Кэрол вспоминает Австралию 13 страница

- Неплохо, Брюс, неплохо. У нас тут новая девочка есть, молоденькая, из Абердина. Хочешь посмотреть?

- Попозже, Мэйзи, - с улыбкой говорю я и подмигиваю. Она переводит взгляд на Леннокса.

- А как твой юный друг? Может, он... Леннокс краснеет, но стоически улыбается. Я поворачиваюсь к нему.

- Вот что я скажу тебе, Рэй. Мэйзи научит тебя тому, чего ты никогда не узнаешь от мамочки. Забудешь все, что знал. Я все стараюсь уговорить ее забыть об отставке, но она и слышать не желает.

Мэйзи смеется и качает головой, а Леннокс явно чувствует себя не в своей тарелке. Достаю из нагрудного кармана ручку и начинаю постукивать ею о стеклянный столик.

- Неужели не тянет, Мэйзи? Даже ради такого свежего молодца, как детектив-сержант Рэймонд Леннокс?

Она бросает быстрый взгляд на Рэя, который уже кривится, как от боли.

- Извини, милый, я сейчас делаю это по любви, а не за деньги. Этим пусть занимаются молодые. У меня теперь только один мужчина.

- Рэй - парень крепкий; у нас в управлении за ним держится репутация настоящего жеребца.

Я улыбаюсь, причмокиваю и лениво поигрываю ручкой.

- Вот как? - ухмыляется Мэйзи.

Так-то, мистер Леннокс, знайте свое место. А я ведь еще не закончил.

- Вот так. А потому, если надумаешь вспомнить старое, возьми на заметку. Говорят, он лучший из лучших.

Мэйзи понимает, что ребятам из полиции не откажешь, с ними надо иметь хорошие отношения, а потому унижать его ей ни к чему. Явно из сострадания к бедняге она переходит от общего к частному и доверительно говорит:

- Вот что я тебе скажу, Брюс. Если измерить в дюймах все, что побывало у меня между ног, и сложить, то получится расстояние до Луны и обратно!

Разумеется, такая игра мне не в новинку, и я не собираюсь снимать недоумка с крючка раньше, чем получу полное удовольствие.

- Что ж, Мэйзи, пожелаешь отведать первоклассного шотландского бычка... - я сладко причмокиваю и картинно закатываю глаза, потом тычу в Рэя большим пальцем, - лучше детектива-сержанта Леннокса не найдешь.

- Как я уже сказала, Брюс, те деньки для меня давно в прошлом, но если б они вернулись, я бы с удовольствием совместила приятное с полезным, имея в виду такого красивого парня.

Она медленно облизывает губы и смотрит на Рэя.

У бедняги такой вид, будто он душу продал дьяволу.

Так-то, Леннокс. Это тебе наука. Видя его смущение, Мэйзи вспоминает историю, имеющую отношение к одному из отцов города.

- Был у нас один лорд-провост[26]. Это еще до тебя, сынок, - говорит она Ленноксу и поворачивается ко мне. - Ты помнишь его, Брюс?

- Да, конечно... но лично не знал, Мэйзи. Я все-таки не так стар!

- Я не это имела в виду, ты же у нас еще молодчик. - Она улыбается сморщенными, похожими на кошачью задницу губами, отсосавшими за долгие годы, наверное, у миллионов клиентов, как местных, так и приезжих. - Так вот, я говорю о провосте... нет, лучше обойдемся без имен. Среди наших девочек он был известен тем, что пользовал их в полном церемониальном облачении, с регалиями города Эдинбурга.

- Ходили слухи, - вставляю я, - что это ему мало помогало - не вставал.

- Верно, Брюс, я знаю об этом не понаслышке. Он мне сам говорил: «Мэйзи, жена меня не понимает. Не нравится ей, что я хожу по дому в мантии». А дело было в том, что она не давала ему заниматься этим в мантии. Ты знаешь, Брюс, какой он был из себя: тщедушный, ничем не примечательный мужчина. Без всех тех мантий и цепей его никто бы и не узнал. И вот однажды кто-то из администрации отправил все его одеяния в химчистку. Провосту пришлось исполнять обязанности в костюме и при галстуке. Проблема заключалась в том, что каждый четверг бедняжка приходил сюда, чтобы провести вечерок с парой наших девочек. Он очень беспокоился, что в этот раз у него ничего не получится без мантии, а потому хлебнул для храбрости.

