Лекции.Орг


Поиск:




Темный Ветер с зеленых холмов 2 страница




"Вот дурень, поперся, наслушался сказок, герой какой... Блин, надо же было так выставиться...".

Костер был еще виден. Там наверняка засуетился уже бдительный Вениамин, осуществляющий за членами Семерки особый контроль.

"Ну и пусть. Вот возьму и найду этот чертов папоротников цветок. Вот все забегают. Как он хоть выглядитто?".

Максим закусил губу и зашагал дальше, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами. Через несколько минут костер окончательно исчез из виду. Вокруг были жуткая ночь и жуткий лес, в котором распускался гдето в призрачном свете луны редкий цветок папоротника, и довольные черти сноровисто доставали изпод земли свои несметные сокровища, уверенные в том, что в эту ночь никто не осмелится побеспокоить их своим присутствием.

 

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА

(Главыреконструкции, 1999 г., Москва)

 

Самолет тряхнуло, и мимо иллюминаторов побежала смазанная картинка посадочного поля. Обстановка в салоне неуловимо смягчилась. Многие пассажиры неосознанно делали глубокий вдох, расслабляющий чуть больше обычного напряженные мышцы шеи, спины и брюшного пресса. Организм всегда ведет себя так. Там, в воздухе, он во "враждебной" среде, он напряжен, он на волосок от гибели. На земле он в среде "привычной", он в безопасности, наступает фаза релаксации, и все тело отдается этому приятному ощущению - отдыху от страха. "Дамы и господа", - приятный голос стюардессы раздался в салоне, зашелестев в динамиках селекторной связи, и все разом пришло в движение, послышались щелчки отстегиваемых поясов, бормотание и шорох газет. - "Наш самолет совершил посадку в аэропорту "Домодедово" города Москвы...".

Пассажиры засобирались, в нетерпении привставая, с надоевших за несколько часов полета кресел, и хотя самолет еще только выруливал на стояночную площадку, в проходе образовалось некое подобие очереди.

Только один мужчина среди всей этой кутерьмы оставался недвижим. Его глаза были полуприкрыты, казалось, что он дремлет. Окружающая суета его не беспокоила, и может быть поэтому, смуглое восточное лицо его вызывало у некоторых соседей, обращавших на него внимание, ассоциации с безмятежным обликом медитирующего Будды, застывшего в неудобном кресле и грезившего о неизбывном. Единственное, что не соответствовало привычному для многих европейцев образу Будды, была печать времени на его лице - длинные волосы с сильной проседью и глубокие морщины, свидетельствующие о почтенном возрасте их обладателя. Одет мужчина был неброско, но очень аккуратно и даже со вкусом. Одежда была подобрана тщательно и выдержана преимущественно в серых тонах. Словом, пожилой житель какойнибудь небольшой республики со средним достатком, вот такое впечатление сложилось о нем у соседа по креслу, крупного усатого здоровяка с рыхлым раскрасневшимся лицом, который поглядывал на дремлющего пассажира и неприязненно думал о том, что старик не самый лучший попутчик, который попадается в дороге: за все время полета он не произнес ни единого слова, не сделал ни единого движения. И только еле заметное колыхание грудной клетки свидетельствовало о том, что он дышит, а, следовательно, еще жив.

Сосед раздраженно качнул головой и. наклонившись к самому уху старика и обдавая его густым запахом баварского пива, выпитого в большом количестве, утробно пророкотал:

- Эй, старина, подъем! Прибыли...

