Этика человеческих отношений 4 страница

Мы поймем, наконец, как пре­красен окружающий мир и сколько в нём духовности. Мы поймем, что деревья, реки и горы — это могучие святыни, достойные восторженного поклонения. Мы потребуем пре­кратить всякую хозяйственную деятельность, губительную для природы.

Люди, близкие к проблемам загрязнения окружаю­щей среды, найдут новые и действенные средства решения этих проблем, ибо, как только они станут на путь эволюции, их интуиция подскажет им, что надо делать. Таково будет начало великих перемен.

Для многих и мно­гих из нас это будет нелёгкое время, потому что, когда ин­туиция подскажет человеку, кто он на самом деле такой и чем должен заниматься, многие поймут, что делают не то, что надо, что их работа противоречит их призванию, и захотят изменить ее.

В этот период, говорит Рукопись, люди неред­ко будут менять профессию и род деятельности несколько раз на протяжении жизни.

Следующим важным сдвигом будет переход к автоматиза­ции производства. Для людей, занимающихся этим уже сейчас, для инженеров и техников, автоматизация означает переход к более эффективной экономике.

Но когда их осознание прояс­нится, интуиция подскажет им, что это лишь средство высво­бодить людям время для более важных устремлений.

Остальные из нас, тем временем, будут следовать указани­ям собственной интуиции, заниматься своим делом. Для это­го нам будет требоваться всё больше свободного времени.

Мы поймем, что наше истинное призвание слишком важно, чтобы тратить время на рутинную работу. Мы найдем спо­соб сократить рабочее время, чтобы посвятить себя поискам собственной истины.

Два-три человека будут делать на рабо­те то, что раньше делал один. И поэтому тем, кому раньше автоматизация грозила потерей работы, будет обеспечена хотя бы частичная занятость.

— А как же деньги? — спросил я. — Неужели кто-то добровольно пойдет на сокращение доходов?

— А они не сократятся, — ответил Добсон. — В Рукописи говорится, что наши доходы останутся стабильными, потому что люди будут давать нам деньги взамен откровений.

Я чуть не расхохотался.

— Что-что?

Он улыбнулся, глядя на меня.

— В Рукописи говорится, что, когда мы глубже проник­нем в энергетические процессы, идущие во Вселенной, мы поймем, что на самом деле происходит, когда мы что-то отдаем кому-нибудь. Сейчас существует только одно представление о духовной сущности дарения — понятие церковной десятины.

Он повернулся к отцу Санчесу.

— Как вы знаете, понятие церковной десятины обычно толкуется весьма узко — как обязанность отдавать церкви десятую часть своих доходов. Предполагается, что отданное вернется к нам сторицей.

Но Девятое откровение разъясняет, что дарение — универсальный принцип помощи не только церкви, но каждого каждому. Когда мы отдаем, мы сторицей получаем взамен, потому что в этом и состоит сущность вселенского энергообмена.

Вспомните, когда мы отдаем кому-то энергию, образовавшаяся в нас пустота немедленно восполняется из вселенского источника, если мы к нему подключены. Но ведь и с деньгами то же самое. В Девятом откровении говорится, что, когда мы начнем постоянно от­давать, к нам будет возвращаться гораздо больше — столько, сколько мы и не сумеем истратить.

И наши дары, — продолжал он, — будут предназначены тем, от кого мы получаем духовные истины. Людей, которые появляются в нашей жизни, как раз в нужный момент, чтобы принести сообщение, дать ответ на наш насущный вопрос, мы должны будем отдарить деньгами.

За счёт этого, наши доходы останутся на прежнем уровне и мы сможем освобо­дить часть рабочего времени. И чем больше людей будет вовлечено в эту духовную экономику, тем скорее мы перей­дем к цивилизации следующего тысячелетия.

Вслед за периодом, когда каждый становится на путь сознательной эволю­ции, настанет период, когда каждый будет получать деньги за то, что он свободно эволюционирует и сообщает другим добытые им истины.

