ГЛАВА 7 Осознание настоящего 12 страница

Если человек упустил возможность достичь освобождения во время пребывания в двух первых бардо, он переходит в состояние, описываемое в части книги, озаглавленной «Сидпа бардо», или «Бардо стремления к повторному рождению». На­ходящихся на этой ступени умерших предупреждают, чтобы они не желали чудесных кармических способностей, которыми они, как им представляется, обладают в этот момент, и не привязы­вались к ним. Их тонкие тела, не отягощенные грубой материей, наделены способностью беспрепятственно передвигаться и про­ходить сквозь плотные предметы. Они могут появляться и исчезать по желанию, менять свои размеры, форму, умножаться и мгновенно переноситься в любое место.

Чувство счастья или горечи, испытываемые в «Сидпа бардо», зависит от кармы умершего. Люди с грузом дурной кармы бу­дут мучиться в данном типе бардо от ужасающих криков, виде­ний людоедов-ракшасов, бряцающих оружием, хищных тварей и разъяренных стихийных -сил природы вроде сталкивающихся и крошащихся скал, разбушевавшегося, захлестывающего все моря, гудящего пламени, зловещих расщелин и пропастей. Те же, кто стяжал кармические добродетели, будут наслаждаться различными удовольствиями, а люди с нейтральной кармой столкнутся с бесцветной тупостью и однообразием. Важной частью этого вида бардо является сцена суда, когда Царь или

Судья Мертвых Яма Раджа с помощью кармического зеркала обозревает все поступки умерших и определяет им соответст­вующую участь.

Во время пребывания в «Сидпа бардо» человек тщетно будет пытаться вновь войти в свое мертвое тело, он найдет его разложившимся или кремированным, захороненным, замерз­шим, утонувшим, сожранным хищниками или птицами. В дан­ный момент индивиду важно понять, что все это — лишь бред, производное сознания и, в сущности, ничто. Если этого не произойдет, неизбежно повторное рождение и, возможно, по­требуется бесчисленное количество эпох, чтобы все же выйти из трясины бедствий. Когда перед умершими возникает заря огней шести лок, можно предпринять попытку закрыть врата чрева. «Бардо Тедоль» предлагает несколько способов достиже­ния такой цели: умолять своего бога-покровителя; попытаться постичь, что все возникающее — на самом деле не что иное, как иллюзия; начать медитацию, обращенную к ясному свету; сосредоточиться на цепи добрых дел и положительной карме; избегать влечения к видениям совокупляющихся мужчин и женщин; стремиться к отрешенности от подчинения двойствен­ным эдиповым связям с будущими родителями. Если освобож­дения не произошло, человек при помощи ярких иллюзий будет неотвратимо направляться к новому рождению. На этом этапе начинают возникать различного рода признаки, указывающие на характер локи, возможного места рождения. При соответст­вующем направлении своих действий человек, уже упустивший массу возможностей достичь освобождения в трех бардо, все же в состоянии повлиять на выбор чрева, в котором ему предстоит родиться.

У египетской и тибетской «Книги мертвых» были ан&чоги в европейской культурной традиции. К концу средневековья ра­боты, обозначаемые общим названием «Ars Moriendi», то есть «Искусство смерти», принадлежали к самой распространенной литературной форме в Австрии, Германии, Франции, Италии. Подобный активный интерес к проблемам смерти во многом являлся следствием общей неустойчивости жизни в средние века. Как мы уже отмечали выше, уровень смертности в те времена был более чем избыточен: люди тысячами погибали во Всевозможных войнах, во время путешествий, от массового голода, эпидемий и антисанитарных условий жизни. Люди Постоянно сталкивались со смертью своих близких, друзей, соседей; зловещий звук колоколов, возвещавших о кончине, слышался почти непрерывно; погребальные шествия и процес­сии были повседневной реальностью. Массовые погребения, сжигание трупов, публичные казни наряду с сожжениями ере­тиков и подозреваемых в ведовстве проводились повсеместно.

Понятно, что это способствовало развитию эсхатологической литературы. И схоластическая, и мистическая традиции отдали дань этому жанру.

