Истинное крестьянство как творец новой культуры 3 страница

Главная трудность состояла в том, чтобы не просто органи­ческую субстанцию называть «органической», но старательно проработать понятие «гумус». Этот вопрос будет подробно об­суждаться в последующих главах (глава II).

И все же сегодня даже в публикациях специальной литера­туры западных исследовательских лабораторий, и даже в лите­ратуре по искусственным удобрениям встречаются важные ут­верждения, что «без уделения должного внимания вопросам гу­муса дело дальше не пойдет», что «образование в почве хороше­го гумуса является основой всякого почвенного хозяйствования».

Тем самым можно сказать: органическая идея опирается на сельскохозяйственное мышление и уже не может быть отвергнута. Автор особенно в течение последних четырнадцати лет стре­мился эту идею поставить на предметно-научную основу и соз­дать органическую науку о почве. Еще нельзя сказать, что зна­ния органической науки о почве нашли всеобщее признание. Но что есть такая необходимость, уже никто из благоразумных лю­дей не отрицает, безразлично, к какому бы лагерю господству­ющих мнений они ни принадлежали. В особенности на Западе где эту проблему теперь рассматривают непредвзято и предмет­но и мало обращают внимания на устаревшие школьные мне­ния. Это характерно особенно для Запада, где повреждения про­явились сильнее всего и яснее всего стала недопустимость NPK-учения. Между так называемым органическим движением и биологически-динамическим методом есть существенные разли­чия, которые будут обсуждены в последующим главах. Здесь же предварительно скажем, что биологические процессы в природе в последние годы стали общим предметом воззрений, тогда как знание динамических процессов значительно отстает.

Германия, географически-биологическое положение которой считается одним из самых благоприятных, обнаружила, по-ви­димому, опасность в тот момент, когда еще был возможен воз­врат. Там создался круг биологически-динамических хозяйств, которые уже в 1924 году интенсивно и с успехом занимались этим вопросом. Постепенно была осознана грозящая опасность. Уже перед последней мировой войной архитектор Алъвин Сейферт («Дойче техник», сентябрь-октябрь 1936) писал об опасности остепнения Германии. Д-р А. Хайслер («Гиппократес», 8 июля 1937 г., с. 671) говорил: «Мы, урожен­цы Шварцвальда, уже почувствовали судьбы леса. Шварцвальд уже больше не может быть «черным лесом», но частично дол­жен стать лиственным лесом, поскольку почва обрабатывалась так односторонне, что пихты уже не могут развиваться одни. При мне в Кёнигфельде были уже повалены целые участки ле­са, и служба лесничества на местах, где исчезли пихты, выра­щивает восемь—девять различных сортов деревьев». Шварц­вальд особенно пострадал от войны. В интересах не только со­хранения климата мы надеемся, что еще не поздно попытаться заняться восстановлением лесов не только в Южной Германии, но и в соседних районах Северной Швейцарии. Пишущий эти строки, обращавший внимание на описанную проблему во время своих многочисленных поездок по различным странам в различ­ных частях света, с особой озабоченностью наблюдал развитие южного Шварцвальда. Уже в 1940 году в северных лесных гор­ных районах он наблюдал на одном из склонов деградацию гумуса, первые признаки эрозии и появление степных трав. Пражский географ д-р С. в устной беседе сказал, что наблюдается миграция степных трав с Востока в Богемию.

Тайный советник д-р X. С. Германн, Бреслау («Schlesische Heimat», 1937, N 2), пишет:

«Классический пример остепнения Силезии в вышеописанном смысле, то есть вследствие понижения уровня грунтовых вод, что результат производившихся в течение столетий регулярных разработок на Одере: если когда-то Одер, совершавший свой извилистый путь, по всей своей ширине был заперт плотинами, уже в 14 и особенно в 16 веке эти плотины в интересах судоход­ства были устранены. Вследствие проводимых после 1609 года осушительных работ в ходе столетий уровень воды понизился настолько, что целая область, по которой протекал Одер, сегод­ня лежит высоко над водой, и даже при сильном притоке снего­вой горной воды лежит выше уровня воды на 3 метра. Некогда богатейшие луга сегодня стоят поросшие скудной травой, в сухие годы они вообще являются бросовой землей. В редкие влажные годы с длительным повышением уровня воды можно с удивле­нием констатировать, что восстанавливается былое плодородие, которое когда-то было нормальным состоянием, это является до­казательством того, что для прежнего плодородия не хватает только воды. Действие на лес аналогично: если в 1509 году еще на 500 гектарах росли ольховые леса, то в 1822 площадь их бы­ла 300 гектар, сегодня же мы видим лишь жалкие остатки, со­держание которых оставляет желать лучшего. Из описанного изобилия ольхи вместе с дубами, тополями и вязами только то­поля изредка встречаются в низменностях, а вязы уступают ме­сто. Также почти совсем исчезает ясень. Дубы почти не омола­живаются, липы и грабы естественным путем размножаются только на свежих местах низменности, расположенной вдоль Одера.

