Конечно, для участия в процессе необходимо обеспечить процессуальное представительство через учреждение опеки, что само по себе вполне понятно. Но такую опеку нельзя будет считать установлением владения, тем более что для целей виндикации получение владения осуществляется применительно к приобретению, и именно такое владение приобретателя имеет и наследник независимо от своей дееспособности. Владение же опекуна не может быть владением приобретателя, поэтому он не должен в этой ситуации отвечать по виндикационному иску.
Выше обсуждались доводы, из которых видно, что владение не может быть вещным правом. Но мы уже говорили, что владение по своей природе вообще не может быть правом. Владение всецело принадлежит к явлениям материального (фактического) порядка. Владение - это протекающий во времени и в пространстве процесс физического господства над вещью, тогда как право как явление идеальное не локализовано в пространстве, лишено качеств процедуры (процесса), т.е. деятельности, и потому не течет, т.е. находится, как и прочие идеальные феномены, вне времени <1> и пространства. Если право собственности на дом, находящийся в Ярославле, существует в Москве, Афинах, Лондоне, как и в любом другом месте, то владение этим домом возможно только в Ярославле.
--------------------------------
<1> Я не буду здесь обсуждать соотношение времени как одной из характеристик материи и сроков (юридических фактов). Достаточно сказать, что они не тождественны.
Право осуществляется в действии, но в момент действия оно перестает быть правом, и вместо него возникает исполнение (осуществление, реализация права).
Владение - это всегда действие, и оно не может быть идеальным, не может быть правом. Если владение не осуществлено, значит, его нет (тогда как право есть, пока оно не осуществлено). Право владения, стало быть, не может иметь иного смысла, кроме указания на способ осуществления какого-либо права. В этом же смысле посетитель ресторана имеет право вкушения салата, а постоялец гостиницы - право передвижения на лифте. При всей содержательной бедности этих определяемых через их будущее осуществление прав, обнаружение которых столь же способно принести лавры открывателю, как и обнаружение права владения, у них все же есть такая интересная общая черта, как способность быть нарушенными любым третьим лицом в процессе (а только процесс здесь везде и обнаруживается, ведь мы находимся в сфере материального) реализации. Точно так же, как любой может нарушать владение, так любой может и грубо вмешаться в процесс употребления салата или мирной элевации с помощью лифта (на случай усталости воображения можно обратиться к широкой гамме соответствующих действий, представленных в фильмах Ч. Чаплина).
Здесь обнаруживается тот факт, что уязвимость владения заключается не в особых качествах владения, способных оправдать и все несуразности "права владения", но только в его материальности. А потому любое право, перешедшее в стадию осуществления, материализации (и тем самым уже прекратившее свое идеальное бытие), оказывается столь же уязвимым, столь же доступным вторжению третьих лиц. Способность быть нарушенным третьими лицами - это общее свойство всех прав в момент их осуществления. Другое дело, что третьим лицам довольно редко может оказаться интересно мешать, скажем, работе подрядчика или перевозчика. Но вот чужие вещи представляют собой постоянный объект чужого интереса, и только потому нарушения владения являются делом обычным, тогда как осуществление прав не в виде владения нарушается гораздо реже и потому внимание цивилистов не привлекает.
Повторяемость нарушений владения и привела к возникновению самой проблемы. Если владение - это процесс осуществления власти, господства, т.е. приложения силы к вещи, то и прерван, нарушен этот процесс может быть только силой. Таким образом, в центре проблемы владения всегда находится вопрос силы и отражения насилия. Понятно, что этот вопрос приобретает юридический характер, если учесть, что право возникает для устранения, исключения насилия частных лиц по отношению к другим частным лицам.
Применительно к владению уже в классическом праве был провозглашен принцип недопущения насилия независимо от права на вещь. Впоследствии тестом на цивилизованность общества стало уважение этого принципа.
Понятно, что если мотивом насилия является интерес к вещи, то объектом насилия оказывается владелец, так как именно в его физической власти находится вещь. Речь идет, стало быть, о защите личности в сфере частных отношений. Именно поэтому цивилисты уже несколько веков говорят о том, что защита владения представляет собой самое важное условие цивилизованности, кульминацию частного права. Но советское право являло собой не сферу исключения силы, сферу частной свободы, а сферу более или менее упорядоченного тотального насилия над частными лицами, в том числе в экономике. Вероятно, поэтому и защита владения была ему чужда.