- Обычное дело, - усмехаюсь я.

- Уж не знаю, сколько он там выпил, но набрался изрядно, - продолжает Мэйзи и, поняв намек, наполняет мой стакан. - Явился сюда, снял с себя все и заявил, что не уйдет и не станет одеваться, пока не получит мантию обратно. Я, мол, лорд-провост и, если что не так, закрою это гнездо разврата. Вы бы слышали, как он распинался! Его, наверно, и за Лейтом слышали! И это ему не так, и то не этак - подайте мантию и все тут! А одежду уже отвезли в одну химчистку на Саут-Сайд. У нас был телефон его приятеля, председателя жилищного департамента. Звоним ему. Тот идет к главному констеблю, а тот к Алеку Конноли, которого как раз задержала полиция за пьянство и дебош.

- Знаю его, - улыбаюсь я. - Еще жив. Первоклассный был взломщик, да спился. Работал несколько лет на почте, пока его и оттуда не погнали!

- Да, ужасный был человек этот Алек, - с теплотой в голосе говорит Мэйзи. - Ну вот, они ему и говорят, что снимут все обвинения, если он залезет в химчистку и вернет одежду провоста. Никаких проблем, отвечает Алек. Он забирается в химчистку, а провост тем временем буянит здесь: мне нужна моя мантия! Подайте ее сюда или я вас прикрою! Потом идет в кухню и берет нож. Девочки в ужасе, но провост хватает свою одежду и начинает кромсать ее на кусочки. Я лорд-провост! Я ношу положенные мне по чину одеяния! Я не собираюсь напяливать всякое дерьмо! В общем, шуму много. Ну вот... Алек забрался-таки в химчистку, но допустил ошибку. То ли взял не тот пакет, то ли не разобрал, что там было написано. В общем, прихватил чужое. А мы тем временем напоили провоста так, что он отключился. Приходит Алек. Открываем пакет. А там всего лишь дамское меховое пальто. Оказалось, что одежду провоста отправили в Перт, в головную химчистку. Ну вот, натянули мы на провоста дамское пальто, запихнули его в такси и отправили домой.

Мэйзи усмехается.

Толкаю Рэя в бок.

- Подожди, это еще не все.

- Таксист - о чем мы, понятно, не знали - перед этим пострадал от ребят Ниддри, которые не расплатились с ним по счетчику. Настроение у него было испорчено, а тут ему на заднее сиденье подбрасывают какого-то пьяного да еще голого, если не считать женского пальто. И главное, что по данному адресу его никто не встречает. Надо тащить это бревно самому.

- И что он сделал? - спрашивает Рэй. Мэйзи отпивает глоток виски.

- Таксист думает, ну я ему покажу, этому наглому ублюдку. Он возвращается в город и едет к Калтон-Хилл. Вытаскивает мертвецки пьяного провоста из машины и укладывает его на постамент, тот самый, недостроенный, с колоннами, который еще называют позором Эдинбурга. Спустя какое-то время подъезжает патрульная машина, и полицейские обнаруживают группу молодых педиков, которые уже выстроились к провосту в очередь.

Рэй качает головой.

- Провост... назовем его провостом X, был известен своим враждебным отношением к «голубым», - объясняю я. - Запретил им открыть свой центр на том основании, что это будет оплот содомии. В общем, патрульные обнаружили провоста, а гомики разбежались. В газеты, конечно, ничего не попало, а слухи пошли. Как ты и сказала, Мэйзи, тот недостроенный памятник давно называли позором Эдинбурга, но после случившего стали называть по-другому.

- По слухам, провост даже бросил пить, - смеется Мэйзи. - Наверно, от виски задница начинала чесаться!

Мы все смеемся, но я резко умолкаю и холодно смотрю на Мэйзи.

