Слушать, понимать, сочувствовать 14 страница

В ряде случаев такой анализ может привести адвоката к выводу о нецелесообразности своего участия в предполагаемом действии по одной из следующих причин:

а) его участие, как сказано, будет презюмировать объективность полученной в результате действия информации;

б) оно может затруднить подзащитному возможность в дальнейшем, если он того пожелает, изменить позицию, которую он предполагает занять при производстве данного действия;

в) оно затруднит возможность для защитника в дальнейшем критически оценивать с позиции соответствия закону и криминалистическим рекомендациям хода и результатов данного следственного действия и поставить под сомнение тем самым их доказательственное значение в случае нарушений закона и ошибок, которые, возможно допустит в процессе действия следователь (участвуя в следственном действии, защитник, как представляется и о чем подробнее скажем ниже, не имеет права оставлять таковые без немедленного своего на них реагирования).

Несомненно, вопрос о целесообразности своего участия в запланированном действии, адвокат до принятия решения обязан обсудить со своим подзащитным. Он должен разъяснить клиенту причины, по которым он не считает рациональным свое участие в данном действии, обсудить его мнение по этому вопросу.

При этом следует иметь в виду такое принципиальное положение: окончательное решение вопроса об участии защитника в следственном действии (как и в предыдущем случае) принадлежит не адвокату, а подзащитному. И если тот настаивает на участии защитника в намечаемом действии, он обязан принять в нем участие. Это связано с тем, что, хотя адвокат, будучи профессионалом, несомненно, разбирается в вопросах тактики лучше своего подзащитного, но по букве и смыслу закона выразить свое согласие на проведение того или иного действия без участия уже вступившего в дело защитника может и должен именно обвиняемый (подозреваемый), а не адвокат. Противное явилось бы отказом защитника от защиты, что, как известно, недопустимо.

Сразу подчеркнем, что мы понимаем всю неоднозначность и небесспорность этих изложенных рекомендаций в настоящее время, когда, как отмечено, отказ субъекта, подвергающегося уголовному преследованию, от защитника для следователя не является обязательным.

По совершенно очевидным причинам данные вопросы — о возможности и целесообразности участия — не стоят перед защитником при подготовке к судебному следствию, т.е. к участию его в судебных действиях следственного характера: он участвует в судебном процессе с предыдущей его стадии — подготовительной части судебного заседания.

Но здесь возникает другая проблема. Зачастую суд, рассматривая дела о преступлениях, совершенных группой лиц, длительное время исследует доказательства по эпизодам, не касающимся подзащитного. Должен ли его адвокат присутствовать на данной части судебного следствия? Именно присутствовать, ибо о каком-либо активном участии в исследовании этих доказательств, по очевидным причинам, говорить не приходится. А такое "пассивное присутствие" не только бесполезно для обеспечения интересов подзащитного, но и влечет для него лишние материальные затраты на оплату этого "труда" адвоката.

И потому мы полагаем, что с согласия подзащитного и всех других участников судебного разбирательства по разрешению суда адвокат может не присутствовать на этих этапах судебного следствия. Надо сказать, что суды обычно не возражают против такого решения этой проблемы, но данный подход, на наш взгляд, необходимо регламентировать законодательным образом.

Сделать это можно, например, дополнив ст. 248 УПК частью примерно следующего содержания: "Суд по инициативе подсудимого или с его согласия, а также согласия всех других участников судебного разбирательства вправе освободить защитника от участия в отдельных своих заседаниях на стадии судебного следствия, на которых исследуются доказательства, не имеющие отношения к предъявленному данному подсудимому обвинению".

Несомненно, что на подготовительном этапе защитнику необходимо особое внимание уделить планированию своего участия в предстоящем следственном действии. Исходя из процессуальной стратегии (функции) и криминалистической сущности планирования, определение задач и способов их достижения на отдельных этапах судебного исследования преступлений (их расследования и судебного рассмотрения уголовных дел) — адвокат должен планировать то, какие обстоятельства, оправдывающие подзащитного или смягчающие его ответственность, и какими способами он может выяснить в процессе производства предстоящего действия; какая негативная для интересов подзащитного информация может проявиться и какими законными средствами и как следует попытаться ее нейтрализовать.

