Глава 1. Понятие придворной жизни и ее характеристики

Двор как центр политической и культурной жизни

Особенности двора

Глава 2. Замок и его обстановка

Глава 3. Организация придворного быта

Придворный костюм

Празднество в структуре повседневности

Культурная элита в придворной жизни

Глава 4. Куртуазная любовь

Заключение

Список литературы

Введение

Привычки, нравы и обычаи каждого времени материально воплощены в мебели, утвари, одежде. Когда раскопки открыли нам Помпеи и Гекулануш, когда в богатых погребениях нашли предметы обихода погибших цивилизаций Египта, Азии и Греции, мы понемногу начали познавать античность.

От этой эпохи сохранилось слишком мало документов, и даже самые тонкие исследователи не смогли пока проникнуть в жизнь древних народов и полностью постичь ее материальную и духовную стороны.

С эпохой средних веков все иначе: по многочисленным документам нам известны нравы и обычаи людей средневековья, которые во многом сохраняются у нас. Архитектура и живопись средневековья еще существуют, а литература, оставленная поэтами, романистами и хронистами того времени - необъятна.

Наверное, для того, чтобы говорить о нравах и обычаях человека эпохи средневековья и особенностях их формирования, нужно сначала обратиться к тому материальному миру, который окружал его, в котором проходила жизнь. Ведь известно, что об уровне цивилизованности человека можно судить по тому, насколько совершенными являются выполненные им предметы обихода, в которых, несомненно, находят воплощение его нравственный и моральные качества.

Материальная и духовная стороны жизни человека тесно взаимосвязаны. Таким образом, рассмотрев процесс совершенствования мира материального, можно познать и процесс формирования нравственных качеств, этнических представлений, а также моральных норм и правил.

Глава 1. Понятие придворной жизни и ее характеристики

§ 1. Двор как центр политической и культурной жизни

«Французский двор в XVI в. занимает исключительное положение в Европе. Свое особое место в политической культуре и жизни французского общества он получил со времени правления Франциска I, приложившего немало усилий для формирования определенного «имиджа» власти. Со временем его царствования и в силу, в известной мере, личных качеств этого суверена к середине века двор превращается в политический и культурный центр государства, место притяжения всех без исключения творческих сил страны, талантов и честолюбцев. Расширение придворного штата, характер этикета, возникновение определенного образа жизни, в центре которой находилась королевская семья, - все это способствовало формированию определенных политических представлений, так или иначе демонстрирующих рост значения авторитарной власти государя. Короля «играло» окружение. Двор как бы обрамлял центральную фигуру. Отношение к монарху, новое понимание его статуса проецировалось и на видение обществом роли королевского двора, на котором лежал отблеск личности монарха». «Королевский двор политической культуре средневековой Европы/Под ред. Н.А.Хачатурян; М.: Наука, 2004. - с.27.

Меньшее внимание в общественном сознании привлекал и не столь блестящий двор Генриха II, хотя его традиции, структура, порядки во многом определили не только функционирование этого института, но и политическую ситуацию в царствовании его сыновей. Но каковы бы не были политические столкновения, военные неудачи, усиление борьбы группировок вельмож в середине века, они не вызывали никаких проявлений оппозиционной критики ни самого двора, ни тем более его главы. Личность Генриха II не подвергалась ни осуждению, ни высмеиванию, несмотря на то, что именно этот король проявлял религиозную нетерпимость, вел неудачные войны, заключал еще более неудачные миры и, безусловно, имел фаворитов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({}); Двор для Франции этой эпохи представлял общепризнанный политический и властный, а также культурный центр страны, место присутствия всех должностных и мало-мальски влиятельных лиц. Принадлежность к двору - показатель статуса каждого человека. Критика двора естественно и органически была связана с разрушением сложившегося во времена Франциска I имиджа власти и дезавуированием главы этой общности - короля и могла таким образом, сопровождаться косвенной или прямой критикой монарха, в политической идеологии эпохи являвшегося как бы персонификацией идеи государственной власти. Но не всегда оценки политической роли и морального состояния двора совпадали с оценками деятельности непосредственно короля.

«Двор понимался не только как совокупность членов королевской семьи и придворных чинов (количество которых было уже регламентировано), но прежде всего, как совокупность всех лиц, так или иначе причастных к верховной власти; в силу этого «двор» в писаниях оппозиции помимо придворного штата включал также советников, должностных лиц короны (grands officiers de la cou ronne - коннетабль, маршалы, канцлер и т.д.), а также всевозможных чиновников. Двор действительно виделся не только как окружение короля в обыденной повседневной жизни, но как социально-политический институт, определяющий политику и жизнь Франции». Там же. - с.29.

придворный куртуазный замок

§ 2. Особенности двора

Первыми к теме двора обратились его естественные оппоненты - протестанты. В первом памфлете, вызвавшем громкий скандал и получившем большую популярность, «Тигре» Ф. Отмана была поднята данная тема и намечены три основные линии критики двора. Двор прежде всего - это центр морального разложения общества, царство разврата. Далее, Двор - это институт, который представляет широкую возможность узурпации политической власти путем интриг. Наконец, двор сбивает правителя с пути истинного благодаря дурным примерам и влиянию фаворитов.

«Протестанты при всей своей жесткой морали нечасто касаются морального растления двора. Исключение представлял «Тигр», где в числе прочих нападок была упомянута связь кардинала Лотарингского с женой его брата Анной д^, Эсте. Это оскорбление затрагивало и двор (кардинал и герцог занимали видные должности), и королевскую семью (Анна была внучкой короля Людовика XII и двоюродной сестрой Генриха II)». Королевский двор в политической культуре средневековой Европы/Отв. Ред. Н.А.Хачатурян; Московский государственный университет; Ин-т всеобщей истории. - М.: Наука, 2004. - с. 29.

Однако, главными обвинениями протестантской оппозиции в адрес двора были засилье итальянцев и фаворитизм. Виновницей того и другого обычно оказывалась Екатерина Медичи. При дворе последних Валуа действительно находилось много итальянцев и хватало фаворитов, однако обеими чертами французский двор был обязан предшествующему царствованию. Итальянская политика Генриха II, его стремление закрепиться в различных княжествах Италии и претензии на наследие Медичи (Флоренцию) привели к постоянному пребыванию при французском дворе огромного количества итальянцев, причем далеко не всегда флорентийцев: на протяжении данного времени здесь обосновалась большая группа неополитанцев, были выходцы из Генци и, наконец, Милана. Итальянцы с давних пор находились на французской службе и даже становились в ходе итальянских войн маршалами Франции (миланец Тривульцио, флорентиец Строцци). При Генрихе II речь о засилье итальянцев не поднималась.

Еще больший размах получи в первой половине XVII в. фаворитизм. Именно правление Генриха II дало примеры и абсолютно бесталанного в военном деле фаворита Монмаранси, ставшего коннетаблем, и полного господства Дианы де Пуатье. Тем не менее оппозиция клеймила эти особенности французского двора исключительно во второй половине века и игнорировала факт, что они скорее были наследием предшествующих царствований, чем политическим новшеством.

Король у протестантов остается как бы вне зоны критики, в 60-е годы его изображают как потенциальную жертву подобного окружения; фавориты (Гизы) и итальянцы имеют конкретную задачу - они «хотят вскормить и воспитать его величество в ненависти к его верным подданным и приобрести возможность делать все, что им угодно, а также учредить совет при короле, чтобы под его прикрытием установить открытую тиранию». Там же. - с. 30. При таких задачах немаловажной становится личность короля, с которой оказывается связанной нравственное разложение двора. «Резче всего это обвинение в протестантской публицистике прозвучало в памфлете «Речь в форме Диалога», где прямо утверждается, что «двор французского короля просто омерзителен из-за его разврата», Там же. - с. 32. и подобно характеру самого Карла IX, в котором в одном лице соединились «Нерон и Иеровоам». В результате нравов, царящих при дворе, «наши принцы воспитываются так, что осмеливаются произнести то, что император Кампула говорил о римском народе». Там же. - с. 34.

