Глава 4 ● следы и выслеживания в Гималаях

Перейдем теперь к обзору работ и наблюдений зарубежных авторов, относящихся к проблеме “снежного человека”. Эта задача значительно облегчена благодаря наличию уже опубликованных обзоров такого рода. Хронологические таблицы и списки главных наблюдений, важнейших появлявшихся в печати информаций, сообщений о виденных следах и т.п., имеются в западноевропейской и американской литературе в немалом числе. Из них, несомненно, лучшими являются работы Эвельманса и Сандерсона; для своего времени полезны были также сводки Тильмана, Морэн, Иззарда, Борде. В настоящее время в распоряжении исследователя имеется хорошая обзорная работа Одетты Чернин, охватывающая весьма значительный объем сведений; то немногое, что упущено автором, восполнено в послесловии Тильмана. Таким образом, историю и библиографию исследований читатель должен искать преимущественно в книгах Эвельманса, Сэндерсона и Чернин.

В советской литературе история и основные итоги зарубежных исследований вопроса о “снежном человеке” наиболее обстоятельно охарактеризованы в трех специальных статьях В.С. Обручева. Всю историю накопления данных зарубежными учеными мы разделим на два этапа: до второй мировой войны и после нее. Вместе с тем, знакомясь с этой историей, мы будем двигаться как бы по суживающемуся конусу: от исследований, территориально выходивших за пределы Гималаев, затрагивавших разные области Центральной Азии, в том числе Тибет, к работам последних лет, весьма интенсивным или во всяком случае громогласным, но все более ограничивающимся Непалом, мало того, всего лишь несколькими долинами южных (непальских) склонов Гималаев.

Почему-то повелось называть наблюдения следов Уэдделом в 1887 г., опубликованные в 1898 г., исходной датой европейских исследований проблемы “снежного человека”. Но дату рождения проблемы надо несколько отодвинуть. Сейчас указывают, что может быть приоритет следует приписать дневнику Фрезера (1820*), “Видам Индии, в особенности Гималайских гор” Уайта (1836*) и “Гималайским дневникам” Хукера (1855*), причем проф. Ю.Н. Рерих подчеркивает те места, где автор говорит о наблюдении на высоте 4500 – 5000 м двух стад очень крупных обезьян, не уточняя их видовой принадлежности, а проф. Эвельманс — те места, где имеются сведения об обитании в высокогорье совершенно диких людей. И уже во всяком случае совершенно бесспорный интерес принадлежит упомянутой в предыдущей главе, а также указываемой Эвельмансом, книге В.В. Рокхиля, опубликованной в Лондоне в 1891 г. и излагающей между прочим, сведения, полученные в марте 1889 г.: “…Я оставался в Лусаре еще около недели, чтобы сделать окончательные приготовления к отъезду в Лхасу. В это время в моей гостинице остановился пожилой лама, возвращавшийся из Лхасы в Рэван-гомба, монастырь, находящийся приблизительно в пяти днях пути к югу от Лусара. Он очень ясно и точно описал мне следование каравана, к которому он присоединился, по пустыне Северного Тибета… Он передал мне, что неоднократно во время пути караван встречал диких людей с длинными спутанными волосами, которые покрывали их тела как одежда; нагие, бессловесные существа эти, едва похожие на людей, бросали в них камнями, но так как никакого оружия они не имели, то и не могли причинить им большого вреда. Рассказы о волосатых диких людях я часто слышал от тибетцев, с которыми встречался в Пекине, а потому и рассказ старика-ламы не мог не возбудить моего любопытства”. Рокхиль склонялся все же к предположению, что все рассказчики принимали за волосатых дикарей — медведей, стоящих на задних ногах, но упускал из виду, что медведи никак не могли бы швырять в караван камнями. В русском переводе опущено другое место из книги Рокхиля, относящееся к его пребыванию в Монголии. Рокхиль пишет здесь, что, по словам местных, жителей, они видели бесчисленные стада диких яков, диких ослов, антилоп, гёресун-бамбёршэ. Этот термин буквально означает “дикий человек” и рассказчики настаивали, что таковые здесь водились, что они покрыты длинной шерстью, стоят прямо и оставляют следы, похожие на человеческие, однако полагают, что разговаривать они не могут. Информатор попытался изобразить “гёресун-бамбёршэ” — он оказался похожим на медведя. Рассказчики утверждали, что китайцы при виде такого существа кричат “сюнг, сюнг” (т.е. “медведь”), а в Тибете его будто бы называют “дрэ-мон”. Любопытно, что Рокхиль сравнивал эти собранные им сведения с теми, которые приводит Пржевальский.

В октябре 1899 г. английский путешественник Уэддел, обследовавший Гималаи в северо-восточном Сиккиме, на границе Тибета, на перевале Донкья-ла на высоте 5180 м обнаружил на снегу крупные отпечатки босых ног. “Несколько отпечатков ноги — пишет он -пересекли нашу тропу к высоким пикам. Они приписывались волосатому дикому человеку, который живет в области вечных снегов… Bce тибетцы убеждены в том, что это существо действительно есть”. Но, конечно же, с традиционной уверенностью в превосходстве ума европейца над “туземцами”, Уэддел решил, что последние не умеют отличить медведя, и на этом успокоился.

В 1890 г. армейский рапорт английских колониальных войск сообщал о странном обезьяноподобном, диком, обросшем волосами существе, которое было убито английскими солдатами в районе строительства телеграфной линии близ прохода Джелаи-ла. Они бросили тело в горах; среди них не было достаточно образованного человека, чтобы толково осмотреть и описать его. Английские колониальные войска были малоподходящей корпорацией для проведения научных исследований. Об этом лишний раз свидетельствует обнаруженный в одной английской газете за 1905 г. рассказ путешественника Гуго Найта: “Возвращаясь из Тибета, вместе с еще одним европейцем и пятьюдесятью носильщиками, немного не доходя Гантука, между Гнетонгом и Седоншем, я отстал, чтобы дать моей лошади возможность отдохнуть. Внезапно я услышал легкий шум. Обернувшись, я заметил в двадцати шагах от себя страшное существо, нечто вроде человека, почти голое, хотя стоял ноябрь и было очень холодно. У него была желтая кожа, покрытая шерстью, на голове — густые спутанные волосы; он имел большие руки и громадные ноги…”. Найт вспоминает, что когда, прибыв вечером, он рассказал об этом гуркам, у него создалось впечатление, будто английские офицеры на границе нашли эту встречу вполне обыкновенной. И в самом доле, местные английские газеты, тем более армейские архивы, еще не обследованы. Например, мы не знаем из какого номера газеты “Стейтсмен”, и за какой год, заимствовал знаменитый художник Н.К. Рерих для своей книги “Сердце Азии” рассказ одного английского майора. Во время путешествия в Гималаях, “однажды этот майор до зари вышел из лагеря на соседний утес. Он смотрел на снежные горы, и вдруг на соседнем неприступном утесе увидел нагого высокого человека… Могучими прыжками этот незнакомец бросился вниз по почти отвесным скалам и исчез. На расспросы майора ему местными жителями и его слугами было отвечено: “Это снежный человек, который охраняет заповедную страну””.

