Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 33 страница

В том случае, когда правопреемство не возникает, т.е. при ликвидации, в том числе банкротстве, невозможно продолжение владения вещью независимо от его квалификации. В связи с этим возникают проблемы юридического положения вещей, находящихся в незаконном владении лица, подвергнутого процедурам ликвидации.

Понятно, что если вещь, находящаяся в незаконном владении, не может быть им отчуждена, то она не может быть и включена в конкурсную массу должника и не может быть реализована в порядке конкурса. Нет никакой возможности передачи ее кредиторам, учредителям, иным лицам, так как такие действия имеют природу (невозможных) сделок об отчуждении вещи и влекут только незаконное владение. Видимо, на этот случай можно предложить следующее.

Очевидно, что вещь, находящаяся в незаконном владении, получена по недействительной сделке. Следовательно, ее владелец имеет право на реституцию. Это право, скорее всего, может быть предметом цессии и зачета. Примеры из судебной практики, подтверждающие признание судами права на цессию и зачет требований о реституции, известны.

Если так, то владелец может уступить в порядке цессии, в том числе путем продажи, право на реституцию. Это возможно после признания сделки недействительной судом.

По совершении цессии права на реституцию цессионарию передается и сама вещь. Передача вещи в этом случае не является распорядительной сделкой о вещи и не переносит на цессионария никакого права на вещь; не переносится и владение для давности. Дело в том, что в рамках реституции присуждение производится не по праву; соответственно и вручение вещи не имеет характера сделки, акт является исключительно фактическим. А для такого акта нет никаких юридических препятствий.

Аналогично решается и проблема реализации права на собственную вещь ликвидируемой организации, находящейся в чужом незаконном владении. Здесь достаточно одной уступки права на получение вещи в порядке реституции.

В завершение мне бы хотелось, несколько расширив тему главы, обсудить недавно возникший частный вопрос о праве на имущество, находящееся в законном владении, поскольку здесь так же затрагивается возможность внесения чужого имущества в конкурсную массу.

Общество с ограниченной ответственностью "КОМТЕКС" обратилось в арбитражный суд с иском об освобождении от ареста, наложенного службой судебных приставов, объектов недвижимости.

Исковые требования мотивированы тем, что объекты недвижимости, на которые наложен арест во исполнение взыскания недоимки и пеней с компании, принадлежат истцу в силу заключенного им с компанией договора купли-продажи и акта приема-передачи недвижимого имущества.

Решением суда первой инстанции в удовлетворении исковых требований отказано. Это решение было отменено судом апелляционной инстанции, иск был удовлетворен.

Оспаривая принятое постановление, ответчик ссылался на то, что право собственности могло возникнуть у истца лишь после государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество. Кроме того, исполнение договора купли-продажи объектов недвижимости истцом (покупателем) вызывает сомнения.

Принятые судебные акты были отменены Президиумом ВАС РФ, который не согласился с тем доводом, что истец как покупатель является законным владельцем спорного имущества и вправе заявить об освобождении спорного имущества от ареста, указав, что право требовать освобождения имущества от ареста принадлежит собственнику имущества. Следовательно, истец, не являясь собственником спорного имущества, не вправе требовать освобождения его от ареста <1>.

--------------------------------

<1> Постановление от 26 августа 2003 г. N 8501/03.

 

Вероятно, спор не возник бы, если бы судебный пристав-исполнитель, накладывая арест, обеспечил бы и владение объектом недвижимости, например, взяв его под охрану. Тогда не было бы возможности передать этот объект иным лицам по договору купли-продажи независимо от даты заключения договора. Таким образом, отпал бы и предмет спора. А вот попытки суда отреагировать на сомнения в заключении и исполнении договора утверждением, что законный владелец не вправе требовать освобождения имущества от ареста, трудно признать бесспорными.

Возникает, конечно, вопрос: подлежит ли включению в конкурсную массу имущество, проданное и переданное должником, но не ставшее собственностью покупателя? С одной стороны, это имущество еще остается в собственности должника и он, стало быть, не лишен права его продать. С другой стороны, он уже не может вернуть имущество ни виндикационным иском, так как покупатель является законным владельцем, ни договорным, так как все переданное по договору не может быть возвращено даже при его расторжении (ст. 453 ГК). Поскольку судебный пристав не может иметь прав больше, чем их имеет собственник, то и изъятие имущества приставом дает законному владельцу право потребовать освобождения имущества от ареста и исключения из описи. Удовлетворение этого иска влечет за собой и исключение имущества из конкурсной массы. Это, впрочем, не означает, что активы должника не могут быть пополнены за счет обязательственных требований к покупателю (например, об уплате покупной цены).