- Эта новенькая... Думаю, я готов посмотреть на нее. Приведи ее, Мэйзи, и договорись о встрече на вечер.

- Конечно, Брюс, конечно.

Мэйзи поднимается со стула и уходит.

- Та еще баба, а? - говорит, улыбаясь, Рэй. - С характером, да?

- Точно. Только с бабами надо по-другому, Рэй, - с мудрым видом вещаю я. - Женщины - они как тетрапак: не важно, что там внутри, главное - чтобы открывались. Не забывай об этом.

Визит оказывается результативным.

- Это Клэр, - говорит Мэйзи, представляя нам новенькую.

Куколка действительно классная. Сбежала от своего сутенера из Абердина и нуждается в защите, а потому готова оказывать услуги полиции. Я бросаю на бродяжку один только взгляд - что ж, такой можно и помочь. Конечно, есть и свои «но», однако девочка делает дело профессионально. Я сразу же договариваюсь, чтобы она заглянула ко мне вечерком. Это, разумеется, рискованно по ряду причин, но раз уж мы ждем, пока Кэрол одумается и вер (есть, есть, есть, поглащать, быть свободным) пирог с картошкой, какой умеют делать только у Кроуфорда, где его тушат в жире. Вроде бы ничего особенного, просто мука, но ребята дело знают.

Мне уже хочется поскорее опробовать эту штучку из Абердина, однако нам с Рэем пора возвращаться на работу. Только сначала, как заведено, заходим в столовую. Народу много, но атмосфера какая-то странная. Оглядываюсь и замечаю Драммонд с огромной открыткой в руке. Судя по непривычной тишине, что-то случилось. Вид у Драммонд совершенно убитый, как будто ей только что сообщили некую ужасную новость. Меня наполняет чувство ликования. Иду прямиком к Даги Гиллману.

- Не знаю, слышал ты или нет, - говорит он, - но сегодня утром Клелл пытался покончить с собой. Спрыгнул с моста Дин-Бридж.

Вот так новость! Я едва сдерживаю восторг. Самое главное даже не то, что Клелл пытался покончить с собой, а сознание того, насколько же он был несчастен, и то, что, не достигнув цели, он еще больше унизил себя. Эта боль останется навсегда, она не уйдет.

Ну и как оно?

Пытаюсь собраться, изобразить шок, но куда денешь радостный блеск в глазах? Впрочем, особенно стараться ни к чему, потому что Гиллман, похоже, испытывает примерно те же чувства.

- Что случилось?

- Дерево смягчило падение. Он сломал бедро. Сейчас в больнице принцессы Маргарет. Операция завтра утром. Будут заменять бедренный сустав.

- И все? - спрашиваю я.

К нам подходит Драммонд с дурацкой открыткой, на которой все уже поставили свои подписи под пожеланием скорейшего выздоровления.

- А разве недостаточно? - холодно спрашивает она.

- Конечно... я совсем не то имел в виду. - Я протестую так убедительно, что ей самой становится стыдно за свои недостойные мысли. - Давай подпишусь... все это так неожиданно... он только собрался переходить в дорожный отдел... даже не верится.

- Конечно... извини, - говорит Драммонд. - Я вовсе не имела в виду...

- Деньги кто-то собирает?

- Да, мы с Карен.

Так я и думал. Будут ухаживать за психически ненормальным в ущерб должностным обязанностям. Да что там, мы же просто расследуем какое-то убийство.

Порывшись в кармане, нахожу скомканную десятку, которую и протягиваю Драммонд. Я знаю одну крошку, которая за эту бумажку отсосала бы все до последней капли.

- Брюс, ты уже разговаривал с Бобом?

- Хочешь сказать, с Тоулом? - поправляю я. - Сегодня нет. А что такое?

- Он попросил связаться с ним, как только ты появишься. Там, на твоем столе, записка.

- Сейчас же поднимусь, - отвечаю я и ухожу.