Так, в частности, готовясь к наиболее распространенным действиям, проводимым с участием адвоката, — допросу и очной ставке, он должен не только четко представлять себе, какие именно обстоятельства в интересах подзащитного подлежат выяснению. Не менее, а зачастую, более важным является определение им оптимального способа достижения этой задачи: сущности и последовательности вопросов, которые он предполагает задать допрашиваемому. При этом надо обратить внимание на повышенную значимость корректности формулировок таких вопросов (дабы не получить при ответах на них отрицательных для защиты результатов). Поэтому планирование своего участия в подобных следственных действиях защитнику необходимо завершить составлением достаточно подробного письменного плана, включающего в себя в определенной последовательности и четко сформулированные вопросы, которые адвокат предполагает поставить на разрешение участнику (или участникам) действия для выяснения соответствующих обстоятельств.

Правомерно предварительное обсуждение адвокатом этих вопросов и предполагаемых ответов на них с подзащитным. Оно может повлечь необходимость изменения формулировок, исключение некоторых из них из плана, включение в него новых вопросов, и т.д.

Конечно, такой план — "не догма": многие из запланированных защитником вопросов следователь может выяснить в процессе действия по собственной инициативе, другие защитник может снять или интерпретировать иначе в зависимости от "отклонений" процесса действия и получаемой информации от того, как то на подготовительном этапе рефлексивно предполагал защитник.

При планировании своего участия в иных следственных действиях, например, в предъявлении для опознания, следственном эксперименте (в том числе и такой его разновидности, как "проверка показаний на месте", широко практикуемой с участием защитника по многим делам), адвокату, думается, следует, в первую очередь, "вспомнить" (а при необходимости и ознакомиться с соответствующей специальной литературой) процессуальные условия и криминалистическиерекомендации производства предстоящего действия. Это необходимо для того, чтобы при его осуществлении защитник мог целенаправленно контролировать соблюдение и выполнение их следователем, если таковое может повлиять на оценку доказательственной значимости получаемых "обвиняющих" подзащитного результатов, а также на обеспечение его прав и интересов. При этом, как уже отмечалось, адвокат должен представлять себе вероятность возможных упущений и ошибок следователя в данных вопросах, пути и способы своего на них реагирования как в процессе самого следственного действия, так и в дальнейшем.

Сформулированные рекомендации относятся в большинстве своем и к планированию защитником своего участия в производстве отдельных судебных действий следственного характера и в судебном следствии в целом. Однако при этом защитник имеет значительно больше возможностей для такого планирования, чем в стадии предварительного расследования преступлений: к данному времени он не только подробно знаком со всеми материалами расследования, но и с обвинительным заключением, утвержденным прокурором; он знает, на каких именно доказательствах базируется обвинение, инкриминируемое его подзащитному, предлагаемую следователем последовательность допроса лиц, подлежащих, по мнению последнего, вызову в судебное заседание со стороны обвинения.

Все это дает возможность защитнику более активно, чем на предыдущей стадии, участвовать в решении вопросов, касающихся планирования судебного исследования преступления в целом (а не только определять тактику своего участия в отдельных судебных действиях следственного характера). В частности, в соответствии с законом защитник может:

а) обосновать необходимость проведения на стадии судебного следствия действий, не предопределенных обвинительным заключением, в том числе и предложенным им списком свидетелей со стороны защиты, путем ходатайства о: допросе новых или не вызванных по тем или иным причинам в заседание свидетелей, экспертов, специалистов, проведения определенных экспертиз (в том числе дополнительных и повторных), истребования вещественных доказательств и документов;

б) высказать свое мнение о возможности рассмотрения дела в отсутствии не явившихся свидетелей, потерпевших, специалистов и экспертов и дать (или не дать) согласие на оглашение показаний этих лиц в случаях, предусмотренных ст. 281УПК;

в) определить содержание и очередность представления доказательств со стороны защиты (ст.274 УПК).

Основой такого планирования, конечно, должен быть принцип избирательности воздействия тактических средств, достаточно подробно рассмотренный в предыдущей главе, — "не вредить" своему подзащитному. Поэтому, думается, при обосновании своей позиции по плану предстоящего судебного следствия защитнику необходимо, если не знать точно, то хотя бы с достаточно высокой степенью вероятности предполагать, какую пользу для интересов подзащитного даст допрос судом новых свидетелей, участие в рассматриваемом деле свидетелей, не явившихся к началу суда, экспертов, проведение новой или дополнительной либо повторной экспертиз, тот или иной порядок исследования доказательств, и т.п.