Веки спящего дрогнули, и он медленно открыл глаза, разглядывая склонившегося к нему соседа, который тут же отпрянул назад и, толкнув рукой сидящую рядом женщину, забормотал извинения. Затем толстяк встал и, не прекращая извиняться, отдуваясь, стал неловко пробираться в проход между рядами кресел. На него никто не обратил внимания, возбужденная атмосфера, царившая в салоне самолета, казалось, подзаряжалась от самого московского воздуха, хлынувшего свежим потоком в открывшуюся дверь. Здоровяк, чувствуя легкий озноб, еще раз обернулся на разбуженного им пассажира и, стремительно отведя взгляд, стал мелкими шажками двигаться в направлении выхода, следуя за общим потоком. Первый раз в жизни он видел такие страшные глаза. Словно житель другой вселенной заглянул в этот мир черными, как провалы в бездну, очами. Раскосые глаза взирали на окружающую суету безучастно, будто из иного, бесконечно далекого и ужасного измерения, и на фоне этой завораживающей черноты вспыхивали и гасли пурпурные крошечные протуберанцы, похожие на мерцающие искры от костра. Исходя из своего жизненного опыта и богатого воображения, здоровяк мог предположить, что такие глаза могут принадлежать разве что хладнокровному и многоопытному убийце. Не было в них тех эмоций, которые проявляются в обычном человеческом взгляде. Не было в них мира и спокойствия, присущих облику Будды, растаявшему как призрачная иллюзия в момент пробуждения длинноволосого старика. Только полная покорность судьбе и леденящий холод полного равнодушия, характерный, вероятно, только для темных богов на иллюстрациях к восточным сказкам.

"Он сумасшедший! Или, скорее, бандит, волчара матерый".

Здоровяк вышел на площадку трапа и почувствовал, что успокаивается.

"Да мнето что до этого... Ну, бандит и бандит. Мало их, что ли, повсюду? Всяких повидали...".

Теперь, когда он уже шагал по летному полю к автобусуперевозчику, причины его неожиданного испуга казались ему надуманными, нелепыми и даже смешными. Еще через несколько минут неприятный инцидент окончательно забылся, стерся из памяти под напором радостного возбуждения... Москва!!!

Пожилой пассажир, так напугавший своего соседа, вышел из самолета в числе последних. Свежий майский ветерок приятно овеял спокойное безмятежное лицо. В воздухе пахло дождем и весенней сыростью. Мужчина глубоко вдохнул в себя эту гамму запахов и, задержав на мгновение дыхание, медленно выдохнул, словно привыкая к новой обстановке, анализируя все вокруг, даже запахи, пробуя их на вкус. Москва...

Он закинул себе на плечо большую дорожную сумку "Samsomait" и медленно, как и подобает пожилым людям, стал спускаться по ступеням трапа. Последний автобус был практически пуст, и можно было даже поставить тяжелую сумку на сиденье. Створки дверей с шипением захлопнулись, и, качнувшись, огромный перевозчик плавно покатился к главному корпусу аэропорта.

 

У входа в аэропорт, выстроившись в две шеренги, вновь прибывших встречали суетливые москвичи. Большинство встречающих составляли так называемые "извозчики" - частные водители. Поэтому с появлением у входа первого пассажира зазвучали торопливыми скороговорками заученные фразы:

- Братка, тебе куда?

Такси... такси...

- Недорого возьму...

- Куда едем?

- До метро... до метро...

Приезжие торопливо двигались вперед, боязливо лавируя между навязчивыми калымщиками. Практически все предпочитали более надежный и менее дорогой автобусный сервис. Правда, попадались и те, кто заинтересованно реагировал на настойчивые предложения. Этих моментально отводили в сторону для обсуждения условий поездки.

Седоволосый пассажир вошел в здание аэропорта опять в числе последних. Морщинистой, но крепкой рукой он придерживал сумку, висящую на плече которую дергали за ручку кончиками пальцев очередные водители, предлагая помочь донести, загрузить и отвезти в любую точку Москвы по самому льготному тарифу. По мере удаления от входного тамбура предложения становились менее торопливыми и более навязчивыми. Здесь обрабатывали пассажиров, миновавших "сито" первого извозчичьего заслона. Человек с сумкой уверенно переходил из зала в зал, двигаясь в направлении выхода, ведущего прямо на стоянку автобусов. Пару раз ему предложили помочь с билетами, один раз попросили нажать кнопку "Пуск" в компьютерном тотализаторе и один раз проверили документы. Все как обычно. Московский аэропорт жил своей привычной беспокойной жизнью, настороженно встречая новых гостей.

