Илигде обитают сказочные принцессы. 3 страница

В.: Понятно.

П.: Да, чуть не забыл! Этот Л. Ф. еще и исцелял! Внешне все честь по чести — слова обращения к Богу, дескать, мы в смирении пред Тобой Господи, яви Свою милость, если Твоя воля, восстанови прибегающего к Твоему милосердию!.. И у Л. Ф. исцелялись. Я не знаю, как офицеры госбезопасности относились к тому, что их люди как-то очень быстро обращаются в чудотворцев. Может, ржали над тем в курилках, а может, наоборот, будучи атеистами, все равно, как подручные Мирзы проникались ощущением, что и они приобщены к “великому космическому делу”. Не знаю, но интересно, каким образом это свойство агентов КГБ исцелять фиксировалось в их учетных карточках! Какой графой? “Стал сотрудничать с такого-то, исцелять начал с такого-то, первая успешная евангельская кампания тогда-то”.

В.: Жаль, что я всего этого раньше не знала.

П.: Я тоже не знал. Это я сейчас могу такие обобщения делать. Да и то с твоей помощью. Но и раньше, еще до встречи с тобой, оказалось, что агенты КГБ для меня род особый. Я раньше пофамильно не знал, кто есть кто, кто агент, а кто — нет. Но замечал, что одним из начальства (очень немногим) я нравился, а другим — напротив, необъяснимое раздражение. И не знал почему, ведь, казалось бы, на словах они одно и то же учение исповедуют. А теперь, когда стал писателем, люди сами приходят и рассказывают, кто какие тайны знает. А уж про контроль КГБ над Церковью прежде всего. Кто, когда и при каких условиях был завербован. Я знаю несколько человек, которые эти материалы собирают. И в результате всех этих рассказов вдруг выявляется совершенно четкая закономерность: кого к наушничеству принудить не смогли, тем я нравлюсь, а тем, кто сотрудничать хотел — тем нет.

В.: Хотел?

П.: Именно хотел. Потому что, кто не хотел, легко мог отвертеться. Как тот пастор, который ходил по соседям. Способ-то достаточно общеизвестный. Духовный учитель — это не только социальное положение, но, прежде всего, психологическое состояние. Человек отождествляет себя со вселенной, все остальные — букашки, внизу мельтешащие. Если к этому прибавить мнение о себе как о принесенной плотской жертве, кровавом трупе, ради служения поправшем в коридорах КГБ элементарную человеческую порядочность, то это — скачок в гипнотических способностях. А это — способ решения проблем подчинения прежде всего кого-то из домашних. Скажем, способ угодить жене. Отключая ей критическое мышление, тем создавать ощущение уверенности. Уверенности в будущем, в верности избранного пути, в верности выбора супруга. Ей будет хорошо, как царице — рядом с Гришкой Распутиным. Как немкам на национал-социалистических собраниях. Угодить жене, причем анального типа… Скажем, детей делает, но как мужчина несостоятелен — что делать? Зато взамен — чувство уверенности! Энергетический алкоголизм. Да-да, все, в смысле целей, обычно проще, чем может показаться. Поэтому сотрудничество с КГБ — это выигрыш, прежде всего, психологический, мощный импульс садо-мазохистскому маятнику, а уж проявления — следствие. Скажем, способность быть “духовным” вождем. Так вот, повторяю, собрав достаточный объем информации, я обнаружил интереснейшую закономерность: меня на дух не переносят те служители Церкви, которые или сами были агентами, или их отцы ими были, или воры. Посмотрят эдак на меня внимательно, ну прямо как тот блудливый пастор, и заявляют, что я для работы в Церкви не гожусь. Ну совсем!

В.: Так это они сами не годятся!

П.: Так это-то и есть самое интересное! Ведь сами себя на логическом уровне они совершенно искренне оценивают, как наиболее фундаментальную часть Церкви, и может даже создаться впечатление, что они здравую себя оценку вытеснили настолько, что извлечь ее и сформулировать не способны. Но не так это!! Встречаясь с человеком-зеркалом, на суд над собой они, оказывается, вполне способны! Как в твоем Центре.