Если сегодня в кругах географов лишенный леса, но интен­сивно засеянный злаками ландшафт называется «культурной степью», то это не просто обозначение для определенного вида ландшафта, но следует учитывать, что от него до истинной сте­пи всего один шаг. Легкое понижение влажности вследствие высыхания какого-нибудь водоема, понижение уровня грунтовых вод вследствие чрезмерного их использования для орошения или дренажа, и решающий шаг сделан. Уже упоминавшийся м-р Якс сказал, что если нарушено ключевое место водоснабжения, это может иметь необозримые последствия для состояния всей страны. Для Европы такими ключевыми местами являются поросшие лесом горы. Все страны, на территории которых нахо­дятся Альпы, а именно, Франция (Савойя), Италия, Австрия, Германия и особенно Швейцария, несут за это большую ответ­ственность. Счастливое историческое развитие, своеобразие этих стран дало возможность еще сохранять их в их биологическом значении. Южные страны, Балканы, Италия, Испания уже зна­чительно повреждены (например, Апеннины в Италии), и сегод­ня уже частично начинается восстановление лесов. Будет ли иметь успех это начало, зависит в существенном от того, будут ли действовать сообща с природой или будут выращивать де­ревья на основе абстрактных, может быть даже «научных» ме­тодов.

Американская сельскохозяйственная служба, наученная горь­ким опытом 1933—1937 годов, выработала с расчетом на перс­пективу «Программу сохранения земель» и тотчас приступила к ее реализации. Тем самым был уменьшен ущерб от вымываний и пыльных бурь. В годы, непосредственно предшествовав­шие войне, осуществлялся строгий контроль этих явлений. Весь ландшафт, особенно в южных штатах, был переформирован. Выращивались новые леса, были запрещены сплошные вырубки. Публикации «Службы сохранения земель» стали всеобщим до­стоянием не только в США, но распространились по всему ми­ру. Каждый фермер США стремился к добровольному участию в этой программе защиты почвы. Фермерам была обеспечена особая правительственная поддержка. Для выполнения этой программы ежегодно выделялись суммы в сотни и миллионы долларов. Автор на своем сельскохозяйственном предприятии также действовал в этом направлении. Он стремился продемон­стрировать, что такой способ ведения хозяйства, сохраняющий почву, возможен также для мелких фермеров, без помощи извне,. то есть средствами собственного хозяйства. Эта цель была достигнута.

Для поврежденных войной, менее богатых стран, которые не могут осуществлять миллионные проекты, возможна только са­мопомощь фермеров средствами собственного хозяйства. Пра­вительство и опытные лаборатории, однако, должны содейство­вать такой самопомощи советом и делом, а не отягощать фер­мера законами и предписаниями (как это порой делается).

Всякое хозяйствование во время войны и усиленные меро­приятия ради повышения урожайности, характерные для воен­ного времени, враждебны здоровым методам обработки почвы. Вследствие этого в Америке опять начались пыльные бури.

«Нью Йорк Геральд Трибьюн» 28.12.54 сообщает: «В еще неопубликованном сообщении «Служба сохранения земель» извещает, что опасность пыльных бурь на больших пространствах Среднего Запада в настоящий момент больше, чем раньше... Условия вдвойне опаснее, чем в прошлом году, и даже превос­ходят условия тридцатых годов... 944 района в 18 штатах объ­явлены районами стихийного бедствия».

