, и когда спустя полчаса Моника вернулась в спальню, выглядела она посвежевшей и не такой болезненной, хотя все еще недовольно щурилась от солнца. Гермиона облегченно выдохнула, ведь ее мать не была слишком больна, раз собиралась на работу. Наблюдая за сборами, Гермиона заметила, что помимо загара миссис Грейнджер приобрела привычку накладывать слишком много косметики, носить несколько откровенные наряды для замужней женщины ее возраста, но зато разучилась торопиться и суетливо бегать по комнате, разыскивая любимые серьги или заколку для волос. Возможно, более спокойный ритм жизни по сравнению с вечно спешащим Лондоном заставил даже ее энергичную мать немного сбавить темп и расслабиться.

 

Когда Моника добралась до небольшой стоматологической клиники, в которой работала вместе с мужем, Венделл уже собрался уходить. В Лондоне родители Гермионы всегда работали вместе, но, возможно, в Брисбене у них не было столько клиентуры, и удобнее оказалось работать посменно. Вопреки предположению Гермионы, пациентов оказалось довольно много, и Моника до восьми вечера оставалась в кабинете. Наблюдать за работой стоматолога было довольно скучно. Это в детстве кабинет родителей казался Гермионе чем-то волшебным, и множество блестящих инструментов в свете ярких ламп зачаровывали и вызывали живое любопытство. Но после того, как мадам Помфри смогла одним простым заклинанием исправить то, что родители наотрез отказывались корректировать, Гермиона навсегда разочаровалась в маггловской стоматологии.

 

Когда последний пациент с облегчением выбрался из кресла, за окном уже стемнело. Весенний город шумел и сиял яркими вывесками и витринами. Привлеченная одной из неоновых вывесок, Моника спустилась в полуподвальное помещение, оказавшееся баром. Там ее уже ожидали двое смуглых, нарядно одетых женщин — вероятно, новые австралийские подруги. Это хорошо, что мать не чувствует себя чужой и одинокой на новом месте. Гермиона даже подумывала, не выпить ли антидот к зелью невидимости и не присоединиться ли к весело болтающим и распивающим разноцветные напитки с яркими соломинками женщинам. Было бы здорово узнать новых маминых знакомых. В Англии Джейн не слишком любила посиделки с подругами, предпочитая тихий вечер дома в кругу семьи. Иногда она устраивала встречи книжного клуба, но это скорее ради отца, любившего шумные обсуждения, чем для собственного удовольствия. Гермионе очень хотелось пообщаться с матерью и ее друзьями теперь, когда она сама была уже взрослой и могла чувствовать себя наравне. Так уж сложилось, что сама Гермиона с детства дружила с мальчишками, и веселая женская компания стала бы для нее приятным разнообразием. Только мысль о несносном Снейпе и его речах о всеобщем лицемерии и притворстве остановила Гермиону. Она докажет этому напыщенному индюку, что далеко не все люди настолько же скрытны и двуличны, как он, и сделает это соблюдая поставленные им условия, чтобы потом он не мог придраться.

 

Вечер тянулся к ночи, посетители бара приходили и уходили, и на Гермиону потихоньку наваливалась сонливость. Она не могла позволить себе опустить голову на барную стойку и вздремнуть — не хватало еще, чтобы кто-то плюхнулся на ее невидимое спящее тело. А за столом громко смеющихся женщин одни яркие коктейли с зонтиками сменялись другими, и расходиться по домам подруги не торопились. Удивительно, что Моника все еще веселилась. Обычно уже после второго бокала вина ее клонило в сон, потому пила мама Гермионы редко и совсем немного, в основном ограничиваясь бокалом шампанского, искрящиеся пузырьки в котором ей так нравились.

 

Незаметно для себя Гермиона все же ненадолго задремала, уронив голову на сложенные руки. Разбудил ее голос бармена, намекавший засидевшимся посетителям, что заведение закрывается и пора бы расходиться по домам. Гермиона мысленно отругала себя, что выпустила мать из виду, но прогнав остатки сна и осмотревшись по сторонам, увидела, что Моника все еще сидит за своим столиком, потягивая очередной напиток, хотя подруги ее уже ушли.