Уже у самого выхода на улицу, около дверей, перед вновь прибывшим появился юркий молодой человек в спортивном костюме, вращая на пальце связку с ключами от автомобиля. Широко улыбаясь, он сделал притворноудивленное лицо, внимательно разглядывая "гостя".

- Извините, а откуда этот рейс?

Седоволосый пожал плечами и собрался пройти мимо, но парень преградил ему путь и со смущенным видом выпалил:

-- Вы простите, ради бога, что я вас задерживаю. Вы не и центр? До метро? Автобус уже ушел, а следующий будет только через сорок пять минут. Давайте я вас до метро подброшу? А то шефа своего привез, он в командировку полетел, а назад порожняком гнать неохота. Да ты не бойся, - он перешел на "ты", видимо, определив слит ком явный "провинциальный тип" гостя, компанейски хлопая молчаливого иногородца по руке. - Я ведь недорого возьму - копейки. Я же не калымщик. Эти три шкуры сдерут. А я ведь изза компании, вдвоем и ехать веселее, и хоть бензин окупится. Да и тебе, отец, приятней - переплатишь червонец, зато домчу быстро, комфортно и с музыкой...

Теперь улыбнулся незнакомец. Его темные глаза, когда он рассматривал своего собеседника, на несколько секунд потеряли фокус, зрачки разошлись в стороны, тут же вернувшись на место. Эта странность в действиях старика осталась незамеченной - парень болтал без умолку, стараясь не смотреть в глаза собеседнику.

- Ну, поехали...

- Отлично! Вот и славненько, батя, поехали, дорогой.

Парень обрадовался, засуетился, и через пару минут они уже сидели в салоне белой забрызганной грязью "девятки". Сев за руль, Гена, как он представился, сноровисто убрал вниз рычаг ручного тормоза, толкнул пальцем кассету, утонувшую в недрах магнитофона, и, повернув ключ зажигания, лихо вырулил к шлагбаумам пропускной системы "Барьер", установленной по периметру въездных путей "Домодедово".

- Ну, вот и все, сейчас мигом домчим, - Гена весело хохотнул и, сунув в рот сигарету, приоткрыл боковое окно.

Сразу же за выездом автомобиль сбавил скорость и остановился: "голосовали" двое мужчин, только что вышедших из бара "Олимп", расположенного на обочине шоссе. Они быстро уселись в машину на заднее сиденье и шумно стали обмениваться приветствиями с водителем, старательно изображая радость случайной встречи.

- Генка, привет! Ты что тут?

- Да вот, шефа привез. А вы куда мотаете? До поста? Последний вопрос вызвал неудержимый приступ хохота у новых пассажиров:

- Ага, Генка, до поста. Там и выйдем...

Незнакомец сидел тихо на переднем сиденье, словно опять впав в старческую дрему. Он не проявлял никакого интереса к разговору, думая о чемто своем, казалось, не замечая ни оглушительной музыки, ни переглядываний странных попутчиков, ни притворства, витающего внутри салона вместе с клубами сигаретного дыма.

- Издалека, батя? - Гена откинулся на спинку сиденья, поворачиваясь к иногородцу. Получив вместо ответа еле заметный кивок, он опять улыбнулся.

- Ты прямо молчун какойто. К намто зачем? Турист? Или, как это модно говорить, бизнес? Незнакомец опять кивнул.

- Бизнес... да, - пробормотал он неохотно, отворачиваясь к окну.

- Чем занимаешься, если не секрет? - не обращая внимания на явное нежелание пассажира общаться, задал очередной вопрос один из сидящих сзади.

