Цивилизационная теория в историческом познании

Джамбаттиста Вико (1668-1744) опосредованно завершил определенную Ренессансом философско-историческую модель классической античности и предвосхитил в той же степени философские предпосылки историзма XIX века. Его главный труд "Основание новой науки об общей природе наций" был задуман как "философия человечества", теоретическое описание универсального процесса его гуманизации. В наши дни, когда историзм, в защиту научного статуса которого Вико первым поднял свой голос и сделал крупный шаг в философском его обосновании, переживает свою очередную научную революцию, обращение к теории Вико приобретает особую актуальность. Достаточно вспомнить в этой связи, что Вико был первым европейским мыслителем нового времени, усмотревшим в исторической эволюции человечества процесс его цивилизации, что придает направлению его исторической мысли удивительно современное звучание. Главный труд Вико, и детище всей его жизни – "Основания новой науки" – в первоначальном варианте был посвящен весьма отрицательной критике своего века, прежде всего господствовавших заблуждений в интерпретации истории. Это сочинение Вико был вынужден печатать на собственные средства, продав для этого единственную ценность, которой владел – кольцо. Но денег хватило лишь для публикации четвертой части рукописи, и Вико решил ограничиться изложением только собственных воззрений, изъяв критическую часть. Издание увидело свет в 1725 г. Второе издание, с разъяснениями и добавлениями автора, было опубликовано в 1730 г., а третье – в год его смерти.

Теория истории

Важнейшим аспектом содержания "новой науки" является гениально предвосхищавшая ее грядущее развитие теория истории. Идея истории, воплощенная в "новой науке", стала результатом приложения концепции разума к науке о человеке, рассматриваемом в потоке времени, и его артефактов. Однако это было сделано на принципиально иных основаниях, в сравнении с приложением той же концепции к познанию предметов и явлений природы. Тем самым Вико первый в истории историзма подметил различия естественно-научного и исторического познания по предмету и методу. Он увидел эти различия в том, что в первом случае речь идет, по сути, о познании внешнего объекта, а во втором – о познании внутреннего мира самопознающего человека. Поскольку человеческий ум и его проявление – язык – запечатлевают летопись бытия человека с древнейших времен, постольку в них скрыты "свойства времени" с момента первого появления народов на стезе цивилизации. Иначе говоря, Вико в действительности явился первооткрывателем истории как рода воспоминания человеческого самосознания, внутренне отложившегося в памяти человека и внешне – в истории языка.

Теория истории Вико подразделяется на философские теории, которые призваны раскрыть вечную идею "истории мира народов", универсальные и вечные ее начала, ее внутреннюю логику и фундамент доказательств, давший возможность увидеть в действительности то, что ранее было представлено только в идее. В последнем случае указано на стремление распространить индуктивный метод Бэкона и на область гражданских институтов и очевидно, что он, в свою очередь, не был лишен теоретического аспекта. Этот метод Вико именовал "филологией, ибо он содержал в себе возможность осмысливать увиденное. Если философские теории позволяют не только создавать общий абрис исторической эволюции человечества, но и предложить объяснение этой эволюции на уровне ее универсальных фактов, то метод "филологии" призван помочь в поисках ответа также на вопрос: как, каким образом? В условиях "темноты причин" и бесконечных различий вызванных ими следствий, доктрина дает возможность придать увиденной таким образом действительности форму науки, выявляя в ней универсальное начало, "идеальную вечную историю", обнаруживаемую в истории всех народов. Так сказания о богах оказываются продуктами способа мыслить, в котором люди персонифицируют и обожествляют представления о своих потребностях и пользе. Точно также и героические сказания являлись подлинными историями героев и их обычаев. В этом смысле поэмы Гомера – исторические свидетельства естественного права народов. На этих примерах, легко убедиться, что филология является научной при условии, что исторические свидетельства интерпретируются в свете общей теории. Изменения в языке предшествуют изменениям обозначенных в нем артефактов: сначала изменяются способы, которыми обозначен артефакт, затем этим вызывается изменение исторической действительности. Отсюда формулировка принципа: существует не только развитие, но и развитие способов развития. На заре человеческой истории, первобытные люди владели лишь языком метафор. Абстрактное мышление, пользование концептами, наконец, способность