Нынешняя ситуация в юридическом усвоении владения курьезна тем, что при заметном пренебрежении самой идеей владения (высказываются даже не лишенные умиления взгляды об особенной ценности, заключенной в невинности правосознания практикующих юристов, в том числе судей, не различающих вообще владения) разработка идет по совершенно бессмысленному пути втискивания владения в систему субъективных прав <1>, к числу которых оно относиться не может и не должно, вместо включения владения как объекта защиты в текст ГК РФ по примеру любого европейского права, по примеру русского права дореволюционного времени.
--------------------------------
<1> Нужно еще и еще раз отметить, что ограничение владения одной только ст. 305 ГК оставляет без всякого внимания (а по существу санкционирует) то, что незаконное фактическое владение никак не защищено от самоуправства, что личность в частных отношениях по-прежнему лишена самоценности.
Квалификация владения как явления фактического, а значит, в известных случаях (когда его упоминает закон) как юридического факта предполагает ряд естественных уточнений.
Конечно, владение не является каким-либо одним юридическим фактом, ведь закон упоминает этот факт в самых разных нормах и тем самым придает ему самые разные качества.
Для возникновения права собственности значение имеет способ получения владения, действия сторон при переходе владения. Если передача права собственности - метафора и такое действие на самом деле не совершается <1>, то передача владения - это вполне реальные действия прежнего и будущего владельца. Применительно к исполнению обязательства об отчуждении вещи они могут выступать как поступок или сделка в зависимости от того, как будет квалифицироваться исполнение обязательства <2>. В любом случае только такая передача владения, которая выступает как надлежащее исполнение обязательства, порождает у приобретателя право собственности, а в случае недействительности сделки создает возможность добросовестного (незаконного) владения.
--------------------------------
<1> Подробнее этот вопрос был рассмотрен выше.
<2> Подробнее см.: Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. М., 2005. С. 27 и сл.
Нужно отметить, что передача вещи не является "соглашением" о передаче владения, как полагает Г.С. Васильев <1>. Соглашение, т.е. сделка, направлено на возникновение, изменение, прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК). Но владение - это не право или обязанность, и по его поводу соглашение не может быть заключено. Владение - это факт. А для возникновения фактов соглашения не заключаются.
--------------------------------
<1> Васильев Г.С. Передача движимой вещи // Вестник ВАС РФ. 2006. N 12. С. 21.
Передача владения - это исполнение обязательства и, стало быть, способ его прекращения. Только в этом смысле его и можно считать сделкой (причем это мнение отнюдь не бесспорно). В этой сделке воля в любом случае направлена не на передачу владения, а на прекращение обязанности. А главное, само обязательство передать вещь возникло из соглашения, которое уже имело место в прошлом, и нового соглашения для передачи владения, конечно, не требуется (вообще эта фигура бессмысленного удвоения непременно возникает всякий раз, когда исполнению придаются не свойственные ему качества. И. Трепицын говорил не только о бессмысленности, но и о скучности удвоения) <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее вопрос рассматривался выше.
Здесь имеет смысл обсудить и ту ситуацию, когда право собственности по условиям договора купли-продажи (или иного договора об отчуждении вещи) переходит ранее, чем исполняется договор в части передачи вещи. Сохраняет ли здесь юридическое значение надлежащее исполнение договора (и является ли передача владения юридическим фактом)? Полагаю, что сохраняет. Если переход права собственности состоялся раньше исполнения договора об отчуждении вещи в части ее передачи, то до передачи продавец (будем ориентироваться на куплю-продажу, что предполагает, конечно, распространение наших выводов и на иные договоры об отчуждении/приобретении) становится законным владельцем. Если у законного владельца вещь отбирается против его воли, то он приобретает право на истребование вещи, в том числе и от собственника. В этой ситуации нужно уточнить, является ли тогда собственник незаконным владельцем своей вещи.
Мы исходим из смысла ст. 301 ГК и считаем, что незаконный владелец владеет против воли собственника. Понятно, что этот вывод не может распространяться на самого собственника. И дело не в том, что презюмируется воля лица на все его действия. Более точно иное соображение: собственник не может вступать с собой в соглашения, в том числе в соглашения по поводу получения права на вещь.
