Имелась ли хозяйственная необходимость в производстве тех улучшений, которые были сделаны арендатором? 6 страница

--------------------------------

<1> Эта политика "стимулирования" владельца сохранением ему части или всех доходов совершенно неприменима к добросовестному владельцу, ведь он не может знать, что вещь - чужая, а значит, останется невосприимчив к такого рода стимулам.

<2> Петражицкий Л.И. Указ. соч. С. 247.

 

Ситуация, конечно, требует достаточно осторожного урегулирования, даже учитывая несомненную деградацию "народного правосознания". Цели такого урегулирования состоят, видимо, в том, что владелец не должен утрачивать интереса к нормальному использованию вещи. При этом нужно учесть, что эксплуатация вещи предполагает известную деятельность лица, и хозяйственный результат выступает как единство полезных качеств вещи и этой деятельности, что в конечном счете и дает основания для присвоения этого результата. Впрочем, как верно заметил Т. Оноре, "черта между заслуженным и незаслуженным доходом от вещи не может быть четко проведена" <1>.

--------------------------------

<1> Honore T. Making Law Bind: Essays Legal and Philosophical. Oxford: Clarendon Press, 1987. P. 169.

 

Но ведь вещь может приносить доход и помимо всякой деятельности владельца, сама собой, например дивиденды по акциям. В нашем примере с квартирой именно такая ситуация: одно только проживание в ней уже сберегает имущество лица, поскольку оно не несет неизбежных расходов на жилье. Более тонким вопросом является извлечение из вещи гражданских плодов, под которыми прежде всего следует понимать получение доходов от сделок с чужой вещью, не говоря о более сложных вариантах <1>.

--------------------------------

<1> Можно в этом плане привести высказывание Яволена: "Плодами вещи является то, что вещь разрешается дать в залог" (Дигесты. 22.1.49. С. 360). Тогда плодами может оказаться разница между процентами по обеспеченному и необеспеченному кредиту.

 

Очевидно, что если незаконный владелец что-то приобретает или сберегает благодаря чужой вещи без всяких собственных усилий, то найти оправдание такому присвоению едва ли возможно. По крайней мере, закон не дает таких оснований.

Если законодатель защищает добросовестного приобретателя, позволяя ему сохранить владение в случае предъявления виндикационного иска или стать собственником по истечении срока приобретательной давности, но при этом не считает нужным прямо предоставить ему право на плоды и доходы, приносимые чужой вещью, когда он осведомлен о том, что вещь - чужая, то нам не остается ничего иного, как усмотреть в такой ситуации неосновательное обогащение (сбережение) имущества, пока иное не будет прямо указано в законе.

Исходным средством защиты права собственника на плоды и доходы, как уже отмечалось, везде предполагается виндикационный иск, но реально он применим только в отношении наличных, сохранившихся доходов, имеющих вещную форму. Практически виндикация обычно невозможна и заменяется кондикцией в сумме обогащения (сбережения).

Если это верно, то следующим, уже частным, вопросом будет выяснение наличия ущерба на стороне истца по неосновательному обогащению, поскольку общим принципом кондикции остается сформулированное Помпонием правило: "...согласно природе справедливо, чтобы никто не обогащался в ущерб другому лицу" <1>.

--------------------------------

<1> Дигесты. 12.6.14. С. 215.

 

Далее имеется пример, подходящий для нашего случая с квартирой: "Если дано жилье, то я предъявляю кондикцию о деньгах не в той сумме, за которую я мог бы сдать жилье, но в той сумме, за которую ты снял его" <1>, т.е. речь идет о сбережении, а не о приобретении.

--------------------------------

<1> Там же. 12.6.65.7. С. 220.