Грандиозная программа в короткий срок была разработана для Италии. В Германии в научных кругах еще бытует ложное мнение, что почвенный вопрос может быть разрешен посредст­вом только NPK-удобрений. Поэтому все еще не считаются с представителями биологически-динамического образа мыслей. Трудностям, которые возникли в последние годы, противопостав­ляются величественные программы.

Во Франции автор в 1954 году делал доклад перед Француз­ской Академией сельского хозяйства. Там открыто говорилось, что минеральные удобрения породили множество почвенных про­блем. Но это ни к чему не привело.

При обсуждении с представителями итальянского правитель­ства в 1954 году он встретил полное понимание.

Но в любом случае страны, на территории которых находят­ся поросшие лесом горы, держат в своих руках ключ к буду­щему Европы. Ибо от внешней организации жизненного прост­ранства Европы зависит телесная основа состояния ее культу­ры. Изучение прежних культур показывает, что они брали свое начало от лесистых гор и находящихся под их защитой долин. Здесь необходимы совместная ответственность и согласие, и, как сказал генерал Сматс, проблема развития природы перекрывает чисто политические проблемы. Широкая биологически-динами­ческая деятельность всех стран Европы, участвующих в разра­ботке ключевых источников, могла бы создать сельскохозяйственный и лесопромышленный центр, который помог бы преодо­леть создаваемое человеком опустошение. Тем самым были бы.заложены основы для создания новой культурной эпохи. В ней не превалировали бы больше индустриально-технические и мер­кантильные интересы, преступающие законы и возможности жи­вой природы. Она стала бы соответствующим органом и служи­ла бы высшему организму, созданному совместной работой че­ловека (духа) и природы, так что мы могли бы назвать ее куль­турной эпохой.

Это требование, выдвинутое в 1937 году, сохранило свое зна­чение еще и сегодня (1955).

Теперь оставим этот образ и обратимся к отдаленному Во­стоку. Если на Западе «безлюдные фермы» бросаются в глаза как основные производственные формы, то на востоке и севере Китая, на больших низменностях вдоль рек мы встречаем противоположный образ: перенаселенность сельскохозяйственных областей. Если на квадратный километр приходится в Швейца­рии примерно 98 жителей, в Германии 139, в Англии 264, то в густонаселенных областях Китая и Японии приходится на квад­ратный километр от 700 до 800 жителей. Достаточно взять чи­сто сельскохозяйственные области. В провинции Шантунг для семьи из 12 членов плюс осел, корова и две свиньи нормальным землевладением считается 1 гектар площади (!). Если в Цент­ральной Европе сельскохозяйственное предприятие площадью 16 гектар едва может прокормить одну семью, в тех густонасе­ленных районах на той же площади кормятся 240 человек вместе с рабочими животными. Само собой разумеется, что это воз­можно только при чрезвычайно скромных жизненных запросах восточных крестьян и сельскохозяйственных рабочих. С биоло­гической точки зрения, мы удивлены производительной способ­ностью почвы, которая на протяжении тысячелетий питает это население. В Европе мы должны установить как факт, что об­рабатываемая в течение столетий почва часто уже становится неплодородной.

Интенсивные восточные традиционные методы обработки почвы основаны на почти с религиозным фанатизмом проводи­мой обработке гумуса и компоста. Растения, отходы, речная ти­на перемешиваются с землей в канавах и спрыскиваются водой, и в кратчайшее время все это превращается в гумус. Эта рабо­та производится вручную. Это улучшает почву, обеспечивает внутреннее ее проветривание и перемешивание. Выращиваются смешанные культуры примерно из шести различных растений. Чтобы увеличить поверхность почвы, все выращивается на от­косах канав и между ними. Минеральные удобрения введены только в последние годы. Исследователи, которые с профессио­нальными интересами побывали в этих землях, отмечали как редкое явление болезни недостаточности почвы. Таким образом, древнейшие методы обработки почвы наряду с улучшающей поч­ву ручной работой позволили поддерживать первоначальное плодородие почвы. И все же неестественная перенаселенность показывает, что также и здесь нарушено равновесие жизненного пространства. Если из больших долин подняться на ограничи­вающие их холмы и горные цепи, то мы видим голые, скудно поросшие травой степи и полупустыни. Перенаселенность пло­доносных областей контрастирует с опустошенными районами. Мы знаем, что, собственно говоря, нужда и теснота жизненного пространства побудила китайцев с религиозным благоговением проводить издревле апробированные методы обработки. Цен­ность унаследованной почвы определялась множеством законов. Земля была собственностью государства, а раньше императора. Если человек хорошо ее обрабатывал, она оставалась его собственностью, пока он ее обрабатывал. Если он прекра­щал это делать, она становилась собственностью государства. Если вследствие многочисленных наводнений кусок земли смы­вался водой, то крестьянин должен был «последовать за ней». Если он видел, что массы ила и земли намыло в каком-нибудь месте, он должен был их заселить. Если, к несчастью, это про­изошло в уже заселенной местности, то крестьяне, не пострадав­шие от наводнения, и крестьяне, лишившиеся земли, делили пло­щади на более мелкие участки. Если земля обнаруживала яв­ления усталости, то вся семья была обязана в корзинах перене­сти верхний слой земли в дом. Там земля многкратно старательно обрабатывалась навозом и растительными ос­татками, превращаясь в компост. Через некоторое время обнов­ленная земля снова выносилась в поле, и снова начинался ты­сячелетний круговорот.