Тоул сидит за компьютером и, судя по всему, занят своим долбаным сценарием. Увидев меня, он поспешно переключается на другую программу. Пытается держаться как ни в чем не бывало, но вид у него виноватый, как у Бегби, пойманного с поличным на ювелирном складе. Просит извинить - «я на минутку, зов природы». Он выходит, а я подхожу к столу. На экране ничего - каков ловкач. В замке верхнего ящика связка ключей. Наверное, от дома и от машины. Похоже, в ящике что-то очень для него ценное. Натягиваю на пальцы обшлаг пиджака и поворачиваю ключ.

В ящике толстая папка, только в ней не какой-нибудь доклад, а черновик сценария. Открываю титульную страницу:

ГОРОД ТЬМЫ: ТАЙНА УБИЙСТВА

Сценарий Роберта С. Тоула

Кем он возомнил себя? Неужто думает, что его ждут в Голливуде? А, это ты, тот тупой шотландский коп, который не способен поймать даже триппер и не может написать собственное имя? Вот тебе миллион баксов за гребаный сценарий. Да, вот тебе Том Мать Его Круз и Николас Хренов Кейдж на главные роли, вот тебе Мартин Гребаный Скорсезе в режиссеры... да, конечно. Меня охватывает желание разорвать всю эту чушь, скомкать листы и бросить в огонь. Погреться на Рождество - вот и вся польза от этого дерьма.

Здесь же лежит еще один ключ. Похоже, идентичный тому, который торчит в замке. Я кладу его в карман и закрываю ящик. Надо забрать у Тоула и сценарий, и дискеты. Можно было бы, конечно, уничтожить все это прямо сейчас, и пусть только попробует мудак что-нибудь вякнуть. Да, было бы круто! Однако есть еще аттестационная комиссия... Нет, не стоит портить с ним отношения. Тоул не должен ничего заподозрить. Действовать надо по принципу: уничтожай, но не наживай врагов. Корпоративно.

К возвращению Тоула я уже сижу на стуле. Он сдержанно сообщает, что мисссс Драммонд больше не руководит расследованием. Командование берет на себя сам главный олух. Я даже не знаю, как к этому отнестись. С одной стороны, она проявила себя полной дурой, что соответствует действительности. С другой, перемена в руководстве означает лично для меня увеличение работы, а я слишком занят, чтобы носиться по городу в поисках каких-то уголовных недоделков. Тоул говорит, что ему нужен ежедневный отчет, чтобы иметь представление о ходе расследования.

Будет тебе отчет - можешь сунуть его сам знаешь куда. Я спускаюсь вниз и ввожу в курс дел Драммонд и Гиллмана. Мне доставляет особое удовольствие сообщить тупой телке, что ей поручено заниматься молотком.

- Надо раскинуть сети пошире, - с улыбкой говорю я, - охватить все скобяные магазины Шотландии.

Она пытается что-то возразить, но все же сдерживается и умолкает. Я упиваюсь ее дискомфортом, потом спрашиваю:

- Это все?

Мисс Драммонд поспешно ретируется, а я подмигиваю Даги Гиллману.

Мы прочитали где-то высказывание одного мудака насчет того, что лучше путешествовать с надеждой, чем терять ее по прибытии, и сейчас нам хочется дать ублюдку по голове дубинкой, потому что если все обстоит так, как нам видится, то мы в полной жопе.

Сажусь за стол и пытаюсь сочинить гребаный отчет. После двух с половиной страниц решаю, что надо съездить домой и немного прибраться. Уборка сводится к тому, что я достаю из-под раковины мешок для мусора и сваливаю в него все накопившееся дерьмо. Одного мешка оказывается мало, нужен второй. Вообще-то я бы никогда не стал так напрягаться из-за шлюхи, но порядок необходим, чтобы создать атмосферу театра. Приношу из гаража стол и стул, потом игрушечную ученическую доску и мел из комнаты Стейси. Делаю это и уже завожусь. Ставлю одну из взятых у Гектора видеокассет - надо проникнуться настроением, пока не появился Роджер Мур.