Однако если договор исполнен обеими сторонами, то мы должны прийти к выводу, что отношения по поводу вещи между продавцом и покупателем прекращены. Ведь обязанность обратиться за регистрацией права собственности на объект недвижимости не может рассматриваться как обязательство из купли-продажи, имеющее имущественный характер; тем более оно не является и вещным правом. Следовательно, это право не подлежит защите путем предъявления иска об освобождении имущества от ареста. Таким образом, требуя освобождения вещи от ареста, покупатель по исполненному договору купли-продажи уже не может защищать свое право к продавцу: у него такого права нет. Само по себе надлежащее исполнение договора - это прекращение обязательства. Таким образом, позиция покупателя (законного владельца) приближается к позиции незаконного владельца, поскольку она состоит в том, что отрицается имущественная связь между покупателем и собственником. Тем самым обосновывается и исключение имущества из конкурсной массы.

Теперь мы можем оценить также и перспективы внесения в конкурсную массу имущества, находящегося в чужом незаконном владении. Продажа этого имущества дает покупателю лишь обязательственное право требования к продавцу, но не право собственности. Такое право после ликвидации продавца прекращается и утрачивает всякую ценность. Поэтому более перспективным является уступка права по реституции, как об этом говорилось выше.

 

Глава 19. ЗАЩИТА ВЛАДЕНИЯ И РЕСТИТУЦИЯ

 

Пребывание владения в реальности (мире вещей), на границе права, т.е., в переводе на язык юридических понятий, в качестве факта, а не права, проявляется самым наглядным образом в формах защиты владения.

Самым простым объяснением феномена владельческой защиты было бы отнесение ее на неразвитость архаичных юридических институтов, если бы, во-первых, не было бы нелепым само допущение о неразвитости римского права, а во-вторых, владельческая защита не сохранилась бы в современном праве (например, в ГГУ) <1>. Напротив, отсутствие в нашем праве владельческой защиты требует объяснения и, во всяком случае, едва ли свидетельствует о его совершенстве.

--------------------------------

<1> Достаточно развитая владельческая защита в общем праве требует специальной оценки в связи с тем, что в ее рамках происходит и защита собственности: общее право, как известно, четко не отделяет собственности. Но, вообще говоря, нормальная владельческая защита всегда используется собственником, а не только владельцем.

 

Суждение Г.Ф. Шершеневича о том, что "чем меньшею определенностью отличается правовой порядок в данное время в данной стране, тем более основания к организации подобной облегченной защиты" <1>, казалось бы, должно привести к выводам, что в нашей стране до недавнего времени были основания для развития "облегченных форм". Но даже поверхностное знакомство с советским укладом заставляет отказаться от таких взглядов. Наблюдение Шершеневича, видимо, восходит к известному этапу в истории, обязанному рецепции римского права, когда владельческая защита получила широкое распространение и развитие, хотя оснований для утверждения о совершенстве правовой системы в целом не было. Иными словами, если гражданский оборот не находит достаточно упорядоченного строя вещных отношений, в том числе по причинам слабости публичной власти либо неразвитости правовых институтов, неизбежно будут упрощаться формы защиты, "простые и надежные" конструкции будут приспосабливаться к текущей жизни.

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 153.

 

Но едва ли предметом обсуждения цивилистики XIX в. могла стать ситуация, когда вытесняется сам гражданский оборот. Конечно, этот процесс не может не сопровождаться упрощением, примитивизацией права, но ведь и давление оборота на право снижается, отпадает необходимость замещения утраченных правовых форм, соответственно ослабевает, сходит на нет поиск в историческом арсенале недостающего инструментария.

Как бы то ни было, мы видим, что российским правом утрачена классическая владельческая защита. Конечно, это не значит, что следует вовсе отказаться от ее изучения. Может быть, даже, наоборот, придется уделить ей больше внимания, в противном случае нам будет нелегко понимать систему права, а соответственно решать конкретные ситуации, возникающие и в отечественной, и в зарубежной практике. Ведь, исходя из единства и единственности права, однажды возникшие юридические формы даже после упразднения продолжают оказывать свое воздействие.

