Глава 2 почему нужно прятать голову в бумажный пакет, если хочешь сохранить секрет от жены

Перевод: Юлия Виноградова

Однажды за завтраком моя пациентка Джейн посмотрела на улыбающегося мужа Эвана. Он держал газету, но его взгляд был обращен выше и метался по сторонам, хотя он и не смотрел на Джейн. Она не раз видела подобный взгляд у своего мужа-адвоката и спросила: «О чем ты думаешь? С кем ты сражаешься в суде?» Эван ответил: «Я ни о чем не думаю». Но подсознательно он репетировал прения, которые должны были состояться позже – у него были подготовлены отличные доводы, и он с нетерпением ждал встречи с противником в зале суда. Джейн узнала об этом раньше мужа.

Луан Бризендин (Louann Brizendine), «Женский мозг» (2007) [1]

Божечки, ну и высокую же планку устанавливает для женщин Бризендин. Я напрасно пытаюсь вспомнить случай, когда бы за много совместно прожитых лет я, глядя на барабанящие по тарелке с овсянкой пальцы мужа, напугала бы его вопросом: «О чем ты думаешь? Какие счета ты сейчас оплачиваешь?» Если уж быть совершенно честной, за завтраком я предпочитаю беречь свои нервные клетки для своих мыслей, а не для чтения чужих. И хотя утверждения Бризендин довольно экстравагантны, права ли она в том, что женщины имеют больший доступ к мужским мыслям, чем сами мужчины, или что «мужчина не распознает эмоцию, пока кто-то не разрыдается или не будет угрожать телесной расправой» [2]? Мы ведь все знакомы с идеей женской интуиции и женской чуткости.

Тем не менее, важно различать две эти отдельные «женские» способности. Когда мужчина ищет родственную душу, чтобы освежить свой уставший ум и разгладить свой ученый лоб, если он мудр, то будет искать два разных качества у потенциальных кандидаток. Прежде всего, ему нужна та, что быстро рассмотрит – например, по морщинам – что лоб действительно нужно разгладить. Это когнитивная эмпатия, способность интуитивно понять мысли или чувства другого человека. Кроме того, женщине нужно быть добрым человеком, который направит свои силы межличностного восприятия на благо, а не во вред. Эмоциональная эмпатия – это то, что обычно понимают под состраданием – забота о человеке, испытывающем проблемы. Объедините их вместе, и получится не человек – ангел. Как пишет Барон-Коэн в «Основном различии» (Essential Difference): «Представьте, что вы не только понимаете боль Джейн, но и автоматически беспокоитесь, содрогаетесь и ощущаете желание подбежать и помочь ей унять боль» [3].

Как мы уже знаем, по Барону-Коэну, обычно именно в женщине «природой заложены» беспокойство, содрогание, ощущение чужой боли и желание бежать на помощь и облегчать. Его тест для определения коэффициента эмпатии (или EQ) предлагает людям оценить свою способность и склонность к когнитивной и эмоциональной эмпатии при помощи утверждений типа «Мне легко понять, что другой человек хочет присоединиться к разговору» или «Мне действительно нравится заботиться о других людях». (Человек, работающий с опросником, отмечает в какой степени он согласен или не согласен с утверждениями.) Чтобы выявить то, что Барон-Коган называет «полом мозга», он использует EQ и его напарника, Систематизирующий коэффициент (SQ), в котором есть вопросы типа «Если бы у меня дома возникла проблема с проводкой, я бы смог решить ее самостоятельно», «Когда я читаю газету, я полностью поглощен таблицами, например, счетом в сводной таблице футбольной лиги или индексами фондового рынка» [4]. У людей, которые набирают больше баллов в опроснике EQ, так называемый женский мозг, или мозг Е-типа, а у людей с противоположным результатом мужской мозг, или мозг S-типа. Очень малое количество людей, которые получают примерно одинаковые результаты двух тестов, имеют сбалансированный мозг. Барон-Коган отмечает, что почти 50% женщин, но только 17% мужчин имеют женский мозг [5].

Как отметила журналистка Аманда Шаффер (Amanda Schaffer) в «Slate», довольно интересно, что эмпатию соотносят с женским мозгом, когда, большая часть (хоть преимущество и невелико) женщин не подтверждают свое эмпатическое превосходство. Она сообщает, что на этот вопрос Барон-Коэн ответил, что «признает, что долго сомневался насчет своей терминологии мужского и женского мозга, но не отказывается от нее» [6]. И, говоря о терминологии, скажем, что само лишь название теста «Коэффициент эмпатии» таковым его не делает. Просить людей оценить свою социальную чувствительность равнозначно оценке математических способностей по вопросам типа: «Я могу легко решать различные математические уравнения», или оценке моторики по ответам на вопросы вроде: «Я легко могу освоить новый вид спорта». В таком подходе есть что-то сомнительно субъективное.

Как оказывается, эти сомнения оправданы в отношении и аффективной, и когнитивной эмпатии. В важном обзоре гендерных различий в аффективной эмпатии психологи Нэнси Айзенберг (Nancy Eisenberg) и Рэнди Леннон (Randy Lennon) обнаружили, что женское преимущество в эмпатии значительно уменьшается, когда предмет изучения становится менее очевидным [7]. (Так что гендерные различия были наибольшими в тестах, в которых ясно просматривается цель исследования, например, при прямых опросах. Меньше различий обнаруживали, когда цель тестирования была менее очевидной. И вообще никакие отличия не проявились в завуалированных психологических исследованиях или в исследовании мимики и жестов как показателей эмпатии.) Другими словами, женщины и мужчины могут иметь отличия не столько непосредственно в эмпатии, сколько в том, «насколько эмпатичными они хотели бы быть в глазах других (и, возможно, в своих собственных)», как Айзенберг объяснила Шеффер [8].

Что же касается когнитивной эмпатии, выясняется, что в мире полно людей, которые могут неосознанно обидеть, неправильно понять и полностью проигнорировать деликатные намеки окружающих, при этом продолжая считать себя чрезвычайно восприимчивым к скрытым социальным сигналам. Когда психологи Марк Дэвис (Mark Davis) и Линда Крауз (Linda Kraus) анализировали всю актуальную для того времени литературу в поиске ответа на вопрос, что же делает человека эмпатичным, они пришли к удивительному заключению. Они обнаружили, что оценка человеком своей социальной чуткости, эмпатии, женственности и вдумчивости не имеют никакого значения, когда нужно предусмотреть реальные межличностные взаимодействия. По заключению авторов, «доказательства практически не оставляют сомнений, что значимость само-оценки социальной чуткости минимальна в определении того, хорошо ли человек справится с задачей» [9]. Более новое исследование «обнаружило только слабую и незначительную связь между оценкой действия и самим действием». Автор исследования при участии более 500 участников подтверждает «тем не менее, необычное заключение, что люди, в целом, не особо надежные судьи своих способностей считывать мысли» [10].

