ПОСЛЕДНИМ В РОССИИ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ЗАПИСЫВАЛ
ЖИВЫЕ БЫЛИНЫ
Юрий Иванович Смирнов был великим знатоком Русского Севера.
Он досконально знал его культуру.
Фольклорист от Бога!
Пешком обошёл множество деревень – из них уцелели единицы.
Особенно любил Пудогу и Кенозерье.
Дружеское общение с ним стало для меня несравненной школой.
В статье «Стих былины» описан один из эпизодов нашего общения.
Юрий Линник
08.01.2017
____________________________________________________
Памяти Юрия Ивановича Смирнова
Главная редколлегия серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока», Институт фило-логии Сибирского отделения РАН с глубоким прискор-бием извещает о кончине известного российского фоль-клориста Юрия Ивановича Смирнова. Он не дожил до своего восьмидесятилетия всего месяц… В этом номере готовилось поздравление юбиляру со знаменательной датой. Более тридцати лет Юрий Иванович являлся чле-ном Главной редколлегии сибирской Серии, внося свою весомую научную лепту в реализацию этого крупномас-штабного гуманитарного проекта. Широкая эрудиция, вдумчивость, огромный опыт полевой и исследователь-ской работы Ю.И. Смирнова были неоценимы в успеш-ном продвижении Серии. Юрия Ивановича всегда отли-чал глубокий интерес к живому бытованию фольклора у народов Сибири. Его будоражила сама возможность об-щения с носителем фольклорных знаний, он советовал сибирским фольклористам более тщательно и скрупу-лезно работать с информантами, расспрашивать детально о тех или иных персонажах, их облике, привычках, одежде и т.д. Юрий Иванович всегда настаивал на том, чтобы фольклористические ста-тьи томов были написаны понятным языком, без перегрузки специальными терминами и «научной заумью».
Редколлегия журнала сочла необходимым познакомить сибирских ученых, прежде всего молодое поколение, с некоторыми фактами научной биографии Юрия Ивановича Смирнова и опубликовать статью Е.А. Самоделовой, в которой отмечены важные вехи творческого пути Юрия Ивановича к вершинам отечественной фольклористики.
* * *
Юрий Иванович Смирнов окончил филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, куда он поступал, мечтая стать литературным критиком и полагая, что именно в университете дается самое серьезное образование по гуманитарным дисциплинам. Помешали стать профессиональным крити-ком Смирнову два человека – В.И. Чичеров и Э.В. Померанцева: они виртуозно читали тогда курс фольклора и с энтузиазмом проводили фольклорные экспедиции. Именно эти профессора своей увле-ченностью и верой в возможность постижения исторических глубин славянской цивилизации во-влекли Смирнова в удивительный мир устного народного творчества.
Первая фольклорная экспедиция Ю.И. Смирнова состоялась в начале 1954 г. в Вологодскую об-ласть, под руководством Э.В. Померанцевой, начальником отряда была Н.И. Савушкина. Ю.И. Смирнову не понравился маршрутный способ проведения экспедиций, когда отряд фольклори-стов-собирателей (в том числе студентов) стремительно продвигается по заранее намеченному марш-руту, задерживаясь в каждом селе лишь по нескольку дней. Он хотел подробно обследовать локаль-ные традиции, а не работать исключительно на подготовку сборников. Когда в 1970-х гг. Смирнов сам стал начальником Полесских экспедиций, он планировал посещение каждым отрядом всего лишь двух селений за месяц, чтобы можно было тщательно расспросить местных жителей об особенностях бытования фольклора.
Летом 1954 г. Ю.И. Смирнов по своей инициативе ездил на разведку в Белгородскую область, где позднее В.М. Щуров, профессор Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского, обнаружил много архаики в песенных напевах, но Юрий Иванович Белгородчиной не вдохновился. В зимние полевые сезоны 1954–1956 гг. Ю.И. Смирнов посещал Ярославскую область: в 1955 г. – По-шехонский район, в 1956 г. – Угличский район. Так, в с. Гаютино Пошехонского района Ю.И. Смирнов зафиксировал несколько десятков (около сорока) сказок от талантливого сказочника Алексея Ивановича Крицкова. Сейчас этого села уже нет, а записи сказок, сделанные Юрием Ивано-вичем, еще ждут своего исследователя. Сейчас Юрию Ивановичу сложно выезжать в поле, и так по-127
лучилось, что Пошехонье оказалось одним из последних регионов его активной полевой и исследова-тельской работы, где он и бывал в экспедициях, и организовывал междисциплинарную научную кон-ференцию «Русская народная культура и ее этнические истоки» (1991–2002).