В.: Да, это они могут. Это точно.

П.: Ведь до каких форм идиотизма доходило! К примеру, заказали мне перевод одной очень важной для Церкви книги. Перевод взял посмотреть человек, на сотрудничество с КГБ не согласившийся, образование гуманитарное, практически филологическое, богословская степень наивысшая. Прочел и говорит: удивительный перевод! Уникальный. И в первую очередь с точки зрения адекватности перевода. Смысл передан поразительно точно. Обрати внимание: адекватности! Потом в руки перевод берет кэгэбист с точно такой же наивысшей богословской степенью, но только без светского образования, в том числе и филологического. И заявляет, что перевод во всем вроде бы ничего-о-о, но только чего-то не хвата-а-а-ет. “Недовыражен”, говорит, смысл подлинника. Иными словами, неадекватен. Видишь ли, в обиходе у переводчиков в ходу, по сути, только два параметра качества перевода: адекватность и литературность языка. Оценка текста как биофильного или некрофильного отсутствует. То есть она где-то, в каких-то умных академических статьях, возможно, и предлагается, но в среде переводчиков не в ходу. И в адвентистской Церкви тоже. Что, кстати, вполне закономерно, если вспомнить, какой организацией подбирался, или, во всяком случае, одобрялся командный состав Церкви… Психология вообще как лженаука подается… А между тем это, безусловно, самая важная характеристика текста! Естественно, если некрофил берет в руки текст биофила, то он подсознательно чувствует: что-то “не то”. Если биофильный текст — авторский, то некрофил издательскому совету (владеющему только двумя характеристиками: литературность и адекватность) внушит, что хромает содержание, а если это перевод труда признанного иерархией богослова, то некрофил его отвергнет по якобы причине недостаточной его литературности, либо неадекватности. Кэгэбист, о котором рассказываю, все-таки был достаточно опытен — столько лет на плаву! — и не рискнул обвинить меня в создании текста недостаточно литературного. Он был бы попросту смешон. Поэтому, естественно, вынужденно оставалось объяснить “не то” неадекватностью. Что и было проделано. Итак, что в итоге получилось? Два прямо противоположных отзыва об адекватности — одно от кэгэбиста, другое от специалиста. Как ты думаешь, чье мнение победило в христианской церкви? Специалиста, но не кэгэбиста, или неспециалиста, но наушника? Богословские корочки, повторяю, одинаковые.

В.: Если я правильно поняла, специалист более биофилен?

П.: Несомненно.

В.: Тогда человека от КГБ. Его мнение показалось более убедительным.

П.: Правильно. Так и случилось. И ни один из церковной иерархии против и не прокукарекал. И это в эпоху после развала КГБ! Когда у церковных агентов уже появилась возможность действовать самостоятельно. Но самостоятельность от КГБ не означает самостоятельности от некрофилии.

П.: А что было дальше?

В.: А дальше эту книгу дали переводить другому, более, видимо, благонадежному, но он сделал перевод настолько кошмарный, на русском языке таком ломаном, что пришлось отдать третьему. А третий, то есть, третья русским попросту не владеет. Я узнаю это дело — иду к агенту. Во время богослужения дело было. Он как раз закончил проповедь, духовное, так сказать, наставление. Все расходятся довольные, как и вообще все зомби после сеанса. Агенту, естественно, почести, восхищение от подчиненных и паствы. Словом, все как в пророчествах. Подхожу я к этому агенту и говорю: слышал, вы дали книгу — назвал имя — переводить. Она не справится, не в силах справиться, хотя бы уже потому, что у нее с русским языком нелады. Этого дара у нее нет. Может быть, вы дадите мне мой перевод обратно, я пересмотрю, поправлю, может, действительно что проглядел? Ведь колоссальные деньги напрасно растрачиваются. Да и время уходит. А агент мне говорит: сделать ничего невозможно, у вас не получится. Смысл текста — э-э-э… — недовыражен. Тут мне, как тебе среди целителей, эмоции его передались, и я говорю: тогда вам перевод этой дамы понравится, ведь “встанем на наши ноги” для вас верх довыраженности!

