Старая династия дом Таргариенов 20 страница

Перед гостиницей играли в кайвассу, пьяные солдаты гурьбой входили в бордель, женщина у конюшни дубасила мула. Мимо прошел карликовый белый слон, запряженный в тележку на двух колесах. Новый мир, не слишком отличающийся от старого, знакомого Тириону.

Над площадью высилась белая мраморная статуя человека без головы в затейливо изукрашенных латах, верхом на боевом коне в таких же доспехах.

– Кто такой? – спросил Тирион.

– Триарх Хоронно, волантинский герой Кровавого Века. Его выбирали ежегодно на протяжении сорока лет; потом ему надоели выборы, и он провозгласил себя триархом пожизненно. Волантинцы остались недовольны и в скором времени разорвали триарха двумя слонами.

– Я думал, что обезглавили.

– Он был тигр. Слоны, придя к власти, начали сшибать головы статуям тех, кого винили в войнах и гибели своих соотечественников. Но это было давно – послушаем лучше, что говорит жрец. Могу поклясться, что он сказал «Дейенерис».

Народу у храма прибавилось, а маленькому человеку в толпе видны разве что задницы.

– Ты понимаешь его? – спросил Тирион на общем.

– Пойму, если карлик не будет тявкать мне в ухо.

– Я не тявкаю. – Тирион оглянулся на задних: сплошь татуировки, четверо рабов на одного свободного.

– Жрец призывает волантинцев выступить на войну, – стал переводить Полумейстер, – но не просто так, а на стороне Рглора, Владыки Света, создателя солнца и звезд, вечного борца с тьмой. Ниэссос и Малакуо отвернулись от света, дав тени желтых гарпий Востока упасть на них…

– Он сказал «драконы». Я понял.

– Да. Драконы вознесут ее к славе.

– Кого, Дейенерис?

Хелдон кивнул.

– Бенерро шлет из Волантиса весть, что с ее приходом исполнилось древнее пророчество. Она родилась из дыма и соли, чтобы создать заново этот мир. Она – возрожденный Азор Ахай… после ее победы над тьмой настанет лето, которому не будет конца… сама смерть склонит колено… и все, кто сражался на ее стороне, возродятся.

– В тех же телах? – полюбопытствовал Тирион. Толпа сжималась вокруг него все теснее. – А этот Бенерро, он кто?

– Верховный жрец волантинского красного храма. Пламя Истины, Светоч Мудрости, смиренный раб Рглора.

Единственным знакомым Тириону красным жрецом был Торос из Мира, тучный выпивоха, душа нараспашку. Он ошивался при дворе Роберта, пил королевские вина и зажигал огненный меч на турнирах.

– Предпочитаю испорченных толстых жрецов, – сказал карлик. – Пусть себе сидят на мягких подушках, вкушают сласти и пялят мальчиков. От истинно верующих одни неприятности.

– Эти неприятности нам, может, и на руку. Я знаю, где надо искать ответ. – Хелдон направился мимо обезглавленного героя к большой гостинице. Над ее дверью висел громадный черепаший панцирь, расписанный яркими красками, внутри пылали, как далекие звезды, около сотни красных свечей. Пахло жареным мясом с приправами; девушка-рабыня с татуировкой черепахи на щеке разливала бледно-зеленый напиток.

– Вон они, – показал Хелдон с порога.

Двое мужчин, сидя в нише за каменным столиком для кайвассы, щурились на фигуры при красной свечке. Один тощий, желтый, с редкими черными волосами и острым носом, другой плечистый, пузатый и кудри штопором. Ни один не поднимал глаз, пока Хелдон не придвинул к ним стул со словами:

– Мой карлик играет в кайвассу лучше вас двоих вместе взятых.

Толстяк, пренебрежительно взглянув на пришельцев, ответил что-то по-волантински, слишком быстро для Тириона, а тощий спросил на общем:

– Ты что, продаешь его? Триарху пригодился бы такой карлик.

– Йолло не раб.

– Жаль, – сказал тощий, делая ход ониксовым слоном.

Толстяк выдвинул из гипсовых рядов тяжелого коня.