Несколько исследований обнаружили связь между восприятием своих способностей к эмпатии и непосредственно способностями, должна отметить я. Недавно масштабное австрийское исследование более 400 человек обнаружило, что баллы EQ имеют умеренную связь с тестом «Чтение мыслей по взгляду» [11]. (В этом тесте множественного выбора участникам показывают только область глаз ряда лиц и просят угадать, как чувствует себя человек.) Но эта связь скорее исключение, чем правило. (И в этом случае для связи может быть неожиданная причина [12]). Как эксперт в области эмпатии, профессор Уильям Икс (William Ickes) из Техасского университета в Арлингтоне в своей книге «Чтение мыслей на практике» предположил, что «большинству воспринимающих может не хватать тех метаданных, благодаря которым они могут адекватно оценить свою способность к эмпатии» [13]. Проще говоря, это значит: если вы хотите оценить способности к эмпатии, можете сэкономить время и дать анкеты обезьянам. Так что обнаружить, как это делает Барон-Коган, что женщины набирают относительно больше баллов по шкале эмпатии, не является важным доказательством того, что они действительно являются более эмпатичными. Также несложно выдвинуть убедительную гипотезу о том, почему они могут поставить себе незаслуженно высокие баллы. Как мы увидели в предыдущей главе, когда концепт гендера берется за основу, люди склонны воспринимать себя более стереотипно. Утверждения в тесте EQ могут предположительно сами по себе намекать на гендер. Как отмечал философ Нил Леви, утверждения в тестах EQ и SQ часто «выявляет гендер испытуемых, спрашивая, интересуются ли они занятиями, непропорционально ассоциирующимися с мужчинами или женщинами (машины, электропроводка, компьютеры и другие механизмы, спорт и фондовая биржа, с одной стороны, дружба и отношения – с другой)» [14]. В любом случае, перед работой с опросником нужно указать свой пол, что, как мы видели ранее, утверждает гендерную идентичность. Так действительно ли женщины лучше угадывают мысли и чувства других людей?

Идея женской интуиции не лишена эмпирической поддержки. В австрийском исследовании в тесте «Чтение мыслей по глазам» женщины получали больше баллов, чем мужчины. Тем не менее, разница была незначительной: женщины, в среднем, правильно отгадали 23 фотографии из 36, а мужчины – 22 [15]. Также у женщин были более убедительные результаты в «Профиле невербальной чувствительности» (ПНЧ). В этом тесте участники смотрят на женщину, исполняющую ряд очень коротких и сильно упрощенных сценок. Каждая сценка длится всего две минуты, и зрителям доступны только несколько каналов информации: например, только тело и руки, или только лицо. Из этой минимальной информации зрители должны выбрать одно из двух возможных описаний сценки [16]. Невзирая на небольшое преимущество женщин в ПНЧ в целом, детальная картина имеет определенные особенности. На званом ужине, когда вы слушаете, как человек объясняет обнаруженную им систему в последней сводной таблице матчей футбольной лиги, вы выразите свое восхищение вежливой улыбкой. Но так называемые каналы утечки информации в общении – например, язык тела и мимолетные выражения лица – контролировать сложнее. В ПНЧ женщины очень хорошо расшифровывают наиболее контролируемые формы общения вроде мимики, но, чем больше «утечка» канала, тем слабее их преимущество.

Это странно. Разве женская интуиция не должна специализироваться на скрытых вещах, незаметных другим? Бризендин, например, описывает женскую интуицию как способность «нутром почувствовать, как ее ребенок-подросток переживает, как у муж задумался о своей карьере, как радуется друг, достигнув намеченной цели, или что партнер неверен» [17]. Но теперь оказывается, что женская интуиция – это скорее компетенция в показных эмоциях, а не в более интересных искренних эмоциях, наблюдаемых иначе. Одно из объяснений этого явления – женская социализация, предписывающая им быть вежливыми дешифровщицами, для которых тщательное изучение чьих-то ненамеренно проскользнувших эмоций равносильно подглядыванию в замочную скважину занятого туалета [18].

Более того, тесты вроде «Чтения мыслей по глазам» и ПНЧ – не совсем то, что можно было бы назвать симуляцией повседневного чтения мыслей. Попытки проникнуть в выражение лица Джоконды или разговор со спешащей мусульманкой в чадре – вот те способности, которые измеряют подобные тесты. Однако социальные взаимодействия обычно представляют собой потоки важной и переменчивой информации от других людей (которые не предлагают выбрать правильный вариант для определения своих переживаний). В 1990-х Уильям Икс и его коллеги разработали новый тест для определения эмпатии, который Икс называет «наиболее точным тестом» для определения человеческой способности проникать в мысли и чувства других [19]. В этом тесте для определения точности эмпатии два человека вместе ждут начала эксперимента. Экспериментатор якобы ушел, чтобы найти новую лампочку для проектора взамен только что перегоревшей, но на самом деле эксперимент уже начался. Когда они вдвоем сидят и ждут, их незаметно снимает камера в течение шести минут. Вернувшись, экспериментатор объясняет настоящую цель теста. Если оба участника готовы продолжать, они в индивидуальном порядке смотрят запись своего совместного ожидания и ставят видео на паузу каждый раз, когда вспоминают какие-то особые мысли или чувства, записывают их и отмечают, были ли они положительными, отрицательными или нейтральными. В последней части эксперимента каждый участник снова смотрит запись, но видео ставится на паузу в те моменты, когда его партнер сообщил о чувствах или мыслях. Задание в том, чтобы опознать, какую эмоцию испытывает партнер. А затем можно сравнить эти описания с тем, что на самом деле испытывал человек в каждый такой момент.

Возможно, вы согласитесь, что из всех вышеупомянутых тестов этот наиболее близок к настоящей эмпатии. Здесь нет актеров, разыгрывающих эмоции, нет только лишь области глаз, нет бестелесных голосов и рук, нет тщательно отрепетированных и прописанных сцен. Вместо этого люди взаимодействуют естественно и не по сценарию, что дает поток последовательных душевных состояний, которые могут быть поняты благодаря большому разнообразию подсказок. Возможно, вы думаете, что мужчинам было трудно справиться с таким сложным тестом, но нет. Как отмечает Икс в книге «Чтение мыслей на практике» (Everyday Mind Reading), ко всеобщему удивлению, в первых семи исследованиях не было обнаружено гендерных различий:

В чем же эмпатическое преимущество, которое мы повсеместно называем “женской интуицией”? Оно не было обнаружено ни во взаимодействии незнакомцев противоположного пола, ни во взаимодействии гетеросексуальной пары, ни даже у людей, недавно заключивших брак или уже какое-то время пребывавших в нем. Оно не было обнаружено в сравнении пар двух женщин или двух мужчин или групп, состоящих только из женщин или только из мужчин. Оно не было обнаружено ни в Техасе, ни в Северной Каролине, ни даже в Новой Зеландии. Может, это только лишь культурный миф? Сказочный вымысел, созревший для научного опровержения?

 

Но затем произошло нечто «озадачивающее» [20]. В трех следующих экспериментах, проведенных более чем через четыре года после первого исследования точности эмпатии, гендерные различия были обнаружены. Исследователи отметили незначительное изменение в том, что должны были делать участники, просматривая запись взаимодействия. Для каждой мысли или чувства, которые были отгаданы, им нужно было сказать, как они расценивают точность своего ответа. Когда работали по этому методу, женская интуиция присутствовала; когда работали по первоначальной схеме, ее не было [21]. С чем это могло быть связано? Икс предположил, что это незначительное изменение могло напомнить женщинам, что они должны проявлять эмпатию, и таким образом повышало их мотивацию в выполнении задания. В ходе исследования он заключил, что «хотя у женщин, в среднем, способност ь к эмпатии не выше, чем у мужчин, есть убедительные доказательства того, что женщины проявляют бОльшую точность, когда их эмпатическая мотивация задействована ситуационными подсказками, напоминающими им, что от них, как от женщин, ожидают превосходства в заданиях, связанных с эмпатией» [22].

