III. Язык и логика высказываний

Теперь понятно, что конкретные операции классов и отношений ведут свое происхождение от собственно действий по объединению или разделению, но нам могут возразить, что пропозициональные операции (т. е. те, которые характеризуют «логику высказываний» с точки зрения современной логики) образуют, в противоположность этому, некий подлинный продукт самого языка. Действительно, импликация, дизъюнкция, несовместимость и т. д., которые характеризуют эту логику, появляются лишь к 11 —12 годам, на таком уровне развития, когда рассуждение становится гипотетико-дедуктивным и освобождается от своих конкретных связей, приобретая всеобщность и абстрактность, необходимые исходные условия для которых нам может обеспечить, по-видимому, только вербальное мышление.

Мы нисколько не умалим той важной роли, которую язык фактически играет в формировании таких операций, но вопрос заключается не только в том, составляет ли он необходимое условие такого формирования, что мы, естественно, принимаем. Вопрос в том, является ли это условие одновременно и достаточным, т. е. обстоит ли дело так, что язык или вербальное мышление, достигшее некоторого достаточного уровня развития, порождают эти операции ex nihilo или же, напротив, они ограничиваются тем, что позволяют завершить некую структурацию, которая ведет свое происхождение от системы конкретных операций, и как следствие, через эти последние, от структур самого действия.

Если представить психологию операций, соответствующих логике высказываний, следует обращаться не к их логистической аксиоматизации и не к их простому перечислению в качестве операций, допускающих изолированное рассмотрение каждой; основная психологическая реальность, которая определяет психологический аспект таких операций,— это структура целого, объединяющая их в одну систему и характеризующая их алгебраическое использование («исчисление» высказываний).

В случаях, когда структура целого является сложной, она с необходимостью привязывается к операциональным структурам, свойственным уровню 7—11 лет (конкретные операции). В самом деле, эта структура состоит из некоторой «решетки» (матрицы) в том смысле, как это понятие определяется в общей алгебре. Психологическая проблема образования пропозициональных операций состоит, таким образом, в том, чтобы определить, как индивид переходит от конкретных элементарных структур (классификаций, сериаций, матриц с двойным входом и т. д.) к структуре решетки. Ответ на этот вопрос дать нетрудно: именно введение операций комбинаторики отличает некоторую решетку от простой классификации (такой, например, как зоологическая классификация). Так, 16 бинарных операций, которые можно построить с двумя пропозициями р и q, вытекают из комбинаторики. Четыре основные ассоциации (p.q), (p.^q), (^р.q),(^p.^q) изоморфны результату простого умножения классов (Р + ^Р) х (Q + ^Q) = PQ + P^Q + ^PQ + ^P^Q, т. е. изоморфны операции, доступной субъекту уже в возрасте 7—8 лет. Но новизна, присущая пропозициональным операциям, заключается в том, что эти четыре базисных ассоциации, которые мы назовем 1, 2, 3 и 4, дают место 16 комбинациям: 1, 2, 3, 4, 12, 13, 14, 23, 24, 34, 123, 124, 234, 134, 1234 и 0.

Вопрос, таким образом, состоит в том, чтобы выяснить, язык ли делает возможным операции комбинаторики, или же эти операции возникают независимо от языка. Данные генетической психологии не оставляют никаких сомнений на этот счет: эксперименты м-ль Инельдер, связанные с анализом процессов рассуждения и индукции физических законов у подростков, так же как и более ранние исследования м-ль Инельдер и наши собственные, касающиеся развития операций комбинаторики (Пиаже, Инельдер 1951), показывают, что эти операции складываются к 11—12 годам во всех областях сразу, а не только в вербальном плане. Так, например, попросив испытуемых сделать все возможные'комбинации 3-х или 4-х жетонов разных цветов, констатируем, что до 11—12 лет комбинации остаются неполными и строятся бессистемно, тогда как после этого возраста испытуемый выполняет задание полностью, используя при этом определенную систему. Следовательно, было бы весьма трудно утверждать, что эта система есть некий продукт эволюции языка: наоборот, именно законченность операций комбинаторики позволяет субъекту дополнить свои вербальные классификации и привести их в соответствие с системой общих связей, образуемых пропозициональными операциями.