 

— Вставайте, мэм, бар закрывается. Вам вызвать такси? — вежливо поинтересовался бармен.

 

— О, Дерек, ты такой милый, всегда знаешь, что мне нужно, — слегка заплетающимся языком заговорила Моника, и бармен поморщился, отходя на шаг назад, чтобы пары алкоголя вместе с ее дыханием не так резко били в нос. — Но, пожалуй, я справлюсь сегодня сама.

 

 

Гермиона на мгновение испугалась, потому что Моника открыла сумочку и в ее руке зазвенели ключи от машины. Но Дерек, привыкший справляться с засидевшимися допоздна завсегдатаями, уже ловко перехватил ее руку, и спрятал ключи в кармане собственных джинс.

 

— Это сегодня побудет у меня. Можете забрать утром.

 

Моника хотела возразить, но пошатнулась, как только поднялась на ноги, и глупо захихикала, прикрывая рот ладошкой.

 

— Наверно, мне нужно такси. Дерек, ты, как всегда, угадал, — сладко пропела она, цепляясь за крепкую руку мужчины, чтобы не упасть.

 

— Угадал, как же... — недовольно буркнул бармен, но все же провел посетительницу и проследил, чтобы она села в машину и назвала верный адрес.

 

Гермиона аппарировала к дому, но не отправилась спать, а осталась в саду, караулить, когда подъедет такси. Мысли в голове путались и не желали складываться в сколько-нибудь разумные объяснения. Из того, что она сегодня увидела, напрашивался один неприятный вывод, но этого просто не могло быть. У Джейн Грейнджер, на дух не переносившей пьяниц и не позволявшей себе больше чем бокал вина по праздникам, не могло быть проблем с алкоголем. Хотя бармен знал ее достаточно хорошо, чтобы запомнить домашний адрес, и это явно не первый раз, когда ему приходилось вызывать для Моники такси, потому что она была не в состоянии самостоятельно добраться домой. А еще ее болезненный вид утром и недомогания, на которые ссылался отец... Фары подъезжающей машины осветили лужайку, и Гермиона решила, что слишком устала за долгий день и не станет делать поспешных выводов. Может, все совсем не так плохо, как выглядит.

 

К сожалению, два последующих дня продемонстрировали, что все намного хуже, чем показалось в начале. Распорядок Моники повторялся с точностью до минуты. Она спала до обеда, шла в клинику, затем в бар и оттуда возвращалась далеко за полночь и едва способная держаться на ногах. Сомнений быть не могло — Моника была алкоголичкой, и непонятно как долго она сможет вести подобный образ жизни, прежде чем утратит способность нормально работать или влипнет в неприятности, если бармен закрутится и вовремя не отберет у нее ключи от машины. Это было ужасно. Но что еще больше удивляло и расстраивало Гермиону — ее отец совершенно ничего не предпринимал, чтобы поменять сложившийся расклад. Венделл Уилкинс ночевал в отдельной спальне, уходил на работу рано, а когда его жена возвращалась домой, уже спал. За все три дня родители ни разу не столкнулись друг с другом, кроме нескольких минут, пока сменяли друг друга на работе. Гермиона не могла поверить, что отец не замечает проблем матери, ведь не зря же он прикрывал ее перед поселившимися в доме туристами. А раз он знает, но ничего не предпринимает, значит, ему попросту все равно. Такое безразличие и черствость было совершенно не похоже на добросердечного мистера Грейнджера, готового по первому зову примчаться на помощь другу или просто знакомому. Это от отца Гермиона унаследовала твердую уверенность, что друзей в беде не бросают, какие бы глупости они не натворили. А уж ради любимой жены и единственной дочери мистер Грейнджер готов был свернуть горы.

