щенко Геннадий Владимирович: другие произведения.

Возвращение (Окончательный вариант)

 

Ищенко Г.В. 2013-2014 г

ВОЗВРАЩЕНИЕ [email protected]

 

 

Можно ли изменить будущее и предотвратить катастрофу, во многом вызванную природой людей, попав в свое собственное прошлое? На твоей стороне опыт прожитой жизни и знание того, куда пойдет мир без твоего вмешательства и память о всех достижениях человечества. Против будет множество самых разных людей, которые не верят в возможность катастрофы и не нуждаются в спасителях. И так заманчиво на все махнуть рукой и использовать свои знания для себя...

 

Часть 1

 

 

Глава 1

 

 

24 декабря 2030 года, один из небольших южных городов

 

Я уже давно не отмечаю дней рождения. Когда-то в далеком детстве каждый такой день был праздником, приближающим долгожданный момент вступления во взрослую жизнь. Жили мы тогда небогато, поэтому немногочисленные подарки приносили радость, а непременный торт, который делала мама, уже сам по себе был праздником для такого сладкоежки, как я. Жена соглашалась со мной, что для нас в днях рождения ничего приятного нет, но каждый год отмечала свой праздник, собирая всю семью, и приставала ко мне, надеясь убедить сделать то же самое. Вот уже два года, как ее нет, и ко мне никто ни с чем не пристает. С ее смертью вся жизнь для меня окончательно скатилась к просиживанию перед компьютером и редким прогулкам по соседним улицам, когда было настроение и позволяла погода. Комп был моей гордостью. Такого раритета, наверное, больше ни у кого не было. Весь мир давно перешел на мобильные устройства, но я остался верен своему компьютеру, купленному пятнадцать лет назад. Самое главное, что он работал бесшумно и не тормозил на тех приложениях, которыми я пользовался. Единственное, что поменялось, это монитор, купленный младшим сыном месяц назад в качестве подарка на день рождения. Собственно, это был не монитор, а телевизор объемного изображения, поскольку отдельно мониторов никто уже давно не выпускал. Объем я отключил сразу из-за того, что у меня от него кружилась голова, а в остальном новинка меня устраивала. Качество изображения было не хуже вида из открытого окна. Большинство пользователей свои планшетки и часы с голо не отключали никогда, благо новые батареи позволяли это делать, но я свой компьютер берег. Не хотелось, чтобы он умер раньше меня, поэтому включал я его только для выхода в сеть, просмотра одного из фильмов моей коллекции или семейных фотографий. Вот и сейчас я включил системный блок, уселся в кресло и прошелся по интересующим меня сайтам. Интересовало немногое. Раньше я часто заглядывал в "Одноклассники" в надежде, что кто-то из школьных друзей все-таки зайдет на страничку нашего класса, где я пребывал в одиночестве уже много лет. Увы! Никто из них так и не появился. В военных городках, в которых прошло мое детство, офицеры редко задерживались подолгу, поэтому большинство тех, с кем я учился и дружил, разбежались по другим местам и заканчивали другие школы. Если они заходили на этот сайт, то, наверное, искали свои выпускные классы. А для меня дорогим был тот, где я учился с третьего по восьмой класс, и где прошли самые беззаботные годы моей жизни. Ни последующий техникум, ни институт не вызывали во мне ностальгии. Пока были живы родители, которые переписывались со своими однополчанами, я изредка узнавал о судьбе кое-кого из ребят, с их смертью не стало и этого.

Вздохнув, я зашел на погодный сайт. Погода меня совершенно не интересовала, но на этой странице была вкладка "погодные аномалии", куда я периодически заглядывал. С каждым годом в ней появлялось все больше сообщений. Быстро все просмотрев, я ткнул курсором в "Тайфун Атино". Можно было управлять курсором, водя рукой перед экраном, но с больными руками лучше было все-таки пользоваться "мышью". Хорошо, что я в свое время купил их штук двадцать. Прочитав сообщение и просмотрев ролик, я уже в который раз посочувствовал японцам. Как можно такое терпеть? Устойчивая скорость ветра триста км, а порывы до трехсот восьмидесяти. Прогноз по высоте волн был до восемнадцати метров, и они опять эвакуировали часть побережья. Неудивительно, что треть населения уже покинула страну, удивительно, что они оттуда все не разбежались. Больше ничего достойного внимания в этой вкладке не было, и я зашел на один из новостных сайтов. В Африке все воевали со всеми, и я туда даже не стал заглядывать. Беспорядки в Штатах тоже не заинтересовали. А вот это уже интересно, вчера такого сообщения не было. Китай, Индия и Бразилия, не доверяя прогнозу международного центра космической безопасности, намерены осуществить совместную экспедицию к проблемному астероиду с целью изменить его орбиту. И правильно, по-моему. Это Штатам уже на все плевать, а наши способны только на болтовню. Если есть возможность убрать риск, почему бы это не сделать? Лишь бы откорректировали орбиту в нужную сторону. Следующая новость напрочь испортила настроение. Опять на побережье Норвегии выбросились киты, зараженные Анитой. Несчастные гиганты, которых выведенные американцами бактерии пожирали заживо, лежали на галечном пляже и долго умирали, пока с самолетов норвежских ВВС их не облили какой-то гадостью и не подожгли. Сами норвежцы к ним так и не приблизились. Как будто это может кого-нибудь спасти! Вот уже два года, как эта дрянь от американского континента добралась до Европы. Уверения ученых, что бактерии не переносятся дождями и зараженное мясо безвредно, если его хорошо проварить, мало кого успокаивали, но никто не знал, что можно сделать. Американцы, правда, возлагали большие надежды на разрабатываемый ими вирус, который якобы уничтожит Аниту, но эти сообщения, как и все сообщения о манипуляциях с геномом вирусов, вызывали страх.

Я выключил компьютер и некоторое время сидел в кресле. Моя жизнь заканчивалась, да и сыновья, пожалуй, дотянут до естественной смерти, но внуков было жалко. Десятки тысяч лет люди боролись за лучшую жизнь, рожали и воспитывали детей, накапливали знания и богатства. И что в итоге?

На улице опять густо повалил снег. Потепление климата вернуло сюда когда-то снежные зимы. Морозы тоже были неслабые, но газа хватало, и в домах было тепло. Сходить, что ли, прогуляться? Ноги еще, слава богу, носили, да и вообще, несмотря на множество болячек и общую слабость, я еще не нуждался в уходе и обслуживал себя сам к большой радости невесток. Конечно, они время от времени забегали навести порядок в квартире, поскольку самому мне это уже было не по силам, а от домработницы я отказался. Не хочу, чтобы дома были чужие люди. Раз в неделю в мой холодильник загружали продукты, и каждый вечер звонили справиться о здоровье. Сыновья работали и были вечно заняты, а внуки подросли и не горели желанием убивать со мной время. Если честно, меня это устраивало: я просто не знал, о чем с ними говорить. Современные молодые в этом смысле были для меня ничуть не лучше инопланетян. Я натянул куртку с капюшоном, включил ее обогрев и вышел из квартиры. Самое неприятное в моем возрасте - это лестницы, но не менять же квартиру только из-за того, что она на третьем этаже, а в доме нет лифта! При моем приближении створки входной двери подъезда разошлись в разные стороны, и этим решил воспользоваться мерзнущий под навесом котенок. Поймав дурачка и поморщившись от боли в пояснице, я вышел за порог.

- Тебе туда нельзя! - сказал я котенку. - Там живет одна злая бабушка, которая выкинет тебя обратно. Поломаешь лапки и умрешь. А я тебя взять не могу. И ухаживать мне за тобой тяжело, и самому осталось...

Пригревшись в теплых руках, малыш решил, что устроил свою судьбу, и довольно заурчал. Почти сорок лет у меня в семье были кошки, к которым я всегда был неравнодушен, как и они ко мне. После смерти последней из них мы с женой решили больше никого не брать. Но кошачий корм я всегда носил с собой и понемногу подкармливал бездомных бедолаг. Очистив от снега кусочек площадки перед дверью, я насыпал из пакета корм "Кошачье счастье" и положил туда протестующе запищавшего котенка. Малыш посмотрел на подачку, потом на меня, и в его взгляде было столько надежды, что я поспешил прочь от подъезда. Сколько было разговоров о стерилизации кошек, а что в итоге? Вот для чего рожден этот малыш?

