Лекции.Орг


Поиск:




или Последнее доказательство




[Специальная сокращённая и изменённая версия]

 

Этот рассказ берёт начало в событиях, случившихся два с половиной века назад: американский историк, солидного вида мужчина лет сорока, со смоляными волосами, нежно опылёнными проседью, и мощными загорелыми руками и ногами, направлялся к земле египетской, юдоли песков и ветров, родине Аменхотепа-отца и наследника его Эхнатона, жены Эхнатоновой Нефертити и сына их Тутанхамона, лучистого Рамзеса и несравненной Клеопатры, и остальных оживших сказаний. Учёный муж проделал немалую дорогу, как по сложности, так и по истраченным часам: бесстрашно сражаясь с необъятным солёным простором и его непредсказуемым суровым нравом, он пересёк на триреме Атлантический океан и через половину Европы, пользуясь то ослами, то конями, то верблюдами, тратя немыслимое количество долларов, неизменно подстёгивая себя и других и загоняя зверей – живой транспорт либо тягачей для разнообразных повозок, в течение десятков дней добрался до границы вожделенного Египта.

Достигнув каменного конуса-великана с косыми рёбрами, без боязни утыкающегося «шпилем» в считанные мелкие белые облака, в сторону бессменного жилища богов, и находящегося под неусыпным надзором удивительной сфинксы, американец облокотился о шершавую, почти не нагретую жарой стену и, задрав голову ввысь, сипло выкрикнул слова победы. Сняв с пояса лом, вставил металлический язычок в вертикальное углубление, идущее посредине и разграничивающее массивные створки всё из того же многолетнего камня; приналёг, потом надавил, нажал изо всех сохранившихся сил, создавая проход шириною полфута, а спрятав лом и уперевшись в многофунтовую створку ладонями, увеличил его до полуярда. Американец запахнулся в полоскающиеся на ветру одежды и всё-таки заставил себя не мешкать перед столь близкой, манящей финишной чертой – прошмыгнул в плотную искусственную темноту, казавшуюся непроницаемой в ярких лучах беснующегося солнечного желтка.

Сперва ощущения пропали слаженно и мгновенно, точно их заставил растечься и схлынуть водопад непривычных образов, - вот только никаких образов не было, а кругом, застилая взгляд, мешая двигаться, сосредотачиваться и, пуще того, думать, стопоря желания и окуная в томительную неотгаданность, расплылась, расползлась чернильная темень. Зрение постепенно возвратилось, забирая в небытие непроизвольное волнение перед концентрированным мраком, то есть сыном и наследником ночи-прародетельницы, из которой появились на свет все живые существа; теперь касались взора новые, неизвестные доселе предметы, части обстановки, атмосфера древности и пыльности и словно бы сдавливающая со всех сторон матовая чернь. Он достал из небольшой сумочки на поясе кремень и факел, поднёс факел к стене, тускло мерцающей по воле лучей, что пробивались из-за приоткрытой створки, чиркнул о стену кремнием – иначе неудобно, - высек искру и зажёг ей молчащее светило из дерева и соломы. Оно тотчас вспыхнуло, заиграло огнями и бликами, заплясало весёлым густо-оранжевым языком и, раскидав бойкие световые потоки в сковывающие глаза и движения тени, указало гостю с далёкого северо-американского материка спрятанную под угрюмым покровом дорогу.

С удовольствием, изумлением и необходимой любознательностью вертя головой, путник зашагал по хладным плитам, шуршащим мельчайшими осколками камней; он восстанавливал в голове план внутренностей пирамиды, скопированный с карты, принадлежащей одному из исторических музеев США. Копию он потерял – скорее всего, во время сумбурного пересечения границы Египта, когда договаривался со стражами и менял коней на верблюдов; благо, на память искатель приключений не жаловался, и это позволяло ему надеяться на удачный исход рискованной авантюры.

Чуть погодя он наткнулся на тёмные и от времени ещё более почерневшие, полые металлические трубки на стенах; трубки удерживались вделанными в камень кольцами того же происхождения и цвета. Сюда, в минувшую эпоху, древними египтянами – хранителями Великой пирамиды, помещались для гостей гробницы факелы, толстые деревянные палки с легко воспламеняющимся, собранным из соломы навершием, что прикрепляли проволокой к длинному основанию из дерева и смачивали в масле. Сейчас, увы, держатели пустовали, и тому, кто проник в священные места, оставалось надеяться лишь на собственный факел, свою сообразительность и благоволеющую, переменчивую, строптивую госпожу Удачу.