 

Не желая делиться неутешительными результатами наблюдений, Гермиона трусливо пряталась от Снейпа все прошедшие дни. Зелье невидимости давало свои преимущества, когда не хотелось сталкиваться с одним особо неприятным типом. Когда пришел черед следить за отцом, Гермиона с ужасом ожидала неприятных открытий. Какие еще скелеты скрывались в шкафу ее родителей? К счастью, распорядок Венделла Уилкинса на проверку оказался более чем нормальным и обыденным. Венделл вставал рано, отправлялся на пробежку, после чего пил кофе и готовил завтрак. К восьми утра он уже был в клинике и работал до двух или трех часов дня, смотря когда появлялась Моника. Обедал Венделл ровно в двенадцать тридцать в небольшом кафетерии за углом. Сразу после работы он возвращался домой и проводил остаток дня на террасе с книгой или же смотрел спортивный канал в главной гостиной. Если бы не его равнодушие к проблемам жены, которую он, казалось, старался не замечать, Гермиона бы посчитала, что ее отец никак не изменился после переезда на другой континент и смены имени.

 

Третий день наблюдения за Венделлом подходил к концу. Мистер Уилкинс как обычно дождался прихода жены в клинику, сел в старенький фольцваген, вот только по дороге домой он сделал небольшой крюк, заехав в симпатичный ресторанчик на берегу вечерней гавани. Если бы не следящие чары, которые Гермиона предусмотрительно установила на одежде отца, она бы потеряла его из виду, потому как по привычке аппарировала сразу домой. Когда спустя час отец так и не вернулся с работы, она проверила чары и переместилась прямо к угловому столику, за которым Венделл мило беседовал с молодой коллегой по работе. Несколько минут Гермиона наблюдала за ним, не понимая, что именно в небольшом изменении рутинных занятий отца ее так насторожило. Лишь когда молоденькая ассистентка, заливисто смеясь очередной шутке начальника, похлопала его ладошкой по колену, а потом так и оставила свою руку на бедре Венделла, невнятная настороженность в голове Гермионы сменилась паникой. «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста сбрось ее нахальную руку со своих штанов, скажи что это непозволительно, попроси счет и езжай домой!» — мысленно молила Гермиона, но ее мольбы не были услышаны. Ладошка ассистентки ползла все выше и выше по наглаженным брюкам, а Венделл не спешил возражать. Напротив, под теми же наглаженными брюками уже явно проступали признаки его глубокого одобрения. Гермиона возблагодарила Мерлина за то, что пропустила обед, потому что сейчас любая пища покинула бы ее желудок не самым приятным способом. Подкатившая к горлу тошнота оставляла горьковатый привкус во рту, и Гермиона плеснула на лицо немного воды, чтобы успокоить взбунтовавшееся тело. Она вовсе не была ханжой и не считала, что у ее родителей в их возрасте не должно быть нормальной интимной жизни. Но широта ее взглядов заканчивалась намного раньше, чем предположение, что интимная жизнь отца не ограничивается ее матерью и будет протекать прямо у нее на глазах.

 

Расплатившись по счету, Венделл и его смешливая ассистентка не торопились разъезжаться по домам. Вместо этого они отправились в ближайшую гостиницу, где заранее сняли номер. Разумеется, будь Снейп там, он непременно проследил бы за парой и не закончил бы наблюдение до тех пор, пока Венделл не вернулся бы домой. Но Гермиона не могла себя заставить войти в номер отеля вслед на молоденькой красоткой, всего лет на десять старше ее самой. За последний час Гермиона увидела уже гораздо больше, чем когда-либо хотела, поэтому дождалась, пока щелкнет замок закрывшейся перед ней двери, и аппарировала.

