Глава 3. Структура самосознания

Самосознание личности — сложное явление. Поэтому неудивитель-но, что, говоря о самосознании, каждый автор теории личности вкладывает в понимание структуры, аспектов самосознания свой собственный жизненный опыт и отражает те теоретические позиции, которых придерживается. Психологи-когнитивисты рассматривают самосозна-ние человека под углом зрения функционирования когнитивных схем, где само самосознание (Я-концепция) предстает в виде сложно организованной, структурированной на основе особых принципов когнитивной схемы личности. Сторонники ролевого подхода рассматривают самосознание как отражение в Я-концепции социальных ролей человека. В дальнейшем, рассматривая различные подходы в понимании самосознания, мы попытаемся отразить как когнитивистский, так и интеракционистский подходы.

Подходы к пониманию Я-концепции

Итак, Я-концепция — это все мысли и чувства человека относительно собственной личности, когда он сам для себя становится объектом исследования, или, проще говоря, когда он сам себя осознает. Хотя существует и другая точка зрения в понимании Я-концепции. Так, скажем, Рада Грановская и Ирина Никольская делят самосознание на две сферы — эмоциональную и рациональную. Эмоциональную они обозначают понятием Я-образ. И лишь рациональную сферу называют Я-концепцией. При этом предполагается, что Я-образ формируется у человека посредством воспитания: через подражания, заражения, ими-тации и моделирования — словом, того механизма подражания-научения, который описан Г. Тардом и А. Бандурой. В то же время Я-концепция является результатом целенаправленного осознанного обучения нормам, правилам и ценностям. Это, по мысли авторов, сфера рационального анализа и прогноза, возможных сознательных изменений в самом себе (Грановская Р., Никольская И., 1999).

Если учесть, что, действительно, Я-образ или представление о собственном физическом Я у ребенка формируется раньше, чем знание о других своих Я, и, кроме того, неразрывно связано с эмоциональным восприятием самого себя, то данная точка зрения заслуживает внимания.

Вместе с тем, большинство авторов, в том числе и сам К. Роджерс — автор термина Я-концепция, рассматривает ее как целостное, интегральное образование, включающее в себя и Я-образ.

Так или иначе, но Я-концепция — это особым образом организованное знание человека о самом себе, которое он использует как для объяснения и понимания своих жизненных состояний и переживаний, своего жизненного опыта, так и для объяснения и понимания внешнего, прежде всего, социального мира.

Уровни самосознания

Психологи-когнитивисты рассматривают Я-концепцию как когни-тивную схему личности. Обычно ее определяют как обобщенное когнитивное представление о собственной личности, сформированное индивидом на основе жизненного опыта. В ней, таким образом, собирается, накапливается и организуется любая информация о самом себе, которой располагает человек. Так как жизненный опыт индивидов всегда уникален, то и схема личности, или Я-концепция, у каждого своя.

Но своеобразие Я-концепций предопределяется не только уникальностью жизненного опыта. Я-концепции людей могут различаться также по степени сложности и дифференцированности. Самая простая или даже примитивная Я-концепция формируется всего лишь из одного уровня — осознания своей внешности, своего физического Я, или Я-образа, как называют эту сферу самосознания Р. Грановская и И. Никольская. Поразительно жизненный образ Эллочки-Людоедки из "Двенадцати стульев" Ильи Ильфа и Евгения Петрова превосходно иллюстрирует простейшую Я-концепцию.

Я-образ, или физическое Я, индивида может быть представлено осознанием себя как привлекательного/непривлекательного, красивого/некрасивого, крепкого/слабого, высокого/низкого, полного/худого и т. д. Кроме того, человеком осознается, причем часто болезненно, соответствие либо несоответствие своих конституциональных харак-теристик существующему стандарту. Любое несоответствие стандарту, как правило, вызывает повышенную озабоченность человека этим обстоятельством. У. МакГайр и А. Падавер-Сингер (1976) сообщают, что дети, чей рост выше или ниже среднего, в самоописаниях чаще упоминают о своем росте, чем те дети, чей рост соответствует среднему показателю. Помимо того, дети младше или старше своих согруппни-ков также в первую очередь упоминают о своем возрасте.

Разумеется, дети наиболее остро реагируют на свою "необычность". Но заострять внимание на своих "особенностях" свойственно не только детям. МакГайр с коллегами (1979) установили, что

студенты 4-го курса гораздо чаще упоминали о своей тендерной принадлежнос-ти, если в своей

семье они принадлежали к "гендерному меньшинству". Так, принадлежность к женскому полу была более важной для самосознания девушек из семей, где было больше мужчин, чем женщин. Если же девушка была из семьи, где преобладали женщины, то ее тендерная принадлежность не воспринималась ею как значимая характеристика в самоописании. Студенты также оказались чувствительны к гендерному составу своей группы или компании. Если группа состояла даже из трех человек, то ее члены, описывая себя, чаще упоминали о своей тендерной принадлежности, если являлись единст-венными представителями данного пола в группе.

Если у человека неустойчивая или заниженная самооценка, неуве-ренность в себе, высокий уровень тревожности или другие проблемы, то конституциональные или физические "отклонения от стандарта", вошедшие в его Я-образ, могут вызывать болезненные переживания. Но правда и то, что низкая самооценка, высокая тревожность и т. д. могут быть уже следствием осознания "нестандартности" своего физи-ческого Я. Эта ситуация наиболее вероятна в том случае, когда физическому Я в самосознании индивида придается исключительно важное значение. К сказанному добавим, что неудовлетворительный для человека Я-образ формируется у него чаще всего под влиянием оценок окружающих, которые первыми замечают в его облике "отклонения от нормы ("гадкий утенок"), заостряют на этом внимание, агрессивно указывают на ту или иную внешнюю "нестандартность" индивида, чем побуждают его слишком часто сравнивать себя с окружающими, что может только усугублять болезненность его самосознания. И посколь-ку это, прежде всего, детская и подростковая проблема (хотя может обостренно восприниматься и взрослыми), то у ребенка или подростка формируется Я-образ, абсолютно неадекватный реальности. Любое несоответствие "среднему показателю" в своем облике он может начать воспринимать как физический недостаток или даже уродство. Именно таким путем развивается "стигматизированное" самосознание. К вопросу об идентификации со своей "отметиной", своим "знаком" или "пятном" (а именно так переводится древнегреческое слово "стигма"), мы в дальнейшем еще вернемся. Сейчас же укажем на другие особен-ности формирования и функционирования Я-образа.

