Глава 2.1 Первая половина «Золотого века науки в России».

Первая половина 19 века характеризуется быстрым ростом и распространением культуры. Общая тенденция этого периода – растущая демократизация культуры, охват просвещением все более широких слоев народа. Разночинные слои общества не только приобщаются к культуре, вырабатываемой русским дворянством, но и становятся творцами русской культуры, задавая ее новые мотивы и тенденции. Церковь, подчиненная государству и воспринявшая формы западной учености, являет образцы подвижничества, утверждающего православную традицию. Вполне освоившись в пределах европейской образованности, русская культура напряженно ищет образ национально-культурной самобытности, вырабатывая национальные формы бытия в современной цивилизации. Идеи гражданственности и народности становятся ареной борьбы идеологий.[8]

Единая тенденция по-разному реализуется в период двух царствований. Царствование Александра 1 – дворянский период культуры. Культурная инициатива русской аристократии свободно проявляется в различных сферах общественной жизни, культурное отчуждение образованного общества от народа становится предметом общественного самосознания. В царствование Николая II все больший вес получает культурная инициатива разночинцев. Различие заявленных прежде культурных стратегий оформляется в идеологии, приобретает значение политическое. Государство ведет охранительную политику, содержание его культурной стратегии определяет формула "православие, самодержавие народность".[9]

Вместе с тем в первой половине XIX в. создаются и теоретические предпосылки для создания научной теории антропосоциогенеза. Они связаны с развитием в биологии идеи эволюции органических форм. В свете этой идеи эмпирический материал о древней­шем прошлом человечества получал качественно новое теоретичес­кое толкование. Однако вопросы о происхождении человека рас­сматривались (при всей прогрессивности по сравнению с предыду­щими столетиями) все еще в духе согласия с основными религиозны­ми догмами (творение человека Богом). Даже Ламарк не решался довести до логического завершения идею эволюции животных и че­ловека, т.е. до отрицания роли Бога в происхождении человека. Он закончил разбор проблемы происхождения человека в своей «Фило­софии зоологии» словами об ином происхождении человека, чем только лишь от животных.[10]

Возможность последовательно материалистического решения проблемы антропогенеза впервые появилась после создания Ч. Дар­виным селекционной теории эволюции органического мира. Теория естественного отбора нанесла сокрушительный удар идеализму, креационизму, телеологизму, явилась одним из важнейших естественно-­научных подтверждений материализма, позволила заложить основы естественно-научного понимания антропосоциогенеза.[11]

Петербургская академия наук возникла как своеобразное «окно в Европу». Она имела интенсивные «горизонтальные» связи с Западом, и слабые корни в России. В большинстве академики первого века существования Академии были иностранцами из разных стран. Многие из них так и оставались иностранцами, уезжали за границу, но другие остались навсегда в России, вошли в российскую жизнь и отдали России лучшие свои годы, свою работу и свою мысль. Они, с одной стороны, занимались наукой в рамках западноевропейского научного сообщества, а с другой – внесли большой вклад в исследование необозримых просторов России, становление университетов и других элементов системы светского западного образования и науки.

Стоит отметить, что поток немецких академиков был частью плана министра образования С.С.Уварова (автора формулы «православие – самодержавие – народность» в ее самодержавной интерпретации). В 1817, когда с назначением президентом Петербургской Академии наук графа С.С.Уварова Академия начала выходить из периода упадка, Уваров сознательно делал ставку на «немецкое общество» (российских и иностранных немцев), как людей, достаточно удаленных от политических проблем и баталий, волновавших российскую общественность. К тому же в это время, в результате ослабления в ходе реакционного наступления на центральные университеты России со стороны государственной власти (стараниями Рунича и Магницкого), Дерптский (Тарту) университет был более крупной научной силой, чем Петербургская академия наук. Он не только высоко поднял культуру и знание в захудалых в то время областях Остзейского края, – Дерптский университет создал в пределах России крупный немецкий научный центр, находившийся в тесной связи с подымающимися и растущими центрами научной мысли и работы Западной Европы – университетами немецкого языка. Эти ученые подняли репутацию Академии и сделали ее одним из ведущих научных институтов в Европе (физик Ленц, эмбриолог К. фон Бауэр, Ф.Струве – основатель Пулковской обсерватории, сразу ставшей одним из ведущих астрономических центров мира и остававшийся таковым далее, основатель термохимии Г.И.Гесс). Эти люди, не русские по крови, главным образом немцы, произвели новое поколение исследователей Сибири. Они были современными специалистами в отдельных дисциплинах. Работа этих ученых обозначила конец натуральной истории, переход исследований от недифференцированной натуральной истории к специальным дисциплинам.[12]