По-прежнему тёмное до невидимости впереди и позади, рукотворное жерло каменного храма будоражило фантазию, увлекало и настораживало, пугало намёками светотени, правдивыми и выдуманными шорохами, иллюзорными изгибами пола, потолка и тропинки меж ними. Американец, впрочем, не спешил тревожиться – наоборот, жадно во всё вглядывался, схватывая и запоминая элементы небогатой, однако до дрожи впечатляющей обстановки.

Отнюдь не сразу заприметил он рисунки на песчаного цвета стенах, а, вернее, отвлёкся на них, перестав приглядываться, прислушиваться и приноравливаться к окружающему, выныривающему со дна омута великолепию. Застыв на полушаге, обернулся, приблизил пылающий факел и пробежал глазами по резным, простым, но невероятно насыщенным самобытностью и живостью фигуркам; испытав волнение, какое настигает подлинного художника или ценителя пред ликом неоспоримого шедевра, нагнулся к изображению, чтобы в подробностях ухватить абрисы, черты и линии. То, что он увидел, поражало: человеческая фигура с головой крокодила; другой человек, в одеждах фараона, со скипетром в руке; жук, держащий над головой круг солнца; несколько людей пред троном, на котором восседает обожествляемый правитель; череда фигур с главами животных – настоящие боги, равные по величию, уму и силе светлому владыке; последовательность картинок, являющихся подробными воспоминаниями о ритуальных казнях преступников, неверующих и еретиков; восхождение на престол очередного монарха… Американский мореплаватель и исследователь приказал себе отвернуться (настолько впечатляющими были эти простые картины) и вновь застучал в вековечной тишине сандалиями по гулким плитам коридора, уходя в спавшую до сих пор даль.

Напряжение, вначале мизерное, крепло от минут, если не от секунд; он двигался по вырубленным в бессловесном камне проходам – змеям-гигантам, что непрестанно вытягивались прямо, изворачивались под углами, пересекали друг дружку и уползали куда-то глубоко-глубоко. Хотелось перейти на бег, однако усилием таявшей воли удерживал себя; размеренно, уверенно, терпеливо одолевал он шаг за шагом и не забывал, подсвечивая факелом, окидывать внимательным взором стены и передний край тропки, выглядывая долгожданную арку, каковая не продлит нервного блуждания впотьмах, но приведёт в искомое помещение-склеп с фараоновым саркофагом.

Пыхающий огнём светильник померк, язычки пламени, колеблющегося на его деревянной макушке, укоротились и замедлились, а стародавняя ночь внутри пирамиды опять подступила к историку, когда он с замиранием сердца обнаружил перед собой каменную плиту с надписями и рисунками, скрывающую – он был наикрепчайше в том уверен – последнее пристанище божественного Хеопса. И на сей раз отважный человек применил грубую, но эффективную силу, вставив лом в прогалину между дверью и стеной и нажав посильнее. С шершавым, громогласным шумом отъехав в сторону, препона явила алкающему и восхищённому взору матовую, совсем чёрную ровную прорезь портала, тут же напомнившую раскрытый в беззвучном крике рот. За порогом просматривалась не хитрая путеводная тропка, ставшая уж привычной, - нет, там маячило четырёхугольное помещение, и что-то, кажется, продавливалось сквозь мрак, некое сооружение или больших пропорций предмет. С хрипом выдохнув и снова вдохнув, не веря, что нашёл гроб овеянного мифами Хеопса, совершил настоящий подвиг, претворил в жизнь мечту и закончил месяцы странствий, с ужасом и жаждой мужчина ступил внутрь помещения.