Отман в своем отчаянном вопле о жестокости и несправедливости - памфлете «О французских неистовствах» (1573) - заговорил о нравах «летучего эскадрона», фрейлинах Екатерины Медичи. Отман создает достаточно колоритный образ двора, выдвигая тезис о том, что именно он - место сосредоточения «врагов общественного блага».

«В описании Отмана двор занят исключительно развлечениями, полон мирской суеты, «при французском дворе балы, маскарады и всевозможные другие проявления суетности, от которых король получает исключительное удовольствие». Все это, по мнению автора, порождает и предельную вольность нравов, поскольку «допускается такая близость между мужчинами и фрейлинами королевы-матери и настолько велика распущенность в веселье и развлечениях, что другие народы подобного и вообразить себе не могут». Двор не место для приличных людей и в особенности для молодых девушек. По его мнению «все порядочные люди убеждены в том, что для молодых девиц дурно находиться при дворе, если они желают сохранить стыдливость». Двор, таким образом, - место легкомысленное и недостойное порядочных людей, поскольку им не подобают безумие и суетность двора». Помимо вольности нравов ему ставится в вину также «множество ложных слухов и распространение клеветы», что нашло «благодатную почву при дворе». Виноватыми в преображении двора у протестантов оказываются, разумеется, Гизы, которые, «прибыв ко двору, принесли с собой туда яд бедствий и беспорядков».

Обвинения в моральном разложении органично связываются с событиями Варфоломеевской ночи - разврат порождает и жестокость: для автора нет сомнений в том, что «подобная безграничная жестокость, которая стоила столько христианской крови, является результатом омерзительного быта придворных». События Варфоломеевской ночи (участие в истреблении гугенотов лично Карла IX) заставили протестантских идеологов доказывать тезис о соответствии короля (в данном случае Карла IX) своему Двору. Подлинным же антигероем становится Екатерина Медичи и ее итальянское окружение, во многом представлявшее характер и нравы двора. Именно они «советники и приспешники королевы-матери, иностранцы, которые прикрываются службой государю», и «несут ответственность за все происходящее в стране». Двор королевы-матери (и она сама) становится злым гением Франции: «королева-мать причастна ко всему, согласно рекомендациям своих сверстников и должностных лиц она ухудшает бедствия и губит большую часть французского дворянства».

В дальнейшем с наличием иностранцев при дворе протестантские публицисты будут связывать полный распад существующих норм общественной жизни, правда, речь пойдет уже о дворе Генриха III. Он характеризуется таким образом, что эта общность оказывается недостойной любого христианина, как немыслимо и пребывание там верующего человека: «мы можем видеть прекрасные результаты этой политики в виде предательства, подлости, трусости, злодейства, к которым ныне прибавились еще и некромантия и даже содамия».

Своим отрицательным обликом двор по убеждению протестантской оппозиции обязан по преимуществу проискам иностранцев, этот фактор определил и разложение нравов, и измену королевских советников, и отказ от традиционных рыцарских добродетелей (доблести, благородства и т.д.). Последний штрих, который протестантская оппозиция прибавила к портрету двора, это роковое влияние на его нравы идей Макиавелли.

Но, как известно, духовная жизнь тесно переплетена с материальной сферой. Поэтому необходимо рассмотреть обстановку, в которой проходила жизнь придворных, так как нравы, привычки и обычаи людей материально воплощены в мебели, утвари, одежде.

Глава 2. Замок и его обстановка

Замок - укрепленное жилище феодалов, характерная примета средневековья. В центре обнесенного рвом и валом с частоколом пространства располагалась единственная долговременная постройка - донжон, представлявшая собой вначале деревянную, затем каменную круглую или четырехугольную башню, двух- или трехэтажную. кроме того, что донжон являлся ключевым оборонительным сооружением, он использовался как жилье: на каждом этаже имелось по одному-два зала, плохо отапливаемых и слабо освещенных. Остальные строения напоминали хутор или деревню, где люди селились, как умели. Все эти постройки: склады для инвентаря и фуража, конюшня с кузницей, зал для пиршеств и кухня, а также расположенные вдоль стен жилые постройки для гарнизона, - в случае серьезной опасности просто уничтожались, а все обитатели «замка» укрывались в донжоне, где имелся шанс выдержать долгую осаду. Лишь в XII в. замок теряет характерные черты укрепленного лагеря, обрастает более надежными каменными стенами и превращается в постоянное жилище своих владельцев, которые уже привыкли к комфорту и постарались создать для себя все бытовые удобства.

В XIII в., после начала эпохи крестовых походов, дворяне заимствовали с Востока привычку к роскоши, следовательно, - к экзотическим тканям, предметам и мебели, что в корне должно было изменить внутреннюю обстановку замков. Клюнийская реформа Клюнийская реформа - преобразования, проведенные папами по предложению бенедиктинского монастыря Клюни в Х-ХI вв., которые способствовали усилению церкви, освобождению ее из-под власти светских государей, в том числе германского императора. Реформа привела к возданию новых монастырей и концентрации в их руках огромных земельных владений. середины Х в. и цистерианское движение Цистерианское движение (от лат. названия села Сито близ Динсона - Cisterium): цистерианцы - члены одноименного нищенствующего монашеского ордена. Орден был известен своим строгим уставом и пользовался влиянием в Европе XII-XIII вв., обладая огромными земельными владениями. ХI-ХII вв. способствовали обогащению церкви. Прелаты отныне подавали пример изысканной роскоши. Очевидно, сеньоры не могли согласиться, чтобы рядом с кичливым богатством аббатов и епископов их быт выглядит таким же грубы, как в Х и ХI вв., когда достояние владельца замка состояло из доспехов, оружия и коня, оловянной посуды, нескольких драгоценностей, слитков драгоценных металлов, причем весь этот»капитал» рыцарь предпочитал всегда возить с собой.

Чтобы люди начали строить себе жилища, где со временем сосредоточатся необходимые для жизни вещи, припасы и где будут храниться и их богатства, необходим достаточно высокий уровень цивилизованности. Владельцу замка надо было быть уверенным не только в безопасности своего жилища, но и в надежности людей, его охраняющих. Ему нужны были гарантии безопасности и извне: соседи должны были уважать его или бояться. У того, кто не поднялся до такого уровня, не жилище, а логово.

Уже в XII в. многие замки были роскошно обставлены, и владельцы могли похвалиться обоями, коврами, резными деревянными панелями, драгоценностями, богатством тем более значительным, что его собирали непрестанно.

Помещения в замке были просторными, и он мало походил на современные жилища. Нередко в коробке здания делались только большие залы и несколько тайных ходов. Такое несовершенство планировки частично устранялось тем, что залы разгораживали коврами, прикрепляя их к дверным и оконным рамам. Иногда драпировками создавали нечто вроде альковов: если использовали пологи, то в залах возникали клоте (clotets - выгороженные коврами комнаты) и эспервьеры (e'speriers - закрытые кровати - с балдахином, спинкой и занавесками. Вообще данными терминами позже обозначали комплект предметов для сна), или шатры. При необходимости все эти выгородки можно было убрать, например, во время больших приемов, празднеств или в летнее время года. Так было вплоть до эпохи Возрождения.

Другим типом жилища рыцарей были маноры (manoir - небольшие укрепленные дома-усадьбы без донжона, мощных оборонительных стен и башен. Они, как правило, имели два зала. На первом этаже располагались зал с невысоким потолком, рядом - кухня и подвал; на втором этаже был другой зал и гардеробная рядом с ним.