– Напрасно, – заметил Тирион, принимая предложенную Полумейстером роль.

– Вот именно. – Тощий ответил собственным тяжелым конем и очень скоро, после череды быстрых ходов, молвил с улыбкой: – Смерть, друг мой.

Толстяк сердито встал и проворчал что-то.

– Полно, – засмеялся его противник. – Не так уж он и воняет, наш карлик. Ну-ка, человечек, – добавил он, указывая Тириону на пустой стул, – серебро на стол, и мы посмотрим, каков ты игрок.

Во что же ему предстоит играть? Тирион забрался на стул.

– На полный желудок и с чашей вина под рукой я играю не в пример лучше.

Тощий, согласно кивнув, приказал рабыне принести еды и питья.

– Благородный Каво Ногарис служит в Селхорисе таможенным офицером, – пояснил Хелдон. – В кайвассе я его ни разу не побеждал.

– Быть может, я буду счастливее. – Тирион, поняв Полумейстера с ходу, принялся складывать монеты из кошелька в столбик, пока улыбка Каво не остановила его.

Игроки принялись расставлять фигуры по обе стороны ширмы, а Хелдон спросил:

– Какие новости снизу? Говорят, война будет?

– Юнкай хочет этого, – пожал плечами Каво. – Они там величают себя мудрыми господами… Не знаю, как мудрости, а хитрости им точно не занимать. Их посол привез сюда сундуки золота, драгоценных камней и двести рабов – мальчиков и юных девушек, обученных пути семи вздохов. Он устраивает роскошные пиры и раздает щедрые взятки.

– Выходит, юнкайцы купили ваших триархов?

– Только Ниэссоса. – Каво, убрав ширму, обозрел позицию Тириона. – Малакуо, старый и беззубый, не перестал быть тигром, а Донифоса в другой раз не выберут. Город рвется воевать.

– Чего ради? – спросил Тирион. – Миэрин далеко за морями – чем это милое дитя так обидело Старый Волантис?

– Милое? – засмеялся Каво. – Если верить хотя бы половине того, что слышно из залива Работорговцев, это дитя – прямо-таки чудовище. Тех, кто высказывается против нее, она сажает на колья, и они умирают медленно и мучительно. Говорят еще, что она колдунья и кормит своих драконов новорожденными младенцами; что она насмехается над богами, нарушает договоры, грозит послам и немилостива к тем, кто верно ей служит. Похоть ее ненасытна: она совокупляется с мужчинами, женщинами, евнухами, собаками и детьми – и горе тому, кто не сумеет удовлетворить ее страсть. Отдаваясь мужчинам, она забирает взамен их души.

«Если бы она захотела отдаться мне, я бы с радостью вручил ей мою карликову душонку», – мысленно сказал Тирион.

– Эти слухи распускают рабовладельцы, изгнанные ею из Астапора и Миэрина, – сказал Хелдон. – Гнусная клевета, и ничего более.

– Умная клевета всегда приправлена правдой, – заметил Каво, – и в одном эта девочка повинна наверняка. Она возомнила, что может в одиночку уничтожить торговлю рабами, которая никогда не ограничивалась заливом Работорговцев. Драконья королева всего лишь мутит воды океана, опоясывающего весь мир. Господа древней крови за Черной Стеной спят вполглаза, слушая, не точат ли рабы у них на кухнях ножи. Рабы выращивают для нас урожай, чистят наши улицы, учат наших детей. Стерегут наши стены, гребут на наших галеях, бьются за нас. Теперь они смотрят на восток и видят зарю молодой королевы, разбивательницы оков. За это ее ненавидит не только Старая Кровь, но даже и бедняки. Самый последний нищий выше, чем раб, а драконья королева хочет отнять у него эту утеху.

Тирион начал с копейщиков, Каво ответил легким конем. Подвинув арбалетчиков на одну клетку, карлик сказал:

– Красный жрец там снаружи полагает, что Волантису следует драться за серебряную королеву, а не против нее.

– Красным жрецам лучше придержать языки. Уже случались стычки между их паствой и теми, кто верит в других богов. Бредни Бенерро падут на его же голову.