Наконец, остается все же надежда на возрождение владельческой защиты, как это видно из Концепции развития законодательства о вещном праве.

Следует учитывать, что если раньше эта проблема была "совершенно недоступна человеку, не получившему юридического образования" <1>, то и теперь положение отнюдь не стало легче, особенно учитывая качество нашего образования.

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 151.

 

Суть владельческой защиты состоит в том, что ни истец, ни ответчик не могут ссылаться на свой титул, право собственности либо иное право, дающее владение, равно как и ссылаться на отсутствие такого титула у другой стороны. Тем самым защищается фактически существующая принадлежность вещи. Поскольку владение всецело материально, "посюсторонне", его нарушение может произойти только в результате столь же реально ощутимых обстоятельств, т.е. прежде всего насилия (а также кражи и пр.). Из истории владения известны и другие основания защиты, например угроза, заявление и т.п. Но нужно признать вслед за Савиньи, что и владение, и владельческая защита не приобрели бы известных юридических форм без этого первоначального и всегда сохраняющегося импульса - защиты от насильственного посягательства.

Собственно владельческая защита обычно классифицируется тремя группами интердиктов (в современном, например, германском праве это иски): направленных на удержание существующего владения (interdicta retinendae possessionis); о возвращении насильственно или тайно утраченного владения (interdicta recuperandae possessionis); об установлении владения впервые (interdicta adipiscendae possessionis), причем эти последние считаются квазивладельческими <1>.

--------------------------------

<1> Римское частное право. М., 1948. С. 185. Квазивладельческие они потому, что им не предшествовало владение, т.е. нельзя буквально говорить о нарушении владения потерпевшего.

 

Интердикт uti possidetis включал формулировку: "Запрещаю применять силу для того, чтобы вы владели (этой недвижимостью) иначе, чем так, как владеете", а действующий для движимостей интердикт utribi включал оговорку о том, что защиту имеет владелец, провладевший вещью большую часть года: "...запрещаю применять силу ради того, чтобы помешать увести с собой", поэтому он допускал передачу владения, тем самым обнаруживается и восстановительная функция интердикта. В позднем праве interdicta utribi был уравнен с uti possidetis. Владение, добытое от другой стороны насилием, тайно или прекарно (до востребования), не защищалось.

Установленное интердиктами владение имело временный характер и с процессуальной точки зрения определяло положение сторон в петиторном иске о праве на вещь, причем позиция владельца, полученная в интердиктном производстве, давала преимущества ответчику (им и был владелец), перелагая бремя доказывания титула на другую сторону - на истца, "ибо гораздо удобнее владеть самому и заставить противника нести тяготы истца, чем предъявлять иск о собственности, когда владеет другой" <1>.

--------------------------------

<1> Дигесты. 6.1.24. С. 133.

 

В Средние века эта защита привела к возникновению ординарного владельческого иска (possessorium ordinarium), который наряду с разрешением вопроса о владении запрещал нарушение на будущее время и предусматривал возмещение убытков, причиненных нарушением владения <1>.

--------------------------------

<1> Дернбург Г. Пандекты. СПб., 1905. Т. 1. Ч. 2: Вещное право. С. 45 - 49.

 

По рекуператорному (восстановительному) interdictum de vi истцом выступает всякий, кто утратил владение в результате насилия над личностью (изгнание владельца, воспрепятствование доступа, но не насилия, вынуждающее к передаче вещи). Ответчиком выступает лицо, совершившее насилие, независимо от владения спорной вещью. Присуждение состоит в восстановлении владения, возврате плодов, возмещении убытков.

Дальнейшие изменения этого средства защиты привели к возникновению в каноническом средневековом праве actio spolii с весьма сильным действием, по которой независимо от насилия владение должно быть восстановлено, если лишение владения произошло против воли прежнего владельца. Actio spolii, в отличие от владельческих интердиктов, применялась не только против нарушителя (spoliator), но и против третьих лиц, приобретателей вещи <1>. Процессуальным следствием возражения (exceptio spolii) был узаконенный отказ потерпевшего отвечать по всяким искам, пока не будет восстановлено утраченное владение <2>. Это средство было разработано классиком канонического права Грацианом, который в основание своей аргументации поставил вопрос: "Должно ли быть восстановлено правовое состояние тех, кто был изгнан, кто бы они ни были?" Положительный ответ на вопрос привел к утверждению правила, названного canon redintegranda (правило реституции) <3>.