 

 

* * *

Появляться в доме, где ее наверняка поджидает Снейп, не хотелось, и она, вопреки сложившейся привычке, перенеслась не в сад, укрытый фиолетовыми цветами, а на пляж неподалеку. Солнце уже почти село, и немногочисленные туристы разошлись по пабам и отелям, оставив берег, искрящийся закатным золотом, безмолвным и пустым. Стройные пальмы отбрасывали длинные черные тени, а невысокие волны с тихим шипением подкатывались к ногам и облизывали прибрежный песок, оставляя влажные следы. Гермиона бесцельно бродила вдоль воды и размышляла, как ее жизнь превратилась в этот запутанный клубок лжи и грязи. Вовсе не этого она хотела, отправляя самых родных для нее людей на край света. Она хотела уберечь их, оградить от того чудовищного зла, с которым вынуждена была сражаться. Но, пряча от одних напастей, она отправила родителей прямо в гущу других, не менее страшных и разрушительных. Сначала Гермиона изменила им память, лишив родного дома и единственной дочери, а теперь вынуждена наблюдать, как ее родители теряют последнее, что у них оставалось от прошлой жизни, — друг друга. А самое страшное — они постепенно теряли самих себя. Их брак на грани развода, у отца интрижка на стороне, а мать с каждым днем все глубже тонет в выпивке. Гермиона ударяла ногами по воде, поднимая в воздух холодные сверкающие брызги, и не могла поверить, что допустила подобное. Это она во всем виновата, и чего бы ей это не стоило, но она все исправит.

 

Глава опубликована: 05.08.2014

Глава 4

 

 

— Гермиона! Вы решили перестать прятаться от меня и наконец признать свою неправоту?

 

Ехидный голос Снейпа встретил ее, едва она вошла в дом.

 

— Вы знали! Вы с самого начала знали, что я увижу, и все равно отправили меня следить за ними!

 

— Не то чтобы я знал наверняка, но некоторые догадки у меня имелись.

 

Гермиона испытала неприятное дежа-вю и гадала, как часто будут повторяться подобные разговоры, прежде чем она сможет вернуть память родителям и навсегда распрощаться со Снейпом.

 

— Тогда почему вы не предупредили, не подготовили меня? Вам так нравится видеть чужие страдания? Или вас волнует только признание вашей правоты? Вы же понимали, насколько больно мне будет видеть, во что превратилась моя семья.

 

— Если бы я прямым текстом сказал, что у вашей матери алкогольная зависимость, а у отца давний адюльтер, вы бы мне поверили?

 

Она бы прокляла его на месте или, во всяком случае, попыталась.

 

— К тому же суть вашего наблюдения не в том, чтобы поколебать веру в крепкие моральные устои родителей, а в том, чтобы вы узнали этих людей и поняли, наконец, — они не ваши родители.

 

— Мне все равно, что вы думаете. Исправьте это немедленно!

 

На Гермиону вдруг навалилось такое отчаяние, что она готова была умолять Снейпа, лишь бы не смотреть, как ее привычный мир неумолимо катится в пропасть.

 

— Я не могу. Только вы можете, и на это потребуется время, — повторил Снейп уже не раз звучавший аргумент.

 

— Как такое могло произойти? Как люди, которых я знала всю жизнь, могли измениться настолько всего за год? — обращаясь скорее к самой себе, чем к равнодушному Снейпу, прошептала Гермиона, бессильно опускаясь в кресло. Глаза жгло то ли от усталости, то ли от подступающих слез.

 

— Вы, очевидно, полагали, что можете изменить историю людей, не изменив их самих? Но личность каждого человека — это результат его опыта, принятых в прошлом решений, одержанных побед и пережитых неудач. Весь человеческий опыт хранится в памяти и определяет, кто мы есть.

 

— Человека определяет то, во что он верит, его моральные принципы, а не жизненные обстоятельства.

 

Как бы Гермиона ни была расстроена, она не собиралась соглашаться с гнилой философией Снейпа. В каждом человеке есть моральный стержень, внутренний компас, всегда подсказывающий что хорошо, а что плохо.

 

— Лишь отчасти. Одни и те же принципы в разных ситуациях диктуют поступать по-разному. Кроме того, при накоплении опыта принципы склонны меняться. Вы же не станете утверждать, что ваши принципы остались прежними после того, как вы прошли через войну?

 

Гермионе бы очень хотелось думать, что ее принципы неизменны и непоколебимы, но она лишь отрицательно покачала головой.

 

— Если бы вы не были вынуждены спасать жизнь родителям, вы не стирали бы им память.