Те люди, для которых физическое Я в их Я-концепции играет важную роль (а таких подавляющее большинство), всегда имеют такой идеальный образ самих себя, какими бы они хотели выглядеть или на кого хотели бы быть похожими. Поэтому люди лучше помнят те свои фотографии, на которых их изображения больше соответствуют их воображаемому представлению о своем облике. И хуже помнят те фотографии, где, как им кажется, они "не похожи на самих себя". Вспомните, как, глядя на свою фотографию, вы думали или говорили: "Здесь я совсем на себя непохож/непохожа". При этом случившееся на данный момент выражение лица на фотографии — серьезное, улыбающееся, глупое, встревоженное, удивленное и т. д. — не имеет значения для вашего Я-образа. Главное в том, что фотография не соответствует образному материалу вашей Я-концепции.

Кроме того, Я-образ, как и Я-концепция в целом, — устойчивое, трудно поддающееся изменению образование. Поэтому тот идеальный Я-образ, который имеется в самосознании индивида, сохраняется даже тогда, когда реальный облик человека изменяется. Человек же, чаще всего, не хочет признавать эту реальность, не желая с ней смириться. И сохранение в Я-концепции идеального Я-образа, не соответствующего реальному, является признаком того, что человек оказывает психичес-кое сопротивление жизненным изменениям.

Разумеется, люди сопротивляются изменениям в самих себе не только ригидностью Я-образа. Не желая признавать факт старения, человек может, например, закрашивать седину, стараться избавиться от морщин и т. д. Но даже и безотносительно проблемы старения, большинство людей прилагают невероятные усилия, чтобы их внешность соответствовала идеальному Я-образу в их Я-концепции.

Спрос рождает предложение. В современном мире создана мощная, разветвленная индустрия для удовлетворения потребности человека "идеально выглядеть". Люди расходуют огромные средства для приобретения украшений, косметики, модной дорогой одежды и других ве-щей, делают дорогостоящие косметические и пластические операции, чтобы добиться желаемого эффекта соответствия идеальному Я-об-разу.

Физическое Я — лишь одно из возможных в схеме личности. Кроме него в Я-концепцию могут входить и другие уровни самосознания: социальный и когнитивно-психический. Причем здесь срабатывает такая закономерность: чем выше уровень осознания, тем более расплывчатыми, неопределенными понятиями оперирует человек в своих самоопределениях. Это следствие того, что если для внешнего облика существуют какие-то определенные стандарты, на которые можно

объективно ориентироваться, то для "внутреннего облика" таких объе-ктивных критериев нет. Человек сам определяет, какой он. Как правило, для самого себя — он самый замечательный, самый хороший. О самооценке мы поговорим чуть позже. Сейчас же добавим, что хотя, в принципе, люди в состоянии объективно оценивать как свои достоинства, так и недостатки, но делают они это довольно редко.

Социально-психологическое Я индивида отражает его социальные характеристики и психические особенности: удачливый/неудачливый, старательный/ленивый,

аккуратный/неаккуратный, самостоятельный/несамостоятельный, богатый/бедный, бережливый /щедрый и т. д.

Когнитивно-психическое Я отражает психические качества человека:

сообразительный/тугодум, способный/неспособный, собранный/несобранный,

внимательный/рассеянный, спокойный/вспыльчивый и т. д.

Более сложная схема личности может содержать в себе еще два уровня самосознания: морально-этический и духовно-творческий. Первый отражает как осознание себя в целом, так и своих поступков с позиций справедливости/несправедливости, честности/нечестности, порядочности/непорядочности. Сразу оговоримся, что для многих людей проблемы нравственного самоосознания просто не существует, поскольку их нравственная установка в отношении себя (а схема личности — это социальная установка индивида в отношении себя самого) жесткая и неизменная: я и мои действия изначально нравственны и иными быть не могут. Такая позиция может служить показателем того, что нравственность поведения индивида детерминируется стыдом, а не совестью. При этом под стыдом понимается чувство психического дискомфорта перед лицом либо реальных, либо потенциальных свидетелей, т. е. других людей. "Стыдливого" человека занимает вопрос: а что об этом подумают люди? Для "совестливого" человека не требуются внешние судьи. Его судья — собственная совесть. И он задается вопросом: как с этим я буду жить дальше? Поэтому и можно предположить, что уровень морально-этического Я существует не во всякой Я-концепции. Его может заменять простой принцип: я поступаю так же, как все. А если не всегда соблюдаю правила, то об этом никто не знает, этого никто не видит.

И наконец, уровень духовно-творческого Я, который также может либо присутствовать, либо нет в схеме личности. Он является осознанием своего творческого духовного потенциала, таланта, творческих способностей.

Опять-таки оговоримся, что речь здесь идет об идеальной модели, и выделение названных уровней является не более, чем теоретической конструкцией. Поэтому мы не можем говорить о четких границах между уровнями Я-концепции, тем более, что все они находятся в сложных отношениях взаимовлияния, взаимообусловливания и образуют целостную структуру — Я-концепцию.

Центральные аспекты самосознания

К сказанному добавим, что значимость того или иного уровня самосознания для различных Я-концепций неодинакова. В схеме лич-ности одного человека на первом месте может стоять физическое Я, а все другие играть подчиненную роль. В другой же Я-концепции наи-более значимым может оказаться морально-этическое Я, в третьей — социальное Я и т. д. Причем любая центральная характеристика какого-либо уровня Я-концепции (например, Я - красивый, Я - честный, Я -независимый и т. д.) может служить организующим принципом схемы личности одного человека и не быть важной в самосознании другого.

То, как мы осознаем себя, влияет не только на наше отношение к себе, но и на отношение к другим людям. Так, если в Я-концепции человека будет доминировать физическое Я, а в нем ведущей харак-теристикой окажется "Я - красивый", то и окружающих этот человек будет воспринимать преимущественно с позиций оценки их физической

привлекательности/непривлекательности. Если центральной будет характеристика "Я - богатый", то и все вокруг станут оцениваться меркой богатства. В то же время человека, у которого центральной характеристикой Я-концепции является честность, другие люди будут интересовать именно в этом их качестве — честности и нечестности, подлости.

Но не только на восприятие других людей влияет центральная характеристика самосознания. Она в большой мере определяет и то, как мы ведем себя, как реагируем на события, на информацию. В этом отношении показательно квазиэкспериментальное исследование, про-веденное Хейзелем Маркусом. В нем участвовали три группы людей: первая определила себя как "очень независимых",

вторая — как "очень зависимых", для третьей — эта характеристика не была важной. Участники третьей группы определили себя как нейтральных в этом отношении (Markus H., 1977).