Особой проблемой является удобрение фекалиями. Китай­ское, японское, корейское мелкое крестьянство вообще не име­ет в своем распоряжении других удобрений. Навоз (с соломой) используется как горючий материал, часто единственный, на котором можно варить. Кроме того, его слишком мало. Фекалии используются непосредственно. Очень редко они применяются для приготовления компоста. В Индии и Южной Африке созда­ются для этого долговременные кучи фекалиевого компоста. Применение свежих фекалий приводит к широкому распрост­ранению инфекции, особенно кишечных паразитов. Специали­сты сообщают, что число смертельных случаев вследствие пара­зитарной инфекции в последние десятилетия превысило число погибших на войне и от голода. Проблема удобрения фекалия­ми не может быть просто решена указаниями на то, что это вредно для здоровья или нежелательно по какой-нибудь другой причине. Решение проблемы компостирования является абсолютной необходимостью для этих беднейших из бедных.

Если на Западе мы говорим о природных катастрофах, сужающих жизненное пространство человека, то на Востоке мы стоим на пороге человеческой катастрофы. Перенаселенная зем­ля уже достигла границы своей урожайности и, тем самым, спо­собности поддерживать минимум человеческого существования. Наряду с этим имеются скудные горные склоны, голые, лишен­ные лесов. Процесс уничтожения лесов уже за 1000 лет до Р. X. захватил огромные пространства, и в основном завершился в 1388 году после Р. X. Исключение составляют только некоторые южные и юго-западные районы, частично граничащие с областями с субтропическим климатом. Водные ресурсы нарушены. Как только нарушается равновесие «лес — обработанные поля», тотчас становятся еще более выраженными крайности конти­нентального климата. Внезапные ливневые дожди, наводнения непосредственно сменяются периодами засухи, жары, холода. Не хватает сглаживающей, охлаждающей и согревающей регу­ляции леса. К тому же недостаток лесов в Китае ставит новую проблему: откуда брать горючий материал для варки и тепла?

Следующие места взяты из отличного описания профессора Ж. Вегенера (G. Wegener «Chinesisches Reich» в «Handbuch der Geographischen Wissenschaft», 1936): «На склонах гор видны либо редкая вторичная растительность, либо голые и лысые камни, верхние части этих склонов изрезаны дождевыми потоками. Равнины и долина пол­ностью заняты под посевы. Крайняя нехватка горючего мате­риала побуждает жителей также в используемых под земледе­лие землях истреблять растительность. Рихтхофен описывает с некоторого рода ужасом применяющийся в Северном Китае ин­струмент, с помощью которого вырываются из почвы даже об­рубленные корни. Корни трав, навоз и т. д. уже сегодня исполь­зуются как горючий материал. В Южном Китае, хотя он значи­тельно позже был заселен китайцами и плотность населения там значительно ниже, все же истребление лесов уже зашло доста­точно далеко и гигантскими шагами движется дальше; также с опустошительными последствиями. В особенности же в сосед­стве с плотно населенными областями, как например, область дельты Сикианг... Китайская культура, которая при своем кон­серватизме еще и сегодня в основном остается древесной куль­турой, нуждается в большом количестве древесины... так что это истребление лесов прогрессирует... этим объясняется, что даже привыкший довольствоваться малым китайский крестьянин пе­решагнул порог прожиточного минимума, и поэтому именно из этих провинций колоссальный поток беженцев затопил Маньч­журию. Лишенные лесов холмы и горные местности, составляю­щие примерно 50% всего ареала, остались неиспользуемыми».

