Глава 2. Эмпирическая и априорная традиции

Эмпирическая традиция

Априорная традиция

Перспективы примирения эмпирической и априорной традиций в психологической науке

Аристотель (384—322 до н.э.) различал две системы знаний: физику («вторую философию») и метафизику («теологию»). Предметом физики мыслилась «чувственная» субстанция, объекты которой воспринимаются органами чувств. Объектом метафизики, напротив, является нечто отдельное и удаленное от «чувственной субстанции», вечно существующее (бесконечное во времени) и свободное от движения. Очевидно, что познание «чувственной субстанции» должно было опираться на чувственный опыт, в то время как познание субстанции, «свободной от движения», могло иметь концептуальный, но априорный (не опирающийся на опыт) характер.

В современной психологии традиция построения знания с опорой на опыт и разум и традиция построения знания с опорой на разум, не ограниченный данными опыта, обособились. Первую традицию называют эмпирической, вторую — априорной, или метафизической.

Эмпирическая и априорная психологии имеют разные философские корни и характеризуются непримиримым отношением друг к другу. Далее, характеризуя философские корни эмпирической и априорной психологии, я буду опираться в значительной степени на материалы ряда статей из Британской энциклопедии (см., например, Metaphysics //, Philosophy, history of //, Science //, Rationalism //, Realism //, Science, history of // Encyclopedia Britannica Online, 2000).

 

Эмпирическая традиция

2.1.1. Обособление эмпиризма и рационализма

Эмпирические корни психологии восходят к Леонардо да Винчи (1452—1519), великому флорентийскому художнику, ученому, гуманисту и гению механики эпохи Возрождения. Леонардо да Винчи выдвинул три принципиальных положения: (1) в основе всего должен лежать опыт (принцип эмпиризма), (2) инструментальная наука (механика) наиболее полезна и выше других, потому что все живые существа совершают движения и действия (главенство механистической науки), (3) нет определенности там, где не используются достижения математической науки (доверие математическому объяснению). На этих основаниях строилась наука и философия Возрождения. Затем принцип эмпиризма развивал Бэкон, идею механизмов — Гоббс, рационализм и математический подход к науке и философии — Декарт.

Родоначальником эмпиризма считается Бэкон (1561—1626), а рационализма — Декарт (1596—1650). Соперничество эмпиризма и рационализма продолжалось в течение XVII—XVIII вв., вплоть до Канта (1724—1804), объединившего эти два течения в единой системе философских взглядов.

Следует иметь в виду, что в то время как наука завоевывала все более крепкие позиции, в философии господствовала схоластика. Философы доверяли авторитетам и полагались на «чистое» мышление, но не осознавали в должной мере границы его возможностей и были безразличны к опыту.

 

В свое время Аристотель утверждал, что мужчины и женщины имеют разное количество зубов. Он приводил длинные аргументы в пользу своей позиции, но не потрудился проверить, сколько зубов у тех и у других в действительности.

 

В XVII в. ситуация еще не изменилась радикальным образом. Когда Галилей с помощью изобретенного им телескопа открыл, что вокруг планеты Юпитер вращаются спутники, никто ему не поверил. Более того, ни один из его коллег не откликнулся на предложение взглянуть на спутники Юпитера через телескоп собственными глазами. И такая реакция была отнюдь не случайной. Ведь взглянуть в телескоп и поверить своим глазам означало, что опытный критерий является более важным источником знания, чем чистое мышление и мнение авторитетов. Вот что писал по этому поводу итальянский астроном Сици:

 

«Есть 7 окон в голове: две ноздри, два уха, два глаза, и рот. Стало быть, в небесах имеются две благоприятные звезды, две звезды неблагоприятные, два светила и один Меркурий, нерешившийся и равнодушный. Исходя из этого, в подобные феномены вписывается число металлов: их 7. И число планет по необходимости 7. Кроме того, евреи и другие древние народы, также как современные европейцы, приняли разделение недели на 7 дней и назвали их по именам семи планет. Теперь, если мы вдруг увеличим число планет, вся эта система потеряет под собой почву. Более того, спутники невидимы невооруженным глазом и не могут иметь никакого влияния на Землю и потому они бесполезны, и потому не существуют» (цит. по: Stanovich, 1992, p. 10).