Тот, кто, удалившись в ночь вневременья, ныне отдыхал под тяжкой крышкой саркофага от сиюминутных, жизненых дел, среди прочих, будто равный, когда-то ступал по бренной земле Пустыни и дожил, на счастье своему народу, до лет весьма преклонных, по мнению любого из его подчинённых, которые немалым числом гибли и младенцами, и молодыми людьми, и зрелыми мужчинами и женщинами, не дождавшись старости, неспешной, но и томительной. На самой нижней границе слуха раздался хлопок, и факел погас – темнота мигом заполнила пространства, принуждая к цепким стальным объятиям. Выругавшись, исследователь присел, высек кремнием искру от пола и запалил похудевший «фонарь»; за поясом висело два запасных «светила», но хотелось уже, поскорее, подойти к посмертной обители фараона, а что американец попал в усыпальницу, не вызывало более сомнений.

Посередине помещения возвышался трёх-четырёхъярдовый короб из камня; подступив, искатель повёл факелом, и пламя высветило из мрачного нутра крышку с затейливой, искусной резьбой. Положив сверху, на саркофаг, догорающую головешку, он вынул лом, после недолгих поисков просунул язычок меж крышкой и собственно гробом, упал телом на ручку и стал открывать наводящий на сказочные образы и мистические чувства тайник-хранилище. Плита, прячущая от глаз тело Хеопса-долгожителя, с гулким скрежетом пошевелилась; отчего-то из-за звука пробрало до костей, однако учёный не остановился, отбросил лом, разбудив крепко спавшее эхо, и упёр в тяжеленную крышку ладони, после чего, шаркая сандалиями, отодвинул её, за десяток секунд освободив из плена невидения ссохшуюся мумию.

Американец посветил перед собой факелом, чтобы лучше, во всех подробностях разглядеть забальзамированного фараона, ушедшего к богам по окончании срока, который властители мира отпустили ему для новых и великих дел. Первыми обращали на себя внимание провалы глазниц – мутные моря, в коих плавали по дну хищники начала времён, иногда, за пропитанием, поднимающиеся на поверхность; следующим притягивало взгляд абсолютное отсутствие плоти, потерянной, а может, сгрызенной теми самыми водоплавающими монстрами; потом замечался худой череп, что по форме и излучаемым ощущениям напоминал округлый камень; худенькие, в ошмётках-обрывках бинтов ручки, ножки и туловище. Всё вместе же – будто бы жутковатая, но пародия, достойная жалости копия исследователя-вторженца именем Ллойд Кинг, да-да, именно его, жителя современной, активно растущей и развивающейся Америки; не человек с присущими ему теплом и страстями, а некое бездыханное, бездвижное и безразличное ссохшееся существо или, пожалуй, лишь тонкий намёк на оное. Чудесно! волшебно! ужасно! невообразимо! – метались и смешивались в голове эпитеты; путешественник не мог оторвать глаз от ступавшего вместе с ним по этой богатой всевозможными тайнами и секретами планете, почившего, однако не умершего, как умирают обыкновенные живые создания, человека и бога в едином лице, легенды и реальности.

Нечто, издавая слабый шорох и легковесный перестук, неожидаемо передвинулось позади; он отшатнулся от вскрытого саркофага, поводил факелом, поглядел на стены. Кто это бежал? Скарабей? Другое насекомое? Или какая-то тварь из прочих? А может, померещилось?.. Не разгадав сей тайны, он повернулся было обратно, когда две незримые конечности обхватили снизу ноги и спину и прижали тело историка к саркофагу; бока, туловище и шею сковало, и мужчина оказался не в силах пошевелиться. Тем временем, из глубины фараонова гроба, собираясь по углам и бокам, стекала к телу пузырящаяся, подвижная, переливающаяся фиолетово-серыми бликами тьма; собравшись в солидный ком, она вытянулась вверх, в бугристую трубу. Следом труба завертелась, с каждым оборотом увеличивая скорость вращения, истончилась до предела и распахнула на уровне глаз парализованного человека воронку; то кружил вихрь, пустынный смерч, но цвета чёрного, помигивающий оттенками что посветлее и «ростом» три фута.

- Кто?.. Что?.. – попытался произнести американец, стиснутый в железной длани могущественной магической силы.

«Молчи! – донеслось в ответ, отскочило от стен склепа и попало прямиком в разум, словно прошуршал по кронам пальм порывистый ветер. – Молчи, Ллойд Кинг!»

Имя! Откуда оно знает его имя?!