X. Маркус просил членов каждой из трех групп выполнить два задания: первое — вспомнить и описать поступки, которые могли свидетельствовать о независимости или зависимости поведения; второе — нажимать кнопки с обозначениями "Я" и "не Я" в ответ на серию прилагательных.

"Независимые" более быстро реагировали на прилагательные, ассоциирующиеся с независимостью (например, самостоятельный, индивидуальный, напористый, самоуверенный), чем на прилагательные, говорящие о зависимости (коллективный, мягкий, покладистый, тактичный). Люди, относящие себя к "зависимым" натурам, показали прямо противоположный результат, отвечая быстрее, когда прилагательные ассоциировались с зависимостью, и гораздо медленнее — если с независимостью.

Участники, нейтральные в отношении данной характеристики, не показали различий во времени реагирования, отвечая на эти прилагательные. Как "независимые", так и "зависимые" участники смогли вспомнить и описать больше таких поступков, которые соответствовали центральной характеристике их схемы личности, чем таких, которые ей не соответствовали. Важно отметить также, что все три группы не обнаружили различия, реагируя на прилагательные, не относящиеся к делению зависимость/независимость (например, честный, умный, трудолюбивый).

Все это позволяет заключить, что результаты исследования Маркуса не просто свидетельствуют о том, что люди в различных группах отличались друг от друга только скоростью реакций или способностью вспоминать случаи из жизни. Исследование продемонстрировало, что центральная черта Я-концепции влияет на восприятие и использование людьми поступающей информации, делает ее для них важной или второстепенной. Поэтому можно смело утверждать, что окружающий нас мир мы воспринимаем сквозь призму нашего самосознания.

Как уже говорилось выше, Я-концепция — устойчивое, инертное образование. Тем не менее, она, хотя и трудно, но все же поддается изменениям. В этом, собственно говоря, и заключается смысл использования К. Роджерсом понятия "концепция" для обозначения самосознания. Он полагает, что самосознание, организованное как Я-концепция, как и любую другую концепцию можно корректировать, усовершенствовать, улучшать. Сформировавшись однажды, Я-концепция борется не только за самосохранение, но и за свое усиление. Усилиться же она может только развиваясь и совершенствуясь. В развитии, перестройке схемы Я и состоит сущность самоактуализации личности. Для этого, согласно Роджерсу, требуется "всего лишь" безусловно положительное отношение к Я индивида и поддержка его со стороны окружающих его людей.

Ролевая структура Я-концепции

Самосознание помимо восприятия физических, психических и прочих личностных характеристик включает в себя также и осознание тех социальных ролей, которые исполняет каждый из нас. Поэтому Я-концепция может структурироваться в соответствии с ролевым набором человека. Исполняемые индивидом роли осознаются им опять-таки в соответствии с ролевыми ожиданиями, т. е. теми значениями, которые человек и его окружение придают той или иной роли. Проще говоря, человек так играет свои социальные роли, как понимает их сам и окружающие его люди. Если вновь обратиться к примеру из "Двенадцати стульев", то роль "гиганта мысли" и "отца русской демократии" в представлении Остапа Бендера состояла в надувании щек, что он и советовал время от времени делать Кисе Воробьянинову, кото-рому предстояло эту роль играть. Можно привести и другой литературный пример — "Мещанин во дворянстве" Мольера, где происходит смена социальных ролей, согласно сценарию русской поговорки — "из грязи в князи". Примеры эти не только литературные, но и жизненные. К сожалению, очень часто при смене социальных ролей или при заня-тии новой роли индивид видит лишь внешнюю, фасадную сторону роли и осознает ее на уровне "надувания щек". У студентов, например, может сложиться ожидание, что роль преподавателя в том и состоит, чтобы "надувать щеки". Позже, по иронии судьбы, сами, оказавшись в этой роли, они будут играть и осознавать ее в соответствии с имеющимися у них ожиданиями. Или, скажем, роль психолога или философа многими воспринимается в том значении, чтобы с важным видом нагнать побольше "тумана" или "мути". И человек, случайно оказавшийся в этой роли, будет исполнять ее, реализуя свои ролевые ожида-ния, т. е. "напускать туман", "гнать муть" и "надувать щеки".

Социальные роли, таким образом, способствуют проявлению сущ-ностных характеристик личности. Через роли раскрываются как все самосознание человека, так и его отдельные аспекты. Например, инди-вид может осознавать себя как студента, как друга, как сына или как дочь, как

гражданина, как члена многих групп — расовой, нацио-нальной, религиозной. Характерные признаки каждой роли организуются в Я-концепции в виде особых самостоятельных схем.

Так, осознавая себя, например, как студента, вы можете думать о себе как о способном или неспособном, прилежном или нет учащемся. Как дочь или сын вы же можете осознавать себя послушным или дерзким, почтительным или нет, зависящим или не зависящим от родителей. Вместе с тем, различные роли могут включать в себя одну и ту же интегральную характеристику, что указывает на цельность лич-ности. Например, человек и как студент, и как друг, и как работник может быть в одинаковой степени заботливым, правдивым, готовым прийти на помощь. Или наоборот.

Роли, конституирующие Я-концепцию, могут выстраиваться в определенной иерархии: одни, наиболее важные, стоять на первом месте, другие, менее важные, отодвигаться на задний план. Если это так, то некоторые аспекты самосознания оказываются постоянными и веду-щими в мышлении и поведении индивида. Тогда как другие могут всплывать в сознании лишь в определенных ситуациях. Более значимые аспекты Я-концепции, занимающие высшую ступень иерархии, с боль-шей вероятностью влияют на то, чем мы занимаемся, чем мы интересуемся. Эта закономерность проявилась в исследовании Марка Лири и его коллег (Leary M., 1986). Исследовались две группы людей, которые идентифицировали себя либо как "коллективистов", либо как "индивидуалистов". Лири с коллегами интересовало, каким видам спорта отдавали предпочтение те и другие. Выяснилось, что "индивидуалисты" предпочитали индивидуальные виды спорта. Они занимались бегом, плаванием и т. д. и меньше всего хотели играть, например, в волейбол. И наоборот: коллективисты предпочитали командные виды спорта. Оказалось даже, что и причины, которыми люди объясняли свое желание заниматься спортом, в исследуемых группах были разные. "Индивидуалисты" объясняли свое желание тем, что занятия спортом улучшают их здоровье, физическую форму. Да и сама мысль о том, что они ведут "спортивный образ жизни", приносила им удовольствие. "Коллективисты" же объясняли свое увлечение спортом тем, что им нравится, когда окружающие знают об их физической активности, что им приносит удовольствие участие в спортивных состязаниях, в совместных тренировках и играх.