В.: Что-что?

П.: “Встанем на наши ноги”! Предположим: “Встанем на наши ноги и поприветствуем наших гостей”.

В.: Глупость какая.

П.: Правильно! Для тебя, как для здорового человека — глупость. Потому что для человека с неотключенным критическим мышлением сразу же возникают два вопроса: “А что, разве в церкви принято становиться на чужие ноги?” Принято, поэтому сейчас необходимо специально оговорить — сегодня становимся только на свои? Или второй вопрос: “Что, разве принято становиться на голову? Или — на уши?”

В.: Смешно.

П.: Смешно. Потому что для неодурманенных это попросту не по-русски. По-русски просто: “Встанем, поприветствуем…” Так самое интересное заключается в том, какая у кэгэбиста была реакция! Стал красным, как перезревший помидор на помойке, затрясся! Трясется-то трясется, но знает, что могут увидеть. Глаза бегают — не привык, что перед ним не на четвереньках. Потом взял себя в руки, косится по сторонам — заметили или нет. Но самое интересное даже не в том, какая была реакция, а в том, что она была. А раз была, следовательно, человек прекрасно понимает, пусть подсознательно, что он делает. Иными словами — сознательно “своими ногами” глумится. Но это глумление не просто удовлетворение некрофилических потребностей! Раз это проделывается на богослужении, с кафедры, во время проповеди — это кощунство.

В.: Это может подсознательно делаться.

П.: В данном случае это даже не важно: сознательно, подсознательно, бессознательно или еще как иначе. Главное, он все моментально понял. Я не думаю, чтобы он не знал, что “встать на свои ноги ” это идиотизм в смысловом и стилистическом смысле. Полагать, что столь значительный церковный функционер дошел до такой степени идиотизма, было бы уж совсем несправедливо. Конечно, признанными специалистами становятся вовсе не специалисты, а признанные, но этот, все-таки, некоторые правила игры соблюдает. Но “вставать на свои ноги” мне кажется идиотизмом особого рода. Рядовому пастору принять и повторить эти “свои ноги” — как расписаться в абсолютном, беспрекословном, бездумном подчинении: мозги отключил, смотрю с обожанием на “старшего брата” и несу ту ахинею, которую он в меня вложил. А тот наблюдает: примет — не примет? Принял — свой, предан, не раздумывает, не сомневается. Это как контракт с КГБ: подписал, запачкался, следующий шаг уже легче. Великолепный способ контроля за подчиненными: повторяет — под колпаком, нет — нет, надо думать, как от него избавиться… А знаешь, как избавлялись?

В.: Как?

П.: Когда в КГБ было принято решение, что “красный помидор” отныне должен стать самым главным и самым духовным в СССР христианином-адвентистом, он немедленно подчинился и развернул кипучую деятельность. В некоторых районах было просто: достаточно было договориться с областным церковным руководителем, и все, прежде отдававшиеся под его начало, автоматически становились красными. Благо образ мышления менять было не надо. Но не везде так было. Не везде была эта стадная преданность начальству, — кстати говоря, в Библии напрямую запрещенная. В некоторые общины этому “красному помидору” — или попросту “красному” — приходилось приезжать лично или присылать своих эмиссаров. Разговор бывал, разумеется, недолгий. Дескать, так мол и так, вставать отныне будете на свои ноги, а деньги, соответственно, пересылать нам. А еще мы вам повелеваем веровать, что чем больше вы нам их перешлете, тем больше у вас шансов на спасение, ибо сказано: “доброхотно жертвующего любит Бог”! И тут оказывалось, что общины во мнениях разделялись. Только часть “вставала на свои ноги” и начинала славословить Бога за “открытый им новый свет”. Другая часть не соглашалась. Случалось, за “красным” шла лишь меньшая часть общины. А большая — а хорошие, видать, были общины! — посылала его куда подальше. И вот тогда вмешивались власти. Большую часть общины лишали регистрации — а раньше за проповедь вне церковного здания полагалась тюрьма, лишение регистрации было своеобразным удушением — а отобранное у большей части общины здание передавали меньшей части, чтобы было где, “встав на ноги”, сдавать пожертвования. А отказавшихся — кого куда…