Для первоначальных способов приобретения права собственности производность владения (а незаконное владение - это производное от воли собственника понятие) и вовсе утрачивается. Поэтому для владения самого собственника теряют смысл понятия законного и незаконного владения постольку, поскольку эти понятия созданы законом для квалификации позиций сторон в процессе об истребовании вещи. Иногда, впрочем, законодатель употребляет термины "законный владелец", "законное владение", не имея в виду спор о вещи, а скорее для обозначения какого-либо права на вещь без его точного указания (например, в подп. "б" п. 1 ч. 2 ст. 82 УПК РФ говорится о том, что вещественные доказательства возвращаются их "законному владельцу"). В подобных случаях к законным владельцам может быть отнесен и собственник. Пожалуй, не будет ошибкой сказать, что собственник может рассматриваться среди законных владельцев, упоминаемых соответствующей нормой закона, тогда, когда не имеется в виду спор об истребовании вещи или по крайней мере о принадлежности вещи <1> с самим собственником; в последнем случае он должен именоваться только собственником.
--------------------------------
<1> Например, когда возбуждается спор об исключении имущества из описи.
По этим же причинам в сфере виндикации иск законного владельца к собственнику не позволяет квалифицировать ответчика как незаконного владельца, т.е. буквально отождествлять его с лицом, описанным как ответчик в ст. ст. 301, 302 ГК (понятно, что к собственнику не могут применяться и нормы о добросовестности, в том числе о добросовестном приобретении права собственности).
Частным выводом из этих суждений, имеющих более широкое значение, является тот, что в любом случае передача владения как исполнение договора об отчуждении вещи является юридическим фактом, влекущим определенные юридические последствия: если с передачей связывается возникновение права собственности, то передача создает право собственности; если право собственности возникает независимо от передачи, то у законного владельца возникает право на виндикацию вещи, поскольку передачи не было, а владение получено покупателем самоуправно.
Это право, впрочем, не затрагивает третьих лиц, и они не могут ссылаться на порочность владения собственника либо на порочность его титула. Соответственно собственник, даже самоуправно получивший владение, поскольку он может распорядиться вещью (например, не имеется ареста или судебного притязания), создает полноценное право собственности у следующего приобретателя. Это обнаруживающееся ограничение виндикации договорной связью - вообще обычная особенность применения нормы ст. 305 ГК, в силу которой относительные отношения между сторонами не могут быть отброшены, и спор о вещи замыкается в рамки договора. В нашем случае право истца на истребование вещи не может опираться на один только факт самоуправного завладения ею собственником, но должен быть обоснован также наличием вытекающего из договора интереса, например отношениями залога неоплаченной вещи (п. 5 ст. 488 ГК). Вообще, во всех случаях истребования вещи в порядке ст. 305 ГК законным владельцем истец обязан доказывать интерес во владении, тогда как интерес собственника во владении предполагается и в доказывании не нуждается.
Если вещь передается не в порядке исполнения договора об отчуждении/приобретении, то передача владения утрачивает самостоятельное значение юридического факта (полностью совпадая с исполнением договора) и не влечет юридических последствий сама по себе. Законное владение, как уже говорилось, правом не является, и получение вещи по договору аренды, хранения и т.д. ничего не добавляет к правам и обязанностям сторон, возникшим в силу договора (и в тех случаях, когда договор является реальным, его эффект возникает все же из самого договора, а не из передачи вещи). Получатель вещи не является приобретателем и в случае недействительности сделки не получает защиту в виде ссылки на добрую совесть, предоставляемую приобретателю нормой ст. 302 ГК.
Но может получить юридическое значение длительность владения (для распределения плодов и доходов), способ владения, т.е. характер отношений владельца к вещи. Если вещь используется, то последствия будут иные, чем тогда, когда она не используется. В частности, пользование вещью тогда, когда это запрещено по смыслу договора (при перевозке, хранении, залоге с запретом пользования), будет выступать как правонарушение. Мы, кстати, видим, что пользование - это одна из характеристик владения (кроме редких случаев, когда пользование без власти над вещью осуществляется с разрешения владельца). Впрочем, эти градации не имеют большого практического смысла и сохраняют интерес только для все еще встречающихся поклонников химеры триады правомочий собственника.
Длительность незаконного владения имеет значение для приобретения права собственности по приобретательной давности.