В университете В.И. Чичеров – наставник Ю.И. Смирнова – предложил ему на выбор: глубоко изучать китайский, чешский или болгарский фольклор. После некоторых размышлений Смирнов пришел к выводу, что китайский фольклор с главным его героем – драконом (ипостасью змея) – ему не осилить, чешский фольклор находится почти на грани исчезновения, и в итоге выбрал болгарский фольклор, поскольку болгары собрали прекрасный полевой материал, который теперь нуждается в научном осмыслении.
Впервые Ю.И. Смирнов оказался в Болгарии в 1957 г. с целью освоить язык в его живом бытова-нии, поскольку болгарский народ говорит на разных диалектах, в которых много турецких и грече-ских словечек. Ю.И. Смирнов справедливо убежден, что знание языка носителей традиции необхо-димо не только для понимания смысла собираемых фольклорных произведений, но прежде всего для доверительного отношения местных жителей к собирателю, для уверенной роли «своего» среди них. Первые полевые записи болгарского фольклора он сделал в Одесской области, которая тогда входила в состав СССР, где в селах компактно проживали болгары. Ю.И. Смирнов записывал болгарские эпи-ческие баллады от представителей старшего поколения, живших в сельской местности – в естествен-ной патриархальной среде.
Ю.И. Смирнов рассказывает, что былины впечатлили его уже в первых фольклорных экспедициях на Русский Север, организованных МГУ по следам Гильфердинга и Рыбникова и по следам братьев Соколовых. С тех пор изучение северных былин стало одним из ключевых направлений исследова-тельской деятельности Ю.И. Смирнова.
С Новгородчиной связан забавный эпизод из жизни Ю.И. Смирнова как собирателя фольклора. Однажды в 1970 г. он оказался там на научной конференции. После нее был невыразительный кон-церт художественной самодеятельности, где замечательные бабушки пели какие-то современные песни, заказанные им начальством. После их выступления Ю.И. Смирнов прокрался за кулисы, чтобы расспросить о более интересном фольклорном репертуаре. Певицы затянули старинные баллады «Ва-силий и Софья», «Муж жену губил», и Ю.И. Смирнов уже удобно расположился для их записи, как вдруг явился строгий человек и тут же увел бабушек.
Ю.И. Смирнов сожалеет, что фольклористы-предшественники обследовали лишь определенные селения на Русском Севере на предмет выявления былин; и направлялись они туда по подсказке уро-женцев былинных мест. В результате во многих селах былины записаны по множеству раз, а другие (даже не самые отдаленные) оказались вне поля зрения ученых.
Неизвестно, когда возникли былины. Глубину их появления можно было бы отследить в том числе и по анализу упоминаний в них разного рода оружия (Р.С. Липец исследовала только отдельные виды вооружения). Ю.И. Смирнов гордится, что один из его учеников провел такую работу, но сожалеет, что этот многостраничный труд пока остается в рукописи. Юрию Ивановичу равно интересны гене-зис и пути миграции былин. В одной книге по археологии он прочитал, что представители древних племен передвигались по огромным просторам Европы вместе со своим скотом: породы коней или коров отличались от автохтонных, что различимо с помощью специального генетического анализа даже по костям скота из захоронений. Ю.И. Смирнов удивился, что целые стада домашнего скота способны были преодолевать огромные водные преграды, например, переплывать Волгу или Днепр.
Ю.И. Смирнов выявил исторические места возникновения отдельных сюжетов. К примеру, к Ря-занщине отсылают имена таких былинных героев, как Авдотья Рязаночка, Добрыня Рязанич (не при-вычный Добрыня Никитич) и менее известный Касимовский татарин (былина о битве двух неузнан-ных братьев). Пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь следы бытования былин в метрополии, Ю.И. Смирнов в 1973 г. отправился в Рязанскую область, обследуя потаенные деревушки, прячущие-ся в глухих лесах к югу от Касимовской дороги. Фольклорист вспоминает, как ему там встречались нерусские черноволосые низкорослые люди «с поздненьким фольклорным материалом» – остатки летописной муромы или мещеры.
