Гадское гадство как синдром Мировой культуры

 

Coram me tecum eadem haec agere saepe conantem deterruit pudor quidam paene subrusticus, quaenunc exprimam absens audacious, epistola enin non erubescit

Цицерон

 

Дафне повезло меньше, чем Мефу. После телепортации Буслаев и Гюльнара оказались сразу у ангара скульпторов, Дафна же материализовалась в двух шагах от охранника, истуканом торчавшего у единственных ворот бетонного забора. В выборе места материализации наверняка не обошлось без лукавого участия Гюльнары.

Охранник, здоровенный мужик в черном костюме, ощутимо страдал от двух вещей: от скуки и от наличия галстука. В правом ухе у него красовался наушник рации. Когда Даф попыталась пройти на территорию, он заступил ей путь и лениво мотнул головой. Топай, мол, отсюда. Не положено.

Вообще то стоять на воротах не его обязанность. Он был водителем и телохранителем человека, которому принадлежала вся территория. Полчаса назад они подъехали к воротам и обнаружили, что оба сторожа в будке годны только на просмотр советских мультиков. Даже попав под грозные очи, сторожа не оправдывались, а лишь мычали с сакральной таинственностью. В результате сторожа были отправлены проспаться, а телохранитель временно оставлен караулить ворота.

— Ты что, не поняла, подруга? Нельзя сюда! — повторил охранник.

Даф испытала обиду. Совсем недавно ей достаточно было поднести к губам флейту, и ее пропустили бы куда угодно, хоть в Кремль. Теперь же она не могла ничего. Но все же Даф взяла себя в руки и решила действовать другими методами.

— Доброе утро! — поздоровалась с охранником Дафна, одаривая его улыбкой щенячьей радости. В общем реестре улыбок это была улыбка № 9.7. Цифра «семь» после точки означала модификацию: нейтрально приветливая без заигрывающего подтекста.

Охранник в ответ изобразил губами нечто вроде судороги. Улыбаться он не умел. Умел только гоготать, но и то не на работе. Тщетно прождав хоть какого то ответа, Даф посмотрела на солнце и хлопнула себя ладонью по лбу.

— Простите, я такая ужасная дура! Конечно, уже добрый день!

— Че? — не включился охранник.

— Ну как же! Вы мне не ответили, потому что уже не утро, а день! — пояснила Даф.

Охранника это не впечатлило.

— Да плевать мне, что день! Хоть вечер.

Видя, что и здесь она зашла в тупик, Даф поспешно принялась искать другую тему для разговора.

— Меня, знаете, один вопрос давно интересует. Можно задать?

— Ну! — сказал охранник.

Даф торопливо принялась придумывать вопрос.

— Э э… Вам не обидно, когда кого то зовут точно так же, как вас? — проникновенно спросила Дафна.

— Че е его?

Даф стала пояснять.

— Ну, скажем, вас зовут Максим. И вот вы идете, а за вашей спиной кто то орет: «Макс, Макс!» Вы оборачиваетесь, думаете, мол, кому это я нужен, и вдруг понимаете, что зовут то вовсе и не вас, а какого то малыша, который пока что с горшком в одном комплекте продается. Что вы испытываете в этот момент? Нет ли у вас ощущения некоторой сущностной вторичности, если вы понимаете, о чем я.

Охранник засопел, потерявшись в потоке слов.

— Я не Максим! Я Миша. Топай отсюда, девочка! — сказал он.

Даф обрадовалась. Все таки как никак связная речь. Контакт налажен.

Охранник тем временем смотрел на Даф взглядом, в котором определенно прослеживалась нить какой то мысли.

— Слышь, ты, я не понял: чего ты мутишь? Че те на? — спросил он.

— Мне надо на территорию. Всего лишь.

— Не пущу! Топай отсюда! По хорошему сказано!

Дафна вздохнула. Она уже начинала терять терпение, и это ее удручало.