Если это так, то изменение экспериментальной ситуации для того, чтобы смотивировать мужчин, приведет к улучшению их результатов. Это то, к чему сейчас приходят исследователи. Кристи Кляйн (Kristi Klein) и Сара Ходжес (Sara Hodges) использовали тест на точность эмпатии, в котором участники смотрели видео с женщиной, рассказывающей о своей неудачной попытке заработать достаточно высокий балл на экзаменах для поступления в аспирантуру [23]. Когда акцентировалась женская природа теста точности эмпатии (перед его проведением у участников спрашивали об уровне эмпатии), женщины справлялись значительно лучше, чем мужчины. Но во второй группе процедура прошла с одним существенным отличием: им предлагали деньги за правильные ответы. В частности, за каждый правильный ответ они получали 2 доллара. Этот финансовый стимул повысил уровень успешности женщин и мужчин, показывая, что когда за понимание в буквальном смысле платят, мужскую нечуткость легко преодолеть.

Также можно повысить результативность выполнения теста мужчинами, разъяснив важнейшую социальную ценность способности к эмпатии. Психологи из Кардиффского университета представили студентам старшего курса отрывок под названием «Чего хочет женщина» [24]. В тексте, наполненном ссылками на несуществующие исследования, объяснялось, что, в противовес популярному мнению, «нетрадиционные мужчины, которые ближе к своей женской сущности», воспринимаются женщинами как более желанные в сексуальном плане и интересные, не говоря уже о том, что они чаще уходят из бара или клуба в компании дамы. Мужчины, прочитавшие эту статью, показали лучшие результаты в тесте на точность эмпатии, чем мужчины из контрольной группы (которым тест представили как не имеющий гендерной основы) или те, кому сказали, что эксперимент исследует их якобы нехватку интуиции.

Естественно, на результативность выполнения заданий, связанных с когнитивной эмпатией, будут влиять мотивация и способности. Если социальные ожидания могут создать расхождение в мотивации, могут ли они создать такое же расхождение в способностях? Женщины, в среднем, превосходят мужчин в еще одном тесте, называемом «Тесте межличностного восприятия» (ТМВ). В нем участники видели и слышали, как люди взаимодействовали без сценария. По вербальному и невербальному поведению актеров зрители должны были попытаться выяснить нюансы их взаимоотношений. Например, при просмотре записи двух мужчин и ребенка, участник должен понять, кто из них отец ребенка. Недавно психологи Энн Кениг (Anne Koenig) и Эллис Игли (Alice Eagly) использовали ТМВ, чтобы исследовать, могут ли гендерные стереотипы относительно превосходных социальных навыков женщин дать им незаслуженное преимущество [25]. Для одной группы значение теста правдиво разъяснили как измерение социальной чуткости, или «того, насколько точно люди понимают общение других, и умения понимаеть невербальные знаки в повседневном общении». Перед тем, как испытуемые приступили к тесту, экспериментатор отметила: «Мы используем эту методику уже несколько месяцев. В тесте 15 вопросов, и неудивительно, что мужчины справляются хуже, чем женщины». В этой группе у мужчин результаты действительно оказались немного ниже, чем у женщин. Но второй группе участников тест описали более гендерно нейтрально. Его представили как измерение восприятия сложной информации, или «насколько хорошо люди перерабатывают различные типы информации». В этой группе мужчины справились так же хорошо, как и женщины.

Вывод из этих исследований таков: мы не можем отделить человеческие способности и мотивацию к эмпатии от социальной ситуации. Явные культурные ожидания относительно гендера и эмпатии влияют на сознание, которое знает, к какому гендеру оно принадлежит. Так что же случится, если мы временно заставим женское сознание считать себя мужским? Как мы видели в предыдущей главе, когда люди говорят от первого лица, с точки зрения другого «я», стереотипные черты другого распространяются и просачиваются в Я-концепцию воспринимающего. Слияние идентичностей может пересечь и гендерные границы. Несколько лет назад психологи Дэвид Маркс (David Marx) и Дидерик Штапель (Diederik Stapel) попросили группу голландских студентов написать об одном дне из жизни студента по имени Пол. Половина студентов написали от первого лица («я»), другая же половина писала от третьего («он»). После их попросили оценить свои технически-аналитические и эмоционально-чувственные навыки. У студенток, писавших о Поле от первого лица, самовосприятие изменилось. Те женщины, которые попытались представить себя Полом, включили его стереотипные мужские характеристики в свое самовосприятие. Они отметили у себя более высокие аналитические способности и более низкие эмоционально-чувственные по сравнению с женщинами, писавшими историю от третьего лица. Другими словами, произошло «слияние ‘я’ и Пола, в результате чего участницы показали более “мужской” результат» [26]. Действительно, они стали настолько мужеподобными, что их собственная оценка этих стереотипных черт была статистически неотличима от мужской. Написание истории о Поле не повлияло на Я-концепцию мужчин, предположительно потому, что они уже были студентами мужского пола.

Участникам также дали серию тестов на определение эмоциональной чувствительности. Они включали задачи на распознавание выражения эмоций на лице, выбор двух эмоций, составляющих более сложные (вроде оптимизма), и определение эмоционального состояния, которого вы достигаете, если, например, чувствуете себя все более виноватым и теряете чувство самоуважения. (Что это – депрессия, страх, стыд или сострадание?) Женщины, которые не ставили себя на место мужчины, справились с заданием намного лучше мужчин, в среднем правильно ответив на 72% вопросов по определению эмоциональной чувствительности, в то время как мужчины ответили примерно на 40%. Но женщины, которые всего на несколько мгновений представляли себя мужчиной, справились с заданием так же плохо, как настоящие мужчины.

Несомненно, сложная взаимосвязь между сознанием и социальными ожиданиями влияет и на нашу способность к аффективной (эмоциональной) эмпатии. Исследование групповых эмоций посвящено идее о том, что «когда люди думают о себе как о члене группы – когда социальная личность преобладает над индивидуальной – эмоциональный опыт и отклик людей будет сформирован и определен членством в группе» [27]. В недавнем исследовании было обнаружено, что неявно обозначенная социальная личность позволяла людям испытывать групповые эмоции, отличные от тех, которые они испытали бы, воспринимая себя как индивидуальность. Возможно ли, что женщины становятся более чувствительными, когда воспринимают себя как женщин или матерей, чем как личность или, скажем, продавщиц?

Этого мы не знаем, но психолог Мишель Райан (Michelle Ryan) и ее коллеги из Эксетерского университета обнаружили, что социальная роль, которую вы играете в данный момент, может изменить направление сострадания в решении моральных дилемм [28]. В 1980-х Карол Гиллиган (Carol Gilligan) выдвинула известное предположение, что женщины и мужчины решают моральные задачи по-разному. Она предположила, что «этика справедливости» - которая ставит во главу отвлеченные принципы справедливости, такие как равенство, взаимность и универсальные правила – чаще используется мужчинами. В противовес этому, «этика заботы» - для которой важнее чувства и взаимоотношения вовлеченных лиц – используется преимущественно женщинами. С тех пор исследователи пришли к выводу, что используемый тип этики зависит преимущественно от того, кто вовлечен в решение моральной дилеммы: и мужчины, и женщины с радостью применяют отвлеченные универсальные законы и принципы к незнакомцам, однако склонны прибегать к этике заботы, когда дело касается участи друзей или других близких [29]. И все остальные гендерные различия в решении моральных проблем также оказываются не заложенными природой, так как их легко устранить при изменении социальной роли.