Вернемся к хронологически более ранним сведениям. Первое прямое наблюдение, причем не случайного путешественника, а ученого, было сделано в 1906 г., тогда же, когда имело место и наблюдение петербургского ученого Барадийна. Эти два наблюдения схожи и по своей дальнейшей судьбе — оба в подлинной записи были утрачены для науки и известны только в позднейших пересказах. А именно, английский гималайский исследователь Генри Элуис, натуралист и географ, лично встретил экземпляр “снежного человека” в Тибете. Подлинную рукопись Элуиса, где описывалась эта встреча и сообщались подробные сведения о внешнем виде этого существа, об оставляемых им следах, о местах его обитания, еще незадолго до первой мировой войны видели некоторые английские ученые, а также родственники Элуиса, в настоящее время эти заметки затеряны. В 1915 г. Элуис докладывал на заседании Зоологического общества в Лондоне сообщение лесничего Гента о предполагаемом существовании в Сиккиме неизвестной науке крупной человекообразной обезьяны, обитающей в высоких горах и спускающейся ниже только в холодное время года.

В 1921 г. Эверестская экспедиция, возглавляемая Говард-Бюри, снова обнаружила таинственные следы при подъеме на Лхакна-ла на высоте 6700 м. “На мягком снегу хорошо были видны следы грызунов и лисиц и, к великому удивлению, странные следы, которые были похожи па отпечатки босой человеческой ноги; носильщики тотчас же заявили, что это следы метох-канг-ми”. Находившийся в то время в Дарджилинге Генри Нюмен, спрашивая носильщиков и других местных жителей, собрал кое-какие сведения о том, что это за существо и как оно выглядит. Термин “метох-канг-ми” он перевел с тибетского так: “канг-ми” означает “снежный человек”, “метох” — противный или отвратительный. С тех пор этот термин Abominable snowman — “противный снежный человек” — укоренился в западноевропейской и американской литературе вопроса, хотя в дальнейшем и выяснилось, что ни в Тибете, ни в Непале, ни в (55/56) Сиккиме, этот термин не пользуется широким распространением (к тому же неверно записан — эпитета “противный” нет) и население обычно обозначает данное существо другими терминами, например, “ми-гё”, “йе-ти” и др. В апреле 1922 г. участники Гималайской экспедиции Брюса посетили Ронгбукский монастырь в Тибете на северных склонах Гималаев и имели беседу со старшим ламой. Когда Брюс спросил его о “метох-канг-ми”, лама спокойно ответил, что пять таких “диких людей” (ми-гё) обитают в горах выше Ронгбука. К 1925 г. относится уже упоминавшееся выше наблюдение Томбози, участника фотограмметрической съемки массива Канченджанга. Он расположился лагерем в Сиккиме вблизи от перевала Зему. “Мои носильщики вдруг позвали меня из палатки. Первые несколько секунд ослепительный блеск мешал мне что-либо разглядеть, однако вскоре я распознал тот объект, на который мне указывали, на расстоянии 200 – 300 ярдов, внизу долины. Бесспорно, вырисовывавшаяся фигура держалась совершенно прямо, изредка нагибаясь, чтобы выкопать корни карликовых рододендронов. На снежном фоне она казалась темной, и на ней не было никакой одежды. Приблизительно через минуту это существо зашло в густые заросли и исчезло. Я рассмотрел оставленные им следы, по форме походившие на человеческие, но длиной только в 6 – 7 дюймов”. Томбози дает весьма детальное описание очертаний следов. Он утверждает также с полной уверенностью, что силуэт таинственного существа соответствовал очертаниям человеческой фигуры. Расспросами носильщиков и населения он установил, что с начала года ни один человек не проходил в этом направлении. Однако Томбози отказывается как бы то ни было объяснить свое наблюдение, считая “снежного человека” — сказкой.

На 30-е годы падает целый ряд сообщений о наблюдавшихся и частью сфотографированных следах в Гималаях. Так, летом 1931 г. английский пилот Бьюмен обнаружил следы на леднике недалеко от истоков Ганга на высоте 4200 м. В 1936 г. исследователь Гималаев Э. Шиптон, возвращаясь с Эвереста, встретил следы на леднике Барчганга; носильщики, увидев эти следы, отказались идти дальше, опасаясь несчастий, которые, по слухам, приносит встреча с этим существом. Немного ранее этнограф и ботаник Р. Каульбак увидел в верховьях реки Салуин на высоте 4800 м много отпечатков следов, которые были похожи на следы босых человеческих ног. Из четырех носильщиков двое полагали, что это следы леопарда, двое других, что это следы горного человека, голого, похожего в общем на людей, но с длинными волосами на плечах, руках и голове. Р. Каульбак добавляет, что в этих местах нет медведей, а зоологи разъясняют, что леопарды никогда не спускались бы по крутому склону тесной группой в несколько особей. Большие споры вызвали следы, обнаруженные летом 1937 г. Ф. Смитом и его носильщиками-шерпами в долине Бхиунцер на высоте 6000 м. Шерпы сразу же заявили, что это следы “ми-рка” или “дикого человека”. Смит, не полагаясь на их осведомленность, со всей тщательностью измерил следы и сфотографировал их. Три шерпа были так убеждены в правильности своего заключения, что пожелали письменно заявить об этом: “Мы (следуют имена), сопровождая м-ра Смита, заметили следы, которые — мы знаем это — являются следами ми-рка или дикого человека. Мы часто видели следы медведя, снежного леопарда и следы других животных, но мы ручаемся, что эти следы не принадлежат ни одному из этих животных”. Однако, когда Смит передал свои материалы английским зоологам, последние, во главе с Гексли, безоговорочно признали себя более компетентными в следах медведей и других горных животных, чем прирожденные горцы, и приписали снятые Смитом следы медведю. Позже бельгийский зоолог Эвельманс привел еще некоторые аргументы в пользу мнения о принадлежности следов медведю.