Другой аспект структуры целого, свойственный пропозициональным операциям,— это «группа» четырех следующих коммутативных преобразований: любой пропозициональной операции, такой, например, как импликация (р, q), можно поставить в соответствие обратную операцию N (в данном случае, p.^q), реципрокную R (в данном случае q, р) и соотносительную С (в данном случае ^p.q). Соединение с тождественным преобразованием (I) дает:

CN = R CR = N RN = С RNC = I

Двумя главными из этих четырех преобразований являются инверсия, или отрицание (N), и реципрокность (R). Соотносительность С представляет собой в действительности реципрокность инверсии (RN = С) или, что одно и то же, инверсию реципрокности (NR = С). Итак, вопрос снова заключается в том, чтобы выяснить, язык ли поддерживает эту координацию преобразований через инверсию и через соответствие или эти преобразования существуют до своего вербального выражения, а язык ограничивается лишь тем что облегчает их использование и координацию.

Здесь опять-таки рассмотрение генетических факторов дает ответ, который ориентирует нас скорее в пользу взаимодействия между лингвистическими механизмами и нижележащими операциональными механизмами, чем в пользу преобладания лингвистического фактора.

В самом деле, инверсия и реципрокность уходят своими корнями в слои, значительно предшествующие самой символической функции и имеющие чисто сенсомоторную природу. Инверсия, как и отрицание, представляет собой лишь одну из форм, подготовленных процессом, который можно обнаружить на всех уровнях развития: грудной ребенок уже умеет использовать некоторый предмет в качестве посредника или средства для достижения некоторой цели, а затем отбросить его, если он мешает достижению новой цели. И надо спуститься к механизмам нервного торможения (притянуть к себе руку после того, как она была протянута в каком-то направлении, и т. п.), чтобы выявить происхождение этого преобразования через инверсию или через отрицание. Что же касается реципрокности, то она восходит к перцептивной и моторной симметриям, которые также являются весьма ранними, как и названные выше механизмы.

Но если проследить на протяжении всего ментального развития параллельно историю различных форм инверсии и реципрокности, то становится ясно, что их координация, т. е. их интеграция в рамках единой системы, которая предполагает наличие их обеих, осуществляется лишь на уровне пропозициональных операций с «группой» INRC, описанной выше. Однако было бы трудно утверждать, что эта координация существует только благодаря языку: она обязана своим существованием структуре целого, которая присуща одновременно и «решетке» и «группе», порождающей пропозициональные операции, но не вербальному выражению этих операций; другими словами, она лежит в основе этих операций, а не является их результатом.

***

Итак, в трех областях, которые мы в общих чертах рассмотрели, можно констатировать, что язык не полностьюобъясняет мышление, поскольку структуры, которые характеризуют это последнее, уходят своими корнями в действие и в сенсомоторные механизмы, более глубокие, чем языковая реальность. Но все же очевидно, что, чем более сложными становятся структуры мышления, тем более необходимым для завершения их обработки является язык. Следовательно, язык — это необходимое, но недостаточное условие построения логических операций. Он необходим, поскольку без символической системы выражения, которой является язык, операции остались бы в состоянии последовательных действий и никогда не смогли бы интегрироваться в симультанные системы или системы, одновременно охватывающие совокупность однотипных преобразований. Без языка, с другой стороны, операции остались бы индивидуальными и находились бы тем самым вне регулирования, которое является результатом межличностного обмена и совместной деятельности. Именно в этом двойном смысле — в смысле символического сжатия и социального регулирования — язык необходим для выработки мышления. Между языком и мышлением, таким образом, существует следующий генетический круг: один из двух феноменов необходимо опирается на другой в согласованном формировании и беспрерывном взаимодействии. Но оба зависят в конечном счете от интеллекта, который предшествует языку и не зависит от него.