Райан и ее коллеги представили студентам Австралийского национального университета (АНУ) моральную дилемму: студенту из местного TAFE (неуниверситетской системы технического и дальнейшего образования) срочно нужна книга для контрольной, которая будет проведена на следующий день. Без книги студент ее провалит. В личной библиотеке студента этой книги нет. Студентов из АНУ спрашивают, возьмут ли они для него книгу в университетской библиотеке. Перед тем, как задать этот очень будничный вопрос, исследователи повлияли на то, какая социальная личность активизировалась, попросив студентов подготовиться к дебатам. Им дали прочитать дилемму и попросили объяснить важные факторы, задействованные в принятии решения по данной ситуации. Для одной группы был сделан акцент на гендерных стереотипах (их спрашивали, как распознать настоящего мужчину, или просили доказать, что женщины – не слабый пол). В этой группе были явные гендерные различия в решении моральной дилеммы. Женщины в два раза чаще прибегали к этике заботы, например, говорили об облегчении чужих страданий. Это могло бы привести нас к выводу, что мужчины менее эмпатичны в решении моральных дилемм – однако в двух других группах, где акцентировались не вопросы гендера, а личность студентов, гендерные различия не были обнаружены. Вторую группу студентов попросили представить себя учащимися TAFE. В рамках этой личности, студент TAFE был одним из них. Последнюю группу попросили думать о себе исключительно как о студентах АНУ. (Этот университет считается лучшим в стране.) Невзирая на пол, «студенты TAFE» проявили в большей степени «этику заботы» и в меньшей – «этику справедливости», чем «студенты АНУ», которых исследователи заставили социально дистанцироваться от нервничающего студента TAFE.

Иными словами, когда мы не думаем о себе как о «мужчинах» или «женщинах», наши суждения одинаковы. И женщины, и мужчины в равной степени чувствительны к влиянию социальных различий, а это, хорошо это или плохо, определяет наши моральные суждения в одном из направлений на прямой «забота – справедливость». Но моральная аргументация также чувствительна к другому социальному фактору – акценту на гендере. Так, авторы убеждены, что «акцентирование гендера и связанных с ним норм в большей степени, чем гендер сам по себе, приводит к различиям между мужчинами и женщинами». Конечно, как они отмечают, «социальная действительность, которой является гендер, для большинства является повсеместно распространенной категорией и, возможно, самой важной» [30].

Давайте вновь усадим Джейн и Эвана завтракать и подведем итоги.

В восемнадцатом столетии Томас Гисборн с наслаждением наблюдал, как природа удобно наделила женское сознание именно теми качествами, которые больше всего были ей нужны для исполнения своих общественных обязанностей. В наши дни это утверждение понимают иначе: женщины выбирают социальные роли, которые подходят их женскому сознанию. Но, возможно, Гисборн, в конце концов, оказался близок к истине. Сознание, активизируемое социальными подсказками, использует свою женскую идентичность, чтобы наделить самое себя наибольшей чувствительностью, состраданием и сочувствием, приписываемым ему культурными воззрениями. Затем, столь же примечательно, эти установки исчезают. Магия. Но, как мы увидим в следующей главе, социальная психология полна подобных фокусов: «смотри, оно же исчезло».

ГЛАВА 3
«НА КАБЛУКАХ И ЗАДОМ НАПЕРЕД»

Перевод: Glokaya Kuzdra

Возьмите какое-нибудь гендерное различие. Любое. А теперь присмотритесь к нему повнимательнее! И… – хоп! – оно уже исчезло.

Социальные психологи с удивительной ловкостью проделывают подобные трюки с гендерными различиями. В огромных количествах они «обнаруживаются» буквально во всех сферах жизни – от игры в шахматы до ведения переговоров. Но жемчужиной коллекции, несомненно, является тест на визуально-пространственные способности и тест на вращение предметов.

В классической и наиболее широко применяемой версии испытуемому показывают незнакомый объемный предмет, собранный из нескольких кубиков, и предлагают сравнить его с четырьмя похожими. Два предмета из этих четырёх – точные копии образца, повёрнутые в трёхмерном пространстве. Оставшиеся два – его зеркальные изображения. Задачей испытуемого является найти среди предложенных те два предмета, которые от предъявленного не отличаются. Тест на пространственное мышление на сегодняшний день является самым весомым и надёжным доказательством существования гендерных различий. В типичной выборке около 75% из тех, кто успешно справляется с заданием, составляют мужчины [1]. Гендерные различия в способности к пространственному мышлению недавно были обнаружены даже у младенцев 4-5 месяцев отроду [2]. Несложно догадаться, какие преимущества даёт подобная способность при игре в «Тетрис», однако некоторые идут настолько далеко, что даже утверждают (хотя данное утверждение зачастую вызывает жаркие споры), будто бы исключительные способности к пространственному мышлению дают мужчинам значительное преимущество в освоении точных наук и овладении инженерными и математическими специальностями [3].

Способность человека к пространственному мышлению является гибкой; она очень сильно развивается с практикой [4]. Однако существуют и более быстрые и действенные методы улучшения этой способности. Дочитав до этой страницы, Вы уже, вне всяких сомнений, догадались, о чем идет речь: значительно усилить или ослабить эту способность могут нехитрые манипуляции в области изменения социального контекста при выполнении задания, контекста, который оказывает воздействие на сознание человека. Например, Вы можете сделать предлагаемый тест «женственным». Так, в одном исследовании испытуемым сообщалось, что удачное прохождение теста на способности к пространственному мышлению «непосредственно связано с успехом в таких профессиях, как авиационная инженерия, проектирование ядерных двигателей, подводное маневрирование и навигация…». В таком контексте мужчины прекрасно справлялись с поставленной задачей. Однако когда тот же самый тест был представлен, как выявляющий способности к «дизайну одежды и интерьера, вязанию спицами и крючком, художественному шитью, кружевоплетению и флористике», оказалось, что сопутствующий «женский» список профессий чудесным образом лишил молодых людей всех их выдающихся способностей [5].

Для получения сходных результатов даже не требуется менять «гендер» самого теста – достаточным будет просто дать гендерную информацию в качестве фона. Мэтью Макглоун (Matthew McGlone) и Джошуа Аронсон (Joshua Aronson) провели любопытный эксперимент в выбранном гуманитарном колледже на северо-востоке США. Целью эксперимента было выявление всё тех же способностей к пространственному мышлению. Одной группе испытуемых авторы эксперимента предлагали пройти тест и при этом указать свой пол в анкете. Другой группе они предлагали пройти тот же тест, но в анкете указать только их внутренний идентификационный номер, который имелся у всех студентов частного колледжа. В результате девушки, которые были настроены воспринимать себя в первую очередь как учащихся колледжа, показали лучшие результаты, чем девушки, указавшие свой пол в анкете [6]. Эксперимент подобного рода также провели Маркус Хаусман (Markus Hausmann) и коллеги. Они обнаружили, что результаты теста на пространственное мышление сильно отличались в пользу мужчин, когда и мужчины и женщины указывали пол в анкете, но не отличались, когда испытуемых просили указать какую-либо не имеющую гендерного значения характеристику (например, место жительства) [7].

