Нередко приходится слышать, что любая сделка, которая совершена преступником с преступной же целью, является сделкой, противной основам правопорядка и нравственности (антисоциальной) и потому подпадает под действие ст. 169 ГК, т.е. является ничтожной и влечет конфискацию исполненного преступником или подлежащего исполнению им. Основание этих суждений очевидно - не может являться законной сделка, которая сама по себе преступление. А незаконность этой сделки настолько велика, что она, конечно, нарушает основы правопорядка, ибо совершение преступления - такое действие, которое нарушает основы правопорядка.
Однако эти суждения неверны, как уже говорилось выше.
Следует руководствоваться простым правилом: если сомнительно, является ли данная сделка по характеру создаваемых ею прав и обязанностей нарушающей основы правопорядка и нравственности, то следует исходить из того, что она такой не является. Антисоциальность, влекущая квалификацию по ст. 169 ГК, всегда очевидно и заведомо для всех бесспорна и несомненна <1>.
--------------------------------
<1> Содержание и пределы применения нормы ст. 169 ГК подробнее рассматривались выше.
Соответственно, мы можем сказать, что для совершения мошенничества обычно используются сделки, не являющиеся антисоциальными. Более того, скорее всего, мошенник будет прибегать именно к сделкам вполне законным, ибо заключение договора антисоциального делает весьма затруднительным хищение чужого имущества. Зачем мошеннику присваивать чужие деньги посредством договора об устройстве за плату взрыва в магазине конкурента, при том что он просто намерен похить деньги, а не взрывать магазин, если он может достичь того же, заключив договор на поставку товара и заменив его впоследствии суррогатом или вовсе не исполнив? Понятно, что заключение антисоциального договора практически затрудняет хищение, повышает риски преступника, привлекает к нему повышенное внимание официальных органов и неофициальных структур. Простой здравый смысл (а именно здравым смыслом и руководствуются участники хозяйственной деятельности независимо от своей законопослушности) заставляет прийти к выводу, что мошенник не будет прибегать для своих целей к антисоциальным сделкам.
Итак, заведомая квалификация сделки, посредством которой совершено мошенничество, только потому, что сторона сделки осуждена за мошенничество, по ст. 169 ГК, исключается.
Но нас интересует другой вопрос: каким образом защищаются имущественные права потерпевшего, если мошенничество состоит в завладении чужим имуществом? Если неприменима квалификация сделки по ст. 169 ГК, то, может быть, она подпадает под ст. 168 ГК и является незаконной? И это не так.
Несоответствие сделки закону состоит в нарушении определенного положительного закона. Нормы УК РФ не являются, конечно, нормами, регулирующими совершение сделок, поэтому и не могут быть основанием для признания сделок не соответствующими закону. Для этих целей могут применяться лишь соответствующие нормы ГК РФ, в том числе общие нормы о признании сделок недействительными.
Вообще говоря, можно ожидать, что во многих случаях сделки, совершенные мошенниками, будут подпадать под признаки составов, описанных в ст. ст. 178, 179 ГК, потому что мошенники обманывали потерпевших, вводили их в заблуждение. Эти сделки, как известно, являются оспоримыми. Без исков потерпевших эти сделки не могут быть признаны недействительными.
Можно, однако, заметить, что во многих случаях сделки мошенника будут действительными и не будут иметь тех пороков, которые указаны в ст. ст. 178, 179 ГК. Это, в частности, характерно для тех случаев мошенничества, когда мошенник заключает сделку без намерения ее исполнить, только для того, чтобы получить имущество от другой стороны: например, получает деньги взаймы, не имея намерения их вернуть, либо договаривается об оказании услуг или осуществлении работ, но не собирается на самом деле исполнять свои обязательства, а стремится только получить деньги. В этих случаях действительность сделок вполне очевидна. Ведь именно действительность сделки заставляет потерпевшего исполнить ее. Особенно это заметно, когда мошенник приобретает не имущество, а права. Если сделка оказывается недействительной, то никаких прав мошенник по ней не приобрел, а значит, и нет состава преступления либо налицо только покушение на мошенничество.