– О чем же он бредит? – спросил Тирион, перебирая пешки.

– Тысячи рабов и вольноотпущенников Волантиса каждую ночь собираются на храмовой площади и слушают, как Бенерро вещает о кровавых звездах и огненном мече, который очистит мир. Говорит, что Волантис будет сожжен, если триархи подымут оружие против серебряной королевы.

– Такое пророчество и я мог бы изречь. А вот и ужин!

Девушка подала козлятину с луком, снаружи поджаристую, внутри нежную и сочную. Мясо обожгло Тириону пальцы, но он тут же потянулся за следующим куском и запил еду бледно-зеленой волантинской настойкой – не вино, но близко к тому.

– Вкусно, даже очень. – Он съел своим драконом слона Каво Ногариса. – Самая сильная фигура в игре – а у Дейенерис Таргариен их, говорят, целых три.

– Три против трижды трех тысяч врагов. Граздан мо Эраз – не единственный посланник Желтого Города. В поход на Миэрин вместе с мудрыми господами выступят легионы Нового Гиса, толосийцы, элирийцы и даже дотракийские кхалы.

– Дотракийцы замечены у самых ваших ворот, – сказал Хелдон.

– Кхал Поно, – небрежно махнул рукой Каво. – Они приходят, получают от нас дары и уходят. – Его катапульта съела белого Тирионова дракона, и началась бойня, хотя карлик продержался еще с дюжину ходов. – Плач и рыдание, – бросил Каво, сгребая монеты. – Еще раз?

– Не стоит, – сказал Хелдон. – Карлик получил хороший урок – можно возвращаться на лодку.

Костер на площади еще горел, но жрец удалился, и толпа разошлась. В окнах борделя мерцали свечи, изнутри слышался женский смех.

– Ночь еще молода, – сказал Тирион. – Каво, возможно, кое о чем умолчал, а шлюхи от клиентов чего только не слышат.

– Так не терпится побыть с женщиной, Йолло?

– Собственные пальцы быстро надоедают. – Почему бы шлюхам не отправляться в Селхорис? Тиша может быть здесь, в этом доме, с татуировкой-слезой на щеке. – Я чуть было не утонул – после такого мужчину особенно тянет к женщине. И надо же мне проверить, окаменел мой член или нет.

– Подожду тебя в таверне у ворот в гавань, – засмеялся Хелдон. – Не застревай там надолго.

– Насчет этого можешь не волноваться. Женщины стараются отделаться от меня как можно скорее.

Бордель был скромен по сравнению с теми, которые Тирион посещал в Ланниспорте и Королевской Гавани. Хозяин говорил, похоже, только на волантинском, но звон серебра понимал хорошо. Он провел Тириона в длинную, пахнущую благовониями комнату, где скучали четыре рабыни в разных стадиях обнаженности. Две прожили никак не менее сорока лет, младшей было пятнадцать-шестнадцать. Красотой они сильно превосходили гаваньских шлюх, хотя и оставляли желать много лучшего. Одна была явно беременна, другая просто толстуха, с железными колечками в обоих сосках. Слезы под глазом украшали всех четырех.

– Нет ли у вас девушки, говорящей на языке Вестероса? – Хозяин не понял, и Тирион повторил свой вопрос на классическом валирийском. На этот раз тот уловил что-то и ответил по-волантински. Тирион ухватил только «закатная девушка» – из западных королевств, очевидно.

В заведении нашлась лишь одна такая – не Тиша. Веснушчатые щеки и рыжие тугие кудряшки сулили столь же веснушчатую грудь и рыжий лобок.

– Сойдет, – сказал Тирион, – и подай нам штоф красного, чтобы в масть.

Девка взирала на его ополовиненный нос с омерзением.

– Я оскорбляю твой взор, дорогая? Не только твой; мой лорд-отец подтвердил бы это, кабы не помер.

Несмотря на свою вестеросскую внешность, на общем она не знала ни слова: ее, видимо, увезли в рабство еще ребенком. На полу в ее каморке лежал мирийский ковер, и тюфяк был набит не соломой, а перьями. Тириону случалось предаваться разврату и в худших условиях.

