и вкоем случае не кажись слишком совершенным.

Казаться лучше других всегда опасно, но опаснее всего не иметь грехов и слабостей. Зависть рождает тайных врагов. Умный человек время от времени демонстрирует изъяны, признается в безобидных грешках, чтобы защититься от зависти и казаться более человечным и доступным. Только божества и мертвые могут выглядеть совершенными, ничего не опасаясь.

ПРИТЧА О ЖАДНОМ И ЗАВИСТЛИВОМ Жадный человек и завистник встретились с царем. Царь сказал им: «Один из вас может попросить у меня все, что угодно, я выполню его просьбу, но с одним условием — второй получит вдвое больше». Завистливый не хотел просить первым, так как зависть не позволяла и мысли допустить, что кто-то получит больше, чем он. Жадный тоже не хотел просить первым, потому что хотел, чтобы ему досталось всё. Наконец жадный убедил завистника просить первым. Так что завистник заговорил первым и попросил, чтобы царь выколол ему один глаз. Соломон Шиммель, «Семь смертных грехов», еврейские притчи

НАРУШЕНИЕ ЗАКОНА Джо Ортон и Кеннет Халливелл встретились в 1953 голу в Королевской академии театрального искусства в Лондоне, где оба обучались актерскому мастерству. Они скоро стали любовниками и съехались. Халли-веллу было двадцать пять лет, на семь лет больше, чем Ортону, и Халливелл держался увереннее. Впрочем, особым актерским талантом ни один из них не обладал, так что, окончив академию и устроившись вдвоем в промозглой лондонской квартирке, они решили отказаться от театральной карьеры и совместно заняться писательским трудом. Состояния, полученного Халливеллом в наследство, хватало, чтобы прожить несколько лет, не думая о поисках работы. Поначалу Халливеллу принадлежала и главенствующая роль в их литературном тандеме: он диктовал Ортону, который печатал рукописи, только изредка вплетая в сюжет собственные линии и сюжетные ходы. Их первые опыты привлекли внимание литературных агентов, но настоящего успеха не было. В конце концов деньги иссякли, и молодым людям пришлось искать работу. Они охладели к совместному творчеству и все реже пробовали писать вдвоем. Будуииее казалось безрадостным. В 1957 году Ортон попытался писать самостоятельно, но лишь спустя еще пять лет, когда любовники попали на шесть месяцев в тюрьму за кражу библиотечных книг, он начал обретать собственный голос (возможно, это было не случайно: в первый раз за последние девять лет они были разлучены с Халливеллом). Он вышел из тюрьмы, полный решимости выразить свое презрение к английскому обществу в форме театральных фарсов. Он и Халливелл снова жили вместе, но теперь роли переменились: Ортон писал, в то время как Халливелл комментировал и порой вкраплял свои идеи.

 

В 1964 году Джо Ортон закончил свою первую большую пьесу «Развлекая мистера Слоана». Пьеса была поставлена в лондонском Вест Энде и получила блестящие рецензии: открытие года, новый талант, возникший из неизвестности. Один головокружительный успех следовал за другим. В 1966 году пьеса Ортона «Ограбление» стала гвоздем сезона, а он сам — знаменитостью. Заказы сыпались со всех сторон, в том числе от квартета «Битлз», который неплохо заплатил ему за сценарий фильма. Всё шло прекрасно, если бы не отношения Ортона и Халливелла. Они по-прежнему жили вместе, но, по мере того как Ортону сопутствовал все больший успех, Халливеллу становилось все хуже. Видя своего любовника в центре всеобщего внимания, он страдал от ревности и унизительности положения — что-то вроде секретаря знаменитого драматурга. Его роль в соавторстве, где когда-то он верховодил, становилась все менее значительной. В пятидесятые годы он содержал Ортона на свои деньги, теперь Ортон содержал его. На вечеринках или в компании друзей люди естественным образом собирались вокруг Ортона, привлеченные его обаянием и жизнерадостным нравом. Халливелл был не так хорош внешне, как Ортон, он облысел и держался скованно, его неприветливость отталкивала людей. Успех Ортона рос, а проблемы любовников все усугублялись. Депрессии Халливелла сделали дальнейшую совместную жизнь невозможной. Ортон несколько раз покидал Кеннета, заводил романы, но всегда возвращался к своему старому другу и любовнику. Он пытался помочь Халливеллу выступить в качестве художника, даже арендовал гале-Рею, чтобы устроить выставку его работ, но успеха не было, и это только усугубило его комплекс неполноценности. В мае 1967 года друзья отправились на короткий отдых

