В этот день у него не было прикрытия со спины.

Это не было мыслью Северуса. Это был крик, заполнивший вдруг сознание Гермионы, когда Северус дошёл до этого момента в памяти девушки. Прикрытие сзади... Северус вспомнил эти слова, которые она когда-то использовала в разговоре с Албусом. Прикрывать Уизли было её задачей в этой команде.

Северус чувствовал, сколько ужаса всё ещё было связано с этим воспоминанием. Две или три минуты назад Гермиона вдруг стала вдовой. Чистейчий ужас пронизывал её сверху донизу. Не боль, не печаль. Это было странным, но у Северуса не было времени дольше размышлять над этим.

Всё, наконец, обрело смысл.

Большая часть её враждебности, и теперь он был в этом уверен, была связана с тем обстоятельством, что она, прикрытие Рона, в попытке освободить его, Северуса, сражалась в этот роковой день не на его стороне.

Вокруг стояла полнейшая тишина. Гермиона с застывшим лицом вошла в тёмную комнату. Позади неё кто-то внёс в помещение слабый свет, который осветил мёртвое тело Рональда Уизли. Он лежал на столе, накрытый белым покрывалом.

Гермиона медленно приблизилась и без малейшей эмоции на лице посмотрела на своего мёртвого мужа. На лбу её от напряжения чётко выделялся красный шрам. Особенностью Vicissitudo Virtus было то, что обе личности в одинаковой мере делили между собой физические повреждения и увечья.

В какой-то момент она вытянула руку, и чем ближе пальцы её приближались к лицу Рона, тем сильнее они дрожали. Очень осторожно она коснулась кончиками пальцев его лба и облегчённо вздохнула, так как рука её перестала дрожать. Гермиона убрала со лба непослушный локон.

Северус видел, как вся краска схлынула с её лица, и надеялся, что кто-нибудь успеет подхватить её.

Но Гермиона лишь на мгновение прикрыла глаза и вцепилась в крышку стола. После этого она вновь взглянула на Рона. Пальцы её обрисовывали линии его лица и, наконец, она нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб.

— То, о чём я хотела тебе сказать... — Прошептала она с закрытыми глазами и поцеловала кончик его носа.

— То, что должно было подождать... — Губы её коснулись закрытых глаз.

— То, о чём ты больше никогда не узнаешь... — Сначала правую, потом левую щёку.

— Я жду ребёнка. — Наконец, она поцеловала его в губы, и первая слеза упала на бледное лицо Рона. — Я люблю тебя, Рон. — Как будто подтверждая это, она решительно кивнула головой и взяла его за руку.

— Обещай мне, что будешь присматривать за мной, хорошо? — Она поднесла его ладонь к своей мокрой щеке и прижалась к ней. — За нами…

Когда она положила руку Уизли на свой ещё плоский живот, Северус покинул воспоминание, чтобы тут же проникнуть в следующее.

Он не стал бы утверждать, что хотел бы побывать на этом мероприятии. Реальность и в самом деле уберегла его от этого. Здесь же, в воспоминании Гермионы, он просто не мог не посетить церемонию прощания с её мужем, хотя бы ненадолго. Он чувствовал каким-то образом, что этот момент наложил отпечаток на её характер, нечто, что он обязательно должен был увидеть, чтобы понять всё остальное.

Похороны состоялись в свете весеннего солнца. Должно быть это была весна, так как на деревьях видны были только почки. Вокруг могилы собралось много людей. Несомненно, здесь были и его коллеги из Министерства, не считая всех членов Ордена. Гермиона стояла рядом с Молли Уизли у самой могилы и, хотя Молли поддерживала девушку под руку, та выглядела совсем потерянной и одинокой.

Руки были скрещены на груди, волосы собраны в узел на затылке так, как в день свадьбы. Лицо её ничего не выражало, и, скорее всего, она не понимала ни слова из прощальной речи. Он и сам не мог разобрать ни слова.

У Северуса возникло непреодолимое желание самому сейчас быть рядом с девушкой, оттеснив в сторону Молли. Мать была сама поглощена горем, чтобы хоть как-то помочь Гермионе. Молли не была для этого достаточно сильна. Скорее это Гермиона поддерживала Молли, а не наоборот.

Всё было слишком торжественно, и отражающийся в близлежащем пруду солнечный свет так слепил глаза, что Северусу пришлось немного отвлечься.

В следующий момент Гермиона осторожно приблизилась к краю могилы. В руках она держала белую розу, и Северус был удивлён, что на этот раз пальцы её совсем не дрожали. Она долго стояла у края могилы, чёрная юбка слегка развевалась на весеннем ветру. Наконец, она поцеловала лепестки розы, бросила цветок в могилу и тяжело вздохнула.

Цветок с глухим стуком упал на крышку гроба, и Гермиона резко отвернулась. Когда девушка преодолела первые несколько метров от могилы, она вдруг зашаталась. Чарли Уизли шагнул к ней и успел подхватить под руку.

— Со мной всё в порядке, — пробормотала она тихо и высвободилась.

Ремус приблизился к ним, Тонкс стояла немного позади. — Я отвезу её домой, — пообещал он, не обращая внимания на протесты Гермионы.

— Гермиона, тебе нужно прилечь, — уговаривала её Тонкс, крепко сжимая плечо девушки. Гермиона взглянула на аврора, и слёзы засверкали в её глазах. Северус как будто вдруг оказался в прошлом, как будто вернулся в первые годы её обучения в Хогвартсе. Гермиона выглядела такой юной и ранимой. Она не должна была сейчас стоять у гроба собственного мужа.

Эти мысли, казалось, пришли в голову и Тонкс. Она, видимо, больше не могла смотреть на подругу и просто притянула её к себе. Ремус обнял обеих женщин, и они втроём дизаппарировали.