Сомнамбулический поиск неведомого Кадата 14 страница

Было три часа, когда мне блеснула удача. Я обнаружил коридор, который, судя по моим записям, раньше не видел, и устремившись туда, я понял, что ползу по окружности прямо к поросшему трупной осокой скелету. Маршрут мой извивался спиралью, очень напоминающей ту, по которой я впервые попал в центральный зал. Как только я доберусь до бокового проема или до перекрестка нескольких коридоров, я постараюсь двигаться курсом моего первого путешествия. По мере моего приближения к кошмарному ориентиру, зрители живее обменивались таинственными знаками и сардоническими беззвучными насмешками. Ясное дело, они усматривают что-то мрачно-забавное в моем стремлении наружу – осознавая, конечно, насколько беспомощен я окажусь при встрече с ними. Но я не без злорадства глядел на их безудержное веселье, ибо хотя и понимал, что пусть я ослаб, я все же прорвусь сквозь фаланги рептилий – ведь у меня есть огнемет с достаточным количеством запасных обойм.

Теперь меня окрыляла надежда, но я не смел подняться на ноги. Лучше было ползти и сохранять силы для боя с ящеролюдьми. Двигался я очень медленно и опасность заползти в какой-нибудь тупичок была очень велика, но тем не менее я вроде бы приближался к своей кошмарной цели. Близость победы вдохнула в меня новые силы, и я даже думать забыл о боли, о жажде, об истощающемся запасе кубиков. Теперь твари толпились у входа – они жестикулировали, подпрыгивали и смеялись своими щупальцами. Скоро, думал я, мне предстоит столкнуться со всей этой сворой – а возможно, и с подкреплением, которое у них имелось в лесу.

Я находился всего в нескольких ярдах от скелета и остановился, чтобы сделать эту запись, а потом выйти наружу и с боем прорваться сквозь грозные шеренги. Мне приятно думать, как из последних сил смогу обратить их в бегство, невзирая на их численное превосходтво, птому что мой пистолет имеет потрясающую дальность стрельбы. Потом я улягусь на сухой мох на краю плато, а утром мне предстоит утомительное возвращение сквозь джунгли к "Терра Нова". Как хорошо вновь увидеть живых людей и постройки, возведенные человеческими руками. О как жутко сверкают и усмехаются белые зубы черепа!

БЛИЖЕ К НОЧИ – VI, 15

Ужас и отчаяние. Снова меня постигло разочарование! Сделав предыдущую запись я подполз к скелету ещё ближе, но внезапно наткнулся на стену. Я вновь обманулся и оказался по-видимому, в том же самом месте, где находился три дня назад, во время своей первой тщетной попытки выбраться из лабиринта. Не знаю, закричал ли я – уж слишком я был слаб, чтобы издать громкий звук. Я довольно долго лежал, не двигаясь, в грязи, а зеленые твари снаружи прыгали, размахивали щупальцами и хохотали.

Через некоторое время я немного пришел в себя. Меня вновь терзали жажда, слабость и удушье, и собрав в комок последние капли сил, я вложил новый кубик в электролизатор – уже машинально, не беспокоясь о своих потребностях во время возвращения на "Терра Нова". Приток свежего кислорода несколько оживил меня, и я смог оглядеться вокруг.

Похоже, я оказался дальше от бедняги Дуайта, чем мне показалось в первую секунду, и я грустно подумал, что, видимо, вполз в какой-то совсем другой коридор. Не теряя надежды я кое-как пополз вперед, но через несколько футов наткнулся на глухую стену, как это уже неоднократно бывало раньше.

Итак, это конец. Три дня поисков не привели ни к чему, и мои силы иссякли. Скоро я сойду с ума от жажды, и смешно рассчитывать, что мне хватит кубиков на обратный путь к станции. Мне ещё хватило сил удивиться, отчего это жуткие твари так плотно сбились в кучу около входа, откуда они издевательски махали мне щупальцами. Наверное, это тоже было частью их злорадного плана – заставить меня подумать, будто я приближался к заветному выходу, которого, как им было отлично известно, не существовало вовсе.

Долго я не протяну, хотя и не собираюсь ускорять события, как это сделал Дуайт. Его усмехающийся череп теперь повернут ко мне, сдвинутый ползучими стеблями осоки эфджи, которые уже пожирали его кожаный комбинезон. Чудовищные провалы пустых глазниц ещё ужаснее взгляда этих ящеролюдей. Они придают какой-то запредельно-страшный смысл мертвому белозубому оскалу.