Прежде чем оценивать эту экспертизу, отметим еще некоторые наблюдения следов. В том же 1937 г. один из участников топографической экспедиции в Каракоруме нашел следы, которые сопровождавшие его шерпы определили как следы “йе-ти”, через несколько дней в другом месте встретились следы, которые шерпы без колебаний приписали медведю. В ноябре 1937 г. Дж. Хант увидел ряд следов ста высоте 5800 м в северо-восточном Сиккиме во время восхождения на перевал Зему. “Два животных — пишет он — пересекли перевал за некоторое время до меня. Отпечатки на снегу походили на следы человека; сходство было настолько большим, что я принял их за следы участников немецкой экспедиции, находившихся тогда в этом районе, …но, после более тщательной проверки, я убедился, что меня не обогнали. В действительности ни один из участников немецкой экспедиции не поднимался по этому ущелью. Взвешивая все обстоятельства, я не склонен думать, что эти следы принадлежали человеку, так как там имелось два ряда следов, иногда они шли параллельно, иногда перекрещивались, — если бы то были люди, они, бесспорно, двигались бы гуськом и ступали бы в след друг другу. Впоследствии я расспрашивал шерпов о йе-ти, их рассказы полностью совпадали и давали основание предполагать существование какого-то крупного животного, не являющегося ни медведем, ни обезьяной лангуром”. В том же 1937 г. следы были открыты в 800 км к западу от истоков Ганга Каракорумской экспедицией Шиптона и Тильмана. Последний, а также два шерпа — Сен-Тенсинг и Ила, увидели следы на гребне между двумя ледниками. Следы были старые, трех или четырехдневной давности и сильно изменены таянием. Они имели 20 см в диаметре и были расположены в 45 см один от другого. Проводники считали, что это отпечатки ног меньшей разновидности “снежного человека” (йе-ти). В июле 1938 г. Тильман, возвращаясь с Эвереста, направился вместе с двумя шерпами в северный Сикким, по дороге к леднику Зему, и натолкнулся на сравнительно свежие следы, которые он сначала счел следами человека. Но следы эти исчезали на скале над страшно крутым обрывом. По возвращении в Дарджилинг, Тильман принялся наводить справки и выяснил, что кроме него никто не посещал в то время перевал Зему. О том, что Дж. Хант наблюдал следы в том же горном проходе несколько ранее его, Тильман узнал лишь позже.

Как видим, ко времени второй мировой войны исследователи Гималаев и Каракорума накопили некоторое количество еще довольно разрозненных и спорных наблюдений следов неизвестного человекообразного прямоходящего существа.

К сожалению, мы не располагаем ни репродукциями фотографий следов, снятых Смитом, ни экспертизой Гексли. Но аргументы, приводимые Эвельмансом, и его сравнительные наброски расположения следов, оставляемых человеком и медведем, не убеждают. Что мы знаем об особенностях локомоции неизвестного вида прямоходящего примата, какие у нас основания отождествлять ее с локомоцией человека? Отождествление следов, снятых Смитом, с медвежьими было бы неоспоримо только в одном случае: при явном отсутствии на следе такого признака, который абсолютно отличает стопу человека от медвежьей: заметно большей массивности первого пальца сравнительно со вторым и всеми следующими. Это отличает стопу человека не просто как прямоходящего существа, а как примата, эволюционно связанного с древесно-лазающими формами приматов. У медведя же, к какому бы виду он ни принадлежал, нет, и с точки зрения эволюционной не может быть, резкого отличия размера первого пальца от следующих. Это — единственный надежный признак для различения следа человека и медведя, при внимательном учете которого смешать их просто нельзя. Крупнейший авторитет проф. А.Н. Формозов демонстрировал это с помощью серии следов разных видов медведей на одном из заседаний Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”. Несомненно, что этот отличительный признак, сравнительно большая величина первого пальца, наличен на ряде более поздних снимков и слепков следа “снежного человека”, что исключает всякую мысль об отождествлении их со следом медведя. Однако мы не знаем, учитывался ли именно этот, единственно надежный признак при “дискриминации” скептиками снимков Смита. Напротив, на схематическом рисунке в книге Эвельманса мы с удивлением видим, что следы смитовского “медведя” изображены с укрупненным первым пальцем, какого не может быть у медведя.

Научные и альпинистические экспедиции в Гималаи прекратились во время второй мировой войны и начали возобновляться в небольшом масштабе в 1949 – 1950 гг. Летом 1951 г. состоялась крупная английская экспедиция в Гималаи с участием Шиптона, Меррея, Уорда, Бурдиллона, Хиллари. Уже на пути в высокогорье Непала, в монастыре Тьянгбоче (область Кхумбу) экспедиция обогатила прежние знания о “снежном человеке”, хотя она и не имела специальной задачей изучение этого вопроса. Тут узнали о случае, произошедшем в 1949 г., когда на традиционный праздник в этот монастырь собралось много шерпов: внезапно, как утверждают все они, из зарослей деревьев всего в 25 шагах от них появился “йе-ти”. Один из присутствовавших, шерпа Сен Тенцинг был впоследствии подвергнут детальному перекрестному опросу, который, говорит Шиптон, не оставил сомнения в искренности его показаний. Тенцинг заверил, что это не были ни медведь, ни обезьяна, которых он хорошо знал. Это был получеловек и полуживотное, ростом — с среднего человека (около 1,65 м), на двух ногах, без хвоста, с заостренной кверху головой; все тело его было покрыто красновато-бурой шерстью, но лицо лишено волос. По словам Тенцинга, “йе-ти” передвигается большей частью на двух ногах, но когда торопится, опускается на все четыре. Тенцинг и его спутники били в барабаны и устроили страшный шум, чтобы напугать и прогнать “йе-ти”, но тот оказался не слишком боязливым и скрылся лишь через некоторое время. Уместно отметить, что через два года в том же монастыре Тьянгбоче Дж. Хант записал рассказ помощника настоятеля о другом появлении “йе-ти” вблизи стен монастыря. Но пока вернемся к успеху Шиптона. Приведенное только что весьма конкретное описание “снежного человека” экспедиция 1951 г. дополнила и отличным вещественным свидетельством.