Я посмотрел на Санчеса. Он внимательно и радостно слушал.

— Да, — сказал он Добсону. — Я ясно вижу, что так и будет. Если все будут в этом участвовать, все мы будем постоянно отдавать и получать. Этот взаимообмен, взаимопередача информации и станет нашей новой работой, нашей новой экономической ориентацией.

Нам будут платить люди, на которых мы окажем духовное воздействие. Это позволит полностью автоматизировать всё, что относится к материальным ресурсам жизни, потому что у нас не будет времени этим заниматься.

Управление производством ста­нет автоматическим, как машинная программа. Мы, возможно, вложим в него деньги, а сами будем развивать то, за что наше время получило название «века информации».

Сейчас для нас самое важное — понять, к чему мы идем. До сих пор мы не могли спасти от загрязнения окружающую среду, демократизировать весь мир и накормить всех голод­ных, потому что отдавать нам мешал страх бедности и же­лание властвовать.

Мы не могли от них избавиться при гос­подстве старых взглядов на жизнь. Но теперь можем!

Он поглядел на Фила.

— Но ведь нам понадобятся дешевые источники энергии?

— Ядерная энергия, сверхпроводимость, искусственный интеллект, — сказал Фил. — Недалеко и до полной автома­тизации, раз уж мы теперь знаем, зачем она нужна.

— Это так, — сказал Добсон. — Главное — понять справедливость и неизбежность нового образа жизни. Мы живем не для того, чтобы копить богатства и усиливать власть, а ради эволюции.

Преображение начнется с того, что мы будем платить за откровения, а затем, с ростом автоматизации, деньги вообще исчезнут. Они нам не понадобятся. Следуя своим интуитивным прозрениям, мы будем брать только то, в чем действителено нуждаемся.

— И мы поймем, — вставил Фил, — что надо лелеять и за­щищать природу, потому что это невероятной силы источ­ник энергии.

Когда Фил заговорил, наше общее внимание обратилось на него, и он, казалось, удивился немедленному подъему сил, последовавшему за этим.

— Я не успел изучить все откровения, — продолжал он, глядя на меня. — После того, как тюремный надзиратель по­мог мне убежать, я, возможно, и не сохранил бы эту часть Де­вятого, если бы ранее не встретился с вами.

Я вспомнил, что вы говорили о великом значении Рукописи. Но даже и не оз­накомившись с остальными откровениями, я понимаю важность того, чтобы автоматизация находилась в гармонии с энергообменом на земле.

Меня всегда интересовали леса и их экологическая роль. Теперь я понимаю, что этот интерес уходит корнями в детские годы. Девятое откровение учит, что, став на путь духов­ной эволюции, человечество добровольно сократит свою численность до величины, необременительной для нашей планеты.

Мы будем жить в равновесии с природной энерго­системой. Сельское хозяйство будет автоматизировано, если не говорить о съедобных растениях с высокой энергетикой, которые кто-то захочет вырастить для себя.

Лес, необходи­мый для промышленности, будет выращиваться в специаль­но отведенных для этого местах. Это позволит оставшимся на земле природным лесам спокойно расти, накапливая энергию.

В конце концов, природные леса будут повсюду, и люди будут жить рядом с ними, пользуясь их энергией. Подумай­те, как будет наполнен энергией мир, в котором мы заживем!

— Это повысит энергетический уровень всех людей без исключения! — вставил я.

— Да, конечно, — рассеянно проговорил Санчес. Он, ви­димо, успел забежать мыслью далеко вперед, рисуя себе по­следствия энергетического изобилия.

Все ждали, что он еще скажет.