буквального, неметафорического описания окружающего мира была приобретена в результате длительной эволюции человечества. По Вико, мысли и символы также являлись языком универсалий, но в отличие от универсалий логики – "универсалиями воображения". В этом видении проблемы универсалии воображения присущи всем формам восприятий. Следовательно, если первобытные люди пользовались метафорами, это вовсе не значит, что они не были способны воспринимать реальности, а означает лишь то, что они могли выразить таковые аналогии только в системе образов. Итак, новая наука Вико нацелена на изучение общей природы народов с целью открыть систему "естественных" законов, лежащих в основе возникновения и смены общественных поступков в ходе истории этих народов. Идея законов и идеальных моделей процессов, в которые отливались дела человеческие у различных народов в одни и те же периоды их истории – такова примечательная сторона "новой науки". Основным критерием меры приближения истории как дисциплины к статусу науки являлась, с этой точки зрения, ее способность установить законы генезиса и функционирования институциональных (пространственных) связей в рамках данной системы и стадии исторической эволюции и смены такого рода стадий во времени. Опасность отождествления истины и действительности грозит уничтожением диалектической связи между этими категориями. Когда идеальное (концептуальное) отождествляется с реалиями, познанию не остается места. С другой стороны в противопоставлении научной истины и знания факта отражено их несовпадение, поскольку в последнем случае речь идет о частном и конкретном. Хотя история как эмпирическое исследование может претендовать только на достоверность факта, тем не менее, именно в этой области Вико совершил свою коперникианскую революцию, которая воплотилась в одной краткой формуле: "Люди способны понимать историю, ибо история делается ими". Именно этой формулой он заложил основы наук о человеке, в частности, истории. Человеческому пониманию доступны лишь те вещи, которые были созданы людьми. Прежде всего имеются в виду те артефакты, которые выражены в языке. Вещи же, которые не созданы людьми, могут быть ими описаны и классифицированы, но не могут быть поняты ими и объяснены. И это в силу простой посылки: истинное понимание – это способность понять, почему и для чего что-либо сделано. Если же неизвестны намерения создателя, не может быть и понимания созданного.

Подобная концепция понимания как открытия намерений ограниченна, ибо сама по себе цель еще не отвечает на вопрос: как, каким образом? Более поздние мыслители различали уже два рода понимания: предложенное Вико понимание того, что происходило в умах людей – создателей артефактов, и понимание как объяснение (законы Ньютона, например). Со времени Вико в гуманистике утвердилось течение мысли, в основе которого лежит представление о том, что науки о человеке, в том числе история – это сфера приложения понимания первого рода, ибо люди руководствуются в своих действиях намерениями. И так как на этой основе они осознанно или неосознанно формируют не только свою жизнь, но и сообщество, следовательно, и то, и другое оказывается артефактами, которые сохраняют информацию об этих намерениях, выраженную в языке исторических памятников. С другой стороны молекулы и атомы не являются артефактами, ибо они не наделены аналогичной и доступной человеку информацией, а потому их поведение может быть только объяснено. Вместе с тем данному течению в методологии истории противостоит другое течение, которое подчеркивает, что и люди, и их артефакты должны рассматриваться как лишенные намерений. То, что в большинстве случаев эти намерения неосознанны ими, позволяет рассматривать людей и их артефакты как лишенные сознания объекты изучения. Вико – дуалист, ибо, его доктрина знания приводит к онтологическому различению того, что создано Богом, и того, что создано человеком: естественная история – это история созданного Богом, история природы, а человеческая история – это история, созданная человеком, история гражданского общества, "мира народов". Если иметь в виду специфическое знание – знание "посредством причин", то один лишь Бог располагает знанием природы, недоступным человеку, ибо последний застал ее такой, какова она есть. По этой причине природа не полностью познавакма для него. Принципиально иным является человеческое общество: оно создано человеком и он обладает богоподобным знанием его. Поскольку и Бог, и человек – каждый в своей области – являются единственными создателями, то естественно возникает вопрос: что же в таком случае понимал Вико под термином "Создатель"? В традиции, восходящей, в конечном счете, к Аристотелю, различались три рода человеческой деятельности, связанных