Мне следует лежать неподвижно и по возможности сохранять силы. Этот отчет – который, я надеюсь, попадет в руки тех, кто придет вслед за мной близится к своему концу. Вот закончу писать, и подольше отдохну. А когда станет совсем темно и эти ужасные твари не смогут ничего видеть, я соберу последние крохи сил и постараюсь перебросить рулон через стену и боковой коридор наружу. Мне надо будет забросить его как можно левее, чтобы он не упал на головы беснующихся зеленых насмешников. Возможно, он навсегда утонет в слякоти – но возможно, упадет на какой-нибудь сухой пригорок и в конечном счете попадет в руки людей.

Если его прочитают, то надеюсь, он послужит не только предупреждением об этой ловушке. Хорошо бы он убедил людей не прикасаться к этим сверкающим кристаллам. Они принадлежат Венере. На нашей планете эти кристаллы по сути и не нужны, и я полагаю, что пытаясь ими завладеть, мы нарушили какой-то темный и таинственный закон – некий закон, похороненный глубоко в бездне загадочного космоса. Кто может сказать, какие темный и могучие силы движут рептилиями, так странно стерегущими свои сокровища? Дуайт и я поплатились, как поплатились до нас другие и многие ещё поплатятся. Но возможно, что наша гибель – лишь прелюдия к великим ужасам в будущем. Давайте же оставим Венере то, что принадлежит только ей одной!

* * *

Моя смерть близка, и я боюсь, что в сумерках не смогу перебросить рулон через стену. Если так, то наверное, ящеролюди завладеют им, ибо наверняка поймут, что это такое. Они не захотят, чтобы люди были предупреждены об этом лабиринте – но они не узнают, что здесь сказаны слова в их защиту. С приближением конца я испытываю более добрые чувства к этим существам. Кто знает, мы или они – в масштабах великого космоса – выше в своем развитии или ближе к органической норме?

* * *

Я только что достал из кармана огромный кристалл, чтобы в последние мгновения жизни посмотреть на него. В багровых лучах умирающего дня он сияет ярко и грозно. Прыгающие твари это заметили, и их жесты стали другими, но я не могу понять, в чем именно. Интересно, почему же все они толпятся у входа вместо того, чтобы подойти к ближне стене?

* * *

Силы покидают меня, я больше не в состоянии писать. Все вокруг меня пустилось в бешеный пляс, но я ещё не потерял рассудка. Смогу ли я перебросить рулон через стену? Кристалл ярко сияет, но сумерки сгущаются.

* * *

Темно. Очень слаб. Они все ещё хохочут и прыгают у входа в лабиринт, а вот и запалили свои дьявольские факелы.

* * *

Они уходят? Мне приснилось, что я услышал звук… свет в небе…

РАПОРТ УЭСЛИ П. МИЛЛЕРА, ГРУППА ПОДДЕРЖКИ А,

"ВЕНЕРА-КРИСТАЛЛ-КОМПАНИ"

(Станция ""Терра Нова"", Венера – VI, 16)

Наш исследователь А-49 Кентон Дж. Стенфилд, проживающий по адресу Маршалл-стрит, 5317, Ричмонд, Виргиния, покинул "Терра-Нова" рано утром VI,12 для краткой экспедиции по показаниям детектора. Возвращение ожидалось 13-го или 14-го. К вечеру 15-го он не вернулся, поэтому поисковый самолет FR-58 с пятью членами экипажа на борту под моим командованием вылетел в 8 вечера, следуя курсом детектора. Игла не дала никаких расхождений с предыдущими показаниями.

Проследовали по игле детектора, с включенными на всем пути следования мощными прожекторами, к высокогорью Эрикс. Пушки-огнеметы тройной дальности и радиоактивные цилиндры D в состоянии уничтожить отряд враждебно настроенных туземцев любой численности, а также любую опасную популяцию плотоядных скора.

Оказавшись над открытой равниной на Эриксе, мы увидели группу движущихся огней, которые, как стало сразу ясно, были факелами туземцев. При нашем приближении они скрылись в лесу. Вероятно, общая численность от 75 до 100. Детектор указал на наличие кристалла как раз в нашем квадрате. При прохождении над этим местом на низкой высоте наши прожекторы осветили объекты на грунте. Скелет, с проросшей сквозь него осокой эфджи, и полностью сохранившийся труп в десяти футах от него. Снизившись непосредственно над трупами, мы повредили край крыла о невидимую преграду.