— Процесс нашей эволюции, — произнес он наконец, — тем самым ускорится. Чем больше энергии впитает каждый из нас, тем таинственнее будут встречи с людьми, которых Вселенная посылает к нам с сообщениями в ответ на наши вопросы, — Он снова ненадолго задумался. — И с каждым новым интуитивным прозрением, с каждой новой таин­ственной встречей, ускоряющей наше продвижение, наш ко­лебательный уровень будет повышаться.

...Вперед и всё выше! — пробормотал он, как бы говоря сам с собой. — Если история будет продолжаться...

— То мы будем переходить на всё более и более высокий энергетический и колебательный уровень, — договорил за него Добсон.

— Да, — подтвердил Санчес, — именно так. Извините меня, я через минуту вернусь. — Он встал, отошел за деревья и сел там в одиночестве.

— О чем еще говорится в Девятом откровении? — спросил я у Добсона.

— Неизвестно, — ответил он. — На этом та часть, которая у меня есть, заканчивается. Хотите поглядеть на нее?

Я ответил утвердительно, и он, сходив к своему грузови­ку, принес папку, в которой было около двадцати машино­писных листов. Я быстро прочел их, удивляясь тому, как глу­боко и ясно изложили Добсон и Фил содержание Рукописи.

Дойдя до последней страницы, я убедился, что передо мной действительно только часть откровения, — текст неожидан­но обрывался на полуслове.

За словами о преобразовании планеты, которое положит начало новой духовной культуре и поднимет людей к новым колебательным уровням, следо­вало утверждение, что этот процесс приведет еще и к... но к чему — так и осталось неизвестным.

Прошло около часа. Санчес встал и подошел ко мне. Я так и просидел это время в окружении растений, рассматривая их могучие энергетические поля. Добсон и Фил, погружен­ные в беседу, стояли у своего джипа.

— Пожалуй, нам пора в Икитос, — сказал мне Санчес.

— А как же солдаты?

— Рискнем! Меня сейчас посетила мысль, что мы проско­чим, если выедем немедленно.

Я согласился положиться на его интуицию, и мы пошли к Филу и Добсону, чтобы поделиться своими планами. Они поддержали наш замысел. Добсон сказал:

— Мы сейчас тоже решали, что нам делать. Мы едем пря­мо на Селестинские развалины. Вдруг удастся спасти и ос­тавшийся текст Девятого откровения.

Простившись с друзьями, мы с отцом Санчесом отправи­лись на север.

— О чем вы думаете? — спросил я своего спутника после долгого молчания.

Отец Санчес немного притормозил и посмотрел на меня.

— О кардинале Себастьяне и о ваших словах. Вы говорили, что он прекратит борьбу с Рукописью, если мы сумеем всё объяснить ему.

Слушая Санчеса, я представил себе встречу с Себастьяном. Мы находились в каком-то парадном помещении, и карди­нал был суров и высокомерен. У него была возможность уничтожить Девятое откровение, а мы изо всех сил стара­лись переубедить его, пока не поздно.

Опомнившись, я увидел, что Санчес с улыбкой смотрит на меня.

— Что вам привиделось? — осведомился он.

— Я думал о Себастьяне.

— И что же?

— Я ясно видел нашу встречу. Он хотел уничтожить откровение, а мы уговаривали его этого не делать.

Санчес глубоко вздохнул.

— Похоже, что только от нас зависит, станет ли известной оставшаяся часть откровения.

У меня сжалось сердце.

— Что же мы ему скажем?

— Еще не знаю. Надо убедить его, что Рукопись не противоречит истинам нашей церкви, а лишь проясняет их. Я уверен, что и неизвестная нам часть откровения подтвердит это.

Мы ехали молча около часа по пустынной дороге. Я мыс­ленно перебирал все события моего пребывания в Перу. Я знал, что откровения Рукописи глубоко усвоены мною. Я подмечал значимые совпадения, таинственно меняющие жизнь, как о них рассказывало Первое откровение.

Я пони­мал, что множество людей осознают эту тайну, что форми­руется новое отношение к жизни, — как сообщало Второе откровение.