Незнакомец вздрогнул, словно, наконец, очнувшись от дремы, и повернулся к водителю, разглядывая его улыбчивое лицо. Затем он скосил глаза вглубь салона, рассматривая лица попутчиков - вытянутое болезненное одного и приплюснутое скуластое другого, явно имеющего боксерское прошлое.

- Сникерсытампаксы, пантыманты? - Гена опять засмеялся, выбросив дымящийся окурок на улицу.

- Я священник... - пробормотал незнакомец и тут же улыбнулся, словно давая понять, что это шутка или почти шутка. Юмор оценили. Гена ойкнул, недоверчиво посмотрел на старика, затем оглушительно заржал. С заднего сиденья тоже раздалось довольное уханье.

- Священник? Круто. Круто, батя! Тото, я смотрю, хайер у тебя культовый. Ты, какой веры будешьто? Далайлама или наш, православный?

- Тебя, отец, случайно не Петром звать? - спросили сзади и опять загоготали.

- Можете называть меня Ямой.

- Как, как?

- ЯМА, - старик медленно и отчетливо произнес каждую букву, словно объясняя алфавит невнимательным детям.

Водитель ощерился, кивая головой. С заднего сиденья через спинку перегнулся "болезненный":

- Чтото я первый раз слышу имя такое, не поповское. Ты, батя, случайно не изза Забора?

"Девятка" стремительно неслась по шоссе, оставляя за собой шлейф мелкой водяной капели. Над Москвой угрюмо нависло тяжелое свинцовое небо. Уже несколько минут шел дождь.

 

Автомобиль свернул с дороги в лес, и теперь маленькие колеса "девятки" с трудом справлялись с грязевым месивом лесной тропинки. Проехав метров тридцать, машина остановилась, уткнувшись передним бампером в раскидистый кустарник, ощетинившийся, будто дикобраз, серыми стеблями низкорослых веток. Водитель глубоко вдохнул и шумно выдохнул, поворачиваясь к седоволосому пассажиру:

- Все батя, приехали. Москва.

Сзади опять засмеялись, но на этот раз ехидно, оскорбительно. Пассажир продолжал сидеть, не двигаясь, отвернувшись к окну. На его лишенном эмоций лице не дрогнул ни один мускул, словно это была искусно сделанная маска, безучастно взирающая на мир за окном, наблюдающая, как струи воды стекают сквозь сплетение веток, падая вниз тяжелыми нитями капели.

- Все говорю, батя, конечная.

Родитель потормошил оцепеневшего "лоха" за плечо. "Обхезался чурка", подумал он, чувствуя, как закручивается внутри невидимая пружина, готовая в любой момент толкнуть вовне заряд злобы и раздражения. Пассажир не пошевелился. Только губы его, дрогнув, зашептали чтото вроде молитвы или детской песенки.

- Эй ты, урюк, просыпайся! - Один из попутчиков - "болезненный" - с силой ударил по спинке переднего сиденья. - Бабки, золото, документы... Давай выворачивайся!

Второй - бывший боксер - начал "заводиться", наблюдая за поведением "терпилы".

- Еб... тебе говорят, косоглазый! Подъем, дедуля! Саня, выводи его...

Задние дверцы автомобиля открылись, и в салон хлынул свежий утренний воздух. Водитель примерился к неподвижной фигуре, решая, куда лучше ударить, чтобы "замороженный" сам вывалился из машины, но тот вдруг сам, с невероятной быстротой, выскользнул наружу, под дождь.

"Гена" еще соображал, что же так насторожило его в этом движении, когда понимание холодной волной накатило из глубины подсознания, обвивая скользкими щупальцами позвоночник и парализуя ватной тяжестью ноги. "Быстро. Слишком быстро. Так не может быть...".

Снаружи сплошным потоком лил дождь, и через мокрые стекла ничего уже не было видно.