В целом литература, относящаяся к «Ars Moriendi», распада­ется на две большие группы: первая занимается в основном вопросами значения смерти в нашей жизни; вторая более конкретно сосредоточена на вопросах, связанных с пережива­нием реальной физической кончины, приготовлениями к ней и на уходе за умирающим.

Произведения первой группы правильнее было бы называть «Ars Vivendi», или «Искусство истинной жизни». Их повторяю­щейся темой являлись размышления о смерти, ведущие к презрению по отношению к миру. Ключевая проблема челове­ческого существования наилучшим образом выражалась в ла­тинском изречении «Morscerta, hora incerta» («Самое определен­ное в жизни — смерть, самое неопределенное — ее час»). Из этого следовало каждое мгновение жить так, словно оно — последнее; страх смерти — начало всякой мудрости, он вносит в жизнь человека постоянную настороженность и стремление избежать поведения, способного привести к плохим результа­там; поэтому человеку нужно было заботиться о том, чтобы жить не как можно дольше, а как можно правильнее. Произведения, в символических образах осуждающие мир, с помощью притч и метафор описывали бренность и ничтожность всех земных целей. Особо излюбленными мишенями являлись сильные ми­ра сего: чины церковной иерархии (епископы, кардиналы, папа) и мирские властители (судьи, герцоги, короли, императоры)¹. Сильнейшим доводом для презрения к миру было раздумье над уродством смерти и натуралистическое описание человеческого тела, находящегося на различных стадиях гниения и биологи­ческого разложения. Не стоит стремиться к земным радостям, власти, богатству, ибо все это обернется горечью в час кончи­ны. Взамен следует сконцентрироваться на трансценденталь­ной действительности.

Тема смерти, столь мощно звучавшая в художественной про­зе, нашла выражение и в поэзии в виде многочисленных стихов на тему «Memento mori» («Помни о смерти»), напоминающих людям об их бренности. Особенно интересными были полеми­ческие стихи (Streitgedichte), представлявшие философские и религиозные вопросы жизни и смерти в виде диалогов, веду­щихся с различных точек зрения между человеком и смертью,

¹ Тот факт, что даже такие выдающиеся личности подчиняются той же неизбежной жизненной схеме, как и все прочие, часто использовался в качестве решающего доказательства правильности изречения Соломона: «Суета сует, все

суета».

миром и человеком, жизнью и смертью, душою и телом, уми­рающим и дьяволом. В стихах на тему «Vado mori» («Я иду к своей смерти») умирающие представители различных соци­альных групп (или символические персонификации разных человеческих качеств) делились своими чувствами и размыш­лениями. Такие стихи во многих отношениях были предшест­венниками текстов, которые использовались во время «плясок смерти» (danses macabres, Totentanze). Эти «танцы смерти», распространившиеся во многих европейских странах в масшта­бах эпидемии, были самым впечатляющим выражением озабо­ченности тематикой смерти из-за странной силы их психологи­ческого воздействия, преодолевающего барьеры пола, возраста и социального положения.

Вторая группа средневековых работ, связанных со смертью, включает в себя тексты, посвященные реальным переживаниям умирающих, а также искусству руководства и помощи отходя-щим на их последнем пути. В более узком смысле это и есть литература на тему «Искусство смерти». Ее истоки прослежива­ются вплоть до конца XIV века, когда уровень смертности достиг критических размеров, а священники физически не могли лично посещать всех больных, чтобы подготовить их к смерти. В результате многие умирали без духовной помощи «во скопище своих грехов». В таких условиях представители церкви заинтересовались вопросом подготовки живых к кончине. Обу­чением искусству проповеди и всему, что следовало знать о смерти и последних делах человека, занялись в основном фран­цисканцы и доминиканцы. «Ars Moriendi» было первоначально составлено в качестве пастырского наставления молодым свя­щенникам с целью их подготовки для работы с умирающими. Позже, когда число священнослужителей все же оказалось недостаточным, тексты были переведены на народный язык, чтобы сделать их доступными мирянам.

Хотя, на первый взгляд, количество этих руководств по проблемам, связанным со смертью, представляется поистине необозримым, многие из них, в сущности, являются незначи­тельно различающимися переводами либо вариантами несколь­ких первоначальных источников. В связи с этим представляется возможным вычленить из работ по «Ars Moriendi» несколько основных тем.

