Глава 18. Мишка вспоминает себя

 

– «Г», – бормотал Севка, – «Г»… Вот же… одно слово – «Г»!

Маша взяла бумажку со злополучной буквой и заглянула на оборот. Там обнаружилась руна

. Маша сверилась с энциклопедией.

– Вообще-то, – задумчиво сказала она, – эту руну можно заменить не на «Г», а на «К»…

Севка на секунду задумался, но с сожалением отмел эту версию:

– Хрен редьки…

Он запустил пальцы еще глубже в шевелюру. Маша вгляделась в набор рун на странице книги, потом на руну, которую держала в руке, снова на страницу… на бумажку…

– Я поняла! – торжественно прошептала она. – Вот!

И Маша перевернула бумажку так, что руна превратилась в

.

– Алатырь… – медленно произнес Севка, извлекая руки из волос.

– Или буква «А»! – гордо добавила Маша.

Севка забрал у нее бумажку, исправил «Г» на «А» и положил ее в середину слова.

Теперь на столе было выложено: «В», «Л», «А», «С», «Т».

– «Власть»! – разом сказали Машка с Севкой и обменялись церемонным рукопожатием.

– А мягкий знак? – для порядка придрался Антоха.

– Мягкий знак, – пренебрежительно ответил Севка, – тоже мне буква! Может, раньше это слово твердо произносили!

– Или «т» было всегда мягкое! – поддержала его Маша. – Лёль! Мы все поняли! Иди к нам!

Лёля, словно во сне, подошла к столу.

– Вот! – Севка указал на бумажки так, как будто они только что расшифровали послание иноземной цивилизации.

– «Власть»! – бесцветным голосом подтвердила Лёля. – И что это значит?

– Да, – поддержал ее Антон. – К чему вся эта шарада?

Маша и Севка растерянно посмотрели друг на друга. Послание инопланетян оказалось бессмысленным даже после расшифровки.

– Давайте рассуждать логически, – уныло сказал Севка и замолчал.

Молчание продолжалось довольно долго. Антон успел несколько раз тайком посмотреть на Лёлю – она не реагировала. Тогда он как будто случайно коснулся ее руки пальцами. Лёля подняла на него глаза, полные страха. Антону полегчало – Лёля не из-за него такая странная. Но тут же забеспокоился – а из-за чего тогда? Он уже собирался отвести ее в сторонку и порасспросить, но тут Севка вышел из ступора.

– Если рассуждать логично, – продолжил он вполне бодро, – то что получается?

Предполагалось, что вопрос риторический, но Маша все равно ответила:

– Если одну руну перевернуть, то получится слово «Власть».

– Правильно! – поднял указательный палец Севка. – Иными словами, если некую руну перевернуть, можно получить власть!

– Но мы уже перевернули эту… которая то ли «Г», то ли «К», – заметил Антон. – И где же власть?

– Значит, – Севка уткнулся в книгу, – нужно найти похожую пару рун.

Маша принялась водить пальцем по таблице рун.

– Есть! – снова разом воскликнули Маша и Севка.

«Так они скоро хором все время говорить станут», – подумал Антоха. Но издеваться не стал. Севка и Маша указывали на значок, который ему показался смутно знакомым.

– Где-то я такое уже видел, – задумчиво пробормотал он, разглядывая руну

.

А рядом с ней перевернутый вариант –

.

 

* * *

 

Мишка очнулся в кабинете английского языка. Руки и ноги у него были свободны, но двигались с большим трудом. Голова же гудела так, что даже чуть повернуть ее в сторону было тяжело. Поэтому первые несколько минут Мишка сидел прямо, пытаясь вспомнить, что произошло.

Вспомнил и рванулся к двери. Ноги подкосились и он опять рухнул.

– Люба! Ее убили! – прокричал он в пол.

И услышал спокойное:

– Ноу.

Мишка вздрогнул и оглянулся. На учительском столе сидела Анна Павловна – учительница английского. Вернее, естественно, не сама учительница, а Кабинетный в ее обличии.

– Люба жива? – спросил Мишка.

– Йес.

– А я? – спросил Мишка.

– А ты в плену.

– У тебя? То есть у вас?

Мишка с трудом сел.

– У Перуна. Ты тут под охраной этих… – Кабинетный кивнул в сторону двери.

– А ты?

– А что я? – возмутилась учительница. – Это мой кабинет.