“На одном из ледников бассейна Менлунг, — пишет Шиптон, — на высоте, приблизительно, 19 т.ф. вечером мы пересекли те лю (58/59) бопытные следы на снегу, которые затем вызвали такой интерес общественности в нашей стране. Мы шли по следу пока было удобно идти, приблизительно около мили… Я и в прошлом находил много этих любопытных отпечатков и пытался итти по следу, но всегда терял их на морене или скале в стороне от ледника. Данный след казался очень свежим, вероятно не более как 24-часовой давности. Когда Меррей и Бурдиллон прошли за нами несколькими днями позднее, следы несколько расплылись”. Шиптону удалось сделать исключительно ценные фотографии. “Этот снимок особенно удачен, — объяснил Шиптон, — так как след отпечатался на тонком слое кристаллического снега, лежавшего поверх твердого льда. Поэтому, когда существо передвинуло ногу вперед, след почти не исказился. Следы, совсем свежие, были оставлены, вероятно, всего за несколько часов до того, как мы их обнаружили, и во всяком случае в тот же день. Они отстояли один от другого на 75 см и шли по направлению к трещине. В том месте, где мы натолкнулись на следы, по всей вероятности, двигались вместе два существа. Это было на высоте около 550 м, значительно выше границы лесов. Следы шли на некотором расстоянии рядом, а затем пересекались. В одном месте одно из существ перепрыгнуло через трещину шириной около 90 см. Там виднелся след толчка, а по другую сторону — ясный отпечаток пальцев, зарывшихся при приземлении в снег. Мои шерпы, взглянув на следы, не сомневались. Следует иметь в виду, что шерпы прекрасно знают следы медведя и обезьяны. Они без всяких колебаний назвали это существо, йе-ти, по нашему — снежный человек”.

Шиптону посчастливилось сфотографировать следы не только очень свежие, не успевшие подвергнуться искажению от таяния снега, но и отпечатавшиеся на слое очень неглубокого снега, в то время как обычно глубина его делала почти невозможной точную фиксацию очертаний подошвы стопы. Шиптон сфотографировал и длинную цепочку следов, снимавшую всякие сомнения в двуногом образе передвижения прошедшего здесь существа. Все это привело к тому, что снимки Шиптона, появившиеся первоначально в газете “Таймс”, были затем бесчисленное множество раз воспроизведены и стали своего рода всемирным эталоном. Именно на основе этих снимков сделаны и делаются существенные биологические выводы о строении тела и видовой принадлежности “снежного человека”. Но, придавая снимкам Шиптона такое большое значение, следует помнить, что они важны именно как венчающее звено серии, а не изолированно от большого числа сходных наблюдений, хотя и не столь удачно фиксированных.

О тех же следах пишет Меррей, — сначала о том, как их нашли Шиптон и Уорд, затем о своем вторичном открытии их совместно с Бурдиллоном: “…Мы пересекли Менлунг-ла. Подобно Шиптону и Уорду, мы нашли следы йе-ти и, как и они, шли по следу по меньшей мере около 2-х миль (животное выбрало самую лучшую дорогу), до тех пор, пока на второй день мы не вышли к морене”.

1952 год ознаменовался исследованиями двух швейцарских экспедиций. Особенно важная первая из них, под руководством Вис-Дюнанта, в районе ледника Кхумбу в апреле обнаружила и тщательно исследовала длинные цепочки следов нескольких экземпляров “снежного человека”. Они оказались разных размеров. Следы крупного экземпляра имели в длину подошвенной поверхности 25 – 30 см, в ширину — 12 – 14 см (как и у экземпляра, сфотографированного Шиптоном), тогда как следы меньшого экземпляра не достигали в длину 20 см. Глубина следа, уходящего в снег, свидетельствовала о том, что вес крупного животного достигал 80 – 100 кг. На следах, видны (59/60) все пять пальцев, большой палец повернут несколько внутрь. На некоторых следах есть отпечатки ногтей, а на пятке — пучка волос. Анализ следов при прыжке животного через камень показывает, что оно в этом случае пользуется четырьмя конечностями. “Йе-ти”, умозаключает Вис-Дюнант, живут не в одиночку, а семьями, что подтверждается наличием следов разных размеров, в том числе следом принадлежащим бесспорно молодой особи. Как видим, чтение следов на снегу с каждым годом делало успехи, становилось конкретнее! Но одновременно в умозаключениях Вис-Дюнанта уже прозвучала нотка, предвосхищавшая неизбежный кризис этого направления исследований. Действительно ли изучаемый вид животных – “снежный”? Не ошибочен ли эпитет “снежный человек”? “Я не мог обнаружить никаких остатков пищи и никаких экскрементов; это подтверждает гипотезу, что животные лишь проходят эти места и не часто забираются на такую высоту; если бы йе-ти жил и охотился поблизости, мы должны были бы наткнуться на логово, или хотя бы на какое-нибудь временное убежище. Я склонен думать, что он взбирается на перевалы только тогда, когда переходит из одной долины в другую в поисках пищи. Это — шатун, избегающий мест, населенных людьми, и заходящий высоко в горы, в места, обитаемые пантерой, хищным животным, которого йе-ти, по-видимому, не боится”.

В самом деле, простая логика требовала в конце концов признать, что обнаруженное крупное млекопитающее не может быть постоянным жителем вечных снегов. Там ему нечем питаться. Несомненно, что на ледниках и снежниках оно могло оказываться лишь перебираясь из одного незаснеженного места в другое, т.е. в момент миграции или, допустим, ухода от опасности. Но в таком случае и едва нащупанный ключ к загадке — следы на снегу — ведет в тупик; как бы виртуозно ни научиться фиксировать и расшифровывать редкие и случайные следы на снегу, это не поведет к обнаружению животного, познанию его биологии. Впрочем, это было только предвосхищением кризиса методики гималайских исследований. “Снежной” тематики хватило еще на три-четыре года.

В отношении второй швейцарской экспедиции 1952 г. отметим только, что она, как кажется, ознаменовалась встречей одного из носильщиков с живым “йе-ти”. Тенцинг Норкей, по его словам, лично убедился, что нет никаких оснований не верить рассказу этого носильщика.

1953 год, принесший долгожданную победу над высочайшей вершиной земного шара Чжомолунгмой (Эверестом), внес в исследования проблемы “снежного человека” наряду с прежним интересом к следам на снегу и кое-что новое. Во-первых, сведения о “йе-ти”, сообщенные одним из победителей Чжомолунгмы Тенцингом Норкеем, — все это знаменовало более серьезное чем прежде включение в круг внимания исследователей такого источника, как знания о “снежном человеке” хозяев страны — шерпов. Поэтому мы и не будем пытаться здесь их излагать, — этому придется посвятить значительную часть другой главы. Во-вторых, группе индийских альпинистов во главе с Ганди, а затем участнику английской Эверестской экспедиции врачу Эвансу удалось увидеть в высокогорном непальском монастыре Пангбоче древний скальп, якобы снятый некогда с головы “йе-ти”, хранимый как реликвия и используемый при некоторых религиозных церемониях; с него удалось сделать многочисленные фотографии, срезать несколько волосков для лабораторного изучения. Эта находка положила начало целой новой линии исследований, приведшей через пять лет к важному открытию в том же монастыре Пангбоче. Летопись изучения “снежного человека” была бы неполна, если бы мы не отметили здесь и результаты трехлетних (1950 – 1953) этнографических исследований австрийского профессора Рене фон Небески-Войковица в Тибете и Сиккиме. Собранные им у населения сведения, вполне согласующиеся с опросными материалами английских экспедиций, будут использованы ниже.