Выйдя со двора, я прошел мимо спортивного комплекса к городскому парку. От парка осталась одна центральная аллея, все остальные деревья срубили и построили кучу всяких ларьков и павильонов. Делать здесь было особенно нечего, но ведь нужно же куда-то идти? Хорошо, что ноги понесли меня туда, иначе я бы ее не встретил.

Она стояла у меня на пути простоволосая, без зимней одежды. Хлопья снега, кружась, падали на ее мальчишескую фигуру, припорошив шикарную гриву волос, по которой только и можно было издали признать в ней девочку. На ней было нечто вроде комбинезона, причем штанины плавно переходили в ботинки на толстой подошве. Когда я подошел почти вплотную, она повернулась ко мне лицом, заставив замереть на месте. С красивого лица девочки лет двенадцати на меня с надеждой и болью взглянули большие серые глаза. Точно так же смотрел на меня десять минут назад беспризорный котенок.

- Что с тобой? - спросил я ее. - Почему ты на улице в таком виде? Тебе нужна помощь?

На ее лице появилось беспомощное выражение, которое сменилось решимостью. Подойдя ко мне, она привстала на цыпочки, слегка сдвинула мой капюшон и что-то закрепила на виске. Я машинально потянулся рукой к закрепленному предмету.

- Не трогай, - услышал я возле своего уха голос девочки, - иначе мы не сможем общаться. Мы можем где-нибудь укрыться? Здесь слишком холодно, а я не хотела бы сильно разряжать батареи.

При разговоре ее губы шевелились, но совсем не в такт тому, что я слышал.

"Может быть, немая, - подумал я, - а это прибор, который для них придумали?"

По специальности я был радиоинженером и долгое время занимался компьютерной техникой, но за новинками перестал следить больше десяти лет назад.

- Пойдем ко мне домой, - предложил я. - Я живу совсем рядом. Там мне и расскажешь о своих проблемах.

Она согласно кивнула головой, стряхнув с волос часть снега, и протянула мне узкую ладошку. Я снял перчатку и взял ее руку, поразившись, насколько она горяча.

- Ты вся горишь! - с тревогой сказал я. - Пошли быстрее! С такой температурой почти раздетой находиться на морозе! О чем ты думала?

- Я не больна, - прозвучало у меня под ухом. - Жар - это нормально. Но ты прав - пойдем быстрей!

Хорошо, что, когда мы подходили к подъезду, не встретили никого из соседей, иначе у них надолго бы появилась тема для сплетен и пересудов. Я снял вторую перчатку и коснулся указательным пальцем окошка считывателя. Двери разъехалась, и мы вошли. При этом я посмотрел назад: котенка не было, а брошенный мною корм кто-то раскидал ногами по всей площадке.

- Извини, - сказал я девочке. - Быстро подниматься не могу: болят колени, да и сил нет. Что поделаешь - годы. Но ты можешь подняться на третий этаж и подождать меня там.

- Нет, я с тобой! - ответила она, крепче сжав мою ладонь. - Здесь уже тепло, а я никуда не спешу.

Добравшись до своей двери, я немного отдышался, после чего набрал на замке код и опять приложил палец. Замок открылся со второй попытки, после того как я протер окошко считывателя носовым платком. Мальчишка живущих надо мной соседей периодически пачкал замок жвачкой из-за моей жалобы на громкую музыку.

- Заходи, - пригласил я девочку. - Твоя обувь снимается?

- Конечно! - она грациозно присела и что-то сделала с ботинками.

Что именно - я не понял, но они остались стоять на полу прихожей, а девочка босиком пошла в комнату, по пути с любопытством осматривая обстановку.

- Надень тапочки, - сказал я ей, показав рукой на гостевые тапки, - и посиди в комнате. Я сейчас поставлю чай и найду термометр.

- Чай это понятно, - сказала она, послушно надевая тапки, - а зачем термометр?

- У тебя температура зашкаливает! - сказал я. - Я бы вообще вызывал скорую помощь!

- Не нужно никого вызывать! - встревожилась она. - И чая не нужно. Давай сначала поговорим. Где это лучше сделать?

- Диван устроит? - спросил я, открывая дверь в гостиную. - Тогда садись и излагай! Кто, откуда и зачем! У тебя коммуникатор есть? Непонятно? Позвонить родителям, спрашиваю, можешь?

- Могу я позвонить, - грустно сказала она. - Но тогда все сразу закончится. Давай ты меня послушаешь и не будешь перебивать, а потом уже поговорим?

Я кивнул и уселся в кресло рядом с журнальным столиком. Говорила она с полчаса, и чем дольше я ее слушал, тем больше во мне крепла уверенность в том, что ее рассказ это не вымысел и не бред заболевшего ребенка, а самая настоящая правда. Через много лет, вспоминая наш разговор, я понял, что эта уверенность не была следствием моей доверчивости, мне просто как-то внушили, что все сказанное - правда.

Она была из другого мира, очень похожего на наш. Даже не так. Мир вроде был тот же самый, другой была реальность. Таких реальностей, по ее словам, у каждого мира большое, но конечное число. А те, в которых существует человеческая цивилизация, для нашего мира можно было посчитать на пальцах рук. Ее цивилизация по уровню развития обогнала нашу и погибла. Причиной гибели были работы генетиков, которые разработали и создали вирус, уничтожавший в организме человека всю патогенную микрофлору. Поначалу все было просто замечательно, и длилось это благоденствие целых тридцать лет. А потом вирус мутировал, и человечество начало гибнуть. Заразность мутанта была поразительной. Он уничтожал не только людей, но и птиц, животных и даже некоторые виды рыб. На суше не пострадали только насекомые. Отдельные развитые страны отгородились от остального мира и успели построить подземные города, куда увели несколько миллионов своих граждан. А на поверхности бушевал мор. Миллиарды людей погибли в считанные месяцы, птицы и животные продержались годы. Пожары сжигали города, добавляя запах гари к невыносимому смраду гниющей плоти. Люди в подземных городах были обречены. Созданное производство не могло прокормить всех спасшихся, поэтому они постепенно проедали взятые запасы. Предпринимались отчаянные попытки расширить производство хлореллы и грибов, но они просто не успевали. Были попытки доставить продовольствие из погибшего мира. Сделали надежные легкие скафандры, в которых можно было пребывать на поверхности, не подвергаясь заражению. Нашли и целые склады с продовольствием. Эти вылазки закончились после гибели от вируса одного из городов. Выход был найден, но не для уже живущих, а для их потомства. Был разработан новый человеческий геном, неподвластный никаким земным микроорганизмам.

- Теперь в наших тканях намного больше кремния, чем у вас, - рассказывала девочка, которая носила совсем земное имя Оля. - И температура у нас гораздо выше. Такое нельзя сделать со взрослым организмом, только с яйцеклеткой.

Все потомство в городах выращивали искусственно, меняя геном у зародышей. Одновременно с этим точно так же поменяли геном у всех спасенных видов птиц и животных. К сожалению, из сотни тысяч видов их уцелело совсем немного. Новое поколение людей могло питаться животной и растительной пищей только тогда, когда к такой пище добавляли специальные ферменты и препараты кремния, иначе со временем начинались нарушения, которые в конце концов становились необратимыми. Через полсотни лет, когда умерли последние обычные люди, а поверхность мира очистилась от большинства останков прежней жизни, вышли наружу.

- С тех пор прошло почти сто лет, - рассказывала Оля. - Нас уже больше двадцати миллионов в двух колониях. Мы легко обеспечили все свои потребности, даже продвинулись во многих науках, но...

По ее словам, многие люди стали терять интерес к жизни. Ушедший в небытие мир отцов не отпускал их детей. Тоска по полному жизни миру предков, по бесконечному разнообразию мира людей и живой природы разрушительно действовала на души. Дошло до того, что правительство даже запретило просмотр старых фильмов. А потом открыли вероятностный характер структуры мироздания и нашли возможность перемещаться из одного пласта реальностей в другой.

- Приняли очень жесткие меры, чтобы не занести заразу в другие миры, хотя исследования показали, что в пассивном виде искусственный вирус за прошедшие полтора века давно погиб.

- И ваши ученые отправляют в другие реальности маленьких девочек? - с ехидством спросил я.