– Скажешь, как тебя звать? Нет? – Кислое крепкое вино перевода, к счастью, не требовало. – Тогда к делу. Спала раньше с чудовищем? Теперь твой час пробил. Раздевайся и ложись, если тебе угодно. Если не угодно, тоже ложись.

Она смотрела, не понимая. Тирион взял у нее штоф и задрал ей юбки на голову. Тогда она исполнила требуемое, хотя и без особого пыла. У Тириона так долго не было женщины, что он кончил почти мгновенно и скатился с нее больше пристыженный, чем довольный. До чего же он дошел…

– Ты Тишу, случайно, не знаешь? – спросил он, глядя, как стекает на постель его семя. – А куда шлюхи отправляются? Тоже нет? – Спина у нее вся в рубцах, глаза неживые – с тем же успехом он мог поиметь и труп. Даже на ненависть у нее сил не хватало.

Он схватил штоф обеими руками и начал пить. Красная жидкость струилась в горло, стекала по подбородку, капала с бороды на тюфяк. При свече она казалась темной, как вино, сгубившее Джоффри. Допив, карлик отбросил штоф и принялся шарить по полу. Ночного горшка не нашлось, и вырвало его на восхитительный, мягкий как ложь мирийский ковер.

Женщина подняла крик. Ясное дело, спросится-то с нее.

– Отрежь мне голову и отошли в Королевскую Гавань, – покаянно предложил Тирион. – Моя сестра сделает тебя леди, и никто больше не будет бить тебя плетью. – Э, что слова тратить попусту. Тирион раздвинул ей ноги и взял ее еще раз – это она, во всяком случае, понимала.

Вина больше не было, он тоже иссяк. Тирион собрал шлюхины одежки и бросил к порогу. Намек был весьма прозрачный, и она улетучилась, оставив его одного в темноте. Он лежал на ее постели, но спать боялся – по ту сторону яви его поджидали Горести. Каменные ступени винтом уходили ввысь, наверху стоял Лорд-Покойник. Тириону ничуть не хотелось встречаться с ним, поэтому он оделся и ощупью добрался до лестницы. Грифф с него шкуру спустит, и поделом. Если какой-то карлик заслуживает, чтобы с него сняли кожу заживо, то это Тирион Ланнистер.

На середине лестницы он оступился, скатился вниз кубарем, встал и поклонился удивленным донельзя шлюхам.

– Когда я выпью, еще и не то могу. Я твой ковер испортил, – сказал он хозяину. – Не ругай девушку, я тебе заплачу. – Отсыпал пригоршню серебра и услышал сзади:

– Бес.

В темном углу комнаты сидел мужчина, держа на коленях девку. Тирион ее раньше не видел – если б видел, пошел бы наверх с ней, а не с той конопатой. Моложе остальных, тоненькая, с длинными серебристыми волосами. Лиссенийка скорее всего, но тот, у кого она сидит на коленях, точно из Семи Королевств. Здоровенный, плечистый, лет сорока, если не больше. На голове плешь, на морде щетина, костяшки пальцев и те волосатые.

Тириону он не понравился сразу, а черный медведь у него на камзоле понравился еще меньше. Надо быть рыцарем, чтобы носить шерсть в такую жару.

– Приятно слышать родной язык так далеко от дома, – вымолвил карлик, – но вы меня, боюсь, с кем-то спутали. Меня зовут Хутор Хилл. Могу я угостить вас чашей вина, друг мой?

– С меня уже хватит. – Рыцарь спихнул с колен девку и встал. Сняв свой пояс с колышка на стене, он достал меч. Женщины смотрели во все глаза, и огоньки свечей плавали в их зрачках. Хозяин исчез куда-то. – Ну, Хутор, теперь ты мой.

Не драться же с таким. Убежать от него тоже не убежишь… перехитрить – и то спьяну не выйдет.

– Что же ты со мной будешь делать? – спросил Тирион.

– Отвезу тебя к королеве.