— Послушайте, уважаемый! Вы подтверждаете, что я исчерпала запас вежливости и уговоров? — спросила она.

Охранник заинтересовался. Даже склонил голову набок. Ему явно было интересно, что последует дальше.

— Ага, подтверждаю, — сказал охранник.

— И подтверждаете, что нормальных слов вы не понимаете?

— Подтверждаю! — охранник лениво шагнул к Даф.

Дафна отскочила и торопливо потерла перстень джинна. Охранник наблюдал за ее движениями с любопытством.

— Красивое колечко! Какая проба? Пятьсот восемьдесят пятая? — спросил он.

Ласковый влажный туман обвил его, начиная с ног, как удав обвивает свою жертву. Охранник испуганно скосил глаза и увидел красивую женщину с миндалевидными глазами, сквозь которую бесцеремонно просвечивал бетонный забор.

— Мама! — тихо выдохнул охранник. Щепетильная Гюльнара обиделась.

— Какая я тебе мама, муж козы? Ты бы еще бабушкой меня назвал! — сказала она, ленивым прикосновением извилистого ногтя замораживая охраннику рот. — В чем дело, блондинка? Сложности? — спросила Гюльнара у Даф.

— Меня не пускают, — пожаловалась та. Гюльнара зацокала языком, вскинув к небу руки.

— Какой кошмар! Блондинку и не пускают!..

Как ты посмел не пустить блондинку, неверный? Не пускать можно брюнеток! Ох уж эти опасненькие шустренькие брюнеточки! Все разнюхают. Блондинок же пускают всегда. Они все равно ничего не запомнят.

— Гюльнара! — сказала Даф с укором.

— Что Гюльнара? Согласна, бывают шпионящие блондинки из перекрашенных брюнеток. Этих опять же ты можешь не пускать и будешь кругом прав, — рассуждала джинша, нежно скользя ногтем по перекошенному рту охранника. — Ну с, так какое наказание мы изберем для неверного? Сразу казним или помучаем? Ну там кожу сдерем, чтобы было немного бо бо. Мне больше нравится вариант два.

— М м м! — замычал охранник, делая безуспешную попытку вырваться. Ему в равной степени не нравились оба варианта.

— Не надо! Не смей! Просто убери его куда нибудь, и все! — приказала Дафна.

На всякий случай, чтобы Гюльнара не упрямилась, она потерла перстень. Джинша хмыкнула и щелкнула пальцами. Охранник исчез.

— Где он? Он жив? — забеспокоилась Дафна. Выражение лица Гюльнары ей совсем не нравилось.

— Вполне. Из Таджикистана он как нибудь доедет. Теплый климат, гостеприимный народ, чудесные, разве что немного упрямые ослики, — ехидным голосом сказала Гюльнара.

— Но я не просила отсылать его в Таджикистан!

— Но ты этого и не запрещала! Практикум по общению с джиннами. Если хочешь, чтобы джинн все сделал правильно, всегда точно называй место. В сущности, я могла забросить его и в океан, и в жерло вулкана. И в том, и в другом случае это отвечало бы условию: «куда нибудь», — нравоучительно сказала Гюльнара.

Неожиданно ангар, чья блестящая крыша была видна от ворот, окутался потрескивающим фиолетовым сиянием. Дафна и джинша заметили это почти одновременно. Дафна метнулась к ангару, однако Гюльнара успела перехватить ее.

— Ты что, ослепла? Не суйся! Там кто то кого то убивает…

— Знаю! Отпусти!

Гюльнара облизала губы. Язык у нее был оранжевый.

— Ты уверена, что тебе туда надо, блондинка? Чем ты будешь сражаться: визгом? Или предпочитаешь царапаться и кусаться?

Дафна не слушала. Рвалась. Она уже понимала, что там внутри — Меф и Эссиорх. И оба, возможно, на волоске от смерти.

— Отпусти! Я должна быть там!!! Я приказываю! Я твоя хозяйка!