Не нужно обладать пророческим даром, чтобы предчувство­вать, что в этих областях подготавливается человеческая катастрофа. Рудольф Штайнер указывал на необходимость исследо­вать влияние пищи как побуждающего фактора миграции наро­дов. Те народы, которые долгое время вели оседлый образ жиз­ни на одних и тех же почвах, чувствуют в своей организации «беспокойство» вследствие одностороннего питания и ищут сгла­живания этой односторонности. «Здесь, как и в других густонаселенных районах Китая, — говорит Ж. Вегенер, — появляется вид людей, который в непритязательности своих жизненных пре­тензий и в своей телесной и нервной жесткости настолько при­способлен к традиционно исполняемой ими работе в своей стра­не и за рубежом, что никакая конкуренция с ними невозможна. В этом и лежит, может быть, величайшая «желтая опасность», если когда-нибудь китайцы распространятся по земле в боль­шем количестве, чем до сих пор!»,

Поэтому неудивительно, что коммунизм собрал там богатый урожай и был с «любовью» и без сопротивления встречен сель­ским населением. Вначале были уничтожены крупные землевла­дельцы, которые эксплуатировали землю и мелкое крестьянство и держали их на уровне нищеты. Отеческая забота государства, точнее, партии и ориентировка на коллективное хозяйство про­будили в мелких крестьянах надежды. Всякая перемена каза­лась улучшением в сравнении с продолжением прежнего суще­ствования. Мне кажется, что недопустимость аграрной политики докоммунистического режима является главной причиной того, что Китай, как зрелый плод, стал добычей коммунизма. Вели­чайшим заблуждением было то, что считали, что с введением машин, NPK-удобрений и западных методов производства будут решены все проблемы без одновременного проведения крупной биологической консервационной программы природных удобре­ний.

Какова же ситуация в европейском центре в сравнении с обеими крайностями Востока и Запада?

Здесь умеренный климат, здесь господствует здоровое рас­пределение лесов и полей, озер и равнин, гор и лугов. Здесь еще господствует здоровое крестьянство, которое обрабатывает поч­ву традиционными методами. Но здесь уже внедряются техника, наука и хозяйственная необходимость, так что первоначально здоровые связи начинают расшатываться. Перед традиционным фермером или даже «механизатором выращивания» стоят проб­лемы болезни мировой почвы. Кто честно и открыто стоит в сельском хозяйстве, тот повсюду наталкивается на вопросы, да­же если он неохотно сознательно с ними считается. Это чувству­ет крестьянин, сознает исследователь, на рабочем столе которо­го громоздятся неразрешенные проблемы плодородия почвы, воспроизводства животных, борьбы с вредителями. Один веду­щий фермер высказал это кратко: «Последние двадцать летмы тщетно пытались приостановить этот процесс». Где искать по­мощь?

Глава II

ПОЧВА, ЖИВОЙ ОРГАНИЗМ

 

Пахотная почва содержит растворимые и нерастворимые ми­неральные вещества, воду, органические вещества, выделившие­ся из живых растений, органические и неорганические вещества, образовавшиеся при распаде корней, а также целых растений. Далее, почва пронизана такими живыми существами, как бак­терии, дождевые черви, личинки насекомых, в ней присутствуют и высшие животные, деятельность и распад которых также спо­собствуют преобразованию почвы, физическому (через рыхле­ние) и химическому (через пищеварение и тому подобное). Взаи­модействие всех этих факторов с климатом, годовыми и суточ­ными изменениями погоды и человеческой обработкой опреде­ляют плодородие земли.