Приблизившись к трупам пешком, мы наткнулись на гладкую невидимую преграду, что очень нас удивило. Пройдя вдоль стены на ощупь в непосредственной близости от скелета, мы обнаружили проем, за которым был ещё один проем, ведущий к скелету. Комбинезон отсутствовал, но рядом с ним лежал металлический шлем компании с порядковым номером. По нему мы определили, что останки принадлежат исследователю В-9 Фредерику Н. Дуайту из дивизиона Кенига, который два месяца назад был отправлен из "Терра Нова" в длительную экспедицию.

Свежий труп от этого скелета отделяла, по-видимому, стена, но мы без труда его идентифицировали. Это был Стенфилд. В левой руке он сжимал журнал-рулон, а в правой – авторучку, и, похоже, в момент смерти он что-то писал. Кристалла мы не заметили, но детектор указал на наличие крупного экземпляра вблизи тела Стенфилда.

Нам стоило большого труда добраться до Стенфилда. Тело было ещё теплым, а гигантский кристалл лежал рядом под тонкой пленкой грязи. Мы тут же стали читать отчет и приготовились предпринять некоторые меры в соответствии с изложенными там рекомендациями. Отчет Стенфилда представляет собой обширный текст, прилагаемый к настоящему рапорту. Мы проверили основные положения отчета, и данные проверки приложены в качестве сопроводительных пояснений к описанию нашей находки. Последние записи Стенфилда свидетельствуют о расстройстве его психики, но у нас нет причин усомниться в достоверности отчета. Очевидно, что смерть Стенфилда наступила по причине удушья, сердечной недостаточности и психической депрессии. Кислородную маску он не снял, и она вырабатывала кислород, но запас кубиков у него почти истощился.

Поскольку наш самолет получил повреждения, мы вызвали телеграммой Андерсона на ремонтном самолете FG-7 с командой взрывников и запасом взрывчатого вещества. К утру FH-58 был отремонтирован и, пилотируемый Андерсоном, вернулся на станцию, доставив туда двух погибших и кристалл. Мы похороним Дуайта и Стенфилда на кладбище Компании и ближайшим рейсом отправим кристалл в Чикаго на Землю. Затем, во исполнение инициативы Стенфилда – наиболее здравого его предложения, изложенного в начальной части рапорта – и перебросим сюда достаточно войск для полного истребления туземцев. Зачистка местности обеспечит нам беспрепятственный доступ к кристаллам.

Днем мы с большой осторожностью изучили невидимое здание-ловушку, воспользовавшись для разметки маршрута длинными канатами, и вычертили полную схему для архива. Нас поразил дизайн лабиринта, и мы сохраним образцы материала для химического анализа. Полученные данные будут исключительно полезны при захвате туземных городов. Наши алмазные буры типа С проникли в невидимый материал, а подрывники в настоящее время закладывают динамитные шашки для тотального взрыва. Когда мы произведем взрыв, от этого сооружения ничего не останется. Постройка представляет собой несомненную угрозу для воздушного и иных видов транспорта.

Что касается плана лабиринта, то можно лишь горько посочувствовать не только Дуайту, но и Стенфилду. Пытаясь добраться до трупа, мы не сумели найти никакого прохода справа, зато Маркхайм обнаружил проем в стене первого помещения в пятнадцати футах от скелета Дуайта и в четырех-пяти футах от Стенфилда. За этим проемом есть длинный коридор, который мы обследовали позднее, и в этом коридоре справа оказался ещё один проем, ведущий непосредственно к телу Стенфилда. Он мог бы добраться до входа в лабиринт, пройдя всего двадцать два-двадцать три шага, если бы нашел проем прямо у себя за спиной – проем, который он не обнаружил, видимо, лишь по причине крайнего утомления и отчаяния.