Джинша неохотно уступила. Должно быть, ей пришло в голову, что ее хозяйкой Дафна будет лишь до тех пор, пока она, Даф, жива.

— Ну визгом так визгом! В крайнем случае можешь прицельно плеваться ядом. Правда, у блондинок он слабенький, если они, опять же, не перекрашенные брюнетки.

Подбежав к фиолетовой завесе, Даф остановилась. Ей пришло в голову, что теперь, когда она лишена дара, темная магия распылит ее в момент, когда она попытается пробежать сквозь нее. Гюльнара, знавшая это не хуже Даф, усмехнулась. Она скользнула за трепещущий занавес и остановилась. Джинша стояла точно под водопадом фиолетового сияния. Струи магии облегали ее, однако внутрь джинши не проникали.

— Тебе придется пройти сквозь меня, блондинка! Только сделай это побыстрее… Уважающие себя джинны терпеть не могут, когда сквозь них шастают, — сказала Гюльнара.

Не заставляя себя уговаривать, Даф решительно скользнула сквозь джиншу. Внутри Гюльнара была безумно холодная. Дафне показалось, будто она нырнула в прорубь. У нее даже дыхание перехватило. Ничего себе пылкая восточная натура! Да у Дафны зрачки едва не замерзли!

— Но но, блондинка, а вот грубить не надо! Поверь, если бы я захотела, то стала бы такой горячей, что ты сварилась бы заживо! — возмутилась подзеркаливающая Гюльнара.

Дафна ворвалась в ангар, пробежала несколько шагов и остановилась, озираясь. Она не знала, ни с кем будет сражаться, ни как. Однако сражаться ей не пришлось. Почти сразу Даф стало ясно, что они опоздали. Битва уже завершилась.

 

* * *

Бывают вещи, которые невозможно объяснить с точки зрения логики. Логика безнадежно курит на балконе, роняя вниз красные кометы окурков и поплевывая на крыши припаркованных машин. Хотя, если посмотреть на дело с другой стороны, единственной случайностью в мире было возникновение самого слова «случайность». Произошло это, видимо, в момент, когда первый питекантроп шарахнул дубинкой по черепу первому неандертальцу и после, зажатый им в расщелине скалы, пытался ввести его в заблуждение фразой: «Ты чего, брат? Я ж случайно».

Одной из таких логически необъяснимых вещей было то, что Мефодий Буслаев был перенесен Гюльнарой в ангар спустя ровно полторы секунды после того, как там появились убийцы из

Нижнего Тартара. Все трое уже устремлялись к Эссиорху, когда меч Древнира без замаха легким движением отрубил — почти сбрил — одному из них кисть, сжимавшую саблю. По неизвестной причине на этот раз кисть не спешила прирастать. Правда, успех был сугубо временный. Боец из Нижнего Тартара мгновенно повернулся к Мефу гнилым черепом и, подобрав клинок, атаковал Буслаева левой рукой, в то время как его отрубленная кисть уже резво подползала к Мефу. Ее синие пальцы шевелились, как паучьи лапы. Из обрубка с торчащей костью сочилась мутная слизь.

Проскочив сквозь строй врага, Меф пробился к Эссиорху. Кареглазое забился под верстак и, обняв колени, сидел там с хитрым видом, прикидывая, что ему теперь долго будет о чем рассказывать за пивом друзьям.

Заметив Мефа, Эссиорх удивленно вскинул брови. Он, видно, не совсем еще понимал: на чьей стороне Меф и не он ли привел сюда тартарианцев.

— Привет, светлый! — буркнул Меф небрежно, чтобы хранитель не зазнался. Свету и тьме положено держать дистанцию.

Эссиорх не остался в долгу.

— Привет, наследник не помню чего! — отвечал он в тон.

Видя, что Эссиорх настороженно поглядывает на его меч, Меф повернулся к нему спиной. Уж что что, а в спину уважающий себя хранитель никогда не атакует. Именно поэтому хранителей не особо много и осталось, пусть даже и в Прозрачных Сферах.