Ролевая структура самосознания также довольно устойчива, хотя и не столь жесткая, как оценочная. Объясняется это тем, что социальные роли человека могут время от времени меняться. Кроме того, может меняться в зависимости от ситуации их статус в иерархии ролей: в одном случае на передний план может выйти роль студента, а соответственно, и интеллектуальный аспект Я-концепции, в другом — роль родителя или друга.

Возникает вопрос: если все эти аспекты самосознания, роли, уровни являются частями единого самосознания, тогда почему они не осознаются все разом? Почему, как правило, функционирует лишь какой-то фрагмент самосознания, который и влияет на наше актуальное поведение? Дело в том, что целиком Я-концепция может быть востребована лишь в исключительных случаях, в какие-то чрезвычайные, кризисные периоды жизни, которые философы и психологи-экзистенциалисты называют пограничными ситуациями или часами пик. В обычное же время включается лишь та или иная грань самосознания. Механизм, который активизирует какие-то аспекты Я-концепции, ориентируясь при этом на признаки ситуации, в американской когнитивной социальной психологии получил название "прайминга".

Прайминг, таким образом, — это процесс, в ходе которого признаки ситуации включают нашу память и активизируют тем самым какой-то аспект самосознания. Благодаря праймингу мы сосредоточиваем внимание на опредленной грани нашей личности. Увидев, например, ребенка, человек может вспомнить о своих детях и в его схеме личности активизируется социальная роль родителя. Следовательно, определенные признаки, метки в какой-то ситуации ассоциирующиеся с исполнением той или иной роли, привлекают наше внимание и выводят в центр сознания некоторые аспекты Я-концепции, активизируют их.

Ту часть Я-концепции, которая задействована в данный момент, называют активной, или работающей, частью самосознания. Понятно, что эти аспекты меняются от ситуации к ситуации, от роли к роли.

Как влияет смена ролей и, соответственно, аспектов Я-концепции, причем иногда довольно частая, на психическое самочувствие чело-века? Не угрожает ли это его самоидентификации? Другими словами, не может ли множественность идентификаций породить кризис самоидентификации? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя. С одной стороны, богатство, разнообразие, сложность Я-концепции выступает залогом и показателем нормального психического

состояния. Так, в частности, Патрисия Линвилл (Linville P., 1987) считает, что сложность личности, многогранность самосознания лучше всего защищают человека от стрессов. Если индивид имеет всего лишь одну или две ролевые идентификации, то любое событие, чреватое утратой роли, способно серьезно травмировать его сознание. Например, довольно типична ситуация, когда спортсмены осознают себя исключительно и только в этой роли. Но спортивные достижения, карьера, признание возможны лишь в относительно короткий период жизни. К тому же здоровье, как необходимое условие спортивных успехов, тоже подвержено изменениям. В результате, потеряв здоровье или выйдя из "возраста спортивных достижений", перестав быть спортсменом, человек утрачивает большую часть своего самосознания, нарушается его самоидентичность. Профессиональные военные — еще один пример такого рода социальной группы риска.

Если же человек имеет более сложную самоидентификацию не только спортсмена или военного, но и, допустим, супруга, родителя, поэта, друга и т. д., то утрата одной роли и одной идентификации будет переживаться им менее болезненно, поскольку у него имеются не менее значимые "запасные" роли. Исследования Линвилл показали, что люди со сложной Я-концепцией менее подвержены депрессиям и болезням, а также колебаниям настроения в зависимости от успехов или неудач в какой-то одной своей деятельности. Таким образом, "ролевой недобор" может вести к появлению серьезных психических проблем у человека.

Но, с другой стороны, "ролевой перебор" также чреват опасностями. Согласно Г.-Д. Шмидту, для каждого человека существует оптимальное количество социальных ролей, превышение которого ведет к ролевой перегрузке. И дело не столько в том, что человек начинает неэффективно исполнять свои роли, сколько в превышении психичес-ких возможностей индивида. Следствием этого является перманентное состояние межролевого конфликта (Киршбаум Э., 1993). В результате — все тот же кризис самоидентификации. Только теперь причина его в психической перегрузке из-за множественности идентификаций.

Отвечая, таким образом, на поставленный выше вопрос: что лучше — много или мало социальных ролей, скажем, что их должно быть достаточно, но не излишне много.

Возможные Я

Еще более дифференцированный вариант самосознания разработан в теории личности М. Розенберга (Кон И., 1967). В ней выделяется настоящее Я (каким я вижу себя в данный момент), динамическое Я (та личность, какой я поставил перед собой цель стать), фантастическое Я (каким я хотел бы быть, если бы все желания чудесным образом исполнялись), идеальное Я (та личность, какой, как я убежден, исходя из усвоенных норм и предписаний, я должен быть), будущее, или возможное, Я (представление о том, каким я могу стать при том или ином развитии событий), идеализированное Я (каким мне приятно себя видеть — сюда могут быть включены аспекты настоящего Я, идеального Я, будущего Я). Кроме того, самосознание, по Розенбергу, может содержать весь спектр демонстрируемых Я — тех образов и масок, которые демонстрирует индивид, чтобы скрыть за ними какие-то отрицательные, болезненные или просто интимные черты и слабости своего актуального Я. Все эти аспекты самосознания формируются как под влиянием социального опыта человека, так и благо-даря его когнитивной активности. Идеальное Я, например, может быть результатом тех норм и правил, которые интериоризованы человеком, но может и просто отражать существующие в обществе стандарты и образцы. В первом случае оно будет весьма значимо для Я-концепции, во втором — не очень важно. Динамическое Я формируется в зависимости от социального положения человека. Поэтому индивид, ставя перед собой цели, сообразует свои действия с объективными условиями, определяет возможность достижения успеха. Что касается демонстрируемых Я, то есть масок, предъявляемых окружающим, то они, как правило, симулируют те качества, которые необходимы для исполне-ния определенной социальной роли, но которых у индивида нет (вспомним О. Бендера и его принцип надувания щек).

Поскольку роли человека меняются, одни уходят, другие приходят, то все это заставляет нас задумываться и беспокоиться о том, какими мы можем стать. Именно эта обеспокоенность своим будущим подчеркивается X. Маркусом и его коллегами, выступающими с позиций когнитивного направления. Они говорят о возможных Я в когнитив-ной схеме личности (Майерс Д., 1997).