1954 год ознаменовался нашумевшей экспедицией в Гималаи впервые специально для поисков “снежного человека”, посланной на средства английской газеты “Дейли Мейл”. Во главе ее стоял представитель этой газеты Ралф Иззард, в составе ее были эрудированные натуралисты — англичане Стонор и Эдгар, индийский зоолог Бисуас, американец — Рассел. Экспедиция была хорошо оснащена, работа ее широко освещалась в печати. Можно сказать, это был апогей надежд на эффектное сенсационное разрешение загадки “снежного человека”. В известном смысле экспедиция Иззарда была и в самом деле кульминационной точкой предшествовавшего цикла поисков и исследований. Но, дав немалые плоды, она дала и немалые разочарования, обнажила трудности, которых недооценивали, преграды, которых не предвидели.

Ход экспедиции, проведшей время с января по май 1954 г. в высоких горах Непала, изложен в двух книгах; Ралф Иззард “По следам снежного человека”. Книги эти широко известны, имеются и в русском переводе. Это избавляет от необходимости здесь подробно излагать увлекательную историю и интересные плоды экспедиции. Подведем лишь ее самые главные итоги.

Во-первых, это — весьма значительные сборы опросных данных, произведенные преимущественно Стонором среди горцев-шерпов, по меньшей мере в десяти высокогорных деревнях. Соединяя в своем лице этнографа, антрополога и зоолога, Стонор более глубоко, чем кто-либо до него, проник в мир представлений и сведений шерпов о “снежном человеке”, — и если он начал работу в предположении, что эти представления следует отнести к области мифов и легенд, то в результате сбора и сопоставления обильных реалистических и непротиворечивых сообщений он пришел к убеждению в действительном существовании этого животного. Свою книгу Стонор заканчивает словами: “Внешний вид йе-ти и образ его жизни, описанные шерпами и тибетцами, удивительно совпадают с воссозданным палеонтологами обликом и образом жизни некоторых видов двуногих приматов, живших в древности. Для некоторых из нас очевидно, что шерпы не могли просто выдумать животное, так сильно похожее на тех, существование которых в древности доказано наукой, тем более, что шерпы не могли узнать о таких животных со стороны. Шерпы описывают йе-ти и его привычки очень реалистично, с характерными подробностями. Мы получили массу косвенных доказательств существования йе-ти. Подводя итоги, я могу только принять точку зрения шерпов, которую они часто высказывали так разумно и честно. Им совершенно незачем выдумывать новое млекопитающее, раз они в нем не заинтересованы и предпочитают не встречаться с ним, их представление о йе-ти основано не на мифологических ассоциациях, а на подлинном существовании зверя из плоти и крови”.

Но успехи Стонора имели и свою теневую сторону: он убедился, что население противится разговорам о “йе-ти”, крайне настороженно относится к расспросам. Правда, этот лед Стонору удалось несколько растопить, дав широкие заверения, что его намерения не идут дальше того, чтобы сфотографировать “йе-ти”. Но все же население оказалось не только не посредником между исследователем и искомый животным, но и преградой. “Мы шерпы — буддисты и вообще никогда не убиваем диких животных, что же касается йе-ти, то он у нас на особом счету”, говорили они. Они не хотели, чтобы иноземцы угрожали этому занимающему особое положение животному, более того, если и готовы были поделиться своими сведениями о нем, то не переходя известного предела. Дальнейший ход изучения вопроса о “снежном человеке” все яснее показывал эту помеху, коренящуюся в неохоте буддийского населения слишком близко знакомить пришельцев с “двоюродным братом” человека.

Вторая линия успехов и разочарований экспедиции 1954 г., близко соприкасающаяся с первой, это попытки добыть для исследования “скальпы” и другие вещественные останки, хранившиеся в качестве ритуальных культовых принадлежностей в высокогорных непальских монастырях. Сведения о скальпах (“черепах”), имеющихся в Кумджунге и Пангбоче, сообщил еще ранее Тенцинг Норкей.

Сфотографировать скальп из Пангбоче, как сказано, удалось впервые в предыдущем 1953 г. Но книги Иззарда и Стонора раскрывают полную драматизма историю тщетных попыток сломить суеверное предубеждение и получить хоть на время драгоценные вещи. Они увезли с собой лишь новые снимки скальпов и образцы волос, обсуждение которых мы относим к одной из следующих глав. Одновременно они увезли с собой и представление о том, какой почти непреодолимой преградой на пути к научной цели стали перед ними суеверия буддизма.

Третья линия успехов и разочарований экспедиции — следы и выслеживание “снежного человека”. В отношении находок новых следов “йе-ти” экспедиции очень повезло. Она обогатила многими тонкими наблюдениями имевшиеся описания следов: фиксацией приемов “йе-ти” преодолевать снежные сугробы движениями, напоминающими плавание, спускаться сидя на заду с крутых снежных склонов, далеко обходить человеческое жилье. Иззард и Рассел в долине Дуд-Коси шли в течение двух дней подряд по следам двух “йе-ти”, торопя их в общей сложности на протяжении более 13 км; они буквально прочли на снегу всю двухдневную историю жизни этих двух существ… Но они вместе с тем прочли и приговор дальнейшим попыткам такого рода. Догнать “йе-ти” по следу на снегу — безнадежная затея, подстеречь его здесь — тем более, ибо тут он проходит, но не обитает, не ищет пищу. Стонор и другие участники экспедиции пришли к совершенно окончательному и неопровержимому заключению, что обитает “йе-ти” не в зоне вечных снегов и льдов, а ниже, в частности, на скалистых и кустарниковых склонах, где он может находить достаточно обильный корм. Но как искать его на этих необозримых скалистых просторах? Ведь там он не оставляет цепочек следов — единственного признака, по которому удавалось судить о его существовании.

Глубочайший пессимизм был в сущности основным выводом всей экспедиции Иззарда. “Когда мы покидали Англию, — пишет он, — сами поиски рисовались нам в следующем виде: мы находим на снегу следы “йе-ти” и идем по ним до тех пор, пока не столкнемся с животными. На самом деле представление шерпов о том, что “йе-ти” бродят наудачу по огромной усеянной камнями территории, расположенной выше границы леса и ниже вечных снегов, оказалось совершенно правильным”. Отсюда и те “слова предупреждения”, с которыми Иззард обращается к участникам будущих экспедиций: “По нашему общему, как мне кажется, мнению, основанному на собственном опыте, йе-ти вероятнее всего можно встретить случайно, наткнувшись на него, скажем, за каким-нибудь камнем, а не в результате организованных поисков”.