Утрата владения, поскольку она имеет юридическое значение, отлична от утраты права собственности. В частности, отказ от владения не имеет природы сделки. Утрата владения не может быть действительной или недействительной <1>. Если на владельце лежит обязанность сохранности вещи, он будет отвечать за утрату владения в рамках норм об ответственности, т.е. значение имеет только вина (скажем, нашедший вещь отвечает за ее утрату в силу п. 4 ст. 227 ГК в случае умысла или грубой неосторожности; законные владельцы отвечают за утрату вещи на условиях договора с собственником), но не воля на отказ от владения. Если же такой обязанности нет, то обстоятельства утраты владения и вовсе не имеют никакого значения. Так, ответчику по виндикационному иску достаточно доказать отсутствие у него владения (либо убедить суд, что доказательства истца, подтверждающие владение им вещью, несостоятельны), чтобы добиться отказа в иске. Каким образом утрачено владение, значения не имеет. Если вещь повреждена, то может возникнуть обсуждение вины владельца за деликт, которое находится за рамками собственно владения.
--------------------------------
<1> Этот тезис имеет более широкое значение, проявляющееся, в частности, при обсуждении возражения о доброй совести ответчика по виндикационному иску, как это будет показано далее.
Владелец может неоднократно возвращать себе владение после его утраты, такие действия сами по себе также не являются сделками, так как ничего не меняют в правах владельца на вещь либо в его правах и обязанностях по отношению к собственнику.
Передача находки хозяину помещения, транспортного средства, милиции, органу местного самоуправления (ст. 227 ГК) не может квалифицироваться как сделка, и на такую передачу не распространяются нормы гл. 9 ГК. Налицо фактические действия незаконного владельца, не являющиеся распорядительными. Последствия такой передачи - освобождение от ответственности за утрату или повреждение вещи (ч. 4 ст. 227 ГК), что не является возникновением или прекращением гражданского права или обязанности. Ответственность за деликт вообще не предполагает предварительного совершения сделки, все равно прекращающей или устанавливающей обязанность.
Владение как материальное явление имеет вытекающие из его материальности свойства, некоторые из них проявляются и в праве собственности. Прежде всего, возможность установления владения объектом материального мира превращает его в вещь (объект права) - дискретную, отграниченную от природы часть внешнего мира. При определении пространственных параметров вещи учитывается возможность владения ею единой волей одного субъекта частного права. В собственности может быть только тот объект, который может быть во владении. Отсюда - проблемы, возникающие при распространении собственности на объекты, не способные попасть во владение или владение которыми затруднительно ("интеллектуальная собственность", собственность на природные ресурсы), а также расхождения между собственностью в точном, юридическом смысле и широким употреблением собственности для описания любых форм социальной власти (собственность на средства производства, капитал и т.п.), лишающие это понятие определенности и, как можно заметить, связи с человеком (ибо именно в человеке заложена та мера, которая позволяет установить возможности и границы владения).
Владение всегда подчинено воле одного лица. Если это невозможно либо если ни одно лицо не подчинило вещь своему исключительному господству <1>, то владения этой вещью еще нет: владение возможно лишь как спокойное: власть - это не борьба. Физическое противостояние (как и физическое отсутствие, понимаемое, впрочем, довольно своеобразно <2>) означает, что владение вещью не установлено.
--------------------------------
<1> В хозяйственной практике бывают, например, ситуации, когда одним подъездом или этажом здания владеет одно лицо, а другим - другое, причем они пытаются безуспешно изгнать друг друга.
<2> Известно определение владения как возможности в любой момент беспрепятственно установить контроль над вещью; что такое момент и какие препятствия имеются в виду, зависит от конкретной ситуации.
Совместное владение сособственников предполагает фикцию единой воли; кроме того, владение любого из совладельцев рассматривается как владение всех. В то же время между совладельцами возможны споры о владении, в том числе виндикационные иски, показывающие неполноценность совладения (как и общая собственность не может считаться полноценной частной собственностью).
Еще более условно владение арендатора объектом, на котором находится собственник. Имеющаяся зависимость от поведения собственника (в строгом смысле налицо, конечно, обязательственное право, обеспеченное поведением должника-собственника) исключает квалификацию такого владения как господства. Иными словами, это не владение. Но для практических целей некоторые допущения, вероятно, возможны. Достаточно существенным представляется, например, возможность аренды части вещи: жесткость ст. 607 ГК, говорящей об аренде только вещи, не кажется мне оправданной (использование для аренды части вещи конструкции пользования без владения не всегда возможно <1>). Такое соподчиненное владение (отличное от совладения при общей собственности), конечно, суррогат. Но при неразвитости владельческого инструментария в российском праве я не вижу, к каким серьезным практическим противоречиям он мог бы привести. Можно вспомнить и мнение Савиньи, полагавшего возможным совместное владение участком.