По сути, концепция Маркуса — это упрощенная модель теории личности, разработанной Розенбергом, который, в свою очередь, основывался на теории личности У. Джемса. Новое здесь в том, что возможные Я могут ассоциироваться не только с процветанием и благополучием. Индивид может видеть себя в будущем известным, богатым, здоровым (Я знаменитый, Я богатый), или, наоборот, несчастным, бедным и больным (Я безработный, Я нищий, Я инвалид). Этот аспект, если,

конечно, он представлен в Я-концепции индивида, должен, по мысли авторов, побуждать его стремиться к достижению желаемых возможных Я. Он же должен заставлять человека беспокоиться о том, чтобы избежать участи стать нежелательным Я.

Еще одна версия развития теории Розенберга содержится в концепции внутриличностного расхождения Тори Хиггинса. Он также обращается к проблеме возможных Я, но уже в связи с самооценкой и эмоциональными состояниями, которые порождает самооценка. Хиггинс полагает, что наряду с актуальным Я в самосознании представле-ны также идеальное Я и долженствующее Я¹ (Higgins Т., 1989).

Т. Хиггинс разводит идеальное и долженствующее Я. В идеальном Я воплощены все желания, надежды и мечты человека относительно собственной личности. Коротко говоря, это такое самосознание, каким человек мечтает обладать. Но, как справедливо замечает Игорь Кон, одно дело — эгоистическое желание, другое — моральное долженство-вание. Одно дело — абстрактное хотение быть всем сразу: умным, творческим, спортивным, богатым и т. д.; другое — иметь способности и возможности этого достичь (Кон И., 1967).

Иными словами, желаемое и должное, желаемое и возможное — не одно и то же. Поэтому долженствующее Я — это совокупность всех норм, правил, требований и предписаний, вошедших в Я-концепцию человека. Они обязывают его следовать долгу и нести ответственность. Вполне возможен вариант, когда индивид не хотел бы быть таким (поскольку в идеале он видит себя как раз свободным от всяких правил и предписаний), но считает себя обязанным соответствовать нормам и требованиям.

Концепция внутриличностного расхождения утверждает, что отри-цательные чувства в отношении себя самого возникают у человека не от того, что он осознает какие-то свои недостатки, а по другой причине — из-за расхождения между актуальным Я и идеальным Я, или долженствующим Я. То, какие именно чувства будет переживать человек, зависит от типа внутриличностного расхождения. Рассогла-сование между актуальным Я и долженствующим Я порождает чувство вины, тревоги, беспокойства. Допустим, например, что человек имеет твердое убеждение в необходимости всегда быть честным и поря-дочным: это предписывает ему долженствующее Я в его Я-концепции. Но вот в какой-то ситуации он обманывает знакомого или поступает по отношению к нему непорядочно. Когда и если он осознает явное расхождение между своими убеждениями и поступком, то, скорее всего, почувствует вину и беспокойство. Вероятно, при встрече с обманутым им человеком он будет испытывать неудобство, тревогу.

Если же расхождение образуется между актуальным Я и идеальным Я, то вероятнее всего возникновение уныния, чувства подавленности, депрессивного состояния. Например, в идеале человек может пред-ставлять себя независимым, самостоятельным, авторитетным. И в то же время он осознает, что в реальной жизни представляет собой жал-кую ничтожную личность — заискивает, никогда не принимает самос-тоятельных решений, с ним никто не считается, над ним смеются. В этой ситуации человек будет чувствовать себя подавленным, разоча-рованным, поскольку его идеальное Я так и остается недостижимым. Более того, разочарование этой гранью своей личности может распространиться и на другие аспекты его Я-концепции.

И напротив, уменьшение расхождения между актуальным Я и идеальным Я способно стать источником положительных эмоций. Если человек, решив соответствовать своему идеалу, начнет проявлять самостоятельность, заставит окружающих себя слушать и уважать, то, осознав это изменение в отношении к себе, он скоро почувствует удовлетворение, у него появится приподнятое настроение.

Понятно, что в различных Я-концепциях как долженствующее Я, так и идеальное Я представлены в самых разнообразных вариантах. Ведь у разных людей различные представления и об идеалах, и о долге.

Как видим, концепция внутриличностного расхождения поднимает еще одну важную тему, связанную с Я-концепцией, — тему самооценки.

Самопознание и самооценка

Самооценка является, пожалуй, главной функцией Я-концепции. Она осуществляется всякий раз, когда активизируется какой-либо аспект самосознания, либо вся Я-концепция в целом.

Но самооценка — не только функция. Это еще и эмоционально-когнитивное состояние человека, характеризующее его отношение к себе самому, к своей личности. Индивид может оценивать себя как положительно, так и отрицательно, может любить или не любить себя. Но в любом случае его самооценка, как правило, довольно устойчива. Это означает, что одни люди

постоянно имеют о себе высокое мнение, другие же, напротив, невысокое. Но иногда, под влиянием каких-либо событий, возможно быстрое изменение самооценки.

Предметом самооценки может служить весь спектр качеств человека — от физического Я до творческого Я, весь его ролевой набор. Причем в последнем случае оценивается успешность или неуспешность функционирования в какой-нибудь роли.

Для одних людей более значимой оказывается оценка своих физических данных, внешнего облика, для других — оценка своих интеллектуальных или нравственных качеств. Для третьих важнее всего оценка своей успешности во что бы то ни стало. Разумеется, высокая значимость оценки какого-то аспекта Я-концепции не означает, что человек не оценивает другие аспекты своей личности.

И. Кон, вслед за Розенбергом, разводит понятия "самооценка" и "самоуважение" (Кон И., 1967). Самооценка, с его точки зрения, показывает, как индивид оценивает какой-то определенный аспект своей личности — физический, нравственный, интеллектуальный и т. д., в то время как самоуважение выражает обобщенную самооценку. Оценивая определенные аспекты своей личности, человек одни из них может ставить высоко, а другие — не очень. Самоуважение в этом случае является своего рода итогом этих противоречивых самооценок. Высокое самоуважение, считает Розенберг, не означает, что человек ставит себя выше окружающих, не видит своих недостатков, считает себя пределом совершенства. Оно означает лишь то, что индивид уважает себя, не считает себя хуже или ниже других, положительно относится к себе как к личности.

Но дело в том, что в русском языке слово "уважение" уже само по себе предполагает высокую самооценку. Самооценки же людей могут быть как низкими, так и высокими. И, например, высказывание: "У него низкое самоуважение" в русском языке будет содержать внут-реннее противоречие: с одной стороны, низкое, а с другой — уважение. Иное дело — низкая или высокая самооценка. Поэтому, каким бы логичным не представлялось разведение этих понятий, в дальнейшем мы будем использовать только понятие самооценка.