- Туда уже давно никого не отправляют, - сказала она. - Мы нашли такую реальность, в которой вообще нет людей, и туда переселяемся. Там богатая жизнь, хотя нам приходится жить на добавках. На будущее есть план вернуть прежний геном следующим поколениям.

- А почему вы все-таки прекратили исследования? - спросил я.

- Бессмысленно! - горько сказала она. - Как только люди начинают творить искусственную жизнь, они рано или поздно губят свою. Мы нашли несколько таких миров-могильников, остальные движутся по тому же пути. Взрослые говорят, что нам еще повезло, но если бы ты знал, как у нас тоскливо! Людей мало, и они стараются собраться вместе. И все похожи друг на друга. Не внешне, хотя и внешне тоже. Мне в школе с другими просто не о чем говорить!

- И другие так же думают, или это только ты такая?

- Это проявляется у всех, но по-разному. У кого-то сильнее, у кого-то, наоборот, меньше.

- А у тебя, значит, настолько сильно, что ты взяла и сбежала?

- Я вернусь, - пообещала она. - Можно я у тебя немного побуду? Поговорю, попью чаю, посмотрю чего-нибудь... Скажи, а вы еще не вывели какой-нибудь дряни?

- Вывели, - мрачно сказал я. - Не вирусы, как у вас, а бактерии. Должны были есть нефть, а жрут любой животный белок. И как их убить никто не знает. Не вскипятишь же океаны. Эта дрянь и рыб ест.

- А как ею заражаются?

- Через повреждения кожи. Если попадет в рот, то, наверное, тоже заболеешь. Я читал, что ее могут переносить дожди, хотя часть ученых в это не верит.

- Вы будете долго умирать, - сделала она вывод.

- Это утешает, - согласился я. - Послушай, а переместиться в прошлое нельзя?

- Не-а, - помотала она головой. - Время обратимо только на квантовом уровне. Ни одно материальное тело нельзя отправить в прошлое, только личность.

- Как это? - не понял я.

- У человека есть душа, и есть личность, - начала она мне объяснять. - Душа это сущность, которая остается и после смерти тела, а личность создается всю жизнь и разрушается после смерти. Но личность - это информация, сформированная на квантовом уровне, поэтому ее вполне можно отправить в прошлое. Только прицепиться она сможет к своей душе и своему телу. Понимаешь? Если отправить твою, то в прошлом возникнешь ты, а в каком возрасте это произойдет, я не знаю. Физики могут все просчитать, но я не физик. Я и узнала-то об этом случайно, потому что слышала разговор отца с одним... неважно. Отец сказал, что отправлять кого-то таким образом слишком рискованно. Может произойти замещение нашей реальности, в которой спаслась часть человечества, на ту, в которой, не выживет никто. А в то, что такие работы можно будет повсеместно запретить, он не верит.

- А это очень тяжело сделать? - спросил я.

- Хочешь вернуться и предотвратить катастрофу? - спросила Оля.

- Прежде всего, хочу просто вернуться, а с катастрофой...

- Учти, что личность не копируется, - предупредила она. - Она переносится, а это значит, что здесь ты умрешь.

- Этим меня не напугаешь, - усмехнулся я. - Несмотря на старческую немощь, я не потерял желания жить, но чувствую, что мое время на исходе. Мне же не придется убивать себя самому?

- Нет, конечно! - удивленно сказала Оля. - Тебя никто не будет убивать. Смерть наступает в результате самого переноса. Но подробностей я не знаю. Со мной универсальный модуль, который я сперла из лаборатории отца. Это экспериментальная модель, в других такой функции вообще нет, да и этот модуль предназначен к ликвидации.

- А ты сумеешь им воспользоваться?

- А чего там уметь? - сказала она пренебрежительно. - Думаешь, я разбираюсь в вероятностях? Чтобы запустить уже готовую программу, большого ума не надо. Только я это могу сделать перед самым возвращением. А пока, ты мне, кажется, обещал чай?

- У меня к чаю только вафли, - сказал я, разливая чай по чашкам. - Не знаешь, что такое вафли? Ну это такая вкусная гадость.

- Если вкусная, тогда давай! - сказала Оля. - Сейчас только выпью капсулу. Ммм! Действительно вкусно! С собой дашь?

- Возьмешь кулек на столе, - сказал я. - Можешь вообще забирать себе все, что понравится.

- Если ты думаешь, что я здесь буду после тебя расхаживать и что-то выбирать, то зря, - сказала она. - С твоим исчезновением эта реальность заменится другой, поэтому я отсюда унесу ноги раньше тебя. В новой реальности меня просто не станет.

- Жаль, что сейчас в моих мозгах ничего не держится, - сказал я, - иначе я бы многое освежил в памяти, что может оказаться полезным.

- Об этом не беспокойся! - махнула рукой Оля. - Память при наложении личностей будет прекрасной. Вспомнишь все, или почти все, что было в жизни. Наверное, это интересно, когда мальчишка становится взрослым мужчиной. Только имей в виду, что детское тело и личность ребенка тоже подействуют на твое сознание. И это хорошо, а то старик в детском теле - это страшно. Я вижу, что тебе не терпится. Жаль, я бы у тебя еще здесь побыла. Но ты прав: если меня хватятся, найти модуль будет нетрудно. В каждом из них есть что-то вроде маяка. А если найдут, то накостыляют по шее, а ты уже никуда не попадешь. Давай сюда вафли, и пойдем в комнату. Тебе лучше лечь.

Мы прошли в гостиную, где я улегся на диван.

- Готов? - спросила девочка и, получив утвердительный кивок, что-то покрутила на запястье. Вокруг ее тела возник туманный диск, который на глазах уплотнялся, становясь материальным.

- Прощай! - сказала Оля. - Удачи!

Она исчезла, и вместе с ней исчез весь мир.

Сознание вернулось скачком. Я опять лежал, но теперь вместо пластика на потолке была обычная побелка. Было непривычно тихо из-за того, что впервые за последние тридцать с чем-то лет не шумело в ушах. Раньше трудно было найти такую часть тела, которая бы у меня не болела, сейчас никакой боли не было совсем! Я перевернулся набок и осмотрел комнату. Она была знакома до мельчайших деталей, и одновременно воспринималась, как что-то давным-давно забытое. Я откинул легкое одеяло и осмотрел худое мальчишеское тело. Сколько же мне лет? Еще не до конца веря своим глазам, я встал с кровати и подошел к висевшему на одежном шкафу зеркалу. В седьмом классе у меня начали клочьями выпадать волосы, но сейчас на голове красовалась шикарная шевелюра. В окно было видно, что на улице или лето, или начало осени. Судя по всему, сейчас шестьдесят четвертый год, и мне исполнится четырнадцать только в ноябре! Внезапно я до конца осознал, что случилось, и мне стало страшно. За дверью комнаты меня ждал исчезнувший мир детства, там были живы давно похороненные мною родители! Меня так затрясло, что с трудом удалось добраться до кровати. Не знаю, сколько это продолжалось, но постепенно мандраж прошел. Встав, я натянул трико и принялся осматривать комнату. Первым делом посмотрел на механический будильник на столе. Он тикал и показывал половину седьмого. Еще раз выглянув в окно, я увидел, что солнце только начало выползать из-за крыши штаба. Значит, сейчас утро и, наверное, воскресение, иначе мама уже готовила бы отцу завтрак. Я осмотрел свою книжную полку, заранее зная, что на ней увижу. Казанцев, Беляев, несколько книг Стругацких и Уэллс. Ольга была права насчет памяти: я читал эти книги сорок лет назад, но сейчас мог пересказать их дословно. Так, новых учебников еще нет, и портфель пуст, значит, все-таки лето, и я почему-то уверен, что оно уже идет к концу. Просыпается память ребенка? Неплохо бы вспомнить все, что помнит он, иначе родители могут подумать черт знает что. Да, в квартире еще должна быть сестра, которая в этом году жила с нами! Лучше пока все спят полежать и подумать. Итак, перенос получился, и я получил вторую жизнь. И что теперь? Воспользоваться этим и прожить эту жизнь гораздо лучше той? Это я мог запросто. Знание всего того, что случится в мире за семьдесят лет, мое образование и огромный запас пока неизвестных никому открытий и технологий... Мне нет больше необходимости поступать в техникум, а это экономия в два года. Да и учеба в институте дастся без труда. Еще и закончу его экстерном на год-два раньше. Я не поехал в аспирантуру, когда посылали, теперь можно поехать. С моей теперешней памятью и знаниями не проблема сдать кандидатский минимум и защитить диссертацию. А за кандидатской может последовать докторская. И развал Союза не застанет врасплох, у меня не будет проблемы подкатить к тем, кто потом встанет у руля. Со всех сторон масса плюсов и только один минус, который делает для меня все остальное неважным. Ничего не изменится, и в положенный срок все рухнет в тартарары! Как можно любить женщину и растить детей, зная какая им уготована судьба? Влезть со своими знаниями и попробовать все переиграть? Можно, но велика вероятность, что капитально настучат по голове. Это если ее вообще на фиг не оторвут. В середине октября у руля государства станет Брежнев. К этому человеку у меня в юности было однозначно отрицательное отношение. В последние годы его правления мы его между собой часто называли бровастой сволочью. Вот что значит судить о человеке по внешним проявлениям. Много позже я узнал о нем такое, что сильно изменило мое мнение. Его огромное трудолюбие и работоспособность внушали уважение, как и заслуги в области обороны. Чрезмерное честолюбие и любовь к наградам - это мелочи, судить нужно не по ним. И за власть он, оказывается, в последние годы совсем не держался и дважды просил Политбюро его освободить. Виновата система тотального подхалимажа и старение партийной верхушки. Я не идеализировал этого человека. Ангелов в ЦК не было. Одна история того, как он расправился с человеком, который его выдвигал и собирался сделать своим преемником, говорит о многом. Но ставку в любом случае придется делать на него. И сделать все нужно так, чтобы как можно дольше остаться в тени, а лучше вообще из нее не выходить. Кое-какие мысли на этот счет у меня были. Но с этим телом нужно было что-то делать. Я в школе и в техникуме не занимался спортом и был хиляком, а йогой и спортом занялся только в конце учебы в институте. Придется заняться всем этим сейчас, и сделать это так, чтобы не всполошить родителей. Черт, почему не просыпается память мальчишки? Хоть убей, не помню, что было в предшествующие дни и вообще этим летом. Придется хитрить и по крупицам вытягивать эти знания из родителей и сестры. Единственное, что я помнил, это то, что в отпуск мы никуда не ездили.