 

Можно иронически улыбаться в ответ на аргументы Сици. Но это бы свидетельствовало бы о недопонимании сути дела. Аргументы Сици не были идиотскими. Напротив, они обосновывались логикой и знаниями, существовавшими в его историческое времени. Другой, более важный вопрос, вытекающий из этой дискуссии, насколько можно безоговорочно доверять чистому мышлению и его аргументам.

 

2.1.2. Эмпиризм

По замыслу Бэкона эмпиризм — это философия человеческого разума, полностью основанного на опыте. Он впервые также поставил вопрос о том, что опыт состоит из отдельных элементов. Бэкон связывал рождение новой науки с методом эксперимента. Но главное внимание было сосредоточено на новой технике рассуждения. Бэкон разработал совершенно другой метод, порядок и процесс продвинутого опыта, который был представлен в виде трех «таблиц открытий»: присутствия, отсутствия и сравнения. Для любых двух свойств, например таких, как тепло и трение, могут быть случаи их появления совместно («присутствие»), появления одного свойства в отсутствии другого («отсутствие»), их количественных изменений соразмерно («сравнение»). Возможно, Бэкон был первым философом, кто ввел в рассуждения понятие вероятности. Однако он не был «чистым» эмпириком. Утверждая первичность наблюдения и фактов, он выводил из них широкие обобщения. Конечная цель его таблиц заключалась в упорядочивании фактов таким образом, чтобы истинные причины феноменов (предмет физики) и истинные «формы» вещей (исследования природы бытия) могли быть установлены индуктивно. Эти идеи послужили краеугольными камнями в фундаменте будущей эмпирической психологии. Она прочно связала себя с (1) опытом (практикой наблюдения), определила свой магистральный путь познания, ориентируясь на (2) различении (анализе) и выделении деталей в значительно большей степени, чем на определении их сходства (синтеза) в рамках целого, (3) преимущественном применении индуктивных (по сравнению с дедуктивными), умозаключений.

Некоторое время спустя формируется классический британский эмпиризм. Его основы заложили философы Локк (1632—1704), Беркли (1685—1753) и Юм (1711—1776). Локк признавал опыт мышления так же, как и чувственный опыт, однако он утверждал, что познание всегда движется в направлении от органов чувств к мышлению (чувственные впечатления — источник мыслей) и от простого к сложному (все ментальные операции представляют собой концептуальные средства, образованные из комбинаций и смешений простых сенсорных элементов). Теория Локка была одной из разновидностей сенсорного атомизма. Она трактовала сознание скорее как источник открытий в мире, чем его создатель, и уподобляла мышление объектам, которые были источниками ощущений.

Хотя Беркли был эпископом англиканской церкви и стремился одолеть «атеистический материализм», поддерживая бога и духовное начало, его эмпиризм приводил к отрицанию абстрактных идей. В частности, он рассматривал общие понятия как фикции сознания. Беркли также считал, что невозможно обоснованно различить объекты и сенсорные впечатления об этих объектах; поэтому материальные объекты, данные человеку в его ощущениях, можно рассматривать скорее как «объекты сознания», чем «качества, привязанные к субстанции». В связи с этим некоторые философы рассматривают Беркли как «отца» философского феноменализма, а философский феноменализм — как одно из оснований качественных исследований в психологии.

Главное философское намерение Юма заключалось в том, чтобы на базе достижений ньютоновской физики и естественнонаучных методов создать фундаментальную науку о человеке. Подобно Локку и Беркли, Юм разрабатывал проблему познания в психологической перспективе. И так же, как Локк и Беркли, Юм рассматривал сенсорные впечатления в качестве источников знания. Но если Локк обнаружил заслуживающий доверия порядок в соединяющей силе сознания, а Беркли приписал самой ментальности духовную силу, то Юм показал, что любой согласующийся перцептивный опыт происходит из ассоциативных возможностей сознания: ассоциации идей есть факт сознания, хотя отношения сходства, близости и причинно-следственные отношения не имеют внутреннего обоснования, так как являются продуктом необъяснимой «ментальной натуры». Таким образом, принцип каузальности, на котором покоится весь процесс познания, вовсе не предполагает связи между вещами за пределами сознания человека. Если же отношения между ними все же возникают, то это происходит благодаря сознанию. Оно является инстанцией, через которую вещи соединяются между собой. Однако это не означает, что сознание является независимой от мира силой: оно зависит от внешнего мира, но представляет собой такой узел восприятий, который не обладает способностью ни к единству, ни к сцеплению. По мнению ряда исследователей философия Юма оказала заметное влияние на философию логического (эмпирического) позитивизма, который в свою очередь стал одним из краеугольных камней эмпирической психологической науки в первой половине XX в.