 

ДЕЙЕНЕРИС

 

Галацца Галар прибыла в Великую Пирамиду со свитой из двенадцати Белых Благодатей. Эти дочери знатных семейств были еще слишком малы, чтобы отслужить положенный год в храмовых садах удовольствий. Они прямо-таки просились на полотно: гордая пожилая жрица в зеленом и девочки в белых платьях и покрывалах, в незримой броне невинности.

Королева, поручив Миссандее накормить и занять их, ужинала с Зеленой Благодатью одна.

Повара приготовили им восхитительного барашка в меду, с толченой мятой и мелкими зелеными фигами, которые так нравились Дени. За столом прислуживали двое ее любимых маленьких заложников, брат и сестра: худышка Гразхар и кроткая Квецца. Зеленая Благодать, которой они приходились родней, расцеловала их и спросила, хорошо ли они себя ведут.

– Очень хорошо, – заверила Дени. – У Квеццы чудный голос, она иногда поет для меня, а Гразхар вместе с другими мальчиками учится в рыцарской школе сира Барристана.

– Рада слышать, что мои родичи угодили вашей блистательности, – сказала Зеленая Благодать, пока Квецца наполняла ее чашу темно-красным вином. – Надеюсь, и я сумею. – Время выбелило ее волосы и сделало кожу пергаментной – только глаза, мудрые и печальные, горели яркой зеленью в тон ее облачению. – Простите великодушно, но вид у вашей блистательности усталый. Хорошо ли вы спите?

Дени с трудом удержалась от смеха.

– Не слишком. Прошлой ночью три квартийские галеи под покровом тьмы поднялись по Скахазадхану. Дети Неопалимой пускали огненные стрелы в их паруса и метали на палубу горшки с горящей смолой, но галеи быстро прошли мимо и заметного ущерба не потерпели. Квартийцы хотят и реку для нас закрыть, как закрыли залив, притом они более не одиноки. К ним подошли три галеи из Нового Гиса и каррака из Толоса. – В ответ на предложение заключить с ней союз толосийцы обозвали королеву шлюхой и потребовали, чтобы она вернула великим господам Миэрин. Это было предпочтительнее ответа Мантариса: оттуда ей с караваном прислали кедровый сундук, где обнаружились замаринованные головы трех ее посланников. – Разве что ваши боги помогут. Попросите их наслать шторм и разметать вражеские галеи.

– Я помолюсь, принесу жертву. Быть может, боги Гиса услышат меня. – Галацца пригубила вино, не сводя глаз с Дени. – Но штормы бушуют не только в море. Мне сказали, что еще несколько вольноотпущенников погибли минувшей ночью.

– Трое. – Это слово отозвалось горечью во рту Дени. – Трусливые убийцы вторглись к ткачихам, никому не делавшим зла. У меня над кроватью висит гобелен, подаренный ими. Сыны Гарпии разломали на куски их станок, а женщин изнасиловали и перерезали им глотки.

– Да, так нам и передали. Но ваша блистательность имели милосердие не отвечать кровью на кровь. Не тронули никого из детей, живущих у вас в заложниках.

– Пока нет. – Дени привязалась к своим маленьким подопечным. Среди них есть застенчивые и дерзкие, ласковые и угрюмые, но все они дети и ни в чем не повинны. – Кто же будет наливать мне вино и прислуживать мне за ужином? – Она пыталась обратить всё в шутку, но жрица не улыбнулась.

– Говорят, будто Лысый хочет скормить их вашим драконам. Жизнь за жизнь – по ребенку за каждого погибшего из Бронзовых Бестий.

Дени гоняла еду по тарелке. На Гразхара и Квеццу она не смотрела, боясь расплакаться. У Лысого сердце жестче, чем у нее: они уже раз десять спорили из-за этих детей. «Сыны Гарпии смеются в своих пирамидах, – не далее как утром заявил он. – Какой толк в заложниках, если не убивать их?» В его глазах она слабая женщина, но с нее довольно одной Хазеи. Мир, купленный кровью детей, ей не нужен.

– Ночные убийства – не их рук дело, – сказала Дени, – а я хоть и королева, не мясничиха.