Обожатель, не находя достаточного удовлетворения в том, чтобы отдавать восхищению всего себя, переходит к тому, что начинает завидовать предмету, которому поклоняется. Вследствие этого у него изменяется, лексикон — он называет то, чем в действительности восхищается, глупым, неинтересным или подозрительным, восхищение — - это приносящая удовлетворение самоотдача, зависть же — неудовлетворенное самоутверждение. Сорен Кьеркегор, 1813-1855

 

Чтобы скрыть чей-то талант и дарования, требуется дарование и недюжинный талант. Ларошфуко, 1613-1680

в Танжер, Марокко. В поездке Ортон записал в своем дневнике: «Мы сидели и говорили о том, как нам хорошо. И о том, что долго это продолжаться не может. Нам придется заплатить за это. Как бы нам не накликать на себя беду, слишком уж мы счастливы. Быть молодыми, красивыми, здоровыми, знаменитыми, сравнительно богатыми и счастливыми — это, вне всякого сомнения, противоестественно». Внешне Халливелл выглядел таким же счастливым, как Ортон. Но в душе у него бушевала буря. Еще через два месяца, ранним утром 10 августа 1967 года, спустя всего несколько дней после того, как он помогал Ортону вносить последние штрихи в озорной фарс «Что увидел дворецкий» (без сомнения, его лучшее творение), Кеннет Халливелл до смерти забил Джо Ортона ударами молотка по голове. Потом он принял двадцать одну таблетку снотворного и тоже умер, оставив предсмертную записку: «Вы все поймете, прочитав дневники Ортона». ТОЛКОВАНИЕ Кеннет Халливелл пытался представить свою опустошенность как умственное расстройство, но то, что рассказали о нем дневники Джо Ортона, было правдой: причиной его болезни была самая банальная зависть. Дневники, которые Халливелл читал тайком, подробно рассказывали о тех днях, когда оба друга были на равных и вместе добивались признания. После того как Ортона посетил успех, дневник описывал подавленность Халливелла, и грубости, которые он отпускал на вечеринках, его расцветающий пышным цветом комплекс неполноценности. Ортон писал обо всем этом сдержанно, с холодностью, граничившей с презрением. Из дневников ясно, какой мукой был для Халливелла успех Ортона. В конце концов

 

единственным, что могло бы помочь ему справиться с душевными муками, была неудача, постигшая Ортона, — например, если бы хоть одна из его пьес была встречена плохо, они смогли бы вместе переживать провал, как переживали обшив неудачи много лет назад. Поскольку произошло обратное — Ортон становился все популярнее, — Халли-велл выбрал единственное, что еще могло уравнять их: смерть. Убив Ортона, он сделался почти такой же знаменитостью, как его друг — посмертно. Джо Ортон только частично понимал переживания друга. Попытка помочь Халливеллу сделать карьеру художника объясняет, что он испытывал по отношению к другу: чувство вины и жалости. У Ортона было два возможных варианта решения этой задачи. Он мог бы несколько принизить свой успех, специально допуская какие-то промахи, чтобы отвести зависть Халливелла; или, осознав, в чем кроется суть их проблемы, бежать от Халливелла, как от ядовитой змеи, которой тот, в сущности, был одержим, — змеи зависти. Стоит зависти начать пожирать кого-то, все, что вы делаете, только заставляет ее расти, и день за днем она гложет завистника изнутри. Только меньшая часть человечества может добиться успеха в жизни, и это меньшинство неизбежно вызывает зависть окружающих. Если вас посетил успех, больше всего нужно опасаться тех друзей и знакомых из вашего круга, которых вы обогнали. Их одолевает чувство собственной неполноценности, мысль о вашем успехе только усиливает их ощущение собственной бездарности или неудачливости. Зависть, которую философ Кьеркегор называет «удрученным восхищением», охватывает их. Вы можете этого не замечать, но рано или поздно почувствуете — если только не выучитесь стратегии упреждения, малень-

[МИНЕРВА]... Тотчас же к Зависти в дом отправляется, грязной от яда Черного. Было ее в глубокой теснине жилище Скрыто, без солнца совсем, никаким не доступное ветрам. Чуждое вовсе огня, постоянно обильное мраком. Грозная дева войны в то место пришла и близ дома Остано вилась, вовнутрь входить не считает пристойным. Остроконечным копьем ударяет в дверь запертую; Вот сотрясенная дверь отворилась. Увидела дева Евшую мясо гадюк — из пороков собственных пищу — Зависть и взоры свои отвратила от мерзостной. Та же Встала лениво с земли и, змей полусъеденных бросив, Вон из пещеры своей выступает