Этот вывод означал в сущности признание полного бессилия исследователей, надежду на чистейшую случайность! Да, собственно говоря, ничего другого и не осталось тем, кто пренебрег главным условием успешности полевой зоологической работы такого рода: нельзя производить поиски без хотя бы теоретической гипотезы о биологии того существа, которое ищешь, т.е. искать неведомо что, вслепую, на ощупь. Удивительным образом в приведенных словах Иззарда даже не сквозит мысль о применении приманок, привад. Кризис в исследованиях проблемы “снежного человека”, так ясно проступивший с конца экспедиции 1954 г., это результат поверхностного практицизма, пренебрежения кропотливой научной подготовкой.

Между прочим, недооценка важности предварительных обобщений и продумывания гипотез об образе жизни и повадках искомого животного, вера в спортивную удачу и счастливый случай, — все это проявилось в прекращении западноевропейскими и американскими исследователями широких сборов или, во всяком случае, публикации собранных опросных материалов. Рассказы населения, видимо, с благословения некоторых традиционных зоологов, рассматриваются как что-то второсортное или как утратившее остроту воздействия на читателей. Между тем терпеливый сбор и анализ информации вел бы по крайней мере к постепенному уточнению карты и сезонов вероятных миграций, цикла суточной активности, количества и местонахождения молодняка, привлекающих факторов. К сожалению, гималайские исследователи отнеслись ко всему этому не серьезно.

Восходящая линия истории изучения следов на снегу в Гималаях продолжалась еще и в 1955 г. Два члена английской экспедиции военно-воздушных сил, Смит и Лиз, сфотографировали в долине Култи на высоте 12 т.ф. следы “снежного человека”. Согласно сообщению, это был ряд следов, свидетельствующих о двуногом передвижении, на стопе видны пять пальцев, размер следа 29 х 14 см; к сожалению следы были погружены глубоко, на 27 см в снег.

В мае того же 1955 г. французская геолого-альпинистическая экспедиция на Макалу натолкнулась на следы “снежного человека” в районе перевала Барун. Наблюдения принадлежат профессору геологии Пьеру Борде, который до этого вовсе не намеревался заниматься проблемой “снежного человека”. Уже при подъеме основная часть экспедиции видела следы почти на том же месте, но они были старыми и сильно стершимися. Спускаясь вниз, вместе с шерпом Анг Бао и носильщиками, Борде встретил почтальона, шедшего с провожатым, так как он боялся проходить эту часть пути “из-за йе-ти”. На следующий день Борде обнаруживает на перевале цепочку свежих (63/64) следов, пересекающих следы, оставленные почтальоном; они, следовательно, были оставлены лишь накануне вечером, ночью или даже утром в день наблюдения, и солнце не успело их деформировать. После короткого осмотра Анг Бао заявляет: “это — йе-ти, идем, нельзя здесь оставаться”, и вскоре он и носильщики оказываются уже далеко от решившего обследовать следы геолога. Стоит привести большие выдержки из обстоятельной статьи проф. Борде, опубликованной по возвращении в “Бюллетене Музея естественной истории” в Париже.

“Я иду по следам по направлению на восток, траверсируя довольно крутой (20° – 30°) склон. Отпечатки обоих ног хорошо видны, они вдавлены на 10 – 15 см в снег. Животное несколько раз скользило, как, впрочем, и я, хотя и вооруженный ледорубом, — и тогда его следы расширены и удвоены. В одном месте оно достигло верхнего края небольшой скальной стенки высотой в 1,5 м; оно спрыгнуло прямо и продолжало свой путь; никаких следов его передних лап. Я же вынужден для спуска воспользоваться трещиной, находящейся вправо. Через 200 м следы начинают подниматься, затем они резко поворачивают влево и идут в лоб к подъему. Они исчезают выше, через 200 м, за скалами, на все более крутом склоне”. “…Мы отправляемся дальше, замечаю новый след с той стороны озера. Снова покидаю своих носильщиков и выхожу к этому следу. Отпечатки ног сводятся к последовательным вдавлениям в снегу. Здесь нечего получить”. “Итак, я следовал по пути йе-ти на протяжении более одного километра и видел около 3000 отпечатков. Они все выглядят одинаковыми. Речь идет о глубоком следе стопы, имеющей некоторое сходство с человеческой стопой. Подошва стопы грубо эллиптична и округлена снизу. Перед нею находятся отпечатки четырех (а не пяти) пальцев приблизительно округлой формы. Первый направлен внутрь, он толще остальных и, возможно, располагается отступя, слегка позади них. Остальные три пальца располагаются на переднем контуре подошвы и очень близко к нему. Эти пальцы значительно толще пальцев стопы человека. Следов когтей не имеется. То, что можно было бы принять за таковые на фотографиях, отвечает следу, произведенному пальцами в тот момент, когда животное извлекает стопу из ямы, которая вдавлена стопой в снегу. На лучших следах еще сохранились маленькие снежные перегородки между следами пальцев, что указывает на то, что последние не полностью смыкаются при ходьбе. Длина отпечатка около 20 см. Животное передвигается на параллельных, но слегка расставленных ногах. Длина шагов порядка 50 см, несколько меньше длины моего шага на этой скользкой почве. Впрочем, походка казалась неуверенной, животное явно не спешило и ничем не было обеспокоено. Тот факт, что оно пересекло след людей, не взволновал его. Никаких следов хвоста не было. Второй след, который я увидел, принадлежал животному, спускавшемуся к озеру, очевидно, чтобы пить. Отпечатки располагались по строгой линии, и длина шагов, значительно большая, достигала, должно быть, метра. Этот след терялся в части озера, где с тех пор растаял снег. Бесспорно, что все эти следы принадлежат двуногому животному, которое, даже в трудных условиях, не испытывает потребности пользоваться своими передними конечностями”. “След йе-ти, сфотографированный Э. Шиптоном в 1951 г., представляет неоспоримую аналогию с теми, которые я видел: та же общая форма, то же количество пальцев — четыре, а не пять (гипотеза о слиянии на снимке указательного и среднего, выдвинутая Г. Диренфуртом, по-видимому, не находит себе признания).

След, сфотографированный Шиптоном, отличается, однако, гораздо большим размером и положением большого пальца, расположенного отступя. Можно думать, следовательно, о вариациях в зависимости от роста животного или, может быть, о половом диморфизме”.