Еще один подход к выполнению теста на пространственное мышление недавно был разработан Анджеликой Моэ (Angelica Moè) [8]. Предложенный ею метод вызвал волну негодования, но, несмотря на это, оказался очень удачным. Исследователь, объясняя задание первой группе итальянских старшеклассников, сказала, что «тест на пространственные способности обычно лучше решают мальчики, возможно, по генетическим причинам». Вторая, контрольная, группа не поучила никакой дополнительной информации гендерного характера. А третья группа выслушала комментарий, который был заведомо неверным. Испытуемым последней группы сказали, что «тест на пространственные способности обычно лучше решают девочки, возможно, по генетическим причинам». И каковы же были результаты теста? В первой и второй группе были получены привычные результаты, показывающие превосходство молодых людей в данной области. Но испытуемые девушки третьей группы справились с заданием ничуть не хуже своих одноклассников.

Удивительно, как такие простые манипуляции, как внесение корректив в описание теста, сопутствующее подчеркивание какой-либо социальной роли или фабрикация какого-либо несложного вымысла, могут оказывать настолько сильное влияние на результаты теста, казалось бы, наиболее наглядно подчёркивающего гендерные различия? В прошлой главе мы видели, какой эффект имеет характер ситуации на уровень мотивации индивида к успешному совершению того или иного действия. Психологи также постепенно начинают понимать, какое влияние (положительное или отрицательное) оказывает социальный контекст на работу интеллекта и работоспособность. Как выяснилось, существует огромное количество способов скрытого негативного влияния на индивида, если тот оказывается в «неправильной» социальной группе. Что касается гендерных различий, исследователи уже давно установили взаимосвязь успеха в таких «маскулинных» областях, как математика, с социальным контекстом. В настоящей главе мы проследим, с какими сложностями сталкиваются женщины, работающие в мужских профессиях. Они находятся в той же ситуации, что и популярная голливудская актриса и танцовщица Джинджер Роджерс (Ginger Rogers). Как однажды было остроумно подмечено, Джинджер «делает всё то же, что и её партнёр по танцу Фред Астер (Fred Astaire), только на каблуках и задом наперед».

В книге Реджины Маркелл Моранц-Санчес (Regina Markell Morantz-Sanchez) «Сострадание и наука» (Sympathy and Science), посвященной американским женщинам в истории медицины, описывается следующий яркий эпизод из жизни Мэри Риттер, произошедший в начале ХХ века:

«По мере того как продолжалась эта ужасающая операция, я все сильнее и сильнее сжимала зубы и пальцы в кулак, но держалась. Рядом со мной стояла девушка со старшего курса. Я заметила, что она пошатывается и становится все бледнее и бледнее. Несмотря на действующий в операционной запрет на разговоры, я наклонилась к ней и прошептала сквозь зубы: «Не смей падать в обморок!»... Никто из нас не потерял сознания и не опозорил свой пол. Во время этой самой операции в обморок упало трое молодых людей, но это было приписано всего лишь незначительным расстройствам кровообращения. Но если бы сознание потеряли две студентки, этот инцидент единогласно признали бы подтверждением неспособности всех женщин к работе врачом» [9].

Мэри Риттер, незваный гость в абсолютно «мужском» мире профессиональной медицины, очень точно подметила то, что в наши дни называют угрозой подтверждения стереотипа (также иногда встречается термин угроза социальной идентичности). Угроза подтверждения стереотипа – это «проявляющаяся в какой-либо ситуации угроза получить в способствующих этому условиях негативную оценку или вызвать к себе плохое отношение, связанные с отрицательными стереотипами, существующими относительно группы, к которой принадлежит человек» [10]. На сегодняшний день многочисленные исследования показывают, как в примерах с тестом на пространственные способности, изменение уровня угрозы стереотипа путём изменения контекста оказывает явное влияние на успешность выполнения заданий [11]. Еще один яркий пример проявления угрозы стереотипа был показан исследовательницей Кэтрин Гуд из Городского Университета Нью-Йорка. Психолог и её коллеги провели эксперимент с участием более 100 студентов, посещавших краткий и сложный университетский курс по высшей математике, который служил «фильтром» для отбора специалистов по естественным наукам [12]. Студентам раздали задание по математике, содержащее задачи из теста для поступления в магистратуру; чтобы стимулировать его добросовестное выполнение, им сообщили, что в зависимости от результатов им начислят то или иное количество дополнительных баллов (на самом деле, все получили одинаковое количество баллов). Тестовый пакет, выданный каждому студенту, включал в себя инструкцию, где содержалась дополнительная информация к заданиям. Одной части студентов, находящихся в ситуации, где была задействована угроза стереотипа, сообщалось, что задания были разработаны с целью оценить их способности в математике, а также выявить, почему одни люди показывают большие успехи в математике, а другие – меньшие. Уже одно это предложение само по себе могло вызвать угрозу подтверждения стереотипа для девушек-студенток, которые прекрасно осознавали, что женщин стереотипно считают менее способными в математике [13]. Но в дополнение к этому тексту для другой части студентов в инструкции была размещена ещё одна строка, снимавшая угрозу стереотипа. Это была информация о том, что данный тест уже прошли тысячи учащихся, и никаких гендерных различий при его прохождении выявлено не было. Так какой же эффект произвела эта дополнительная информация?

Юноши и девушки из двух исследуемых подгрупп имели приблизительно одинаковый средний балл по математике. Можно было бы ожидать, что вне зависимости от того, имеет ли место угроза подтверждения стереотипа, или нет, они покажут приблизительно равные результаты. Но исследование показало, что это не так. Результаты теста выявили, что девушки показывали значительно лучшие результаты, чем юноши, в условиях, где угроза стереотипа была снята. Особенно заметно было улучшение результатов в среде англо-американок, которые, как правило, сильно уступают мужчинам при выполнении подобных заданий. Также результаты исследования выявили, что и юноши, и девушки из первой подгруппы, находящейся под угрозой подтверждения стереотипа, а также юноши из второй подгруппы, для которой угроза стереотипа была снята, в среднем набрали по 19% правильных ответов на предложенный им сложный тест. Любопытно, что девушки во второй подгруппе, где угроза стереотипа была снята, в среднем набрали 30%, то есть, они показали самые высокие результаты среди всех участников, включая обе подгруппы мужчин. Иными словами, стандартное выполнение теста, по всей видимости, существенно ограничивает математические способности девушек, но когда в предисловие к тесту вводится дополнительная информация о том, что гендер никаким образом не влияет на его результаты, это «высвобождает их математический потенциал» [14].