 

медлительным шагом. Лишь увидала красу богини самой и оружья, Стон издала, и лицо отразило глубокие вздохи. Бледность в лице разлита, худоба истощила все тело, Прямо не смотрят глаза, чернеются зубы гнилые; Желчь в груди у нее, и ядом язык ее облит. Смеха не знает, — подчас лишь смеется, увидев страданья. Нет ей и сна, оттого что ее возбуждают заботы. Видит немилые ей достиженья людские и, видя, Чахнет; мучит других, сама одновременно мучась, — Пытка сама для себя. Хотя богине она ненавистна, Кратко Тритония все ж с такой обратилась к ней речью: «Ядом своим отрави одну из рожденных. Кекропом,

ким жертвам, приносимым на алтарь божков успеха. Либо немного приглушите своп блеск, намеренно приоткрывая изъян или слабость или приписывая свой успех слепой удаче; либо просто заведите новых друзей. Ни в коем случае нельзя недооценивать власть зависти. СОБЛЮДЕНИЕ ЗАКОНА Купечество и гильдии мастеровых, которым средневековая Флоренция была обязана своим процветанием, создали республику, защищавшую их от гнета дворянства. Поскольку высокие посты можно было занимать лишь в течение нескольких месяцев, никому не удавалось захватить главенство надолго, и, хотя это означало постоянную борьбу политических группировок за власть, система предохраняла от появления тиранов и диктаторов. Семья Медичи прожила при этой системе не одно столетие, не оставив заметного следа. Имея скромное происхождение от аптекарей, Медичи представляли собой типичных горожан из буржуазного сословия. Только к концу XIV века, когда Джованни Медичи удалось разбогатеть, занимаясь тем, что сегодня называется банковским делом, они приобрели силу, с которой приходилось считаться. После смерти Джованни семейное дело перешло к его сыну Козимо, который проявил в нем недюжинный талант. Дело под его руководством процветало, и Медичи стали приобретать известность как один из крупнейших банкирских домов в Европе. Но во Флоренции у них был соперник: несмотря на республиканский строй в городе, одной могущественной семье, Альбииии, удалось надолго монополизировать контроль над правительством, постепенно обогнав соперников, что позволяло им постоянно назначать на ключевые посты своих ставленников. Козимо этого не

 

оспаривал и даже предоставлял Альбиици свою поддержку. В то же время, пока Альбиици гордо выставляли напоказ свое могущество, Козимо избрал другую линию поведения и скромно стоял в тени. Однако пришло время, когда богатство Медичи стало невозможно скрывать, и в 1433 году, испытывая опасения, Альбииии надавили на свои рычаги в правительстве и добились ареста Козимо Медичи. Ему было предъявлено обвинение в организации заговора с целью свержения государственного строя. Кое-кто из сторонников Альбицци настаивал на смертной казни для Козимо, другие боялись, что из-за этого может вспыхнуть гражданская война. В конце концов Козимо выслали из Флоренции. Он не оспаривал приговора и тихо оставил город. Он понимал: иногда разумнее спокойно выждать, чем бросаться в бой сломя голову. Прошел год, и в городе стали возникать опасения, что Альбишди намерены установить диктатуру. Козимо тем временем, благодаря своему богатству хотя и находился в изгнании, не утратил влияния на события, происходившие во Флоренции. В городе началась гражданская война, и в сентябре 1434 года Альбицци были свергнуты и изгнаны. Козимо немедленно возвратился в город и восстановил позиции. Теперь, однако, он столкнулся с щекотливой ситуацией: выказав, подобно Альбиици, честолюбивые притязания, он возбудил бы зависть и противодействие, которые неизбежно представили бы угрозу его делу. Оставаясь же в стороне от политики, он открывал кому-нибудь еще лазейку для захвата власти. И уж эти кто-то, как прежде Альбицци, не оставили бы успех Медичи безнаказанным. Козимо нашел двоякий выход из этого положения: он, тайно используя свое богатство, привлекал на свою сторону влиятельных граждан города и разместил союзников,

Ту, что Аглаврой зовут. Так должно». И, молвив, тотчас же прочь унеслась, от земли ударом копья оттолкнувшись. Искоса Зависть меж тем глядела, как та уносилась, 14 поворчала слегка, предстоящим успехом богини Огорчена. Но тут же взяла суковатую палку Сплошь в колючих шипах. Вот, в черные тучи одета, Всюду, куда ни придет, поля изобильные губит, Травы сжигает лугов, обрывает растений верхушки, Мерзким дыханьем своим дома, города и народы — Все оскверняет, и вот Тритонии видит твердыню, Что и умами цветет, и богатством, и праздничным миром. Плакать готова как раз оттого, что не над чем плакать.