Третье и Четвертое научили меня тому, что наша Вселенная представляет собой гигантскую энергетическую систему и что человеческие конфликты возникают из-за нехватки энергии и борьбы за овладение ею.

Пятое откровение показало, что можно положить конец всем конфликтам, если приобщиться к высшему источнику энергии. Я научился подключаться к этому источнику — это уже стало для меня почти привычным.

Шестое откровение я тоже постоянно держал в памяти — оно давало знание о привычных сценариях схваток за энергию и учило преодо­левать эти сценарии.

Седьмое помогало обнаружить свое истинное «я» и стать на путь эволюции, для чего следовало четко формулировать насущные вопросы, доверять интуи­тивным прозрениям и получать ответы. Только на этом пути человек мог быть по-настоящему счастлив.

Восьмое учило правильному отношению к людям. Надо видеть и укреплять лучшее, что есть в каждом из них, и тог­да они принесут нам сообщение с ответами на насущные, вопросы.

Объединившись в одно целое, все откровения помогали поддерживать состояние высокой осознанности и ожида­ния. Оставалось ещё Девятое. Оно рассказывало о том, куда приведет человечество эволюция. Часть этого откровения нам уже известна. А остальное?

Отец Санчес остановил грузовик у обочины.

— До миссии кардинала Себастьяна осталось меньше четырех миль, — сказал он. — Нам надо поговорить.

— Хорошо.

— Не знаю, что будет, но думаю, что надо ехать прямо туда.

— Миссия большая?

— Большая. Он трудился над ее созданием двадцать лет. Это удаленное место он выбрал, чтобы быть поближе к глу­хим индейским деревням, которым, как он чувствовал, уделялось мало внимания. Теперь же, сюда съезжаются со всей страны, чтобы поучиться у него.

Он участвует в церковном управлении и потому должен часто бывать в Лиме, но эта миссия — его любимое детище. Он предан ей всем сердцем. Санчес заглянул мне в Глаза.

— Будьте начеку. Может наступить момент, когда одному из нас понадобится помощь.

И мы поехали дальше. Проехав еще несколько миль по пустынной дороге, мы увидели у правого края дороги два военных джипа. В них сидели солдаты, проводившие нас внимательными взглядами.

— Так, — сказал Санчес, — теперь они знают, что мы здесь.

Еще через милю мы увидели въезд в миссию. За больши­ми чугунными воротами тянулся мощеный проезд. Ворота были открыты, но джип с четырьмя солдатами загораживал путь. Нам подали знак остановиться. Один из солдат что-то сказал в рацию.

Санчес улыбнулся подошедшему солдату.

— Я отец Санчес, приехал к кардиналу Себастьяну.

Солдат внимательно оглядел его, потом меня. Потом он отвернулся и подошел к тому, у которого была рация. Они коротко переговорили, не сводя с нас глаз. Через несколько минут солдат вернулся и приказал следовать за ними.

Вслед за джипом мы проехали по трехполосной дороге еще несколько миль и, наконец, увидели миссию. Большая церковь из тесаного камня могла вместить, как я прикинул, не меньше тысячи человек. По обеим ее сторонам стояли четырехэтажные дома — видимо, школьные здания.

— Выглядит внушительно, — заметил я.

— Да, но люди-то все где? — удивился Санчес.

На дорожках никого не было.

— Это знаменитая школа Себастьяна, — объяснил Сан­чес, — но куда же подевались ученики?

Военный джип остановился у входа в церковь. Солдаты вежливо, но твердо предложили нам выйти из машины и следовать за ними. Поднимаясь по каменным ступеням, я за­метил за соседним домом несколько грузовиков и тридцать или сорок солдат, выстроившихся в шеренгу.

Нас провели к алтарю и пригласили в небольшое помещение радом. Там нас обыскали и велели ждать, после чего солдаты удалились, не забыв запереть за собой дверь.