– А охранников много? – поёжился Мишка.

– Достаточно, – отрезала Анна Павловна.

Мишка затравленно огляделся.

– И что они будут со мной делать? – спросил он.

– Сторожить! – сообщила суровая учительница английского.

Мишка еще раз дернулся к двери, но понял, что ноги его по-прежнему не держат, до двери придется ползти. Кроме того, ему стало мерещиться, что из всех щелей на него смотрят и пытаются до него дотянуться разнообразные «нечистики».

– Я трус, – зло сказал Мишка. – Я всех боюсь. Не только Перуна, но даже вас…

– Ах, Беркин, Беркин, – покачала головой маленькая Анна Павловна. – То, что ты сегодня сделал…

– Пытался сделать! – буркнул Мишка.

– Не спорь! Ты ведь Бер…

 

Мишка недоуменно глянул на кабинетную – чего это она вдруг дразниться начала? Та улыбнулась:

– Ну-ка, как по-английски «медведь»?

Он напрягся и выдавил из себя баранье блеяние:

– Бэаэ!

– Ну и произношение… А ты как это слово в первый раз на уроке прочитал?

– «Беар».

– Ничего не напоминает?

Мишка нахмурился:

– Мою фамилию. И что?

– А то, что во всех европейских языках это животное зовут «бер», а в восточнославянских – «медведь». Не припоминаешь почему?

Теперь Мишка смотрел на маленькую англичанку с изумлением. Он, конечно, не всегда внимательно слушал ее на уроках, но про восточнославянских медведей она точно ничего не рассказывала.

– Ах да, – спохватилась кабинетная. – Ты же наверняка не помнишь…

Кабинетная англичанка сморщила лоб, как она всегда делала, когда обнаруживала пробелы в знаниях учеников. И вышла из ситуации так же, как обычно.

– Придется кое-что повторить!

Мишка даже в своем нынешнем положении не смог сдержать вздоха раздражения. Английский он ненавидел лютой ненавистью. Но Анна Павловна уже протягивала ему наушники (откуда только достала? Из воздуха, что ли?). Мишка покорно напялил их…

…И не услышал привычных слов «Minsk is the capital…» Он вообще ничего не услышал.

Зато многое вспомнил.

Он – или его далекий предок – был когда-то сильным и могучим человеком. Человеком? Да нет… не совсем. Он был Бером, покровителем больших мохнатых зверей, царей леса, которых тоже звали берами. Были и другие покровители. Домовые охраняли дома, овинные – овины, лесовики – лес, водяные – реки, болотники – болота. Люди их побаивались, но зря. Если покровителя вовремя задобрить, похвалить хорошим словом, поднести ему что-то вкусненькое – разве тот будет вредить? Ну разве что из озорства…

Бер, например, за пару пчелиных сот или туесок малины мог на неделю обеспечить хорошую охоту в своих угодьях – разве жалко для хорошего человека?!

А потом появились другие «покровители», которым мало было опекать дом или рощу. Им нужен был весь мир. Они быстро сбились в две ватаги. Одни назвали себя белыми, потому что лучше видели и предпочитали день, другие – с хорошим нюхом и острым слухом – любили делать засады ночью и приняли название черных. Если бы эти ватаги просто воевали между собой, это еще полбеды, но черные и белые требовали, чтобы люди встали на их сторону и помогли победить соперника. А кто отказывался – карали молнией, пожаром, болезнью, неудачей.

Старые покровители пробовали возмущаться и заступаться за людей, но тут же получили и с белой стороны, и с черной. Получили – и затихли. Только Бер продолжал требовать от новых «хозяев» уважения к людям. Он был очень сильный, ведь целая армия беров по его приказу могла встать за его спиной.

И тогда черные и белые – чуть ли не единственный раз в своей истории – объединились против строптивого Бера. Они отняли у грозных зверей их прежнее имя и дали им другое, издевательское – «медведи», «ведающие мёд». Когда наутро совместные силы черных и белых напали на Бера, тот напрасно звал на помощь. В теплых берлогах – «беровых логовах» – ни один зверь не услышал зова своего хозяина.