Чисто минеральная, нерасщепленная скала в горах непло­дородна. Если же под воздействием тепла, мороза и дождя она.разрыхлится, на ней может поселиться первая жизнь. Выветри­вание постепенно создает пахотную землю, почвенно-растительный слой. Чем сильнее и чаще происходит этот процесс, тем плодороднее будет этот слой. Этот процесс повторяется из года в год, точит как расколовшуюся скалу, так и всякую уже обра­ботанную поверхность земли. Зимой, вследствие мороза и дож­дя, происходит физическое размельчение почвы, летом, под влия­нием тепла, облучения почвы происходит более химическое ра­створение. Процесс выветривания может продолжаться до тех пор, пока все растворимое не будет унесено водой, и различные составные части не отложатся в отдельные образования: песок, глина составляют главную массу «аллювиальной почвы» в противоположность содержащему различные камни поверх­ностно-выветренному грунту из силикатных и вулканических по­род, или мергелю из известняков. Отдельные камни в процессе выветривания поставляют различные вещества. Вулканическая лава иначе проявляет себя, чем, например, северные слюдяные сланцы. Та распадается быстро, образуя плодородную почву, те же неохотно, поставляя только скудный культурный слой. Известняки особенно устойчивы к выветриванию и покрыты лишь тонким слоем жесткого мергеля. Ближе к югу процесс хи­мического выветривания, прежде всего окисления, под влияни­ем солнечных лучей проходит интенсивнее. Но здесь часто не­достает воды, что препятствует повышению плодородия.

В жарком, тропическом климате происходит иного рода вы­ветривание и образование гумуса, нежели в зонах с морозными зимами. Где всегда сохраняется почвенный покров и в доста­точном количестве выпадают осадки, там образование гумуса и связывание азота происходит быстрее и мощнее, чем в холодном климате. Быстрее происходит выветривание камней. Если же почвенный покров исчезает, быстрее происходит разрушение гу­муса. Тогда явления эрозии распространяются с колоссальной скоростью. Тогда повышенная растворимость минеральных ве­ществ ведет к быстрому распаду. В тропических колониальных хозяйствах можно помочь тем, что с окультуренной земли сни­мать один-два урожая (например, табака в Индонезии), затем позволить на этом месте снова вырасти дикому лесу, и через семь-одиннадцать лет опять осваивать целину. Для маленьких хозяйств, которые в густонаселенных областях должны обеспе­чивать себя продуктами, собранными с трети гектара, это, конечно, неприемлемо.

Холодные, влажные северные почвы сопротивляются вывет­риванию и образованию гумуса. Примечательный феномен наб­людается на Аляске, в зоне вечной мерзлоты. Было обнаружено особенно сильное связывание азота и образование нитратов. Автор исследовал пробы почв Аляски с как нигде высоким со­держанием нитратов. Что лежит в основе этого процесса, еще не совсем ясно. По-видимому, там существуют мельчайшие, свя­зывающие азот организмы, имеющие колоссальную работоспособность. Эти почвы остаются открытыми от трех до четырех месяцев. Мороз обеспечивает сохранность получившихся органи­ческих веществ. Во всяком случае, эти почвы не обрабатывают­ся интенсивно.

Таким образом, всякая почва находится в определенном со­стоянии выветривания, в зависимости от геологического проис­хождения и возраста. В нее внедряются органические процессы. И гниющие тела растений и животных поставляют гумус,

Качество и количество гумуса определяют плодородие поч­вы. Не все органические составляющие части почвы безусловно должны присутствовать в форме гумуса или сгнивших остатков. Примерно 40% органических составных частей почвы являются гумусоподобными веществами. Содержание коллоидальных ис­тинных гумусных веществ само по себе даже в богатой органи­ческой субстанцией почве относительно мало—в умеренной зоне и при интенсивной обработке земли составляет примерно 1%. Если неорганические части, в зависимости от климата и обра­ботки почвы, выветриваются по-разному, то для органических составных частей поле деятельности еще шире. Из этого мно­жества возможностей отметим основные. При сильном провет­ривании почвы, жаре, длительной засухе, сильном солнечном облучении органические вещества очень быстро разлагаются, конечным продуктом становятся углекислота, аммиак, то есть азот, и вода, и эти вещества теряются для сельского хозяйства. Закрытая поверхность почвы, влажность, холод, дли­тельная пасмурная погода, скопление в почве воды, недостаточ­ный дренаж обуславливают сдвиг в сторону перенасыщенных углеродом, бедных кислородом гумусных веществ, которые все более и более закисляются и постепенно от недостатка воздуха превращаются в торф. Такая почва очень богата органической субстанцией, однако она находится в кислом, заболоченном со­стоянии, и поэтому прямо не пригодна для использования. Не хватает важнейшего коллоидного, нейтрального гумуса. Мы имеем в этом случае дело с мертвой для сельского хозяйства массой.