— А где кабинет Себастьяна? — спросил я.

— Здесь же, в здании церкви, только подальше. Внезапно дверь распахнулась. Окруженный солдатами, на пороге стоял Себастьян. Он был высок ростом и держался очень прямо.

— Что вы тут делаете? — обратился он к Санчесу.

— Хочу поговорить с вами.

— О чем?

— О Девятом откровении Рукописи.

— Оно никогда не будет найдено. Говорить не о чем.

— Мы знаем, что вы уже нашли его. Глаза кардинала расширились.

— Я не позволю распространять это откровение. Оно лжет.

— Откуда вы знаете? — возразил Санчес. — Вы можете ошибаться. Позвольте мне прочесть его.

Себастьян посмотрел на Санчеса, и жесткое выражение его лица слегка смягчилось.

— Раньше вы полагались на мои суждения в таких воп­росах,

— Это так. Вы были моим наставником. Вы вдохновляли меня. Я подражал вам, строя свою миссию.

— Вы относились ко мне с уважением, пока не появилась эта Рукопись! — сказал Себастьян. — Видите, как она разделяет людей? Я предоставил вам идти собственным путем. Я не вмешался даже когда узнал, что вы обучаете паству этим откровениям. Но я не потерплю, чтобы этот документ раз­
рушил всё, что так долго созидала наша Церковь.

За спиной Себастьяна появился солдат и почтительно обратился к нему. Бросив взгляд на Санчеса, кардинал вышел. Дверь осталась открытой, и мы видели его, но разговора слы­шать не могли. Полученное известие явно встревожило Се­бастьяна. Он направился к выходу, сделал солдатам знак идти за ним. Только один по приказанию кардинала остался с нами.

Войдя в комнату, этот солдат прислонился к стене. Судя по лицу, он был чем-то встревожен. Он был совсем моло­денький, лет двадцати.

— Что случилось? — обратился к нему Санчес.

Солдат только потряс головой.

— Это имеет отношение к Рукописи? К Девятому откро­вению?

Солдат удивленно раскрыл глаза.

— А что вы знаете о Девятом откровении? — несмело спросил он.

— Мы хотим его спасти.

— Я тоже хочу, чтобы его спасли, — проговорил юноша.

— А вы его читали? — спросил я.

— Нет. Но я слышал, что говорят. Оно оживит нашу религию. Снаружи послышался грохот выстрелов.

— Что происходит? — воскликнул Саичес. Солдат стоял не шелохнувшись. Санчес легонько прикоснулся к его руке.

— Помоги нам!

Юноша выглянул в коридор. Потом сказал:

— Кто-то ворвался в церковь и похитил список Девятого откровения. Похититель не мог далеко уйти, он где-то здесь.

Прогремело еще несколько выстрелов.

— Надо помочь им, — сказал Санчес.

Эти слова привели юношу в ужас.

— Мы должны выполнить свой долг, — продолжил священник. — На благо всего мира.

Солдат кивнул и предложил нам перейти в другую часть церкви, где было потише. Он добавил, что постарается по­мочь. Он проводил нас к лестнице и, поднявшись на два про­лета, мы очутились в длинном коридоре, тянущемся во всю длину огромного здания.

Кабинет кардинала прямо под нами, двумя этажами ниже, — прошептал юноша.

Внезапно мы услышали топот ног в соседнем коридоре. Несколько человек бежали в нашу сторону. Опередив меня, Санчес с солдатом вбежали в помещение по правой сторо­не коридора. Я не успевал добежать до нее, поэтому вскочил в соседнюю дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Это была классная комната. Парты, кафедра, стенной шкаф. Он оказался открыт, я забрался внутрь и скорчился среди каких-то коробок и пахнущих плесенью курток. Я постарался укрыться за ними, хотя понимал, что, если в шкаф заглянут, я буду немедленно обнаружен. Я старался не шевелиться и даже не дышать.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошло, судя по звуку, несколько человек. Один из них, кажется, направился к шкафу, но остановился и пошел в другую сторону. Вошед­шие громко переговаривались по-испански. Потом наступи­ла тишина.