В.: Откуда ты все это знаешь?!

П.: Дело нехитрое. Люди рассказывают. Да и книги уже на эту тему публикуют. Держал в руках изданную в Америке переписку изгоняемых с Генеральной конференцией — руководством Всемирной Церкви адвентистов. “Что такое творится?! — писали. — Ведь вашим именем все делается!” И подробности: разгром, вражда, разделение, силовая помощь властей…

В.: А Генеральная конференция?

П.: А те тоже поддерживали “красного”. Что, вообще говоря, наводит на размышления. Как такое может быть, что у КГБ, цель которого — мировая революция и повсеместное уничтожение состоятельных как класса, то есть, американского среднего класса в первую очередь, — в точности то же мышление, что и у “христианской” малой церкви, центр которой недалеко от Вашингтона?! Кто у кого “под колпаком”? А может быть, обе эти централизованные организации “под колпаком” у какой-то третьей?..

В.: Словом, кругом обман.

П.: Да. Только попасться на него могут лишь те, кто этого хочет. Можно не путешествовать и не знать, что происходило в недалеком прошлом в других частях страны. Можно не владеть английским, чтобы познакомиться с опубликованными документами. Но авторитарное мышление: “ты начальник, я — дурак” ни “красному”, ни его приспешникам не спрятать. Оно проявляется во всем: в стиле жизни, психике деток — а они у них кто вор, кто эмигрант, кто церковный начальник, психологически это все одно и то же, — проявляется в стиле речи, уродовании языка… Словом, своего они добились: иерархия вставала-таки “на свои ноги”, и по нескольку раз за богослужение: “встанем на свои ноги и помолимся…” Словом, всякий, подчинивший себя некрополю, восторгается не только самим источником, но и его эманациями — исковерканное русское слово кажется красивее, привлекательней, убедительнее. Вот так. А кто сохраняет верность чистоте языка, тот, следовательно, уже “не то”. “Недовыраженный”… Ни один некрофил не в состоянии сопротивляться влечению распространить свое влияние на весь мир, в эффективности этого своего влияния он хочет удостовериться, причем, желательно, на каких-то материальных объектах, поэтому, естественно, те каналы публикации церковной литературы, которые он контролирует, он постарается пропитать тем же духом “своих ног”… Одним словом, ту чрезвычайно важную книгу выпустили. Аж через три года после того, как я закончил перевод, но выпустили. Но не просто так, а в два этапа: отпечатали несколько сотен экземпляров, и вдруг выяснилось, что многие в ней места “довыражены” с точностью до наоборот! Представляешь? Проще это называется — ересь. И это в результате такой долгой работы! Две с лишним недели думали, что делать…

В.: И?