 

Но лишь вступила она к Кекроповой дочери в спальню, Стала приказ выполнять: ей грудь заскорузлой рукою Трогает, сердце ее наполняет крючками колючек. Сок вредоносный в нее вдыхает старуха и черный Яд разливает в костях и в самые легкие брызжет. А чтоб вниманье ее не блуждало по разным, предметам, Тут же родную сестру глазам она девушки кажет, Брак счастливый ее и в пленительном образе — бога, — Все представляя крупней. Раздраженная этим виденьем, Тайной казнится тоской, стеная, и ночью томится Лева, томится и днем, несчастная трижды, в недуге Медленном тает, как лед, разъедаемый действием солнца. Как разведенный костер, коль

предусмотрительно набранных из числа торговцев, банкиров и других незнатных горожан, чтобы скрыть их связь с ним, на ключевые посты в правительстве. Недовольных его растущим политическим влиянием он полностью подчинил, облагая непомерными налогами или скупая их имущество через подставных лии — банкиров, союзников Козимо. Республика теперь существовала только номинально. Козимо держал все в своих руках. Однако, в то время как в закулисной борьбе Козимо захватывал власть, его общественный имидж был совершенно иным. Он выходил на улицы Флоренции скромно одетым, привлекая не больше внимания, чем какой-нибудь слуга, и почтительными поклонами приветствовал магистратов и старейшин города. Ездил он верхом на муле, а не на коне. Он никогда не высказывался публично о политике, хотя внешняя политика Флоренции уже свыше тридцати лет находилась под его контролем. Он делал пожертвования на благотворительные цели и поддерживал связь с купеческими семьями Флоренции. Он давал деньги на поддержание всех общественных институтов и тех зданий, которые вызывали гордость флорентийцев за свой город. Когда же Козимо строил дворец для собственной семьи в соседнем Фьезоле, то отказался от проекта вычурного и роскошного дворца, представленного ему знаменитым архитектором Брунеллески, и вместо этого остановил свой выбор на скромном проекте Микелоиио, выходца из простой флорентийской семьи. Дворец стал как бы символическим выражением стратегии Козимо Медичи — простота и скромность снаружи, элегантность и изобилие внутри. Козимо закончил свое земное существование в 1464 году, после почти тридцати лет правления. Жители Флоренции хотели

 

воздвигнуть величественную гробницу и почтить его память, устроив пышные похороны. Но на смертном одре он высказал желание быть похороненным без помпы и излишеств. Спустя шесть десятков лет Макиавелли признал Козимо Медичи мудрейшим из государей, «ибо он понимал, что незаурядные, выдающиеся поступки, которые находятся на виду и постоянно выставляются напоказ, заставляют людей страдать от зависти куда сильнее, чем те, которые на деле совершаются, но благопристойно прикрыты». ТОЛКОВАНИЕ Близкий друг Козимо, книготорговец Веспасиано да Бистиччи, однажды написал о нем: «И если он решал что-то совершить, то так, чтобы ни в коем случае не вызвать зависти, непременно заботился о том, чтобы казалось, будто инициатива исходит от других, а не от него». Одним из любимых выражений Козимо было: «Зависть — сорняк, который нельзя поливать». Осознавая силу зависти в демократической среде, Козимо избегал внешних проявлений величия. Это не означает, что величие нужно истреблять или что лишь у посредственности есть шансы на выживание, просто должна соблюдаться внешняя видимость. Зависти людей можно, в сущности, избежать довольно просто: стараясь выглядеть так же, как они, не отличаясь ни внешне, ни по своим воззрениям. Завязывайте дружеские отношения с теми, кто ниже вас по положению, и поднимайте их на позиции власти, чтобы обеспечить себе их поддержку в случае нужды. Никогда не выставляйте напоказ богатство и уж, во всяком случае, тщательно скрывайте тот факт, что именно оно помогло вам приобрести влияние. Подчеркивайте, что считаетесь с окружающими так, словно они сильнее вас. Козимо Медичи был непревзойденным мастером в этой игре. Невозможно

трав подбросить колючих: Пламени он не дает, но медленным жаром сгорает. Овидий (43 г. до н. э. — 18 г. н. э.), «Метаморфозы»

 