«Ты коварен и алчен, Ллойд Кинг! Ты – незваный гость! Никто не имеет права тревожить сон императора поколений и времён, покуда здесь мы. А пребудем мы тут вовеки веков, соединённые через бренные останки, конструкцию пирамиды и остроносый её пик с прочими людьми. Мы живём в теле внесмертного Хеопса, охраняем фараонов покой, заслуженный делами и страданиями, и приглядываем за сокровищами Великой Пирамиды!»

Сокровища! – это слово на миг врезалось в сознание, но после ум заполонили гораздо более важные вещи: кто говорит с ним? Что им от него надо? Они угрожают или нет? И если грозят, то чем?..

«Мы не предупреждаем о расплате, - продолжал вихрь, - нет смысла предостерегать о том, что свершится неминуемо и вскорости. И всё ж в твоём праве выбрать для себя итог, поскольку мы не возносимся выше свободы людей, наших соседей по планете, - таков вечный закон Вселенной. Лишь для преступников делаем мы исключение».

«Соседей по планете?!».. Происходящее было настолько кошмарно и масштабно, что мозг отказывался верить; да что там – просто воспринимать события.

«Беспамятство, безумие или смерть, - прошелестел смерч. – Выбирай, Ллойд Кинг. Выбирай. Беспамятство, безумие или смерть».

Нет! – подумал он. А затем сказал вслух:

- Нет!

И мысли забегали с неуловимой быстротой. Потерять память? То есть забыть обо всём случившемся, об открытых тайнах колоссальной важности?! Никогда! Безумие? Нет, нет, нет! Даже подумать невыносимо страшно! Смерть? Но он не хотел умирать, не хотел – напротив, истово стремился жить!

«Рассуждая, ты не придёшь к решению, Ллойд Кинг, - “проговорил” трёхфутовый вихрь. – Мы чувствуем это, мы знаем. Совершив преступление, ты боишься расплаты. Потому мы решили за тебя».

И в то же мгновение нижний край смерча мелькнул, вскочив, и воткнулся в макушку американца, в место, где у новорожденных располагается родничок. Через голову, сквозь мозг, внутрь тела, втянулся чёрный хвост ужасающей тени – пришельца, чудовища или кто эта бешено вращающаяся воронка? Последним исчез перевёрнутый конус, а когда это случилось, голова Кинга будто бы вдруг, в крупицу секунды, наполнилась бешено, безумно вращающимися галактиками, галактиками, что сходились и расходились, неумолимо быстро запутывая друг в друге свои белёсые звёздные тела, чьи длина, ширина и высота исчисляются многими световыми годами. Факел пропал из поля зрения – только что-то тихо, приглушённо и неуверенно посвёркивало там, с краю, на тлетворной границе видимого пространства.

Ллойд Кинг схватился руками за голову, сжал её, словно в тисках, и, огласив усыпальницу беснующимся, сумасшедшим криком, поспешно, незряче, болезненно бросился прочь. Он метался во мраке, валился на пол, ударялся о стены, набивал синяки и ссадины, рассекал кожу до крови, нелепо падал в коридоры, дёргался в припадке на морозных плитах из камня, размахивал ногами и руками, доводя себя до изнеможения и окончательного исступления, ломал кости, исходил слюной…

В конечном итоге, израненное и жалкое, мёртвое тело застыло на каменном языке коридора, в лабиринте ходов и порталов, - словно незримое, предпоследнее доказательство беспощадной вселенской правоты, надёжно спрятанное непроглядным мраком.

Последнее же слово истины было сокрыто во вновь опустевшей и погрузившейся в ночь усыпальнице; там, вырезанные века и тысячелетия назад, украшали безмолвные, не любящие гостей стены кукольные фигурки жителей Древнего Египта: фараонов, их рабов, свободных людей и иноземцев. А помимо них отыщутся изображения витых силуэтов, чёрных спиралей-тел, что принадлежат окружённым загадками и навевающим ужас пустынным вихрям чуть выше половины человеческого роста, парящим вокруг или забирающимся в людские головы, чтобы открыть путь к сведениям неизмеримого масштаба либо же воздать неминуемую кару за свершённое злодеяние.

 

(Июнь; июль 2015 года)





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2017-02-25; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 229 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Лучшая месть – огромный успех. © Фрэнк Синатра
==> читать все изречения...

774 - | 738 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.007 с.