 

2.1.3. Рационализм

Хотя эмпиризм Бэкона возник несколько раньше рационализма, последний в лице Декарта завоевал доминирующие позиции во второй половине XVII в. От Декарта принято вести отсчет современного философского и научного мышления. Декарт был не только философом, но также великим математиком, создавшим аналитическую геометрию. Он проводил физические и анатомические эксперименты, знал труды Галилея и отказался от публикации своего космологического трактата Le Monde после того, как Галилей в 1633 г. был осужден инквизицией. Эмпиризм Декарта обнаружился в его физиологических исследованиях; механистическая картина физического мира и человеческого действия была представлена в его взглядах; математический подход преобладал в его теории метода. Вместе с тем для Декарта понимание было выше ощущений, и разум, а не чувственные впечатления, мог решать в конечном счете, что есть истина в науке.

Декарт положил в основание естественной науки не чувственные впечатления и вероятности (как это сделал Бэкон), а принцип абсолютной определенности, который можно выразить в трех постулатах.

Первый постулат заключался в том, чтобы отвергать как ошибочное то, в чем можно было бы усмотреть малейшее сомнение, — чтобы увидеть потом, осталось ли что-либо, не подлежащее сомнению. Это положение лежит в основе декартовского метода сомнения; неявно он был заимствован у античных философов-скептиков Пиррона и Секста Эмпирика. В современной эмпирической психологии метод сомнения Декарта трансформировался в скептицизм. Почти все утверждения имеют исходные (предварительные) посылки. В соответствии с требованием скептицизма, ученый-психолог, получив эмпирические данные, должен возвратиться к исходным посылкам и подтвердить или опровергнуть их истинность на основании установленных им фактов.

Второй постулат заключался в том, что принять определенно можно лишь такую идею, которая является (а) ясной, (б) отличается от других идей, (в) не содержит противоречия. Здесь обнаруживается декартовский математизм. Позже, в начале XX в., этот постулат получил свое дальнейшее развитие в логическом (эмпирическом) позитивизме, затем перешел также в эмпирическую психологию.

Третий постулат гласил, что любое знание должно быть определенным и не подлежать сомнению. Сомнению не подлежат только человеческие «Я» и мышление; все остальное (физический мир) окрашено знаком сомнения. В таком контексте следует понимать известное декартовское утверждение «Я мыслю, следовательно, я есть» (je pense, donc je suis). Но от идеи о том, что нет сомнения в существовании «Я», Декарт пришел к заключению о существовании совершенного бога. Так как совершенное бытие не может быть искаженным или ложным, он пришел к заключению, что телесность человека также должна быть истинной. В свою очередь достижение определенных знаний о физическом мире, согласно Декарту, гарантировалось совершенством бога, а способность к ясным и различимым идеям рассматривались как божественный подарок. В этом постулате обнаруживается субъективизм Декарта.

 

В 1663 г. Римская католическая церковь включила труды Декарта в список запрещенных книг, а Оксфордский университет запретил преподавателям изложение его учения студентам. Только в либеральных университетах Голландии, таких как Кронингенский и Утрехтский университеты, картезианское учение встретило понимание и поддержку.