– Миэрин воздает за это хвалу богам. Я слышала, астапорский король-мясник мертв?

– Убит собственными солдатами, которым приказал выйти на бой с юнкайцами. – Эти слова тоже оставляли горечь на языке. – Не успел он остыть, как его место занял другой, нарекший себя Клеоном Вторым. Этот продержался восемь дней до того, как ему перерезали глотку. Убийца и наложница первого Клеона потребовали корону себе – астапорцы их кличут королем-душегубом и королевой-шлюхой. Их сторонники ведут уличные бои, а под стенами стоят юнкайцы со своими наемниками.

– Мы живем в скорбные времена. Угодно ли вашей блистательности выслушать мой совет?

– Вы знаете, как я ценю ваши мудрые речи.

– Он прост: выходите замуж.

– Вот как. – Дени с самого начала ждала чего-то подобного.

– Вы часто изволите говорить, что совсем еще молоды, а с виду ваше великолепие и вовсе дитя. Вам нужен король, который возьмет на себя ваше непосильное бремя.

Дени подцепила кусочек баранины, откусила, медленно прожевала.

– Этот король сможет надуть щеки и загнать галеи Ксаро обратно в Кварт? Или снять осаду Астапора, хлопнув в ладоши? Сможет он накормить моих подданных и вернуть на мои улицы мир?

– А вы сами все это можете? Король не бог, однако сильный мужчина способен на многое. Народ смотрит на вас и видит заморскую пришелицу, которая хочет убить нас и взять в рабство наших детей. Гискарец из благородного дома примирил бы город с вашим правлением – иначе оно, боюсь, может закончиться так же, как началось: в крови и огне.

– Кого же боги Гиса прочат мне в короли и мужья?

– Гиздара зо Лорака, – не замедлила с ответом Галацца.

– Почему его? – не скрыла удивления Дени. – Скахаз тоже благородных кровей.

– Скахаз – Кандак, Гиздар – Лорак. Разница, да простит меня ваше великолепие, доступна только гискарцам. Я часто слышу, что вы происходите от Эйегона Завоевателя, Джейехериса Мудрого и Дейерона Дракона, в Гиздаре же течет кровь Маздана Великолепного, Хазрака Красивого и Зхарака Освободителя.

– Его предки столь же мертвы, как мои. Не их ли тени помогут Гиздару защитить Миэрин от врагов? Мне нужны корабли и мечи, а вы предлагаете мне усопших.

– Мы древний народ, и предки значат для нас очень много. Если вы вступите в брак с Гиздаром, отец вашего сына будет гарпией, мать – драконом. Он исполнит пророчество, и ваши враги растают, как снег по весне.

«Жеребец, который покроет весь мир…» Дени знала цену пророчествам. Все они только слова, а слова – ветер. Не подарит она Лораку наследника, сочетающего в себе дракона и гарпию. Она зачнет дитя вновь, когда солнце встанет на западе и зайдет на востоке, и моря высохнут, и ветер унесет горы, как листья. Но у нее десятки тысяч других детей, назвавших ее матерью, когда она разбила их цепи. Никакой муж не вернет к жизни Крепкого Щита, брата Миссандеи, и Рилону Ри, что так чудесно играла на арфе, но если он способен покончить с убийствами, долг перед мертвыми обязывает ее вступить в этот брак.

Не обернется ли Скахаз против нее, если она станет женой Гиздара? Скахазу она доверяла больше, но сделать Лысого королем было бы катастрофой. Слишком он скор на гнев, слишком мало склонен прощать. Что толку брать в мужья человека, ненавидимого не меньше ее самой? А Гиздара, насколько она видит, в городе уважают.

– Что думает об этом мой вероятный муж? – спросила Дени.

– Ваше величество может спросить его самого. Благородный Гиздар ждет внизу – пошлите за ним, если будет на то ваша воля.

«Слишком много, жрица, ты берешь на себя», – подумала Дени, но проглотила гнев и заставила себя улыбнуться.