ГК РФ слабо различает владение и собственность. Тем менее мы вправе ожидать такого различения от УК РФ. Однако можно предположить, что постольку, поскольку речь идет о хищении чужого имущества, в ст. 159 УК РФ имеется в виду как получение имущества в собственность, так и в незаконное владение, но в обоих случаях получение владения является целью преступника. В то же время получение прав, видимо, охватывает все те случаи, когда имущество не находится во владении мошенника либо такое владение не представляет для него самостоятельного интереса (например, хранитель или перевозчик имущества путем обмана добивается получения права собственности на это имущество, которым он владел раньше по иным основаниям).
И в первом, и во втором случаях будут возникать разные варианты защиты права потерпевшего, если он сам передал имущество мошеннику, т.е. совершена сделка об имуществе: имущество невозможно передать, не совершив при этом сделки.
Если сделка недействительна как совершенная, скажем, в результате обмана, потерпевший будет обращаться к иску в порядке ст. 179 ГК. Если же сделка действительна, то единственным средством защиты остается иск о неосновательном обогащении. Сам по себе этот иск может быть не только денежным, но и натуральным (ст. 1104 ГК), в том числе в виде обязательства вернуть ту вещь, которая была предметом обогащения. В то же время деликтный иск (если не обсуждать вопрос о возможности причинения вреда посредством сделки) все же не предусматривает возвращения той же вещи.
Мошенник может присвоить имущество и без совершения сделки (путем подделки документов, например). В этом случае потерпевший защищается иском об истребовании вещи из чужого незаконного владения (виндикационным) или (если вещь утрачена) денежным иском о возмещении вреда (возможен и кондикционный денежный иск на тот случай, когда материальным правом допускаются оба, хотя их различия, как мы увидим дальше, существенны для уголовного процесса).
2. Каким образом потерпевший может защищаться на стадии расследования и рассмотрения дела судом? В каких случаях возможен арест имущества и какое имущество может быть арестовано?
В соответствии со ст. 44 УПК РФ гражданским истцом является физическое или юридическое лицо, предъявившее требование о возмещении имущественного вреда при наличии оснований полагать, что данный вред причинен ему непосредственно преступлением.
По буквальному смыслу уголовно-процессуального законодательства допустимо только одно предусмотренное нормами гражданского законодательства требование - о возмещении имущественного вреда (ст. 1064 ГК). Вред по общему правилу (ст. 1082 ГК) возмещается в натуре путем предоставления такой же вещи (того же рода и качества), исправления поврежденной вещи либо возмещается в деньгах по правилам о возмещении убытков (ст. 15 ГК РФ), т.е. выплатой расходов, необходимых для восстановления нарушенного права, неполученных доходов.
Это во всяком случае означает, что гражданский истец в уголовном процессе имеет только обязательственное требование о возмещении вреда.
Характер возможного требования предопределяет и подходы к одному из наиболее конфликтных имущественных вопросов, возникающих в рамках уголовного процесса: какое имущество может быть арестовано для обеспечения гражданского иска? Едва ли не самые серьезные конфликты возникают при попытках арестовать акции; в этих случаях уголовное преследование нередко превращается из цели в средство. (В дальнейшем я буду делать специальные оговорки о режиме акций.)
Точное применение ст. ст. 44, 115 УПК РФ заставляет прийти к выводу о том, что объектом ареста может быть только собственное имущество обвиняемого, причем любое его имущество, которое может быть реализовано для получения денежных средств.
В рамках уголовного судопроизводства на обвиняемого или подсудимого едва ли может быть возложена обязанность предоставить вещь того же рода и качества, которая ранее принадлежала гражданскому истцу, но даже если такая обязанность и будет возложена приговором в рамках гражданского иска в уголовном процессе, обеспечена эта обязанность может быть только возможностью денежного взыскания. Ведь для изготовления вещи, ее ремонта и подобных действий в том случае, когда подсудимый окажется неспособным это сделать самостоятельно, единственным средством остается только совершение указанных действий другим лицом за его счет.
