Капиталистический (рыночный) проект

Либеральная (капиталистическая) версия Модерна предложила решение антропологической проблемы иррационального через подавление и эксплуатацию. Капитализм исходит из того, что человек изначально плох, он – эгоист, и нужно этот эгоизм ограничить (Право как способ ограничения) и заставить работать на Прогресс (с помощью рыночной организации). В 19 в. господствующей отраслью в обществознании становится политэкономия. Её антропологическая модель – homo economicus, человек экономический. Это модель «разумного эгоиста»: индивида, связанного с другими людьми исключительно обменными (рыночными) отношениями и стремящегося в социальных взаимодействиях к минимизации издержек и максимизации полезности. Этот образ человека лежит в основании идеи А. Смита о достижении общего блага через создание возможностей для удовлетворения индивидуального эгоизма. Обменный способ социальных взаимодействий приводит к проникновению рыночных конкурентных отношений во все сферы жизни. Образование здесь не стало исключением. Целью образования становится формирование человека эффективного. Антропологическим идеалом такого образования может считаться «self-made-man» – человек, сделавший сам себя, т.е. добившийся богатства и уважения своим трудом и талантом. В фольклорной версии это «миллионер из трущоб».

В сфере философии образования гуманизм и универсализм уступают место прагматизму Дж. Дьюи и его последователей. Прагматизм выдвинул идею useful knowledge – полезных знаний и «практичного образования» (англ. life adjustment education – образование в целях приспособления к жизни)[21]. Достаточно сложные и глубокие идеи Дж. Дьюи были впоследствии примитивизированы и приняли форму вульгарного прагматизма. Раз есть «полезные и практичные» знания, следовательно, должны быть «лишние и бесполезные». Так возникла идея «избыточного образования», ненужного в прагматичном рыночном обществе. Это ведёт в дальнейшем к утверждению принципа «человека-функции», одномерного (Г. Маркузе) в своей функциональности. Образование в рыночном обществе из блага превращается в услугу.

Подчеркнём, трактовки образования как «блага» и как «услуги» несовместимы. Услуги – это то, что продается и покупается на рынке на конкурентной основе (иначе исчезает понятие рынка). Эти услуги могут быть разного качества и стоимости, а следовательно не может быть равенства в покупке услуг – возникает естественная для рынка ценовая сегментация. Общественно значимое благо, напротив, гарантируется государством на началах равенства.

Для чего получать образование в рыночном обществе? Чтобы стать более эффективным и конкурентоспособным. Также как и потребление услуг, эффективность и конкурентоспособность – элементы рыночной идеологии. Провозглашая эту идеологию в качестве целей, мы совершаем опасную подмену. Конкуренция на рынке выгодна сильным и безжалостна к слабым. Качественные услуги доступны не всем, поэтому возникают новые формы неравенства – образовательно-экономические, когда невозможность заплатить за качественное образование обрекает большие социальные группы на положение социальных аутсайдеров. В России эти процессы пока, не столь явны, но запад уже успел оценить все их «достоинства». Так Ноам Хомски пишет: «приватизация [образования] подрывает некие устои, моральные принципы, которые с ней не сочетаются, и в частности понятие заботы о других. Система государственного образования подразумевает, что вам не всё равно, получит ли образование ребенок с улицы. А теперь все эти принципы пытаются искоренить»[22]. Другая опасность касается фундаментальной науки – далеко не всегда глубокий научный результат востребован рынком. Приватизация, о которой пишет Н. Хомски, затрагивает не только образование, но сказывается и на научной работе. Причём речь идет не о каком-то заштатном колледже, а о Массачусетском технологическом университете, финансирование научных программ которого переходит из общественных структур к корпорациям. Как справедливо указывает Н. Хомски, несмотря на отдельные исключения, «в общем и целом корпорация вряд ли захочет финансировать, скажем, исследования в области общей биологии, то есть такие, которые могут принести общественную пользу, но применение найдут не раньше, чем лет через 10-20. Скорее корпорация будет спонсировать научные работы, из которых она сможет извлечь свою выгоду, причем немедленно»[23].

Господство рыночной идеологии, помимо сказанного, неизбежно приводит к падению интереса к отвлечённому, не содержащему явной полезности теоретическому знанию. Вульгарный рыночный прагматизм формирует пренебрежительное отношение к традиционной, классической научной культуре. Это опять-таки раньше заметили западные коллеги. Примером может служить критическая работа профессора Чикагского университета А. Блума «Закат американской учёности», где он, говоря о фактической деградации гуманитарного знания, указывает на то, что гуманитарные науки более других несут урон из-за практицизма, отсутствия уважения к традициям[24].

Модерн как социальный проект, определявший историю человечества на протяжении как минимум последних 250 лет, сейчас переживает глубокий кризис. Ценности Прогресса, Свободы, Равенства и Права стремительно разрушаются, отвергаются теми, кто называет себя их носителями и превращаются в свою противоположность на наших глазах. Пожалуй, последним гимном Модерну следует считать «Конец истории» Ф. Фукуямы, книгу, написанную сразу после крушения Советской версии Модерна. Оптимизм Ф. Фукуямы быстро уступил место пессимизму Ж. Бодрийяра, З. Баумана, П. Бьюккенена и других крупнейших представителей западной гуманитарной мысли.