--------------------------------

<1> Никонов С.П. Развитие защиты владения в средневековой Европе. Харьков, 1905. С. 144.

<2> Дернбург Г. Указ. соч. С. 50 - 55. Подробнее см.: Никонов С.П. Развитие защиты владения в средневековой Европе. С. 73 - 156.

<3> Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. 2-е изд. М.: Изд-во МГУ, 1998. С. 426.

 

Весьма близка к интердиктной отмеченная Шершеневичем в русском праве позапрошлого века полицейская защита: сенатские указы 1820 и 1823 гг. "предписывают полиции немедленно по получении жалобы на насильное завладение приводить в ясность, в чьем владении было имение тогда, когда учинено было насилие, после чего и возвращать его тому, у кого оно отнято, не входя при этом в рассмотрение представляемых сторонами документов, так как это уже дело суда" <1>.

--------------------------------

<1> О регулировании владельческой защиты российским законодательством XIX в. см. также: Казаков В.Б. Владение - факт или право? (Из истории русской дореволюционной цивилистики) // Правоведение. 1988. N 2. С. 74.

 

Эта форма уже отмечалась в более древнюю эпоху. Например, Сергеевич выводил из нормы Новгородской судной грамоты "ино судити наперед наезд и грабеж, а о земле после суд" различение посессорной и петиторной защиты. (Г.Ф. Шершеневич считал, что здесь "скорее делается отличие между уголовным и гражданским делом" <1>.)

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 154, 172.

 

В германском праве защита владения сохранена в виде требования владельца о восстановлении утраченного владения от лица, владение которого по отношению к истцу является порочным, а также в виде требования об устранении нарушений владения (§ 861 - 862 ГГУ).

Как видно, собственно владельческая защита отличается рядом характерных признаков, не позволяющих спутать ее с другими средствами. Среди них можно отметить насилие как главный повод для вмешательства власти, недопущение спора о праве (титуле), оперативность, предварительный и временный характер защищенного положения. "Владелец лишается своего владения, лишь только другое лицо судебным порядком, в форме иска о праве, докажет наличность у него права на владение, возникшего на основании какого-либо титула, и обнаружит отсутствие у наличного владельца такого права на владение" <1>.

--------------------------------

<1> Хвостов В.М. Система римского права. М., 1996. С. 272.

 

Конечно, серьезным вопросом является объяснение специфической формы защиты владения. Д. Дождев отмечает, что "административный характер защиты владения показывает, что владение - это то вещное право, которое признается за индивидом как членом публичной организации общества и объектом административного управления" (и тем самым это право противопоставляется иным социальным связям, в которые индивид интегрирован в гораздо большей степени). Автор приводит замечание Пухты, который считал владение "особым видом прав личности <1>, и резюмирует: "...атомизированный характер публичного восприятия отношения закономерно придает любой ситуации индивидуальной принадлежности значение владения - подлежащей уважению со стороны всех граждан фактической связи индивида с вещью" <2>.

--------------------------------

<1> Это широко распространенное суждение, которое, на мой взгляд, наиболее корректно описывает владение как объект защиты, содержит в себе, как может показаться, парадокс: личным правом объявляется позиция, состоящая в связи с некоторой вещью, причем заведомо вне обсуждения вопроса о наличии права на эту вещь. Иными словами, налицо внешняя, сугубо материальная связь, и притом она квалифицируется как личное право. Личным же это право является потому, что его нарушение возможно не иначе как путем личного деликта, прежде всего насилия против личности владельца. Всякое иное неличное нарушение будет уже затрагивать право и потому уйдет из сферы собственно владения.

<2> Дождев Д.В. Основания защиты владения в римском праве. М., 1996. С. 33.

 

Эта логика, подчеркивающая исторические обстоятельства возникновения владельческой защиты, когда выделение индивида из архаичных форм общности происходило прежде всего через публичные отношения, утрачивает свою силу применительно к более поздним стадиям в развитии права, сориентированным на вполне независимое лицо во всех сферах. Остается считать специфику владельческой защиты продуктом исторического развития, необходимость в котором сохраняется потому, что защищаемые ценности сохраняют важность для общества, а средства их защиты не искажают целостности правовой системы.

Известны объяснения такого рода, подчеркивающие эффективность и оперативность посессорной защиты, дающие ей технические преимущества перед петиторной и имеющие свой источник в нуждах оборота. Отличия тогда кажутся не столько качественными, сколько количественными.