Когда Д.С. Лихачев, один из основателей книжной серии «Литературные памятники», задумался о включении в нее фольклорных раритетов, он через Э.В. Померанцеву пригласил Ю.И. Смирнова принять участие в томах былин. Д.С. Лихачев внимательно прислушивался к мнению Смирнова, до-верял ему составление и комментирование былинных томов. В итоге вышло два тома былин: «Доб-рыня Никитич и Алеша Попович» (1974) и «Новгородские былины» (1978). Затем Смирнов разохо-тился и предложил составить том по хронологии былинных персонажей: от раннего Волха Всеслави-ча к Вольге и князю Владимиру и т.д. То ли замысел показался Д.С. Лихачеву чересчур грандиозным, 128
то ли еще что-то случилось, но эта «былинная серия» прекратилась, так и ограничившись двумя то-мами.
Ю.И. Смирнов неоднократно рассказывал о том, как при подготовке «Сравнительного указателя сюжетов: Восточнославянская сказка» (1979; далее – СУС) титульный рецензент Б.Н. Путилов по-просил его написать отзыв на рукопись. Ю.И. Смирнов очень ответственно подошел к рецензирова-нию рукописи и высказал множество предложений по ее доработке. В результате он на месяц был командирован из Москвы в Ленинград для реализации своих замечаний по усовершенствованию ука-зателя. Составители вместе с ним успели проверить № 1–1000 СУС: какую-то часть предложений они приняли, какую-то – нет. Не хватило времени просмотреть номера анекдотических сказок.
Ю.И. Смирнов предлагал изучить архивы, чтобы выявить неопубликованные сказки, в том числе те, которые могли бы дать новые номера сюжетов, заполнить специально зарезервированные пропус-ки. Однако из-за трудоемкости исполнения это предложение было отвергнуто (в «Указателе...» запи-сана такая задача для будущих работ по систематике сказок).
Ю.И. Смирнов считает необходимым дать более полные аннотации к номерам СУС, чтобы по нему было легче определять сюжеты вновь записанных сказок. По мнению исследователя, желатель-но указывать влияние книжных источников (например, сказочного собрания А.Н. Афанасьева) на ре-пертуар сказочников конца XIX–начала XXI в. (в отдельных случаях в СУС приведены литературные произведения на сюжеты фольклорных сказок). Хорошо бы сделать дополнительные внутренние ука-затели: например, по персонажам. Во вступительной статье надо описать, что такое вариант и версия, а то в Указателе Аарне–Томпсона перепутаны сюжеты, мотивы, эпизоды.
Также Ю.И. Смирнов отмечает, что при обращении к «Указателю сказочных сюжетов» Антти Аарне многие сказковеды удивляются сходству финских сюжетов с русскими, а в действительности там описаны истинно русские сказки, бытовавшие на русско-финском пограничье.
Давно вынашиваемую идею составить сюжетный указатель по книжным и архивным источникам Ю.И. Смирнов воплотил в аннотированном труде «Былины. Указатель произведений в их вариантах, версиях и контаминациях» (М., 2010).
Широк разброс научных интересов Ю.И. Смирнова: в анкете для справочника «Российские фоль-клористы» (1994) он сообщил, что его интересуют «эпос, народная проза, обрядовая поэзия, загово-ры, другие разделы; эволюция или история фольклорных произведений, изучение народной культуры во времени и пространстве», причем эти области знаний относятся и к славянским народам, и их со-седям. Ценя глубину «фольклорной памяти», Ю.И. Смирнов не хочет размениваться на поздние фольклорные жанры и произведения недавнего времени. Так, мечтая в очередной раз отправиться «в поле», он все-таки отказался от заманчивого предложения фронтовика Б.П. Кирдана поехать с его студентами в Смоленскую область собирать военный фольклор по местам боев и оккупации во время Великой Отечественной войны. Являясь несомненным патриотом, Ю.И. Смирнов убежден, что в та-ком заповедном фольклорном регионе, каким является Смоленщина, необходимо искать архаику.
Ю.И. Смирнов исповедует аксиому, что «уникальный факт – это вообще не факт, мягко говоря или грубо выражаясь». Поэтому он не считает великого А.Н. Веселовского авторитетом (как вообще не полагается на авторитеты и не привык прятаться за широкую спину титулованных ученых-предшественников в своих научных выводах). Смирнов рассказывает о своих наблюдениях над тем, что А.Н. Веселовский, обладая величайшей образованностью и прекрасным владением множеством европейских языков, позволял себе сопоставлять сначала близкие фольклорные факты, затем притя-гивал к ним более далекие, потом совсем отдаленные – и в результате получал большую, но совер-шенно неубедительную и недостоверную цепочку сравнений. Ю.И. Смирнов смеет спорить с А.Н. Веселовским, считавшим переводную балладу «Ленора» В.А. Жуковского германским сюжетом, и уверен, что это славянский сюжет.