 

Ясно, что ответчик вправе произвести зачет затрат, понесенных им на получение истребуемого дохода. Например, при сдаче помещения в аренду были понесены издержки по регистрации договора и т.п. Но в качестве таких расходов нельзя рассматривать средства, затраченные на приобретение самого имущества (капитальной вещи), пока истребуются доходы, а не имущество в натуре. Только тогда, т.е. при предъявлении требования о капитальной вещи in natura (ст. 1104 ГК), и можно привести аргумент о затратах на приобретение, который, как нетрудно видеть, приводит при выплате ответчиком за вещь рыночной цены к отказу в кондикционном иске in natura. Здесь уместно привести возражение против предложения Биндинга обязать добросовестного приобретателя (по § 932 ГГУ) компенсировать разницу в стоимости вещи, если она продана дешевле. Как правильно заметил А. Кобан, тогда нет добросовестности <1>.

--------------------------------

<1> См.: Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Уч. зап. Свердловского юрид. ин-та. Т. 2. Свердловск, 1947. С. 77.

Это суждение заставляет подумать о значении цены для доброй совести. Р. Иеринг отмечает родство слов "толкователь" (интерпретатор) и "цена" (pretium) и полагает, что первоначально имелся в виду посредник, меновой торговец, "человек, который переносит цену" (Иеринг Р.Ф. Дух римского права на различных ступенях его развития. Часть первая. СПб., 1875. С. 199). Эта этимология замечательна тем, что она увязывается с предложенной столетие спустя теорией Ф. Хайека о цене как знании. В определенной мере эта теория связана с той мыслью К. Маркса, что за каждым торговцем признаются энциклопедические познания в товарной сфере (см.: Маркс К. Капитал. Т. 1. Гл. 1. Примеч.), хотя у нас и нет оснований считать Хайека в какой-либо мере последователем марксизма. Скорее налицо объективная связь, которая ищет своего познания и признания.

Знание покупателя о правильной цене - это иное знание, чем знание о пороках в праве на отчуждаемую вещь. Но занижение цены само по себе влечет сомнение и тем самым колеблет добрую совесть.

А.А. Маковская говорит о добросовестности и разумности руководителя общества в связи с тем, что он "должен принимать решение лишь при условии обладания всей необходимой информацией" (Маковская А.А. Основание и размер ответственности руководителей акционерного общества за причиненные обществу убытки // Убытки и практика их возмещения: Сб. статей. М., 2006. С. 363). Выяснение того, что является необходимым, очевидно, совпадет с оценкой добросовестности и разумности.

 

Как видно, потеря виндикации против добросовестного приобретателя по возмездной сделке не может быть восполнена при тех же условиях кондикцией, которая также не имеет перспектив для собственника, пока идет спор о самой вещи; иного и не должно быть, если иметь в виду, что кондикция только восполняет виндикацию, следуя за ней, и не может приводить к отличным от нее результатам <1>.

--------------------------------

<1> Анализ прецедентов из французской судебной практики позволяет сказать, что при утрате оснований для предъявления иска из договора или иного законного основания утрачивается и кондикция "action de in rem verso" (Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права / Пер. с нем. В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 301 - 302).

 

Но потеря иска об истребовании капитальной вещи не исключает иска об истребовании доходов, неосновательно полученных незаконным владельцем.

Восприятие всего изложенного выше может быть затруднено не только тем, что данная тема редко обсуждается юристами и является не вполне привычной, но и тем, что моделью отношения мысленно представляется иск собственника к покупателю вещи от неуправомоченного отчуждателя, - ситуация наиболее ожидаемая и потому оправданно привлекаемая к анализу. Здесь имплицитно имеется иное решение, известное как континентальному праву, так и отечественному (ст. 183 ГК РСФСР 1922 г.): добросовестный покупатель сразу становится собственником, соответственно, отпадает сама возможность обсуждения вопроса о его праве на доходы, полученные от купленной им вещи. Поэтому, надо полагать, этот аспект проблемы почти не затрагивался в отечественной и зарубежной литературе <1>.

--------------------------------

<1> Только в Швейцарии, где "в отклонение от принципа абстракции право собственности не переходит, если основная сделка недействительна", возможно применение виндикации на почве недействительной сделки. В России в иных случаях, впрочем, "ограничение ответственности добросовестного получателя неосновательного обогащения часто связывается в ГК с мерой ответственности добросовестного владельца по виндикационному иску, предъявляемому ему собственником" (Цвайгерт К., Кетц Х. Указ. соч. С. 344). Надо все же заметить, что, как мы уже говорили, позиция ответчика по виндикационному иску не свидетельствует о том, что он несет гражданско-правовую ответственность, в частности, нет места ни вине, ни убыткам.