 

Человек, назвавший себя Ямой, вышел из леса и встал на обочине дороги, рассматривая проезжающие мимо автомобили. Через несколько минут из общего потока машин отделился черный тонированный джип "Grand Cherokee" и, подъехав к пожилому азиату с дорожной сумкой на плече, затормозил около него. Яма улыбнулся и, открыв дверь, сел в темный автомобиль. Джип резко вывернул в крайний левый ряд и, набирая скорость, понес страшного "гостя" дальше, в направлении Москвы.

 

Через час в одном из московских дворов Яма покинул дорогую машину, получив от ее водителя пару ключей от квартиры, которая располагалась в одной из девятиэтажек, похожей как две капли воды на несколько других таких же домов, окаймляющих двор со всех сторон. Джип гуднул старику на прощание и тут же исчез, отражая в темных зеркалах окон мелькающие элементы жилого массива. Яма посмотрел ему вслед, и не спеша вошел в один из подъездов, вызывая лифт и озираясь по сторонам, разглядывая корявые цветные надписи на стенах: "Кузя - лох", "Панки - скоты, попса - х...ня". Особенно выделялась на старой побелке огромная надпись, сделанная жирным черным фломастером: "А ты готов умереть?", плавно переходящая в стилизованное изображение черепа. Яма мрачно посмотрел на нее, укоризненно покачав головой. Эта композиция почемуто испортила ему настроение, и когда створки лифта с шумом распахнулись перед ним, он еще задержался на мгновение, повернувшись к нагло ухмыляющемуся черепу.

Прибыв на нужный этаж, старик рассеянно прошелся по площадке, отыскивая свою квартиру, щуря глаза и наклоняясь к каждой двери, вглядывался в номера. Наконец он нашел то, что искал, и, тщательно изучив дверь, вошел в квартиру. Помещение он тоже осматривал с огромной тщательностью, как дотошный старик, привыкший к порядку, заглядывая во все углы и отмечая малейшие особенности интерьера. Затем он вышел на балкон и так же внимательно изучил окна, сам балкон и прилегающую к нему территорию - соседские окна, поверхность стены, расстояние до пожарной лестницы и крыши. Вернувшись в квартиру, Яма разделся, сняв с себя всю одежду и аккуратно сложив ее на стуле, стоявшем в спальне, прошел в ванную.

Приняв контрастный душ, чередуя горячую и холодную воду, он, как был, обнаженным вернулся в спальню и. упав на кровать, мгновенно заснул. Его тело, словно свитое из перекрученных канатовмышц, смотрелось гротескно, нереально в сочетании с седой головой, лицом старика и руками, от локтя резко меняющими структуру кожи. Казалось, к молодому и сильному телу просто пришили чужие фрагменты, принадлежащие старику. И теперь этот нелепый гибрид неподвижно застыл на скомканном покрывале, устилающем диван.

Так он проспал почти весь день. За это время солнце опустилось за горизонт, невидимый в городе изза непроницаемой гряды высотных зданий. Сгустились сумерки.

Яма, попрежнему не двигаясь, открыл глаза, вслушиваясь в кажущуюся тишину квартиры. Иго чуткий слух улавливал десятки звуков, обычно не воспринимаемых нетренированным слухом, создающим к своем самообмане иллюзию тишины: шлепанье тараканьих лап по кухонному паркету, треск льда в холодильнике, скрип рассыхающегося гарнитура и пола в коридоре, оглушительный шум поды в трубах санузла... Пролежав так еще несколько минут. Яма неслышно встал, в одно неуловимое движение оказавшись на ногах, и, так же бесшумно ступая по полу, прошелся по квартире еще раз. Закончив повторный осмотр своего нового жилища, он вернулся в спальню, прихватив из коридора свою большую сумку, и. поставив ее перед собой, расстегнул молнию, затем стал вытаскивать, раскладывая прямо на полу, ее содержимое. Когда он достал оттуда небольшую пластиковую коробочку, его губы растянулись в мертвенной улыбке. "Как иногда бывает просто ввести в заблуждение самодовольный человеческий разум. Раз - и определенный штамп в подсознании сам выстраивает череду ассоциаций. Два - и ты демонстрируешь то, что хочешь, независимо оттого, чем это является на самом деле".