В основном замковые помещения сохраняли типовую планировку, которая в разных замках отличалась лишь площадью залов и количеством комнат. В зале для общего собрания находилась спальня, выделенная как отдельное помещение. Обстановку зала составляли скамьи с низкими спинками, подлокотниками и подушками, легкие передвижные стулья, ковры или камышовые циновки, занавески на окнах и дверях, большой стол, прикрепленный к полу, дрессуары (dressoirs - мебель в форме этажерки, с полками, расположенными ступеньками, спинкой и часто с навесом; предназначалась для хранения посуды из драгоценных металлов, служащей в основном для украшения интерьера. Число «ступеней» дрессуара зависело от знатности его владельца. Дрессуар ставился обычно у стены), креденцы (cre'dences - шкафчик для сосудов с вином, со спинкой и полкой, покрытой скатертью, предназначенный для разлива вина на пробу), складные стулья и кресло хозяина. Вечером зал освещался свечами в железных бра, вделанных по обе стороны железных или деревянных перекладин. Это освещение усиливалось отблеском пламени, горящего в камине. В спальне с кроватью под балдахином и креслом было множество подушек, стояли сундуки, одновременно служившие скамьями. Стены обтягивали фламандскими шпалерами либо расписными холстами, а на полу лежали «сарацинские» (ворсовые) ковры работы французских мастеров, парижских, в частности.

В гардеробной рядами стояли сундуки с бельем, летней и зимней одеждой, доспехами хозяина. Эта комната была довольно просторно, поскольку здесь работали мастера и мастерицы, шившие одежду. Некоторые ткани в то время можно было приобрести только на ярмарках, время от времени проводившихся в городах, поэтому приходилось заблаговременно на весь сезон закупать мех, сукно, шелковые ткани. К тому же большинство сеньоров брали на себя обеспечение своих домашних одеждой, и поэтому шилась одна в замке. В гардеробной также хранили восточные пряности, стоившие тогда необычайно дорого.

Одинаковая планировка в большом и в маленьком замке объясняется тем, что в них должны были находиться одни и те же службы, потому что феодальный строй делал каждого вассала короны маленьким государем. У каждого был свой двор, свои аудиенции, свои архивы, свой суд, свои воины, сенешаль, эконом, ловчий, конюх и т.д.

К концу XIII в. нравы стали более утонченными. Яркий пример этого - замок Куси (Северная Франция. Построен в 1225-1240 гг. отреставрирован Виолле-ле-Дюком). Донжон перестает быть постоянным жилищем, хотя и остается самой высокой башней в системе укреплений. В замках вокруг центрального двора появились настоящие дома, среди которых выделяется дворец сеньора. Личные апартаменты начали отделять от помещений, предназначенных для аудиенций и залов, где размещались воины. Именно изменение феодальных нравов привело к модификации и частичной перестройке замков XII и XIII в. Сеньоры более не хотели жить вместе со своими слугами. Спальни отделили от апартаментов, где происходили приемы, при каждой спальне появилась гардеробная с отдельным входом. Нередко к ним примыкали кабинеты или уединенные комнаты, как например, в замках Куси, Пьерфон, Крей, Лан. В кабинетах стояла мебель из ценных пород дерева, стены были декорированы деревянными панелями. Прялки, ткацкие станки и пяльцы также находились в кабинете, в то время как женские покои обособляли от комнат владельца замка, часто размещая их в отдельном жилом корпусе. Были и комнаты для гостей, которые чаще всего располагались близ наружных стен; к ним вели отдельные лестницы и входы.

К началу XIII в. нравы дворянства уже коснулась романтическая и деланная галантность, что будет особенно почитаться в XIV в. От почтительности и уважения к женщине переходили к проявлению слепой преданности; это подлинный культ, о размахе и чрезмерности которого дают представление романы той эпохи. В повседневной жизни это выражается в непомерной роскоши одежд, украшений, оружия и мебели. Постепенно искренность в желании нравиться женщинам вырождается в тщеславие; страсть начинают ценить по роскоши, выставленной на турнирах, на праздниках, пирах и в жилище.

Мебель была ценна не только по обработке и материалам, по тканям, которыми ее обтягивали, она была необычайно разнообразна по форме. Дома просто заполнялись предметами, которые в том изысканном обществе считались необходимыми. Когда говорят о простоте нравов наших предков, то не следует искать эту черту в период от царствования Святого Людовика (1226-1270) до Карла VI (1380-1422). Следует обратиться вглубь веков, либо не заходить далее конца XVI в., когда часть дворянства, проникнутой идеями Деформации, ввергнутая в гражданскую войну, не имела ни досуга, чтобы предаваться роскоши, ни средств на ее приобретение. В конце XII в. большинство дворян побывало на Востоке, откуда они вынесли вкус к пышным одеяниям и драгоценной мебели. И по мере того, как ремесленники в царствование Людовика IX Святого делались все более искусны, и их становилось все больше, замки заполнялись роскошными коврами, резной инкрустированной, расписанной и позолоченной мебелью. Тяжелые сундуки, романские стулья и кровати уступили место более удобным и элегантным. Но этим не ограничились: теперь нужно было, чтобы комнаты лучше обогревались и надежнее запирались. Начали завешивать окна шторами, покрывать стены резными деревянными панелями и коврами. В XIII в. В просторных помещениях замка отгораживали дощатыми стенами или драпировками небольшие комнатки - котле, где ставились кровати.

Перед скамьями и креслами делали ступеньки, ставили скамеечки для ног, чтобы не касаться холодного каменного пола. На полу расстилали шерстяные ковры, меха или циновки (иногда надушенные), разбрасывали цветы и ароматные ветки.

В замках постоянно увеличивалось количество скамей, кресел и стульев: одни - массивные, обильно украшенные, оснащенные балдахинами, стоящие на одном месте; другие - переносные, отличавшиеся разнообразием размеров и форм. Сохранился и старинный обычай сидеть на полу, и, учитывая это, в комнатах было приготовлено много подушек, мехов и ковриков. В «Истории Святого Людовика Жуанвиля» читаем: «Он (король) велел расстелить ковер, дабы усадить нас вокруг себя».

С предметами изысканной обстановки соседствовали обычные вещи, необходимые для домашнего обихода. Перекладины, на которые вешали белье или одежду, часто встречаются в тексте романов и хроник. В «Романе о рыцаре Телеш», написанном в XII в., говорится [37. р9]: «И когда прибыл туда рыцарь Телеш (Ланселот), поднялся он по ступеням в башню и нашел налево белую красивую комнату; и войдя в нее, обнаружил, прекраснейшее в мире ложе, пребывавшее там. Закрыл он окна, которые открыли, дабы проветрить комнату; начал снимать с себя доспехи. Но тотчас вошли двое слуг, каковые его раздели. И увидел он плащ, висевший на перекладине, взял его и надел, и закутал голову, дабы его не узнали».

Архитектура середины XII в. отличается простотой: ряд соединенных прогонов опирается на мощные столбы, на балки положены лаги, которые и служат опорой для перекрытия, выполненного из бруса. Камин круглый; его вытяжной колпак украшен росписью. Подобный камин сохранился в зале детской хоровой капеллы близ собора в Пьи-ан-Веле. Рядом с камином статуя, изображающая покровителя хозяина комнаты; под ней прикреплен к стене железный подсвечник. Шторы крепятся на подвижных железных кронштейнах так, чтобы можно было днем закрывать окна. Кровать покрывают два полога, которые держатся на железных штангах, прикрепленных к стене скобами, а к потолку - веревками. В ногах ночью зажигалась лампа. Мебель составляют скамеечки (escaheaux), складные и простые деревянные стулья, шкафы и скамьи (panes), служащие также сундуками. Стены украшены простыми двух- трехцветными фресками, где доминируют желтый и коричнево-красный. Ткани побогаче украшены вышивкой или аппликацией, пол - из мелких поливных плиток.