Усвоив доктрины науки эпохи Возрождения, картезианская философия предприняла попытку заложить метафизическую основу для средневековых понятий бога и человеческого сознания. При этом возник дуализм между богом как творцом и механистическим миром как его творением, между сознанием и материей. По Декарту, физическая субстанция (res extensa) является развернутой; она имеет длину, ширину, глубину и потому поддается измерению, сравнению и делению. Другая, думающая субстанция (res cogitans)(мысли, желания, воля) — свернутая и нераздельная. Картезианское «Я» представляет собой субстанцию, которая порождает бога и от которой начинается дедуктивное рассуждение. Каждая из субстанций — материя и сознание — подчиняется собственным законам. Поэтому сознание (mind) полностью автономно; оно отделено от физического мира.

Но как предметы, существующие во времени и пространстве объективного мира, могут быть представлены человеческому сознанию, которое не обладает признаками физического времени и пространства? — Ответить на этот вопрос без идеи бога было сложно. Другой фундаментальный вопрос заключался в том, можно ли знать что-либо о физическом мире независимо от сознания? Ответ на этот вопрос предполагал, что человек не может что-либо знать о физическом мире независимо от своего сознания.

 

Несколько столетий спустя, в первой четверти ХХ в. физики столкнулись с этой же проблемой, изучая природу атома. В 1911 г. Розерфорд описал атом как частицу, а Шродингер предложил другую модель атома — как волнового процесса. Но описание атома как волнового процесса и описание атома как частицы являются взаимоисключающими, потому что одна и та же «вещь» не может быть одновременно и частицей (субстрат, заключенный в очень малый объем), и волной (которая распространяется в большой области пространства). В 1927 г. Бор предложил принцип дополнительности для разрешения этого парадокса. Принцип дополнительности, в частности, признает вмешательство наблюдателя в наблюдаемое явление (см. Дорфман, 2000).

 

Декарт полагал, что главным средством познания является интеллектуальная интуиция. Интуиция отделялась от чувственного опыта и рассматривалась как неотъемлемый атрибут «ясного и внимательного ума». Интуиция является отправным началом в цепочке понятий, дедуктивно выводимых друг из друга. Доверие интуиции стало одним из главных принципов рационализма как течения в целом.

От картезианского рационализма начинает свой отсчет современная западная философия. Последняя, в частности, полагает, что математические критерии ясности, различимости идей, отсутствия между ними противоречий могут свидетельствовать об их содержательности и истинности. Такая позиция является анти эмпирической. Слова Бэкона о том, что мыслящий человек походит на паука, который плетет вокруг (вне) себя паутину, можно с полным правом отнести к Декарту и рационализму в целом.

Все же большинство философских течений допускает реальность мира, который окружает человека, хотя это положение, строго говоря, является допущением, – аксиомой, которую безусловно доказать невозможно. Наука тоже исходит из постулата о реальности мира, — и также бессильна его доказать, поскольку нет и не может быть критериев доказательств, одновременно и объективных и свободных от человеческого сознания.

После Декарта традицию рационализма продолжили Спиноза (1632—1677) и Лейбниц (1646—1716). В то время как главной целью Декарта была определенность в построении научной картины мира, Спиноза строил спекулятивную (метафизическую) систему мира с позиций детерминизма происходящих в нем событий. Подобно Декарту, Спиноза придавал большое значение математическому методу. Геометрия Евклида рассматривалась как образец для построения полного философского знания на базе принципа дедукции. В отличие от дуалиста Декарта Спиноза был монистом. Для него мир (universe) представлял субстанцию, единую и обладающую способностями к мышлению и продолжению (расширению). Трактуя мир как целое, Спиноза рассматривал его также как логическую систему, в которой все полностью определено действием причин и порождаемых ими следствий. Согласно Спинозе источником знания является «интеллектуальная любовь бога»: она соединяет конечность человека с божественностью и бесконечностью мира.

Основные труды Лейбница в области науки были связаны главным образом с логикой и ее математическим обеспечением. Лейбниц был первым, кто стал разделять «истину рассудка» от «истины факта». Одна из его максим гласила, что истинность рассуждения зависит от того, построено ли оно на основе логики, числа и геометрии. Эти условия обеспечивают свободную от сомнений связь идей, надежность вытекающих из них следствий. Эта максима объясняет главные особенности научного мировоззрения не только Лейбница, но также Декарта и Спинозы, характерные черты рационализма в целом.