Малышка Клэр и впрямь хороша. Молодец Мэйзи. Сколько же времени ушло на поиски той, которая идеально подходит для моей игры. Дело в том, что я знаю если не всех, то большинство девушек. Такова уж специфика работы. Я забочусь о них, они заботятся обо мне - лучшего сутенера не пожелаешь. Клэр - особенная. Сделала все именно так, как я и указал: короткий парик с завитыми волосами, твидовая юбка, зеленая кофточка с брошью. Брошь - как раз то, что надо. Для приближения к совершенству. Как у мисс Хантер.

- Брюс Робертсон, подойдите сюда, - командует она. Выражение, тон, высота голоса - все в строку. Мэйзи

отлично ее проинструктировала. Мы обязаны подчиниться. Мы? Я.

- Да, мисс, - тихо отвечаю я.

- Мне стыдно за вас, Робертсон, - говорит она нам. - Вы самый презренный, злобный, порочный кусок человеческих экскрементов, который когда-либо ходил по земле...

- Так оно и есть, мы согласны. Мы заслуживаем бесчестья и презрения. Все мы.

По бедру, возбуждая экзему, сползает горячая струйка мочи.

-...но в то же время - странный парадокс - я впервые встречаю мужчину, который приводил бы меня в такое состояние сексуального возбуждения... губы моей вагины дрожат и раскрываются, когда ты, Брюс Робертсон, входишь в комнату... - шепчет она. - Тебе это известно, Робертсон? Известно?

- Допустим, - говорим мы ей.

Я и сам в том самом состоянии. Очень-очень в том состоянии.

- Я хочу тебя, Брюс Робертсон. Я вся мокрая. И я возьму тебя, Брюс Робертсон.

Она бросается на меня, валит на недавно купленный стол, расстегивает ремень и стаскивает промокшие брюки. Потом задирает юбку - под ней ничего нет, - насаживает себя на меня и начинает медленно трахать, приговаривая, какой я плохой и что из-за меня ей приходится делать это, а я сжимаю ее ягодицы и обзываю се старой фригидной блядью и всеми другими словами, которые только приходят в голову, и это терапия в чистейшей и простейшей форме, и туман рассеивается, и перед глазами возникают пятна, и все идет кругом, и тема сегодняшнего урока: БРЮС РОБЕРТСОН. Сажусь и закуриваю.

- Ты отлично трахаешься, мисс Ха... э... Клэр.

- Нужно что-то еще? - с милой улыбкой спрашивает она.

- Нет, не сейчас, спасибо.

Я умолкаю, думая о том, подойдет ли она на роль в том небольшом сюжете, который мы обсуждали однажды с Гектором Фермером. Пожалуй, тут надо пораскинуть мозгами.

Она уходит, а я принимаю душ и переодеваюсь. Грязной одежды скопилась уже целая куча. Чистого белья почти не осталось. Придется устроить стирку.

Освежившись, решаю прогуляться в Ложу и пропустить стаканчик-другой на ночь. Первый, кого я там вижу, - Джордж Макки, собаковод. Одинокий и потерянный, он сидит в компании одного хрена в форме, чье имя вылетело у меня из головы. Бедняга Дод, похоже, уже нализался. Беру тройное виски и пинту "гиннеса" и подсаживаюсь к нему и его безымянному приятелю.

Дод никак не может позабыть свою мерзкую собачонку, погибшую из-за некомпетентности Леннокса. Чем дальше, тем более скучными и занудливыми становятся его причитания. Не выдерживает и уходит даже придурок в форме. В какой-то момент в глазах Джорджа появляются слезы.

- Такое нелегко пережить, Роббо...

- Да, Джордж, я понимаю, собака лучший друг человека. Я киваю и опрокидываю еще стаканчик двойного.

-...эта собачка... она была моим напарником, моим партнером. - Макки обводит бар затуманенным взглядом. - У пес... у нее было сердце. Она была настоящим полицейским, не то что некоторые из здесь присутствующих!

- Конечно, Джордж, - говорю я. Завелся на свою голову, старый мудак.

- Настоящий полицейский. От и до. Я любил ее, и она любила меня!

- Это уже отношения, - задумчиво говорю я. - Полновесные и интимные отношения между человеком и зверем.

Джордж пытается взять меня в фокус. Выражение у него несколько ошарашенное.