Завистник скрывается тщательно, словно тайный, похотливый грешник, и становится бесконечно изобретательным, выдумывая трюки и прибегая к хитростям, чтобы не выдать себя. Таким образом ему удается делать вид, будто он не замечает превосходства других, которое гложет его сердце, словно он не видит его, не слышит его, даже не предполагает его существования, никогда не слышал ни о чем подобном. Он — мастер притворства. Однако он изо всех своих сил старается не допустить появления превосходства над собой ни в какой форме, ни в какой ситуации. Если все же появляются те, кто его превосходит, он старается смешать их с

было верно оценить, насколько широко простиралась его власть, — его скромный внешний облик скрывал истину. Ни в коем случае не позволяйте себя одурачить уверениями в том, какое восхищение и уважение вызываете вы у окружающих. Вольно или невольно вынуждая людей ощущать в вашем присутствии свою неполноценность или приниженность, вы только вызываете у них «удрученное восхищение», то есть зависть, которая пожирает их и заставляет вредить вам самыми непредсказуемыми способами. Только глупец искушает демона зависти, похваляясь своими победами. Властелин понимает: во имя истинного величия можно пренебречь такой малостью, как внешние проявления этого величия. Из всех душевных смут зависть — единственная, в которой никто не сознается. Плутарх, ок. 45— ок. 127 гг. КЛЮЧИ К ВЛАСТИ Человеческое существо с большим трудом свыкается с сознанием своего несовершенства. Встречая способности, талант или силу, значительно превосходящие наши собственные, мы легко приходим в смятение. Это происходит оттого, что мы в большинстве своем обладаем завышенной самооценкой и в присутствии тех, кто нас в чем-то превосходит, вдруг ощущаем, что на самом-то деле мы не более чем посредственны или, по крайней мере, не так великолепны, как нам представлялось. Это вынужденное развенчание собственного образа очень легко вызывает к жизни довольно неприглядные переживания. Прежде всего мы ощущаем зависть: ну почему этот талант или то качество досталось ему, ведь это именно то, чего мне не хватает

 

для счастья. Но зависть не приносит утешения и не приближает к ощущению равенства. К тому же мы не можем признаться в - этом чувстве, заклейменном в обществе, — ведь сообщить о своей зависти означает признать себя приниженным. Мы можем поделиться с близкими друзьями своими тайными неосуществимыми желаниями, но ни за что и никому не расскажем о своей зависти. Значит, приходится загонять ее вглубь. Есть много способов скрыть ее, например, находить поводы покритиковать того, кто вызвал зависть: он, конечно, умнее меня, говорим мы, но у него нет совести (или отсутствуют моральные устои). Или: может, он и добился большего, но нечестным путем. Если мы его не обвиняем, то, возможно, превозносим сверх меры — это еще одна маска зависти. Есть разные способы противостоять коварному, деструктивному чувству зависти. Прежде всего признайте факт, что всегда найдутся люди, в чем-то превосходящие вас, а также тот факт, что это может вызвать у вас зависть. Но используйте это чувство в качестве стимула для того, чтобы добиться равенства с тем, кто сейчас сильнее, или даже в один прекрасный день превзойти его. Дайте зависти заползти внутрь, и она отравит душу; выплесните ее наружу, и она поможет вам взойти на новые высоты. Задумайтесь о том, что, когда вы добились власти, те, кого вы опередили, вероятно, чувствуют зависть к вам. Они, возможно, ее не показывают, но это неизбежно. Не принимайте наивно за чистую монету тот фасад, который они вам демонстрируют, — читайте между строк, примечайте их критику, шушуканье за вашей спиной, пущенные вскользь саркастические замечания, чрезмерные восхваления — верный признак того, что за спиной вас поливают грязью, подго-

грязью, критикует сверх меры, изрыгая сарказм и клевету, словно жаба, плюющая ядом из своего укрытия В результате он способствует появлению самых незначительных, посредственных и даже неполноценных людей в своем поле деятельности. Артур Шопенгауэр, 1788—1860

 

Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его; и сделал ему разноцветную одежду. И увидели братья его, что отец их любит его более всех братьев его; и возненавидели ею, и не могли говорить с ним дружелюбно. И видел Иосиф сон, и рассказал братьям своим: и они возненавидели его еще более. Он сказал им: выслушайте сон, который я видел: вот, мы вяжем снопы посреди поля; и " вот, мой сноп встал и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу. И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами? неужели будешь владеть нами? И возненавидели его еще более за сны его и за слова его. И видел он еще другой сон, и рассказал его