Ю.И. Смирнов полагает, что надо трудиться в свое удовольствие, не торопясь, тогда и результат будет убедительным. В последнее время он сетует на все более ускользающее время, даже на то, что обеды его отнимают, и старается выбрать наиболее важные исследовательские задачи, поскольку ни один человек не может исполнить все задуманное и намеченное.
Ю.И. Смирнов очень чуток к окружающим его людям. Например, взглянув на красивую брошь на лацкане жакета коллеги, он может высказать суждение о современном украшении как о древнем апо-тропее, отводящем глаза врагов и защищающем владельца от всяких напастей. Выслушав жалобы на ноющее горло, Ю.И. Смирнов дает совет из области народной медицины: понемногу есть чеснок в течение максимально возможного времени. Узнав о трудностях покупки маленьких механических часов для мамы коллеги, он заходит в часовой магазин, на следующий день приносит каталог швей-царских хронометров и искренне удивляется их недоступной цене. 129
Каждый вторник, если самочувствие оказывается более-менее хорошим, Ю.И. Смирнов приходит в ИМЛИ и диктует одной из сотрудниц группы ИТ при дирекции М.А. Яковлевой текст, который он набросал на черновике своим аккуратным, но частично зашифрованным почерком. Это фрагмент его большой работы, составленной из наблюдений над былинными персонажами, их ролями и функция-ми, атрибутами и действиями, отношениями друг с другом. Эти наблюдения возникли в результате составления указателя былинных сюжетов. Он остается допоздна в кабинете, пьет чай с коллегами из разных отделов, которые пришли на огонек и рады послушать интересные суждения Ю.И. Смирнова на самые разные темы.
Вообще Ю.И. Смирнов прекрасный рассказчик. В тихое вечернее время в ИМЛИ можно услышать его вдохновенное исполнение студенческих песен, за чаем он иногда сообщает народные предания из жизни «советского графа» А.Н. Толстого, за праздничным столом или по дороге домой рассказывает сказку о животных – о зайце, лисе, волке и медведе, которой нет в «Указателе сказочных сюжетов». Рассказывая, он живо изображает писклявого зайца и басовитого медведя, недоверчиво вопрошает от имени очередного лесного зверя и искренне удивляется происходящим сказочным событиям. И толь-ко посмеивается в ответ на вопрос, где же он раздобыл этот неизвестный сюжет. На другой вопрос – о том, окажется ли следующее рассказывание вариативным – утвердительно кивает: да, каждый раз это будет новый вариант.
Е.А. Самоделова
Фольклор, которого мы не знаем
150 лет назад вышло первое издание Народных русских сказок А.Н. Афанасьева
Юрий Смирнов – ведущий научный сотрудник отдела фольклора ИМЛИ РАН, один из наиболее авторитетных российских специалистов в области славянского фольклора, участник многих научных экспедиций (начиная с 50-х гг.), автор более двухсот научных работ, в том числе монографии «Славянские эпические традиции». За последнее время вышли сборники «Былины. Указатель произведений в их вариантах, версиях и контаминациях» и «Авдотья-рязаночка» (2010), «Щёлкан Дудентьевич» (Архангельск, 2011).
– Юрий Иванович, насколько полный свод русских народных сказок составил Александр Николаевич Афанасьев?
– Судите сами. 610 текстов. Из них только 10 записано самим тов. Афанасьевым. Многие тексты – правленые. Всего же русских сказок опубликовано примерно 10 000 текстов – русских, украинских, белорусских; это одна фольклорная общность. А в архивах лежит, по моим прикидкам, около 100 000 текстов разных видов народной прозы (сказок, быличек, преданий, устных рассказов). Причём архивы могут быть где угодно, ведь раньше даже в пединститутах была фольклорная практика. Во время «ленинских субботников» такие архивы порой просто уничтожались. Так было в Тобольске, в Южно-Сахалинске... Владея таким материалом, вправе ли мы делать исследования на базе 610 текстов?
– Вы полагаете, что Афанасьев затруднил возможность исследования?