За дверью заскрипела тахта, и послышались легкие удаляющиеся шаги. Мама встала и пошла на кухню. Ну что же, пора вставать и мне. Я быстро застелил кровать, надел рубашку и, глубоко вздохнув, открыл дверь в большую комнату.

 

Глава 2

 

 

23 августа 1964 года, один из белорусских военных городков

 

Обычно отец вставал рано, но сейчас он еще спал. Наверное, вымотался на службе и теперь отсыпается. Я стоял и смотрел на его спокойное лицо, испытывая... Я даже самому себе не смог бы объяснить, что в тот момент чувствовал. Отец сильно любил меня всю жизнь, и я отвечал ему тем же. Я не помню, чтобы он хоть раз меня ударил, хотя поводов для этого было достаточно. Мой отец был трудягой. Трудно было сказать, чего он не умел делать. Он научил мать готовить пищу и заготовки на зиму, мог пошить брюки или шапку, починить обувь и сделать по дому любую работу. Он занимался фотографией еще на стеклянных пластинках и сам делал в ванной комнате зеркала. Родом отец был из крестьянской семьи и после окончания семи классов работал киномехаником в райцентре, а потом помощником редактора районной газеты. Когда началась война, подал заявление об отправке на фронт и попал на краткосрочные офицерские курсы. Всю войну провел в войсках ПВО, где встретился с матерью, которая тоже пошла добровольцем и дослужилась до звания старшего сержанта. Войну они закончили в Кёнигсберге и вскоре поженились. Отца, в отличие от многих других, после войны не выперли из армии, а отправили на курсы при каком-то училище. С таким куцым образованием он дослужился до звания майора и занимал должность начальника связи полка, сделав свою службу лучшей во всем округе. Я перевел взгляд в угол комнаты. Там стояла высокая тумба из декоративной фанеры с экраном телевизора. Это было творение отца, которое у нас в семье называли комбайном. Он сам сделал телевизор, радиоприемник и проигрыватель грампластинок, запихнув все это в один корпус. Это был его второй телевизор. Первый, который он сделал шесть лет назад, когда и телевизоры были редкостью, три года спустя подарили родителям матери. Я был специалистом и прекрасно представлял, как сложно настроить пусть даже черно-белый самодельный телевизор с помощью обыкновенного тестера. Я бы со своим институтским образованием этого сделать не смог. Отец прожил долгую жизнь и умер позже матери. Умирал он полгода и за это время измучился сам и измучил всех нас. В то время я жил только его проблемами. Когда отцу становилось лучше, у меня повышалось настроение, а когда ему становилось плохо, плохо было и мне. А потом его не стало. Когда он умер, я был на работе, и о его смерти мне сообщил по телефону старший сын. В тот день мы ничего не успели сделать для похорон. Отца положили на стол, и я всю ночь просидел рядом. За окнами громыхала гроза, и вспышки молний освещали его разгладившееся и ставшее спокойным лицо. Дождь барабанил в окна, казалось, природа оплакивает его уход из жизни. Я тогда так почему-то и не заплакал, несмотря на всю свою боль и тоску. А теперь он лежит в одной комнате со мной, и мне страшно, что все это может оказаться только сном или бредом! Надо было срочно успокоиться, а то еще грохнусь в обморок. Стараясь не шуметь, я сходил в ванную комнату и умылся. Стало заметно легче, и я решил зайти на кухню. Мама стояла у стола и чистила картошку.

- Чего это ты так рано вскочил? - спросила она, заставив вздрогнуть от звука ее голоса. - То даже в школу нужно из кровати вытаскивать трактором, а то встаешь ни свет ни заря в выходной день? Куда-то собрался?

- Пройдусь по воздуху, пока ты готовишь завтрак, - ответил я, поедая ее глазами.

Такого потрясения, как при виде отца, я не испытал, но равнодушным вид живой и молодой мамы меня не оставил. К счастью, она стояла в пол-оборота ко мне и смотрела не на меня, а на картошку.

- Надень что-нибудь, - сказала она. - Уже по утрам прохладно. И дверью не хлопай, а то разбудишь отца. Он вчера поздно пришел со службы, так что пусть подольше поспит. И надолго не уходи, скоро будем завтракать.

В городке нашего полка была одна единственная улица из трех стоявших в линию пятиэтажных домов. Мы жили на первом этаже среднего из них. Рядом за забором располагался наш полк ПВО, который прикрывал Минск. С наружной стороны ограды стоял небольшой одноэтажный дом, поделенный пополам на продовольственный магазин и библиотеку. Сразу же за КПП располагался штаб, а за ним - казарма, столовая и все прочее хозяйство. Позиции ракет были укрыты в лесу, который тянулся во все стороны на десятки километров. Наши дома для чего-то тоже огородили дощатым забором. Смысла я в нем не видел, поскольку въезд в городок по бетонке был совершенно свободным и никем не контролировался. Сразу же за этим забором был построен шикарный по тем временам Дом офицеров. Его большое двухэтажное здание имело кинотеатр, спортивный зал, библиотеку и еще много всего, во что я не вникал за ненадобностью. Конечно, построили его не только для нас. Рядом с городком нашего полка находился городок большой воинской части, которой командовал генерал Алферов. Одна из его дочерей училась в моем классе. Этот городок у нас почему-то носил название "рабочего" и был раз в пять больше нашего. Школа находилась на его территории, но была всего в сотне метров от моего дома. Въезд в "рабочий" городок охранялся, но перелезть через забор ничего не стоило, что многие и делали. Всем школьникам даже оформили документы с фотографией и печатью части, но до их КПП надо было идти триста метров, а дыра в заборе была рядом. В это место, где отсутствовала пара досок, я сейчас и протиснулся.