 

Однако в любом случае вопрос остается и для всех иных, кроме приобретения по возмездной сделке, случаев незаконного владения вещью, приносящей доходы, например похищенной, полученной в дар и т.д. Известно, что и здесь часто бывают обстоятельства, исключающие виндикацию: пропуск срока исковой давности, гибель, переработка или отчуждение вещи и др. Кроме того, остаются и задавненные недобросовестно приобретенные вещи.

Теперь попробуем сформулировать возможные подходы к практическому решению проблемы. Наиболее кардинальным было бы изъятие всех доходов у незаконного владельца с зачетом необходимых для получения этих доходов затрат.

Более реалистичным, хотя и менее справедливым, кажется иное решение: незаконному владельцу остаются доходы, полученные им от обычного хозяйственного использования имущества, и изымаются полученные сверх этого.

Эти наши предложения выглядят гораздо мягче, чем известные нормы ГГУ. В соответствии с § 987, 990 ГГУ недобросовестный владелец, а таким признается как лицо, действовавшее недобросовестно в момент приобретения владения, так и владелец, который впоследствии узнал, что он не имел права на владение (с момента, когда узнал об этом), обязан выдать собственнику доходы, которые он извлек от пользования вещью.

Согласно § 993 ГГУ добросовестный владелец должен выдать приобретенные плоды в соответствии с предписаниями о возврате неосновательного обогащения, если эти плоды, согласно правилам о надлежащем ведении хозяйства, не могут рассматриваться в качестве доходов от вещи.

Учитывая, что мы не имеем нормативной основы для ответственности незаконного владельца в части присвоения доходов и потому должны прибегать к толкованию, уместным паллиативом, возможно, временным, могло бы оказаться заимствование некоторых элементов механизма § 993 ГГУ (естественно, речь не идет о полном его перенесении в российское право, да это и невозможно, если учесть существенные отличия как в части регулирования и защиты владения, так и в институте неосновательного обогащения, на который имеется прямая отсылка в § 993 ГГУ). Прежде всего речь идет о разделении доходов, получаемых от нормальной хозяйственной деятельности, понимаемой как активное поведение, и доходов, приносимых вещью сверх этого, в том числе и сбережения имущества незаконного недобросовестного владельца за счет собственника. Хотя бы эти последние доходы могли бы рассматриваться как неосновательно приобретенные (сбереженные) и подлежащие возврату собственнику.

Такой подход, когда собственник получает иск о взыскании неосновательно приобретенных (сбереженных) незаконным владельцем доходов, для своего утверждения не требует ревизии законодательства и вполне может уже сегодня стать фактом судебной практики <1>.

--------------------------------

<1> В этом плане можно указать на достаточно прочно вошедшее в судебную практику правило, согласно которому, "поскольку бывший арендатор не исполнил решение суда и фактически пользуется ранее арендованным помещением, его обязательство по оплате за пользование имуществом нельзя считать прекращенным" (Вестник ВАС РФ. 1996. N 4. С. 13). Такая аргументация носит внешне обязательственную, даже договорную форму, однако по существу речь идет о последствиях незаконного пользования вещью, и потому нет препятствий для вещно-правовой интерпретации ситуации с теми же выводами, тем более что никаких оснований усматривать здесь договорную связь, конечно, нет. Так, признание арендного договора ничтожным повлекло обоснованный отказ в обязательственно-правовом требовании; одновременно рекомендовано обратиться с иском о выселении по ст. 301 ГК, тем самым отношения квалифицированы судьями как вещные (см.: Федоренко Н.В., Пипник Т.Д. Обзор практики пересмотра апелляционной инстанцией Арбитражного суда Ростовской области актов, вынесенных судом первой инстанции // Вестник ВАС РФ. 1999. N 1. С. 75 - 76).