Я подождал минут десять, прежде чем медленно и осто­рожно приоткрыть дверцу и выглянуть. В комнате никого не было. Я подкрался к двери. Снаружи было тихо. Я быстро подошел к двери, за которой скрылись Санчес с солдатом.

К моему удивлению, за ней оказалась не комната, а новый ко­ридор. Прислонясь к стене, со сжавшимся от волнения сер­дцем я тихонько позвал Санчеса. Никто не ответил. Я был один. У меня кружилась голова от страха.

Я сделал глубокий вдох и приказал себе не терять головы и зарядиться энергией. Прошло несколько минут усилий, и формы и краски коридора выпукло выступили, обретя кра­соту и живое присутствие. Я вызвал в себе любовь. Постепен­но мне стало лучше. Вернулась мысль о Себастьяне. Если он у себя в кабинете, то и Санчес, конечно, пошел туда.

Коридор заканчивался лестницей. Я спустился на два про­лета. Теперь я был на первом этаже здания. Через стеклянную дверь лестничной площадки я оглядел коридор. Он был пуст. Я открыл дверь и пошел вперед, сам не зная, куда иду.

И тут я услышал голос Санчеса — он раздавался из-за две­ри, перед которой я как раз замедлил шаг. Громко и сердито что-то проговорил Себастьян. В эту минуту дверь раскры­лась, и появился солдат, немедленно наставивший на меня винтовку.

Он втащил меня в комнату и поставил у стены. Санчес взглянул на меня и положил руку себе на солнечное сплетение. Себастьян брезгливо покачал головой. Молодень­кого солдата, который помогал нам, здесь не было.

Я понимал, что жест Санчеса что-то означает. Мне при­шло в голову, что он, вероятно, нуждается в энергии. Я сосредоточился на его лице, пытаясь разглядеть его истинную сущность. Его поле сразу расширилось.

— Нельзя утаивать истину, — говорил он. — Люди должны ее узнать.

Себастьян смотрел на него надменно.

— Эти откровения отрицают Писание. Они лгут.

— А если они не отрицают Писания, а всего лишь разъясняют его смысл?

— Его смысл нам известен, — ответил кардинал. — Мы знаем его много веков. Вы что, забыли, чему вас учили столько лет?

— Нет, — сказал Санчес, — не забыл. Но я убедился, что откровения повышают нашу духовность. Они...

— Да чьи это откровения? — прогремел Себастьян. — Кто написал эту вашу Рукопись? Какой-то язычник майя, невесть откуда научившийся арамейскому? Что знали эти люди, эти дикари, которые верили в магические места и в какую-то непонятную энергию?

Эти храмовые развалины, где нашлось Девятое откровение, — их называют Селестинскими храмами, то есть небесными. Но что они могли знать о небесах?

— Их цивилизация сохранилась? — продолжал он. — Нет! Она погибла. Никто не знает, что случилось с майя. Они ис­чезли без следа. А вы хотите, чтобы мы уверовали в эту Ру­копись?

Если ей верить, от людей что-то зависит, они могут изменить мир. Но это не так. Всё в Божьей воле. Единствен­ный выбор, который есть у человека, — это верить или не ве­рить в Писание, спасти свою душу или погубить.

— Но подумайте вот о чем, — заговорил Санчес. — Что, собственно, значит — уверовать в Писание и спасти свою душу? Что происходит при этом? Разве Рукопись не объясняет нам подробно, как стать духовнее, причаститься к миру, спастись — разве она не описывает то, что человек при этом чувствует?

И раз­ве Восьмое и Девятое откровения не показывают нам, что будет, если все начнут действовать подобным образом?