Но в любом случае заметно, что владельческая защита, элиминировав личные связи владельца, и на самом деле исходит из его предельно атомизированного, лишенного качеств (что резонирует с бедным юридическим содержанием владения) положения, так что обнаруживаемая здесь степень изоляции, независимости достигает, пожалуй, крайних значений в праве, приобретающих такую силу, что теперь уже количественные отличия переходят в качественные.

Основные формы владельческой защиты в общем описываются приведенной выше схемой.

Дальнейшие проблемы связаны уже с защитой титульного, законного владения, а такая защита является не владельческой (посессорной), а петиторной, защитой по титулу. Следовательно, мы переходим в иную сферу отношений. Однако необходимо отметить, что, хотя и не возникает сомнений в том, что у нас, как замечал А.В. Венедиктов, нет посессорной защиты, а есть только петиторная <1>, в нашем праве это обстоятельство редко акцентируется <2>, в результате чего, например, виндикация на обыденном уровне рассматривается как владельческая защита, а это влечет за собой не просто неточные формулировки в процессуальных документах, но и неверные представления о системе права в целом. Приходится, например, нередко слышать, что защита по титулу, предоставляемая на основании ст. 305 ГК, - это и есть владельческая защита и другой защиты владения не бывает <3>.

--------------------------------

<1> Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность. М.; Л., 1948. С. 564 - 565. Конечно, речь идет об активной, исковой защите. Пассивная защита на стороне ответчика (в форме возражения против иска, эксцепции) в случаях, предусмотренных, например, ст. 302 ГК, имеется.

Поскольку вместе с утратой посессорной защиты исчезла и нужда в ее отграничении от петиторной, сам этот термин стал малоизвестным. Поэтому есть смысл напомнить определение Гая: "Петиторная формула та, в которой истец утверждает, что вещь его" (Гай. Институции. 4, 92. С. 297).

<2> Впрочем, А.В. Венедиктов был противником введения в законодательство посессорной защиты, и эти рекомендации "были учтены" (см.: Иоффе О.С., Райхер В.К., Толстой Ю.К. Анатолий Васильевич Венедиктов: Очерк жизни и деятельности. Л.: Изд-во ЛГУ, 1968. С. 41). На мой взгляд, возражения А.В. Венедиктова против посессорной защиты не снабжены сколько-нибудь убедительными аргументами. Известный советский цивилист приводит, пожалуй, лишь один довод, гласящий, что придется совмещать петиторные и посессорные иски и допускать возражения о праве в рамках посессорных споров (Венедиктов А.В. Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. М., 2004. Т. II. С. 355). Мне этот аргумент не кажется достаточно весомым, чтобы отказаться от защиты владения (кстати, нынешняя владельческая защита по ст. 234 ГК не допускается против собственника и законного владельца, т.е. подразумевается право ответчика заявить о своем титуле, а значит, налицо смешение посессорной и петиторной защиты).

При этом А. Венедиктов, приводя высказывание Б.Б. Черепахина о беззащитности владельца в советском праве, не оспаривает его, но в то же время продолжает возражать против владельческой защиты "по принципиальным и практическим соображениям" (Венедиктов А.В. Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. Т. II. С. 356). Может быть, принципиальным А.В. Венедиктов считал то, что "в условиях более урегулированного правопорядка" владение практически всегда на стороне управомоченных (Там же. С. 345). Но считать имущественный строй, сложившийся после войны, когда писалась цитированная работа А.В. Венедиктова, "урегулированным правопорядком" даже в тех политических условиях было весьма трудно. Другие доводы А.В. Венедиктова, например тот, что стол находок, выдавая вещь, может и не потребовать от потерявшего доказательств права на эту вещь и тем самым "в ряде случаев" фактическое владение получит защиту (Там же. С. 350), представляются и вовсе неубедительными и скорее доказывают обратный тезис о беззащитности владельца в рамках советского правопорядка.

<3> Эта инерция заметна даже на уровне терминологии. Выражение "защита незаконного владения" (при том, что термин "незаконное" - конечно, неудачный, но традиционный для нашего права), как можно судить, нелегко дается юристам. Может быть, надо подумать о замене термина? Например, говоря о приобретении по давности, В. Витрянский и Е. Суханов воспользовались оборотом "беститульный" владелец (Витрянский В.В., Суханов Е.А. Защита права собственности: Науч.-практ. коммент. // Защита права собственности: Сб. нормативных актов и материалов арбитражной практики с научно-практическим комментарием / Сост. В.В. Витрянский, Е.А. Суханов. М., 1992. С. 15).