Некоторые из них имели более формальный характер, пред­ставляли собой относительно устоявшуюся систему определен­ных вопросов, адресованных умирающим, на которые требова­лось дать «правильные» ответы; стандартный набор конкретных Указаний и увещеваний, образцы молитв к Богу, Христу, Марии ^и архангелу Михаилу. Этот аспект заботы об умирающих самым прямым образом вытекал из ортодоксальных учений, и тради-

ционные христианские представления оказали на него непо­средственное воздействие.

Однако другие части текстов были связаны с фактическими переживаниями в процессе умирания (хотя и расцвеченными христианской символикой). Из описанных там переживаний особого внимания заслуживают явления, обычно определяемые как нападение Сатаны. Они возникали в тех особых состояниях сознания, которые испытывал умирающий в последние часы жизни. Церковные власти объясняли их как попытки дьявола совратить души с пути на небо, вмешавшись в столь важный и критический момент. В большинстве наставлений разбираются пять видов нападения дьявола: серьезные сомнения относитель­но веры; отчаяние и мучительные угрызения совести; нетерпе­ние и раздражительность вследствие страданий; высокомерие, тщеславие, гордыня; жадность, алчность и прочие земные за­боты и привязанности. В некоторых текстах нежелание сми­риться с приходом смерти добавляется к пяти перечисленным выше. Данным козням дьявола противостояли Божественные воздействия, заранее дающие умирающему возможность ощу­тить вкус рая, ощущение предстояния перед Высшим Судом, чувство получения помощи свыше и обещание спасения.

В этом отношении представляет огромный интерес впервые за тысячу с лишним лет существования христианства данная в начале XIV века западному миру объемная и законченная картина жизни за смертью — «Божественная комедия» Данте Алигьери (1265-1321).

Данте пошел настолько дальше всего, прежде считавшегося известным, что его почитатели стали рассматривать «Божест­венную комедию» как подлинное откровение. Используя ми­фологические образы античного Аида, а также христианские представления о загробном мире, заимствуя многое у Фомы Аквинского, Аристотеля и римско-католической традиции, Дан­те создает четкую продуманную концепцию потустороннего существования.

Его потусторонний мир распадается на три основные ча­сти — Ад, Чистилище и Рай. Дантовский Ад (инферно) пред­ставляет собой подземную воронкообразную пропасть, которая, сужаясь, достигает центра земного шара. Ее склоны опоясаны девятью концентрическими уступами, «кругами Ада», каждо­му из которых соответствуют свои грехи, причем чем тяжелее грех, тем в более глубоком круге и более тяжкими муками он искупается. В Дантовом Аду протекают реки античной преис­подней. В сущности, это — один поток, образованный слеза­ми Критского Старца и проникающий в недра земли. Сначала он является как Ахерон (греч.: река скорби) и опоясывает первый круг Ада. Затем, стекая вниз, он образует болото Стикса

/гоеч: ненавистный), иначе — Стигийское болото, в котором «нятся гневные. Еще ниже он становится Флегетоном (греч.: жгучий)' кольцеобразной рекой кипящей крови, в которую погружены насильники против ближнего. Потом в виде кро­вавого ручья, продолжающего называться Флегетоном, он пе-

есекает лес самоубийц и пустыню, где падает огненный дождь. -Отсюда шумным водопадом он низвергается вглубь, чтобы в центре земли превратиться в ледяное озеро Коцит (греч.: плач).

В первом кругу Ада Данте помещает некрещеных младенцев и добродетельных нехристиан. Это Лимб (от лат. limbus — кайма) католического ада, где по церковному учению пребыва­ли души ветхозаветных праведников до того, как Христос между своей смертью и воскресением сошел в ад и вывел оттуда ветхозаветных святых в рай, открывавшийся для людей только с искуплением первородного греха.

Во втором кругу Дантова Ада несут наказание сладострастни­ки, в третьем — чревоугодники, в четвертом — скупцы и расто­чители, в пятом (в Стигийском болоте) — гневные, в шестом — еретики, в седьмом — насильники. Седьмой круг разделен на три пояса, в которых соответственно размещены насильники над ближним, насильники над собою и насильники над божеством и над естеством (содомиты).