При всех различиях самооценки большинство людей обнаруживают одну общую склонность — к ее завышению. Так, в результате многих исследований было доказано, что люди, как правило, считают себя внешне более привлекательными, чем их оценивают другие.

Но, несмотря на нереалистичность, немного завышенная самооцен-ка рассматривается психологами как хороший признак, указывающий на нормальное психическое состояние человека. Правда, необходимо подчеркнуть, что речь идет все-таки о немного завышенной самооценке. Потому что очень завышенная, неадекватная самооценка может обер-нуться для человека как социальными, так и психическими проблемами.

С другой стороны, явно заниженная и опять-таки неадекватная самооценка тоже ничего хорошего человеку не несет. Она расценива-ется как плохой симптом. Большинство современных психотерапевтов именно в низкой самооценке видят причину тяжелых психических и психосоматических заболеваний (Higgins Т., 1989).

Что касается теоретических представлений, то одна из первых моделей самооценки была предложена У. Джеймсом. Она выглядит сле-дующим образом:

успех

самооценка = ------------------.

притязания

Чем выше у индивида притязания, тем большего он должен достичь, чтобы иметь высокую самооценку. В этой формуле содержится импли-цитное, иначе говоря, неявное, предположение, что человек оценивает себя, соотносясь с социальными стандартами. И цели, и понимание успеха либо неуспеха во многом предопределяются социальным окружением индивидов. Чтобы человеку понять, насколько он успешен или нет, ему необходимо сравнить свои достижения с достижениями других людей. Кроме того, Джеймс, что понятно, если учесть его позитивистскую философскую ориентацию, берет только один критерий самооценки — успешность. Но люди оценивают не только свои достижения. Они еще познают и оценивают свои личностные качества, которые, разумеется, могут влиять на достижение успеха. Но могут быть важными и интересными для человека и в других отношениях.

Теория социального сравнения

Так или иначе, но в случае оценки аспектов собственной личности человек сравнивает себя с другими. Этот процесс описывает теория социального сравнения Леона Фестингера (Festinger L., 1954).

В соответствии с этой теорией, при отсутствии объективных стан-дартов для оценки своих личностных черт и качеств человек ищет других людей, чтобы через сравнение с ними оценить себя. Поначалу он сталкивается с проблемой: очень широкий выбор вариантов для сравнения и нет ясного представления о том, с кем, собственно, себя сравнивать. И тогда человек опять-таки ориентируется на других: с кем сравнивают себя они?

Точно так же дело обстоит и с оценкой своего внешнего облика. Если у нас нет объективного стандарта, то мы полагаемся на мнение окружающих о нашей внешности. Таким образом, идет ли речь о нашей внешности, наших способностях, мнениях относительно кого-либо или чего-либо, даже о чувствах, которые мы испытываем, — во всех этих случаях мы ориентируемся, по мнению Фестингера, на внешность, способности, мнения и чувства других людей, т. е. на наше социальное окружение.

Теорию социального сравнения Л. Фестингера уточняет и детали-зирует Джоан Вуд (Wood J., 1989), которая определила три основных мотива, побуждающих людей прибегать к социальному сравнению:

1. потребность в самооценке;

2. стремление к самосовершенствованию;

3. потребность в повышении самооценки.

Когда цель сравнения — самооценка, то люди, полагает Вуд, заин-тересованы в том, чтобы получить как можно более точное представ-ление о себе. Эта цель в определенной мере достижима, если мы в качестве образца для сравнения выбираем человека, чьи характе-ристики примерно соответствуют нашим. Если, например, вы хотите объективно оценить свои математические способности, то, вероятно, не станете сравнивать себя с великими математиками. Но не будете вы сравнивать себя и с заведомо бесталанными в этой области людьми. Скорее всего, вы сравните себя с кем-то, чей уровень способностей немного выше вашего.

Выбирая другого для сравнения, люди ориентируются обычно на тех, чей уровень они надеются достичь. Затем, когда их собственный уровень повысится, повышается и стандарт сравнения.

Иногда, однако, человек пытается исследовать такие свои аспекты, черты или способности, знания о которых у него вообще отсутствуют. В этом случае, утверждает Вуд, человек будет стараться получить информацию об этих характеристиках от тех людей, у которых они проявляются в наиболее яркой, т. е. в крайней, экстремальной форме. Например, молодая девушка, не зная как себя вести, будет выбирать между двумя моделями поведения — крайне скромной и крайне развязной. Почему так? Потому, что у нее пока что нет знаний ни о том, что является нормой, ни о том, насколько коммуникабельна она сама. И лишь определившись в этих вопросах, она станет сравнивать себя с теми, чей уровень примерно соответствует ее собственному.

Когда люди сравнивают себя с другими, то выбирают в качестве образца тех, кто одинаков с ними в существенных признаках. Одним из таких признаков является тендерная принадлежность. Так, например, когда участники исследований выбирают партнеров, с кем им предстоит себя сравнивать и соревноваться, они стабильно выбирают людей одного с собой пола. Выбор объекта одного с собой пола тем более вероятен, если человек убежден, что решение предстоящей задачи каким-то образом связано с тендерной принадлежностью. Таким образом, люди стремятся сравнивать себя и свою деятельность с теми, чья деятельность и способности соотносимы с их собственными. И сходство здесь выступает и как признак, и как предпосылка для возможности сравнения.

Вторая цель сравнения — самосовершенствование и самоутверждение. Согласно Вуд, люди целеустремленные или просто с повышенным чувством соперничества предпочитают сравнивать себя с теми, чьи способности развиты лучше в какой-то одной, определенной сфере: интеллектуальной, спортивной, творческой и т. д. А во всех остальных отношениях они примерно на одном уровне. Сравнение себя с тем, чьи способности в определенной области развиты лучше, чем наши, дает нам возможность улучшить собственные способности. Осознание, что кто-то "такой же, как я" добился в этой сфере успеха, дает человеку надежду и на собственный успех, служит для него источником уверенности в своих силах.

И, наконец, третья цель социального сравнения — стремление повысить самооценку, т. е. попытка убедить себя, что ты лучше, чем себе кажешься. В этом случае, согласно Вуд, люди выбирают заведомо заниженный образец для сравнения. Другими словами, мы сравниваем себя с теми, кто, как нам кажется, хуже нас. Причем, если у человека нет под рукой реального того, кто "хуже его самого", тогда он просто выдумывается. Иногда посредством абстрактного рассуждения: "Если подумать, то сколько на свете дрянных людей! Да таких, что не мне чета, я, по сравнению с ними, ангел!" Для этой же цели, если нет достоверных сведений о дурных нравах или поступках другого человека, люди охотно пользуются слухами. Например, слух о том, что некто совершил предосудительный поступок, может поднять человека в его собственных глазах: ведь я такого, что о нем рассказывают, не делал!