с тремя родами знания, тремя образами жизни. Первая из них, теория – это созерцание неизменного, вечного, божественного. Теоретическое знание – знание определенное, уверенное в неизменности объектов и отражений. Ему соответствует уединенный образ жизни, посвященной этому занятию. Вторая – "поэзия", это деятельность предметно производящая, деятельность ремесленника, его "технические" знания, обнаруживаемые в искусстве преобразования естественных материалов в полезные человеку предметы – артефакты. Наконец, "праксис": это коммуникативная деятельность гражданина, его "практическое" знание. Это знание людей, их мыслей, амбиций, страстей, надежд, стремлений и страхов. Оно приобретается в процессе общения с людьми, взаимодействии с ними. В отличие от ремесленника, работающего орудиями, те кто посвятил себя политике, работает словом. Их медиум – речь, их искусство словесное, риторика. Они апеллируют к здравому смыслу аудитории. С переходом к христианству произошло смешение "практического знания" с продуктивным, производительным. Это обстоятельство отразилось в "новой науке". В ней различие между "поэзией" – продуктивной деятельностью ремесленника и "праксисом" – коммуникативной деятельностью человека затемнилось благодаря расширению смыслового значения “праксиса” (Бог создал мир подобно мастеру, создающему артефакт). В результате и идея создания человеком мира "гражданской истории" передавалась тем же термином, "действие" (средневековый синоним -"поэзия"). Недаром же мудрость наших отдаленных предков Вико назвал "поэтической". Но, хотя классический термин "праксис" Вико заменил в духе средневековой традиции термином "поэзия", тем не менее концепция, которую он выражает этим термином, все же осталась классической, восходящей к смысловому значению термина "действие", ибо во всех этих случаях в "новой науке“ речь идет о деятельности коммуникативной, в процессе которой и достигается здравый смысл. Иначе говоря, от того, что эта деятельность обозначается термином "поэтическая", она в контексте "новой науки" не приобрела смысла инструментального труда как "делания", превращения естественных субстанций в ощутимые вещные артефакты. Итак, мир народов создается деятельностью человеческого общения посредством слова, искусством риторики. Общество есть коммуникативное творение составляющих его членов. Политические системы, кодексы законов, например, являются изобретениями не отдельных индивидов, а коллективов, коммуникативными созданиями целого народа. Они возникают в ходе повседневного общения людей, достигающих таким образом "здравого смысла". Речь идет о подтексте коллективного действия, хотя эти творения приписываются героям или богоподобным индивидам. Но что значит создавать "гражданское общество" в процессе общения? Бог библейский, согласно Писанию, творит мир из ничего посредством слова. Подобным же образом действует человек. Он живет в мире слов, являющихся "материалом", из которого построено общество. Посредством слов мы не только описываем названное, но и совершаем сделки, создавая обязательства и узаконивая гражданский обиход, на котором зиждется общество. Недаром такая созидательная власть слова придавала ему в глазах не столь уж отдаленных предков магическую силу. Но поскольку мир народов радикально отличается от мира природы, постольку гуманитарные науки должны соответственно отличаться от наук естественных. И главное из этих отличий заключается в том, что в последних оправдана возможность предположить о существовании, к примеру, галактик до того, как была создана концепция таковых. В то же время, социальные и политические концепции не описывают, не обозначают, и они относятся к миру существовавшему до них и раньше них: они конструируют, творят этот мир. Но, если деятельность типа "праксис" основана на взаимодействии между равными, то хотя бы в силу того, что Бог в своем творчестве не имел равных, ему была доступна деятельность только типа "поэзия". Однако согласно библейской традиции Бог творил коммуникативным образом, во-первых, "из ничего", а не из материальной субстанции, во-вторых, при помощи слова. Следуя такой традиции в истолковании творчества божественного и восходящей к Аристотелю традиции в истолковании творчества человеческого, мир природы и мир гражданский оказывались созданными тождественным способом "из ничего" и посредством слова. Вико, академической специальностью которого являлась риторика, был глубоко убежден в творческой силе языка. Человек, в конечном счете, не только живет в мире слов, но при помощи слов он творит этот мир. Наконец, опираясь на язык и прибегая к помощи воображения, человек может раскрыть то, что было сокрыто от всех нас временем – мысленно воссоздать древность рода человеческого.