тавливая ваше падение, затаенную обиду в глазах. Половина проблем с завистниками возникает оттого, что мы не распознаем зависть своевременно, а потом бывает слишком поздно. Наконец, будьте готовы к тому, что, когда люди завидуют вам, они будут действовать против вас. Они расставят на вашем пути непредвиденные препятствия, а вы будете недоумевать, не догадываясь, откуда они берутся. Трудно оградить себя от нападений такого типа. А к тому времени, как вы осознаете, что корень всех ваших бед — зависть, может быть уже слишком поздно: попытки объясниться, извинения, наигранное самоуничижение и защитные меры только усугубляют ситуацию. Поскольку намного проще избежать зарождения зависти, чем справиться с ней, вы должны вести себя так, чтобы предотвратить ее появление с самого начала. Осознав, что часто вы сами, ваши необдуманные поступки, ваши свойства порождают зависть, вы сможете вырвать зубы этому чудовищу, прежде чем оно загрызет вас. Кьеркегор полагал, что есть определенные типы людей, которые вызывают зависть, и считал, что они виноваты в ее появлении не меньше, чем завистники. Наиболее явный тип всем нам знаком: стоит случиться чему-то хорошему — благодаря ли везению или долгим усилиям, — они громко трубят об этом повсюду. На самом деле им нравится заставлять людей чувствовать себя ущербными. С этим типом людей всё очевидно; они безнадежны. Но есть и другие, возбуждающие зависть более тонкими способами и даже незаметно для самих себя, но и они отчасти сами виноваты в своих невзгодах. С проблемой зависти, например, часто сталкиваются обладатели незаурядного природного таланта.

 

Сэр Уолтер Репли был одним из самых блестящих людей при дворе английской королевы Елизаветы. Он занимался наукой, писал пьесы и стихи, до наших дней почитаемые как прекрасный образец поэзии своего времени, был признанным лидером, инициативным предпринимателем, отважным мореплавателем и в довершение ко всему выше сказанному красивым мужчиной и блестящим придворным, ставшим благодаря неотразимому обаянию одним из фаворитов королевы. Что бы он ни задумал, однако, на его пути обязательно возникали препоны. В конце концов он претерпел ужасное падение, не просто вышел из милости, но был заключен в Тауэр и казнен. Рейли не замечал, что другие придворные выказывают стойкое недоброжелательство по отношению к нему. Не пытаясь хоть немного приглушить блеск своих талантов, он, напротив, во всей красе выставлял их на всеобщее обозрение, демонстрируя свою многогранность. Он полагал произвести этим впечатление на окружающих и так завоевать их дружеское расположение. На деле же благодаря этому он нажил скрытых врагов из числа тех, кто чувствовал себя рядом с ним униженным, бездарным. Они на все были готовы, чтобы покончить с ним, и ждали только удобного случая, когда он оступится и совершит хоть малейший промах. Так и получилось: причиной, приведшей его на плаху, было обвинение в заговоре, но ведь зависть может принимать любое обличье, чтобы прикрыть свою разрушительную суть. Зависть, которую возбуждал сэр Уолтер Рейли, — самого скверного сорта: она была навеяна его природными талантами, расцветшими пышным цветом, а ему и в голову не приходило их скрывать. Деньги потенциально могут достаться каждому, как и власть. Но интеллект, красота, обая-

братьям своим, говоря: вот, я видел еще сон: вот, солнце, и луна, и одиннадцать звезд поклоняются мне. И он рассказал отцу своему и братьям своим; и побранил его отец его, и сказал ему: что это за сон, который ты видел? неужели я, и твоя мать, и твои братья придем поклониться тебе до земли? Братья его досадовали на него; а отец его заметил это слово, братья его пошли пасти скот отца своего в Сихем. И сказал Израиль Иосифу: братья твои не пасут ли в Сихе-ме? пойди, я пошлю тебя к ним... И увидели они его издали, и прежде нежели он приблизился к ним, стали умышлять против него, чтобы убить его. И сказали друг

 

другу: вот, идет сновидец; пойдем теперь, и убьем его, и бросим в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел, его; и увидим, что будет из его снов. Ветхий Завет, Бытие, 37:3—20

