Совмещающий взгляд профессионала

(О творчестве Александра Федорова)

Совершенство и счастье – два онтологических и связанных друг с другом явления в жизни каждого – настолько глобальны, что порой, достигая зрелости, человек просто не в состоянии дать им свободу. Художник же окрылен ими в своем ежедневном труде: не замечает их за спиной, настолько, насколько освобожден в чувствах и мастерстве. Так непрост и так естественен путь человека, обретающего опыт собственного совершенствования и одухотворения мира…

В августе 2006 года в Центре современного искусства проходила выставка молодого художника Александра Федорова (родился в 1979 г.), выпускника Чебоксарского художественного училища (учился у А.Федосеева и В.Бритвина) и Российской государственной академии художеств. На тот момент он был ее аспирантом на отделении графики. Имеет уже довольно объемный список выставок, а также различные, кроме собственно искусств, увлечения: история, музыка, спорт. Награжден медалью Академии за успехи.

Вообще, каждое явление «питерцев» (под ними подразумеваются и живущие в Чебоксарах выходцы из петербургских художественных вузов) это Явление мастерства, оригинальности и художественной сверхреальности. Последний эпитет возникает сам собой, когда невольно сравниваешь их работы (например, пейзажи и натюрморты Анатолия Рыбкина) с многочисленными «натурами» чебоксарских художников. Не сюжеты и объекты изображаемого, которые и в том, и в другом случае могут быть идентичны, а их видение и преподнесение определяют художественные стили и творческие манеры. К примеру, стиль отечественного патриарха живописи Рефеля Федорова в определенной мере отступает от реальности. Особенность же природы реализма в том, что под ним понимается почти бесконечная градация объективной передачи действительности. Художественная сверхреальность – это, скажем просто, прежде всего, устойчивое ее ощущение от художественного произведения. Чувствуешь, что оно «говорит» о более значительном, чем повседневность. Удивительно, но чем больше отступлений от привычного, тем выше проявление бытийной экзистенции, т.е. самой что ни на есть реальности. Но надо отметить также, что указанное чувство приходит не от всех нереальных истолкований. Порою отчетливо понимаешь: то, что изображено, есть просто авторский вымысел, личностная прихоть.

Чем же представленный художник руководствуется в соотнесении с данными категориями «правда – вымысел» и «реальность – фантазия»? Попытаемся определить это на примере академической дипломной работы А.Федорова «Чувашская старина» (2005).

Самый традиционный сюжет может стать насыщенным и необычным даже при реалистическом его преподнесении. Обращение же к ним и к сюжетам традиционной культуры (это, например, сельскохозяйственные работы и старинные обряды) в наши дни возможно по нескольким причинам: от большой к ним симпатии, т.е. по зову сердца, по принятию соответствующего предложения от кого-либо и по некоторому перспективному расчету. Два последних условия для свободного художника могут быть соединены в социальном или частном заказе. Влияют ли реверансы в сторону политических установок на национальное развитие современной культуры на полное раскрытие души и мастерства художника и способствуют ли ему непредвзято выяснить свое отношение к этнокультурным феноменам – вопрос актуальный. И имеет ли это значение, если тема в итоге решается глубоко и объемно?

В случае с графической серией А.Федорова сюжеты и артефакты чувашской культуры послужили автору добротным материалом в поиске своей изобразительной манеры. Диплом удался. Художником актуализируются эстетические ценности, как фактурность, стилизация, виртуозная ритмическая компоновка, оригинальность в разработке образов и их психологическая глубина. Элементы сюра (например, колокольчики в воздухе в «Плаче невесты», растворяющиеся в тенях формы предметов, повороты плоскостей и совмещения ракурсов, использование фактуры холста в «Послах») очень удачно воспроизводят архаичность и сакральность древней чувашской культуры. Хотел ли художник достичь этого – загадка его творчества. Но фактом остается то, что ему не безразлична история своего народа, да и сам он испытывает чувство значительности когда-то происходившего, пафос героического и теплоту переживаний обычного человека. Так, ярко запоминается юноша в листе «Молотьба» – играющий на свирели верхом на быке под ночным небом с вросшими в него огромными (выходящими за пределы композиции) стогами. Ненавязчиво приходишь к мысли, что всякий труд может слиться с музыкой сфер…

Парадоксально, но художественная правда произведений очевидна потому, что наши мысли и чувствования не переводимы адекватно на язык фотографической точности (точно также как и на язык оторванной абстрактности). В жизни души и кроется истинный смысл бытия. Ее индивидуальная объективность является камертоном творческой свободы. Поэтому и беспредельная фантазия становится предельной в ее соотношении с мировыми истинами.