– Почему бы и нет? – Вызвав сира Барристана, Дени велела привести к ней Гиздара. – Подниматься долго и утомительно – пусть Безупречные помогут ему.

Пока он поднимался, Зеленая Благодать закончила ужин.

– Позвольте откланяться, ваше великолепие, – вам и благородному Гиздару нужно многое обсудить. – Старая жрица утерла медовые губы, поцеловала Гразхара и Квеццу в лоб, прикрыла лицо шелковым покрывалом. – Я возвращаюсь в Храм Благодати и буду молить богов даровать моей королеве мудрость.

Дени велела Квецце налить ей еще вина, отпустила обоих и объявила, что готова принять Гиздара зо Лорака. Но если он скажет еще хоть слово о своих ненаглядных бойцовых ямах, она прикажет сбросить его с террасы.

Гиздар пришел в простом сером хитоне и стеганой накидке.

– Неужто я так страшна, что вы и улыбнуться мне не хотите? – спросила Дени, когда он выпрямился, отвесив ей низкий поклон.

– Я всегда становлюсь серьезным в присутствии такой красоты.

«Для начала неплохо».

– Выпейте со мной. – Дени сама наполнила его чашу. – Оба мы знаем, зачем вы здесь. Зеленая Благодать полагает, что, если я возьму вас в мужья, все мои заботы рассеются словно дым.

– Не приму на себя смелость утверждать это. Люди созданы для борьбы и страданий – заботы покидают нас лишь вместе с жизнью. Кое в чем, однако, я могу быть полезен. У меня есть золото, есть друзья, есть влияние, и в жилах моих течет кровь Старого Гиса. Женат я никогда не был, но имею двух побочных детей, сына и дочь, – стало быть, могу дать вам наследников. Я способен примирить с вами город и положить конец ночным убийствам на улицах.

– В самом деле? Что же может заставить Сынов Гарпии спрятать ножи? Вы состоите в их шайке?

– Нет.

– А если бы состояли, сказали бы?

– Нет, – со смехом признал Гиздар.

– Скахаз умеет развязывать языки.

– Не сомневаюсь. Один день в его обществе, и я сделаюсь сыном гарпии, два – самой гарпией, через три сознаюсь, что убил вашего отца в западных королевствах, будучи еще мальчиком. После этого он посадит меня на кол, и я умру у вас на глазах, но резня на улицах не прекратится. – Гиздар подвинулся ближе. – Я предлагаю другое: станьте моей женой и позвольте мне попытаться.

– Зачем вам это? Ради короны?

– Корона мне пойдет, не спорю. Но дело не только в ней. Так ли уж странно, что я хочу защитить свой народ, как вы защищаете ваших вольноотпущенников? Еще одной войны Миэрин не переживет, ваше великолепие.

Хороший, честный ответ.

– Войны я никогда не желала. Я пощадила Юнкай и отказалась поддержать короля Клеона, когда он выступил против них. Даже теперь, когда Астапор осажден, я не спешу на помощь. Квартийцам я и вовсе вреда не делала…

– Намеренно – нет, но торговцы Кварта любят звон серебра и блеск золота. Удар, нанесенный вами работорговле, ощутили все от Асшая до Вестероса. Кварт зависит от своих рабов целиком и полностью. Как и Толос, и Новый Гис, Лисс, Тирош, Волантис… список длинен, моя королева.

– Что ж, пусть приходят. Во мне они обретут врага пострашнее Клеона. Я скорее паду в бою, чем верну моих детей в рабство.

– Есть другой выход. Думаю, что юнкайцы оставят вольноотпущенникам свободу, если ваше величество позволит Желтому Городу беспрепятственно торговать рабами, начиная с этого дня. К чему лить кровь, когда можно договориться?

– А как же кровь рабов, которые будут продаваться и покупаться в Юнкае? – Дени держалась стойко, но признавала, что Гиздар, в общем, прав. Это лучший выход, на который она может надеяться. – О любви вы, между прочим, не сказали ни слова.

– Скажу, если ваша блистательность того хочет.

– Влюбленный не ответил бы так.