Известно, что западная философия с момента своего возникновения проводила фундаментальное различие между риторико-патетической и логико-рациональной формами речи. Риторика стремится воздействовать на "пафос", привести в движение "чувства". Она достигает своей цели, прибегая к построениям, основанным на образном восприятии действительности, апеллирующим к воображению. Рациональная речь базируется на человеческой способности логически выводить из посылок следствия. Разумеется, риторика не пользовалась ни уважением, ни оправданием в среде картезианцев. Она была исключена ими из философии, которая рассматривалась как метод поиска истины. Для установления последней важна только логика, а не индивидуальность говорящего. Рациональный процесс независим от места и времени, он внеисторичен, его правила универсальны. В гуманистической традиции неоднократно предпринимались попытки преодолеть дуализм "пафоса" и "логоса", в том же русле следовал и Вико. Помимо действий, продиктованных рациональным процессом, важную роль в истории играли патетические элементы, страсти, образы, которые не могут быть рационально объяснены. Из этого следует, что человек, будучи один среди всех живых существ наделен разумом, является в то же время существом патетическим. Именно последний тезис требует учета того, что человек – всегда член сообщества людей. Но сообщество находится в непрерывном изменении. Соответственно и индивид, как член его, должен обладать способностью сообразовать свое поведение с изменившимися обстоятельствами. Эта способность рационально необъяснима, функционирует "патетически". В обосновании истинности гуманитарного знания вообще и исторического в особенности, Вико опирался на традицию не античной философии, а риторики. Хотя античный идеал риторики включал наряду с красноречием и требование говорения правильного, истинного, с чем соглашались и учителя философии, и учителя риторики, тем не менее, это были враждующие "школы". Риторика подчеркивает свою практическую полезность, она сообщает "житейскую мудрость". Камертоном в этой антитезе звучало восходившее к Аристотелю противопоставление философии – теоретического знания и фронезиса – знания практического. Но в термин "фронезис" Аристотель вкладывал не только понятие о типе знания, сохраняющем чувственное бытие единичного, а и нравственную позицию, отраженную в нем. У Вико последняя проявилась в истолковании древнеримского понятия "здравого смысла" как чувства правильности и общего блага, которое живо во всех людях, благодаря общности уклада жизни и ее целей. В нем, в противовес греческому идеалу образования как способа культивирования природных задатков, делалось ударение на усвоение традиций государственной и общественной жизни. Таким образом, в интерпретации древнегреческой риторической традиции, Вико вышел далеко за ее пределы. Этим был проложен путь к рассмотрению специфики предмета и метода гуманитарных наук, в частности, истории. Здравый смысл здесь, прежде всего, заключен в самом предмете, ибо им определяется моральное и историческое существование человека в обществе, проявляющееся в его деяниях. Но он же равным образом опосредует и познание этого предмета. Вико настаивал на тезисе: история – это специфический род истинного знания, который без утери этой специфики невозможно подводить под логику теоретического знания. Уже в древности это было осознано, в частности Цицероном, который назвал историю "жизнью памяти". Недаром Бэкон считал историю “другим путем философствования”, ибо она наставляет с помощью примеров, почерпнутых из всей жизни и поэтому в высшей степени убедительных. Таким образом становится очевидно, что, в отличие от риторической традиции Возрождения, история превратилась для Вико из инструмента борьбы против схоластики в опору противостояния метафизике, картезианству, неопирронизму. Далее поскольку человек по отношению к истории выступает не наблюдателем со стороны, а ее участником, более того автором, то мы можем из нее узнать гораздо больше о нас самих, чем способны узнать о природе, по отношению к которой выступаем внешними наблюдателями. Так Вико показал различие между естественно-научным и гуманитарным знанием. Он устанавливает прямую связь между отправным элементом – практикой, и производным – знанием. Здесь заключена сердцевина его полемики с Декартом, поместившим историю в одном ряду с моралью – на низшей ступени своей шкалы наук. По шкале Вико, наоборот, "цепочку наук" возглавляет история. Сюда же он относит большую часть человеческого опыта. И хотя подобное знание не может