П.: Допечатали. Переделывать не стали — оставили в том же виде. Думаешь, этому кэгэбисту по шапке? Ничего подобного — все так же произошло, как и с Л. Ф. Почести, восторги — любимое некрофилическое чувство. А насчет книги… Вот уж точно, если здоровому человеку ей пользоваться по прямому назначению и невозможно, то объектом изучения для историков и психологов она быть вполне может. Скажем, для изучения некрофилии. В ней, выражаясь языком того кэгэбиста, все “довыражено”. Это не просто плохо сработанный текст. Это нечто большее. Дело в том, что люди, обыкновенные, я имею в виду, реагируют не столько на содержание, его они могут не понять или недопонять, сколько на стиль. Это так! Для женщин неважно, кто и о чем писал книгу; главное, чтобы в тексте почаще встречались слова: “нежно”, “мило”, “хороший”, “истинная любовь”, “возвышенное чувство”… Есть, конечно, и более тонкие читатели. Скажем, как Лев Толстой. В его время все восторгались Шекспиром как непревзойденным гением, и как только свой восторг ни объясняли: и афористичностью языка, и мастерством сюжета, и особой духовностью, и так далее. Один лишь Лев Николаевич считал Шекспира бездарем и поносил его по малейшему поводу, даже написав на эту тему пространную статью. Льва Николаевича современники сочли оригиналом, а его оценку Шекспира — причудой гения, нисколько не подозревая, что мысль Льва Николаевича “поддержат” в будущем такие авторитетные деятели, как… Гитлер и Сталин.

В.: Неужели?

П.: Поддержат в переносном, разумеется, смысле. Естественно, они высказали противоположное Толстому мнение, чем и доказали правоту Толстого. Казалось бы, и фашисты, и коммунисты поносили друг друга, воевали друг с другом, и из этого, якобы, следовало, что они разные. Но удивительное дело! И в Германии, и в Советском Союзе 30-х годов самым почитаемым, приемлемым и “духовным” драматургом был… Шекспир! Его ставили во всех театрах, верный вождям народ шел валом, благоволило и руководство. У Шекспира много религиозных фраз, но это неважно, — и атеистам, и фашистам Шекспир был созвучен именно на подсознательном уровне. А Толстому — нет! Это — в стиле. И так во всем. В том числе и в книге богословского жанра. Даже будь в той книге, о которой я рассказываю, с богословием все в порядке, если стиль ее с некрофилическим душком, то, естественно, что склонных к биофилии, то есть как раз тех, ради кого Слово и воплотилось в Иисуса из Назарета, этот текст отпугнет. И наоборот, этот душок привлечет в Церковь публику противоположную, тяготеющую к некрофилии, которая, пусть на логическом уровне не умея некрофилический стиль определить, все равно почувствует нечто свое, родное. “Довыраженное”!! Поэтому правы те мудрые люди, которые говорят, что кэгэбщина будет сказываться на жизни Церкви еще долго, не одно десятилетие. И не важно, что вымрут собственно те, которые с доносами в руках протоптали на коврах в известные кабинеты дорожки. И дело даже не в том, что останутся их детки, которых отцы усадили в Церкви на самые выигрышные и для кармана, и для путешествий, и для гордости местечки. И не в том, что уже родились внуки и внучки, любимая игра которых — вытолкать всех остальных детей из песочницы; поведение этих деток для специалиста — открытая книга, в смысле распознавания тайн характеров плотских родителей. Вся система подбора кадров, я имею в виду пасторов, десятилетиями контролировалась. Как ни крути, но главное условие заключалось в том, чтобы человек мог “довыразить”. Поэтому они вполне искренно — на логическом уровне — будут выкорчевывать, где удастся, все то в церковном издательском деле, в чем почувствуют “не то”. И как они это будут называть, — “довыражение” или очищение, убеление или просветление — не важно. Одни последствия их контроля над издательской деятельностью Церкви — на десятилетия.

В.: Тебя никто не будет слушать. Не только агенты, но и те, кто под их энергетическим контролем — тоже.

П.: Я знаю. И никому, кто с полуслова не понимает, ничего доказывать и не пытаюсь. Бесполезно. Что предсказано, то и исполняется. Предсказывалось, что “звезды”, то есть кумиры церковные, в представлении паствы наидуховнейшие “пастыри”, непосредственно перед Пришествием будут падать. А какие могут быть звезды у необращенных? Открываешь периодические издания Церкви — портреты некрофилов. Классические выражения губ. На тех же фотографиях — паства, взирающая на них с комсомольским задором. Кроме портретов — стиль. Канцелярит. Кроме стиля — содержание. Начинаешь в церковных изданиях читать про психологию и психиатрию — диву даешься, слово в слово мысли из целительских изданий. Толстого поносят. Намеки на то, что “не судите кэгэбистов — не судимы будете”. Для подобного рода материалов издания открыты всегда, а вот когда мою повесть “Чужие” стали в одном из них печатать с продолжением, то реакция была бурная. Тот же самый агент “со своими ногами” распорядился, чтобы публикацию прекратили, дескать, народу не нравится.