Еще в той жизни, пока не постарел, я лелеял мысль однажды сюда приехать. Пройтись по большому пустырю за школой, где мы на физкультуре занимались бегом и прыжками, зайти в двухэтажное здание, построенное в виде буквы "п", и посмотреть на свою классную комнату. Кабинеты у нас были только по физике, химии и биологии, все остальные занятия, кроме физкультуры, шли в ней. Сейчас я мог бы осуществить ту мечту, но не стал. Через несколько дней я пойду туда учиться, и все очарование быстро уйдет. Мечты и проза жизни сочетаются слабо. Я вернулся на свою сторону забора и решил пробежаться к стадиону. Бег в моих планах занимал не последнее место, и я был уверен, что с телом придется долго помучиться, прежде чем за эти планы можно будет браться. Я вышел на бетонку и побежал к выходу из городка. На выходе дорога поворачивала налево и шла мимо Дома офицеров к стадиону и дальше в сторону железнодорожной станции. Хватило меня только до поворота. Начало колоть в боку, и пришлось перейти с бега на шаг. Стадион, как и все здесь, был рядом. Какой шутник и для какой надобности соорудил его здесь, у нас не знал никто. Стадион не просто построили на ровном месте, а использовали брошенный котлован. На моей памяти на нем не проводилось никаких состязаний, но мы, я имею в виду мальчишек, его все-таки использовали, хоть и не по прямому назначению. Зимой в чашу стадиона сдувало снег со всей прилегающей территории, засыпая ее почти до самого верха. Когда снег слегка слеживался, мы любили, разбежавшись, нырять в него рыбкой, а потом выбираться обратно. Естественно, весной вся эта издырявленная нашими телами масса снега таяла, и последняя вода исчезала только к началу лета.

Не помню, чтобы я в своем детстве видел хоть одного человека бежавшего не по делу, а просто так. Не было тогда принято бегать ради здоровья. А если начну бегать я, точно некоторые скажут, что чокнулся. А не скажут, так подумают. Я подошел к одной из нескольких отлитых из бетона лестниц для спуска, но спускаться не стал. Наверное, приятней будет бегать по лесу. Помимо бетонки к железнодорожной станции шла неширокая лесная дорога, которой и пользовались, чтобы добраться до поезда, или школьники из поселка возле станции. Своей школы там не было, и они ходили учиться в нашу. Прогулка подействовала на меня как-то странно. Волнение никуда не делось, но страх ушел, сменившись щенячьим восторгом. Мне опять хотелось бежать и дурачиться. Даже хилое молодое тело это не тело старой развалины, которое я помнил еще слишком хорошо. Трудно было думать о чем-то серьезном из-за охватившего душу восторга, я и не думал, отложив все дела на потом. Интересно, чьи это чувства, мои или ребенка? Никаких других признаков нашего слияния я не чувствовал. Во всяком случае, памятью он со мной делиться не спешил. Я решил, что для первого раза нагулялся достаточно и пора возвращаться. Дома уже никто не спал, а из кухни доносился одуряющий запах жареной картошки и грибов. Маму я встретил в коридоре.

- Наконец-то! - сказала она. - Быстро мой руки и за стол.

- Грибы! - обрадовался я. - Пахнут-то как! Откуда они?

- Ты что, заболел? - спросила мама, посмотрев на меня с тревогой. - Или это у тебя такая дурацкая шутка? Сам же вчера притащил подосиновики.

- Шутка! - сказал я, сбежав от нее в ванную комнату. - Сейчас приду.

После ее слов я вспомнил, что в этом году во второй половине лета было много дождей, и мы собирали грибы даже в начале сентября. Надо же было так проколоться! Нужно будет меньше болтать и больше слушать.

На кухне за столом уже сидели отец с сестрой.

- Куда это ты бегал? - спросила сестра. - Наверное, узнавать, не приехала ли зазноба?

- Оставь его, Таня! - сказала мама, заходя следом за мной на кухню. - Давайте, ешьте, а я сяду после вас.

Сидеть вчетвером за кухонным столом было тесно, поэтому она сначала кормила нас, а потом садилась есть сама. Вопрос сестры о зазнобе всколыхнул память, и я вспомнил, что Лена Цыбушкина, в которую я был влюблен уже три года, уехала по путевке в Артек. Почему-то вспомнился сюжет из "Ералаша", где на Совете дружины пропесочивали влюбленного пионера. Это когда говорили, что как целовать, так отличниц. Я фыркнул.

- Чему радуемся? - спросил отец, накладывая себе картошки.

- Жизни, - ответил я, занявшись тем же самым.

От кухонных запахов я начал захлебываться слюной.

- Полезное занятие, - одобрил он. - Сходил бы ты еще пару раз за грибами, пока они есть, и не начались занятия. А то свежих уже долго не увидим, а у сушеных совсем не тот вкус. Я бы составил тебе компанию, но нужно помочь матери.

- Обязательно, - с полным ртом ответил я. - Хоть и вредно, но вкусно!

- Это что же там вредно? - спросила мама. - Грибы, что ли? Так ведь сам принес.

- Жареное вредно, - машинально пояснил я, занятый поеданием завтрака. - Сплошные канцерогены. А на подсолнечном масле вообще ничего жарить нельзя.

- Откуда взял такие слова? - сказала недовольная мама. - Я вам на все сливочного масла не наберусь. Если все на нем готовить, никакой зарплаты не хватит. И чем плохо подсолнечное? Всегда ел, а сейчас вдруг стало вредным!

- Статью читал об онкологии, - начал выпутываться я. - По-моему, в каком-то журнале в библиотеке. Там пишут, что жареное вообще вредно, а когда жарят на подсолнечном масле, вредно вдвойне, потому что при жарке оно превращается в олифу и гробит печень.

- То, что жареное вредно, мы знаем и без твоего журнала, - сказал отец, макая хлебом остатки масла. - Но вредно будет, если его есть каждый день, а вы губу на жареную картошку не раскатывайте. Картофеля два мешка на всю зиму. Это матери только на борщи и супы. К грибам можно будет еще пару раз пожарить, а потом перейдем на каши и макароны. А скоро мой отец будет колоть кабана и пришлет сала. На сале я вам тоже несколько раз пожарю. Пальчики оближите, и никакой олифы в нем нет.

- Пусть отказывается, - ехидно сказала Танька. - Мне же больше достанется! Хоть что-то он не сожрет!

Это она намекнула на то, что я, как младший в семье, объедал ее в тех нечастых случаях, когда нам доставались какие-нибудь вкусности. Я намек проигнорировал, но мама сделала ей замечание.

- Не ожидала от тебя таких грубых слов! - сказала она. - Да еще в адрес брата!

- Я не обиделся, - примирительно сказал я. - Как можно обижаться на любимую сестру? Спасибо, мама, все было очень вкусно!

Я встал и пошел мыть руки, проигнорировав удивление матери и вытаращившуюся на меня сестру. Все равно у меня не получится быть прежним, так что пусть понемногу привыкают к моим странностям. В конце концов, у меня переломный возраст.

В свою комнату я не пошел. Если бы я это сделал, мама почти наверняка, поев и помыв посуду, явилась бы ко мне допытываться, все ли у меня в порядке. Чтобы избежать объяснений, я вышел на улицу, пытаясь вспомнить, кого из ребят я в той реальности увидел до школы. Наверное, таких встреч не было, потому что все мои друзья приехали в последние дни августа. Кое-кого из девчонок из "рабочего" городка я тогда видел, но самому к ним подойти и завязать разговор... В школе - дело другое, а так... Слава богу, от прежней стеснительности не осталось и следа. Раз нет друзей, пойду искать девчонок. Я вернулся в квартиру и, пока мама возилась на кухне, поменял трико на более приличные брюки и попробовал расчесать волосы. В детстве я из-за волос пережил немало огорчений. Они у меня были материнские, густые и слегка вьющиеся. Все попытки сделать одну из нравившихся мне причесок ни к чему не привели. В конце шестого класса я даже пропустил день занятий из-за неудачной попытки уложить волосы назад. Я помыл голову, расчесал волосы в нужном направлении и туго завязал косынку. Когда я ее утром развязал, не смог сдержать слез: все волосы встали дыбом! Я просто не успевал их помыть и высушить еще раз, а идти с мокрой головой в середине апреля... Меня все пожалели, даже сестра отсмеялась тогда, когда думала, что я этого не замечу. Сейчас я несколько раз провел расческой по своей шевелюре и остался доволен. Было бы из-за чего терзаться! Очень красиво, не у всякой девчонки такие. Уже потеплело, поэтому я решил ограничиться рубашкой. Дополнив свой наряд туфлями, которые купили к школе, я вышел из дома и пошел к дыре в заборе. Хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь из одноклассников и посмотреть, как они на меня будут реагировать. Да и соскучился я по ним за лето. А я другой - так за все семьдесят лет.