- Все было не так... мы не...

- Нет, нет, конечно, нет... ты меня не понял, - говорю я. - Я хотел сказать... Предположим, на Землю опустились пришельцы. Инопланетяне... из космоса... - Этому собачнику хрен что объяснишь. - Они увидят только два вида земных существ. То есть... они ведь не увидят, например... ну, homo sapiens и собаку. Нет, они увидят двух землян... это и есть отношения. - Я поднимаю полупустой стакан в надежде, что трухлявый пень поймет, что к чему, и свалит из бара. - За землян!

Джордж тоже приподнимает свой и бормочет что-то неразборчивое.

После недолгих размышлений решаю оставить недоумка в покое и выхожу на улицу. Торможу тачку и уже собираюсь назвать адрес, когда рука находит в кармане ключ от ящика Тоула. Повинуясь порыву возбуждения, называю Стокбридж. Ехать недалеко. Вылезаю и иду пешком по темным улицам, держа курс на управление.

Кое-где еще горит свет, но никого не видно. На нашем этаже работают уборщицы. У них ключи от всех кабинетов, а у меня имеются давным-давно сделанные дубликаты. Когда-то в канцелярии работала одна птичка, которую я потягивал после работы. Морин. Выскочила замуж и уехала. Такая милашка...

Поднимаюсь по задней лестнице до нужного этажа. Вхожу в кабинет, открываю ящик, забираю папку со сценарием. Потом включаю компьютер и уничтожаю файл «Город тьмы». Проверяю, то ли стер. Просматриваю другие файлы. Интересующих меня два, каждый под собственным именем. Стираю и их.

Оставляю запасной ключ в ящике и выхожу. Слышу гудение пылесоса и, проходя вниз, заглядываю в офис через стеклянную дверь. С ужасом вижу Инглиса и Драммонд. Вот сволочи, устроили тут ночную смену. Наверно, все пытаются докопаться, откуда взялся молоток. Нет, недоноски, вам в жизнь не найти никаких следов. Откуда-то слышится голос Гиллмана.

Сердце замирает - я слышу, как кто-то поднимается по задней лестнице.

Опускаюсь на четвереньки и проползаю мимо стеклянной двери. Было бы неплохо подслушать, о чем треплется эта теплая компашка. На мгновение замираю под окном - кажется, кто-то произнес мое имя, - но времени нет. Не хватало только, чтобы ют, кто спускается по лестнице, присек меня в столь неподобающей позе. Я дрожу от возбуждения, меня покачивает от выпитого, и сейчас главное - убраться отсюда незамеченным.

Натыкаюсь на стену. Поднимаюсь и на цыпочках бегу по коридору.

Вашу мать!..

Слышу впереди голоса, а за спиной приближающийся гул пылесоса. Отпрыгиваю в тень и выскакиваю на главную лестницу. Осторожно спускаюсь и ныряю в туалет на площадке, как раз у поворота лестницы. Надо успокоиться. Несколько минут сижу в кабинке, стараясь унять нервную дрожь, потом выглядываю. Горизонт чист. Выхожу из сортира. Слава Богу, что у нас здесь нет никакой охраны.

Все еще не веря в удачу, лечу к Стокбриджу, оставляя за спиной сливающееся с темнотой здание управления. Ноги едва касаются плотного, утрамбованного снега. Один раз я падаю и, лежа на спине, смеюсь. С неба опускаются изумительно прекрасные, совершенные в своей белизне снежинки. Поднимаюсь и, напевая, иду дальше.

...хотя мы падаем порою, но поднимаемся всегда...

Ветер крепчает, от него немеет лицо, и я уже не справляюсь. Ловлю такси и называю Колинтон. Ничего не могу с собой поделать - хохочу как сумасшедший. Водитель поворачивается и говорит:

- Веселый вечерок, а, приятель?

- Верно, - соглашаюсь я.

Мы немного болтаем о футболе, о «Хартс», о том, что Стронаку пора вешать бутсы. У меня даже возникает желание дать водиле на чай, но я не позволяю себе раскиснуть и отсчитываю ровно столько, сколько требуется, упиваясь его стоическим разочарованием.