– То, что он делал полтора столетия назад, теперь делать ни в коем случае нельзя. Дурной пример подали братья Гримм. Это они решили делать сводные тексты по принципу гоголевской Агафьи Тихоновны. Стали клеить сводные тексты из нескольких записей… Так и афанасьевские обработанные сказки многократно переиздавались, широко распространились, вытесняли местные формы, и на них потом наталкивались собиратели. Вот в чём ужас! Давайте так: я критически отношусь к Афанасьеву, но претензии к нему надо предъявлять на уровне того времени, а не нашего. Мы-то, конечно, знаем больше него, он ведь был ограничен в своих возможностях. Он не был первооткрывателем, но создал сказочный свод, добавил в него тексты даже из тех изданий, что было трудно найти уже тогда, и это его заслуга. К тому же он, видимо, не правил опубликованные ранее тексты, в отличие от записанных с голоса. Далее: он издал ещё сборник легенд. Этот термин у него принял осмысленный характер. Под «легендой» он разумел тексты с христианской тематикой. У англоамериканцев этого нет, они легендой называют и то, что мы называем преданием или быличкой. Так вот, на этот афанасьевский сборник стали поступать доносы, так как народное православие отличается от официального. Первое издание этого сборника было почти всё уничтожено, и только в 1914 и 1915 гг. вышли следующие издания, до этого цензура не позволяла. Лишь в 1993-м в Новосибирске этот сборник был переиздан после революции, я сам этому содействовал. До сего дня это единственный сборник русских христианских легенд, и это заслуга Афанасьева. Между тем сейчас можно было бы собрать уже записанные легенды из разных источников и издать куда более солидный их корпус.
– Вы упомянули единую фольклорную общность России, Украины и Белоруссии. С точки зрения фольклора – мы один народ?
– Есть, конечно, некоторые отличия. Украина и Белоруссия подвергались влиянию Польши. Но сходство внутри этой общности куда большее, чем между русским и польским, русским и болгарским фольклором. Фольклорный язык более древний, чем бытовой, и он был один и тот же для русских, украинцев и белорусов: «вода студёная», «красна девица», «добрый конь» – вы найдёте десятки устойчивых словосочетаний, а также формул и типических мест. Хотя у украинцев молодец может быть не «добрый», а «гжечный», – это более поздняя замена из польского. Общий у нас ритм сказки, которым она раньше рассказывалась от начала и до конца. У Афанасьева русские, украинские, белорусские сказки тоже рассматривались как сказки одной фольклорной общности. Всё переплеталось. Русские тексты бытовали на Западной Украине, украинские песни доходили до Камчатки… это была одна общность.
– Представляют ли разные версии текстов интерес для широкого круга читателей? Для детей, к примеру?
– Детям, конечно, надо читать обработанные тексты, они ещё не освоили язык. Но, скажем, я издавал былину о Садке в 27 вариантах подряд – и ничего, прочитали. А если не давать различные версии – как решать? Возьмём «Царевну-лягушку». Этому индоевропейскому сюжету около 7 тысяч лет. И в каждой местности эту сказку рассказывали по-своему. Как всегда: если сказка полюбилась, её пытались приспособить к себе. Потому детали меняются: что царевна напекла, какие узоры выткала… Если сказка не обрабатывается – значит, она умерла. Дилетанты записывают только один вариант. Если же добросовестно записывать разные версии, можно проследить эволюцию сказки, историю текста, это и должно быть целью исследования. Так, у славян даже в ХХ веке сохранился обряд пускать стрелу – например, в Болгарии. Парень забирается на горушку и пускает стрелу во двор, где живёт желанная девица. Бывает так, что во двор к одной девице летит много стрел, а другой не достаётся ничего. Вот загадка природы! Потом это, конечно, вышло из моды. А в Италии вместо стрел пускали мяч…
Надо понимать также, что в сказках русских часто бывает заключена ирония и самоирония рассказчика. Тот же Иванушка-дурачок вовсе не обязательно дурачок. Иван – вдовий сын – сын вдовы, это ещё праславянский персонаж. Он рос без отца, в лучшем случае у него был дядя, брат матери, и эта связка – ещё индоевропейская. Папенька в фольклоре – поздний персонаж. Раньше была другая система родства.
– Получается, фольклор позволяет судить о жизни общности?