--------------------------------
<1> Мне не кажется отвечающим нуждам хозяйственной жизни категорическое предписание на передачу в аренду исключительно вещи целиком, равно как не кажутся убедительными и рассуждения в поддержку запрета иных соглашений, основанные тем более на крайне сомнительном концепте "правомочия владения", якобы входящего в состав других прав (см., например: Белов В. Права пользования чужой вещью // Вестник ВАС РФ. 2010. N 1. С. 11 - 12).
Очевидно, что представлениям об абсолютности владения арендатора, из которых исходят В. Белов и многие другие авторы, противятся многочисленные случаи, когда сохраняется постоянное присутствие арендодателя в арендованном объекте, что бывает весьма часто, учитывая сложность эксплуатации многих современных объектов и сохраняющуюся ответственность собственника за безопасность объекта, которая обычно имеет публичную природу и не может перелагаться на арендатора. В этих случаях повседневное осуществление прав арендатора возможно лишь постольку, поскольку арендодатель обеспечивает его своим поведением. Читатель легко убедится в иллюзорности представлений, исходящих из абсолютного "правомочия владения", как только столкнется с технической невозможностью проехать к арендованному складу (или стеллажу на складе; ибо предприниматели, не читающие теоретической литературы, не знают, что они всегда обязаны арендовать весь склад целиком, даже если им достаточно небольшой площадки, где они поставят свой контейнер), или если откажет грузовой лифт в здании, где находятся арендованные площади, или возникнут трудности в подводке кабеля, и т.д., и т.п. Во всех этих случаях без арендодателя право арендатора не может быть реализовано. Бесспорно, конечно, что арендатор никакого вещного права не имеет; его право - обязательственное.
Хотя владение - это действия владельца, и в этом качестве оно выступает как тот или иной юридический факт этого вида (т.е. действия), мы можем видеть, что его проявления в праве могут быть и иными, как это вообще свойственно взаимодействию права с внешним, неюридическим бытием общества.
А владение имеет, конечно, и собственное, находящееся за рамками права, существование (впрочем, это не значит, конечно, что бывает экономическое владение, как иногда еще пишут экономисты).
Обстоятельства утраты владения в составе виндикации
Незначительный вопрос (хотя для судьбы спора он имел немалое значение), возникший в конкретном деле, показал не только некоторые неясности в понимании механизма действия п. 2 ст. 302 ГК, но и послужил хорошим примером для разграничения права собственности (и вообще права) и владения.
В 1998 г. постановлением главы района земельный участок площадью 5,0 га, находившийся в государственной собственности, был изъят из земель оздоровительного комплекса "Сосны" (учреждения, учрежденного федеральным органом власти) с письменного согласия последнего и передан ЗАО "ЮВИ ПЛЮС" для индивидуального жилищного строительства. В период с 1999 по 2000 г. указанный земельный участок был по частям предоставлен постановлениями главы Одинцовского района гражданам для индивидуального жилищного строительства. На основании этих актов гражданами были заключены договоры купли-продажи предоставленных земельных участков. Затем земельные участки отчуждались третьим лицам, на них производилось в установленном порядке строительство.
В 2005 г. решением арбитражного суда по иску федерального органа власти акт о передаче земельного участка был признан незаконным, поскольку учреждение не имело права на отчуждение земельного участка в частную собственность.
После этого федеральный орган власти заявил виндикационный иск к владельцам об изъятии земельных участков.
Сразу можно сказать, что раздел участка - это способ прекращения юридического существования вещи, что влечет утрату права собственности и тем самым утрату возможности виндицировать вещь (этот вопрос подробно рассматривался выше).
Но в данном деле интересно следующее обстоятельство.
Вполне очевидно, что ответчики, купившие земельные участки не у бывшего собственника и даже не у тех, кто получил землю от бывшего собственника, защищены возражением о доброй совести. Ведь права на участки значились за продавцами по данным ЕГРП, и мерами разумной осмотрительности было никак невозможно установить, что имелся порочный акт о передаче земли для последующего отчуждения частным лицам.