Яма встал и, прихватив коробочку с собой, опять пошел в ванную. Включил теплую воду и расположился перед большим, потускневшим от времени зеркалом, висевшим над раковиной. В отражении появился пожилой мужчина с морщинистым обветренным лицом. Длинные седые волосы, спутавшись, достигали плеч. Яма довольно усмехнулся и, открыв коробочку, принялся совершать со своей внешностью ловкие манипуляции, используя для этого различные предметы гримерного инвентаря, который в ней находился. С ним тут же стали происходить удивительные метаморфозы. Через пять минут внешность его разительно изменилась. Вместо длинных, выбеленных сединой прядей появился коротко стриженный ежик черных, как смоль, волос. Кудато делись морщины, пролегающие по лбу, в области щек и шеи кожа приобрела молодой вид. Прежними остались только глаза - черные, словно остывшие угли в кучке пепла. Степенный, умудренный годами Будда (каким бы он стал, если бы достиг старческого возраста), исчез. Вместо него в зеркале отражался молодой человек лет двадцати пяти с великолепно развитой мускулатурой.

На самом деле это был истинный облик Ямы. Другой оказался всего лишь иллюзией, одной из многих, которыми этот странный человек окружал себя в течение всей своей жизни.

 

Одетый в просторную полуспортивную одежду черного цвета, Яма практически сливался с тенями, господствующими повсюду. Он стоял на балконе и смотрел вниз на мигающую неоновыми огнями темную Москву. Гдето здесь, среди многочисленных улиц и переулков скрывается до поры до времени "петля Амита", один из причудливых изгибов его Судьбы, который и привел его сюда, в этот город.

Судьба... Для цивилизованного европейского мира пустое слово. Фатальная череда случайностей и закономерностей, ведущих человека к его неизменному финалу - смерти.

Для той части азиатского мира, которая еще не попала под это отупляющее мировоззрение, Судьба оставалась абстрактным понятием, включающим, тем не менее, в себя все: жизнь, битву, колдовство, смерть, бессмертие и любовь... Только такое восприятие мира способно подарить истинное наслаждение от переживания каждой минуты, каждого мгновения, которое ведет воина к месту его Последней Битвы. Судьба - это как мост от жизни к смерти, он гдето начинается и гдето заканчивается, но, двигаясь по нему, воин знает, что, покинув один берег, он неизбежно придет к другому, это называется Судьбой и ее нужно принимать трепетно, отрешенно и смиренно. Но это не обреченное смирение приговоренного к смерти. Принятие своей Судьбы - это мужество и решительность, восторг и страсть, сердце и дух.

"Слышишь шум крови в венах врага? Слышишь его дыхание? Бешеный стук сердца? Страх, источаемый его мыслями?".

Далекий голос его наставников зазвучал на периферии сознания подобно шепоту призрачных духов.

"Неистовый натиск... Ярость... Хищная сталь клинка... Удар...".

Яма дрожит. Все это происходит на самом деле? Или это иллюзии, навеянные ожиданием грядущей Игры, аберрации возбужденной психосферы?

Клекот коршуна высоко в небе. Здесь? Откуда?

Яма глубоко дышит, закрыв глаза. Прохладный вечерний воздух приятно расходится по телу колючей волной.

"Игра начинается. Я иду...".

Он вернулся в комнату и сел прямо на пол, склонившись над вещами, щами, разложенными перед ним. Взяв в руки черный брезентовый рюкзак, наподобие тех, которыми пользуются роллеры и школьники, Яма положил его перед собой, помещая в него необходимые вещи, которые могли понадобиться ему в предстоящем поединке.