Дальнейшее общение стало проблематичным. На них напали. Как все опытные стражи мрака, беглецы из Тартара исчезали и возникали внезапно. Будто на танцплощадке ночного клуба, когда в кромешной тьме прожектор начинает отстреливать короткие серии серебристых лучей.

Меф наносил удары быстро, не задумываясь, больше внимания уделяя защите, чем атаке. Одновременно он стремительно перемещался, понимая, что стражи, исчезнув, будут пытаться материализоваться у него за спиной. Рубящих ударов Меф избегал, предпочитая колющие выпады снизу или в голову. В плане защиты они были более безопасны, позволяя не приближаться к противнику ближе, чем это было разумно.

Отморозки из Нижнего Тартара действовали быстро и слаженно. Появление Мефа не вызвало у них особого удивления. Да и вообще никаких чувств темные стражи не проявляли. Эмоционально они были чуть сложнее отбойного молотка.

Теперь же, пока один тартарианец с полыхающим полукругом сабли наскакивал на Мефа, другой гнался за Эссиорхом. Тот торопливо припоминал ускользающую из памяти формулу защитного огня и, улепетывая, швырял в противника кусками мрамора и гранитными головами. Кареглазов уныло пыхтел, наблюдая, как очередная его работа разлетается в куски.

Эссиорху приходилось хуже, чем Мефу. Он не имел преимущества Дафны, которая, атакуя стражей на Лысой Горе, находилась все же на приличной высоте. А тут попробуй ка высвободи силу, когда за тобой несутся по пятам. Страннее всех вел себя третий страж из Нижнего Тартара, появившийся позднее других. Отбежав, он отшвырнул клинок и стал делать нечто совсем необычное. Наклонился и, удерживая в руках что то невидимое, теперь пытался поднять его. Во всей фигуре заметно было огромное мучительное усилие.

Эссиорх всмотрелся в него и вдруг вспомнил.

— Меф!.. Кареглазое! Глазай закрывай! Глазай! — заорал он что было мочи, производя на свет до сих пор не существующее властное и емкое слово «глазай».

«Он спятил! Меня же убьют!» — подумал Меф, едва успевая отбиваться.

Третий страж разжал руки. Незримое и страшное с низким гулом понеслось к полу и…

Меф все же успел интуитивно сделать то, о чем кричал ему Эссиорх. Закрыл глаза. Тугая волна воздуха, похожая на волну от пронесшейся электрички, толкнула его, однако он устоял. Решив, что опасность миновала, Меф попытался открыть глаза. Слишком рано.

Пустота. Мрак. Страх. Буслаеву показалось, что он задохнулся. Он не видел своих рук. Не ощущал движений. У него не было глаз, слуха, дыхания. Меф даже не знал, продолжает ли он еще сражаться. Мозг отдавал приказы, пытаясь исполнить нечто вроде веерной защиты, но вот слушался ли его меч? И был ли вообще меч? Вокруг не существовало ничего, кроме сгущенной тьмы. Меф заорал, пытаясь докричаться до Эссиорха, но не услышал своего голоса.

Мефа не удивило бы даже, скажи ему кто то, что его тело распылено по галактикам. Мало ли какую силу могли высвободить тартарианцы? Время остановилось. Стало липким и противным, как забытый на подоконнике растекшийся пластилин.

«Может, меня уже убили? И я мертвый…» — подумал Мефодий.

На всякий случай он не прекращал веерную защиту, одновременно пытаясь перемещаться. Однако все движения стали для него сугубой абстракцией. Тела не существовало. Даже если бы его ранили, Буслаев едва ли ощутил бы это.

«Считаю до десяти и останавливаюсь. Потому что меня точно убили и рыпаться глупо», — сказал себе Меф, однако прежде, чем он произнес «четыре», огненный сполох прорезал мрак.