Регулирование самооценки

Наиболее распространенным способом самоутверждения выступает все-таки сравнение себя с заведомо заниженным образцом. Так, скажем, вид нищего или просто опустившегося человека у людей с низкой или неустойчивой самооценкой может вызвать прилив радости и вообще хорошее настроение: "Ведь я-то, слава Богу, до такого еще не дошел!".

По этой же причине многие люди с чувством глубокого удовлетворения могут воспринимать известия о бедах, несчастьях или просто неприятностях, случившихся у знакомых или известных им людей. Радость здесь объясняется, по крайней мере, двумя причинами. Во-первых, радость от того, что это случилось не со мной, это не я такой невезучий. Во-вторых, радость от того, что находит удовлетворение зависть к чужому благополучию, которая очень часто и является при-чиной низкой или неустойчивой самооценки. К сказанному добавим, что социальное сравнение оказывает влияние не только на нас самих, но и на тех, с кем мы себя сравниваем.

Очень распространенную стратегию повышения самооценки анали-зирует Роберт Чалдини (ЧалдиниР., 1999).

Она называется "Стремление греться в чужой славе (to bask in reflected glory) ". Суть ее в том, что люди стремятся "привязаться" к чужому успеху, чужой славе, чужим достижениям, чтобы поднять себя как в своих собственных глазах, так и в глазах окружающих. Наиболее ярко это проявляется в поведении фанатичных поклонников, "фанатов" — спортивных, театральных, эстрадных. Чалдини приводит слова известного писателя Айзека Азимова о том, что движет людьми — зрителями на разного рода соревнованиях: "Наблюдая за соревнующимися, вы всегда будете в глубине души болеть за свой собственный пол, свою культуру, свою родную местность... Вы хотите доказать, что вы лучше, чем другие люди. Любой, за кого вы болеете, представляет вас. И когда побеждает он, побеждаете вы".

Но "фанаты" — поклонники и болельщики — со своим кумиром, как правило, лишь до тех пор, пока ему сопутствует успех. Так, болельщики на трибунах скандируют не "Наша команда победила!", а "Мы победили!", "Мы — номер первый!", или, например, "Спартак — чемпион!". И никогда вы не услышите скандирования "Мы проиграли!", "Мы — на последнем месте!", "Спартак проиграл!". Гово-ря о проигрыше своей команды, болельщики обычно употребляют местоимение "они": "Они проиграли", "Они загубили наш шанс на выигрыш в чемпионате".

Таким образом, желание погреться в лучах чужой славы сосуществует наряду со стремлением отмежеваться от чужих неудач.

Характеризуя людей, использующих этот способ самоутверждения, Чалдини замечает, что всем им присущ скрытый изъян личности — низкая самооценка.

Именно низкая самооценка, глубоко спрятанная внутри, заставляет их самоутверждаться не при помощи собственных достижений, а путем демонстрации своих связей с теми, кто многого достиг. Чалдини говорит о нескольких типах таких людей. Самым распространенным является тип человека, постоянно сообщающего о своих связях с влиятельными людьми, с могущественными силами. Еще одна раз-новидность — девушка-подросток, фанатичная поклонница какого-нибудь рок-музыканта, мечтающая сообщить своим подружкам и друзьям, что она какое-то время "была с ним". Есть и более замас-кированная разновидность: это те, которые не стремятся похвастать связями со знаменитостями, а стараются "раздуть" успехи тех людей, с кем они реально связаны. Например, успехи своих близких: жен, мужей, детей и т. д. Или же это люди, одержимые желанием "протолкнуть" своих близких в "большие люди". Это могут быть и родители, стремящиеся во что бы то ни стало сделать из своего ребенка "звезду", и жены, изо всех сил побуждающие мужей к головокружительной карьере. Таким образом, низкая самооценка и, как следствие, убеждение, что

самоутвердиться можно только вне собственного Я, побуждает людей "греться в лучах отраженной славы", чтобы повысить собственную самооценку.

Идентификация с "удачливым неудачником". Интересный пример повышения самооценки приводят Р. Грановская и И. Никольская. Описываемый ими способ — одна из разновидностей социального сравнения, когда люди идентифицируются с героями-неудачниками, которых по сюжету фильма или книги неизбежно, фатально ждет заслуженная удача. Наиболее показательны в этом отношении "мыльные оперы". Их громадная популярность, по мысли авторов, свидетельствует о том, насколько распространена в обществе низкая самоо-ценка. Еще более удивительную мысль они высказывают о том, что "Марианна, героиня фильма "Богатые тоже плачут" — невеста, жена, мать — помогла психической реабилитации миллионов людей, утративших в последние годы смысл своего личного существования" (Грановская Р., Никольская И., 1999, с. 111-112).

Но для повышения или поддержания самооценки мы прибегаем не только к социальному сравнению или идентификации с героями. В ход идут и другие психологические механизмы. В частности и такой, как самоинвалидизация.

Самоинвалидизация. Суть ее в том, что, опасаясь потерпеть неудачу и в то же время, стремясь сохранить или даже повысить самооценку, человек представляет себя жертвой обстоятельств. Наиболее знакомый пример: студент, который собираясь на экзамен, заранее приготовил вариант объяснения возможного провала: плохое самочувствие (свое или родственников), невозможные бытовые условия, снег или дождь, выпавший накануне, неритмичная работа общественного транспорта, несчастная любовь, ссора с родственниками и даже тяжелое детство. Словом, все ополчилось против него. Где уж сдавать экзамен в таких условиях? Ясно, что все эти объяснения или часть из них должны извинить или оправдать неуспех ("я здесь ни при чем"). Если же он сдаст экзамен, то в этом случае его успех тем более достоин похвалы и уважения: ведь он преодолел такие невероятные трудности ("я даже в этих условиях не оплошал").

Следовательно, самоинвалидизацию можно определить как стремление объяснять внешними (извиняющими) обстоятельствами или условиями возможный неуспех, а в случае успеха объяснять его исключительно собственными усилиями, стараниями. Все это делается, чтобы сохранить или поднять самооценку.