быть причислено к истине, выведенной чисто логически, тем не менее, оно является определенным, поскольку основано на общечеловеческом опыте. Относить его к разряду "мнений", как это делал Декарт, значит допустить, что в идеале люди могут жить "свободно" ими созданным знанием. Но в таком случае из сферы знания был бы исключен весь мир – природа и люди. Люди могут знать полностью только то, что ими создано, но они не боги, поэтому должны начать с того, что не ими создано и, поэтому, не полностью познаваемо. В результате наряду с дедуктивным знанием и знанием, основанным на эксперименте, освещаемом гипотезами, существует иной тип знания, который в отличие от априорного является эмпирическим, в отличие от дедуктивного содержит новое знание о фактах и, наконец, в отличие от восприятия внешнего мира, сообщающего лишь то, что существует и происходит, в нем еще содержится ответ на вопрос: почему оно есть, почему происходит? В определенном смысле, это – знание причин. Речь идет о знании результатов деятельности нас самих. Это – "внутреннее" знание, в отличие от "внешнего" знания объективного мира. Иначе говоря, в познании самих себя мы ограничены только техникой познания внешнего мира, в которой все, что мы узнаем, есть лишь то, что воспринимают наши органы чувств – "поверхность" вещей, о "внутренней" жизни которых мы можем только догадываться. Относительно же поведения людей, мы можем спросить: почему они совершили то, что совершили, какие цели они при этом преследовали, какими мотивами руководствовались в своих волевых действиях, решениях, сомнениях? Мы можем спросить потому, что мы сами люди.

Вико по сути положил начало знаменитой, ставшей предметом бесконечной дискуссии о методе, основанном на знании, и методе, основанном на понимании. Историческим актом Вико было то, что он представил историческое познание как научный, по своей сути, метод, а знания, полученные с его помощью, как наиболее достоверные, но лишь в науках, изучающих реальную действительность. В глазах Вико, история впервые предстала в качестве процесса непрерывного творчества народов, использования сменяющих друг друга концепций, категорий, интерпретаций. "В ночи густой тьмы, окружавшей наиболее древнюю античность, столь отдаленную от нас, насколько простирается память, сияет вечный, негасимый свет истины: что мир гражданского общества определенно создан людьми и что его принципы должны поэтому быть найдены среди модификаций нашего собственного ума. Каждый, кто над этим задумывается, не может не удивляться тому, что философы до сих пор тратили свою энергию на изучение мира природы и пренебрегали миром народов". Итак, заключает Вико, Декарт указал философии ложный путь, ввел человечество в заблуждение. Ибо, человек может сказать, что значит "выглядеть деревом", но он не в состоянии узнать, что значит "быть разумом", ибо, он сам им обладает. Иными словами, человек познает истину, которую он сам создает, из чего следует, что "человеческие знания" неизмеримо более достоверны, чем естественно-научные. Человек не пассивный наблюдатель истории, он во всех случаях творит, когда он действует, думает и желает. Познавая мир человека, мы умственно "переживаем", "повторяем" творчество других. Это относится не только к современности, но и к историческому прошлому, не только к индивидуальному, но и к коллективному сознанию, не только к историческим временам, но и к доисторическим – к мифам и сказаниям, видениям и образам первобытности. Одним словом, вся совокупность исторических феноменов познаваема, поскольку их источник, их "творческое начало" можно обнаружить среди модификаций нашего разума. Вико, по-видимому, не делал различий между настоящим и далеким прошлым "внутреннего человека" и поэтому не видел трудностей в понимании исторического творчества людей различных эпох. Однако создатели мира истории являются в одно и то же время и частными индивидами, каждый со своими надеждами, страхами, амбициями, с одной стороны, и общественными индивидами, наделенными социальными ролями в системе социальных связей – с другой. Отсюда двойственность положения: с одной стороны, они "свободны" в действиях, продиктованных частными целями, с другой, они несвободны, так как, преследуя эти цели, они неосознанно, различными способами, меняют общественную структуру. При этом способ их действий зависит не от их частных целей, а от убеждений и отношений, свойственных носителям соответствующих ролевых функций, их исторически обусловленных состояний. Это значит, что человеческие действия всегда протекают в границах