Своеобразие военной лирики М.А. Дудина.

«Меня война крестила быть поэтом»,- писал М.А Дудин. Он стал солдатом в 23 года, а в год победы ему исполнилось 29 лет. Лучшие его годы забрала она. Поэтому до конца дней жила в его сердце память о войне.

И в смертный час я не умру, а снова

Вернусь обратно в 41 год,- утверждал поэт.

Его стихи любили солдаты. Вот какое действие на них оказало стих-е «Соловьи». Участник Вов Дмитрий Хренков вспоминал: «… в ту ночь не повезло нашим разведчикам. Они пытались взять «языка», но вернулись с тяжело раненными товарищами. Один из них был безнадежен.

- Закуривай,-кто-то протянул мне кисет с махоркой и «Комсомолку».

Я тоже собрался оторвать полоску, как вдруг увидел внизу полосы – «Соловьи» М. Дудина. Я начал читать, и озноб побежал по коже».

И он же: «Трудно передать ощущение от первого прочтения их. Стихи не просто взволновали. Они сразу же сделали автора нашим другом. Далеко не все солдаты были любителями поэзии. Но и они оказались во власти её».

М. Дудин ведет лирическую летопись войны, передает её героику, честно запечатлевает горькое и трагическое. Но в эту летопись входит и то, что было источником духовной силы и стойкости: природа. Любовь, творчество.

Фронтовые эпизоды становились сюжетами лирики.

 

Фрагменты воспоминаний поэта.

 

1. Как-то на улице блокадного Ленинграда «подобрал девочку лет 3-4, без пальтишка. Простоволосую. Я распахнул полушубок, прижал её к себе и спросил: «Где твоя мама, девочка?» - «Дома», - ответила она. «А где твой дом?» - спросил я. «Сгорел», - сказала она, еле шевеля губами».

 

Снег

Метель кружится, засыпая

Глубокий след на берегу,

В овраге девочка босая

Лежит на розовом снегу.

Поет густой, протяжный ветер

Над пеплом пройденных путей.

Скажи, зачем мне снятся дети, -

У нас с тобою нет детей!

Но на привале, отдыхая,

Я спать спокойно не могу:

Мне снится девочка босая

На окровавленном снегу. (1944)

 

2. «Я видел собственными глазами во время нашего наступления 1944 года распластанную беременную женщину с обнаженным животом, в котором торчал немецкий штык, а около ног женщины лежал убитый немец.

Ненависть рождала только ненависть.Кровь требовала расплаты только кровью.

Но я видел, как цвела дикая земляника на минном поле и как трясогузка высиживала птенцов в гнезде…И я понял одну великую мудрость жизни, что надо жить не назло врагу, а на радость другу».

 

 

О ЧЕМ НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ

Лежала женщина. Лежала

В снегу на взятой высоте.

Торчала рукоять кинжала

В ее округлом животе.

 

Мела метель под Старой Руссой

Вдоль укрепленной полосы

И шевелила космы русой,

В морозном инее косы.

 

Лежала женщина. Лежала

У бездны бреда на краю.

И мертвой мукою рожала

Живую ненависть мою. (1967)

 

3. «Я писал их («Соловьи») на берегу одного из кавголовских озер. Всюду заливались соловьи. Мне казалось, что соловьиные перекаты заглушают доносящийся сюда глухой рокот артиллерийский дуэли. Настроение у меня было неважное, накануне погиб мой дружок Витя Чухнин, а за день до этого я получил письмо из Иванова, в котором сообщалось о гибели моего земляка, поэта Коли Майорова. И я стал писать, слыша грохот войны и соловьиные перекаты одновременно. К вечеру стихотворение было готово»

Соловьи

О мертвых мы поговорим потом.

Смерть на войне обычна и сурова.

И все-таки мы воздух ловим ртом

При гибели товарищей. Ни слова

 

Не говорим. Не поднимая глаз,

В сырой земле выкапываем яму.

Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас

Остался только пепел, да упрямо

 

Обветренные скулы сведены.

Тристапятидесятый день войны.

 

Еще рассвет по листьям не дрожал,

И для острастки били пулеметы...

Вот это место. Здесь он умирал -

Товарищ мой из пулеметной роты.

 

Тут бесполезно было звать врачей,

Не дотянул бы он и до рассвета.

Он не нуждался в помощи ничьей.