Определенная часть психологов руководствуется этими базовыми соображениями рационализма: если познание мира зависит от человеческого сознания, почему бы последнее не рассматривать главным источником познания? В своем большинстве «простые люди» тоже не отделяют свое сознание от мира. Они воспринимают мир и рассуждают о нем так, как будто в действительности он такой же, как и в их сознании. Этот наивный реализм утверждает, по сути, тождество сознания и внешнего мира, совпадение мышления и мира, ибо исходит из безусловного доверия мышлению. Но можно ли безусловно доверять мышлению?

 

2.1.4. Объединение эмпиризма и рационализма в философской системе Канта

В философской системе Канта были представлены как сенсорные (эмпирические), так и априорные (мышление) элементы познания. Кант сумел «зашить» разрыв между экстремальным рационализмом Лейбница и экстремальным эмпиризмом Юма. С одной стороны, он показал необоснованность притязаний рационалистов приравнять мир к априорному знанию о нем независимо от чувственного опыта. С другой стороны, он опровергнул попытки эмпиризма свести познание только к чувственным данным.

Работы Канта считаются кульминацией философской мысли эпохи Просвещения. Главный философский вопрос, поставленный Кантом, заключался в том, чтобы точно определить природу человеческих инструментов познания. Были также поставлены вопросы о том, как возможно знание и какой должна быть структура человеческого познавательного процесса, чтобы быть твердо уверенным в этих знаниях.

Единственная задача философии, считал Кант, заключается в том, чтобы определить границы разума. Хотя многие верят в безграничные возможности разума, на самом деле разум что-то может, а чего-то не может. Человеческий разум может открыть истину. Человеческий разум может также ошибиться, породить ошибочное суждение. Философия — это наука предельных возможностей человеческого разума. Она должна преследовать две главные цели: конструктивную и критическую. Конструктивная цель философии заключалась в том, чтобы наметить контуры системы всеобщего познания, проистекающего из разума как такового («чистого» разума). Критическая цель философии заключалась в том, чтобы показать иллюзии разума, когда он игнорирует пределы своих возможностей.

Философия, согласно Канту, должна определять источник, степень и обоснованность человеческого знания, применяя для этого новый метод. Иногда Кант называл его «трансцедентальный метод», чаще — «критический метод». Кантовский метод был направлен на то, чтобы частично возвратить философии скептицизм, которому следовал Декарт до того, как претензии на абсолютную определенность науки стали преобладающими в его мировоззрении. Метод Канта состоял в том, чтобы подвергать критическому рассмотрению априорные суждения разума и исследовать его возможности, когда нельзя проверить его, опираясь на опыт. Кант исходил из посылки, что не человеческое знание должно соответствовать объектам знания, а наоборот, объекты знания должны соответствовать человеческим инструментам познания.

Кант считал, что его метод совершил «коперниканскую революцию» в философии. После того, как гелиоцентрическая космологическая модель заменила геоцентрическую, астрономия стала совершенно другой наукой. После того, как Кант применил «критический метод», стала другой и философия. Критический метод включал три части: «аналитическую» (анализ правильного функционирования разума), «диалектическую» (обнаружение ошибок, демонстрация трудностей и ловушек, в которые впадает беззаботный разум) и «методологическую» (разработка правил рассуждений для практики).

Кант полагал, что сенсорный опыт представляет собой смесь сенсорного содержания, которое дается человеку извне, и пространственной и временной формы, которую само сознание привносит в этот опыт. Пространство и время служат чистыми формами для чувственных впечатлений и упорядочивают их. В дополнение к этим формам имеются также чистые формы понимания, т.е. категории, или общие структуры мысли, которые человеческое сознание накладывает на физический мир, чтобы понять его феномены. Сознание придает ему дополнительные особенности, а именно объединяет идеи о субстанции (или качествах этой субстанции), идеи об одних предметах, относящихся или служащих причинами других предметов. Таким образом, человеческое мышление вносит больший вклад в познание, чем сенсорные данные.

Кончиной Канта в 1804 г. формально завершается эпоха Просвещения. Наступивший XIX в. принято характеризовать веком философского разнообразия: возникают новые философские течения и новые оппозиции — между прагматизмом и идеализмом, позитивизмом и иррационализмом, марксизмом и либерализмом. Рассмотрим некоторые из этих течений.