С момента создания Академии наук перед ней в качестве первостепенной задачи ставится задача исследовать огромные территории страны (1/6 часть суши), включающие различные природные обстановки. Поэтому особое развитие здесь получает комплекс наук о Земле. Еще при Петре I геодезические съемки охватывают обширные пространства Европейской России и Сибири. Разведываются и осваиваются рудные месторождения Олонецкого края, Урала, Сибири. С 1733 до 1825–1830-х разворачивается «эпоха великих академических экспедиций». На первом месте среди коллективных предприятий Академии в первое столетие должна быть поставлена организация естественно-исторических и этнографически-археологических, географических путешествий по России и сопредельным странам. В самом регламенте Академии значилось, что поскольку «усовершенствование географии и физического познания Империи должны быть одним из главнейших предметов внимания Академии, то она по временам должна отправлять астрономов и натуралистов для путешествия». Экспедиции начались одновременно с созданием Академии в 1725 первой экспедицией Беринга, а затем вылились в одну из величайших мировых научных предприятий 18 века – в Великую сибирскую экспедицию (1733–1743). В екатерининское время мы имеем ряд еще более важных научных путешествий всеобъемлющего характера, организованных Академией по всем областям Европейской и Азиатской России, результаты которой до сих пор лежат в основе наших знаний о России, какого бы вопроса мы не коснулись. Экспедиции эти были вызваны прохождением Венеры через диск Солнца. Но программа их, выработанная в 1767 особой комиссией Академии, вывела их на более широкие общие исследования России. Летом 1768 из Петербурга выехало пять первых экспедиций, деятельность некоторых из них длилась несколько лет. Экспедиции Академии закончились в 1790-х годах. Имена их участников и руководителей – академиков Палласа, Гильденштедта, Георги, Гмелина, Лепехина должны остаться навсегда памятными для русского общества. К концу царствования Екатерины II явилось стремление расширить область исследования в экспедициях кругосветных (осуществившихся в полной мере лишь в экспедициях Крузенштерна). Значение этих екатерининских экспедиций было огромно. Начало 19 в. стало новым этапом в истории русских географических исследований. В 1803–1806 было осуществлено первое кругосветное путешествие И.Ф.Крузенштерна и Ю.Ф.Лисянского. В первой половине 19 в. российское правительство организовало около 50 крупных морских путешествий. Выдающимся событием в развитии географических исследований и мировой науки стало открытие Антарктиды экспедицией Ф.Ф.Беллинсгаузена и М.П.Лазарева (1820). Эти экспедиции принесли славу России и превратили Петербург в столицу мировой географии.[13]

Организованные Академией наук экспедиции кладут начало естественнонаучному изучению России. Академические музеи, выросшие из петровской кунсткамеры, прежде всего Анатомический и Зоологический, становятся уже в 18 в. одними из богатейших в Европе. В 1736 в Петербурге основывается академический Ботанический сад. Систематические экспедиции в 18–20 вв. позволили собрать в старейших музеях России огромные уникальные коллекции, которые позволили получить важные теоретические выводы, касающиеся систематики, морфологии, экологии и биогеографии растений и животных.[14]

Благодаря вкладу трех членов Санкт-Петербургской академии наук – Каспара Вольфа, Христиана Пандера и Карла фон Бэра – Россия находилась в числе лидеров в исследованиях по эмбриологии позвоночных.

Велик вклад российской науки и в минералогию. В.М.Севергин первым разработал систематику минералов, создал фундаментальный труд по топоминералогии России; Е.С.Федоров заложил основы современной структурной кристаллографии.

Почти полтора века развития физики в России были в основном связаны с Физическим кабинетом Академии и с именами Д.Бернулли, Л.Эйлера, Г.В.Рихмана, М.В.Ломоносова, Ф.Эпинуса, В.В.Петрова, Е.И.Паррота, Э.Х.Ленца и Б.С.Якоби, составившими славу Академии наук и России.

В истории химии конца 18 – начала 19 вв. особое место занимают работы академиков В.М.Севергина (1765–1826) и Т.Е.Ловицы (1757–1804). В 1804 на основе отделов «пробирного анализа» и «фармацевтической химии» Химической лаборатории Московского университета (построенной в 1758) была создана первая самостоятельная кафедра химии. Преобладающим внутрироссийским мотивом развития химии в 18 – первой половине 19 был практический отклик на насущные требования развития горного дела, металлургии и других отраслей экономики. Яркий пример: Г.И.Гесс открыл (1840) основной закон термохимии (закон постоянства количества теплоты), но был известен в России того времени открытиями четырех новых минералов. Даже исследования в области органической химии первой половины 19 столетия в России отличаются ярко выраженной практической направленностью при всей их своеобразной фундаментальности.