Идти пришлось через территорию школы, и я не удержался и обошел ее вокруг. В школьной ограде были две калитки. Выйдя в одну из них, я направился к двухэтажным домам, где жили почти все девчонки нашего класса, в том числе и моя первая любовь. Повезло только в третьем дворе, где на лавочке о чем-то разговаривали Ольга Орленко и Ира Алферова. Увидев меня, они замолчали. Ира была самой крупной девочкой в классе, а у Оли была хорошая фигура и прекрасные светлые волосы, но ее внешность портили крупные черты лица. Когда я выбирал себе даму сердца, они в списках претенденток не значились.

- Привет, девочки! - поздоровался я. - Прекрасно выглядите! К школе морально подготовились?

В ответ на меня уставились две пары широко открытых глаз.

- Что я такого сказал, что вы так удивились? - спросил я, садясь между ними. - Разрешите присесть рядом? Не бойтесь, я не кусаюсь.

- Что с тобой, Ищенко? - спросила Оля. - Не заболел?

- Что, так плохо выгляжу? - спросил я глядя в глаза смутившейся Ольге. - Так я вроде смотрелся в зеркало и дефектов не нашел. И что у вас за дурацкая манера всех звать по фамилиям? Учителя - ладно, у них мы везде проходим пофамильно, а мы с вами школьные друзья. За четыре года в одном классе не запомнить имени... Точно говорят про девичью память, что она короткая.

- Выглядишь ты нормально, - пришла на помощь подруге Ира. - Ты себя ведешь ненормально.

- Ну вот! - я сделал вид, что обиделся. - Уже ни с того, ни с сего записали в ненормальные. Злые вы, уйду я от вас! Не знаете, приехали Черзарова или Цыбушкина?

- А зачем они тебе? - спросила Оля. - Решился, наконец, подкатиться к Ленке?

- А тебе-то что? - вопросом на вопрос ответил я. - Кого хочу, того и люблю!

Я всегда думал, что выражение "круглые глаза" это метафора. Теперь я мог наблюдать воочию две такие пары.

- Опять удивились, - засмеялся я. - Я вам, кстати, о своей любви абсолютно ничего не сказал, даже того, что она есть. А то разнесете небылицы, а мне потом уличать вас во лжи. Люся с Леной мне были нужны просто для разговора, раз его с вами не получилось. Они у нас умницы и отличницы, поэтому с ними я бы общий язык нашел.

- Нет их, - ответила Ира. - Ленка из Артека уехала не домой, а к бабушке. За ней должна была заехать мать. А Люся с родителями сегодня уехала в Минск. Так что не с кем тебе разговаривать, Геночка!

- Здорово! - сказал я, опять садясь на лавочку. - Как заговорил о других женщинах, так даже имя вспомнили, да еще его ласкательный вариант.

- Ты шутишь? - догадалась Ира.

- Наконец-то, дошло! - сказал я. - Я это лето вообще один провел. До школы осталась только неделя, а никто не думает приезжать. Я все дворы обошел и, кроме вас, никого не нашел. Изнываю, понимаете, от жажды общения, а меня заносят в ненормальные.

- Я не то имела в виду, - запротестовала Ольга. - Не ты ненормальный, а ведешь себя не так, как всегда. И разговор у тебя какой-то взрослый. Как будто мой отец говорит. Мне поначалу даже стало страшно! Была бы одна, наверное, убежала бы.

- Ну, извините, - сказал я. - Захотелось немного пошутить.

- Я тебя приглашаю на свой день рождения, - неожиданно сказала Ира. - Придешь?

- А когда он? - спросил я.

- В середине декабря.

- Если доживу, и ты не отменишь приглашения, обязательно приду, - пообещал я. - А кто вообще будет?

- Оля будет, - сказала Ира. - Твои Лена с Люсей, а из девочек еще Света Зимина. Из мальчишек, кроме тебя, точно будет только Сашка Широчин. У нас есть магнитофон, есть даже гитара. Потанцуем. Если не умеешь, научим.

- Так танцевать, как сейчас танцуют, я умею, - ответил я. - Вот вальс так и не выучил, сколько...

Вовремя я заткнулся. Еще немного, и я бы им сказал, что так и не научился танцевать вальс, сколько меня жена ни учила. Тогда бы они точно дернули со скамейки, причем обе. Что со мной творится? Откуда этот словесный понос? Неужели это то, о чем говорила Ольга из другой реальности? Проснулся мальчишка и, радуясь новым возможностям, отрывается по полной программе?

- Что ты замолчал? - спросила Ольга.

- А кто умеет играть на гитаре? - перевел я разговор на другое.

- Гитара отца, - пояснила Ира. - Сашка говорил, что умеет, но я его уже проверила. Бренчать он умеет, а не играть. Может быть, ты умеешь?

- Нет, я только на пианино! - ответил я, вызвав дружный смех.

Зря, между прочим, смеются. Когда я после института отрабатывал три года в Перми, загорелся желанием сделать себе клавишный электронно-музыкальный инструмент. Микросхем у меня тогда не было, а на транзисторах получилось очень сложно. Звучание было изумительное, особенно с аккордами, но из-за наводок шел изрядный музыкальный шум. То ли из-за него, то ли из-за того, что у меня пропал запал, но за полгода я разучил с десяток мелодий одним пальцем и одну обеими руками, на чем все и закончилось. К своему удивлению, я обнаружил, что прекрасно помню все разученное. Пианино, которое купили сестре, уже несколько месяцев стояло без пользы, и родители начали разговоры о том, чтобы его продать. Стоило брать деньги в кассе взаимопомощи, а потом больше года их выплачивать? Надо будет выбрать время, когда все разбегутся, и попробовать сыграть запомнившееся.

- За грибами сходить не хотите? - спросил я девчонок.

- А разве они еще есть? - спросила Оля.

- Вчера я набрал почти полную корзину, - ответил я. - Причем мелочь не брал. К завтрашнему дню должны вырасти. Вряд ли туда сейчас кого-нибудь занесет.

- Можно, - неуверенно сказала Оля. - Это далеко?

- С полчаса ходьбы, - ответил я. - Часа за три обернемся. Давайте встретимся у ворот завтра в десять. Ладно, я пойду. Спасибо за компанию.

Не знаю, о чем они говорили до моего прихода, но в том, что сейчас стану темой их разговора, был уверен. Ну и пусть болтают и расскажут о моих странностях другим, мне же лучше. А Ирку во мне что-то заинтересовало. Я вспомнил, что и в той реальности она приглашала на свой день рождения нас с Сашкой. Что же я ей тогда принес в подарок? Надо будет попытаться вспомнить, чтобы вторично не ломать голову.

Я был почти рядом с воротами, поэтому решил не лезть через забор, а пройти через проходную и на обратном пути зайти в Дом офицеров посмотреть, какой сегодня будет фильм. Я прошел через вертушку, не вызвав у дежурных никакой реакции. На детей они никогда не реагировали, зачем тогда, спрашивается, делали им документы? Вдоль забора снаружи была заасфальтированная пешеходная дорожка. До нашего забора она не доходила и сворачивала как раз к Дому офицеров. Сегодня и на дневном, и на вечернем сеансах показывали "Человека-амфибию". Тратить двадцать пять копеек на фильм, который я за свою жизнь просмотрел два десятка раз, не хотелось. Мне еще нужны будут деньги на покупку общих тетрадей для моих планов. Хоть мы расплатились за пианино, и на репетитора для занятий музыкой деньги больше не уходят, их все равно на все не хватало, потому что мама каждый месяц старалась что-то отложить на летний отпуск. Тяжело будет привыкать к экономии, когда привык себе ни в чем не отказывать.

Когда я пришел домой, там была только мама.

- А где все? - спросил я ее.

- Таня побежала к кому-то из подруг, а отцу позвонил из штаба дежурный. Сказал, что скоро придет.

Знал я это "скоро". В лучшем случае отец вернется к обеду.