исторически определенного ментального горизонта и нормативных желаний, продиктованных исторически и социально. Только в рамках границ исторически и социально данных условий жизни индивид свободен. Следовательно, частные цели индивида, условия, детерминирующие способ человеческих действий, объясняют исторические изменения. Кроме того, общественные институты обусловливают принятие людьми решений, которых они сами, как индивиды, никогда не принимали бы. Итак, согласно Вико, характер человеческой истории обусловлен исторической и социальной природой творящих ее людей. Но наиболее поразительной чертой этой теории является гениальное указание Вико на глубокий разрыв между целевой мотивацией человеческих действий в обществе и их индивидуальными последствиями. История в определении Вико – королева наук, изучающих действительность. Превосходство исторического знания над всеми другими в том, что оно по типу является знанием причинным. Историческое знание наиболее достоверно. Оно богоподобно, поскольку способно постигнуть не только "что и как", но и "почему"; ему доступна тайна творения истории.

Для адекватной интерпретации взглядов Вико, следует предварительно ответить на два вопроса: что понимал Вико, говоря об "истинном", научном знании и почему подобное знание вещей доступно лишь их создателям? Ответ на первый из них не представляет большого труда: истинным знанием, по мысли Вико, является знание, проникающее до причин, до корней вещей, доискивающееся, что скрывается за их поверхностью. Человеческие действия являются выражением состояния ума и воли людей, поэтому проникновение в "причинный ряд" истории на любой ее глубине не представляет трудности. Исходные цели, мотивы "исторического творчества" являются общими для всех людей, вопреки различию культур. Под причинами Вико понимал условия генезиса и развития вещей. Поэтому знать что-либо для Вико означает знать причины его. Отсюда научное знание – это знание вещей посредством выявления генерирующих их причин. Такое знание предполагает установление регулярности, законов развития и функционирования. Недаром знание законов противополагается им знанию частности. В конечном счете знание законов и достигается проникновением в суть вещей, которая скрывается за многоликими частностями, составляющими их видимую поверхность. Следует отдать должное Вико – он не строил иллюзий относительно познавательной ценности современной ему историографии. В этом смысле он почти дословно повторил инвективы Декарта в ее адрес: "история оставляет нас в неведении относительно причин и почти бесконечных различий следствий, которые вызывают ужас сталкивающихся с ними философий, которые она сводила к форме науки, открывая в них принцип идеальной вечной истории." Как бы разъясняя содержание этого понятия, Вико продолжал: "повествование, в котором описывается течение дел человеческих, касается лишь их поверхности. Таким образом, нельзя уловить конкретную историю. Для того, чтобы ее рассказать, нужны специальные знания". У Вико имеется объяснение почему он считает, что те, кто изучает историю не только современную, но и далеко отстоящих эпох, способны познать ее наряду с творцами последних. Во-первых, общность человеческой природы позволяет знать, как и почему наши предшественники в каждую эпоху творили свое время; это дает потомкам возможность поставить себя на место даже далеких предков. В развитие этой мысли Вико обращает внимание на "модификации нашего собственного ума", своего рода умственные напластования, в которых как бы отложилась память о прошлых предоставлениях, изменившихся с течением времени, согласно которым предки строили мир истории. Но суть вопроса состоит в том, почему знание этого рода должно принимать форму науки, выйдя за пределы "здравого смысла” и используя категорию и формы объяснения? Ответ краток: потому что человеку требуется знать, что такое истина. Более того потомки на это даже способнее предков. Тогда как предки руководствовались при этом здравым смыслом, потомки, изучая их дела, руководствуются категориями философской теории. Между тем в развиваемой в "новой науке" концепции мира человека, заключен парадокс: познание этого мира возможно, ибо он создан людьми и должен быть интеллигебельным для них; в то же время, подобная наука жизненно необходима, так как на до-научном уровне "здравого смысла" этот мир представляется нам "темным", потому что люди создают мир спонтанно, вслепую. Таким образом, перед нами парадокс: то, что делает гуманитарную науку возможной – особая интеллигибельность этого мира – противоречит