– Ну а как вы думаете? Язык и фольклор – две вещи, которые сопровождают человека с тех пор, как он стал разумным. С помощью языка Homo sapiens передавал свои знания, представления о себе и об окружающем мире. Они закреплялись в виде рассказов, утверждений. Фольклор развивал мышление, логику, помогал приглядываться к окружающей действительности, к поведению животных, помогал запоминать. Запоминать, чтобы не ошибаться. Для чего показывается дурной пример в сказке, в былине? Чтобы ты внимал и не делал так, как поступил вот такой-то. «Горе тому, кто мать свою не слушает» – такова может быть заключка текста. Для лучшего запоминания тексты создавались в определённом ритме, отрабатывался напев. Всё время производились параллельные формы, люди состязались между собой, кто предложит лучшую форму. Фольклор фиксировал то, что было в нашей жизни в дописьменную пору. Что знали русские 1000 лет назад? Что знали древние славяне? А древние индоевропейцы? Языковеды более или менее разобрались. А вот фольклористы наши шли от германской мифологической школы, хотя собирали гораздо более богатый материал, чем тот, который предложили тогдашние германские мифологи. Но они предложили свою мифологию вместо того, чтобы более внимательно изучать народную.
Вы, наверное, знаете книгу Куна «Легенды и мифы Древней Греции». Я читал её и оставлял закладки. Если я точно знал, что этот сюжет есть у славян, я делал закладку. У меня до сих пор стоит этот распухший от закладок том. Богов таких у славян нет – а сюжеты есть! Это свидетельствует о том, что у нас общее наследие. Греки стали приспосабливать его к своему небесному ареопагу. Есть у них, к примеру, Сцилла и Харибда – а у нас Горы Толкучие, которые то сходятся, то расходятся, и герой должен их проскочить. Но про Одиссея-то многие знают, а наш собственный сюжет – не знают! Нам неплохо преподают скандинавскую мифологию, что-то из кельтов… Я не считаю, что это зазорно, но ведь надо знать и своё. А то опять товарищ отправляется землю в Гренаде крестьянам отдать, а у себя-то как? Познай самого себя! Почему-то эту мудрость у нас никак не могут усвоить.
– Что вы думаете о фольклоре более позднем, городском?
– Городской фольклор – это культура смешанная, надэтничная, она не русская и не какая-то иная. Фольклор – неофициальная культура, и городской фольклор тоже, но он всегда откликается на официальную, он без неё не создаётся, не живёт. А крестьянская культура стала испытывать необратимое влияние города лишь в XIX веке, и это её губило, русскую песню замещали жестокие романсы и песни литературного происхождения, сказку заменяли дешёвые книжки о похождениях Ваньки-Каина и подобных псевдогероев. Настоящие народные песни – это психотерапия после тяжкого труда, как и былины, когда они действительно пелись или сказывались. Чтобы снять напряжение после тяжёлого труда – вот для чего они были нужны, совсем не то что трясучка, которой сейчас забиты радио- и телеканалы. И это опасно, потому что если генетически у нашего организма иной биоритм, трясучка усугубляет нервные, сердечно-сосудистые заболевания. Ну а деревенская культура в нашей стране в XX веке необратимо отмирала. Мы, фольклористы, больше ценим консерваторов, и надо сказать, что многое из народной культуры, прежде всего из эпической традиции, до последнего времени сохраняли старообрядцы Русского Севера.
– Но мы уже в XXI веке… Что нам по силам воскресить, сохранить?
– Возвращаясь к Афанасьеву... Ужас не в том, что он перерабатывал тексты, а в том, что не сохранил оригиналы. Из 5–6 вариантов «Царевны-лягушки» он делал один, а оригиналы уничтожал. Так вот: путём сравнения с другими записями, которые делались в то время и позже, оригинальные тексты можно было бы восстановить, но у нас просто не хватает на это людей! Нам не дают размножаться… Владимир Иванович Даль писал, что передал Афанасьеву 1000 сказок… и где они? В сборнике Афанасьева их мало. Их можно было бы постараться найти. Хотя Даль сам издавал свои сказки, они написаны прекрасным языком. Надо бы их переиздать… Считаю также, что сейчас надо заниматься текстологией, смотреть, какие записи достоверны, какие – нет, какие обработаны – какие не обработаны. Весь собранный материал нужно систематизировать, создать базу данных по различным версиям сказок. Понять, что мы считаем достоверным. А уже потом проводить исследования.
Мой научный прадедушка – Всеволод Фёдорович Миллер, глава исторической школы в русской фольклористике. Мои научные «дедушки» – братья Борис и Юрий Матвеевичи Соколовы. Мои научные «родители» – Владимир Иванович Чичеров и Эрна Васильевна Померанцева. Я тоже стараюсь, чтобы после меня кто-то остался, хотя бы несколько человек.
Беседовала Татьяна ШАБАЕВА