Себастьян, покачав головой, пошел к выходу, но тут же вернулся и уставил на Санчеса проницательный взгляд.

— Вы ведь не читали Девятого откровения!

— Нет, читал. Правда, только часть.

— Как она к вам попала?

— Начало мне пересказали еще до того, как мы сюда при­ехали, А следующий отрывок я прочел несколько минут назад.

— Что? Каким образом?

Санчес шагнул к кардиналу.

— Кардинал Себастьян, очень многие хотят узнать Девятое откровение. Оно показывает в истинном свете все предыдущие. Оно показывает нам наше будущее. Оно объясняет, что такое осознание духовности.

— Нам известно о духовности всё, отец Санчес.

— Неужели? А по-моему, не всё. Много веков мы говорим о ней, представляем ее себе, исповедуем веру в нее. И всё же, она была для нас чем-то абстрактным, всего лишь умственным понятием.

И мы призывали людей к вере только во избежание зол, но никогда ради того, чтобы приобрести что-то великолепное и восхитительное! Рукопись описывает вдохно­вение, которое охватывает нас, когда мы по-настоящему лю­бим друг друга, когда мы действительно эволюционируем!

— Эволюционируем! Да вы прислушайтесь к собственным словам! Вы же всегда отрицали эволюцию! Что случилось с вами, отец Санчес?

Санчес собрался с мыслями.

— Да, я боролся с идеей эволюции, когда ею пытались подменить Бога, когда утверждали, что Вселенная возникла и развивалась без Него. Но теперь я вижу, что истина — в со­единении научной и церковной точек зрения. Истина в том, что эволюция есть способ, которым Господь сотворил и продолжает творить мир.

— Нет никакой эволюции! — воскликнул Себастьян. — Господь сотворил мир — и всё.

Санчес посмотрел на меня, но я не нашел, что сказать.

— Кардинал Себастьян, — продолжал он, — Рукопись описывает человеческий прогресс, как идущую из поколения в поколения эволюцию понимания, развитие высшей духовности, повышение колебательного уровня. Каждое новое поколение увеличивает запас энергии и глубже познает истину, передавая свое знание следующему поколению, а оно идет ещё дальше.

— Чушь! — сказал Себастьян. — Есть только один способ повысить свою духовность — следовать наставлениям и при­мерам Писания.

— Вот именно! — подхватил Санчес. — Но что это за наставления? Разве не о том повествует Писание, как люди пытались впитать энергию, идущую от Бога, причаститься к Его воле? Не к этому ли призывали народ ветхозаветные проро­ки? И не концентрация ли Господней энергии в некоем сыне плотника заставляет нас называть Его воплощенным Богом?

Разве Новый Завет, — продолжал он, — не рассказывает о том, как несколько человек насытили себя энергией так, что с ними произошло преображение? Разве Иисус не ска­зал, что и мы сможем делать то, что Он делает, и больше того?

Толька сейчас мы начинаем понимать эти слова и от­носиться к ним серьезно. Только сейчас мы начинаем пони­мать, куда Он звал нас! Рукопись объясняет Его слова! Объяс­няет, как мы можем их исполнить!

Себастьян отвернулся. Его лицо побагровело от гнева. Наступило молчание. В комнату вбежал офицер в высоком чине и доложил кар­диналу, что преступники обнаружены.

— Смотрите! — воскликнул он, указывая в окно. — Вот они! В нескольких сотнях метров мы увидели двоих человек, бегущих по направлению к лесу. Отряд солдат стоял на опушке с ружьями на изготовку.

Офицер повернулся к кардиналу, держа наготове рацию.

— Если они успеют скрыться в лесу, — сказал он, — пой­мать их будет трудно. Разрешите открыть огонь?

И тут я узнал бегущих.

— Это Билл и Хулия! — крикнул я.

Санчес подошел к Себастьяну почти вплотную.

— Во имя Господа! Вы не совершите убийства!