Бер смог тогда убежать. И бегал еще много лет. Прежние друзья – домовые и болотники – боялись его принимать. Новые боги, продолжая воевать между собой, травили Бера. И очень скоро он сам стал всех бояться: и домовых, и русалок, и черных, и белых. Долгими зимами он иногда еще бродит по лесу, отыскивает берлогу и шепчет на ухо спящему зверю: «Вставай, бер! Вставай! Отомсти за хозяина!». Иногда ему это удается – зверь просыпается и начинает рыскать в окрестностях, голодный и злой, не понимая толком, кто и зачем его разбудил. Люди боятся такого зверя, но никто не зовет его «бером», а называют «медведь-шатун»…

 

* * *

 

И тут Антона осенило.

– На дубе! Над дуплом! – он ткнул в руну

, подписанную «Чернобог». – Я еще понять не мог, что это такое на гвозде висит и что оно мне напоминает. А это руна!

– Ее перевернуть можно? – жадно поинтересовался Севка.

– Да, вроде бы… Да! Она одним гвоздем прибита!

Маша тем временем не теряла времени, торопливо что-то искала в энциклопедии.

– Вот! – радостно сказала она. – «В противоположность руне „Мир“, руна „Чернобог“ представляет силы, стремящие мир к Хаосу». А руна «Мир», «центростремительные силы, стремящие Мир к Порядку», – это перевернутый Чернобог.

– В нашем случае, – поправил ее Севка, – наоборот: Чернобог – перевернутый Мир. Наверное, Мир на дубе все время висел, а от нашего взрыва перевернулся. Точно! Энергия взрыва, видимо, ушла на переворачивание руны!

– Но взрыва-то не было… – напомнила Лёля.

– Потому и не было! – Севка прямо сиял, как всегда при решении сложной проблемы. – Я ж говорю, вся энергия ушла на переворачивание руны!

– Вот оно! Руна «Чернобог» означает прорыв магического круга, – прочитала Маша.

Теперь Севка с Машей выглядели не просто довольными, а прямо-таки счастливыми. Они не только все расшифровали, но и поняли, что же такое они расшифровали.

– Значит, – уточнил Антон, – нужно просто перевернуть эту деревяшку? И все вернется, как было?

– Ага, – подтвердил Севка, – кстати, спасибо тебе, Антоха!

Сева кивнул на бумажки.

– Мы полночи над ними бились, а они все никак не склады…

И вдруг он замер на полуслове. Маша, глядя на него, тоже перестала улыбаться.

– Что-то не так? – Лёля вдруг вышла из своего полуобморочного состояния.

– Не понимаю, – задумчиво ответил Севка, беря в руки букву «Т». – Не было у нас ночью никакой «Т». Да, Машка?

– Не было, – тревожно ответила Маша. – была эта… «Б»… Любина руна… Такая… с двумя палочками.

И Маша ткнула в книге на руну

.

– Значит, – как-то обреченно уточнила Лёля, – Любина руна поменялась на «Т»?

Севка и Маша кивнули. Лёля схватила бумажку с «Т», перевернула и уставилась на руну

.

– Это «Треба», – тут же вычитала Маша, – «жертвоприношение, без которого на Дороге невозможно воплощение намерения»…

– «Жертвоприношение»! – отчаянно перебила ее Лёля и закрыла лицо руками.

Все затихли и уставились на Лёлю.

– Лёля? – тихо спросил Антон. – Лёль, ты что-то знаешь? Лёля, расскажи нам…

– Она сказала, – выдавила из себя Лёля, – что сама знает, как разобраться с проблемой…

– С какой проблемой? – вкрадчиво спросил Антоха, отнимая Лёлины руки от лица. – Лёля, скажи мне, пожалуйста….

– Я хотела сказать сразу, – прошептала Лёля.

– Говори сейчас, – попросил Антон.

– Я просто боялась…

– Не надо бояться…

– Я думала, так будет лучше…

– Нет.

– Она мне запретила.

– А я разрешаю.

– Я просто подумала…

– Лёля! – гаркнул Антон. – Говори немедленно, шутки кончились!

– Перун…

– Что?!

– Он сказал… – Лёля заплакала.

– Что?!

– Что мы должны принести ему человеческую жертву, – Лёля разрыдалась.

– А Люба? – машинально спросил Антон, но уже сообразил. – И ты молчала? – заорал он.

– Она сказала, что знает, что делать, – всхлипнула Лёля.

– Ааа! – Антон грохнул кулаком по стене.

За секунду постарался взять себя в руки и оглянулся на остальных.

– У нас проблема, – сказал он срывающимся голосом, – нам надо спасти Любу. Где Мишка?