В.: Народу? Как так? Ко мне столькие подходили, хвалили. Говорили, насколько, прочтя повесть, они стали доброжелательней к людям относиться. Как так?

П.: А так. У подавляющих всегда — “народ”. Без конкретных имен, чтобы нельзя было проверить. И чтобы значительнее звучало. Этому даже в Хаббард-центре учат. У Хаббарда, правда, не “подавляющие”, а “антисоциальные” в соответствии с американской школой психологии. В те годы предпочитали термин “антисоциальные”.

В.: Так ведь это же одно и то же?

П.: В общем-то да. Просто дань уважения к вложившим свой труд. Так вот, мне редактор того издания рассказал: пришел тот агент и приказал, чтобы публикацию прекратили, потому что народ требует. Представляешь, какой скандал? Четыре выпуска уже напечатали, или даже пять, а потом приказ: прекратить. И редактор прекратил.

В.: И даже не сопротивлялся?

П.: Может быть, и сопротивлялся. Но не настолько, чтобы об этом кому-либо стало известно. Мартины Лютеры у нас что-то не проявляются. Все тихо. То есть оно, конечно, когда вдруг найдется правдолюбец и ничего не останется сделать иного, как пнуть кэгэбиста под зад, найдется чрезвычайное множество людей, которые добавят…

В.: Многие как раз из его людей!

П.: Это всенепременно. Возможно даже, собственные детки. Подавляющих только так и провожают. Некогда восторженная толпа из фазы “мазо” в “садо” переходит легко. Трупы убитых римских императоров толпа нередко скидывала в Тибр. И тут же “мазо” по отношению к следующему… “Императоры” об этом знают и с толпой потому особенно не церемонятся. Встают им не только на ноги, но и на голову. Так было, соответственно, и будет… А что до запрещений публиковать… И это в истории Церкви уже было. Да только кто ее хочет знать, эту историю? И напрасно — себя обделяют. В свое время, когда Елена Уайт* написала свою великолепнейшую книгу “Путь ко Христу”, в Церкви ее публиковать не стала.

_________________

*Елена Уайт (1827—1915) — христианская писательница. Ее отличает отчетливое неавторитарное мышление — следствие, среди прочего, образования, полученного вне существующих педагогических иерархий. Ее труды опубликованы на десятках языков мира. Доступные русские так называемые переводы ее книг не передают красоту стиля и глубину мысли Елены Уайт, подчас даже смысл изменен на противоположный, поэтому советуем читать ее в подлиннике.

В.: Почему?

П.: Из-за иерархии. Знала, что посекут, изрежут, изуродуют купюрами. А такие вещи, как кромсать чужие произведения, можно делать, только прикрываясь формулой “народ требует”. А народу, как известно, по вкусу только то, что на пользу императору церковной иерархии. Я, разумеется, не могу знать, как это делается в коридорах церковных иерархий. Наверное, про “Путь ко Христу” решили, что, дескать, бездуховная, не может принести пользы в деле евангелизации страждущего населения планеты.

В.: Не может? Ведь чудесная книга!

П.: А вот именно потому, что чудесная, иерархию она и не устраивала. Не то. Недовыражено. Словом, опубликовала она свою книгу не в церковном, а в частном издательстве, за что я Богу и благодарен. В смысле, что опубликовала. Так вот, церковная иерархия с тех пор приспособилась: переиздает “Путь…” миллионными тиражами.

В.: Памятник убиенным пророкам.