Восьмой круг (Злые Щели) представляет широкий кольцеоб­разный уступ адской воронки, опоясанный крутой стеной обрыва. Он изборожден десятью концентрическими рвами (впадинами, щелями), которые отделены друг от друга валами. Первый по счету вал примыкает к круговой стене, а в центре зияет глубина широ­кого и темного колодца, на дне которого лежит последний, девятый круг Ада, ледяное озеро Коцит. В Злых Щелях караются обманщики, которые обманывали людей, не связанных с ними особыми узами доверия: сводники и обольстители, льстецы, свя-токупцы, прорицатели, мздоимцы, лицемеры, воры, лукавые со­ветчики, зачинщики раздора, подделыцики людей, денег и слов.

Дном гигантского адского колодца и одновременно девятым кругом Дантова Ада служит ледяное озеро Коцит, в которое вмерзли обманувшие доверившихся им, то есть предатели. Этот последний круг Ада разделен без видимых границ на четыре концентрических пояса. В первом вместе с Каином казнятся Предатели родных, во втором — предатели родины и единомыш­ленников, в третьем — предатели друзей и сотрапезников и, наконец, в четвертом — предатели благодетелей. Именно там, в центре четвертого круга, по грудь возвышается изо льда Люцифер, в трех пастях которого казнятся те, чей грех, по Мысли Данте, ужаснее всех остальных: предатели величества Божеского (Иуда) и величества человеческого (Брут и Кассий, Убившие Юлия Цезаря).

Второе царство, Чистилище, Данте изображает в виде огром­ной горы, возвышающейся в южном полушарии посреди Океа­на. Она имеет вид усеченного конуса. Береговая полоса и нижняя часть горы образуют Предчистилище, а верхняя опо­ясана семью уступами (семью кругами собственно Чистилища). На плоской вершине горы Данте помещает пустынный лес Земного Рая. Судьба души в Чистилище может быть облегчена а срок пребывания ее там сокращен «добрыми делами» (молит­вами и пожертвованиями в пользу церкви) в память умершего оставшимися на земле родными и близкими.

У подножия горы Дантова Чистилища толпятся умершие под церковным отлучением, на уступах Предчистилища — неради­вые. В первом круге Чистилища Данте расположил гордецов, во втором — завистников, в третьем — гневных, в четвертом — унылых, в пятом — скупцов и расточителей, в шестом — чревоугодников, в седьмом — сладострастников. В Чистилище душа может очиститься от гибельных пристрастий и привычек и приобрести новое вдохновение на пути, ведущем вверх, к раю. Поэтому семь кругов чистилища соответствуют семи смертным грехам. Пройдя своими кругами, очистившиеся души выводятся в подобие земного рая на вершине чистилища. Теперь душа достигла плоскости земной добродетели, но еще не достойна высших пределов рая.

Путешествие души поэта через рай к небесам символизиру­ется остановками путников на различных астрономических телах, своего рода «путевых станциях» для душ, пребывающих в царстве радости, но еще далеких от небесного совершенства. Эти этапы представляют собой главные человеческие доброде­тели: справедливость, благоразумие, умеренность, стойкость, веру, надежду, милосердие. Первое небо Рая Данте располагает на Луне, второе — на Меркурии, третье — на Венере, четвер­тое — на Солнце, пятое — на Марсе, шестое — на Юпитере, седьмое — на Сатурне, восьмое — Звездное небо, девятое — кристальное небо. Над девятью небесами Птоломеевой системы Данте согласно церковным учениям помещает десятое, недвиж­ный Эмпирей (греч.: пламенный), обитель божества. Пройдя все этапы, душа в экстазе достигает Эмпирия, где исчезают понятия времени и пространства.

Еще один важный аспект литературы «Ars Moriendi» — наличие точных указаний уходящему и лицам, поддерживаю­щим его, как себя вести в последние часы. Большинство сре­дневековых наставлений согласны в том, что подготовка уми­рающего в решающей степени зависит от создания нужного состояния духа (состояния сознания) и правильного отношения к кончине. С этой точки зрения весьма важно не подавать пустых надежд к выздоровлению. Напротив, следует всячески

помогать отходящему посмотреть прямо в лицо смерти и при­нять ее. Неприкрытое признание ее наступления считалось абсолютно необходимым, и избегание его числилось одной из главных опасностей для человека. В некоторых наставлениях ясно сказано: у наставляющих вызывает меньше возражений и, с их точки зрения, умирающему будет причинено менее вреда-, если помогающие ему в последние часы вызовут — пусть и ненужное — чувство страха за жизнь. Это лучше, чем позволить отгородиться от реальности и в результате умереть неподготов­ленным¹.