– Мишки давно здесь нет, – тихо сообщила Маша, – он куда-то ушел.

– У нас две проблемы, – мрачно сказал Антоха.

 

* * *

 

– Так значит я – Беррр, – Мишка снял наушники, встал и тряхнул головой.

Его еще немного шатало, но на ногах он уже стоял твердо.

– Именно, – ответила копия англичанки и немного отодвинулась от него.

Мишка хотел сказать много чего – про богов, про Черных и Белых, про трусливых домовых – но вместо этого неожиданно для себя зарычал. Он и не подозревал, что умеет так рычать – свирепо и многообещающе. Все громче и громче. И все более и более многообещающе.

Когда воздух (а вместе с ним и рык) закончился, Анна Павловна выглянула из-за стула, за которым, оказывается, пряталась, и спросила:

– Все?

– Пока да! – сказал Мишка и двинулся к дверям.

Там его должны были ждать какие-то сторожа – и это было кстати, потому что Беру очень хотелось прямо сейчас намять хоть какие-нибудь бока. Но за дверью оказалось пусто, только белая палица сиротливо валялась посреди коридора.

– Сбёгли! – прокомментировал голос Кладового.

– Я бы тоже сбёг, – отозвался голос директорского Кабинетного, – если бы на меня… вот так…

Мишка повел головой, выискивая говорящих. Обсуждение сразу стихло.

– Вылезайте! – приказал Бер. – Пойдем объяснять всяким, что к чему, а то совсем обнаглели!

Из-за батарей, плинтусов, приоткрытых дверей осторожно высунулись лица кабинетных.

– А одолеем? – опасливо спросил Столовой. – Они того… воины!

– А вы – в своем доме! – ответил Мишка, сжимая кулаки. – Кто одолеет домового в его хате?

Это были правильные слова. По коридору прокатилось одобрительное:

– И то правда… Наш дом – нам и решать… А то ишь ты!..

Маленьких фигурок в поле зрения прибавилось. Мишка помахал руками, разминаясь.

– Молодцом! – одобрил Зальный. – Тебе бы еще бы секиру – был бы Берсерк, Бер с секирой!

– И так справимся! – отрезал Мишка. – За мной!

Он сунулся было на крышу, но Анна Павловна дернула его за штанину:

– Она в бассейне, Берегинюшка наша!

– Кто? – не понял Мишка.

– Люба!

Мишка быстро зашагал в сторону бассейна. На ходу вспоминалось, как он вытаскивал оттуда первую руну, как жался по углам от домовых. А теперь домовые шли за ним, как за воеводой. Потому что теперь он стал Бером. То есть вспомнил, что он Бер.

Уже на входе в бассейн на нем повисла маленькая Анна Павловна:

– Не ходи туда, юношам туда ходить не надо…

Мишка стряхнул ее с рукава, и, не снижая скорости, вломился внутрь.

 

Глава 19. Бер и Берегиня

 

Бассейн был полон. В нем мерцала чистая, прозрачная и необыкновенно голубая вода, она как будто светилась изнутри. Мишка, который был уверен в том, что сейчас увидит связанную Любу или Любу, которую пытают, так разогнался, что притормозил у самой кромки воды. Огляделся. Принюхался.

Пахло покоем. Пахло полным умиротворением. Весенними листьями и утренней свежестью. Первыми цветами, проталинами, ярким солнцем в безоблачном, ослепительно голубом небе, только что лопнувшими почками, свежим березовым соком и еще чем-то непонятным, но таким удивительным… От этого запаха хотелось бежать, нестись, прыгать, плыть, кричать, совершать подвиги. Хотелось смеяться, танцевать и кричать одновременно…

Мишка огляделся, улыбнулся до ушей, расправил плечи и тихонько позвал:

– Люба… Люба, ты здесь?

– Уходи… – донесся тихий шепот с другой стороны бассейна.

– Я не уйду без нее! – крикнул мгновенно проснувшийся в Мишке Бер.

И тихий шепот в ответ:

– Я погублю тебя…

– Да я сам кого хочешь погублю! – рявкнул Мишка.

– Это я – Люба. Со мной все хорошо, уходи… – прошептали из воды.

Мишку это «уходи» задело почище всех угроз.

– Нет! – насупился он. – Я не уйду пока… пока не увижу тебя.

Сказал и понял, что действительно не уйдет. Врастет тут в кафель, как памятник, но не сойдет с этого места. Из воды донесся тихий вздох.