Не может не удручать мысль о том, что научная карьера людей, находящихся под угрозой подтверждения стереотипа, наверняка серьёзно от этого страдает. Недавно Грегори Волтон (Gregory Walton) и его коллега Стивен Спенсер (Steven Spencer) из Стэнфордского Университета, чтобы проверить это предположение, проанализировали данные десятков экспериментов по изучению угрозы стереотипа. Их идея заключалось в том, что люди, строящие академическую карьеру под угрозой стереотипа, «похожи на профессиональных спринтеров, бегущих против сильного встречного ветра, время, затрачиваемое ими на прохождение дистанции, позволяет недооценить их скорость при отсутствии ветра». Исследование подтвердило, что ряд студентов, традиционно находящихся под угрозой подтверждения стереотипа (женщины и представители этнических меньшинств, за исключением людей и Азиатских стран), в целом, при прохождении обычных тестов на проверку уровня успеваемости (таких как стандартизованный тест SAT для поступления в колледж), показывают худшие результаты, чем их товарищи, принадлежащим к группам, не находящимся под угрозой стереотипа. Однако в условиях, когда угроза стереотипа снимется, представители первых групп показывают результаты выше, чем у их привилегированных сверстников, которые, судя по реальным тестам, казалось бы, должны обладать одинаковыми с ними способностями [15].

Психологам пришлось проделать сложную работу, чтобы выявить, каким образом угроза подтверждения стереотипа оказывает такое сильное отрицательное воздействие на способности людей. В некоторых случаях исследователям даже приходилось самим искусственно создавать подобные негативные стереотипы. Но в целом, они чаще обращались к уже существующим предубеждениям (например, к расхожему утверждению о якобы худших способностях женщин в области точных наук). Поразительно, как легко, оказывается, создать угрозу стереотипа! Угроза подтверждения стереотипа преследует женщин, которых просят указать их пол в тесте по математике (что в действительности происходит очень часто при заполнении информации о себе перед выполнением задания). То же случается, когда девушки оказываются в меньшинстве в своей группе, или только что посмотрели рекламные ролики, где женщин выставляют фривольными и легкомысленными. Девушки также могут попасть под угрозу подтверждения стереотипа, находясь в среде, где их преподаватели или сверстники умышленно или неумышленно демонстрируют шовинизм [16]. Следует отметить, что незаметные факторы, запускающие угрозу подтверждения стереотипа, оказываются даже более вредоносными, чем прямые оскорбления [17]. Вероятно, женщины, сталкивающиеся сегодня с менее явным сексистским поведением, страдают от него гораздо больше, чем их сверстницы, выслушивавшие более прямые и оскорбительные заявления о своих способностях всего несколько десятилетий назад.

Так что же происходит с женщинами, когда они оказываются под угрозой подтверждения стереотипа? Когда девушке предстоит пройти тест по математике, ее сознание очень некстати извлекает из глубин памяти тот факт, что она женщина [18]. Стереотип, что женщинам с трудом даются точные науки, сам по себе достаточно сильный, и поэтому он кажется важным для текущей ситуации. Возможно, именно поэтому девушки из эксперимента Мэтью Макглоуна (Matthew McGlone) по выявлению пространственных способностей, считавшие себя в первую очередь, студентками престижного колледжа, показали значительно лучшие результаты, чем девушки, которые думали о себе в первую очередь, как о женщинах. Первые воспринимали себя не как представителей определенного пола, а как представителей интеллектуальной элиты. Исследование предполагает, что сочетание двух убеждений — «наличие у группы определённых стереотипных черт» и «принадлежности к группе» — является по-настоящему гремучей смесью (в данном случае, это убеждения «женщины несильны в математике» и «я женщина»). Подобное сочетание факторов провоцирует как страх перед возможной неудачей, так и другие отрицательные эмоции [19]. Так, Мара Кадину (Mara Cadinu) и ее коллеги из Падуанского университета предлагали девушкам решить задачки, схожие с задачками из теста при поступлении в магистратуру. Перед выполнением теста инструктор сказал одной группе испытуемых, что «недавние исследования показали, что существуют большие различия между результатами мужчин и женщин, выполняющих логико-математические задания». Второй же группе участников, инструктор рассказал, что «Результаты теста не зависят от пола испытуемого» [20]. В бланк ответов были включены пустые страницы, на которых девушек попросили записать все, что в данный момент приходит им в голову. Студентки из первой группы озвучили более чем в два раза больше негативных высказываний относительно тестов по математике, чем девушки из второй группы (например, «Эти примеры слишком сложные для меня»). Чем дальше, тем этот негативный настрой имел более серьёзные последствия. В первой половине теста обе группы студенток набрали в среднем по 70% правильных ответов, однако, результаты второй части теста разительно отличались. В группе, находящейся под угрозой стереотипа, среднее количество правильных ответов упало до 56%, тогда как в контрольной группе, где угроза стереотипа была снята, результаты даже немного улучшились (до 81%).

Недавно исследовательница Кристина Лоджел (Christine Logel) и ее коллеги обнаружили, что разум человека активно борется с мыслями, вызванными стереотипной ситуацией [21]. Ученая установила, что при проверке на словесные ассоциации женщины, прерванные во время выполнения задания по математике, гораздо медленнее, чем мужчины, выдавали ответы на такие стимулы, как «нелогичный», «интуитивный» и «иррациональный». Это происходило потому, что во время проведения эксперимента ими активно подавлялись негативные ассоциации с традиционно приписываемыми женщинам нелогичностью, иррациональностью и интуитивностью мышления. Но подавляемые неприятные мысли имеют коварную особенность становиться вдвойне навязчивыми, как только произойдёт ослабление контроля. И действительно, женщины, которые прошли тест на словесные ассоциации сразу после окончания математического теста, выдавали ответы на предлагаемые стимулы уже чрезвычайно быстро (для сравнения, у мужчин в тех же условиях, такой сильной внутренней борьбы, похоже, не происходило). Казалось бы, подавление негативных стереотипных представлений о себе должно помогать женщинам, но на деле все происходит совершенно по-другому. Кристина Лоджел обнаружила, что чем сильнее женщины борются с представлениями о себе как о людях иррациональных, тем худших результатов они достигают. Причиной этому является чрезмерное умственное напряжение, которое требуется, чтобы подавить беспокойство и обуздать непрошеные мысли – а ведь эти ресурсы могли бы быть использованы куда более эффективно! Чтобы успешно справиться со сложной мыслительной задачей, требуется сильная концентрация. Это означает, что человеку нужно не только держать наготове всю ту информацию, которая требуется для решения поставленных задач, но и постоянно блокировать поток посторонней или отвлекающей информации. Всей этой внутренней организационной работой занимается наша рабочая, кратковременная память. У большинства людей, решающих сложные и ответственные интеллектуальные задачи, будет не так много сомнений и навязчивых тревожных мыслей. Но, как мы убедились, люди, находящиеся под угрозой стереотипа, находятся в гораздо более невыгодных условиях, чем все остальные. Борьба с угрозой стереотипа даёт дополнительную нагрузку на рабочую память – именно это и приводит к ухудшению результатов мыслительной деятельности по решению сложных задач [22]. Женщины (и другие группы), находящиеся под угрозой стереотипа, скорее всего, одновременно с решением задач, пытаются контролировать своё беспокойство, вызванное негативными представлениями, что, к сожалению, еще больше истощает ресурсы кратковременной памяти [23].

Как Вы уже начали догадываться, условия, когда человек мысленно вынужден бороться с негативными стереотипами, являются далеко не идеальными для решения сложных задач. Необходимо особо подчеркнуть, что такое нервозное, обреченное на провал поведение, не является особенностью женского мозга. Подобное реагирование присуще сознанию любого человека, находящегося под угрозой подтверждения стереотипа. Точно такие же результаты были получены в ходе исследования других социальных групп, находящихся под угрозой стереотипа (исследовались, в том числе, мужчины европеоидной внешности [24]). Также, когда экспериментаторы создают для женщин условия, снимающие эту угрозу – иными словами, воссоздают ту атмосферу, в которой мужчины всегда, скажем, решают математические тесты, – отрицательного воздействия на кратковременную память и на результаты работы не выявляется [25].