 

Скиталец тьмы

 

Мне было видение черного зева вселенной,

Где слепые планеты в вихре звездной метели

Летят в черной бездне, объятые ужасом вечным,

Без памяти, без имени, без цели…

Немезида

Посвящается Роберту Блоху

 

 

Осмотрительные дознаватели едва ли рискнут подвергнуть сомнению общепризнанное мнение, что причиной смерти Роберта Блейка стала молния или сильное нервное потрясение, вызванное электрическим разрядом. Верно, что окно, у которого он стоял, осталось целым, однако природа не раз демонстрировала нам свою способность к необычайным феноменам. Выражение же его лица могло быть обусловлено неким рефлекторным сокращением лице-вьк мышц, причина коего могла и не иметь ни малейшего отношения к им увиденному, а вот иные записи в его дневнике, бесспор-ио, явились плодом его фантастических вымыслов, рожденных под Сиянием местных суеверий и древностей, которые он обнаружил. Что же касается паранормальных явлений в заброшенной церкви на Федерал-Хилле, то проницательный аналитик без труда отметит их связь с шарлатанством, сознательным или невольным, к коему Блейк имел тайное касательство.

Ведь, в конце концов, несчастный был писателем и живописцем, всецело посвятившим себя области мифов, сновидений кошмаров и суеверий и в своих штудиях выказавшим сильную склонность к необычным сценам и эффектам. Его прежний приезд в этот город с визитом к странному старику, так же, как и он сам, глубоко интересующемуся оккультной и запретной мудростью, имел своим следствием смерть в языках пламени, и, должно быть, он вновь прибыл сюда из родного Милуоки, подчинись некоему мрачному инстинкту. Возможно, ему были известны некие предания, вопреки его утверждениям об обратном, о чем свидетельствуют дневниковые записи, а его гибель, вероятно, убила в зародыше некую грандиозную мистификацию, приуготовленную обрести литературное воплощение.

Среди тех, однако, кто изучал и сопоставлял данные обстоятельства, остаются немногие упрямцы, отдающие предпочтение гипотезам менее рациональным и менее отвечающим здравому смыслу. Они склонны трактовать многие пассажи дневника Блейка в буквальном смысле и многозначительно указывают на некоторые факты, такие как несомненную подлинность старинных церковных книг, достоверное существование до 1877 года одиозной еретической секты адептов Звездной Мудрости, как и задокументированное исчезновение в 1893 году чересчур дотошного репортера по имени Эдвин М. Лиллибридж и самое главное выражение чудовищного, неописуемого ужаса на лице молодого журналиста в момент его смерти. Именно один из немногих упрямцев, будучи склонным к фанатическим крайностям, выбросил в воды залива тот самый камень причудливой огранки вместе со странно изукрашенным металлическим ларцом, обнаруженным в шпиле старой церкви в черном шпиле без окон, а вовсе не в башне, где, как указывалось в дневнике Блейка, изначально хранились эти предметы. Сей ученый муж знаменитый врач, имевший склонность к мистическим преданиям, чьи поступки вызывали большей частью общественное порицание, как прямо, так и косвенно уверял, будто избавил землю от чего-то чрезвычайно опасного, что не должно было долее на ней пребывать.

Из двух этих мнений читатель должен сам выбрать для себя то, которое ему больше по душе. В газетах факты были освещены с позиций скептиков, однако противоположный лагерь может сослаться на сохранившийся рисунок того, что увидел Роберт Блейк, или того, что ему показалось, будто он увидел, или что он себе вообразил. Теперь же, изучив его дневник более внимательно, бесстрастно и без спешки, можно восстановить всю цепь мрачных событий, с точки зрения их основного участника.

Молодой Блейк вернулся в Провиденс зимой 1834 1835 годов и обосновался на верхнем этаже старинного особняка, стоящего посреди зеленой лужайки неподалеку от Колледж-стрит на гребне большого холма в восточной части города близ Браунского университета, как раз позади мраморного здания библиотеки Джона Хея. Это было чудесное уютное жилище в самом сердце небольшого садового оазиса, изобилующего приметами сельской старины, где в солнечный день дружелюбные исполинские коты лениво грелись на крыше амбара. Он поселился в квадратном доме в георгианском стиле с прозрачной крышей, с классической дверью, обрамленной изумительными резными косяками, с окнами, сложенными из множества стеклянных квадратиков, и иными приметами зодчества начала девятнадцатого века. Внутри были большие комнаты, разделявшиеся дверьми о шести панелях, настланный широкими досками пол, изогнутая лестница колониальной поры, белые камины периода Арама, к тому же имелось еще несколько задних комнат, расположенных на три ступеньки ниже основного уровня.