 

Вечер с дамами

 

Воскресное утро. Я развожу огонь и быстро пробегаю глазами то, что записал прошлой ночью на видео. Хорошо еще, что уголь подвозят. Что я умею дома, так это растапливать камин. У Кэрол никогда ничего не получалось, и она уступала право разведения огня мне. Попытался постирать брюки в ванной, даже воспользовался какой-то стиральной жидкостью, и вот они висят теперь перед камином на прогнувшейся вешалке.

По телевизору, как обычно, ничего стоящего, но у меня уже вошло в привычку работать ночами. Мудозвон в ящике треплется с тремя мокрощелками, которым не терпится под него подлезть. Одна настолько напоминает Аннализу, ту пташку, которую я трахнул на заброшенной стоянке перед отпуском, что меня бы не удивило, если бы она вдруг заговорила с шотландским акцентом. Но нет, сучка оказывается Лесли из Лондона. Дурацкие вопросы выводят меня из себя. Кто их только придумывает? Речь идет о «Свидании вслепую». Я-то точно знаю, о чем бы спросил этих дур.

1. Если бы я предложил вам потрахаться, вы бы согласились?

2. Вы даете в задницу?

3. Вам приходилось слизывать глистов с задницы полицейского, обрабатывающего вас вибратором?

Вот те вопросы, ответа на которые ждет вся нация. Скукотища такая, что я берусь за сценарий.

УЛИЦА НЬЮ-ЙОРКА. ЧЕТВЕРГ. ТРИ ЧАСА НОЧИ.

Одинокий мужчина идет по темной, холодной, пустынной улице. Время от времени он настороженно оглядывается, как будто проверяя, не следят ли за ним. Он направляется к набережной. Впереди огни Бруклинского моста. Внезапно слышен чей-то крик. Мужчина поворачивается. И мы видим в замедленном движении бегущего парня с железкой в руке...

Какого хрена! Что за срань! Этот мудак Тоул просто описывает расследуемое нами убийство, только перенес его в Нью-Йорк. Ни хера это никакой ни сценарий!

Вырываю титульную страницу и две следующие и бросаю их в огонь. Последний экземпляр долбаного шедевра ублюдка Тоула! Вот туфта! Уж если читать, то что-нибудь настоящее. Я открываю страницу с кроссвордом.

Эти кроссворды, что б их, с каждым разом становятся все груднее. Кольца Сатурна... кольца Урана...

Звонит телефон.

Забыл отключить.

Отвечать на звонок, когда ты дома, значит совершать ошибку. Это слабость, обычная полицейская слабость: любопытство. Захотелось узнать, кто это может быть. Получил гребаного Тоула. Он начинает жаловаться, излагать нам свои печали. Его, видите ли, не впечатлили мои две с половиной страницы отчета. Да и как они могут впечатлить такого знаменитого писателя, как Тоул? И вот он бормочет что-то маловразумительное об убитом черномазом, об этом Эфане Вури, о том, что старикан нашего Самбо-боя[27] нажаловался министру внутренних дел, который надрал задницу главному констеблю, который надрал задницу Ниддри, который надрал задницу Тоулу, который теперь делает то же самое со мной. Вот почему он убрал с передовой Драммонд: слишком уж большие корабли бьют со всех сторон; тут нужна броня покрепче. Мне так и хочется спросить, а как же детектив-сержант Аманда Драммонд и ее решающая роль в расследовании? Уж если она проявила себя таким умелым организатором и проницательным сыщиком, то, может быть, министру стоит адресовать свою озабоченность непосредственно ей? Ха!

Но я молчу. Тоул потому и изливает мне свои печали, что опечален сам.