ние — это те качества, которых невозможно достичь, если не наделен ими от рождения. Природному совершенству следует особенно усердно заботиться о том, чтобы замаскировать свой ослепительный блеск, выставив напоказ один-два дефекта, чтобы обезвредить зависть раньше, чем она пустит корни. Распространенная и наивная ошибка — думать, что люди будут любить вас за вашу природную одаренность. К сожалению, в действительности они испытывают к вам неприязнь. Величайшая опасность в мире власти — внезапный поворот колеса фортуны: стремительное продвижение, победа или успех, которых никто не ожидал. Все это может вызвать зависть среди тех, с кем вчера вы стояли на одной ступени. Когда в 1651 году архиепископ де Реи был произведен в сан кардинала, он прекрасно понимал, что это вызовет зависть многих его коллег. Понимая, что неразумно и некрасиво отворачиваться от своих прежних товарищей, де Реи сделал все, чтобы принизить собственную заслугу в происшедшем и подчеркнуть роль счастливого случая в его «незаслуженном» успехе. Чтобы люди не чувствовали себя с ним скованно, он держался просто и скромно, так, словно никаких изменений не произошло. (В действительности, конечно, он приобрел значительно большую власть.) Он писал, что это мудрое поведение «возымело желаемое действие, успокоив завистников, и это величайший из секретов». Следуйте примеру де Реиа. Тонко и ненавязчиво подчеркивайте, что вам просто повезло, чтобы ваша удача казалась более доступной окружающим, смягчайте возникающую у них зависть. Но соблюдайте меру, чтобы не впасть в лицемерную скромность, которую люди отлично распознают. Это лишь усилит неприязнь. Играть эту

 

Роль надо умело. Ваши смирение и открытость с тем, кого вы обошли, должны озаться подлинными. Любой намек на неискренность только сделает ваше новое положение более тягостным. Помните: несмотря на то что вы заняли более высокое положение, ничего хорошего нет в том, чтобы возноситься над теми, кто был вам ровней. Власть должна опираться на широкое и прочное основание, зависть же незаметно разъедает его.

Политическая власть любого рода порождает зависть, и один из лучших способов справиться с этим в зародыше — не быть тщеславным. После смерти русского царя Ивана Грозного Борис Годунов считал, что только он сможет добиться порядка в России, став во главе страны. Но если бы он рвался к трону слишком рьяно, это породило бы зависть и подозрения бояр. Поэтому он отказывался от короны, и не один, а много раз. Подобную тактику с успехом применял Джордж Вашингтон, вначале отклонив предложение занять пост главнокомандующего американской армией, затем — открещиваясь от президентства. В обоих случаях его популярность невероятно возросла. Люди не завидуют власти, каковую они сами вручили человеку, который к ней, кажется, не рвался.

Сэр Френсис Бэкон, государственный деятель елизаветинской эпохи, считал, что самая мудрая тактика для власть имущих вызвать к себе сочувствие, показывая, что их обязанности для них — бремя и жертва. Кто позавидует человеку, взявшемуся нести тяжелую ношу ради интересов общества? Придайте власти вид самопожертвования, а не источника благополучия — и завидовать будет нечему. Побольше подчеркивайте свои беды и невзгоды, и источник опасности (зависть) обратится в источник моральной поддержки (жалость). Похожая уловка — дать понять, что от вашей удачи выиграют окружающие. Чтобы это получилось, вам придется распустить завязки на мешке с деньгами, подобно Кимону, богатому военачальнику в античных Афинах, который щедро раздавал деньги, чтобы предотвратить недовольство людей тем, что он покупал себе влияние в афинской политике. Он заплатил не скупясь, чтобы заглушить зависть, а в конце концов щедрость уберегла его от остракизма и изгнания из города.

Вспомним, как английский художник Дж. М. В. Тернер прибег к иному способу избавиться от зависти своих собратьев по искусству, которую считал основным препятствием на пути к успеху. Заметив, что из-за его несравненного мастерства колориста другие живописцы избегают соседства на выставках своих картин с его полотнами, он почувствовал, что страх проиграть в сравнении может превратиться в зависть, а это приведет к тому, что его не будут выставлять в галереях. И Тернер нашел способ: временно он приглушал колорит своих пейзажей, чем заслужил доброе отношение своих коллег.

Граииан рекомендовал сильным мира сего, чтобы избежать зависти, позволить уличить себя в какой-то слабости, небольших неблагоразумных проступках, безобидном грешке. Подкормите немного завистников, отвлекая их от более серьезных своих грехов. Помните: решающее значение имеет реальность. Возможно, вам придется притворяться, но в конце окажется, что вы ведете в счете, — ведь именно вам принадлежит то, что ценится в этой игре: истинная власть. В некоторых арабских странах люди, стараясь избежать зарождения зависти, поступают, как Козимо Медичи, показывая свое богатство только внутри своих домов. Приложите эту мудрость к своему собственному характеру.