В сгустившейся тьме распустился сияющий огненный цветок. Меф ожидал, что вот вот он погаснет, но бутон не погасал. Он то уменьшался до крошечной искры, то вновь выстреливал несколько коротких ослепительных вспышек. Цветок и ободрял, и утешал, и поддерживал, и давал силы бороться. Это был сгусток света и радости. Казалось, можно смотреть на цветок бесконечно, не желая йичего больше. Никогда прежде Меф так не желал света и так к нему не стремился. Это была нить, держась за которую он выползал из затягивающей его зыбкой трясины мрака.

Вспышки становились чаще и одновременно бледнели. Пятна острого света расползались, заполняя пространство. Мало помалу Буслаев обрел ощущение времени. Вот уже из мрака проступили стены ангара и его собственный, бестолково рассекающий пустоту меч. Меф с удивлением смотрел на кисть, которая, вращая клинок, уверенно пропарывала им воздух. Это было нелепо и даже немного граничило с идиотизмом, потому что на Мефодия больше никто не нападал.

Мефодий обернулся. Ни одного стража из Нижнего Тартара в ангаре не было. Рядом с Эссиорхом стояла уже знакомая ему валькирия одиночка. На щеке у валькирии сразу под глазом был длинный порез. Скорее всего валькирию оцарапало осколком стекла. В руке у одиночки медленно погасало копье.

— Ирка… А, да… Здорово, что ты здесь, — сказал Меф, недоверчиво прислушиваясь к своему охрипшему голосу.

Валькирия испытала дикое раздражение. На лице у Мефа было буквально написано: «А, да… знал я одну такую. Но это, конечно, не ты. И вообще расплодилось этих Ирок. Скоро будет больше, чем Лен»,

Мефа мало смутило Иркино раздражение. Он его даже не заметил. «Мужчины, как всегда, крайне наблюдательны. Чтобы они что то сообразили, надо бросить в них стулом, а потом сказать милым голоском: „Здрасте!“ — подумала Ирка.

— Что это было? Я ничего не видел. Время исчезло. Я думал, у меня нет тела, — сказал Меф.

— Магия мрака… Примерно такая же, как на глубинах Нижнего Тартара. Если бы ты не закрыл глаза — тебе бы их выжгло. А вот открыть ты их поспешил, за то и поплатился, — пояснил Эссиорх.

Он выуживал из под верстака Кареглазова, на румяном лице которого отражалось радостное недоумение. Скульптор послушно моргал глазками: уж он, должно быть, не спешил распахивать их без команды.

 

В трех шагах от Эссиорха томился Антигон, так и не определившийся, кого ему шарахнуть булавой. Багров, скрестив руки на груди, стоял у входа в ангар и следил за Мефом взглядом, полным холодного презрения. Меф хотел ответить ему таким же взглядом, но подумал, что зыркать глазками — это детский сад. Хочешь драться — дерись. Хочешь глазеть — покупай билет в музей. В будние дни школьникам бесплатно.

— Я тоже рад тебя видеть, родной! Если хочешь предложить мне что то, кроме своих симпатичных глазок, я всегда готов! — сказал Мефодий Багрову.

Матвей двинулся было вперед, но Ирка его остановила.

— Нет, — сказала она. — Не сейчас! Уроды из Тартара могут вернуться.

— Значит, ты не смогла убить их, — сказал Меф. По правде говоря, его это не удивило.

— Нет. Но все же им потребуется время, чтобы залечить раны. Я их немного поцарапала… — осторожно сказала Ирка.

Антигон захихикал.

— Немного поцарапала! Ну мерзкая хозяйка и сказанет! Да через эти царапинки можно проложить рельсы и пускать детскую железную дорогу! — заявил он.

— Или всунуть лампочки и включать елочную гирлянду! — предложил Багров.

Ирка поморщилась. Оба были чудовищно остроумны. «С таким остроумием и анекдоты не нужны. Сам себе пальчик показал и смейся! Полное самообслуживание!» — подумала Ирка.

Неожиданно она услышала голос, без особого восторга процедивший:

— Валькирия! Хм… Радует, что хотя бы не блондинка!