В замках середины XIII в. размер окон в комнатах значительно увеличился: оконные шторы прикреплены к штангам веревками, которые используются для перемещения их полотнищ; окна - со ставнями; потолок имитирует балочное покрытие, он выполнен тщательно и элегантно, декорирован резьбой и украшениям. Обычные скамьи покрыты подушками и задвинуты в оконные проемы. Камин просторнее, вытяжной колпак украшает скульптура. Кровать - за невысокой перегородкой, напоминающей стационарную ширму; над кроватью - балдахин, подвешенные к потолку, с пологами с трех сторон, передний днем обычно поднимают и подвязывают. Сбоку от кровати - массивное кресло (ehaire), почетное место с двумя ступенями, покрытыми проемами прорезаны. Всю мебель составляют: скамьи со спинками либо скамьи-сундуки, маленькие скамеечки и складные стулья; шкаф, стоящий между окон, украшенный железными оковками, резьбой и росписью; на полу и сиденьях - подушки и ковры.

В комнатах замков начала XIV в. можно было увидеть значительно больше мебели, и она стала гораздо роскошнее и удобнее, чем в предыдущие периоды. В углу у окна, на расстоянии от стен обычно стояла кровать, покрытая широкими пологами. Обстановку также стал дополнять роскошный шкаф-дрессуар, с парадной дорогой посудой. Вытяжной колпак камина украшен большим гербовым щитом с двумя щитодержателями. Балки и брусья на потолке покрыты искусной резьбой.

Стены комнаты начала XV в. облицованы деревянными резными панелями, даже постель помещена в клоте, покрытом искусной резьбой. Окна широки, и потолочные балки расположены так, что образуют ряд кесагов пол закрыт коврами. Мебель становится все более изящной.

Главный - большой зал замка никогда не казался слишком просторным, хотя на планах замков, возведенных после XII в., видно, что залам отводилось больше места, чем другим комнатам. Это объясняется тем, что жизнь владельца замка и его воинов, если они не были в походе или на охоте, проходила в главном зале. Там сеньор творил суд, собирал своих вассалов, устраивал праздники и пиры.

Грандиозность дворцовых залов и залов в замках не удивляет, если помнить, сколько там должно было поместиться людей. Вильгельм I Завоеватель (1066-1987) по возвращении в Англию созывает весь двор.

Английский король Вильгельм Рыжий (1087-1100) велел построить зал рядом с Вестминстерским аббатством, где часто жили норманнские короли; этот зал был одним из роскошнейших в мире, как свидетельствует хроника: «Когда был он (зал) готов, пришел (Вильгельм) и столь жестоко хулил (зал), что люди спросили, за что он порицает сделанную работу, не находит ли помещение чересчур большим. «Клянусь Богом! - отвечал король. - Он (зал) ни на что не годен: он слишком велик для комнаты и слишком мал для зала…».

Вильгельм задумал устроить пир в новом зале, но помещение еще не было подведено под крышу. «И слушайте, что он сказал: велел собрать в Лондоне все шелка и покрыть ими зал; и пока длилось празднество, зал находился под шелковыми тканями».

В XII в. еще случалось, что для многолюдных собраний с трудом подыскивали помещение; именно тогда и начали при строительстве замков и резиденций сеньоров предусматривать огромные залы. Когда Людовик IX незадолго до восстания графа де ла Марсиа прибыл в Пуатье, он созвал большое собрание дворян в Сомюре. Жуанвиль, очевидец этого, оставил подробное описание многочисленного общества, собравшегося там. Празднество проводилось в замках крытого рынка Сомюра, «…и говорили о нем, что великий король Генрих Английский (1154-1189) построил его для больших празднеств. И был рынок построен на манер монастыря белых монахов; но я полагаю, что не был он для них слишком велик». Король и королева - масть Бланка Кастильская поместились на одной из галерей вместе с двенадцатью епископами и архиепископами, окруженные большим числом рыцарей и оруженосцев. В противоположной галерее находились кухни, хлебохранилища, склады бутылок и кладовые. Два других крыла и внутренний двор были заполнены сотрапезниками; «и говорят, что было там добрых три тысячи рыцарей».

Глава 3. Организация придворного быта

§1. Придворный костюм

Мода никогда не бывала столь же экстравагантной, какой была в период между кончиной Карла V и его внука, Карла VII. Непрерывно меняясь, мода сохраняла одну неизменную черту: отсутствие «золотой середины». «Одно излишество сменялось другим, от слишком тесных, словно прилипших к телу нарядов переходили к широким и волочившимся по полу, и мужской костюм причудливостью нисколько не уступал женскому». Марселен Дефурно. Повседневная жизнь в эпоху Жаны д'Арк. СПб.: Изд. группа «Евразия», 2002. - с.113.

Поверх рубашки и «простой коты» женщины носили «котарди», которое иногда называли «платьем хорошей осанки». В первой половине XV в. квадратный вырез котарди постоянно расширялся, и потому понадобилась косынка, прикрывавшая грудь. Талию утягивали все сильнее, а юбка удлинялась, образуя шлейф, который при ходьбе перекидывали через руку. Рукава до локтя очень узкие, ниже непомерно расширялись или же заканчивались длинной полосой ткани, иногда волочившейся по земле. Волосы со лба убирали, заплетали в косы и закручивали над ушами, а затем покрывали сеткой, передняя часть которой образовывала полукруглый валик. Некоторое время в моде был высокий колпак астролога, с острого конца которого ниспадала вуаль, опускавшаяся ниже пояса.

Мужские пурпуэны также были очень прилегающими. Сверху носили камзол. Его называли также «кота для верховой езды», доходивший до середины бедра, очень сильно стянутый в поясе и расширявшийся книзу. Плечи подкладывали, чтобы торс выглядел более мощным, а весь камзол простегивали складками, придававшими ему такую несгибаемую твердость, что «человек, носивший эту одежду, не мог - как сказано в «Хронике Сен-Дени» - надеть или снять ее без посторонней помощи». Там же. - с.114. Узкие чулки доходили от ступни до пояса и облегали ногу, словно вторая кожа. Короткий плащ, прямо ниспадавший с плеч до пояса, завершал костюм, который чаще всего носили молодые сеньоры и пажи. Дюди зрелого возраста или высокого звания придавали ему более величественный вид, облачаясь в просторный упианд или сюрко, рукава которого расширялись от проймы до самого низа. Этот вид одежды, сшитой из дорогих тканей парадного костюма. К середине века она превратится в повседневную, и в мужской моде просторные длинные вещи сменятся прилегающими. У молодых людей элегантным головным считалась островерхая шапка с поднятыми сзади и опущенными спереди полями; делали ее из яркого бархата или фетра; такая шапка прикрывала длинные, иногда спадавшие до плеч волосы, разделенные пробором. Носили также и капюшон, нечто вроде окутавшего голову колпака, переходившего в длинную полосу ткани, которая спускалась с одной стороны и которой наподобие шарфа обматывали шею.

Это лишь наиболее общие черты искусства одеваться, поскольку мода в ту эпоху менялась так же часто и так же быстро, как и в менее отдаленные от нас времена. Тем не менее, один элемент костюма продержался неизмененным в течение трех четвертей века: все это время носили пулены, остроносые башмаки. Пулены носили все классы общества, но обычай определял длину носка в соответствии с достоинством того, кто носил обувь: полфута у людей из низших классов, фут - у буржуа, два фута - у баронов. Ходить в обуви с носками такой длины было практически невозможно, а потому конец башмака иногда при помощи шнурка привязывали к поясу.

Выбор тканей ослепительных цветов делал костюм еще более причудливым и роскошным. В то время любили яркие краски (не) и очень часто в одежде, делившейся, подобно гербу, на две части по вертикали, соединяли цвета, сочетания которых нам режут глаз: фиолетовый с зеленым, синий и светло-зеленый, оранжевый с розовым. Некоторые цвета выбирали из-за их символического значения: голубой означал верность; счастливый влюбленный одевался в зеленое с фиолетовым, тогда как «озлобленный и разочарованный» рыцарь носил красное с черным и приказывал вышить на своей коте цветы водосбора. Использовали по преимуществу шелковые ткани, расшитые золотом и серебром, и очень много меха, причем не только для зимних плащей, но и во всех парадных костюмах. «За один только год (1415) герцогиня Бурбонская заказала лионскому меховщику Леонару Кайю «шестьсот шкурок сибирской белки, чтобы подбить зеленые шелковые платья девиц, и четыреста на экарлатное платье его светлости Людовика… и тысячи семьсот шкурок на камчатные платья девиц». Там же - с.115. Кроме меха сибирской белки высоко ценились куний и соболий; а те, кто не мог покупать себе такие дорогие меха, довольствовались лисой, кроликом и белкой. В Париже эта меховая торговля процветала.