Он умирал. И, понимая это,

 

Смотрел на нас и молча ждал конца,

И как-то улыбался неумело.

Загар сначала отошел с лица,

Потом оно, темнея, каменело.

 

Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней

Запри все чувства сразу на защелку.

Вот тут и появился соловей,

Несмело и томительно защелкал.

 

Потом сильней, входя в горячий пыл,

Как будто сразу вырвавшись из плена,

Как будто сразу обо всем забыл,

Высвистывая тонкие колена.

 

Мир раскрывался. Набухал росой.

Как будто бы еще едва означась,

Здесь рядом с нами возникал другой

В каком-то новом сочетанье качеств.

 

Как время, по траншеям тек песок.

К воде тянулись корни у обрыва,

И ландыш, приподнявшись на носок,

Заглядывал в воронку от разрыва.

 

Еще минута - задымит сирень

Клубами фиолетового дыма.

Она пришла обескуражить день.

Она везде. Она непроходима.

 

Еще мгновенье - перекосит рот

От сердце раздирающего крика.

Но успокойся, посмотри: цветет,

Цветет на минном поле земляника!

 

Лесная яблонь осыпает цвет,

Пропитан воздух ландышем и мятой...

А соловей свистит. Ему в ответ

Еще - второй, еще - четвертый, пятый.

 

 

Звенят стрижи. Малиновки поют.

И где-то возле, где-то рядом, рядом

Раскидан настороженный уют

Тяжелым громыхающим снарядом.

 

А мир гремит на сотни верст окрест,

Как будто смерти не бывало места,

Шумит неумолкающий оркестр,

И нет преград для этого оркестра.

 

Весь этот лес листом и корнем каждым,

Ни капли не сочувствуя беде,

С невероятной, яростною жаждой

Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.

 

Да, это жизнь. Ее живые звенья,

Ее крутой, бурлящий водоем.

Мы, кажется, забыли на мгновенье

О друге умирающем своем.

 

Горячий луч последнего рассвета

Едва коснулся острого лица.

Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас и молча ждал конца.

 

Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле

Когда он, руки разбросав свои,

Сказал: "Ребята, напишите Поле -

У нас сегодня пели соловьи".

 

И сразу канул в омут тишины

Тристяпятидесятый день войны.

 

Он не дожил, недолюбил, не допил,

Не доучился, книг не дочитал.

Я был с ним рядом. Я в одном окопе,

Как он о Поле, о тебе мечтал.

 

И, может быть, в песке, в размытой глине,

Захлебываясь в собственной крови,

Скажу: "Ребята, дайте знать Ирине -

У нас сегодня пели соловьи".

 

И полетит письмо из этих мест

Туда, в Москву, на Зубовский проезд.

 

Пусть даже так. Потом просохнут слезы,

И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем

У той поджигородовской березы

Ты всмотришься в зеленый водоем.

 

Пусть даже так. Потом родятся дети

Для подвигов, для песен, для любви.

Пусть их разбудят рано на рассвете

Томительные наши соловьи.

 

Пусть им навстречу солнце зноем брызнет

И облака потянутся гуртом.

Я славлю смерть во имя нашей жизни.

О мертвых мы поговорим потом. 1942

Михаил Дудин. Книга лирики. Ленинград: Художественная литература, 1986.

 

- В чем своеобразие композиции стих-я «Соловьи»? ( Кольцевая композиция. События, о которых говорит поэт, происходят на войне, где гибнут люди. Об этом никогда нельзя забывать, об этом не устает напоминать Дудин.)

- В чем, на ваш взгляд, заключается необычность первых строф стих-я? ( Зачин потрясает глубокой простотой примет солдатской жизни, почти клинической точности описания смерти одного из солдат .)

- Укажите в каких строках обозначен эмоциональный прорыв? (Эмоции сдерживаются, но затем наблюдается эмоциональный прорыв: «Вот тут и появился соловей…» Эмоции нарастают: «Потом сильней…», «А мир гремит на сотни верст окрест…»)

На стихи М.Дудина написано много песен: «Снегири» в исп. Ю.Антонова, «В путь» в исполнении краснознаменного ансамбля песни и пляски им.Александрова, «День без выстрела» в исполнении ансамбля «Весёлые ребята» и другие.

Звучит песня «Соловьи не тревожьте солдат» Соловьёв-Седой