...Моток тонкой, но невероятно прочной, веревки. Стальная "кошка" обмотанная черной тканью. Три кронштейна и два мощных альпинистских карабина с тросамипереходниками. Кожаный планшет с набором небольших ампул и комплектом игл, закрепленных в специальных нишах. Мягкая войлочная тряпица. Небольшой баллончик с резиновой трубкой. Замшевый чехол с двумя слегка изогнутыми ножами. Шнурудавка стремя узлами. Тонкая маска, одна половина которой была белой, а другая - бледноголубой. Два баллона с краской, снабженных распылителями. Компактный сотовый телефон "Motorola", выглядевший совершенно нелепо на фоне остальных принадлежностей.

Укомплектовав рюкзак. Яма закинул его на плечо и вышел и коридор, погасив свет в комнате. Обувшись в мягкие спортивные туфли темного цвета, он открыл дверь и неслышно выскользнул на площадку, прислушиваясь к окружающему пространству. Стандартный набор звуков, который можно услышать в любом подъезде - глухие голоса, далекий шум работающего телевизора, звяканье посуды - всю эту какофонию жилмассива подъезд впитывает в себя, словно губка. Находясь в подъезде, можно много узнать о том, что скрывают люди за перегородками своих квартир. Но Яму сейчас не интересовали аспекты личной жизни соседей, он слушал подъезд, чтобы узнать скрывает ли он в своих недрах какуюнибудь опасность.

Все в порядке. Ничего подозрительного. Подъезд, казалось, тоже замер, настороженно наблюдая за темным человеком, бесшумно спускающимся вниз по запасной лестнице. Игра началась.

 

Сумерки. Время смешения света и тьмы. Время древних страхов, загнавших людей в города. То, что еще несколько часов назад было привычным и знакомым, приобретало сейчас зыбкие зловещие очертания. Стены домов изменили цвет. Деревья потеряли свою привлекательность, превратившись в угрюмые многорукие силуэты. Тени вокруг, хлынув из подворотен призрачной лавиной, слились воедино, образовав одну гигантскую тень, поглотившую город. Уличные фонари, фары автомобилей и неоновые рекламы пытаются разбавить тьму своим холодным светом, но тщетно, тень лишь набирает силу, наливаясь каждую минуту все более интенсивной чернотой.

Люди всегда чувствуют метаморфозы, происходящие с миром в это время. Эти ощущения скрыты в подсознании, глубокоглубоко, в области, где дремлют с незапамятных времен инстинкты в родовой памяти человечества. Движения людей становятся менее уверенными, мысли - более путаными и хаотичными. Это влияние темноты. Она опустошает людей или, наоборот, переполняет их чемто незнакомым и пугающим. Погружаясь в ночь, человечество оказывается во враждебной стихии, в ином мире, где действуют совершенно чуждые законы и правила, в мире, где господствует Неизвестное. Люди не привыкли к этому времени суток, потому что с раннего детства их обучали игнорировать его, настраивая биологические ритмы организма таким образом, чтобы ночь автоматически выпадала из стадии сознательной деятельности. Это время одни переживают во сне, другие бодрствуют, инстинктивно стараясь окружить себя электрическим светом, шумом, компанией других, таких же подавленных фобиями, людей... Дыхание ночи наполнено страхом.

Яма чувствовал себя в это время в своей стихии. Он и был существом ночи, поэтому не просто любил сумерки, он наслаждался ими, насыщаясь от них невидимой энергией. Это было его время. Время, когда мир застилает тьма.