Борде собрал некоторые сведения среди шерпов. Неоспоримо, пишет он, что они рассматривают “йе-ти” как животное, обитающее в их стране, они знают места, где он живет, его привычки, его различные крики, которым они дают точное значение. Подводя некоторые итоги предшествовавшим исследованиям в Гималаях и Каракоруме, Борде заключает: “Таким образом, йе-ти, до-видимому, является неизвестным животным, каких должно быть существует некоторое число в мире”. Что именно они представляют собою, на данном уровне информации судить еще рано, “но просто-напросто отрицать существование йе-ти было бы и не логично и не научно”.

В 1956 г. в высокогорном Непале работала английская экспедиция Нормана Харди. В опубликованном отчете содержится лишь немного материала, касающегося “снежного человека”. Автор сам не видел следов, передает лишь сообщения кого-то из персонала непальской почты о недавно виденных следах “йе-ти” (около 23 см длины, расстояние между следами около 90 см), которые наблюдатель уверенно отличает от следов медведя и которые, по ряду соображений, никак не могут принадлежать лангуру. Норман Харди сообщает также сведения о якобы хранящемся в монастыре Ронгбук (Тибет, северные склоны Гималаев) еще одном “скальпе” “йе-ти”.

В том же 1956 г. в Гималаях проводили рекогносцировочные путешествия и сборы сведений о “йе-ти” два человека, которым суждено было на следующие четыре года тесно связать свои имена на поприще исследований проблемы “снежного человека”. Один из них — крупный техасский бизнесмен и одновременно руководитель одного научно-исследовательского центра — Том Слик, совершивший поездку в горы и собравший показания караванщиков и других местных жителей, по их словам, видевших “йе-ти”. Вторым был ирландец Питер Бирн, охотник и путешественник, знающий непальский язык и потому легче беседовавший с населением о “снежном человеке”. Встретившись, Том Слик и Питер Бирн убедились, что их опросные данные близко совпали.

В следующем 1957 г. они вместе отправились в экспедицию за “снежным человеком”, финансируемую Томом Сликом. Снова были найдены и сфотографированы следы “йе-ти”. “Мы шли по следам этого существа в трех местах, — пишет в отчете Том Слик, — до тех пор, пока не потеряли их на скалистой почве или не были вынуждены прекратить поиски с наступлением темноты”. Идя по одному следу, пятипалому, похожему на человеческий, “заметив, где йе-ти поскользнулся и скатился по крутому склону, мы нашли и собрали шерсть, зацепившуюся за шершавую кору рододендрона; видели, где это существо опиралось на руку или лапу, чтобы сохранить равновесие в мягком снегу, в то время как оно отдирало мох со ствола дерева”. Следы оказались двух типов: крупные, свыше 30 см длиною, и меньшие, не более 25 см, но зато более широкие, чем первые и обладавшие отличительным у-образным разветвлением большого пальца по отношению к другим; эти последние следы, говорит Том Слик, “имеют необычайное сходство с ископаемыми окаменелыми следами, найденными шесть лет назад в пещере близ Турина, в Италии, которые считают следами неандертальского человека”. Точно также и 15 найденных очевидцев, которые, по их словам, сталкивались с “йе-ти”, утверждают, что последний бывает ростом в 2 – 2,4 м, но имеется и другое, похожее существо, ростом в 1,5 – 1,8 м (“ми-те”). Пятнадцати опрошенным очевидцам-шерпам были предъявлены наборы разнообразных фотографий, изображавших низших и высших обезьян, медведей, доисторического человека: все без исключения на первом месте указали сходство виденного ими существа с изображениями гориллы и доисторического человека. Некоторые шерпы описали крик “йе-ти”.

На основе этих обнадеживающих данных Том Слик в следующем 1958 г. отправил (совместно с Джонсоном) экспедицию, в состав которой вошли участники экспедиции 1954 г.: натуралист Джералд Рассел, братья Питер и Брайн Бирн и другие. Одна группа предприняла стационарные наблюдения в долине Барун. По рассказу Питера Бирна, дважды в ночной темноте к их палатке подходил “йе-ти”, но его не успевали увидеть в свете фонарей, во второй раз утром на свежем снегу были найдены следы 25 см длины, с отличными отпечатками больших пальцев, проходившие вблизи палаток и исчезавшие на голом скалистом скате. В группе Рассела, обосновавшейся в долине Чоянга, двое шерпов, по их словам, порознь видели “йе-ти”, каждый раз ночью, один раз при свете факела, другой — фонаря; сфотографированные утром следы второго отличались небольшими размерами. Участники экспедиции 1958 г. впервые стали изобретать кое-какое обновление методики поисков “снежного человека”, однако их идеи снова не были основаны на продуманной гипотезе о его биологии и поэтому неминуемо окончились неудачей. Во-первых, это была идея применить здесь специально доставленных из США собак, применяемых на охоте на медведя, — они оказались неподготовленными и совершенно бесполезными в скальном ландшафте. Во-вторых, подумали, наконец, о применении приманки, однако, слишком оригинальной: крупных лягушек, водившихся в омуте р. Чоянг и, судя по некоторым следам, по ночам пожираемых “йе-ти”, который вылавливает их в воде или находит под переворачиваемыми валунами. Были применена остроумные технические средства, чтобы привязанная на нейлоновой леске лягушка, будучи схваченной, заставила выстрелить ружье, заряженное парализующим веществом. Опыт не удался. Навряд ли стоит дальше его технически совершенствовать: не могут лягушки, хотя бы и особо крупного вида, употребляемого в пищу даже местным населением, служить сколько-нибудь характерной и постоянной пищей “снежного человека”.

Экспедиция 1958 г. собрала опросные данные, но почти ничего не опубликовала. Она произвела новые обильные наблюдения серии следов “йе-ти”, но лишь подтвердила их разделение на два несколько различных по величине и форме типа. Важным результатом было получение первого неплохого гипсового слепка со следа одного из двух типов. Но подлинным научным достижениям экспедиции было нечто иное. Еще в 1954 г. английский тибетолог проф. Снеллгрув узнал (и сообщил Иззарду, но слишком поздно), что кроме скальпа монахи Пангбочского монастыря хранят мумифицированную кисть йе-ти”, она обмотана несколькими слоями материи и обвязана шнуром, причем снять повязки — значило бы осквернить священную реликвию. Благодаря знанию непальского языка, П. Бирну удалось, прожив некоторое время в Пангбоче, добиться успеха; кисть была освобождена из повязок и ему разрешили ее многократно сфотографировать. Мало того (неизвестно, в этот сезон или в следующий), удалось добиться разрешения на частичное препарирование кисти, а именно, обнажение от высушенных тканей ее скелета с тыльной стороны руки. Фотографии этой скелетированной кисти, а также частица удаленных высушенных мягких тканей были доставлены в США и подвергнуты тщательному лабораторному и анатомо-морфологическому исследованию.