Кабинет Блейка, просторная юго-западная комната, выходила южной частью на сад перед домом, а западными окнами перед одним из них стоял его письменный стол на кромку холма, и за ним открывалась изумительная перспектива на разбросанные внизу там и сям городские крыши и на таинственные закаты, полыхавшие вдали. За городскими крышами виднелись алые склоны холмов. И на их фоне, примерно в двух милях, высилась призрачная громада Федерал-Хилла, с поблескивающими гроздьями крыш и церковными шпилями, зыбкие очертания которых таинственно колыхались в окутывавших их клубах дыма, воспаряющих ввысь из печных труб и принимающих самые причудливые очертания. У Блейка рождалось странное ощущение, что он наблюдает нечто неведомое, некий эфемерный мир, который может растаять или нет, точно сон, если только он предпримет попытку найти его и вступить в его пределы.

Выписав из дому большинство своих книг, Блейк купил кое-какую старинную мебель, подходящую для его нового обиталища, и стал писать и рисовать живя в полном уединении и самолично занимаясь нехитрыми домашними делами. Его спальня находилась в чердачном помещении северного крыла, где стеклянные панели прозрачной крыши давали чудесное освещение. В ту первую зиму на новом месте он создал пять из своих наиболее знаменитых повестей Пещерный житель, Ступени склепа, Шаггай, В долине Пнат и Звездный сибарит и написал семь холстов портреты неведомых монстров неземной наружности и в высшей степени странные пейзажи.

В закатный час он часто сиживал за своим столом и сонно смотрел на западный горизонт на темные башни Мемориал-холла, на колокольню георгианского здания городского суда, на высокие остроконечные башни в центральной части города и, разумеется, на те зыбкие глыбы увенчанных шпилями зданий вдалеке, чьи безвестные улицы и лабиринты фронтонов столь властно будоражили его воображение. От соседей он узнал, что дальний склон был когда-то обширным индейским поселением и многие тамошние строения сохранились еще со времен первых английских и ирландских поселенцев. Время от времени он наводил свою подзорную трубу на этот призрачный недостижимый мир за колыхающейся завесой клубящегося дыма, рассматривая отдельные крыши, печные трубы и шпили и размышляя о странных и любопытных тайнах, ими хранимых. Даже в окуляре оптического прибора Федерал-Хилл являлся Блейку чем-то неведомым, почти сказочным, имеющим тайную связь с потусторонними неосязаемыми чудесами, коими буйная фантазия населила его прозаические и живописные творения. И это ощущение не покидало Блейка даже после того, как город на холме растворялся в фиолетовых сумерках, а огни уличных фонарей, подсветка здания суда и красный прожектор Индустриального треста озаряли ночное небо причудливым заревом.

Из всех далеких зданий Федерал-Хилла воображение Блейка в особенности поражала одна большая темная церковь. Она была видна особенно четко в определенные часы суток, и на закате ее высокая башня и конический шпиль проступали черным силуэтом на пылающем небе. Казалось, она стоит на некоем возвышении, ибо фасад и едва видное северное крыло с покатой крышей и верхними рамами огромных сводчатых окон величественно вздымались над крышами соседних зданий и частоколом печных труб. В ее облике угадывалось нечто особенно мрачное и грозное, и она, казалось, была сложена из каменных глыб, за последние несколько веков исхлестанных суровыми ветрами и потемневших от копоти и сажи. По стилю же, насколько позволяла разглядеть подзорная труба, это был образчик ранней экспериментальном неоготики, что предшествовала периоду величественных творений Апджона и позаимствовала некоторые линии и пропорции у георгианской эпохи. Вероятно, постройка была возведена между 1810 и 1815 годами.

Шли месяцы, и Блейк всматривался в далекое строение со все возрастающим интересом. Так как огромные окна никогда не были освещены, он сделал вывод, что здание заброшено. И чем более он туда вглядывался, тем живее разыгрывалось его воображение, пока он наконец не начал измышлять самые диковинные вещи. Ему чудилось, будто над этим зданием витает аура унылого запустения, так что даже голуби и ласточки избегали укрываться под его закопченными карнизами. Направив подзорную трубу на соседние башни и колокольни, Блейк замечал стаи гомонящих птиц, но это здание они старались облетать стороной. Во всяком случае, так ему казалось, и это наблюдение он занес в свой дневник. Он порасспросил кое-кого из знакомых об этом строении, но никто из них не бывал на Федерал-Хилле и не имел ни малейшего понятия, что там за церковь.