Естественно, что египетская и тибетская «Книги мертвых» наряду с литературой «Ars Moriendi» неизбежно подвергались воздействию соответствующего культурного и религиозного круга, а также особым требованиям своего исторического вре­мени и места. Однако для широко мыслящего исследователя эти работы до сих пор являются уникальным источником ин­формации о человеческой психике и сознании². Многие из описаний необычных состояний сознания, переживаемых уми­рающими, и некоторые из положений, добытых опытным путем и постулируемых в подобной литературе, с недавних пор начали получать неожиданное подтверждение в ходе современных кли­нических и лабораторных исследований (С. Гроф, Дж. Хали-факс, 1996, С. Левин, 1996). Возможно, что в не слишком отда­ленном будущем эти постулаты будут заново сформулированы в сегодняшней психологической терминологии.

¹ Поскольку принято считать, что вера в реинкарнацию несовместима с христианством и даже враждебна ему, отметим следующий момент. Концепция реинкарнации существовала в христианстве, пока в 543 году она вместе с другими утверждениями высокообразованного отца церкви Оригена не подвер­глась резким нападкам со стороны византийского императора Юстиниана и не была окончательно осуждена Вторым Константинопольским собором в 533 году (эти события хорошо изложены в первой части трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист»). Ориген же, которого многие считают одним из наиболее выдающихся отцов церкви, писал в работе «О началах*: «Душа не имеет ни начала, ни конца... Каждая душа является в сей мир, усиленная победами, либо ослабленная поражениями предыдущей жизни. Ее положение в мире подобно ладье, коей предначертан путь к чести или бесчестью, опреде­лено прошлыми достоинствами и недостатками. Ее деятельность в этом мире определяет положение в мире грядущем».

² В качестве подтверждения упомянем К. Г. Юнга, который в результате своих обширных работ в области сравнительной мифологии, необычайно развитой интуиции и собственного переживания соприкосновения со смертью признал выдающуюся ценность «Бардо Тедоль» и аналогичных текстов, опи­сывающих посмертный опыт, для понимания человеческого сознания, а также Олдоса Хаксли, который в книге *Рай и ад», основываясь на собственных Психоделических переживаниях, выдвинул предположение, что такие предстаа-ления, как рай и ад, являют собой субъективную реальность и могут быть пережиты весьма конкретным и убедительным образом в особых состояниях сознания.

Что вы чувствуете и о чем думаете в данную минуту? Может быть, ухмыляетесь: мол, где же ваши доказательства? А может быть, вы чувствуете, что в этом что-то есть? Вы хотели бы верить, что это случается в самом деле?

Швейцарский профессор геологии Альберт Хейм (просла­вившийся исследованиями процессов горообразования Альп), пережив несколько несчастных случаев, едва не окончившихся трагически, заинтересовался субъективными переживаниями умирания. В течение нескольких десятилетий он собирал на­блюдения и отчеты людей, прошедших через ситуации, угро­жавшие их жизни: солдат, раненных в бою; каменщиков и кровельщиков, падавших с высоты; рабочих, переживших ката­строфы во время строительства в горах и несчастные случаи на железной дороге, альпийских скалолазов, а также одного почти утонувшего рыбака.

Он пришел к выводу о поразительном сходстве субъектив­ных переживаний состояния, близкого к смерти, приблизитель­но у 95 процентов жертв. Незначительные различия отмечены лишь в деталях. Практически у всех, соприкоснувшихся со смертью, развивалось состояние, когда они не испытывали боли, отчаяния, горя или всепоглощающей тревоги, обычно поражающих людей в минуты менее острой опасности, а, на­против, усиливалась активность сознания, повышая интенсив­ность и скорость мышления в сотни раз. Затем приходило ощущение спокойствия и принятия ситуации на глубинном уровне. Восприятие событий и предвидение их результата были необычайно ясными. Судя по всему, не наблюдалось ни дез­ориентации, ни замешательства. Течение времени резко замед­лялось, и люди действовали с поразительной быстротой на основе четкой и реалистичной оценки ситуации. Все это часто сопровождалось неожиданным мысленным проигрыванием всей прошлой жизни жертвы. Наконец, человек, находящийся в условиях, угрожающих его жизни, слышал божественную музы­ку неземной красоты.