Наиболее утонченные щеголи украшали эти роскошные ткани собственным вышитым девизом или девизом своей дамы, и те же девицы красовались на одежде сеньоров из их свиты и даже на конской сбруе. «Когда Жан де Сентре вернулся из крестового похода против пруссов и готовился к встрече с «Дамой де Бель-Кузин», он нарядился в малиновый пурпуэн, расшитой золотом, алые шоссы, вышитые очень мелким жемчугом, цветов своей Дамы и с ее вышитым девизом, и на голове у него была шапака из тончайшего экарлата, какую носили в то время, и на ней - прекрасное и дорогое украшение, и с двумя рыцарями и двенадцатью оруженосцами из его дома, одетыми в одинаковое платье с девизом Дамы, он отправился к ней». Там же. - с.116 Среди «украшений» очень большую роль играл пояс, и некоторые из поясов того времени представляют поистине музейную ценность. В перечне драгоценностей короны, составленном в конце XIV в., перечислено несколько поясов, среди которых один женский, весь из золота, с жемчугом, сапфирами и изумрудами, а другой - шелковый, «на котором вышито Евангелие от Иоанна».

До чего может дойти изощренность в этой области, показывает платье, купленное Карлом Орлеанским накануне битвы при Азенкуре: для него потребовалось девятьсот шестьдесят жемчужин; «на рукавах вышивкой были во всю длину записаны слова песни «Мадам, я развеселился», и там же во всю длину были ноты: на то, чтобы образовать мелодию этой песни, где нот сто сорок две, пошло пятьсот шестьдесят восемь жемчужин, то есть на каждую по четыре, пришитых в виде квадрата».

Но верхом эксцентричности представлялось украшать свою одежду колокольчиками, звеневшими при каждом движении: «прославленный Ла Гир, спутник Жанны д'Арк, заказал себе плащ такого рода, и в течение нескольких лет эта экстравагантная находка оставалась на гребне моды».

Насмешки и обличения были бессильны против требований общественной жизни, выдвигавшихся в среде аристократии. Роскошь в одежде способствовала ослепительному блеску придворной жизни; государи и правители стремились его поддерживать, раздавая по случаю больших праздников «ливреи» сеньорам своего окружения. «К наступлению нового, 1400 г. Карл VI заказал триста пятьдесят упиандов своих цветов и со своим гербом, чтобы одарить ими всех при дворе, начиная от родного брата и заканчивая самым скромным из рыцарей. В свою очередь Людовик Орлеанский к новогоднему празднику 1404 г. раздал своим приближенным не только одежду и двести золотых иляп «наподобие железных шишаков», но еще и драгоценности, и золотую и серебряную посуду общей стоимостью почти двадцать тысяч ливров». Там же. - с.116.

§2. Празднество в структуре повседневности

С конца XIV - начала XV вв. жизнь в домах знати стала подчиняться все более суровому этикету. Этикет превратился в священный ритуал, о котором посвященные говорили едва ли не с религиозным пылом. Застолья при бургундском дворе происходили по торжественному и пышному ритуалу, напоминая церковную службу, или оперное представление.

Не менее серьезно готовились к придворным праздникам, которые были не только развлечением, но и демонстрацией могущества и роскоши. Филипп Добрый поручил наиболее прославленному рыцарю своего времени устройство празднеств, которые должны были увенчаться произнесением «Обета Фазана», который дали герцог и его спутники, обещая отправиться в крестовый поход ради освобождения Иерусалима. Для того, чтобы обсудить все подробности праздников, множество раз собирались «самые тайные советники».

Несомненно, праздники, устроенные по случаю обета Фазана, носили характер события исключительного, о чем говорит и их распространившаяся по всему Западу слава. Но склонность к демонстрации роскоши и «представлениям с пышными зрелищами» была общей для всех герцогских дворов, и для того, чтобы их устраивать, никто не нуждался в красивом предлоге вроде подготовки к крестовому походу. Прибытие иностранного посольства, свадьба знатной особы, возвращение правителя в свою станицу давали множество поводов для них.

На свадьбу дочери короля Рене «Иоанн де Бурбон прибыл верхом на боевой коне, покрытом попоной из зеленого золотом бархата; за ним шесть парадных коней, покрытых первый малиновым с золотом сукном, второй белым и голубым бархатом, третий дамастом с вышитыми и накладными золотыми горохами; четвертый малиновым бархатом с большими греческими буквами из золотой нити, из которых складывался его девиз, то есть слова «Надежда Бурбона»; пятый был под черным и липовым бархатом, шестой под бархатом пепельным». Годом позже Иоанн де Бурбон присутствует в Шалоне на празднике, устроенном в честь герцогини Бурбонской; на этот раз под ним был конь, «покрытый попоной из золотой парчи с нашитыми на нее маленькими фигурками из липового бархата, а щит у него был обтянут белым бархатом, усыпанным золотыми звездами; его сопровождали музыканты с трубами и рожками и десять дворян, одинаково золотыми одетых в малиновый бархат». Марсепеи Дефурно Повседневная жизнь в эпоху Жанны д^,Арк, С-Пб, Издательская группа «Евразия», 2002. - С. 120- - 125

Свадьба дочери всего-навсего мажордома Карла VI дала повод устроить великолепные празднества, которые продлились не меньше недели и на которых, восторженным зрителем присутствовал испанский капитан Педро Ниньо: «Там было много богатой золотой и серебряной посуды, и множество блюд, приготовленных различными способами. Там было столько народу, что одними только музыкантами, игравшими на всевозможных инструментах, можно было бы населить целую деревню… И еще слышалось пение. Там и здесь начинались танцы, хороводы, и дамы и рыцари были одеты в такие удивительные и столь разнообразные наряды, что и описать их невозможно из-за того, сколь огромно было их число. Эта свадьба продлилась целую неделю. Когда празднества закончились, дамы собрались и сказали рыцарям и любезным воздыхателям, что из любви к своим подругам, они должны устроить очень хороший праздник, на котором будут в красивых доспехах биться на поединках; сами же дамы закажут за свой счет роскошный золотой браслет; посмотрев, как бьются рыцари, они отдадут браслет тому сеньору, кто будет сражаться лучше всех прочих». Там же - с.126

Представители всех классов средневекового общества имели достаточно свободного времени. Дворянство, когда не было занято ратными делами, развлекалось охотой, празднествами, поединками и турнирами.

Турнир - состязания рыцарей в Средневековой Западной Европе. «Матвей Парижский в своей истории Англии под 1194 г. называет турниры «гаильскими боями». Видимо, в Англии тех времен эти игры считались французским изобретением. В XII в. для ведения турниров были созданы правила, совершенствовавшиеся до конца XV в., вероятно эти правила установлены во Франции во времена Жоффруа де Трейи, откуда проникла в Англию, Германию и даже в Византию». Виалле-ле-Дюк Эжен Эммануэль Жизнь и развлечения в средние века - СПб: «Евразия», 1997, - с.150.

Турники возникли как средство обучения юношей из феодальной знати воинскому искусству, для овладения верховой ездой, копьем, мечом и булавой. Чтобы сделать упражнения более безопасными, применять только «куртуазное» оружие: копья с тупым наконечником квадратного сечения, мечи - без острия и «обтесанные» (с притупленным лезвием), булавы легкие и без выступов. Кроме того, разрешались не все приемы использования такого оружия. Рыцари могли наносить удары только сверху вниз, но «не рубить и не колоть с размаху».