Кроме того, наложение такой обязанности возможно лишь постольку, поскольку ответчик повредил ранее принадлежавшее истцу имущество и оно утратило свои качества, уничтожено.
Возвращение того же самого имущества в рамках требования о возмещении вреда невозможно. Такое требование имеет природу вещного, а не деликтного (обязательственного). Впрочем, возможно и требование индивидуально-определенной вещи кондикционным иском, но УПК не предусматривает заявления такого иска в принципе, ограничиваясь только деликтным требованием.
Следовательно, нормы о гражданском иске в УПК исключают арест определенного имущества, принадлежащего обвиняемому на праве собственности, для обеспечения гражданского иска в уголовном процессе. Аресту подлежит не определенное, а любое имущество обвиняемого.
Если вспомнить вопрос об аресте акций, то приходится признать, что если мошенничество совершено для завладения акциями, то в целях обеспечения гражданского иска в уголовном процессе именно эти акции не могут быть арестованы (как не может быть арестован, скажем, и объект недвижимости, на присвоение которого направлены действия преступника).
Особый интерес представляет вопрос о том, может ли быть арестовано в рамках уголовного процесса имущество, находящееся не в собственности, а во владении обвиняемого, хотя такое имущество, конечно, не может быть реализовано для целей обращения взыскания на имущество обвиняемого. Одним из принципов исполнительного производства является, как известно, правило, в силу которого не может быть обращено взыскание по долгам ответчика на имущество, ответчику не принадлежащее на праве собственности. Поэтому для применения мер процессуального принуждения в отношении имущества, находящегося во владении, но не в собственности обвиняемого (гражданского ответчика), могут быть выдвинуты только обоснования, опирающиеся на принадлежность этого имущества гражданскому истцу, который ссылается на свое право собственности (или законное владение). Такое требование является виндикационным (ст. 301 ГК).
Однако, как уже говорилось, по точному смыслу ст. ст. 44, 115 УПК, такой арест невозможен, поскольку гражданский истец взыскивает только причиненный ему имущественный вред. Отсюда следует вывод, что защита права собственности на имущество, попавшее во владение обвиняемого каким-либо образом, в том числе в результате преступления (прежде всего хищения), осуществляется за рамками уголовного процесса, что само по себе может быть оправдано тем, что, во-первых, защита права собственности, предусмотренная ст. ст. 301, 302 ГК РФ, не является мерой гражданской ответственности и не увязывается с виной ответчика, а во-вторых, тем, что такие требования, представляющие собой спор о праве гражданском, могут затрагивать права и интересы третьих лиц, а также предусматривать привлечение в процесс органов, регистрирующих права, и т.д. В противном случае придется признать, что требование о защите права собственности, в отличие от требований о возмещении причиненного вреда, осуществляется в уголовном процессе с выходом за пределы норм УПК РФ, регулирующих эти отношения, и не имеет, следовательно, законного нормативного основания.
В то же время формулировки ст. 115 УПК содержат указание на возможность ареста имущества, находящегося у других лиц, если есть достаточные основания полагать, что оно получено в результате преступных действий подозреваемого, обвиняемого.
Это правило может указывать только на имущество, подлежащее конфискации. Для целей обеспечения гражданского иска имущество, полученное третьими лицами, могло бы быть взыскано лишь в том случае, если оно находится в собственности гражданского ответчика (которым, по смыслу ст. 54 УПК, может быть не только обвиняемый), но во владении других лиц. Для сравнения можно указать на ст. 77 Закона об исполнительном производстве, в которой содержится именно такая норма.
Однако тот факт, что закон увязывает арест этого имущества не с принадлежностью его гражданскому ответчику, а с получением в результате преступных действий обвиняемого, подозреваемого, заставляет признать, что имеются в виду только цели конфискации. Поскольку мы ограничились рамками мошенничества, конфискация исключена. Следовательно, арест имущества, полученного третьими лицами, в рамках ст. 115 УПК невозможен.