Заметим, что более подробно вопросы о планировании участия субъекта доказывания в судебном следствии мы рассмотрели в предыдущем разделе нашей работы применительно к деятельности государственного обвинителя. Все там изложенное относится, по нашему убеждению, и к тактической деятельности защитника, естественно, с «противоположным знаком влияния». Сказанное относится также к непосредственным особенностям тактической деятельности защитника при осуществлении им судебных действий следственного характера, и к его участию в судебных прениях.

Кстати сказать, это единство является еще одним аргументом в пользу того, что нет «криминалистики обвинения» и «криминалистики защиты»». Наука криминалистика – едина, но разрабатывать свои рекомендации она должна применительно к деятельности отдельных профессиональных субъектов уголовного судопроизводства.

Уголовно-процессуальный закон не решает вопроса о возможности применения адвокатом технических средств, в том числе и при его участии в производстве следственных действий и в судебном следствии. Единственным упоминанием этой проблемы в УПК является указание на право защитника снимать за свой счет копии с материалов уголовного дела с помощью технических средств при ознакомлении с ним по окончанию предварительного расследования (п.7 ч.1 ст. 53 УПК). Кроме того, заметим, что ч. 5 ст. 241 УПК разрешает проведение фотографирования, видеозаписи и (или) киносъемки с разрешения председательствующего в судебном заседании и с согласия сторон, а также указывает, что проведение аудиозаписи не допускается, если это создает препятствия для судебного разбирательства. Однако эти предписания относятся не к участникам судопроизводства, а к лицам, участвующим в открытом судебном заседании. Указания же ст. 259 УПК о том, что для обеспечения полноты протокола судебного заседания могут быть использованы технические средства, и что, если в ходе судебного заседания проводилась фотографирования, аудио – и(или) видеозапись, киносъемка, то это должно быть отражено в протоколе судебного заседания, материалы применения этих технических средств должны быть приложены к материалам уголовного дела, касаются, как мы понимаем, применения технических средств по инициативе самого суда.

Нам представляется, что, исходя из общеправового принципа "разрешено все, что не запрещено", относящегося, как говорилось выше, и к работе защитника, нет каких-либо законодательных или теоретических препятствий для их использования. В первую очередь, это относится к возможности применения адвокатом технических средств фиксации хода и результатов действия, проводимого с его участием, таких, как диктофон или видеомагнитофон. При этом, однако, следует иметь в виду, что произведенные защитником аудио и видеозаписи не имеют непосредственного доказательственного значения. Использованы они могут быть лишь в целях обоснования заявляемых ходатайств и жалоб по поводу проведенного действия, а также для оперативного анализа защитником процесса, результатов действия и материалов дела в целом.

В настоящее время, думается, реально можно говорить преимущественно лишь о применении защитником диктофона. Готовясь к участию в производстве действий следственного характера, адвокат должен обдумать рациональность использования подобной техники и при положительном о том выводе ее подготовить. Сразу же отметим, что применение защитником диктофона может вызвать возражение следователя или суда, более того, повлечь возникновение конфликтной ситуации между ними. Для предупреждения этого защитник, как представляется, должен на подготовительном этапе согласовать свое решение о применении диктофона со следователем или судьей. Думается, что без согласия на то следователя или судьи защитник не должен использовать технические средства. Однако если следователь (судья, суд) отказали защитнику в возможности использовать диктофон, последний должен требовать отражения факта такого решения в протоколе данного следственного действия (судебного заселения). Цель этого понятна — обоснование, "документирование" этого факта, который в некоторых ситуациях можно рассматривать как ущемление права обвиняемого на защиту.

Думается, достаточно широко защитнику следует использовать технические средства при собирании им доказательств в порядке ч. 3 ст. 86 УПК. В частности, рациональным по очевидным на то причинам является полная диктофонная или видеозапись опроса адвокатом свидетелей и других лиц, располагающих интересующий его информацией по делу.

Рабочий этап тактики участия защитника в отдельных следственных действиях и судебных действиях следственного характера представляет собой реализацию адвокатом намеченных на предыдущем этапе планов выявления обстоятельств, смягчающих или исключающих ответственность подзащитного, а также всемерное обеспечение интересов и процессуальных прав последнего. Он продолжается вплоть до начала следующего — заключительного этапа действия (подписания протокола следственного действия, просмотра изготовленного в процессе его видеофильма и т. п., о чем более подробно скажем ниже).