- Даже в выходной не дают отдохнуть, - недовольно сказал я. - Он хоть успел тебе сделать то, что хотел? А то я мог бы помочь.

- Ничего не нужно, спасибо, - отказалась мама и как-то странно на меня посмотрела. - Все уже сделали. Я тебе не нужна? Тогда я ненадолго схожу к Кулешовым.

Я поморщился, но промолчал. Плохо, когда у женщины нет работы, и дети уже подросли. Свободного времени много, и его начинают убивать. Мать его убивала в компании Нины Кулешовой или Нади Платоновой. Эти жены офицеров, как и большинство остальных, тоже не нашли себе работы и маялись от безделья. Как я узнал позже, их посиделки сопровождались употреблением сигарет, а иной раз женщины пропускали и по рюмке водки. Уже на гражданке у отца из-за этого с мамой были проблемы.

Оставшись один, я подошел к пианино, откинул крышку, сел на стул и положил руки на клавиши. Единственная мелодия, которую я выучил с аккордами была песней из кинофильма "Три дня в Москве".

- Ты говоришь мне о любви, а разговор напрасно начат...

Слух у меня был неплохой, сыграл я тоже хорошо, вот только голос... Ну да это можно поправить. Зря я, что ли, столько лет занимался йогой? Мантра-йогой не так уж сложно сделать голос и сильнее, и улучшить его тембр и благозвучность. Вопрос только в том, где этим заниматься. Если я начну часами тянуть мантру, пусть даже и не в позе лотоса, которую я в свое время так и не осилил, у родителей поедет крыша. Ладно, позже что-нибудь придумаю. Я закрыл пианино и пошел в свою комнату отжиматься. На шестом отжимании я сдох. Все, с сегодняшнего дня начинаю тренировки. Главное это не перестараться и не потянуть мышцы. Переодевшись в домашнее, я приступил к ревизии своих личных вещей. Боже, какой только ерунды у меня не было! Почти все найденное отправилось в мусорное ведро, которое я тут же вынес в ящик. А ведь для того мальчишки, которого я заменил, весь этот хлам имел ценность. Вздохнув, я еще раз пересчитал найденную мелочь. Всего оказалось пятьдесят три копейки. Тетрадь, насколько я помнил, стоила сорок четыре копейки, так что на одну у меня денег хватало, а потом их придется выпрашивать у родителей. Я улегся на застеленную кровать и стал размышлять о том, что мне делать с самим собой и в какой последовательности. Вскоре пришла сестра, и я решил, что неплохо бы мне у нее научиться танцевать. Если подумать, очень полезное умение. Сейчас мне от него будет мало толку, но в будущем может пригодиться, а сестры рядом не будет. Сейчас Таня училась в десятом классе и в семье жила последний год. Она великолепно танцевала и была постоянной участницей самодеятельного танцевального ансамбля, который на вполне приличном уровне немало выступал в разных воинских частях. Я привык к внешности сестры и не обращал внимания на то, что она красивая девушка.

- Тань, научи танцевать вальс! - попросил я. - Мечтаю кружиться в вихре вальса.

- С кем? - ехидно спросила сестра. - И потом, у тебя совсем нет способностей к танцам! Два года назад я тебя уже пыталась научить танцевать вальс. И толку? Ты со своей Леночкой просто пробежался по залу!

Было такое. На новогодний бал-маскарад, который устроили в школьном спортзале, у меня был костюм то ли Марса, то ли просто римского война. Лена пришла на бал в костюме Снежной королевы. Наши костюмы были признаны лучшими, поэтому нам предложили станцевать вальс, что мы и сделали. Лена танцевала, а я держал ее за талию и крутился следом, мечтая только о том, чтобы не отдавить ей ноги. До бала я тоже подкатил к сестре с просьбой научить танцевать вальс, но она без толку промучилась со мной пару часов и признала безнадежным. Более поздние попытки жены тоже успехом не увенчались: проклятый вальс мне не давался. Я очень надеялся, что сейчас с моей новой великолепной памятью я все-таки допилю этот танец.

- Ну не будь врединой, - начал я канючить. - Что тебе стоит? Если не получится, больше никогда с этим не подойду.

Вальс я, к великому удивлению сестры, выучил за полчаса. И чего в нем, спрашивается, было такого, что я мучился? В сущности, очень простой танец.

К обеду вся семья собралась дома. Поев вкусный борщ с говядиной, я отказался от второго, на которое была котлета с перловкой. Есть не хотелось, тем более перловку, которую я тихо ненавидел. Отбившись от матери, я опять ушел гулять. Взвинченное состояние мало-помалу сменилось более спокойным, и я мог нормально обдумывать уже случившееся и то, что буду делать дальше. Проблем со школой не ожидалось. Я не собирался скрывать свои знания и подстраиваться под слабого хорошиста, каким числился в классе, но и быть местной Алисой Селезневой тоже не было ни малейшего желания. Единственным опасным моментом был английский язык. Я его учил черт-те сколько, но так и не выучил. Четыре класса в школе и шесть в институте. В моем личном институтском словаре числилось больше трех тысяч выученных слов. Через год после окончания института я помнил их в лучшем случае три сотни. Уже гораздо позже, когда я оформил загранпаспорт и решил проехаться по заграницам, я проштудировал больше половины англо-русского разговорника. Месяц спустя я смог вспомнить сущую ерунду. И ведь не скажешь, что такая уж плохая память, но иностранные языки мне не давались. Оказывается, ничего не забылось, и сейчас я мог свободно пользоваться огромным словарным запасом. Это было здорово, но таило и опасность. Человек может по каким-то причинам за три месяца резко поменять свое поведение, и это, безусловно, вызовет интерес знавших его людей. Но если семиклассник за лето выучит английский, простым интересом он не отделается. Оно мне нужно? А тут еще затаившаяся во мне часть мальчишки подталкивает пошалить, блеснуть знаниями и удивить окружающих. Надеюсь, мне с этим удастся справиться.

Нагулявшись, я пришел домой и спросил отца, где вчерашняя газета.

- Я ее просмотрел, так что, наверное, в туалете, - ответил он, оторвавшись от телевизора.

- Охота тебе такое слушать? - спросил я, глядя на экран, с которого неслось визгливое: "Ах, Самара-городок, беспокойная я..."

- Кроме этого есть и хорошие песни, - ответил он. - Когда тебя не было, пел Магомаев, а до того - Хиль. Не прикручивать же каждый раз звук, если тебе что-нибудь не нравится. Раз передают, значит кому-то нравится и это. После концерта будут мультфильмы. Садись, это уже через десять минут.

- Спасибо, не хочется, - ответил я, заработав удивленный взгляд отца. - Что-то захотелось спать.

- В шесть часов и без ужина? - спросила услышавшая мой ответ мама. - Ты и второго не ел! Не заболел? Весь день ведешь себя как-то странно. Давай я померю температуру.

- Я себя прекрасно чувствую, просто страшно хочу спать! - сказал я ей чистую правду. - Можешь пощупать лоб.

Она пощупала, после чего я ушел к себе, разделся, разобрал кровать и почти моментально заснул. Наверное, эта сонливость была реакцией на перенос моего сознания. Проспал я, не просыпаясь, до самого утра.

 

 

Глава 3

 

 

До чего же у человека гибкая психика! Кажется, только вчера я разваливался на ходу и был готов к тому, что любой день может стать для меня последним. Потом случайная встреча, ставшая подарком судьбы, и вторая жизнь, вернувшая мир моего детства. Еще вчера я чуть не хлопнулся в обморок при виде воскресшего отца, а сегодня уже общаюсь с семьей без прежнего волнения. Радость никуда не делась, но она уже не захлестывает с головой и не мешает соображать. И кое-что понемногу стало вспоминаться. Видимо, процесс слияния все-таки не одномоментный. Встав сегодня утром, я испытал досаду из-за того, что вчера выбросил рефлектор от прожектора, который был нужен для зеркального телескопа. И чувства, и мысли были явно не мои, я прекрасно знал, что из этой затеи ничего путного не получится. Я в детстве отличался неумеренной фантазией и с десяти лет читал только фантастику и исторические романы, причем в огромном количестве, благо фонды нашей библиотеки были на удивление богатые на такую литературу. Я не был глуп, просто немного витал в облаках, из-за чего частенько недодумывал свои действия и совершал глупости, за которые потом было стыдно. Насколько я помню, девчонки у нас в классе были рассудительнее мальчишек, не все, конечно, но самые умные - точно. Поэтому большого интереса к сверстникам они не проявляли. Мы им были так же неинтересны, как они сами не интересовали старших ребят, на которых кое-кто из них засматривался. Мне было интересно, как они на меня отреагируют. Я поставил перед собой задачу попытаться многое изменить в жизни, но это вовсе не означало, что я собирался жить только этим. Черта с два! Все, что я наметил для исполнения, должно было не только помочь мне выполнить планы, в первую очередь я это делал для самого себя.