Впрочем, иногда высказывается суждение, имеющее корни в позитивистской теории права, что беститульное и незаконное владение - нетождественные понятия. Сторонники этого взгляда полагают, что если владение ведется и против воли собственника (например, удержание, владение по давности), но предусмотрено законом, оно является беститульным, но законным. Верность этого подхода вызывает сомнения потому, что стандартная защита законного владения, предусмотренная ст. 305 ГК, не дается ни лицу, удерживающему вещь, ни владельцу по давности.

Кроме того, незаконное владение - понятие более широкое, чем владение беститульное. Во всяком случае, их отождествлению (а тем более допущению, что законное владение шире титульного) мешает то, что незаконное владение - феномен, рожденный ГК РФ (до того - ГК РСФСР) с его ст. ст. 301, 305 и потому вполне отечественный. А титульное (беститульное) владение связано с классической системой понятий, в том числе с титулом как основанием, договором о приобретении вещи. Этот вопрос подробнее рассматривался выше.

 

Между тем если учесть, что "чем более правовая система выступает в защиту владения, тем более собственник стимулируется к поддержанию физического контроля за вещью, находящейся в его владении" <1>, то можно обнаружить связь между патернализмом в частном праве и отсутствием владельческой защиты. Поэтому, если мы вовсе не коснемся здесь, хотя бы весьма бегло, виндикации, это никак не сможет помочь прояснению проблемы.

--------------------------------

<1> Маттеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. М., 1999. С. 105.

 

Первой формой в истории виндикации должен быть признан legis actio sacramento in rem. Согласно этой древнейшей форме спора о вещи, представляемом как "примитивная драма" <1>, по словам Д. Диошди, каждая из спорящих сторон виндицировала, заявив, что вещь принадлежит ей "по праву квиритов", и вносила специальную сумму как заклад - sacramentum (размер суммы соответствовал размеру большой или малой жертвы храму в зависимости от ценности спорной вещи). Заклад проигравшей стороны становился sacramentum iniustum и утрачивался в пользу государства, заклад выигравшей стороны возвращался ей. Как бы побочным следствием этого процесса была передача вещи победителю. Основа всей процедуры выражена в словах: "Виндикация не творит право, но совершение ее неправомочным лицом составляет деликт" <2>.

--------------------------------

<1> В первобытном обществе состязание, суд и драма практически не различались, выполняя одни и те же задачи.

<2> Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. С. 75.

 

Для современного юриста структура этого иска может показаться странной. Неизбежно возникает вопрос, что произойдет, если ни одна из сторон не сможет доказать право собственности и если выяснится, что вещь не принадлежит ни одной из них <1>. Существуют различные попытки разрешить эти трудности. Наиболее известна теория относительной собственности М. Казера: поскольку судья в любом случае обязан принять решение, он должен присудить объект одной из сторон, даже если ей не удалось доказать "полную собственность". Вследствие этого процесс выигрывался стороной, доказавшей "лучшее право", поэтому древнее право еще не было абсолютным, а только "лучшим правом владения сравнительно с данным противником" <2>.

--------------------------------

<1> Diosdi G. Ownership in Ancient and Preclassical Roman Law. Budapest, 1970. P. 94.

<2> Внесенные в эту теорию коррективы состояли в том, что в некоторых случаях существовала и абсолютная собственность (Diosdi G. Op. cit. P. 95 - 96).

 

Диошди выдвигает свое объяснение иска, полагая, что спор лишь сначала разворачивается как симметричный и двусторонний, а затем процесс сводится к выяснению права на вещь ответчика, поскольку в архаичном праве защита собственности первоначально была связана с подозрением в краже и сам иск сохранял еще характер обвинения <1>. Отвергая в целом теорию М. Казера, Диошди подчеркивает существенное обстоятельство, которое сохраняет силу и для современного права (на него обращает внимание и Я. Шапп): относительность судебного решения не определяет сущности права собственности. И современное судебное решение также относительно в том смысле, что оно относится лишь к сторонам, что не означает, конечно, наличия относительного правоотношения между собственником и незаконным владельцем. Присуждение вещи истцу не исключает того, что она на самом деле принадлежит третьему лицу, не участвовавшему в процессе <2>.

--------------------------------