Прекрасно иллюстрирует эту тактику исследование, проведенное Стефеном Бергласом и Эдвардом Джонсом (Berglas S. & Jones E., 1978). В эксперименте участвовали две группы студентов, которым предстояло решить проблемные задачи. Одна группа работала над задачами, у которых было решение. Вторая, не зная об этом, получила нерешаемые задачи. Исследование было разбито на два этапа. После первого студентам было предложено выбрать один из двух препаратов, якобы интересовавших исследователей. Один из них был представлен студентам как улучшающий, другой, наоборот, ухудшающий работоспособность, хотя и тот и другой были плацебо. Так вот, те студенты, что работали над решаемой задачей, выбирали, как правило, препарат, "улучшающий" работоспособность. Участники из другой группы, чей опыт предварительной работы, вероятно, убедил их в том, что они не справятся с заданием, явно предпочитали "ослабляющий" препарат, заготавливая себе, тем самым, оправдание перед неизбежной неудачей.

Если человек не успел или не смог заготовить оправдания впрок еще до того, как потерпел поражение, он попытается найти их после того, как его постигнет неудача. Ведь она противоречит его самооценке.

Эту тактику люди используют не только для самоутверждения, но и с тем, чтобы не выглядеть неудачниками в глазах окружающих. Человек убеждает не только себя, но и других, что потерпел неудачу случай-но, что она — следствие уникального или рокового стечения обстоятельств, что сам он в ней неповинен. Как видим, ссылка на судьбу, случай, обстоятельства, тяжелое детство и т. д. одинаково удобна как для поддержания самооценки, так и для попытки сохранить свою репутацию в глазах других людей.

Еще в 50-е годы XX века Фриц Хайдер установил, что причины, которыми мы можем объяснять события, бывают двух видов: диспозиционные, т. е. те, что мы усматриваем в самом человеке; и ситуацион-ные, т. е. такие, какие мы обнаруживаем во внешнем мире, в обстоя-тельствах, условиях, ситуациях (Heider F., 1958).

Так, хронически неуспевающий студент может объяснять свои неза-видные достижения невезением, злым умыслом преподавателей, тяжелой жизнью и так далее, но он мог бы поискать объяснение и в самом себе. В том, например, что он ленив, слабоволен, интеллектуально не развит, что вообще в вузе оказался случайно, а плохая учеба является следствием нежелания работать,

самостоятельно себя содержать и, наоборот, желания как можно дольше быть на содержании у родителей и т. д. Но такое диспозиционное объяснение противоречит его высокой самооценке. Поэтому большинство людей крайне неохотно использу-ют такого рода объяснения своих неудач. Такие объяснения просто "не приходят в голову".

На основе работ Хайдера была разработана теория каузальной атрибуции (по-русски ее можно назвать "теорией приписывания при-чин"). Она выявила много закономерностей в том, как люди объясняют происходящие с ними и вокруг события.

Главная из этих закономерностей отражена уже в самом названии теории. Суть ее в том, что причины людьми не отыскиваются, не выясняются — они просто приписываются. Причем находятся именно такие объяснения событий, которые позволяют людям сохранить или поднять самооценку. Человеку, например, свойственно брать на себя ответственность только за благоприятные события или положительные исходы. Такие положительные результаты — плод их личных усилий, стараний и качеств. В то же время все плохое — это результат чужих действий или следствие неблагоприятных обстоятельств. Иначе говоря, неудачи мы объясняем ситуационными, объективными, не зависящими от нас причинами. Эту тенденцию можно назвать склонностью к самооправданию. Причина ее проста. Используя самооправдание, человек поддерживает не только самооценку, но и Я-концепцию в целом. Ведь возлагая на себя ответственность за плохое, человек вынужден будет изменять Я-концепцию. Вспомним пример с убогим, неуспевающим студентом. Разумеется, склонность к самооправданию присуща не только студентам. Тот же преподаватель охотно признает свои заслуги, если студенты с интересом учатся и хорошо успевают. Но если они плохо учатся и успевают, то это уже не его "заслуга", а вина самих студентов.

Таким образом, человек всегда найдет возможность избежать не-приятных, угрожающих Я-концепции объяснений и возложить ответст-венность за плохое на других или на обстоятельства.

Но не только названные способы используются людьми для сохранения и повышения самооценки. Имеются и другие, в том числе и те, которые психологи-клиницисты рассматривают как патологические. Например, человек может неистово стремиться к власти, чтобы ком-пенсировать неизжитый комплекс неполноценности. В данном случае власть ему необходима, чтобы чувствовать свое, хоть и формальное, но все же превосходство над другими людьми. Пользуясь властью, он может пытаться их унижать и тем самым самоутверждаться. (Впрочем, это отдельная тема. Более подробно о ней мы будем говорить в разделе "Социальное влияние", когда станем обсуждать психологическую теорию власти Альфреда Адлера.)

К сказанному добавим, что люди не всегда склонны к самооп-равданию, не всегда расценивают успехи как результат собственных усилий, а неудачу — как следствие стечения обстоятельств. Речь о том, что, находясь в депрессивном состоянии, люди часто прибегают не к самооправданию, а, наоборот, к самообвинению. Любая неудача вос-принимается ими как результат их собственных ошибок, вины и несостоятельности. Другими словами, человек, впавший в депрессию, ищет диспозиционные причины неудач. А в том случае, когда он добивается успеха или происходят благоприятные для него события, он, напротив, усматривает не диспозиционные, а ситуационные причины. Он может объяснять это тем, что ему просто повезло или так сложились обстоятельства. Одним словом, с его точки зрения, все хорошее происходит не благодаря ему самому или кому-то еще, а выходит как бы само по себе.

В заключение отметим, что результаты многих исследований показывают: люди, прибегающие к самооправданию, живут и чувствуют себя лучше, чем те, кто не умеет этим пользоваться.

Как видим, очень часто вместо того, чтобы самосовершенст-воваться, добиваться успехов, развивать свои способности, приобре-тать новые знания, навыки и умения, люди для сохранения и повы-шения самооценки прибегают к различным уловкам: находят себе оправдания (иногда даже заготавливая их впрок), ищут изъяны и ошибки в действиях других людей и если не находят, то придумывают их сами, принижают достижения других людей или препятствуют достижению успеха другими, радуются чужим неудачам и бедам, греются в лучах чужой славы и тотчас же бросают своих кумиров, как только их слава начинает меркнуть, идентифицируют себя, словно дети, со сказочными героями, рвутся к власти и т. д.

Все эти тактики далеко не безобидны для человека. Как маски, которые мы надеваем, способны "прирастать", образуя личину (Юнг называет ее Персоной, т. е. ложным Я), так и описанные способы поддержания самооценки могут стать привычными. Это тем более вероятно, если

человек пользуется ими постоянно. В результате может измениться Я-концепция человека и, как следствие, трансформироваться личность.