тому, что делает эту науку необходимой – "темнота" его. Круг замкнут. Поскольку гуманитарная наука необходима, то она невозможна на тех основаниях, на которых Вико противопоставляет ее науке о природе, причем в обоих случаях предпосылка одна и та же: "человеческий мир создан людьми". Отсюда сознание рассматривается Вико в качестве центрального, структурирующего исторический процесс элемента социальности. Речь идет у Вико о коллективной, безличной форме сознания, поэтому онтологически он гораздо ближе к объективно-идеалистической парадигме Гегеля, нежели к парадигме Беркли. Из трех типов ментальности – поэтической, героической и человеческой проистекают три концепции – теистическая, полутеистическая и гуманистическая. Соответственно изменяются все базисные институты общества, начиная с семьи и заканчивая политическими и правовыми. Общество с теистической концепцией реальности конструирует себя в зависимости от интерпретации природы Бога, а с гуманистической концепцией реальности – в зависимости от истолкования природы человека. С этой точки зрения история человечества – это история изменяющихся концепций и идей, последовательных модификаций человеческого сознания, постепенных прорывов разума сквозь завесу мифов и мистификаций к тому, что является нашим собственным творением. Заслуживает быть отмеченным, что в акте "называния" какой-либо социальной потребности Вико усматривал акт ее "создания". Вот почему он увидел прототип создания общественных институтов в создании религиозного культа. Впрочем, это заключение относилось только к первым социальным институтам, возникшим не рациональным путем, а в результате спонтанных коллективных восприятий и коллективных действий. Итак, идея, заключенная в "новой науке", явилась результатом приложения концепции разума к науке о человеке, рассматриваемом сквозь призму пространства-времени. Однако это было сделано на принципиально иных основаниях, в сравнении с приложением той же концепции к познанию природы. Вико ближе всего подошел к проблеме, которая в современной нам философии именуется философской антропологией. Основной вопрос, занимавший Вико в этой связи, заключается в выяснении отношений между природой и человеком, точнее – культурой. Если природа не только благая, но и источник зла, если она не только объект знания, но и источник веры, то как это противоречие отразилось в человеческой цивилизации? В историческом бытии человека?

Вико первым в истории исторической мысли объяснил прошлое человека в его отношении к настоящему. Принцип историзма, положенный в основу истолкования господствующей в обществах различных исторических эпох концепций действительности, послужил для Вико основанием для отрицания доктрины естественного права. Признание исторической обусловленности природы общества требовало признания подобной же обусловленности характера права. Право в обществе с одной концепцией действительности не признается вовсе в обществе с другой ее концепцией. Характерно однако, что указанный принцип, столь последовательно реализованный Вико в характеристике временного контекста различных сторон функционирования общества каждой данной ступени его развития, сочетался в его изображении всемирно-исторического процесса с биологической интерпретацией эволюции включенных в него отдельных человеческих общностей. Все они проходят через ряд ступеней, близких к тем, которые проходит в своей жизни человек: детство с его фундаментальной верой в мир богов – универсальное начало развития всех человеческих общностей, описывается им в терминах, характеризующих ментальность ребенка. Юность, когда человек начинает задумываться над окружающим, но делает это непоследовательно и неумело. И главное, что ему не удается – это гносеологическое мышление. Люди на этой стадии заняты деталями вещей, но не задумываются над их сутью. Ум человека достигает зрелости в "век человека", но теперь начинается порча его нравов. Привлекает внимание и то, как в новой науке раскрывается положение о языке как формирующем принципе истории. От того, каким образом используется язык, поэтически-прозаическим или метафорически-риторическим, зависит социальная структура каждой эпохи. Для Вико человеческая природа подвержена постоянным изменениям. Они проявлялись в изменениях языка, оказывались внутренним моментом, который обусловливал движение исторических форм общества. В целом у Вико преобладает пессимистический взгляд на природу человека: пороки всегда сопутствуют индивиду, и дело в том, в какой мере обществу данного типа удается держать их под контролем.