Но, несмотря на предосторожности, турниры часто превращались в кровавые сражения. На турнире в Шалоне в 1274 г., где с одной стороны участвовал король Эдуард и английские рыцари, а с другой - граф Шалонский с бургундцами, несколько участников все же погибли». Там же. - с. 150. Смертельные случаи в этих столкновениях были настолько частыми, что участников турниров отлучали от церкви и запрещали хоронить в освещенной земле.

Отлучение от церкви, постановления соборов и даже королевские запреты не могли остановить рост популярности этих воинских праздников в эпоху, предшествовавшую столетней войне, - их устраивали все чаще и чаще.

Тому, что турниры стали великолепным торжеством, далеким от первоначального назначения, во многом способствовали женщины. Одну из сторон огороженного турнирного поля занимали Трубины, предназначавшиеся в основном для знатных дам. После боя дамы обычно раздавали награды победителям.

Турнирные бойцы одевались в доспехи, похожие на военные. Латы особой формы появились на турнирах лишь к концу XIV в. Рыцари шли на войну, как на большой турнир - в роскошных доспехах, длинных палатниках и наметах, на конях в попонах, но простые лучники и пешие меченосцы легко брали вверх над кавалерией, отягощенной латами. Тогда осознав свою слабость, рыцари решили в опасных случаях сражаться пешими. Но для такого боя их вооружение не подходило, в результате чего упало искусство владения копьем, которое одно обеспечивало реальное преимущество конному рыцарю.

В то время турниры могли проводиться по любому поводу и без предварительного объявления. Достаточно, чтобы рыцари собрались, и у них хватило времени на организацию одного виз видов состязаний. Подобные турниры проводились на равнине, в песчаной, ровной и безлесной местности, без оград и трибун. Смотреть на них приходили, кто хотел, и первыми на эти куртуазные состязания собирались женщины.

К заранее объявленным турнирам готовились тщательно. Бой устраивали на огороженном поле, с одной стороны которого возводили трибуны для судей и дам.

Турнирным призом были драгоценность, ловчая птица, а иногда и просто поцелуй. На турнире, который устраивал знатный вельможа, был обычай преподносить подарки всем рыцарям, принявшим в нем участие: деньги, меха, породистых жеребцов, шелковые одежды и т.д. Таким образом, на подобные воинские празднества требовались значительные расходы, как от организаторов, так и от участников. «Эти затраты, делавшиеся скорее из тщеславия, чем ради благой цели, раздражали монархов, развращали дворянство и не приносили пользы ни для страны, ни для самого рыцарства». Там же. - с. 155.

В XIV веке доспехи участников турниров стали отличаться от боевых. Вместо настоящих лат, ношение которых было полезным упражнением для рыцарей, появился более легкий и специально разработанный доспех, плохо готовивший воина к его суровому ремеслу, поскольку отучал его от навыков, необходимых при схватке с врагом в тяжелом боевом доспехе. Подробности об облачении участников турнира приведены в трактате, написанном Аитуаном де ла Салем в 1458 г. Он пишет: «Перед боем они собираются в зале, где сильный жар, ибо ристания требуют скорее хладного, нежели знойного времени, будучи трудом тяжким; и разоблачаются там до рубах. Тогда мастер и слуги облачают их в полупурпуаны холщовые двухслойные, не более, начиная сверху, от шеи, шнуруют оные, и коему (пурпуану) далее крепят шоссы. Затем надевают маки со шпорами, и в добрую броню ноги облачают; далее верхние и нижние наручи надевают, и лишь когда руки ноги уж закованы, облачают тело и потом главу». Цит. по Виоле-ле-Дюк Эжен Эммануэль. Жизнь и развлечения в средние века СПб: «Евразия», 1997, - с. 155-156.

Когда все подготовлено, сеньоры - зачинщик и защитник - въезжают в город, чтобы занять апартаменты за четыре дня до празднеств. Въезд происходит торжественно и в определенном порядке: во главе кортежа - боевой конь сеньора с плюмажем на голове и бубенцами на шее, в попоне, на которой на каждой ноге нашит герб принца. Верхом сидит малолетний паж - непосредственно на попоне или на легком седле. Затем шествуют кони участников турнира, по два в ряд, в попонах, украшенных гербами. Далее - трубачи и герольды со своими персевантами; замыкают процессию участники турнира, каждый со своей свитой. Войдя в город, каждый сеньор занимает апартаменты, где поселяется также не менее пяти участников с его стороны. Предводители турнира разворачивают в окне, выставляя на улицу, свои знамя и пеннон и велят разместить внизу на специальном полотнище свой герб со шлемом. Другие участники также разворачивают свои знамена, но без пеннона, и помещают свои гербы под окнами.

Судьи обычно селятся рядом с монастырем, где участники турнира на следующий день после приезда должны предъявить свои шлемы и знамена. Перед своим жилищем судьи должны выставить портрет гербового короля, который держит четыре знамени упомянутых судей. Для этого брали холст высотой около девяти футов. По верху полотна писали имена сеньоров - зачинщика и защитника, под изображением герольда - имена, владения, титулы к должности судей.

После ужина, по прибытии участников, сеньоры, члены их партий и приглашенные на праздник дамы собираются в большом зале. Прибывают четверо судей и гербовый король, предшествуемые трубачами и персевантами герольдов. Начинаются танцы, которые прекращаются после возгласа одного из персевантов гербового короля, обладающего самым звонким голосом. Судьи вместе с гербовым королем поднимаются на помост. Когда персевант трижды прокричит «Слушайте!», гербовый король произносит речь. Танцы возобновляются, потом приносят вино и пряности.

Лишь только король и королев занимали свои места, как герольд - мейстер выходил вперед и громко провозглашал: «Господа турнирующиеся! Господа судьи просят и предупреждают вас не нападать с тылу и не разить противника ниже пояса; никто не должен разить другого по ненависти, если последний не заслужил наказания за проступки. Кроме того, извещаю вас еще и о том, что никто не должен вступать в бой после того, как звук трубы возвестит об отступлении, хотя бы ворота еще и были закрыты». Руа Ж.Ж. История рыцарства. 2-е изд. - М.: Алетейя, 2001. - с. 139.

После этого возвещения участникам турнира дают место, чтобы оправиться и приготовиться к бою. Затем судьи, подняв свои белые жезлы возвещали: «Рубите канаты и пустите рыцарей в бой».

Тогда простые воины, вооруженные топорами, тотчас рубили канаты, которые обычно протягивали перед каждым рядом коней, чтобы умерить их пыл. При этом раздавался звук труб, и со всех сторон мчатся рыцари; они осеняют себя крестным знамением.

Военные игры происходили обычно на конях, в четырех кадрилях, или отделениях. При открытии турниров рыцари въезжали на ристалище кадрилями. «На арену въезжают сначала два кадриля рыцарей. Они сталкиваются на середине, и мигом ломают вдребезги восемь копий. Тогда некоторое время соперники стоят неподвижно и смотрят друг на друга в скважины забрал; но такое затишье продолжается недолго; рыцари мчатся за новым оружием и опять вступают в бой; но и новое оружие разбивается о щиты и латы их противников. Перемена оружия допускалась двенадцать раз; но всякий раз их крепкие деревянные копья ломались, как хрусталь».⁶ Рыцари, возвращаясь на ристалище мимо амфитеатров, приветствовали сидящих там дам и жестами, и возгласами.

Вся арена была усеяна обломками оружия, клочьями оборванных шарфов; словом, вскоре рыцари теряли большую часть своих отличительных знаков и оставались в кое-каких запыленных доспехах.

Что касается турнирного доспеха, то, как уже говорилось, с конца XIV в. он стал отличаться от боевого.