 

В качестве примера можно привести такое дело.

МЧП "Медицина-Технология-Сервис" в 1996 г. добилось признания за ним права собственности на здание в г. Шлиссельбурге. Затем, в 1998 г., видимо не добившись получения здания во владение (в изложении казуса об этом не говорится), собственник обратился с иском к администрации г. Шлиссельбурга о взыскании 1571983 руб. как "неосновательного обогащения, связанного с удержанием здания". Президиум ВАС РФ, отменяя решения судов об отказе в иске, указал, что лицо, неосновательно временно пользующееся чужим имуществом, обязано возместить потерпевшему то, что оно сберегло вследствие такого пользования по цене, существовавшей во время, когда закончилось пользование (ст. 1105 ГК) <1>.

--------------------------------

<1> Вестник ВАС РФ. 2000. N 6. С. 22 - 23.

 

Несомненно, здесь заметно влияние идеи одновременного возврата вещи и доходов, поскольку выбрана норма, говорящая о временном пользовании и предусматривающая окончание пользования. В то же время в самом изложении казуса ничего о возврате капитального имущества не говорится. А срок исковой давности исчисляется ВАС РФ с момента признания за истцом права собственности. Это позволяет прийти к выводу, что право на истребование дохода увязывается с самим правом собственности, а не с истребованием имущества. Несмотря на приведенное дело, нельзя не заключить, что за время, прошедшее после принятия ГК РФ 1994 г., вопрос о правах владельца на плоды и доходы от вещи не привлек внимания практики (соответственно, и теории) в том объеме, которого он заслуживает.

Если, однако, владение будет все же признано позитивным правом хотя бы для целей владельческой защиты, соответствующие споры могут, как представляется, возникнуть. Но если при этом добросовестное владение будет влечь возникновение права собственности в силу моментальной приобретательной давности для всех вещей, как сейчас это предусмотрено п. 2 ст. 223 ГК для недвижимости, то нам по преимуществу останутся только споры о правах на доходы недобросовестных владельцев. В каком-то смысле проблема, конечно, упростится и во всяком случае примет иные очертания, чем те, которые намечены в данной главе.

 

Глава 23. ЗАЩИТА ВЛАДЕНИЯ ОТ ИЗЪЯТИЯ ВЕЩИ

АДМИНИСТРАТИВНЫМ ПОРЯДКОМ

 

Обычная ситуация, насколько распространенная, настолько и трудноразрешимая, должна быть предпослана дальнейшему изложению.

Собственник автомашины, приобретенной за рубежом, при ввозе ее в страну не выплатил положенных таможенных платежей и на основании ст. 131 Таможенного кодекса Российской Федерации (далее - ТмК РФ, ТмК) <1> не вправе был распорядиться своим транспортным средством. Несмотря на это, автомашина была продана третьему лицу, которое становится теперь приобретателем и владельцем.

--------------------------------

<1> Везде имеются в виду нормы ТмК РФ 1993 г.

 

Таможенный орган, убедившись, что декларант не внес таможенных платежей, в соответствии со ст. 338 ТмК РФ изъял транспортное средство у покупателя и на основании ст. 380 ТмК конфисковал его.

Первоначально эта ситуация рассматривалась только в аспекте конституционных гарантий собственнику - декларанту от конфискации и было признано, что существующее у него право обращения в суд достаточно гарантирует его собственность <1>. Но при этом в стороне оставался другой участник отношений - приобретатель имущества, который в отличие от декларанта ведь ничего не нарушал, но тем не менее оказался больше всех потерпевшим от изъятия вещи. Проблема, стало быть, не была удовлетворительно разрешена и заявила о себе вновь.

--------------------------------

<1> См.: Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности статьи 266 Таможенного кодекса Российской Федерации, части 2 статьи 85 и статьи 222 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях в связи с жалобами граждан М.М. Гаглоевой и А.Б. Пестрякова от 11 марта 1998 года. Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ Н.В. Витрука // Российская газета. 1998. 26 марта. N 58. С. 5.