– Отойди подальше, – попросил его тихий голос. – Не покажусь, пока не отойдешь.

Мишка пару мгновений постоял, потом решил, что можно и отойти, в крайнем случае он быстро подбежит обратно. Он сделал шаг назад. Потом еще. И еще. И только когда он плечами уперся в стенку, поверхность воды заколыхалась, и в середине бассейна показалась Любина голова.

– Увидел? – хрипло спросила она. – Иди отсюда!

И только Мишка собирался обидеться, как в невесть откуда взявшемся световом пятне блеснули Любины волосы.

– Мммм, – промычал Мишка и осел на пол.

Люба на неимоверной скорости подплыла к борту.

– Миш! Мишка! Что с тобой? Ты…

И эхом по бассейну разнесся вопль отчаяния.

– Я же говорила, уходи…

А Мишка сидел и смотрел, как по Любиным волосам стекает вода, и понимал, что это – самое прекрасное из всего, что он видел в жизни.

 

* * *

 

Когда Антон увидел толпу домовых, которые неслись прямо на него, первое желание было – убежать и спрятаться. Это он легко подавил в себе, потому что уже привык быть вожаком. А убегать и прятаться вожакам не пристало.

– Там Мишка… Берегиня… Надо спасать… Идемте же!

С десяток маленьких человечков стали тянуть его за руки, за ноги, за штаны, а кто-то даже залез на плечи и орал прямо в ухо.

Антон немедленно почувствовал себя Гулливером и растерялся. Из потерянного состояния его вывел резкий окрик Нины Константиновны.

– Олухи! Куда вы его тащите! Там же Бе-ре-ги-ня!

Домовые немедленно слезли с Антона и накинулись на Лёлю и Машу.

– Пойдемте… Скорее… Будет поздно…

Девочки побежали, точнее их поволокли за собой. Антоха с Севкой пару секунд таращились друг на друга, а потом бросились следом.

 

* * *

 

– Люба, ты такая красивая…

На Любином лице отразилось отчаяние.

– Миша, еще немного – и будет поздно… – что-то изменилось в Любином голосе.

Но Мишка ничего не заметил. Он вообще ничего не замечал, кроме огромных, как небо, глаз и волос, которые как будто светились и колыхались в такт волнам. А может быть, и сами были волнами? Сейчас Мишка ничему не удивился бы.

– Ты… ты… – Мишка мучительно подбирал слова, но ни одно из них не подходило, чтобы описать его впечатления. – Ты… особенная!

Сказал – и стало мучительно стыдно, потому что слово оказалось слишком бледным по сравнению с Любиными волосами, глазами, голосом…

– Я – Берегиня, – тихо сказала Люба, блеснув глазами.

– Ты не просто особенная, – заторопился Мишка. – Ты чудесная… ты очень… ты самая…

 

Он не мог договорить фразу, и Люба это почувствовала. Она перестала бороться с собой.

– Не надо ничего говорить, – засмеялась Берегиня, подплыла к бортику и положила голову на руки.

Сердце у Мишки подпрыгнуло и застучало по всему телу.

– Т-т-ты там что, г-г-голая плаваешь? – спросил он.

Берегиня расхохоталась, как будто по полу рассыпали хрустальные колокольчики.

– А ты сам посмотри, – хитро блеснув глазами, сказала Люба и нырнула.

Мишка подождал минутку, потом на ватных ногах встал и пошел к бортику. Шаг. Шаг. Еще шаг. Было очень страшно и очень томительно. Когда до бортика оставалось совсем чуть-чуть, Мишка присел на корточки и постарался заглянуть в воду, заранее замирая от того, что может быть…

И опять раздался тихий голос:

– Вот и ты…

Лицо Любы появилось из воды внезапно и буквально в сантиметре от Мишкиной головы.

– Ты пришел ко мне… – мокрая рука обвила Мишку за шею, и прохладные губы прижались к его губам.

У Мишки внутри, где-то в центре живота, словно взорвался воздушный шарик, наполненный гелием. Стало одновременно страшно, щекотно, весело и тревожно. А еще перехватило дыхание и захотелось взлететь над землей. Все вокруг закрутилось, и Мишка ощутил себя внутри огромной карусели. Даже не из желания обнять, а просто, чтоб удержать равновесие, он схватился за Любу обеими руками…

Каким-то самым древним чутьем он все-таки ощутил опасность. И тот, самый крохотный участок мозга, который не был оглушен поцелуем, а пытался думать, отметил, что уж очень холодны губы, и руки его странно стынут на Любином теле. И наверное, именно этот кусочек мозга заставил Мишку чуть скосить глаза.