— Кардинал, если вы не хотите, чтобы Рукопись унесли, нужно отдать приказ! — повторил офицер.

Я не мог пошевелиться.

— Отец мой, поверьте мне! — умолял Санчес. Рукопись не уничтожит того, что вы возводили, во что вы верите. Не уби­вайте этих людей!

Себастьян покачал головой.

— Поверить вам?

Он сел за стол и повернулся к офицеру.

— Не стрелять! Прикажите своим людям взять их живыми.

Офицер поклонился и вышел.

— Спасибо! — сказал Санчес. — Вы сделали верный выбор.

— Я не хочу никого убивать, — ответил Себастьян. — Но в остальном я остаюсь при прежнем мнении. Эта Рукопись появилась нам на погибель. Она подорвет структуру духов­ной власти. Она заставит людей вообразить, что они управ­ляют своей участью.

Она создаст разброд и шатания, люди отвернутся от Церкви, и час Пришествия застанет их врасп­лох. — Он сурово взглянул на Санчеса. — Сюда движутся ты­сячи отрядов. Ни от вас, ни от кого другого уже ничего не зависит. Девятое откровение никогда не покинет пределов Перу. А теперь — вон из моей миссии!

Мы мчались прочь, слыша в отдалении грохот грузовиков.

— Почему он нас отпустил? — спросил я.

— Решил, видимо, что это не меняет дела. Он думает, что мы всё равно не сможем ему помешать. А я и сам не знаю, так это или нет. — Наши глаза встретились. — Мы ведь его не переубедили.

Я тоже не знал, что думать. Может быть, цель нашей по­ездки сюда была всё-таки не в том, чтобы переубедить Себа­стьяна? Может быть, от нас и требовалось только отвлечь его ненадолго?

Я посмотрел на Санчеса. Он внимательно оглядывал до­рогу, надеясь увидеть Билла и Хулию. Мы сразу решили ехать в ту сторону, где они скрылись. Пока что мы не увидели ни­чего примечательного.

Мы ехали, и у меня в голове бродили мысли о Селестинских развалинах. Я представил себе, как они выглядят: раско­пы, палатки археологов и возвышающиеся над ними очер­тания древних пирамид.

— По-моему, их в этом лесу нет, — сказал Санчес. — Наверняка у них была машина. Надо решать, что нам делать.

— Пожалуй, надо ехать на развалины, — вслух подумал я.

Санчес поглядел на меня с интересом.

— На развалины так на развалины. А больше и некуда.

Мы повернули к западу.

— Что вы знаете об этих развалинах?— спросил я.

— Они принадлежат двум эпохам, как и сказала вам Хулия. Во-первых, цветущей некогда цивилизации майя. Правда, большинство их храмов находится дальше к северу, на Юка­тане. Все следы их цивилизации таинственно исчезли около шестисотого года до Рождества Христова, без всяких видимых причин. Позже в этих же местах создали свою цивилизацию инки.

— А что, по-вашему, случилось с майя?

Санчес посмотрел на меня.

— Не знаю.

Несколько минут мы ехали молча. Потом я внезапно вспомнил, что отец Санчес сказал Себастьяну, что прочел еще одну часть Девятого откровения.

— Как вам удалось увидеть еще одну часть Девятого? — спросил я.

— Молодой солдат, который помог нам, знал, где она спрятана. Когда мы с вами разделились, он отвел меня туда и показал ее мне. Это не так много добавило к тому, что рассказали нам Добсон и Фил, но, всё-таки, снабдило меня некоторыми аргументами в споре с Себастьяном.

— Что же там было?

— Там говорилось, что Рукопись проясняет содержание многих религий. Благодаря ей, их обетования сбудутся. Лю­бая религия, говорится там, помогает людям установить связь с высшим источником энергии. Все религии говорят о внутреннем восприятии Бога, которое переполняет и воз­вышает нас.