Следует обратить внимание, что любое такое действие — процесс весьма динамичный, зачастую не только не управляемый, но и непредсказуемый. Появляющаяся в ходе него информация нередко (особенно на первоначальном этапе расследования) бывает неожиданной для адвоката, на что он должен своевременно и целенаправленно реагировать. Последнее требует соответствующего изменения защитником тактического рисунка своего участия в данном действии в целом или по отдельным узловым его моментам в направлении возможной нейтрализации неожиданно возникшей отягчающей ответственность подзащитного информации или, напротив, усиления тактического и доказательственного эффекта также неожиданно выявившихся благоприятных для защиты обстоятельств. Приведем пример.

К. обвинялся в изнасиловании 17-летней Т. Отрицая насилие, он в то же время признавал, что, совершая с Т. половой акт, знал о ее несовершеннолетнем возрасте. То же самое об этом обстоятельстве говорила на предыдущих допросах и потерпевшая. На очной ставке с обвиняемым Т., рассказывая о случившемся, неожиданно для защитника — такой поворот уж никак им не предполагался — обмолвилась, что о своем возрасте она сообщила обвиняемому К. уже в процессе совершения полового акта, ранее об этом между ними разговора не было. Вполне понятно, что данные показания потребовали постановки защитником ряда уточняющих и контрольных вопросов обоим участникам очной ставки, на которые они дали единообразные ответы, что ранее следователь ни у кого из них не выяснял, в какой момент обвиняемому достоверно стало известно о возрасте потерпевшей, а лишь констатировал факт, что К. знал о том, что Т. семнадцать лет. Важность установления данного обстоятельства, его влияние на квалификацию действий К. очевидны, с чем следователь был вынужден согласиться, переквалифицировав их с ч. 3 на ч. 2 ст. 131 УК РФ.

В процессе производства действия защитник должен фиксировать точные формулировки вопросов следователя или суда и ответов на них подзащитного и других лиц, чьи допросы производятся с его участием. Это необходимо в целях последующей проверки адекватности занесения их в протокол следственного действия или судебного заседания (соответственно). Тем более эта рекомендация актуальна в свете законодательной новеллы о том, что в протокол допроса должны заносится все вопросы, в том числе и те, которые были отведены следователем или на которые отказалось отвечать допрашиваемое лицо, с указанием мотивов отводы или отказа (ч.2 ст. 190 УПК).

По окончании следственного действия адвокат, ознакомившись с протоколом, может корректировать неточности путем постановки уточняющих вопросов или соответствующих заявлений, подлежащих внесению следователем в этот документ; обнаружив аналогичные неточности в протоколе судебного заседания, защитник имеет право подать свои замечания, которые подлежат рассмотрению в порядке, предусмотренном ст. 259 УПК.

Сказанным, однако, далеко не исчерпывается деятельность защитника на рабочем этапе следственного или судебного действия следственного характера. На всем его протяжении адвокат должен непрерывно анализировать соблюдение следователем (судьей, судом) уголовно-процессуального порядка производства соответствующего действия, а используемых следователем тактических приемов — критериям их допустимости. Цели этого очевидны: незамедлительное реагирование на нарушения первого и несоблюдения вторых, если таковые влияют или могут повлиять на результаты действия в негативном для защиты направлении или в той или иной степени ущемить либо ограничить права и законные интересы подзащитного, а также своевременное предупреждение таких последствий или их (по возможности) нейтрализация.

Если уголовно-процессуальный порядок действия, в котором принимает участие защитник, нарушается, и это ставит под сомнение допустимость и достоверность полученной в результате обвиняющей подзащитного информации, мы полагаем целесообразной следующую линию поведения адвоката. Перед окончанием действия защитник должен сделать заявление о том, какие именно нарушения УПК следователем или судом допущены, в чем значимость таковых для "чистоты" полученной в этих условиях информации и потребовать занесения своего заявления в протокол следственного действия или судебного заседания.

Необходимость такого заявления диктуется обязательностью обращения внимания следователя, руководящего уголовным преследованием прокурора, суда первой, а впоследствии и следующих инстанций на юридическую, доказательственную ничтожность подобной, обвиняющей подзащитного, информации. Незамедлительное реагирование адвоката на нарушения норм доказательственного права приобретает, как ранее уже говорилось, особое значение в свете как ст. 50 Конституции РФ, так и ст. 75 УПК, в соответствии с которыми доказательства, полученные с нарушением его требований, не допускаются при осуществлении правосудия, признаются не имеющими юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться при доказывании. К примеру: среди предъявленных лиц потерпевшая по общим признакам (росту, «кавказской» внешности) опознала подзащитного как лицо, совершившее на нее посягательство. В то же время он предъявлялся ей совместно с лицами, существенно отличающимися от него по возрасту, внешности, одежде.