– Что это? Где твои ноги? – прохрипел он, глядя в воду.

– Ничего, ничего, – жаркий шепот у его уха. – Иди ко мне… Ты мой…

И тут Мишка сдался окончательно.

 

* * *

 

Когда Лёля и Маша ворвались в бассейн, Мишка был уже наполовину под водой. Ахнув от ужаса, девочки стали вытягивать его за ноги.

– Что происходит? – крикнула Машка и глянула в воду. – Лёля!.. Там… Там… Там русалка!

– Птица? – ошеломленно спросил подбежавший Севка.

– Нет! Настоящая! С хвостом! Это она Мишку топит, – завизжала Маша.

– Маша, уходи отсюда! – даже не крикнула, а рыкнула Лёля. – Мальчишек уводи, или погибнете все.

– А ты? – успела спросить Маша, машинально выполняя приказание и выталкивая всех за дверь.

– А я – Лёля! Я – справлюсь! – сказала девочка и сиганула в воду.

 

* * *

 

– Она – Лёля, она – справится, – как заклинание твердил Антон, вышагивая под дверью в бассейн.

Прорвать кордон из домовых, которые забаррикадировали собой вход и не пускали Антона внутрь, не получалось.

– Все будет хорошооо! – на одной ноте протяжно выла Нина Константиновна, периодически срываясь на: «Ах, какой был маа-альчик!» или «А как нам без Берушки будет плооохо».

– Она – Лёля, она – справится, – заявил Антон Севке.

Севка мелко-мелко закивал, протер очки и уткнулся взглядом в стенку.

– Конечно, справится! – подхватила Маша. – Она же богиня, у нее же руна Воды, она же умница, она обязательно придумает что-нибудь…

Это простое слово – «умница» пронеслось в голове у Антона, оставив за собой целый след воспоминаний. Вот Лёля улыбается ему на уроке, вот разговаривает с Кабинетным, вот сурово за что-то отчитывает, вот вдыхает в него жизнь в темном подземелье…

– Если с ней что-нибудь случится… – сказал Антон и понял, что если с ней что-нибудь случится, то он просто разорвет всех, кто в этом виноват, на мелкие кусочки, а потом… А потом, наверное, разорвут его, но это уже не будет иметь никакого значения.

Он вдруг снова почувствовал в себе волка. Возможно, того, который недавно ушел в темноту коридора. А может быть, в нем родился новый волчонок, еще слабый, но уже с острыми зубами и сильными лапами. Волк внутри Антохи завыл от отчаяния, высоко подняв гордую волчью голову.

 

* * *

 

– Кто умеет делать искусственное дыхание? Быстро!!!

Дверь в бассейн распахнулась, и Антохе показалось, что он попал в новую серию «Доктора Хауса».

– На колено! Переворачивайте! Массаж!

Инструкции Зального были кратки, как выстрелы.

– Три-четыре, три-четыре, вдох, три-четыре, три-четыре, вдох! Переворачивайте!

Антон, выплывая из своего отчаяния, не сразу сообразил, что Мишка, весь мокрый и совершенно неживой на вид, каким-то образом оказался на суше.

– Три-четыре, три-четыре! Вдох!

– Где Лёля? – спросил Антон.

– Не выныривала еще, – ответила ему Нина Константиновна и кинулась помогать откачивать Бера.

Антон подбежал к бассейну. Теперь его никто не держал, все были заняты реанимацией.

– Лёля! – позвал мальчик. – Лёль!

Абсолютная неподвижность поверхности воды напугала его еще сильнее, чем если б там шла ожесточенная битва.

Он прыгнул в воду. Туда, туда, в дальний угол бассейна, на глубину… Вот уже чувствуется какая-то вибрация… Вот кто-то… Или что-то… Плохо видно, воздух кончается, но он ухватил что-то скользкое, холодное… И его вынесло на поверхность. Глотнуть воздуха и обратно туда, в глубину…

– Антон? – перед ним замаячили насмешливые Любины глаза. – Ты решил поплавать?

Антон от потрясения чуть не утонул.

– Люба? Что ты здесь делаешь?