Помимо того, что угроза стереотипа засоряет кратковременную, рабочую, память, она еще настраивает мышление человека на избегание неудачи. Вместо настройки на успех (подстёгивающей смелое и креативное поведение), человек фокусируется на избегании неудачи (что означает демонстрацию осторожного, сдержанного и консервативного поведения). Первый тип реагирования называют настроем на достижение (promotion focus), второй – настроем на избегание (prevention focus). Например, в зависимости от того, было ли испытуемым предложено пройти тест на «речевые навыки у мужчин и женщин», или просто тест «на речевые навыки», мужская половина аудитории меняла подход к выполнению задания – мужчины вели себя по-разному, в зависимости от того, находились ли они под угрозой подтверждения стереотипа о своих якобы худших коммуникативных навыках, или нет [26]. Находясь под угрозой стереотипа, мужчины прикладывали больше усилий для избегания неудачи (а не для достижения успеха), поэтому выполняли задание медленнее и делали меньше ошибок. Та же группа исследователей продемонстрировала, какое влияние оказывает на результаты настрой на достижение. Испытуемым студентам дали задание – придумать как можно больше способов использования простого кирпича. Ответы ранжировались по степени креативности – от простых (например, «построить из кирпичей дом»), до сложных и оригинальных (например, «чтобы показать, что я всего лишь кирпичик в стене мироздания»). Испытуемые, которым сообщалось, что учащиеся их специальности, как правило, отлично справлялись с этой задачей, в среднем получали более высокие баллы за креативность, чем студенты, которым говорилась противоположная информация. Несложно представить, какие последствия это может иметь в реальных условиях, где необходимо преодолевать культурные барьеры, стреноживающие оригинальное, открытое, творческое мышление. Малком Гладвелл (Malcolm Gladwell) в своей книге «Выдающиеся личности» (Outliers) приводит пример двух людей с одинаково высоким коэффициентом IQ. В качестве ответов на тот же тест о применении кирпича один из них предложил ряд оригинальных решений (таких, как «чтобы разбить витрину магазина с целью ограбления»), тогда как другой выдвинул – несмотря на очень высокие показатели по тесту IQ – всего лишь две простые и заурядные идеи («чтобы строить» и «чтобы кидать»). В связи с этим, Гладвелл задаёт риторический вопрос: «Как вы думаете, который из этих студентов лучше справится со сложной, творческой работой, достойной Нобелевской премии?» [27]

Жестокая насмешка судьбы заключается в том, что чем сильнее женщины стремятся добиться успеха в точных науках, тем с большими препятствиями они сталкиваются уже на уровне своего сознания. Это связано с несколькими причинами. Наибольшее напряжение при решении математических задач в условиях угрозы подтверждения стереотипа испытывают как раз те девушки, для которых важны результаты их труда. Они теряют гораздо больше, чем те, кто не стремятся к успеху в математике [28]. Также, чем сложнее и изобретательней работа, тем большую нагрузку будет оказывать её выполнение на уже перегруженную кратковременную память, что может привести к изменению поведения на стратегию на избегание сложностей [29]. Помимо всего прочего, в США женщина, выбравшая профессию, связанную с точными науками, с каждым шагом своего карьерного роста начинает оказываться во все большем и большем меньшинстве. Согласно статистике, в 2001 году доля женщин, получивших диплом бакалавра по специальностям, связанным с математикой, составляла около 50%, тогда как доля женщин, успешно защитивших кандидатские диссертации, составляла уже только 29%. По мере дальнейшего профессионального роста число женщин сокращается еще стремительней [30]. Такой расклад влечет за собой появление целого ряда дополнительных препятствий. По мере карьерного роста, пол женщины начинает становиться все более и более заметной характеристикой, что уже само по себе может привести к появлению угрозы подтверждения стереотипа. Одно исследование даже показало такую зависимость: чем больше мужчин пишет тест по математике в комнате, где вместе с ними его пишет всего одна женщина, тем хуже её результаты [31]. В окружении мужчин такая женщина и сама может вопреки своему желанию поверить, что её пол и правда хуже в математике; а женщины, которые верят в гендерные стереотипы, особенно страдают в ситуациях угрозы их подтверждения [32].

Но даже при отсутствии осознаваемой веры в гендерные стереотипы, ассоциативная связь «мужчины = точные науки» может сыграть с женщиной еще более злую шутку. Похоже, что женщины, наиболее увлеченные точными науками, как раз таки и имеют самые сильные неосознаваемые ассоциации подобного рода. Эми Кифер (Amy Kiefer) и Дениз Секакваптева (Denise Sekaquaptewa) из Мичиганского Университета использовали описанный ранее тест на скрытые ассоциации, чтобы проверить, насколько силен у студенток колледжа стереотип о том, что математика – это мужская работа. В целом, девушки быстрее связывали такие выражения, как «считать», «вычислять» и «математика», с «мужскими» словами (такими, как «он», «ему», мужской»), чем с аналогичными «женскими». Интересно отметить, что чем сложнее курс по математике, на который была записана студентка, тем сильнее были стереотипные ассоциации. Исследователи предположили, что это происходит потому, что на более сложные курсы чаще записываются молодые люди, и поэтому ассоциация «мужчины – точные науки» может еще сильнее укореняться в головах студенток. К сожалению, женщины с очень сильными ассоциациями подобного рода рискуют находиться под угрозой стереотипа постоянно. Так, студентки с менее выраженными ассоциациями показали прогнозируемый подъем креативности при выполнении сложного математического теста в ситуации, когда угроза подтверждения стереотипа снималась, а вот девушкам с сильной ассоциативной связью «мужчины – точные науки» это не помогло. Исследователи полагают, что это происходит оттого, что стереотип настолько сильно отпечатался в их сознании, что снять его в условиях эксперимента оказывается слишком сложно [33].

По мере своего карьерного роста женщина, занимающаяся математическими науками, постепенно будет терять одно очень эффективное защитное средство против угрозы стереотипа – наличие ролевой модели. Как известно, стремления, успехи и самооценка людей встречают сильную поддержку при наличии образца для подражания. И чем более похож на нас человек, выступающий в этой роли, тем для нас лучше [34]. В связи с этим было обнаружено, что (реальное или символическое) присутствие женщины, достигшей успехов в математике, в какой-то степени способствует снятию угрозы стереотипа [35]. Но, естественно, чем выше женщина-математик к карьерной вершине, тем сложнее ей найти похожую на себя ролевую модель – как среди исторических лиц, так и среди современниц.