П.: Точно. “Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: „если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков”; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков…” Это от Матфея 23 глава. Такое запоминается. Типичная история: противостояние предыдущему поколению рационализируют как духовное прозрение. Забитым отцами пророкам ставят памятники, и их книги ставят на почетную полку. А нового пророка — тем более, Самого Христа — отвергают. Как в точности и отцы. Когда Андрей Первозванный и Иоанн Богослов пошли за Иисусом, то их привлек Его Дух, или, если угодно, как проявление Духа — стиль Иисуса. Он им в момент встречи никакой проповеди не читал и ни одного так называемого чуда не показал (первое было после — в Кане Галилейской) — а они пошли. А фарисеи — нет. Иисус что-то “недовыразил”. Только вот, если бы Иисус “довыразил”, то фарисеи бы пошли, а вот Андрей с Иоанном — нет. Так и церковная иерархия времен Елены Уайт: хотя формально к содержанию “Пути ко Христу” придраться невозможно, все вроде бы так, но … Но что интересно, этот факт из истории, чрезвычайно важный для осмысления Церкви как реальности, в Церкви разве что не засекречен! Я опрашивал многих выпускников семинарии — не знают! То, что Елену Уайт церковная иерархия сослала в Австралию, чтобы не мешала “проповедовать Евангелие” — знают многие, а вот историю “Пути ко Христу” — не знает никто. Во всяком случае, когда я спрашивал. Сейчас, правда, есть об этом публикация в специальном журнале для пасторов, а тогда — не знал никто. Даже не все магистры. В такого рода подборе материала для преподавания есть нечто закономерное.

В.: Естественно. Преподавательский состав связан с издательским делом?

П.: Связан. Напрямую.

В.: Ну так?.. Продолжай мысль.

П.: Так… Во времена Елены Уайт иерархия печатала очень много… И если ей не нравился внутренний дух того, что писала Елена Уайт о живой связи со Христом, то, соответственно, иерархии нравились труды законнические… “Что было, то и будет, и нет ничего нового под солнцем”, то… История повторяется?..

В.: Ты же мне только что сам сказал, что статьям, поднявшимся на дрожжах целительского способа мышления, путь в церковные издания открыт. А целительское мышление…

П.: Оно же и законническое!! Оно же и авторитарное! Все сходится!! Естественно, все в Церкви как бы благополучно: богослужения, с кафедры пасторы призывают к покаянию, народ “молится” и жертвует на “евангелизацию”… Пасторы благословляют браки, которые ничем не отличаются от браков нецерковных. Церковной публике все это приемлемо. Богу же…

В.: Понятно!

П.: А куда мне или тебе в их игры играть. Прежде всего, не смогу сказать “встанем на наши ноги” так, чтобы все разом провалились в чувство восхищения, дескать, какая духовность! Это, помнится, гипнотизер Мессинг однажды вышел через проходную КГБ, в то время еще НКВД, показав часовому вместо пропуска пустую бумажку. И более того — выходил он на спор с ответственным сотрудником НКВД, который специально позвонил на контрольно-пропускной пункт, чтобы там были особенно бдительны.

В.: И все равно прошел?

П.: Разумеется. Так что, церковные гипнотизеры могут спокойно призывать к покаянию и даже обличать других гипнотизеров как агентов сатаны — собранная ими паства их и останется.

В.: Это как “белые” маги обличают “черных”: дескать, черные от сатаны, порабощают волю, а мы вас предупреждаем, им не верьте, вы нам верьте!

П.: Правильно! Некрофилам все равно, что показывать, хоть пустую бумажку вместо пропуска, хоть яйца на потолке — все равно паства исполнится нужной эмоцией восхищения. А вот если ты или я предложим встать на свои ноги, то нас только высмеют.

В.: Я так рада, так рада, что ты спокойно к этому относишься! И ни с кем не споришь! Я-то теперь тоже не спорю. Хотя раньше пыталась. Но объяснять некоторые вещи — бесполезно. Кому дано — сам поймет.