Историзм Вико основан на тезисе: мы способны познать объекты гуманитарных наук, ибо сами являемся этими объектами, точнее, наши деяния в качестве членов организованного и функционирующего определенным образом общества. Общественные институты: законы и правительства, города и армии, обычаи и искусства, формы семьи и религии – все это создания людей и мы, изучающие их, также являемся людьми. И хотя Вико признавал исторически изменчивый характер человеческой природы, но не в такой степени, чтобы созданное людьми в одну эпоху не могли понять люди иной, даже относительно отдаленной эпохи. Основанием для подобного убеждения служил его принцип: "Мы знаем это потому, что мы сделали это". Этот принцип позволил Вико возвысить познавательные возможности наук о человеке над возможностями наук о природе. Люди могут познать свою историю потому, что история подчинена "законам", созданным не Богом, не природой, а только самими людьми, и поэтому только они способны понять эти законы. Теория исторического познания Вико являлась реакцией на господствовавшую в XVII-XVIII вв. точку зрения о принципиальной тождественности законов развития природы и человеческого общества, возникшую на базе значительных успехов точных и естественных наук. В противовес распространенному мнению современных ему ученых, которые искали модель познания исторических процессов в естественных науках, Вико подчеркивал первостепенную роль истории в создании "новой науки о человеке". В его философии истории прежние представления о законах природы, пригодных для познания социальных феноменов, уступили место новому взгляду на людей, создающих общество в соответствии со своими представлениями. Хотя в своей историософии Вико не избежал элементов натуралистического историзма, тем не менее, именно он сделал решающий вклад в обоснование эпистемологического дуализма мира природы и мира истории. "Мы знаем это потому, что мы сделали это" – положение истинно новаторское, поскольку в нем заключены принципиально новые посылки исторического разума – логики более обширной, нежели картезианский разум. Поистине новая философия истории создавала фундамент для новой логики наук о человеке. Отныне ни провидение, ни фатальная необходимость, ни хаос, ни волнение, ни судьба, ни случай – ни каждый в отдельности, ни все вместе больше не управляли миром истории. Человеческая жизнь как непрерывное социальное творчество, продиктованное мерой понимания потребностей и необходимых средств для их удовлетворения, одним словом, как процесс цивилизации, разрешила эти антиномии, перед которыми останавливалась вся предшествовавшая Вико человеческая жизнь. Мир народов и гражданского порядка, системы мысли, научные доктрины, художественные творения, различия в религиозном опыте и формулировках светских принципов, духовные идеалы – все это плоды трудов самого человека, автономных актов творения. Подобным же образом, как люди сотворили все это и продолжают творить в своем путешествии через годы и столетия, они посредством разума стремятся придать всему этому структуру и открыть в нем смысл. С этой целью Вико и вооружил человека теоретическим основанием, дающим ему возможность усмотреть в истине его исторических условий функцию своего собственного творчества. В конечном счете, в формулировке принципа: "Мы знаем это потому, что мы сделали это" и была реализована цель "новой науки", которую Вико увидел в том, чтобы "открыть новый путь, в котором до него еще не следовал никто". Этот путь привел его в мир человеческого общества, основанного на динамическом равновесии между тем, что люди делают, и тем, что они могут знать и должны понять о том, как и что именно они делают. На почве концепции об универсализме законов человеческой истории сформировалась одна из ведущих идей "новой науки" – идея цикличности или круговорота в истории. Идеи Вико сыграли видную роль в становлении историзма, легли в основу различных школ и направлений философии истории от Гердера до Гегеля. Мы находим у Вико элементы современной философской мысли – идеализма, позитивизма, материализма, прагматизма, экзистенциализма, структурализма. Убеждение Вико в том, что существуют универсальные законы истории и формы генезиса общественных институтов, которые следует открыть в разных сферах человеческой жизни, оказалось более чем плодотворным в истории наук о человеке. На этой почве сложились новые научные направления – социология, философская антропология, сравнительная филология, история культуры, история религии, юриспруденция и психология.