Утром я проснулся в девятом часу, поэтому отец уже был на службе. Сказав маме, что собираюсь за грибами, я быстро позавтракал яичницей, надел не самую лучшую одежду, обул резиновые сапоги и с корзинкой вышел на улицу. Было только двадцать минут десятого, но я решил выйти раньше и подождать девочек возле КПП. Как выяснилось, раньше вышел не я один. Когда я подошел к воротам части, возле них с лукошками уже стояли девчонки, причем не только Ира с Олей, но и Люся Черзарова.

- Здравствуйте, девочки! - поздоровался я с ними. - У нас пополнение?

- А ты против? - спросила Люся. - Если да, то я могу уйти.

- Я тебе отдам свои грибы, только не уходи! - сказал я ей. - Девочек я хоть вчера видел, а по тебе соскучился.

- Вот видишь! - сказала Ира. - А ты еще не верила!

- Действительно, - согласилась Люся, с любопытством меня разглядывая. - Что, интересно, должно было произойти, чтобы ты так изменился? Мне ничего в голову не приходит.

- Может он ударился головой? - предположила Ольга.

- Милая Оля! - засмеялся я. - От удара по голове люди умней не становятся, скорее, наоборот! Вы сюда пришли меня обсуждать или за грибами? Давайте, если уж раньше собрались, пойдем в лес, а по дороге поговорим. Или вы ждете кого-то еще?

Они никого не ждали, поэтому я их повел туда, где обычно собирал подосиновики, а чтобы отвлечь разговор от своей персоны, стал вспоминать и рассказывать анекдоты, выбирая из своего огромного запаса те, в которых не было пошлятины.

- Ну тебя! - заявила Ольга, когда мы пришли на место. - Никогда столько не смеялась. Даже живот разболелся, как теперь наклоняться? И где только все это отыскал?

- Еще что-нибудь смешное знаешь? - спросила Ира.

- Навалом! - заверил я. - Только как же грибы? Если у всех разболятся животы, я за вас грибы искать не буду. Мне их, между прочим, самому тоже нужно набрать. Давайте закончим с грибами, а на обратном пути я вас еще посмешу.

Я хорошо знал, где может быть больше всего грибов, поэтому быстро набрал свое лукошко и принялся помогать девочкам.

- Никогда в это место не ходила, - сказала Люся. - Не жалеешь, что нам его показал?

- Мне в радость сделать вам приятно, - торжественно сказал я. - Что такое грибы? А потом, вы же девушки!

- Ну и что? - спросила Ольга.

- Слышала, что я вчера говорил про девичью память? В ней ничего не задерживается, поэтому до следующего сезона вы сюда дорогу забудете!

- Завтра должна приехать Лена, - сказала Люся. - Ты и перед ней станешь хвост распускать? Учти, что ей это не нужно.

- Во-первых, я ни перед кем из вас хвост не распускал! - обиделся я. - Не думал, что ты мое поведение воспримешь именно так. Я тебя считал самой умной в классе, видимо, ошибся.

- А во-вторых? - спросила она.

- А во-вторых, я знаю, что ей нравится мальчишка из восьмого класса, - поведал я то, что узнал, когда сам уже учился на класс старше. - Только ведь мы с ней в одинаковом положении. Как в песне поется. Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает!

- Он еще и поет! - сказала Ольга. - Рехнуться можно! А песня откуда? Никогда такой раньше не слышала.

- Пойдемте, я вас провожу, - сказал я девочкам, не отвечая на ее вопрос.

Вроде не было сказано ничего такого, чего бы я не знал, но слова Люси испортили мне настроение. Если я не преувеличил ее ум, значит, нужно сделать выводы, и вести себя более сдержанно. Я совсем не знал девчонок ее возраста в том времени, откуда ушел, а теперь, оказалось, что я их неправильно понимаю и здесь.

- Ты нам обещал еще кое-что рассказать, - сказала Ира, когда уже шли обратно.

- Извини, - сказал я ей. - Надоело изображать клоуна.

- Прости! - сказала Люся. - Я не хотела тебя обидеть.

- Ты еще пойдешь за грибами? - спросила Ольга.

- Нет, - ответил я. - До школы осталась неделя, а у меня дома уйма дел. Да и не будет больше много грибов, если не пройдут дожди.

Дальше до бетонки шли молча.

- Ты все-таки обиделся! - сказала Люся, когда я с ними попрощался. - Жаль. Спасибо за сегодняшний день.

- Я была в магазине, - сказала мама, когда я зашел на кухню с грибами. - Привезли твои любимые конфеты, так я взяла полкило. Кавказские.

- Спасибо! - поблагодарил я. - Но я хочу просто попить чай.

Как только она сказала, я сразу вспомнил эти действительно понравившиеся мне шоколадные конфеты, которые продавались без оберток и стоили дешевле других. Со сладостями нужно было заканчивать, пока у меня только один запломбированный зуб. К сорока пяти их у меня ни одного целого не осталось. Начнется школа, надо будет натащить мела и понемногу употреблять в пищу. Можно еще толочь яичную скорлупу, но с мелом проще.

- Мам, - сказал я. - Я решил заняться спортом. Куда это годиться, когда совсем нет мышц! Вы не против?

- Как мы можем быть против? - удивилась она. - Если станешь заниматься, я наоборот буду очень рада. Если для этого что-то будет нужно, скажи, и мы постараемся купить.

- Пока ничего не нужно, - ответил я. - Только, мам, я еще займусь гимнастикой йоги. Я в журналах вычитал о ней все, что нужно, и заучил. Это индийская гимнастика, она развивает тело лучше нашей. И еще мне придется по утрам раньше вставать и бегать. Но я постараюсь выходить тихо, чтобы вас с отцом не будить.

- Что с тобой случилось? - требовательно спросила мама. - Я должна знать! Ты и вчера был совсем не такой, как обычно, и сегодня тоже! В чем причина?

- Прочел одну книгу и решил, что хватит валять дурака, - выдал я придуманное наспех объяснение. - Надоело быть слабым. Послушай, мы в следующем году летом куда-нибудь поедем или опять просидим здесь?

- За пианино расплатились, так что на поездку деньги будут, - сказала она. - Наверное, опять на Украину, а потом к моим родителям. Еще и к родственникам в Таганрог съездим. Хоть и не Черное, но все равно море.

- Можно поехать через Москву, - предложил я. - Я в ней только в шесть лет был и почти ничего не помню. Остановимся на пару дней у твоей подруги, как тогда.

- Ну не знаю, - заколебалась мама. - Нужно будет посоветоваться с отцом.

- Ну, мама! - заглянул я ей в глаза. - А я обещаю закончить год на одни пятерки!

- Если случится такое чудо, можешь требовать, что хочешь! - засмеялась она. - На одни пятерки у тебя, Геник, вряд ли получится. У тебя в шестом классе тройки по четырем предметам, а пятерок всего три. С троек на пятерки не прыгают, не бывает таких чудес! Но я тебя расхолаживать не буду, пробуй, если есть желание.

Я выклянчил у матери для занятий старое шерстяное одеяло и ушел заниматься в свою комнату. Слава богу, что было еще тепло, и форточку вообще не закрывали. Зимой с проветриванием будут проблемы. Разостлав на полу одеяло, я разделся до трусов и приступил к занятиям. Я решил делать тот же комплекс упражнений, который делал в сорок лет. Прежде всего, разогрел мышцы и суставы, похлопывая их ладонями и растирая. Потом пришел черед асан. Из всего множества этих поз я подобрал для себя только восемь. Это были перевернутые позы и упражнения, тренирующие гибкость позвоночника во всех направлениях. Зао