Наконец, ещё одно интригующее исследование дает основание полагать, что негативные стереотипы относительно женщин в целом могут особенно навредить тем из них, у кого больше всего мотивации достичь успехов в карьере. По мнению некоторых исследователей, высокий уровень тестостерона в крови связан со стремлением индивида получить и удержать как можно более высокий статус. Это утверждение считается верным как в отношении мужчин, так и в отношении женщин. Роберт Джозефс (Robert Josephs) и его коллеги исследовали следующую проблему: люди с повышенным уровнем тестостерона (по отношению к средним значениям по их полу) показывают наилучшие результаты, когда находятся в ситуациях, соответствующих их потребности в высоком статусе. Более низкий статус или угроза статусу, напротив, создает явное противоречие с высоким уровнем тестостерона, что ведет к пагубным последствиям для работы интеллекта. В основе этой теории лежит представление о том, что когнитивные, эмоциональные и физиологические реакции на потерю статуса у человека с высоким уровнем тестостерона вызывают меньше проблем, когда этот статус может быть восстановлен простым ударом кулака, чем когда статус необходимо завоевывать более изощрёнными способами – удачным ходом на шахматной доске, блестящим аргументом в зале суда или публикацией статьи в Nature. Исходя из этих представлений, Джозефс и его коллеги поставили эксперимент, в ходе которого обнаружили, что мужчины и женщины с высоким уровнем тестостерона, находясь в экспериментальной ситуации, где их статус был понижен, показывали очень плохие результаты в решении таких заданий, как задачи на анализ и вычисления из вступительного теста в магистратуру, или тест на пространственное мышление [36]. И, напротив, было установлено, что высокий уровень тестостерона играет таким людям на руку, когда ситуация трактуется как могущая привести к увеличению статуса. Команда Джозефса выяснила, что мужчины, как с высоким уровнем тестостерона, так и с низким, показали одинаковые результаты, когда в описании заданий значилось «тест на выявление неспособности к математике». Но, когда тот же самый тест был представлен как тест, выявляющий таланты в математике, мужчины с высоким уровнем тестостерона, доказывая свою состоятельность, показали результаты лучше, чем обе подгруппы мужчин из первой группы.

На первый взгляд, может показаться странным, что женщин можно охарактеризовать как людей, имеющих высокий уровень тестостерона, но необходимо помнить, что когда исследователи измеряют уровень тестостерона в слюне, они описывают уровень тестостерона в мозге лишь опосредованно. В расчет необходимо принимать также ряд других важных факторов, таких как количество рецепторов в мозге, чувствительность этих рецепторов, соотношение связанных и несвязанных гормонов в крови (только свободные молекулы тестостерона могут приниматься рецепторами) [37]. Даже высказывались предположения, что на нейронном уровне женщины более чувствительны к тестостерону или изменению его уровня [38]. Как указывает Лесли Роджерс (Lesley Rogers) из Университета Новой Англии [39], «сложная схема подобного рода заставляет нас задаться вопросом, насколько эффективно мы можем измерять концентрацию гормона».

В любом случае, взаимосвязь между уровнем гормона и статусом и ее влияние на результаты мыслительной деятельности, по всей видимости, применима как к мужчинам, так и к женщинам в равной мере. Но гендерные стереотипы еще больше усложняют картину. По мнению Джозефса и его соавторов, «будучи средством иерархического распределения двух или более групп, стереотип по своей сути представляет собой сообщение о доминировании и статусе» [40]. Поэтому, в ситуации, когда стереотип о неспособности женщин к точным наукам выходит на передний план, женщина, решающая математические задачки, рискует подтвердить свой низкий статус в данной иерархии.

Джозефс и коллеги сделал предположение, что, женщины с высоким уровнем тестостерона окажутся более восприимчивыми к угрозе подтверждения стереотипа, так как они больше беспокоятся о своём статусе. Также команда Джозефса определила, что угроза стереотипа оказывает влияние только на женщин с высоким уровнем тестостерона, а женщин с низким уровнем она не затрагивает. Но что означают эти результаты вне стен лаборатории? Талантливые мужчины с высоким уровнем тестостерона находятся в очень выгодной позиции, чтобы справляться с трудностями на пути к достижению более высокого статуса. Но ситуация оказывается совершенно другой для женщин с высоким уровнем тестостерона, обладающих такими же способностями. Негативные стереотипы о способностях группы, к которой принадлежит женщина, вступают в противоречие с ее стремлением достичь более высокого статуса, что отрицательно сказывается на ее умениях – негативно окрашенный стереотип уже приписывает ей низкий статус. Она снова танцует на каблуках и задом наперед.

Представьте на секунду, что по мановению волшебной палочки ситуация изменилась ровно на обратную – в математике и других точных науках доминируют женщины, и в сознании людей математика тесно связана с женским полом. А теперь вообразите, что в этой перевернутой реальности даже успело вырасти целое поколение детей. Теперь уже юноши чувствуют себя неуверенно, решая тесты по математике, теперь их кратковременная память перегружена до предела, их стратегия стала оборонительной и неэффективной, это им приходится тщетно искать образец для подражания. И уже у мальчиков в школьном классе, а не у девочек, исследователи будут находить последствия влияния угрозы стереотипа [41]. Теперь женщины могут с лёгкостью сосредоточиться на тесте, приписываемое им превосходство окрыляет их, позволяя смело и творчески подходить к решению задач. Им нужно лишь мельком окинуть взглядом коридоры, по которым они ходят, прочитать имена основных докладчиков в программе конференции, открыть книги по истории, чтобы увидеть там женщин, на которых можно ровняться – и успех со всей своей заразительностью становится частью их сознания. Тогда мы можем спросить себя – что случится потом? Проявит ли себя ныне считающееся врожденным мужское превосходство в точных науках? Увидим ли мы через какое-то время выравнивание результатов? Или – возможно ли это? – невидимая глазу угроза подтверждения стереотипа закрепит уже новый порядок вещей на многие десятилетия вперед?

Целью этого досужего мысленного эксперимента вовсе не является исключение многих других факторов, которые, без сомнения, привносят свой вклад в создание гендерного неравенства в области точных наук. Но рассмотренные исследования наглядно показывают нам, что все, что мы делаем, будь то решение математических задач, игра в шахматы, забота о детях, вождение машины – все это мы делаем, обладая сознанием особенно чувствительным к нашему социальному окружению. Социальный психолог Брайан Носек (Brian Nosek) и его коллеги недавно проанализировали результаты более чем 500 000 ответов на имплицитный ассоциативный тест участников со всего мира. Тест измерял степень ассоциирования гендера с точными науками (то, насколько проще в сознании людей связываются понятия «точные науки» и «мужское» и «гуманитарные науки» и «женское» по сравнению с обратными парами ассоциаций). Исследователи сравнили рассмотренные данные с оценками по математике восьмиклассников из 34 стран (по тесту TIMSS (Trends in International Mathematics and Science Study) за 2003 год). Примечательно, что ученые обнаружили следующую зависимость: чем сильнее были ассоциативные связи у представителей той или иной страны между точными науками и мужскими качествами (ассоциации, которые выявлялись вне зависимости от осознанно высказанных вслух), тем, в целом, выше были у мальчиков баллы по математике и другим естественнонаучным дисциплинам. К слову, стоит отметить, что в ряде стран преимущество наблюдалось у девочек. Подчёркивая, что «социальные реалии … формируют сознание», исследователи предположили, что глубоко заложенные гендерные стереотипы и разрыв в результатах тестирований «взаимно дополняют и усиливают друг друга» [42].

Можно подытожить, что кости черепа не защищают нас от всех тех вездесущих культурных представлений, которые как угнетают, так и усиливают наше мышление. И, как мы сможем убедиться в следующей главе, социальные маркеры того, к какой группе принадлежит тот или иной человек, очень легко перемещаются из окружающей среды в сознание.