Голову защищал стальной бацинет, иначе - капелин, состоящий из черепника - назатыльника, подбородника и забрала. Смотровое отверстие забрала закрыто железной решеткой. На макушке находится кусок вываренной кожи, который привязывается к черепнику четырьмя шнурами, пропущенными через отверстия. На колпаке был установлен железный штырь с четырьмя когтями и фиксатором, входящим в отверстие. К этому штырю прикреплялась гербовая фигура или нашлемник с наметом. Когда колпак из кожи надет на черепник, забрало не поворачивается на осях. Через подвижные кольца, которые прикреплялись к оконечностям подбородника и назатыльника, пропускаются ремни, соединяющиеся с нагрудником и наспинником пряжками. В подбороднике проделаны отверстия для проветривания.

Доспех состоял из стальной бочкообразной кирасы с многочисленными сквозными отверстиями, что снижало вес. Сражаться на турнире можно было также одетыми в мягкий стеганый доспех, изнутри подбитый железными пластинами - бригантину. Под кирасу с набедренниками, заканчивающуюся кольчужной юбкой, участник турнира надевал холщовый пурпуан или корсет с «толщинками», он мог быть также подбит на плечах и по рукавам до шеи (в местах, на которые приходятся удары меча и булавы) войлоком толщиной в три пальца.

Руки были защищены верхними наручами, закрывающими их от плеча до локтя, нижними наручами и перчатками. Эти части доспеха могут быть железными или из вываренной кожи.

Защита ног состояла из обычных боевых поножей, с которых только снимались большие наколенные щитки-раковины, цепляющиеся за попону, и длинные шпоры, затруднявшие движение рыцаря в толпе.

Налатник делается без оборок, чтобы лучше были видны гербы; расширяющиеся книзу широкие рукава должны доходить лишь до локтя, чтобы не мешать движениям, а горловина налатника защемлялась под подбородником и назатыльником. Юбка налатника спереди имела вырез, закрывала бедра и спускалась на конскую попону.

Оружием турнирного бойца были меч и булава. Меч затуплен, т.е. не имеет ни острия, ни лезвия; это был просто плоский железный брус с долом, выдолбленным по оси клинка на треть его длины, и с ребром, идущим от дола. Концы перекрестья выгнуты к острию и усилены жесткой железной гардой в форме полуцилиндра. Длина клинка вместе с рукоятью должна была равняться длине вытянутой руки (0,7 м). Клинок (для того, чтобы он не мог пройти в отверстие забрала) должен был быть шириной в четыре пальца и толщиной - в палец; для уменьшения веса делался дол. Граненная була изготавливалась из прочного дерева, в качестве гарды - небольшой железный щиток, рукоять и навершие рукояти для удобства обматывали кожей. Судьи обязаны были осмотреть мечи и булавы и засвидетельствовать это штампом (печатью), удостоверяя, что ни мечи, ни булавы не имеют излишнего веса или длины.

Но вот бой кончен и наступила минута наградить победителя. Собрав голоса присутствующих, в особенности дам, герольды и маршалы отдавали отчет, вполне точный и беспристрастный, тому корою или принцу, который председательствовал на турнире. Тогда судьи во всеуслышание провозглашали имя победителя, а геральды громко прославляли его.

«Когда наставало время вручения приза, судьи и почетный рыцарь, сопровождаемые гербовым королем, выбирал одну даму и двух девиц и шли с ними при ярком свете факелов в одну залу. Через несколько минут все возвращаются в следующем порядке: трубачи, трубящие в трубы: геральды и персеванты, выстроенные клином; гербовый король; почетный рыцарь, с обломком копья длиной пять футов. Далее следует дама, которую справа и слева поддерживают под руки двое судей, в руках у нее - приз, накрытый покрывалом, концы которого держат обе девицы, каждую из них тоже держит под руку один из судей. Процессия останавливается перед тем, кому должны вручить приз, и гербовый король объявляет: «Воззрите на сию благородную даму, госпожу такую-то, каковую сопровождали почетные рыцарь и сеньоры мои судьи. Дама сия явилась вручить вам турнирный приз, ибо оный заслужен вами, как рыцарем, мечом искусно владеющим и наиболее соперников поразившем в турнире сегодняшнем. Моя госпожа просит вас соблаговолить его принять».

Тогда дама снимает покрывало с приза. Обычно это драгоценность. Рыцарь - победитель преклоняет колена, затем поднимается, принимает приз, выходит вперед и целует в щеки сначала даму, потом - девиц. В это время гербовый король выкрикивает боевой клич (девиз) рыцаря. Празднество завершается танцами».

§ 3. Культурная элита в придворной жизни

Турниры, о которых говорилось выше, под видом празднеств скрывали неудержимую склонность к жестокости, которой были охвачены доблестные воины того времени. Ранения и смерть являлись неотъемлемой частью развлечений. Это не составляло секрета, и поэтому, чтобы обезопасить себя от несчастны случаев, регулярно обращались к астрологам, находившимся при королевских особах и ежедневно составлявшим для них гороскопы.

Например, знаменитый Нострадамус, издавший в 1555 году в Лионе первый сборник пророческих катренов «центурии», принадлежал к королевской свите и носил звание медика - астролога и ординарного советника. Известно, что именно он предсказал, что Генрих II погибнет во время поединка. Другой известный провидец, Люк Горик, епископ Цитта Дюкале в Италии, тоже это предвещал. По ногам люди такого рода выходили на террасы замков Луары.

В то время, когда стражники зажигали огни, а главный дворецкий тихонько клал королю под изголовье ключи от дворца, они наблюдали за созвездиями, чтобы утром дать добрый совет своим господам, много людей эпохи Возрождения серьезно верили, что между знаками зодиака и судьбой существует магическая связь. Другие же не были суеверны и искали путеводных советов в слове Божьем. А третьи пытались избавиться от своих страхов тем, что с благочестивой регулярностью присутствовали на церковных службах.

Картина придворной жизни была бы неполной, если не упомянуть о трубадурах. Трубадуры явились создателями куртуазного кодекса поведения, во главу угла которого было поставлено искусство любви.

«Трубадур» (от староокситанского «trobador», что буквально означает «изобретающий», «находящий новое») - поэт, излагающий стихи о мужской любви на окситанском языке; одновременно он сам сочиняет к своим стихам музыку и, чаще всего сам же и исполняет свои произведения как перед знатной аудиторией, так и перед друзьями, равными ему по положению, как это происходило в случае герцога Аквитанского ПиГильема IX, традиционно именуемого первым трубадуром». Брюнель-Лобришон Ж., Дюамель-амадо, К.Повседневная жизнь во времена трубадуров XII-XIII века, М.: Молодая гвардия, 2003. - с.18. Трубадур пел свои кансоны перед гостями, а потом внимал восторгам публики; впрочем, иногда ему приходилось выслушивать советы и даже упреки.

Можно сказать, что окситанский поэт, певец и музыкант, называвший себя трубадуром, был «интеллектуалом, сочинителем и актером в одном лице; еще он исполнял функцию средства массовой информации, связующего звена между дворами, где он не только демонстрировал свое искусство, но и рассказывал последние новости, сообщая о новинках моды и сплетни из придворной жизни». Там же. - с.19.

Окситанские поэты пели свои кансоны в тесных сумрачных залах высящихся на скалах замков, более напоминающих крепости или в немногим более комфортабельных жилищах, принадлежавших их покровителям, в городах или укрепленных селениях, именуемых «бастидами». И есть им приходилось, чаще всего, из деревенских горшков, куда наливали мясную похлебку или накладывали вареного турецкого гороха; восседать за праздничным столом, где подавались различные сорта мяса и изысканные соусы, мастерски приготовлены на кухне замка, доводилось далеко не многим и достаточно редко. Жилища, где трубадуры демонстрировали свое искусство, отличались большим разнообразием: от роскошного замка до простого деревенского дома.