Вообще, Александра интересует все, что связано с героикой. Об этом он поведал сам. А всякий настоящий воин ценит мужскую дружбу, верность товарищам и возлюбленной, ее красоту и женственность. У каждого народа свое отношение к данным «объектам бытия», и каждый волен выбирать, какой идеал ему ближе – брутальный римлянин или преданный самурай. Все эти перечисления призваны раскрыть не столько характер художника как человека, сколько онтологию персонального творчества. К предпочтениям Александра Федорова относится творчество Микеланджело, Родена, Саввы Бродского (иллюстрировавшего «Дон Кихота»), Фешина, Эндрю Уайта. Нравится проза Ремарка.

Общеизвестно, что диалог традиции и современности разворачивается в сознании каждого человека. Погруженный в океан современной культуры, и открывая для себя древнюю историю своего народа, он резонирует на нее, на культурную память о ней и на отношение к ним современников. В итоге опирается на свое собственное чувство. В чувашской культуре художника-исследователя закономерно и мудро привлекает ее самобытность.

Удалось ли ему выразить эту самобытность? Насколько она обозначена, «фактурна»? Используются ли культурно-исторические феномены как средства выражения авторских экспериментов, поиска стиля, создания нового, выразительного образа или больше – как способ раскрытия глубинных пластов этнического сознания? Стилистика, связь элементов композиций должны поведать нам о том, что это взгляд современного художника, совмещающего в своем творчестве несколько задач. Очевидно, что формально-эстетическая сторона актуальна для молодого графика. Есть основание предположить, что особенное в чувашской культуре является для А.Федорова прежде всего поводом сообщения общечеловеческих нравственных ценностей. Так, тема восприятия жизни недавно появившегося на свет человека как «первого снега» самодавлеюще захватывает нас без какой-либо этнической специфики. Уравновешенность формы и содержания, гармония целостного образа произведения и его частных символов, взаимопроникновение особенного и общего становятся задачами художника-профессионала.

Имеется у А.Федорова и своя, выкристаллизованная в Академии «гармоническая формула»: «Глаз раздражается, отдыхает, снова раздражается, опять отдыхает». По его убеждению, самое главное, чтобы произведение было «сделано красиво – не пошло, а красиво» (как это последнее верно). Академия же зарядила Александра любовью к фактуре – трещинкам, царапинкам (например, так работает Х.Савкуев). Конечно, в арсенале художника есть и отработанные академические композиционные и графические приемы, что роднит его работы с произведениями старшего поколения «питерцев» (А.Рыбкина, А.Федосеева).

Темы молодого художника, в том числе и исторические, современны, так как «вечные» темы актуальны всегда. Другой вопрос – что особенного, индивидуального привносит художник своим творчеством в развитие искусства?

Вообще, из художественных тем уже давно ушла злободневность и идейность. В них концептуально расположились философичность и ирония. Довольство и покой, желание тихой радости и гармонии напитывает картины современных художников лиризмом, созерцательностью, эстетизмом и декоративностью. Сюжеты загородного отдыха и пейзажи с церквушками, наряду с карнавалами и барышнями встречаются в творчестве петербуржских живописцев чаще всего, поскольку художники уходят от суеты цивилизации и технократии и ностальгируют по естественности и романтике.

Индивидуальность работ Федорова видится в том, что они при всей своей лирической образности монументальны: мощные, стилизованные формы почти плоски, почти абстрактны и вместе с тем скульптурны (во многом за счет пропорций объектов и самих композиций). Живописные натюрморты и пейзажи воспринимаются проекциями крепкой монументальной скульптуры – некими конструкциями (при использовании звонких упругих – каркасных – линий и мягких воздушных – ретушных – мазков). Это их автор желает, чтобы все создаваемое (видимо, вообще, все окружающее) было основательно и мужественно. Но формы эти внутренне наполнены тонким живописно-графическим звучанием – фактурными переливами поверхности, рельефными, неоднородными, разнообразными и тем привлекательными. Зритель понимает, что физические формы образуются из пульсации энергии Психеи. Художник запечатлевает этот процесс, развоплощая плотные формы в элементарные пятна, мазки и штрихи и создавая из данных «бесплотных образований» реальные объекты. Замечательно, что эта основополагающая жизненная закономерность проявляется в современном искусстве.

Художник А.Федоров правдив и своевремен тем, что личными размышлениями о красоте формы и нравственных заветах вписывает Вечное в культуру чувашского народа и человечества в целом. Кроме того, этническая культура художественно осмысляется сегодня, как правило, представителями старшего поколения чувашских художников (В.Агеевым, Праски Витти и др.).

Не приписывая приоритета рационального или мистического, классического или постмодернистского метода творчеству Александра Федорова, назовем его просто художником, ценящим эстетику и виртуозность, оригинальность и чувство меры, увлеченно воплощающим все это в материале.

Инна Бритвина.