 

Новое ее обсуждение, представленное теперь как вопрос о конституционности права на конфискацию нерастаможенных автомобилей, изложено КС РФ в Постановлении от 14 мая 1999 г. N 8-П. В этом Постановлении КС РФ признал, что ст. ст. 131, 380 ТмК, в том числе правило о конфискации товаров, независимо от того, являются ли они собственностью лица, совершившего нарушение таможенных правил, не противоречат Конституции РФ.

Однако основной вопрос, а именно вопрос о незаконных владельцах, прямо КС РФ не обсуждался. КС РФ ограничился заявлением о том, что Конституция РФ защищает лишь права собственников, а не иных лиц (п. 4 Постановления), что само по себе тоже не решает проблему. Указание КС РФ на то, что последствия недействительных в силу нарушения ст. 131 ТмК сделок регулируются иными законами, едва ли могло считаться удовлетворительным, так как сами эти законы не имеют, как можно видеть, однозначного толкования.

Впрочем, в п. 5 Постановления было указано, что товары могут быть конфискованы "независимо от того, принадлежат ли они нарушителю на праве собственности или переданы ему в управление или пользование", "вверены собственником". В этой формулировке, вообще говоря, уже содержался ответ, позволяющий вывести незаконных добросовестных владельцев из-под действия ст. 380 ТмК. Ведь лицами, которым имущество передано в управление, пользование, вверено собственником, могут считаться именно законные владельцы. Разъяснения, данные в том же пункте, обосновывали конфискацию имущества у этих лиц сохраняющейся связью с собственником. Незаконный владелец, напротив, владеет, как уже говорилось, не по воле собственника.

Но такое толкование, безусловно, требует известной юридической техники и может потому быть отвергнуто лицами, этой техникой не обладающими, тогда как акт суда должен быть однозначно понятен и не нуждаться в дополнительном истолковании. Поэтому Постановление КС РФ от 14 мая 1999 г. N 8-П не сняло проблемы. Ее пришлось решать уже Верховному Суду РФ собственными силами.

Сначала было указано, что приобретатель автомобиля, не прошедшего таможенного оформления, не несет ответственности за уплату таможенных платежей, если он не мог знать "о незаконном ввозе транспортного средства на территорию России" <1>.

--------------------------------

<1> Бюллетень ВС РФ. 2000. N 11. С. 4.

 

В другом деле покупатель автомашины предъявил иск к УВД о возмещении ущерба. Суть спора состояла в том, что похищенная автомашина неоднократно снималась и ставилась на учет ГАИ, но при очередной постановке на учет автомобиль был изъят у истца как находящийся в розыске, причем до покупки истец специально выяснял, не находится ли автомобиль в розыске, и получил отрицательный ответ. Судебная коллегия ВС РФ, отменяя судебные постановления об отказе в иске, указала, что транспортные средства проверяются по учетам угнанного и похищенного транспорта, а результат проверки отражается в заявлении владельца. По мнению надзорной инстанции, добросовестному покупателю причинен ущерб действиями ответчика <1>.

--------------------------------

<1> Бюллетень ВС РФ. 2000. N 1. С. 6 - 7; N 11. С. 3 - 4.

 

Хотя здесь речь не шла о защите владения, можно заметить подход, подтвержденный и в дальнейшем: во-первых, защите оборота дано предпочтение перед защитой бюджета, а во-вторых, приобретатель получил защиту в качестве собственника.

Наконец, было принято ставшее широко известным решение по делу Ж. Истица, у которой был изъят автомобиль, не прошедший таможенного оформления, предъявила иск о его истребовании, сославшись на то, что она является добросовестным приобретателем. Иск в конечном счете был удовлетворен. Однако при этом ВС РФ сослался одновременно и на ст. 302, и на ст. 304 ГК <1>.

--------------------------------

<1> Бюллетень ВС РФ. 2001. N 2. С. 13 - 14. Такое смешение виндикационного и негаторного исков - обычное дело в практике судов общей юрисдикции. Этот вопрос рассматривался выше.