По окончании следственного действия адвокат обратил внимание его участников на допущенное следователем нарушение ст. 193 УПК, разъяснял в чем конкретно оно заключается, и потребовал занесения в протокол как своего заявления, так и подробных данных о внешности, возрасте, одежде всех опознаваемых. В дальнейшем было установлено, что посягательство на потерпевшую было совершено не обвиняемым, а иным лицом.

Эта же рекомендация распространяется на условия проведения действий, которые, хотя нечетко регламентированы УПК, но также влияют на оценку доказательственной значимости его результатов. Так, ст. 181 УПК не только не предусматривает возможность производства в ходе следственного эксперимента опытных действий (как то верно отмечалось в ст. 183 УПК РСФСР), но и не содержит указаний на то, что опытные действия, составляющие, тем не менее, сущность следственного эксперимента, должны производиться в условиях, максимально приближенным к тем, в которых происходило проверяемое событие. В тоже время, данное положение очень существенно для оценки доказательственных результатов многих, в том числе наиболее распространенных видов следственного эксперимента — опытных действий, направленных на проверку особенностей субъективного восприятия ("на слышимость", "видимость" и т. п.), и потому является криминалистической рекомендацией по их проведению. Вновь обратимся к адвокатской практике.

П. обвинялся в том, что при задержании его за хулиганство пытался произвести с расстояния выстрел из самодельного пистолета в работников милиции, но произошла осечка, звук которой (удар бойка о донце гильзы) слышали работники милиции. П. данный факт отрицал.

При проведении следственного эксперимента "на слышимость" было установлено, что звук осечки на расстоянии, указанном работниками милиции, был ими услышан. Участвовавший в производстве этого действия защитник П. обратил внимание следователя и понятых на то, что условия, в которых производился ответственный эксперимент, не соответствуют условиям проверяемого события, разъяснил, в чем именно это заключается (в частности, к моменту проведения эксперимента место события было окружено ранее не существовавшей высокой стеной, вновь возведенными домами, что создавало большой акустический эффект), и потребовал занесения своего мнения с обосновывающими его фактами в протокол. Невозможность воссоздания обстановки проверяемого события, а потому — опровержения доводов защитника, повлекла исключение из обвинения П. ранее ему вмененного посягательства на жизнь работников милиции.

Возникает вопрос о поведении адвоката в ситуации, когда следователь использует недопустимые, на взгляд защитника, тактические приемы: например, при допросе подзащитного, на очной ставке с его участием, и т.п. Есть мнение, что в таких случаях адвокату "во избежание конфликтных ситуаций рекомендуется не срывать намеченную следователем тактику допроса. Но за защитником остается право принести прокурору жалобу по поводу использования следователем сомнительных с правовой и моральной точек зрения приемов допроса"[206].

С такой рекомендацией, на наш взгляд, согласиться нельзя. Следование ей означало бы не что иное, как невыполнение защитником своей процессуальной функции по обеспечению прав и законных интересов подзащитного. Защитник, убеждены мы, не вправе, "молча негодуя", следить, как к его клиенту применяют, например, психическое насилие (скажем, угрожают арестом, если допрашиваемым не даст устраивающие следователя показания, и т.п.), унижают в процессе производимого действия честь и достоинство обвиняемого, иным недопустимым образом получают желаемую следователю информацию, чтобы впоследствии, когда "поезд ушел", пожаловаться на то прокурору. И не следует бояться возникновения в этой связи конфликтов между следователем и адвокатом: такие конфликты (или возможность их возникновения) заложены в подобных взаимодействиях "изначально", что предопределяется различием процессуальных функций взаимодействующих сторон и способов их реализации, а, зачастую, и субъективными качествами взаимодействующих сторон. Адвокат обязан незамедлительно реагировать на подобную тактику следователя, делать заявления о недопустимости его поведения или используемых им приемов; если таковые не оказали на следователя должного воздействия, адвокат, на наш взгляд, вправе рекомендовать подзащитному отказаться от ответов на вопросы следователя, требовать прекращения или приостановления производства следственного действия и занесения своего мотивированного о том ходатайства в протокол. Последнее не только не исключает, а, напротив, предполагает принесение позднее жалобы прокурору, надзирающему за следствием, более того, при необходимости — и заявление отвода следователю в порядке п. 2 ст. 61 УПК.