«Из-за недостаточной сохранности рукописного наследия трубадуров мы вряд ли можем в полной мере оценить их вклад в культуру средневекового Запада. Однако недавние работы историков и литературоведов, музыковедов и антропологов с уверенностью позволяют делать выводы о действительно крайне важном значении trobur, новой поэзии, воспевшей на народном языке «мирскую» любовь, получившую название finamor, «куртуазная любовь». Там же. - с.22. В бурную эпоху крестовых походов латинское, христианское и даже клерикальное воздействие церковной музыки (tropator «сочинитель тропов», неканонических вставок в литургические тексты, превратился в trobador) столкнулось влиянием поэтичной культуры арабов-мусульман. Военной добычей, помимо оружия, тканей и модных одежд становились прекрасные рабыни, получившие образование при алаусских дворах. «Вслед за Робертом Лафоном, не стоит удивляться, что «песенное исполнение стихов, будь то в Окситании, на юге Испании или на Востоке, всегда являлось непременным атрибутом придворного празднества». В то же время любовь становилась признаком утонченности нравов. Повинуясь распространившейся повсюду моде, мирскую любовь воспевают в стихах на народном языке, и дерзкое искусство trobar, с самого своего возникновения подрывающее моральные устои порядка, установленного латинской церковью, стремительно завоевывает популярность». Там же. - с.22.

Трубадуры служили суверену, князю или владетельному сеньору, славили его, слагали песни о его деяниях, распространяли его воззрения, передавали его послания. Для трубадура двор сеньора является единственным источником благосостояния и почестей. Власть сеньора над своими людьми безгранична. подобно королю в своем королевстве, он решает участь «своих людей» и их имущества, судьбу рыцарей, крестьян и ремесленников, живущих на его земле. Он кормит и одевает своих домочадцев, ближайших родственников, родных и слуг, которые, словно астероиды, вращаются вокруг сеньора и его жены, «дамы», на которую устремлены взоры всех мужчин, а особенно трубадуров.

Если господин обладает могуществом, если у него в подчинении имеются другие знатные сеньоры, он обычно ведет кочевую жизнь, разъезжая по замкам своих подданных, где по случаю его приезда устраиваются различного рода увеселения.

Судебные разбирательства или семейные советы, в которых принимают участие лица исключительно благородного происхождения, плавно переходят в торжества; тогда слово предоставляется трубадурам и всем тем приглашенным, кто дерзнет бросить им вызов или составить конкуренцию. Известность таких праздничных ассамблей и громкие имена выступавших на ни сочинителей способствуют укреплению престижа дома.

Религиозные и светские праздники скрашивают однообразие повседневной жизни и помогают коротать время. Трубадуры ждут праздников и готовятся к ним, ибо это превосходный повод для веселья, а их занятия, как никакое иное, обязывает всячески этому веселью способствовать. Во время праздников трубадуры главным образом и зарабатывают себе на жизнь.

«Есть ли место трубадурам на праздниках, установленных Церковью? Религиозные чувства редко встречаются в поэзии трубадуров; когда в кансонах начинают звучать религиозные мотивы, чаще всего происходит смешение галантности и набожности, причем последняя оказывается в подчинении у первой. в ранних стихотворениях трубадуров Святая Дева упоминается редко, и только во второй трети XIII в., после Крестового похода против альбигойцев, появляется поэзия, полностью посвященная восхвалению Девы Марии». Там же. - с.78.

Поэзия трубадуров носит исключительно светский характер, хотя сами окситанские поэты не чужды клерикальной культуре; многие из них по своему статусу принадлежат к людям Церкви - например, Монах Монтаудонский. «Но ни одна из кансон трубадуров, будь она даже вполне благочестивого содержания, как, например, кансона фолькета де Люнеля, обращенная к Святой Деве или пропитанная религиозным духом Альба Фолькета Марсельского «Истинный Бог, во имя Ваше…», не была использована для песнопений во время религиозных торжеств. Любые кансоны, даже те, что содержат адресованные мирянам призывы к благочестию, исполняются вне стен церковных зданий и мест отправления культа». Там же. - с.79.

Однако ничто не мешало устроить торжество в день, расположенный по соседству с тем днем, который объявила праздничным Церковь, или приурочить торжество к одному из тех христианских обрядов, что связаны с главными событиями в жизни человека, например, к свадьбе; на таком торжестве, устроенном в частном жилище в городе, селении или деревне, трубадуры всегда желанные гости, одна из основных приманок для соседей хозяина: послушать кансоны трубадуров съезжались со всех сторон.

Куртуазные добродетели превозносятся главным образом в кансонах. Кансоны воспевают прежде всего любовь. Finamor, любовь куртуазная утонченная. Любовь как добродетель, достоинство, заслуга, любовь, объединяющая в себе все ключевые понятия языка трубадуров. «Ни желания, ни чувства из понятийной сферы не исключаются, однако реализация их переносится на более высокую ступень, в область духовного совершенства личности; любовь - это своеобразная школа духовного роста индивида. Концепция любви у трубадуров стала первым этапов на пути становления субъективизма в литературе». Там же. - с.123.

Трубадур поет, потому что он влюблен, хотя ему далеко не всегда отвечают взаимностью; однако он утверждает, что в любви главное место любить (даже когда поэт жалуется, что не любим), ибо, как добавляет, к примеру, Бернарт де Вентадорн, от любви лучше становится и поэтическое мастерство, и сам человек: ценность человека, который любит, возрастает.

При дворах сильных мира сего - королей и сеньоров - всегда найдется место для людей, готовых содействовать славе хозяев этих дворов. Надо неустанно восхвалять воинские подвиги, чтобы поддерживать воспоминание о мужестве тех, кто совершил их, и превозносить щедрость белых времен, дабы заслужить награду и новые милости: кров на зиму, пищу, теплую одежду, коня или деньги, чтобы было с чем пуститься в путь.

Трубадуры отнюдь не считают бедность добродетелью; таковой она является, скорее для церковников; однако и они молчат об этом вплотную до возникновения в середине XIII века нищенствующих монашеских орденов. Трубадуры воспевают «людей богатых», т.е. могущественных, и применяют к добродетелям юность.

Словарь и система жестов, с помощью которых происходит ухаживание за дамой, куртуазные поэты заимствуют из ритуалов принесения оммажа, т.е. установления феодальных связей, соединяющих их с сеньором, супругом дамы.

В XII - XIII веках каждый, кто мог получить образование и достичь культурного уровня клирика, имели возможность стать трубадуром. Конечно, при условии, что он умел сочинять стихи.

«Некоторые трубадуры оставили о себе память как о хороших певцах; к ним относятся бывший католик Пейре Роджьер и Пьере Овержский, обладавший особым талантом искусно высмеивать своих современников, прежде всего умельцев - жонглеров и трубадуров, как тех, кто с успехом развлекал придворных при королевских дворах, так и тех, кто, судя по всему, не имел успеха у публики. Такие, согласно источникам, немало трубадуров к каждому новому стихотворению сочиняли новую музыку; так поступал например, Гильем Райноль д^,Ат, однако ни одна из его мелодий до нас не дошла, поэтому нам остается только гадать…». Там же - с.123

С XII в. куртуазная любовь трубадуров оказывает огромное влияние на формирование западной модели любовного переживания.

Глава 4. Куртуазная любовь

Говорить о любви в конце XII века - значит вести речь о куртуазной любви, воспетой трубадурами, труверами и романистами, то есть о новой манере любить, в чем-то довольно современной.

Выражение «куртуазная любовь» никогда не употреблялось средневековыми авторами, они предпочитали говорить «bonne amor, vraite amor» - прекрасная любовь, истинная любовь, и особенно «fine amor» - утонченная любовь, основанную на преклонении перед дамой.

Ее древнее происхождение практически неизвестно. Первые появления в литературе «куртуазной любви» в самом начале XII века явились своего рода «реакцией на религиозную мораль и обусловлены желанием изменить нравы и, возможно, саму область чувств». Пастуро М. Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола, М.: Мол.гвардия, 2001. - с.162 Для церкви любовь являлась «опасным» чувством: как причина супружеских измен, она посягала на таинство брака