В 1961 году Карлис Осис и его сотрудники исследовали наблю­дения лечащих врачей и медицинских сестер, ухаживающих за умирающими. Вместо того, чтобы заниматься проверкой одной конкретной гипотезы, Осис решил просмотреть широкий диапа­зон явлений, характерных для умирающих, и выделить их типо­логию. Работа базировалась на обзоре и детальном анализе десяти тысяч разосланных опросников, из которых 640 вернулись назад. В них затрагивались различные аспекты наблюдений, сделанных у постели пациентов. Половина опросников рассылалась лечащим врачам, другая — медицинским сестрам. Согласно заявлениям лиц, возвративших их, они располагали в общей сложности опытом 35 540 наблюдений за процессом кончины.

К. Осис обнаружил, что около десяти процентов умираю­щих, видимо, были в сознании за час до смерти. Удивительно, но согласно сообщениям врачей и медсестер пациенты испы­тывали в основном отнюдь не страх. Указывалось, что чаще наблюдались ощущения дискомфорта, боли и даже безразли­чия. Было установлено, что примерно у одного из двадцати больных присутствовали признаки душевного подъема. Неожи­данным стало сделанное в рамках данного исследования откры­тие, что нередко имеют место видения преимущественно с нечеловеческим содержанием. Они встречались приблизитель­но в десять раз чаще, чем у аналогичной группы здоровых людей. Некоторые из видений более или менее соответствовали традиционным религиозным концепциям и представляли небе­са, рай или Вечный Град; другие носили черты их мирских образов невыразимой красоты вроде пейзажей с великолепной растительностью и экзотическими птицами. Согласно авторам для большинства переживаний были характерны яркие цвета и они весьма походили на психоделические переживания, вызы­ваемые мескалином или ЛСД. Реже наблюдались ужасающие видения чертей или ада либо иные, тоже пугающие, например погребение живьем.

Главный акцент в этом исследовании делался на галлюци­нациях умирающих, в которых участвовали люди. К. Осис смог подтвердить гипотезы У. Барретта и Дж. Хислопа (1908) о том, что пациенты в галлюцинациях видят в основном призраки покойников, часто желающих помочь переходу умирающего в загробный мир. Он также подтвердил, что эти галлюцинации носят характер настоящих привидений, так как их подавляющее число воспринималось больными в состоянии ясного сознания. При этом работа мозга не искажалась седативными или другими препаратами, высокой температурой тела, и лишь немногие пациенты страдали от заболеваний, способных провоцировать видения (травм мозга, черепно-мозговых нарушений, душевной болезни и уремии).

Исследование также показало, что характерные черты по­добных галлюцинаций относительно не зависят от физиологи­ческих, культурных и личностных факторов. Истоки пережива­ний данного вида, судя по всему, находились за пределами личностных и половых различий, физиологических факторов (типа медицинского диагноза и вида заболевания), а также Уровня образования и религиозного воспитания. Галлюцинации с покойниками чаще всего включали самых близких родствен­ников умирающих; иногда же в видениях появлялись не родст­венники, обычно это были живущие.

В 1969 году психиатр Элизабет Кюблер-Росс выпустила книгу «О смерти и умирании», обобщающую результаты ее

работы в качестве психотерапевта с тяжелобольными, опыта тренировочных семинаров, проведенных совместно с врачами медсестрами, студентами и священниками, а также исследова­ний, выполненных на факультете психопатологии университета Чикаго. В ней содержались многочисленные доказательства того, как часто люди, находящиеся на смертном одре, остро нуждаются в искренних человеческих контактах и психотера­певтической помощи. Она подчеркнула готовность умирающих обсуждать танатологические и близкие к ним темы и важность открытого и честного общения с ними; в результате подобного подхода они могут научить остающихся в живых важным вещам, относящимся не только к последним фазам жизни, но и к проблемам состояний человеческого сознания, а также редким аспектам человеческого бытия вообще. Кроме того, процесс работы с умирающими духовно обогащает каждого из его участ­ников, снижая уровень их тревоги относительно собственной смерти.