Весной Блейком овладело глубокое смятение. Он начал давно задуманный роман о возрождении в штате Мэн ведьмовского культа, но странным образом его сочинение никак не двигалось вперед. Долгими часами он просиживал за своим столом перед западным окном, вглядываясь в далекий холм и в черную угрюмую колокольню, покинутую птицами. Когда же на садовых деревцах появились первые хрупкие листочки, и весь мир наполнился новорожденной красотой, беспокойство Блейка лишь усилилось. Именно тогда-то ему в голову и пришла мысль пройти через город и, поднявшись на тот холм, вступить в задымленный мир своих грез.

В конце апреля, как раз в канун мистической Вальпургиевой ночи, Блейк совершил первое путешествие в неведомое. Он долго брел по бесконечным городским улочкам, миновал унылые заброшенные площади и наконец добрался до карабкающейся вверх по сктону улочки, выложенной древними ступенями, вдоль которых темнились дома с покосившимися дорическими портиками и закопченными окнами в куполообразных крышах эта улица, как ему мнилось, должна была привести его в давно соблазнявший его неведомый, недостижимый и укрытый туманной пеленой мир. Он видел выцветшие бело-голубые уличные таблички с надписями, не сообщавшими ему ровным счетом ничего, и вскоре заметил в толпе странные темные лица куда-то спешащих людей и иностранные вывески над витринами магазинов, разместившихся в бурых покосившихся от времени домишках. Но Блейк не смог найти ничего из того, что виделось ему издалека, так что в который уж раз он вообразил, что увиденный им из окон его дома Федерал-Хилл всего лишь бесплотный мир грез, куда никогда не ступит нога смертного.

На пути ему то и дело попадались облупившиеся фасады церквей или полуразрушенные колокольни, но черного громадного строения, которое он искал, нигде не было видно. Когда же он задал вопрос об огромном каменном храме некоему торговцу, тот только улыбнулся и как бы непонимающе покачал головой, хотя по-английски он говорил весьма сносно. Чем выше Блейк взбирался по склону, тем более причудливый вид обретали городские кварталы, а пугающий лабиринт угрюмых улочек, что вились в южном направлении, казался бесконечным. Он пересек два или три широких проспекта, и раз ему даже почудилось, что впереди мелькнула знакомая башня. Блейк спросил у другого уличного торговца о каменном храме, и на этот раз мог бы поклясться, что недоумение его собеседника было фальшивым. Смуглое лицо торговца омрачила тень страха, который тот попытался скрыть, и Блейк заметил, как он сотворил какой-то непонятный знак правой рукой.

И вдруг слева на фоне неба, высоко над бурыми черепичными крышами, столпившимися вдоль бегущих к югу улочек, Блейк увидел черную громаду храма. Он тотчас же понял, что это, и по немощенным проулкам, ответвлявшимся от улицы, поспешил к храму. Дважды он сворачивал не в ту сторону, но чутье подсказало ему не спрашивать дорогу ни у старцев, ни у домохозяек, сидящих на крылечках у своих домов, ни у ребятни, копошащейся в дорожной грязи. Наконец на юго-востоке он увидел черную колокольню: в конце улицы темнела исполинская каменная громада. И вскоре он уже стоял на продуваемой ветрами большой площади, мощенной брусчаткой и окаймленной вдали высокой насыпью. Его поиски завершились, ибо на широком огороженном железными перилами и поросшим сорной травой плато, которым заканчивалась насыпь, точно это был отдельный мирок, вознесенный на шесть футов над соседними улочками, высился угрюмый исполин, чей облик, невзирая на новую перспективу, Блейк безошибочно узнал.