В любом случае арест для целей обеспечения гражданского иска должен охватывать все имущество должника без выделения в нем каких-либо отдельных объектов.
Очевидно, что указание на то, что имущество получено в результате преступных действий, исключает арест его в интересах гражданского истца, так как такое имущество подлежит конфискации.
Кроме того, течение гражданского иска в уголовном процессе предопределяется тем составом преступления, в котором обвиняется обвиняемый.
Если речь идет о мошенничестве, то состав преступления предусматривает либо хищение чужого имущества, либо приобретение права на чужое имущество. В обоих случаях имущество, ставшее предметом преступления, первоначально принадлежит иному лицу (потерпевшему, гражданскому истцу) и посредством преступления, путем обмана или злоупотребления доверием переходит во владение и/или в собственность иного лица.
Следовательно, предметом гражданского иска, не обсуждая, в каком процессе он заявлен, может быть истребование имущества из чужого владения или взыскание его стоимости, если к моменту предъявления требования имущество утрачено похитившим его лицом. В любом случае истец должен доказать, что похищенное имущество первоначально принадлежало именно ему.
В практике возник такой спор.
Против руководителя коммерческой организации было выдвинуто обвинение в том, что, действуя в качестве бенефициара и должностного лица компании, он не исполнил имеющееся опционное соглашение по передаче пакета акций в 100% в пользу определенного лица, а напротив, передал эти акции иному лицу. При этом мошенничество состоит, насколько можно судить, в том, что то лицо, в пользу которого был установлен опцион, выполнило свои денежные обязательства по перечислению денег компании - собственнику акций, но эти акции не были переданы. В связи с обвинением должностного лица в мошенничестве компания, не получившая акции в порядке исполнения опционного соглашения, потребовала наложить арест на акции, находившиеся у третьего лица <1>.
--------------------------------
<1> Фактически это были не акции, являвшиеся предметом опционного соглашения, а акции, которые принадлежали третьей компании, контролировавшейся посредством этого 100-процентного пакета. Но для целей нашего обсуждения упростим схему контроля, поскольку принципиально важны все же иные аспекты дела.
По смыслу ст. 159 УК, преступление состоит в хищении имущества, т.е. обращении его в свою собственность, получении прав на имущество. Неисполнение обязанностей не является способом хищения. Следовательно, мошенничество может состоять лишь в том, что имущество, ранее принадлежавшее потерпевшему, стало собственностью иного лица (или хотя бы перешло в его владение). Преступными эти действия будут являться в зависимости от того, как будут судом оценены намерения сторон и правомерность их поведения. Поскольку эти обстоятельства не влияют на обсуждение нашего вопроса, мы не будем их специально анализировать.
С точки зрения присвоения имущества очевидно, что только ранее принадлежавшие потерпевшему денежные средства перешли в собственность компании, которой руководил обвиняемый. Иного имущества, ранее принадлежавшего потерпевшему, эта компания не получала ни в собственность, ни во владение. Отсюда вытекает, что только эта денежная сумма и может быть предметом гражданского иска в данном уголовном процессе при соблюдении, конечно, иных условий, указанных в ст. ст. 44, 115 УПК.
Акции, которые, по требованию потерпевшего должны быть арестованы, приобретены по иному основанию, которое само по себе не является порочным с точки зрения норм ГК РФ о сделках и не является частью преступных действий обвиняемого, поскольку обвиняемый их вообще не приобретал (они принадлежат третьему лицу).
Уголовный закон не рассматривает неисполнения обязательства, в том числе обязательства по передаче имущества, возникшего из договора, как мошенничество, поскольку такое неисполнение не является присвоением чужого имущества. Не охватываются уголовным законом, стало быть, действия, направленные на сохранение кем-либо имущества, ранее им приобретенного. Следовательно, УК и УПК не дают оснований для взыскания имущества, имеющегося или (тем более) ранее имевшегося у неисправного должника.
Такое взыскание может быть осуществлено только в рамках гражданского спора.