П.: Причем с полуслова. А доказывать — это уж точно, бесполезно. Как Гитлеру про ущербность Шекспира.

В.: Да.

П.: Так что теперь это исторический факт, что официозная церковная иерархия эпохи кэгэбщины во всех уголках громаднейшей на планете империи из недели в неделю, в субботу, громыхнув каблуками вычищенных до армейского блеска ботинок, вставала на свои ноги и требовала того же и от безмолвствующей паствы. И невозможно было никого в иерархии убедить, что не до€лжно осквернять богослужения сквернословием. Я знаю кандидата филологических наук, которая попробовала — плюнула. Теперь, правда, власть переменилась, “ноги” уйдут, но появится что-нибудь такое же. Вернее уже появилось — стиль стадионных евангелистов. “Мы имеем преимущество… Я имел преимущество… Ты имел особое преимущество иметь возможность…” Как говорится, новые времена — новые песни.

В.: Это точно. Обличие они менять умеют. Или даже — любят.

П.: А насчет выбора… Могу тебя познакомить с еще одним фактом из истории российского адвентизма. Опять из посткоммунистической эпохи. Свобода настала или несвобода — это неважно, главное, власти не препятствуют публиковать церковную литературу. Но официальное церковное издательство стало издавать до смешного только переводных авторов, да и то исключительно “избранного народа” — американского. Для пасторской иерархии, которая привыкла вставать “на свои ноги” и никогда в собрание сочинений Толстого не заглядывала, это, возможно, и верх духовности. Но, вообще говоря, на родине Льва Николаевича, где его достаточно многие читали, это все выглядит достаточно гнусно. Хорошо, решают издать какого-нибудь русскоязычного. Пишущих адвентистов достаточно много, поэтому, чтобы из них выбрать, собирают комиссию из самых-рассамых “духовных” “старших братьев”. Те начинают выбирать. Наконец, одного выбрали, остальных, соответственно, — вон. Выбранный О. С. — фигура заметная: за политику в лагере сидел, затем степень магистра богословия получил, преподаватель семинарии. Журналисты при всей своей ненависти к сектантам уважительной интонации интервью с ним публиковали разве что не во всех газетах. Про церковные периодические издания я уж не говорю. Студенты богословского отделения, восторженно закатывая глаза, называли его не иначе как: ересиарх … Словом, святой, гений, герой духовного поприща. Только вот небольшая случилась незадача… Года через полтора после публикации его книги к ректору приводят трех в совершенной депрессии семинаристок, которые признаются, что когда они к ересиарху приходили на консультацию по христианской философии и риторике (его предметы) то он запирал дверь и, расстегнув ширинку, вытаскивал… Словом, это эксгибиционизм называется. Когда маньяк получает удовольствие от вида испуганной до столбняка жертвы и на нее онанирует. А она потом с омерзением бежит отмывать кофточку, руки… Все это семинаристки ректору и рассказывают… Скандал! После такого в любом светском учебном заведении времен социализма такого бы пинка дали, что ускорения хватило бы улицу перелететь. Но дальше все развивалось по той же самой схеме, что и с Л. Ф., воришкой-иудеем. О. С. объясняет ректору и совету, что ничего не было, дескать, милые студентки его, брата во Христе, не поняли, неверно истолковали его отеческое к ним участие. Словом, еще при этом как бы и покаялся, дескать, слишком много сердца вкладывает в единоверцев, неосторожен от злых помыслов окружающих, — словом, его оставляют в преподавателях. Далее происходит следующее. О. С. и прежде довлел к православию (специфические обороты речи, терминология, отношение к браку и т. п.), а тут и вовсе организовал в семинарии конспиративный кружок по изучению трудов отцов православно-католической Церкви. Характерная деталь! Когда О. С. сам был студентом университета, он уже организовывал одну конспиративную организацию — ультрамарксистскую! Представляешь? В стране с коммунистической государственной верой организовать марксистский кружок с целью захвата государственной власти!