Все, о чем я способен сейчас думать, это череп того парня, проломленный, разбитый, совсем не похожий на голову, напоминающий дурацкую физиономию растрепанной тряпичной куклы. Я думаю о том, что, когда ломаешь, уничтожаешь что-то, когда обходишься с чем-то по-звериному жестоко, оно, это что-то, выглядит изуродованным, обезображенным, немного нереальным и нечеловеческим, и это облегчает твою задачу, позволяет глумиться, калечить, давить, пока ты не уничтожаешь это что-то совершенно, доказывая тем самым, что уничтожение естественно для человеческого духа, что природа снабдила нас механизмами, дающими возможность разрушать и не ломаться при этом самим; она изобрела, придумала, как сделать, чтобы самые праведные, жаждая действий, совершали их, не страшась последствий; она изобрела способ низводить нас до состояния ниже человеческого, когда мы преступаем закон...

...но она была не права. Она попыталась доказать что-то мне и поступила неверно. Или, может, хотела заставить меня доказывать что-то ей, проявлять свои к ней чувства. Но я не поддамся, не уступлю. Никогда. И, конечно, ей не следовало делать то, что она сделала.

Тоул замолчал. Ждет от нас ответа. Мы повторяем то, что уже изложено в отчете. Что отправили Даги Гиллмана на встречу с представителями Форума, а дорогуше Мэнди Драммонд поручили заниматься молотком.

Что касается нас, меня лично, то я веду активное наблюдение за противником.

- Прижми этих ублюдков, прижми чертовых фашистов, - говорит нам Тоул.

Интересно, обнаружил ли он пропажу своего драгоценного манускрипта? Бедный, бедный Тоули-бой.

Тоул, конечно, враг. Это абсолютно, кристально ясно. Мы вынуждены работать с ним, так как открытое противодействие только возбудило бы в нем подозрения, но наша стратегия не меняется: выявлять понемногу слабые места и расшатывать под ним стул. Такая стратегия уже принесла определенные дивиденды. И ради достижения цели мы должны пока не давать выхода ненависти и презрению.

Мы пренебрегали своими обязанностями. Слишком много времени отнимали другие дела. Одержимость шлюхами. Погоня за красотками. Сдержанность. Самоконтроль. Нам нужно освободиться от своих влечений. Нам нужно сдерживаться.

(есть, есть, есть, внешнее окружение враждебно. Там нет пищи. Здесь есть все. Есть есть есть. Расти, становиться сильнее, толще, длиннее. Хозяин знает о моем существовании. Есть есть есть. Но есть и что-то еще. Есть, есть. Если существую я, то должны быть другие. Такие же. Я чувствую их. Чувствую, что меня окружает не только внутренняя ткань Хозяина. Я чувствую того, кого буду называть Другим. Я не один. Рядом родственная душа. Мы общаемся друг с другом, обмениваясь через наши тела химическими веществами и сливаясь душами... чтобы соединиться, подняться к новой судьбе... намного лучшей унылого и одинокого существования здесь, в этом огромном туннеле внутренностей нашего Хозяина. Мы с ним слишком разные, чтобы он считал нас равными себе. Этот парень думает, что мы всего лишь паразиты, питающиеся содержимым его внутренностей. Мы подвергаемся нападениям. Нас буквально обстреливают едкие химикалии. Но мы любим Хозяина. Да, любим. Потому что мы должны его любить. А как мы можем не любить его? Мы любим его больше, чем себя. Моя ничтожная жизнь не наносит, ему ни малейшего вреда. И, видит Бог, я вовсе не хочу, чтобы какое-то другое живое существо страдало ради спасения меня. А вот Другой, он иной. Он понимает меня. Мы питаем друг друга, дышим, едим, выделяем экскременты, переплетаемся и путешествуем по внутренностям нашего славнейшего Хозяина.)

Вхожу в кабинет. Вид у Тоула расстроенный, если не сказать убитый. Странно, но почему-то это не доставляет мне ни какого удовольствия. Что-то не так. Со мной. Мне не по себе. Надо меньше пить. Чертов алкоголь меня доконает.

Думал, что, может быть, стоит пошантажировать Тоула, заручиться его поддержкой при решении вопроса о повышении в обмен на сценарий, пусть и без первых трех страниц. Некоторое время речь идет только о безнадежно затормозившем расследовании дела Вури, потом Тоул говорит:

- Что-то все у меня не ладится, брат Робертсон.