Этот важный результат может быть расценен как большой шанс перенесения всей проблемы “снежного человека” на новый уровень. Наконец в руках исследователей есть хоть фотографии одной из частей скелета интересующего их существа. Конечно, остается какая-то степень вероятности, что эта древняя мумифицированная кисть не принадлежит тому существу, которому ее приписывает предание. Но кому же она принадлежит? Забегая вперед, мы пока скажем лишь, что с большой степенью достоверности доказана невозможность отождествить ее ни с кистью человека современного физического типа, ни с кистью какой-либо из живущих человекообразных обезьян.

В том же 1959 г. посчастливилось и двум японским экспедициям, одной из которых руководил профессор Тендзо Огава. Обе экспедиции нашли и зафиксировали новые образцы следов. Проф. Т. Огава снова сфотографировал в Пангбоче мумифицированную кисть.

Этим неожиданным достижением хотелось бы и закончить исторический обзор исследований, произведенных в Гималаях. Во всем остальном кризис исследовательской методики, ясно нараставший в 1954 – 1958 гг., далее привел к настоящему тупику. Итак, выполнить непосредственную научную и спортивную задачу экспедиции: выследить, увидеть, сфотографировать, может быть, поймать или подстрелить экземпляр “снежного человека”, — пока не удалось. Том Слик проиграл свое пари, о котором писали в газетах. Братья Питер и Брайн Бирн впали в скепсис и разочарование в отношении перспективности дальнейших поисков в Гималаях. Джералд Рассел, самый вдумчивый из исследователей проблемы “снежного человека” в Гималаях, вернулся в апреле 1960 г. в Европу из очередной экспедиции ни с чем — в результате разногласий в экспедиции.

Такой финал объясняется не только кризисом методики. Укажем еще два фактора. Регулярные появления экспедиций в одних и тех же долинах высокогорного Непала привели и к другому непредвиденному кризису: в традиционных районах следы обнаруживаются все реже, возможно, “йе-ти” откочевывают подальше от людей, назойливо интересующихся ими, но, видимо, совершенно не учитывающих воздействия своего присутствия на поведение этого вида животных. Кто знает, не отпугивали ли также специально “йе-ти” из этих мест местные люди — блюстители сакральных тайн? В самом деле, вторым непредвиденным фактором явилось нараставшее противодействие непальских духовно-светских властей дальнейшим поискам “снежного человека”. Дело началось с испытанного оружия наших противников, с вышучивания и высмеивания мысли о “снежном человеке” самим королем Непала на пресс-конференции, а кончилось принятием строгих запретительных мер. Правительство Непала объявило, что со всякого, кто впредь захочет искать “снежного человека” на территории Непала, будет взыскиваться 5 тыс. рупий пошлины. Строго запрещено убивать “снежного человека”, если он сам не нападает. Жители Непала не имеют права давать информацию по этому вопросу иностранцам без разрешения правительства. “Йе-ти”, живой или мертвый, а также и его фотографии, объявлены государственной собственностью и не могут быть вывезены из Непала. Как видим, насмешки завершились официальным признанием реальности “йе-ти”, но и запрещением ученым узнать о нем что-либо.

Таким образом, на непальских исследованиях до поры до времени поставлена точка. Остается сказать об одном грязном пятне, недавно прибавившемся к этой точке. Несмотря на все препоны, в сентябре 1960 г. в новую экспедицию на поиски “йе-ти” в Непал с огромным газетным шумом отбыл знаменитый рекордсмен-альпинист, “покоритель Эвереста” сэр Эдмунд Хиллари. Впоследствии в мировой прессе стали появляться тревожные сигналы о том, что экспедиция Хиллари носит подозрительный характер: в ее составе оказались специалисты по ракетам, ведшие какие-то наблюдения у границ Китая. Стали высказываться небезосновательные предположения, что поиски “снежного человека” — лишь предлог для деятельности других отрядов экспедиции, насчитывавшей в общем более 600 человек. Удивительным образом “сэр Эдмунд” не взял с собой ни одного знатока вопроса о “снежном человеке”, ни одного исследователя, участвовавшего в прошлых экспедициях. Зоологическую науку представляли здесь мистер Марлин Перкинс из Чикагского зоопарка, некомпетентность которого в данном вопросе бесспорна, и некий доктор Лоуренс Сван, вовсе далекий от зоологии. В качестве монопольного репортера к Хиллари был приставлен Десмонд Дойг, знакомый с непальским языком, но корреспонденции которого, печатавшиеся во всей “большой прессе”, свидетельствуют о том, что перед отъездом он не успел почитать почти ничего о прошлых экспедициях. Официально финансировавшая экспедицию чикагская книгоиздательская фирма поставила перед Хиллари довольно упрощенное условие: он должен вернуться либо с “доказательством” существования “снежного человека”, либо с “опровержением”.

Пробыв недолго в горах, не встретив чего-либо нового кроме следов, “сэр Эдмунд”, очевидно испугался неустойки. Он спустился в монастырь Пангбоче и вскоре объявил, что везет в Америку и Европу на шесть недель для обследования известный скальп, приписываемый “йе-ти”, который и послужит решающим аргументом за или против. Как теперь выяснено, “сэр Эдмунд” уже год тому назад знал, что данный экземпляр скальпа заведомо фальшивый и даже, видимо, был изготовлен по его заказу.

В Америке и Европе этот ловкий спортсмен широковещательно организовал экспертизы и опубликовал в журналах “Лайф” и “Нью-Йорк Таймс” статьи, “опровергавшие” существование “снежного человека”.

Всю эту скандальную эпопею мало было бы назвать мальчишеством. По словам А. Сэндерсона, “все это дело оказалось фарсом, если не открытым мошеничеством”. Разоблачению панамы сэра Эдмунда и того вреда, который она принесла науке, посвящены две специальные заметки, опубликованные Бернаром Эвельмансом и Айвеном Сэндерсоном, крупнейшими западными авторитетами в проблеме “снежного человека”. Поэтому я не вижу необходимости входить здесь в рассмотрение деталей.

Исследования в Гималаях зашли в тупик. Это печально. Но является ли он катастрофическим для вопроса о “снежном человеке” в целом — это станет ясно, когда мы займемся темой об ареале данного вида: мы увидим, велико или незначительно то место, какое в его ареале занимают непальские и сиккимские склоны Гималаев.