– Что есть любовь? Желание? Ни один мужчина, наделенный всеми мужскими признаками, не может смотреть на вас и не желать, Дейенерис, но я ищу брака с вами не по этой причине. До вас Миэрин умирал. Нами правили старики с увядшими членами и старухи с иссохшим лоном. Они попивали абрикосовое вино на вершинах своих пирамид и толковали о величии Старой Империи, а время между тем шло, и кирпич у них под ногами выветривался. Осторожность и обычай держали нас в железных тисках, пока вы не пробудили город огнем и кровью. Пришли новые времена, а с ними и новые возможности. Будьте моей женой.

«Он недурен собой, – подумала Дени, – и язык у него королевский».

– Поцелуйте меня, – приказала она.

Он взял ее руку и поцеловал пальцы.

– Не так. Поцелуйте, как будто мы уже поженились.

Гиздар взял ее за плечи нежно, как птичку, и прижался губами к ее губам. Поцелуй был краток, легок и сух – Дени ничего не почувствовала.

– Хотите еще?

– Нет. – Рыбки в бассейне и те целуют ее горячее, чем Гиздар зо Лорак. – Я не люблю вас.

– Со временем это придет… так бывает нередко.

Только не между ними. Дени хотела Даарио, а не его.

– Когда-нибудь я захочу отвоевать Вестерос, где царствовал мой отец.

– Когда-нибудь все мы умрем, но стоит ли задумываться о смерти? Предпочитаю жить сегодняшним днем.

– Слова, даже такие, как мир и любовь, – это ветер, – сказала Дени. – Я больше доверяю делам. В моих Семи Королевствах рыцари, чтобы покорить своих возлюбленных дев, отправляются на поиски волшебных мечей и охраняемых драконами кладов.

Гиздар поднял бровь.

– Драконы, кроме ваших, мне неизвестны, а волшебные мечи встречаются и того реже – но я готов сложить к вашим ногам короны и сундуки с золотом.

– Мир, вот чего я желаю. Вы говорите, что можете покончить с ночными убийствами – так сделайте это, милорд. Я зачту вам это как подвиг. Когда девяносто дней и девяносто ночей пройдут без единого происшествия, я признаю, что вы достойны стать королем. Что скажете?

Гиздар пораздумал.

– Девяносто суток без трупов, и на девяносто первый день мы поженимся?

– Возможно, – лукаво потупилась Дени. – Женщины переменчивы – вдруг я еще и волшебный меч попрошу.

– Тогда я и его вам добуду, – рассмеялся Гиздар. – Ваше желание – закон для меня. А тем временем скажите-ка вашему сенешалю, чтобы готовился к свадьбе.

– Ничто не доставит благородному Резнаку большего удовольствия. – Одна только весть о предстоящей свадьбе может подарить ей несколько спокойных ночей, даже если усилия Гиздара окажутся тщетными. Лысый будет недоволен, конечно, зато Резнак мо Резнак запляшет от радости. Кто из них важнее? Как знать. Дени нуждалась в Скахазе и его Бронзовых Бестиях, но к советам Резнака относилась с большим подозрением. Остерегайся душистого сенешаля… Уж не подстроил ли ей Резнак эту ловушку заодно с Зеленой Благодатью и Гиздаром зо Лораком?

Едва Гиздар удалился, перед Дени явился сир Барристан в длинном белом плаще. Годы службы в Королевской Гвардии научили старого рыцаря держаться в тени, когда королева принимала кого-то наедине, но он никогда не уходил далеко. По углубившимся у его рта складкам Дени сразу поняла, что он не одобряет ее затеи.

– Итак, я, по всей видимости, выйду замуж повторно. Вы счастливы за меня?

– Если вашему величеству так угодно.

– Гиздар не тот, кого вы бы выбрали мне в мужья.

– Не мое дело обсуждать это, ваше величество.

– Верно, не ваше, но постарайтесь меня понять. Мой народ страждет; королева принадлежит ему, не себе. Выбор один: замужество или бойня, свадьба или война.

– Могу я говорить откровенно, ваше величество?

– Это ваш долг.

– Есть еще один выбор.

– Вестерос?