Ирка оглянулась. За ее спиной над полом парила джинша. С ней рядом стояла Дафна. Обе появились в ангаре только что.

— У тебя пунктик на блондинках! Тебя конкретно клинит! — с досадой сказала Дафна.

— Это потому, что я радикальная брюнетка! Но ты не зацикливайся на этом, блонди! Не напрягай память! Блондинкам это противопоказано. Если слишком часто напрягать память, волосы могут потемнеть, — предупредила Гюльнара.

Опираясь о плечо Эссиорха, Кареглазое обвел взглядом ангар. Дафна, Меф, Эссиорх, Ирка, Багров, Антигон да еще и парящая над полом джинша, сквозь которую отличны видны были осколки мраморных фигур. На последнюю Кареглазое смотрел с заметным умилением. Даже попросил разрешения поцеловать ей руку, но, не преуспев, умилился еще больше.

— О, сколько гостей! Столько ко мне не являлось, даже когда первая жена уложила меня в психушку! Она позвонила и сказала, что я гоняю зеленых чертей, — сообщил он.

— А вы не гоняли? — усомнилась Гюльнара, скользнув проницательным взглядом по всклокоченной бороде и красному, похожему на детскую пятку, подбородку скульптора.

Кареглазое справедливо вознегодовал.

— Обижаете: какие еще зеленые чертики? Это был всего лишь табун крошечных крылатых пегасов.

— Ка а к?

— Они пронеслись мимо с диким ржанием, один из них ударился о мой лоб и, прежде чем я опомнился, утонул в тарелке с супом. С тех пор я бездарен. Ну прямо таки абсолютно. Убийство пегасов — пусть и невольное — не остается безнаказанным. И суп я есть тоже не могу, кстати сказать.

Скульптор пригорюнился. Меф и Дафна обменялись понимающими взглядами. Ясно было, что Кареглазое человек свойский и удивить его непросто.

— Это бывает, — утешил его Багров. — У моего волхва во дворе росла яблоня с некими магическими свойствами, о которых мне здесь и сейчас не хочется упоминать. Музы, Полигимния и Терпсихора, одна на лютне, другая на черепаховой

лире, повадились летать и воровать яблоки. Мой волхв высовывался в окно и палил в них из кавалерийских пистолетов.

— Зачем? Хотел убить? — заинтересовалась Дафна.

— Приличную музу из пистолета не убьешь. Из пистолета ее можно только смертельно обидеть. Да и потом, когда мой волхв действительно хотел кого то убить, он делал это взглядом.

Кивая, Кареглазое подбежал к Багрову.

— Я понимаю вас, юноша! Я тоже убил свою музу, причем очень жестоко, как садист. Завалил ее большим количеством могильных памятников. Чего стоила одна только статуя рыдающей вдовы! Ангельское личико, ноги гетеры искусительницы, шея Афродиты и железная сварная арматура внутри.

Ирка, долго смотревшая на Даф, решила перейти к самой неприятной для себя части задания. Она приблизилась и, глядя в сторону, сухо сказала:

— Какое то время нам придется держаться вместе. Я должна тебя охранять. Оживленцы из Тартара нападут снова. Теперь они подготовятся лучше.

— Хорошо. Вместе так вместе, — кивнула Дафна. Она старалась быть приветливой, хотя и ощущала, что по какой то причине не слишком нравится валькирии.

— Не подумай чего плохого, светлая! У мерзкой хозяйки работа такая: спасать всякую шваль! — пояснил Антигон и тотчас пискнул: Ирка больно ущипнула его за ухо. Правда, кикимор скорее обрадовался, чем огорчился:

— Ну наконец то! Хоть какие то минимальные пытки! А то не жизнь, а сплошной зефир в шоколаде!

— Блондинка, скажи шантретке: «Все, что ты мне должна, шантретка, я тебе прощаю!» — посоветовала Гюльнара. Да, что ни говори, а ее конкретно заклинило.