 

Между тем заявление Ж. о признании ее добросовестным приобретателем означает применение владельческой защиты. Ведь, ссылаясь на свою добросовестность, Ж. тем самым признала, что является незаконным владельцем. Очевидно, что законный владелец, в том числе собственник, не нуждается в доброй совести для обоснования своей позиции: добрая (или недобрая) совесть вообще не применима, если имеется право на вещь; ведь добрая совесть - это извинительное заблуждение относительно отсутствия права.

Но суд ушел от заявленной истицей позиции, и защита Ж. была предоставлена как обладателю права. Один из защитников таможни обвинил ВС РФ в "жонглировании понятиями". Однако жонглирование предполагает известную сноровку, тогда как дело Ж. такой сноровки не обнаруживает. Оно, однако, демонстрирует выбор в пользу приобретателя и против казны <1>. Этот подход стал применяться и в других аналогичных делах.

--------------------------------

<1> Обычно владельческая защита требует выбора между собственником и владельцем. Но в данном случае собственник, т.е. таможенный нарушитель, заведомо находится за пределами спора, не сулящего ему никаких благ.

 

Поскольку слабости дела Ж. были очевидны, ГТК не мог не воспользоваться своим правом запросить у КС РФ разъяснения. Такие разъяснения были даны в Определении от 27 ноября 2001 г. N 202-О. Теперь КС РФ вынужден был расширить свой анализ и обсуждать позицию лиц, "приобретших товары в собственность или владение" вопреки запрету ст. 131 ТмК <1>. Наконец, фигура (незаконного) владельца оказалась в центре судебного акта.

--------------------------------

<1> Эта формулировка не кажется точной. Поскольку запрет, установленный ст. 131 ТмК, имеет безусловный характер, никакой приобретатель товара, таможенное оформление которого не завершено, не сможет стать собственником, а всегда будет незаконным владельцем (или просто владельцем, как предпочитает выражаться КС РФ, очередной раз подтверждая нежелание использовать неудачный термин ст. 301 ГК, впрочем традиционный для отечественного права).

 

Ранее было отмечено, что идея выведения незаконного владельца из-под действия конфискации в порядке ст. 380 ТмК уже была заложена в Постановлении от 14 мая 1999 г. N 8-П. Теперь она была выражена прямо. КС РФ объяснил, что если товар был приобретен "в ходе оборота" (очень важное замечание), то приобретатель может быть подвергнут конфискации, лишь если мог каким-либо образом влиять на соблюдение требуемых при перемещении товаров через таможенную границу таможенных формальностей либо должен был знать о незаконности ввоза. При этом приобретатель кроме мер ответственности обязан также к уплате таможенных платежей. Именно эти обязанности и обеспечиваются изъятием (арестом). Таким образом, изъятие допускается лишь против лиц, имеющих обязательства перед таможенными органами.

Добросовестность предполагается, но приобретатель должен проявить ту степень заботливости и предусмотрительности, какая от него требуется с учетом его осведомленности о заведомом ввозе товара из-за границы.

Это Определение КС РФ, безусловно, является важным шагом на пути юридического освоения владения.

Интересно сопоставить его с известным прецедентом Европейского суда по правам человека - делом AGOSI. Это имеет смысл потому, что Конвенция, применяемая ЕС, является частью российского права и потому практика ЕС должна применяться при разрешении российских юридических коллизий.

Итак, компании AGOSI обратилась в Суд, не добившись возврата золотых монет, изъятых и впоследствии конфискованных во время контрабандного ввоза в страну. Монеты были проданы нарушителям по контракту, предусматривающему переход собственности на них не раньше, чем покупатели оплатят товар. Покупатели, получив товар, расплатились необеспеченным чеком, поэтому по условиям контракта и по закону страны заключения контракта право собственности осталось за продавцом - AGOSI. Однако еще до предъявления чека в банк монеты уже были доставлены покупателями (не ставшими собственниками) на границу в тайнике, где и были обнаружены таможенниками.