При этом следует заметить, что точной химической формулы гумуса не установлено; мы имеем здесь дело, скорее, со смесью продуктов распада, в большей или в меньшей мере содержащих углерод, азот, кислород. Поэтому в любом случае существен­ным фактором является состояние гумуса. Степень органическо­го распада вместе с состоянием почвы — химическим и физическим — определяют его ценность.

Как уже было сказано, почвы с повышенным органическим содержанием субстанции — выше 2% — биохимически ведут себя совершенно иначе, чем почвы с низким содержанием — в особенности ниже 1,5%. Общеупотребительный анализ почвы со­вершенно недостаточен и при высоком содержании гумуса не отражает существо дела.

В этой области в последние десятилетия господствует боль­шое заблуждение. Почва представляет собой живую структуру. Это всегда следует иметь в виду. Надо также учитывать сезон­ные колебания в доступности минеральных веществ и почвен­ной жизни. Совершенно прекращается жизнедеятельность толь­ко при сильном и длительном морозе, поскольку деятельность антиномицетов мы еще наблюдаем при —3°С. Сухость быстрее приостанавливает почвенную жизнь. Но в обоих случаях сохраняются жизнеспособные клетки и споры. Высшая точка деятельости во влажно-тёплом состоянии достигается в северном полушарии в мае и июне, вторая в сентябре и октябре, а в теплых местах еще и в ноябре. Низшая точка деятельности приходится нa жаркий и сухой июль, август, сентябрь, затем на январь и февраль. Соответственно этому растворимость и способность к связыванию подвержены сезонным колебаниям, поскольку они представляют ведь функцию почвенной жизни. Один и тот же участок земли дает разные показания в марте и в октябре. Но где на это обращали внимание раньше? При точном рассмотре­нии вообще нельзя сравнивать между собой два анализа, сде­ланные в разное время года. Здесь дело обстоит также, как с калифорнийской пустыней. В определенное время, ранней вес­ной мы наблюдаем пышное цветение, в остальное же время го­да — пустыню.

Если взять пробу почвы во время цветения, можно ошибить­ся в лучшую сторону, если же в сухое время года, то можно об­наружить явления недостаточности, которые, впрочем, обуслов­лены только временем года. Поэтому важно считать в относи­тельных и абсолютных значениях.

Но где в литературе найти необходимые данные об этой пе­риодичности? К колебаниям результатов анализа, прежде всего, проводимого методом экстракции, составляющим порой 200%, добавляется сезонная проблема. А поскольку при высыхании и длительном хранении пробы также наступают изменения, мы имеем дело с еще одним источником ошибок. На одном из соб­раний американских почвоведов однажды открыто и непредвзя­то обсуждались вопросы. Некоторые из известнейших специа­листов в этой области говорили, что бессмысленно далее рабо­тать с использованием принятых ныне методов анализа, и что они это делают, потому что «их просят об этом». «Сколько бе­рете вы за анализ?». — «50 центов», — сказал профессор Труог из Висконсии. — «Но это невозможно. Анализ стоит минимум 4—5 долларов». «Но, — отвечал Труог, — мы определяем только кислотность (рН) и состав кальция. Затем мы спрашиваем у крестьянина, растет ли у него люцерна. Если «да», то мы ему сообщаем, что в его почве достаточно питательных средств». — «Да, это вы можете за 50 центов!».

В Германии обычно применяют метод анализа Нейбауэра, более биологический метод, но и он дает большие ошибки, по­скольку отношения растворимости в корневой области прора­стающего и начинающего расти растения иные, чем в корневой сфере взрослого растения. 20—25 лет тому назад противники биологически-динамического метода спрашивали, удовлетворяют ли наши результаты ведения хозяйства методу Нейбауэра. Сегодня можно убедиться в том, что методы исследования био­логических отношений в почве неудовлетворительны, и что по­этому для суждения часто выбирается недостаточный масштаб. «Как растет» часто бывает более верным критерием, чем ученое мнение В наших собственных исследованиях, которые были. опубликованы, эти проблемы освещены.