Однако Дафна не склонна была повторять за джиншами заезженную чушь. Ситуация разрулилась сама собой. Снаружи что то загрохотало. Зацепив створку ангара, в мастерскую въехал видавший виды «УАЗ» с открытым верхом. За рулем «УАЗа» сидел страстный хан Мамай. Рядом с ним на сиденье — Улита, в черном вечернем платье от Сальвадора Бузько и в жемчугах, на которые можно было купить целый парк таких «УАЗов». На коленях у Улиты лежал новенький, в заводской смазке автомат Калашникова. Видно, ведьма сообразила, что бегать за тартарианцами с рапирой не фонтан, и подготовилась чуть лучше.

— Где эти тартарианцы? А ну подать сюда Ляпкина Тяпкина!.. Арея не было в резиденции, а мы с Мамаем сразу примчались! — задорно крикнула Улита.

— Гадиков больше нет. Ты похожа на атаманшу, которая только что ограбила пассажирский поезд, — сказал Меф.

— Ты не подозреваешь, как близок к истине, Буслаев, — таинственно откликнулась Улита и, открыв дверь «УАЗа», спрыгнула на пол на осколки памятников.

— Тут грязно, императрица! Рискуете запачкать ножки! — влез Кареглазое.

Улита взглянула на него не без любопытства. Она потребляла лесть в любых формах. Грубую, умную, с хлебом, без хлеба. В этом плане ведьма была всеядна.

— Не переживайте, мужчина! Меня грязь не смущает! У меня было здоровое, близкое к природе детство. Моя мама плевала на ложечку, после чего ложечка считалась условно вымытой, — заявила она.

Беседуя с Кареглазовым, ведьма небрежно болтала автоматом. Когда дуло уставилось Эсси орху в живот, он осторожно отвел его пальцем в сторону.

— Не целься в меня, если тебе не сложно! Такие дырки плохо поддаются штопке. Ниточки, видишь ли, сложно подобрать! — попросил он.

— Да ну, ерунда… Я же ни на что не жму! — отмахнулась Улита.

— Все равно, лучше бы ты выбрала какое нибудь другое оружие.

— Какое какое нибудь?

— Ну, скажем, нунчаки. Нунчаки — хорошее оружие.

— Возможно. Но их надо крутить, а я не Карлсон. Ненавижу все, похожее на пропеллер, — заявила Улита.

Она, похоже, загорелась идеей понравиться Кареглазову и немного поиграть с Эссиорхом в ревнючку. Хорошая такая народная игра с заранее не оговоренными правилами. Гимнастика для нервов, массаж для души. Чтобы автомат ей не мешал, Улита перекинула его через плечо. Теперь дуло уставилось не в живот, а в грудь Эссиорху. Тот снова занервничал. Даже обычную пулю перехватить в воздухе непросто, а уж очередь заговоренных вообще нереально. Разумеется, бессмертную сущность не убьешь и заговоренной пулей, но вот бедное тело очень даже…

— Он хотя бы на предохранителе? — спросил Эссиорх, обращаясь к спине своей любимой.

Улита дернула плечом. Вследствие этого движения дуло автомата переместилось с груди хранителя на его лоб.

— Какой же ты зануда, Эсичка! Конечно, да. А что такое предохранитель?

— Вот этого вопроса я и опасался… — заявил Эссиорх, решительно отбирая у ведьмы автомат.

Улита не протестовала.

— Фу на тебя, бяка противная! Забрал и играйся себе… У нас в багажнике еще четыре таких. Я не знала, как они перезаряжаются, поэтому взяла несколько уже заряженных, — заявила она.

— Весело, — сказал Меф. — И ты думаешь, что стражей из Нижнего Тартара можно прогнать заговоренными пулями?

— Попытка не пытка. Даже слону будет неприятно, если в него долго и упорно пулять горохом, — заявила Улита.