Заброшенная церковь находилась в последней стадии разрушения. Высокие каменные подпорки на фасаде давно обвалились, и изящные флероны валялись в траве и кустах. Закопченные готические окна в основном уцелели, хотя каменные средники большей частью отсутствовали. Блейк подивился, как это витражи могли так хорошо сохраниться, учитывая известные повадки мальчишек всех поколений. Массивные двери были целы и плотно затворены. По верхнему краю насыпи, опоясывающей прилегающую к храму территорию, тянулась ржавая железная ограда, и калитка у верхней ступеньки лестницы, поднимающейся от площади, была заперта на висячий замок. Тропинка же от этих ворот к зданию совсем заросла травой. Все здесь было объято запустением и тленом, и, глядя на не оглашаемые птичьим гомоном карнизы и на увитые плющом стены, Блейк почуял едва ощутимый холодок некоего непонятного и зловещего предчувствия. На площади были какие-то люди. Блейк заприметил в северном углу полицейского и подошел к нему с намерением порасспросить о храме. Странно было видеть, как здоровенный ирландец в ответ только перекрестился и нехотя пробурчал, что люди предпочитают не интересоваться этим зданием. Когда же Блейк проявил настойчивость, полицейский уклончиво заметил, что священники-итальянцы настрого запретили местным жителям упоминать об этом храме, ибо некогда здесь обреталось исчадие зла и оставило там свои метки. Он, мол, и сам слыхал о каком-то шепоте, доносящемся изнутри, об этом ему когда-то поведал отец, вспоминая известные еще с детства слухи.

В стародавние времена в церкви хозяйничала какая-то дурная секта запрещенное общество, члены которого вызывали ужасных духов из неведомых бездн ночи. Изгнать этих духов сумел один добрый священник, хотя были и те, кто утверждал, будто полностью изгнать зло из храма мог лишь дневной свет. Ежели бы пастор О'Малли был жив, он мог бы многое вспомнить. Но теперь-то благоразумнее обходить этот храм стороной. Нынче от него никому нет никакого вреда, так как прежние его владельцы давно умерли или уехали из этих мест. В 1877 году они сбежали, точно крысы с тонущего корабля, опасаясь возмущения горожан, сильно обеспокоенных таинственными исчезновениями местных жителей. Настанет день, когда представители городских властей войдут в здание и конфискуют все имущество по причине отсутствия наследников, но ежели кто сделает это по собственному почину, то ничего хорошего не получится. Так что уж пускай себе стоит эта церковь да разрушается, и не надо тревожить то, чему Должно вечно лежать непотревоженным в черной пучине. Полицейский ушел, а Блейк долго еще стоял и глядел на мрачную громаду колокольни. Известие, что это здание и другим представлялось столь же зловещим, как и ему, привело его в необык новенное возбуждение, и он гадал, какая толика истины скрыва ется в преданиях, поведанных ему синим мундиром. Возможно это всего лишь легенды, навеянные сумрачным обликом здания но даже и в этом случае они представлялись странным воплоще нием его собственных вымыслов.

Дневное солнце выглянуло из-за рваных облаков, но оказалос неспособным осветить своими лучами закопченные стены ста ринного храма, вознесенного над высоким плато. И странно, что весенняя зелень не тронула бурую иссохшую поросль в церковном дворе за железной оградой. Блейк словно против воли приблизился к возвышенности и стал изучать скаты насыпи и заржавленную ограду, надеясь обнаружить какой-нибудь проход внутрь. Черное святилище как будто источало ужасную притягательную силу, которой невозможно было противостоять. Вблизи лестницы в ограде не было ни щели, однако же с северной стороны нескольких прутьев недоставало. Он мог бы подняться по ступенькам вверх и по узкой кромке вдоль ограды добраться до этого зияния. Коли местные жители так страшатся этого храма, то ему наверняка удастся пройти туда беспрепятственно.

Блейк уже взобрался на насыпь и уже почти был готов пролезть через прореху в ограде, как вдруг его заметили. Глянув вниз, он увидел, как стоявшие на площади бросились прочь, делая правой рукой тот же тайный знак, что и заговоривший с ним давеча торговец. Окна в соседних домах захлопнулись, и какая-то полная женщина метнулась на улицу и увела своих чумазых ребятишек в некрашеный покосившийся домишко. Дыра в ограде оказалась довольно широкой, и протиснуться в нее было просто, так что очень скоро Блейк брел по густой высокой траве. Попадавшиеся ему на пути выщербленные надгробия свидетельствовали, что некогда тут находилось кладбище, впрочем, как стало ясно с первого взгляда, это было очень-очень давно. Вблизи исполинский храм нависал над ним массивной громадой, и он даже немного испугался, но взял себя в руки и, подойдя вплотную, решил подергать одну за другой-все три массивные двери на фасаде. Двери были заперты, так что он двинулся вокруг циклопического здания, надеясь найти хотя бы небольшой лаз. Но даже и тогда он еще не был уверен, что хочет проникнуть в мрачную цитадель запустения и мрака. В то же время это в высшей степени странное сооружение влекло его к себе с неодолимой силой.