– Не правда ли, сегодня прекрасный день? – Люба высунулась из воды и закачалась на поверхности.

Антон нервно сглотнул и чуть не утонул второй раз.

– Ты такой красивый, – пропела Люба.

Антон оглянулся по сторонам и чуть было не подался вперед, туда, куда так манили роскошные волосы, разметавшиеся по воде, но… что-то щелкнуло в сознании.

– Где Лёля? – нервно спросил он.

Люба досадливо скривила губки.

– Опять эта Лёля, она мне все испортила…

– Где она? – заорал Антон.

– Не знаю, – досадливо пожала плечами Люба. – Утопла…

И только тут Антон заметил, что у Любы вместо ног змеится огромный, скользкий русалочий хвост.

– Так это ты русалка? – ахнул Антон.

– Я – Берегиня, – оскалилась Люба.

– А я – Волхв, – нашелся Антоха и почему-то вспомнил сказку про Маугли. – Мы с тобой одной крови – ты и я! – крикнул он, и пока Люба переваривала информацию, нырнул.

«Лёля, Лёля, Лёля…» – билось у него в мозгу, а он усиленно греб вглубь. Мимо проносились непонятные тени, воздуха уже не хватало, и Антоху опять стало захлестывать отчаяние. Он на мгновение пожалел о волке, который покинул его – уж он бы дал ему сил! «Утону, надо выныривать», – подумал Антон. И в ту же секунду непонятная сила выдернула его из воды, как будто кто-то на широкой лопате вынес его на поверхность.

Пока Антон отфыркивался и пытался перевернуться со спины на живот, чтобы опять кинуться в воду, краем уха он успел услышать вопль: «Дышит!..» из толпы вокруг Мишки, а краем глаза заметить свечение внутри бассейна.

– Лёля! – заорал он и опять нырнул.

Поплыл на свет, увидел Лёлин медальон, рванулся к нему, зажал в руке, начал всплывать, испугался, что воздуха опять не хватает… Теперь он успел заметить, что за «лопата» выталкивает его из воды. Это оказался широкий и удивительно сильный русалочий хвост. После сильного мокрого шлепка Антоха оказался на бортике.

– Лёля! – заорал Антон, в очередной раз пытаясь встать.

Его схватили сзади за плечи, пытались удержать, он рвался в воду, смешивая слезы на лице с водой из бассейна, медленно соображая, что, наверное, уже не успел, опоздал и все пропало…

 

* * *

 

Очнулся Антон от сильного удара по лицу.

– Да жива она! – гаркнула ему в ухо Маша.

В ушах гудело, в легких сипело, бок, которым он оба раза с размаху шмякался на кафель, саднил. Теперь вот еще и щека горела.

Антон с трудом поднял голову и огляделся. Картина вокруг напоминала берег после цунами. Возле зеленого, надрывно кашлявшего Мишки суетились совершенно мокрые домовые, Машка с мокрыми волосами стояла наизготовку, замахнувшись второй рукой, явно на случай того, что Антон с первого удара не очнется. А Севка… Севка держал на руках…

– Жива! И ты жив! – сказала Маша еще раз, села рядом с Антохой и заплакала.

– Надо отсюда уходить, – то ли сказал, то ли спросил Антон.

– Надо, – сквозь слезы ответила Маша.

– Уходим! – приказал Антон.

– Уходим! – всхлипнула Маша.

Антон поднялся, дернулся к Севке:

– Лёля, ты можешь идти сама?

– Могу… – прошептала девочка.

– Тогда за дверь, все за дверь! Севка, выносим Мишу! – скомандовал Волков.

Вокруг ожившего Антохи засуетились домовые, помогая собрать вещи, кто-то страховал Лёлю, кто-то помогал волочить Мишку. За дверью все с трудом перевели дыхание.

– Все живы? – тихо спросил Антон и огляделся.

– Все. Почти… – ответила еле слышно Лёля. – Любу мы потеряли…

– Главное, все живы, – ответил Антон, – потом разберемся.

Волков оглядел свою команду и испугался.

– Где Севка? – спросил он.

Маша кинулась к бассейну и увидела Любу, сидящую на бортике, медленно перебирающую волосы, напевающую себе под нос, и Севку, стоящего истуканом недалеко от двери.

Не долго думая, Машка отвесила ему такой подзатыльник, что Севка чуть не впечатался в дверь.

– Очки… – прохрипел он.