— Это только вопрос времени. Раз тартарианцев не убило копье валькирии, значит, не существует артефактного оружия, которое повредило бы их телам. Рано или поздно они всех вас перережут, — с предвкушением произнесла Гюльнара.

— При условии, что мы не найдем, где спрятаны их дархи, — напомнил Меф.

— Как мы их найдем? Земля большая, а если добавить еще хотя бы Верхнее Подземье, искать вообще бессмысленно… — безнадежно сказала Даф.

Эссиорх медленно покачал головой.

— Это не так. Искать бессмысленно только тем, кто не желает ничего найти. Дарх не иголка. Кроме того, дарх не должен быть далеко от стража, иначе тот не сможет воспользоваться его силой. Не ошибусь, если скажу, что дархи тартарианцев где то дразняще близко. Я все время пытаюсь услышать их зов, но пока не могу.

— Близок локоток, да не укусишь, — сказала Ирка.

— Это если поблизости нет пилы, — с усмешкой заметил Багров.

Никто не засмеялся, кроме Антигона. Правда, хохот у кикимора был такой, что Кареглвов, не привыкший к смеху нежити, в ужасе присел и зажал уши руками.

— И еще одно. Выпустив стражей из Нижнего Тартара, Лигул нарушил баланс света и мрака. В минуты, когда свету что то угрожает, у некоторых людей открывается дар. Иначе быть не может, — продолжал Эссиорх.

Мамай нетерпеливо нажал на сигнал. Гудок «УАЗа» простуженно взревел. Все разом оглянулись на хана. Тот размахивал руками с горячностью восточного водителя и что то орал, заглушая свой голос сигналами.

— Чего он хочет? — спросила Дафна.

— Это он намекает, что пора смываться, — вспомнила Улита. — Телепортировать нам нельзя. Это ж не заглот, нас легко вычислить. Лучше удирать на колесах, разбрасывая стопорящие заклинания и рисуя руны. Если постараться — путаница будет изрядная.

Меф с сомнением заглянул в салон «УАЗа».

— Мы туда не поместимся, — сказал он. Улита презрительно фыркнула.

— Ненавижу паникеров, особенно тех, которые выдают себя за наследников конторы! Если очень постараться, в «УАЗ» набивается человек десять. Если еще в багажник — двенадцать. И это без пятого измерения! Вопрос только в том — у кого лично я буду сидеть на коленях? У тебя, Эсик? Или будут другие занимательные предложения?

— Я не Эсик и не Эсичка! Попрошу это запомнить! — раздраженно произнес хранитель. — И вообще я поеду на мотоцикле. Я его здесь не брошу.

— О, мотоцикл! Как я могла забыть? Тогда я тоже на мотоцикле! Шагом марш, бегом брысь!.. Стой, пупсик, не так резво! А донести меня до мотика на ручках? Ты что, не видишь, какая я вся замученная?

Ведьма повернулась и стала картинно падать на Эссиорха. Хранитель был поставлен перед выбором: или дать ей упасть, или подхватить. Естественно, он как служитель света выбрал второе и поволок Улиту к мотоциклу.

Багров проводил парочку насмешливым взглядом.

— Профессиональная женская беспомощность. Пока она с тобой, в двух ключах путается, сдачу с десятки не подсчитает и лифт не знает, каким пальчиком вызвать. А когда виснуть не на ком, сейф ногтем откроет и за минуту посчитает в уме, сколько прибыли дадут две копейки, если продержать их в банке двенадцать лет семь месяцев и двадцать восемь дней, — негромко сказал он.

— А ты не дурак, некромаг! — оценила Гюльнара. — Хотя с одной оговоркой: есть вещи, которые безопаснее думать про себя, чем говорить вслух.

Забираясь на заднее сиденье «УАЗа», Дафна увидела на коврике соскользнувший букет.

— Что это?

— Черные розы! Вообще не знала, что такие бывают. Букет от Мамзелькиной. В розах была записка с советом умотать куда нибудь… Именно это мы и делаем, — сказала Улита.

 

Глава 10