Рассматривая дело, Суд пришел к выводу, что не имеется общей практики стран-участниц, позволяющей установить связь между виновностью собственника и конфискацией товара. В частности, в Великобритании на право таможни конфисковать контрабандный товар не влияет невиновность собственника. В то же время британский закон позволяет таможне по своему усмотрению возвратить конфискованный товар собственнику, причем спор о таком возврате может быть предметом судебного контроля. Например, британский суд удовлетворил обращение собственника яхты, конфискованной за контрабанду наркотиков, сославшись на то, что не была учтена невиновность собственника в контрабанде.

Суд не усмотрел в конфискации монет, принадлежащих AGOSI, нарушения ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции, в частности правила о соблюдении справедливого баланса общих и частных интересов. Мера заботливости собственника по предотвращению нарушения - лишь один из элементов такого баланса, и его заботливость должна рассматриваться в совокупности с иными обстоятельствами, посчитал Суд.

Кажется, ЕСПЧ, проигнорировав невиновность собственников, обманутых нарушителями таможенных правил, пришел к выводу, противоположному позиции КС РФ, который дал защиту даже не собственнику, а владельцу товара. На самом деле обоснование позиции КС РФ лежит глубже, чем вопрос о вине.

В деле AGOSI товар изъят из рук нарушителей, а не из оборота. Покупатели не могут считаться добросовестными лицами, доверившимися продавцу, а значит, действия против таких лиц никак не вредят устойчивости, надежности оборота, напротив, они защищают его. Проблема поэтому сводится только к балансу интереса собственника и публичного интереса. Невиновность собственника здесь - один, причем не решающий, фактор.

Но если товар приобретен в обороте, то коллизия возникает уже между оборотом и фискальным интересом. Решение против владельца, т.е. против оборота <1> и в пользу фиска, означает, что ни один из его участников, проявляющих требуемую осмотрительность и заботливость, не может тем не менее быть застрахован от изъятия товара по причинам, которые он не в состоянии контролировать. Оборот становится сферой повышенных и неконтролируемых обычными средствами рисков, исходящих не только от естественных источников, но и от государства, которое призвано обеспечивать надежность и предсказуемость гражданского оборота. Именно против такого положения и направлено Определение КС.

--------------------------------

<1> Выше уже говорилось, что владение и порожденные им юридические инструменты - добрая совесть, приобретательная давность, ограничение виндикации - занимают важное место в регулировании гражданского оборота; защита владения вещью, полученной в обороте, - это и есть защита оборота.

 

По существу КС напоминает государству о его конституционных обязанностях. Ведь среди других юридических основ экономики именно надежность оборота занимает ведущее место. Как только рушится оборот (а такие периоды известны российской истории), как в фикцию превращаются и право на труд, и право собственности, и все иные частные права. Поэтому без юридической защиты оборота защита собственности, других прав личности не может не оставаться декларативной. Можно утверждать, что надежность оборота - один из самых важных публичных интересов в сфере экономики. К сожалению, это обстоятельство часто упускается из виду. Нужно отдать должное КС РФ, который верно определил приоритеты, подчеркнув преимущественное значение надежности оборота перед иными ценностями, в том числе перед интересом казны. Если же оставаться в рамках широко распространенных, хотя и далеких от права, представлений о том, что государство в любом случае важнее человека, то можно заметить, что ущербная экономика ничего не даст и казне.

Другой аргумент может быть таким. Собственник, совершив заведомо для него незаконную сделку в нарушение запрета на отчуждение товара, не прошедшего таможенного оформления, не обеспечил переход права собственности на товар к покупателю, хотя плату за товар он получил. Таким образом, позиция добросовестного покупателя достаточно незавидная: права на товар он не имеет, распорядиться им не может, владение его имеет самую ограниченную защиту. Кроме этого, еще и предлагается перенести на него риск изъятия товара. Между тем не видно никаких оснований для освобождения собственника от рисков и обременений, лежащих на собственности. Ведь когда мы говорим о бремени, лежащем на вещи, имеется в виду все же то или иное лицо. Почему же таким лицом должен быть не собственник, а владелец? Впрочем, и эта аргументация в конечном счете будет апеллировать к защите оборота.