– Фигушки тебе очки! – всхлипнула Маша. – Будешь на русалок пялиться, глаза скотчем заклею, понятно!..

 

* * *

 

Целая толпа сидела у входа в бассейн и мелко дрожала – кто от холода, кто от страха, кто просто от пережитого потрясения. Антоха как-то незаметно для себя оказался в центре этой толпы, состоявшей из домовых и одноклассников. Все смотрели на него, как будто ждали ценных указаний. А из всех ценных указаний в голове вертелось только «Поубиваю всех». Но этого говорить вслух было никак нельзя. Да и не нужно – все прекрасно читалось по лицу Антона.

Чтобы привести мысли в порядок, он закрыл глаза. Наверное, это был не самый важный и срочный сейчас вопрос, но Антоха не удержался и спросил:

– А почему она нас всех отпустила? Ведь могла бы…

Он не закончил. И так всем понятно, что именно могла бы сделать Люба, превратившись в Берегиню.

– Мишку отпустила, потому что я вмешалась, – слабо ответила Лёля. – Сразу на меня переключилась и первым делом медальон с меня сорвала… Меня – из-за тебя. А тебя…

Лёля пожала плечами.

– Потому что ты Волхв? – предположил Севка. – Наверное, волхвов даже Берегини опасаются.

– А волхвы не боятся могучих владык, – зачем-то снова процитировала Пушкина Маша.

Антон почувствовал, что волк внутри него ощерился. Мальчик встал и резко, совершенно по-волчьи, отряхнулся от воды.

– Правильно, – сказал он не своим (а может, как раз именно своим?) хриплым голосом. – Сейчас мы устроим этим могучим владыкам! Севка! Ты уверен, что достаточно перевернуть руну, чтобы вернуть все, как было?

– Логически рассуждая… – начал Севка.

– Короче, – перебила его Маша, – перевернем руну – получим власть. Наверное, власть над ситуацией, тогда вернемся домой. Или власть над всеми этими богами, тогда мы загоним их…

А Севка ничего добавить не успел. Из глубины коридора раздался насмешливый женский голос:

– Ты хочешь власти, о грозный Волхв?

Маленькая армия немедленно ощетинилась. Мишка одним движением оказался на ногах, хотя и покачивался от слабости. Севка и Маша заняли место по обеим сторонам от Антохи, а Лёля – прямо за его спиной. Но самое удивительное – кабинетные рассыпались в боевой порядок. Постороннему глазу могло показаться, что они просто исчезли, но Антоха внутренним зрением видел, что любой из них готов к схватке. Стоит Паляндре выйти к ним, как ближайшая дверь распахнется, будто от порыва сквозняка, и хлопнет ее затылку. Банановая кожура, которой мгновение назад не было на полу, вдруг окажется под ее ногой, и Черная предводительница грохнется наземь. И тут в бой двинутся щетки, тряпки, стулья, столы – все, что во власти кабинетных. Наверное, Кощей успеет нанести ответный удар, наверное, кому-то из кабинетных не поздоровится… Но сейчас они об этом не думают. Сейчас они готовы защищать свой дом.

Паляндра тоже это почуяла, поэтому так и не вышла из темноты.

– Вы вернетесь в свой мир, милые детки, – она продолжала насмешничать. – Но ваши сверхъестественные друзья останутся тут. Домовые. Говорящие коты. Русалки-птицы и… – Паляндра выдержала эффектную паузу, – русалки-Берегини.

Антоха, который готов был уже сам броситься в темноту, замер.

– Так что, девочки и мальчики, – теперь Паляндра-Кощей не побоялась показаться, – бегите, переворачивайте руну.

Но никто никуда, естественно, не побежал.

– Может быть, – жалобно произнесла Лёля, – вы с Перуном как-то договоритесь? Перестанете воевать?

– Нет, – покачала головой Паляндра, – этот дуб слишком мал для нас двоих…

И Паляндра растворилась в тени коридора.

– Что будем делать? – спросил Севка после минутной паузы.

– Сейчас идем в библиотеку, – отрывисто сказал Антон и оглядел свое войско (взгляд на Лёлю). – Греться, – взгляд на Мишку. – Есть, – взгляд на Севку с Машей. – Думать. Кабинетные обеспечивают безопасность. И еду. И тепло…

– Да обеспечено все давно, – пробубнили кабинетные на все голоса. – Идите уже… Раскомандовались тут…