Кюблер-Росс выделила пять стадий, характеризующихся спе­цифическими эмоциональными реакциями и отношениями, че­рез которые последовательно проходит типичный умирающий по мере ухудшения своего физического состояния: стадии отторже­ния и изоляции, гнева, «попыток торговли», депрессии и, нако­нец, признания неизбежного.

В ряде статей профессор психиатрии университета штата Айопа Р. Нойес подверг обсуждению отчеты о переживаниях, написанные людьми, соприкоснувшимися со смертью, и про­анализировал их с медицинской и психологической точек зре­ния. Он обнаружил бросающееся в глаза сходство, типологи­ческое единство и характерную последовательность эпизодов, лежащих в основе этих, на первый взгляд, разнообразных отчетов.

Согласно Р. Нойесу описания переживаний состояния бли­зости к смерти и самой смерти распадаются на три последова­тельные стадии: сопротивление, обзор жизни, трансцендент­ность. Хотя сила, с которой эти конкретные стадии проявились в том или ином описании, может значительно разниться и, несмотря на то, что в отдельном случае одна из них может и отсутствовать, все же неизменность и постоянство их прояв­ления таковы, что дают право на подобную градацию.

Начальная стадия — сопротивление — включает в себя осозна­ние опасности с последующим чувством страха в отношении нее либо борьбы с ней и, наконец, признание неизбежности смерти. Понимание факта неотвратимости кончины пробуждает корот­кую, хотя и отчаянную борьбу с ней, часто сопровождаемую выраженной тревогой. Человек мечется между стремлением к активному господству над ситуацией и тягой к пассивному уходу-

Как правило, пока сохраняется хоть малейший шанс на выжива­ние осознание опасной ситуации и активное отношение к ней весьма велики. При подобных условиях энергия, необходимая для физической и умственной деятельности, может резко возрастать. Дезорганизующее чувство паники снимается, но способно воз­никнуть с новой силой, как только минует непосредственная опасность. Необыкновенное усиление умственной деятельности, возникающее у лиц, подвергающихся угрозе смерти или тяжкого увечья, часто находит выражение в полностью осознанной, дли­тельной и сложной череде мыслей и даже в эффективной деятель­ности по спасению собственной жизни.

Как правило, стадия обзора жизни следует непосредственно за сдвигом от попыток активного господства над ситуацией к пассивному уходу. Этот процесс сопровождается отщеплением сознания от телесной формы, что служит источником пережи­ваний существования вне тела. Люди могут фактически наблю­дать, как их тела приближаются к гибели, но сама гибель не признается реальной; так они переходят на позиции посторон­них наблюдателей, бесстрастно следя за развивающимися со­бытиями. Обзор жизни, обычно происходящий тогда же, при­нимает форму панорамы воспоминаний, сменяющих друг друга в быстрой последовательности и как бы охватывающих все прошлое индивида. Иногда развертывание такой картины жиз­ни направлено в прошлое от момента несчастного случая назад к детству, иногда наоборот, повторяя имевшую место в реаль­ности хронологическую последовательность событий. Все это, как правило, сопровождается ощущением положительных эмо­ций, реже — негативным и болезненным чувством. Изредка обзор жизни принимает голографическую, а не векторную форму. В таком случае важные воспоминания, относящиеся к различным периодам жизни, возникают одновременно — как части единого континуума.

Согласно Нойесу такой возврат к воспоминаниям о про­шедшем может являться следствием резкой утраты сознанием возможности ориентироваться в будущем. Стареющие люди, приближаясь к концу жизненного пути, проявляют склонность меньше задумываться над будущим и больше вспоминать про­шлое. Подобным же образом те, кому неожиданно угрожает прекращение жизни, могут испытывать резкий рост внимания сознания к прошлому. Такая узкая фокусировка жизненной энергии на событиях прошлого может соотноситься с интен­сивностью и яркостью возникающих воспоминаний о давно Прошедшем.