Черный человек двигался вперед стремительным упругим шагом, изучая окружающее пространство расфокусированным взглядом, позволяющим охватывать максимальное количество объектов, попадающих в поле зрения. Прохожие расступались перед невысоким мужчиной, уверенно рассекающим толпу, словно остро отточенный клинок. Казалось, невидимые волны его энергии расшвыривают в стороны этих напряженных и ослабленных людей с тусклыми аурами, попадавшихся на его пути. При этом никто не обращал на него внимания, как будто его и не было вовсе. Просто люди шарахались в стороны, рассеянно и удивленно пытаясь осмыслить причины этого неясного дискомфорта, заставившего их сойти со своего пути. Но спустя мгновение они уже продолжали идти дальше, отмахнувшись от этого смутного чувства, всколыхнувшего их эмоциональную сферу. Подсознание иногда выкидывает и не такие номера. Не стоит заострять внимание на этих хаотичных всплесках интуиции. Это утомительно, глупо и опасно.

"Невидимый" человек буквально сочился опасностью. Она сквозила в его походке, в манере двигаться, в движениях рук и головы, во взгляде, который замечал все вокруг.

Огромный, увешанный фонарями-"люстрами" джип, оглушительно гуднув, стремительно выехал из арки большого респектабельного дома и, не сбавляя скорости, выскочил на проспект, "подрезав" сразу несколько автомобилей ниже классом. Яма еле успел отскочить в сторону, уворачиваясь от тяжелого усиленного бампера, чуть не переломавшего ему ноги. Чтото прошептав сквозь сжатые зубы, он проводил глазами джип, который мгновенно растворился в бурном потоке автомобилей. Его водитель, скорее всего, даже не заметил прохожего, который чуть было не стал окровавленной жертвой тяжеловесного дорогого авто. И даже если бы джип зацепил своим мощным корпусом хрупкое человеческое тело, вряд ли водитель стал бы терять время и останавливаться, чтобы оказать первую помощь. Хотя нет, наверное, остановился бы, чтобы убедиться в отсутствии вмятин или царапин на корпусе автомобиля, оставленных зазевавшимся "лохом". Яма подумал, что будь на его месте ктонибудь другой, подобного столкновения избежать было бы невозможно. А ведь это могла быть женщина с ребенком, пожилой человек... да мало ли кто из этого огромного стада, "быдла", людей второго сорта, вынужденных ходить по улицам города пешком.

Яма шел дальше, даже не замедлив шага. Происшествие не испортило ему настроения. Наоборот, тело получило дополнительную порцию адреналина, толчок, "включение". Это было одним из уроков, полученных ранее, - извлекать из любой, даже, на первый взгляд, негативной ситуации максимальную пользу. Так наставляли Яму его Наставники, и он запомнил эту истину, навсегда избавляясь от мелочного раздражения, разочарования, усталости, злости. Теперь все, что происходило с ним, все без исключения, служило лишь для увеличения его Силы. Так враги сами отдают противнику преимущество над собой, своими действиями провоцируя собственное поражение.

Воин расслаблен и, тем не менее, всегда готов к атаке. Это аксиома - опасности нет... Но любой элемент окружающего мира потенциально может таить в себе угрозу. Реальную или гипотетическую, не имеет значения. Подобные градации чрезвычайно условны в этом мире. Для Ямы уже давно перестала существовать грань между реальностью и иллюзией. Он вспомнил, как много лет назад, будучи еще совсем молодым воином, он сидел перед Наставником в зале, погруженном во мрак. Ничего не видно вокруг, лишь ощущение чужого присутствия перед собой. Наставник, невидимый в темноте, тихо шепчет:

- Мы владеем энергией, вернее обладаем способностью генерировать и фокусировать ее. Эта энергия, подобно клею, соединяет иллюзии, из которых состоит все. Тебе кажется, что иногда невозможно влиять на ход событий - реалии так устойчивы в своих проявлениях. Но... это всего лишь очередная иллюзия. А раз так, значит ты можешь раскрасить ее в свои цвета. Обладая Силой и владея искусством манипулирования этими образами, мы можем изменять мир и даже создавать собственные законы...





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2017-02-24; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 257 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Вы никогда не пересечете океан, если не наберетесь мужества потерять берег из виду. © Христофор Колумб
==> читать все изречения...

781 - | 751 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.01 с.