Умейте распознавать различные маски зависти. Преувеличенные похвалы — это почти наверняка признак того, что особа, расточающая их, страдает от зависти: возможно, вам уготовано падение, потому что почти невозможно будет оправдать восторженно завышенную оценку, а может быть, у вас за спиной вострят ножи. Но и те, кто критикует вас сверх всякой меры или во всеуслышание злословит на ваш счет, возможно, завидуют вам не меньше. Определите для себя их поведение как скрытую зависть— и вы избежите западни: не ввяжетесь в ритуал взаимного скатывания грязью и не станете принимать их критику близко к сердцу. Вам удастся отыграться за все, если проигнорируете их презренное присутствие.

Не помогайте и не делайте одолжений тем, кто вам завидует. Они сочтут унизительным, что вы до них снисходите. Попытка Джо Ортона помочь Халливеллу найти галерею для его работ лишь усилила у последнего чувство фрустрации и зависти. Когда зависть обнаруживает себя во всей красе, часто оказывается, что единственно верное решение — спастись от завистников бегством, оставив их поджариваться в аду собственного изготовления.

Напоследок заметим: имейте в виду, что одна среда может больше благоприятствовать образованию завистников, чем другая. Зависть имеет более серьезные последствия для коллег и соратников там, где внешне соблюдается видимость равенства. Зависть деструктивна в подобном «демократичном» окружении, где на открытые проявления власти смотрят косо. В тоталитарном обществе не приветствуется, если кто-то из его членов выделяется талантом, деньгами и так далее. В таких случаях будьте сверхосторожны. В этой ситуации избежать зависти и недоброжелательства почти невозможно, и тут ничего нельзя поделать, — так будьте снисходительны и не принимайте этого близко к сердцу. Как однажды сказал Торо: «Зависть — это налог, который должна платить всякая яркая индивидуальность».

Образ: сорняки в саду. Вы можете не удобрять их, но они разрастаются, когда вы поливаете сад. Вы можете и не заметить, но они завоевывают пространство, высокие и отвратительные на вид, они заглушают ваши чудесные растения, не давая им цвести. Пока не поздно, прекратите поливать без разбора. Уничтожьте сорняки зависти, не давая им ни воды, ни питания.

Авторитетное мнение. «При случае позволь уличить себя в безобидном недостатке. С точки зрения завистников, главный грех совершенства заключается в том, что оно не грешит. Превратившись в тысячеглазого Аргуса, они во все глаза ищут изъян — это их единственное утешение. Не позволяй зависти брызгать ядом — допусти промах, обнаружь какой-нибудь пробел в доблести или интеллекте, так чтобы обезоружить ее заранее. Вот так ты машешь красным плащом перед Рогами Зависти, чтобы спасти свое бессмертие» (Бальтазар Граииан).

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА

Причина, по которой надо быть особенно осторожным с завистниками, в том, что они очень изворотливы и находят бесчисленные новые способы подкопаться под вас. Но осторожно крадясь мимо них, вы часто только ухудшаете положение. Они чувствуют, что вы насторожились, и видят в проницательности дополнительный знак вашего превосходства. Именно поэтому нужно принимать меры раньше, чем зависть пустит корни.

Но если зависть уже зародилась — неважно, была в том ваша вина или нет, — иногда лучше бывает испробовать противоположный подход: выкажите глубочайшее презрение к тем, кто вам завидует. Вместо того чтобы скрывать свои достоинства, сделайте их очевидными. Пусть каждый новый триумф заставляет их корчиться от зависти. Ваша удачливость; ваше богатство станут их прижизненным адом. Если вы достигнете положения непоколебимой власти, они бессильны повредить вам, и вы отомщены: они в ловушке собственной зависти, а вы свободны и сильны.

Вот как Микеланджело восторжествовал над своим недоброжелателем, архитектором Браманте, который уговорил Папу Юлия отказаться от проекта гробницы, созданного Микеланджело. Браманте завидовал божественному дару Микеланджело и к этому своему триумфу — отвергнутому проекту гробницы — собирался добавить еще один, уговорив Папу дать Микеланджело заказ на фрески для Сикстинской капеллы. Работа должна была занять долгие годы, и Браманте рассчитывал, что Микеланджело будет надолго лишен возможности создавать свои гениальные скульптуры. Кроме того, Браманте подозревал, что в живописи великий скульптор менее искусен и, попросту говоря, опозорится, утратив репутацию совершенного художника.

Микеланджело заметил подвох и хотел было отклонить предложение. Но, не решившись отказать самому Папе, согласился взять заказ. Вышло, однако, что он воспользовался завистью Браманте, чтобы выйти на еще более головокружительные высоты, превратив Сикстинскую капеллу в свой величайший шедевр. Каждый раз слыша о ней или видя ее, Браманте испытывал страшные муки зависти — а это сладчайшая и длительная месть, которой можно ответить завистнику.