К сожалению, не исключено подобное отношение к обвиняемому и при рассмотрении уголовных дел как со стороны (в первую очередь) прокурора, так и самого суда, главным образом со стороны председательствующего в нем судьи. Чаще всего, оно выражается в предвзятом отношении к представшему перед ними лицу не как к подсудимому, а как к преступнику, чья вина не вызывает сомнений, в ограничении возможности для подсудимого дать более подробные (чем то необходимо по мнению суда) объяснения по существу дела, в нетактичной форме постановке вопросов, и в целом в возложении на себя функции обвинения (что, вновь напомним, однозначно запрещено законом - ст.15 УПК).

Защитник так же, как и на предварительном следствии, не должен оставлять подобное отношение к своему подзащитному без своевременного реагирования. С этой целью ему следует незамедлительно заявить об этом либо тут же потребовать точного воспроизведения поставленных подзащитному вопросов и его ответов в протоколе судебного заседания.

Здесь возникает проблема: имеет ли адвокат право в процессе судебного следствия советовать подзащитному не отвечать на тот или вопрос, который представляется защитнику некорректно сформулированным, унижающим честь и достоинство подзащитного, выходящим за пределы предмета доказывания по данному делу, касающимся его личной жизни и не имеющим отношения к исследуемому преступлению?

В принципе, на наш взгляд, это вполне допустимо. Однако всегда надо учитывать, что следование этой рекомендации в существующей до настоящего времени "системе ценностей" — правосознания судей, может сказаться, вновь воспользуемся выражением П. Сергеича, "на шкуре подсудимого".

Часто решающее значение имеет тактическая деятельность защитника на заключительном этапе производства следственного действия и действия судебного следственного характера. Дело в том, что именно протоколы следственных действий выступают "отраженными доказательствами", их процессуальными источниками. Именно они являются зеркалом судопроизводства: в них отражается все, что добыто предварительным расследованием и исследовано следствием судебным. И если это зеркало — кривое, то очевидны последствия для судьбы подзащитного.

Суть деятельности адвоката на заключительном этапе состоит в тщательнейшей и детальной проверке соответствия подготовленного следователем протокола следственного действия процессу его производства, отражения в нем полученных результатов. Такая проверка может привести защитника к одному из следующих выводов:

а) протокол полностью отражает ход и результаты проведенного следствия. В этом случае обвиняемый и его адвокат удостоверяют новые обстоятельства своими подписями;

б) протокол, по мнению обвиняемого и (или) адвоката, искажает существенные с позиции защиты обстоятельства проведения действия и его результаты. В этой ситуации защитник должен требовать внесения следователем в подготовленный им протокол необходимых поправок либо предоставления возможности обвиняемому собственноручно внести таковые в этот документ;

в) в протоколе упущены существенные для защиты моменты, вы явленные при производстве следственного действия. В таком случае защитник может использовать одну из двух следующих возможностей: избрать вышеуказанный способ устранения неполноты протокола либо восполнить имеющиеся, на его взгляд, пробелы путем постановки дополнительных или контрольных вопросов участникам действия. Последний способ может быть использован защитником и в такой разновидности этой ситуации, когда при ознакомлении с протоколом он приходит к выводу, что в процессе действия не следователь, а он, адвокат, "пропустил", своевременно не отреагировал на те или иные моменты, выяснение которых служит интересам его подзащитного.

Если следователь не возражает против предложений защитника по таким усовершенствованиям, то после внесения соответствующих изменений, поправок и дополнений обвиняемый и его защитник удостоверяют протокол в целом своими подписями. В противном случае они, подписывая протокол, должны использовать свое право на внесение в него заявлений и ходатайств по существу оставшихся не устраненными, на их взгляд, недостатков.

Встречаются и ситуации, когда допущенные следователем неточности и пробелы в протоколе следственного действия "играют на руку" защите. Думается, что в таких случаях, учитывая законную "однобокость" участия защитника в уголовном процессе, адвокат не только вправе, но и обязан "пропустить" данные пробелы, не акцентировать на них внимание следователя и, конечно же, не делать попыток их восполнения. В дальнейшем защитник имеет возможность целенаправленно и тактически грамотно использовать такие протоколы, обращаясь к ним в обоснование своей позиции. Приведем пример.