Понимая это, истец сослался на суждение, содержащееся в арбитражном решении, в котором говорилось о том, что учреждение ОК "Сосны" не имело права на отчуждение земельного участка, находившегося в федеральной собственности и не подлежащего приватизации. Тем самым, утверждал истец, преюдициально установлен факт того, что владение утрачено помимо воли собственника.
Обсудим этот аргумент.
Во-первых, никакое суждение о праве, в том числе об отсутствии права, не может считаться утверждением о факте и, следовательно, находится за рамками доказывания. Соответственно к таким суждениям не применимы нормы об освобождении от доказывания, как, впрочем, и нормы о возложении бремени доказывания. (Попутно заметим, что добрая совесть - хотя и не факт, но фактическое обстоятельство, одна из характеристик, сторона недействительной сделки (как вина - сторона деликта) и является предметом доказывания, подпадает под нормы о доказывании.) Непосредственный вывод из этого следующий: любое суждение о правах и обязанностях, содержащееся в судебном акте, не может освобождать суд и стороны от необходимости обоснования (а доказывание - только часть обоснования) прав и обязанностей тех же лиц в другом споре, хотя бы и связанном с первым. Впрочем, вывод суда, содержащийся в резолютивной части решения, вступившего в законную силу, обязателен для всех и, в частности, исключает иное решение об уже определенных правах и обязанностях в том же правоотношении (на этом основании и не допускается спор о том же предмете при том же основании).
Во-вторых, истец смешивает здесь два существенных обстоятельства. Закон предусматривает только один случай, когда имущество может быть изъято от добросовестного приобретателя: если оно похищено у собственника или лица, которому было передано во владение, утрачено ими либо выбыло из их владения иным образом помимо их воли. Очень важно, что закон указывает на собственника, а также на лицо, которое получило владение от собственника (т.е. законного владельца), четко противопоставляя их. Дело в том, что если права на имущество могут быть так или иначе распределены между несколькими лицами (у одного - право собственности, у другого - оперативного управления, у третьего - обязательственные права, скажем, аренды), то владение никогда не распределяется между несколькими владельцами, что отмечал еще Павел в известном фрагменте <1>, упомянутом в начале главы. Владение всегда только у одного. Это и отражено в правиле ст. 302 ГК, где говорится об обстоятельствах утраты владения. Именно в этом смысл противопоставления: собственник или владелец. И то, что мы нередко не обращаем на это внимания, объясняется только тем, что обычно сам собственник и осуществляет владение. Но вот тогда, когда собственность имеется у одного лица (органа), а владение без распорядительных прав находится у другого, это противопоставление выходит на первый план. Между тем так всегда бывает с публичным имуществом, да и частное имущество, как только передается собственником иным лицам, также оказывается в том же состоянии.
--------------------------------
<1> Дигесты. 41.2.3.5. Оговорки относительно мнения Савиньи о возможности совместного владения земельным участком сделаны выше.
В нашем деле земельный участок находился во владении не собственника, а государственного учреждения ОК "Сосны". Значит, только применительно к воле законного владельца - ОК "Сосны" - и следует обсуждать обстоятельства передачи земельного участка в том смысле, как об этом говорится в ст. 302 ГК. По обстоятельствам дела было видно, что владение, осуществлявшееся ОК "Сосны", велось этим учреждением беспрепятственно, хищения у него земельного участка не было, как и иных актов по самоуправной "заимке" земли.
Передача владения земельным участком была осуществлена по воле ОК "Сосны", что подтверждалось многочисленными письмами и изданными органами учреждения актами. В них прямо выражена воля на передачу владения земельным участком иному органу.
Передача владения отличается от сделки или иного юридического акта именно тем, что является действием фактическим, направленным на передачу имущества от одного лица другому независимо от юридического основания такой передачи.
Все аргументы, опирающиеся на действительность или недействительность сделок <1> об отчуждении, не могут повлиять на то, что владение передано законным владельцем - ОК "Сосны" - по своей воле, поскольку передача владения сама по себе является не сделкой, а фактическим действием, в данном случае исполнением сделки, и потому не может с ней отождествляться. Передача владения вообще по смыслу ст. 302 ГК РФ не имеет таких качеств, как действительность или недействительность <2>. В рамках нормы ст. 302 ГК обсуждается только одно качество передачи - по воле законного владельца или помимо его воли <3>.