 

Прагматизм

В США как ответ на идеализм Гегеля развернулось движение прагматизма, которое инициировали Пирс (1839—1914) и Джемс (1842—1910). Пирс занимался логикой и рассматривал главной функцией любого исследования устранение сомнения в достоверности его результатов. Кроме того, он утверждал, что значение понятия определяется его практической полезностью. Джемс трансформировал прагматическую теорию значения Пирса, которая появилась в середине 1870 годов, в прагматическую теорию истины. В 1898 г. в своей лекции о философских концепциях и практических результатах в Калифорнийском университете Джемс сформулировал теорию метода, получившую известность как прагматизм. Он показал, что в любой идее — научной, религиозной, философской, политической, социальной, личной, — не остается ничего, если она не приносит практических результатов. Истина и ошибка сознания также определяются опытом и практикой. Джемс использовал прагматический критерий в своей полемике против монизма и «блокирующего универсума», сводящего многообразие мира к единому началу. Он использовал прагматический критерий против так называемых внутренних отношений (выражавших идею о том, что невозможно иметь одну вещь, не имея все), а также выступал против всякой завершенности, статичности, полноты и абсолютов. Основные идеи Джемса были опубликованы посмертно в его книге «Очерки по радикальному эмпиризму» (Essays in Radical Empiricism, 1912). К фундаментальным следует отнести идеи Джемса о том, что отношения между предметами, взятыми совместно или в отдельности, столь же реальны, сколь и сами предметы; нет никакой необходимости утверждать существование скрытого от человека мира для объяснения его связности. Эмпиризм Джемса был радикальным, потому что в те времена даже эмпиристы верили в реальность метафизического мира.

 

Позитивизм

Основатель позитивизма Конт утверждал, что все теории проходят в своих формах три стадии: теологическую, метафизическую и позитивную, или эмпирическую. В соответствии с позитивным критерием соответствие знания миру является главным свидетельством состоятельности науки. Отныне настоящими считаются науки, которые могут открывать истину мира, но не науки, лишь утверждающие, что они — истинны. Позитивная философия резко обострила вопросы объективности научного знания и доказывания его объективности по критерию соответствия миру, поскольку между человеческим сознанием и объективным миром нет тождества.

 

Логический позитивизм (логический эмпирицизм)

C середины XIX в. философия науки превращается в самостоятельную область знаний. С конца двадцатых годов XX в. наи­большее влияние в философии науки приобрела концепция логического позитивизма (логического эмпирицизма), ранняя форма современной аналитической философии. Логический эмпирицизм определил для философии новую роль: философия должна стать наукой. Ей следует стремиться не к усложненным конструкциям мира, а к ясному мышлению о нем. Согласно логическому эмпирицизму имеются только два источника знания: логическое рассуждение и эмпирический опыт. Логическое рассуждение является аналитическим a priori, эмпирический опыт приобретает синтетический характер a posteriori; синтетичность a priori не существует.

Основополагающие постулаты логического эмпирицизма наилучшим образом выразил Виттгенштейн. (1) Наполненное значением рассуждение должно включать как (а) формальные предложения логики и математики, так и (б) фактуальные предложения специальных наук. (2) Утверждение, претендующее на то, чтобы считаться фактуальным, имеет значение только, если возможно указать на способ его верификации. (3) Метафизические утверждения являются бессмысленными, если они не соответствуют п. (1). (4) Любое утверждение о моральных, эстетических или религиозных ценностях является бессмысленным в силу невозможности подвергнуть его верификации научными средствами.

Логические эмпирицисты изучали главным образом три проблемы: логики, языка и восприятия. Логический эмпирицизм выполнял лингвистический анализ значений утверждений и вопросов в соответствии с критериями и процедурами эмпирической верификации. Последняя требовалась для того, чтобы отделять истинные утверждения от ложных на основе наблюдения и эксперимента.

 

Пробабилизм

Одной из острых проблем науки является верификация научного знания, т.е. вопрос о статусе научных теорий с точки зрения их обоснованности эмпирическими фактами. Как отмечает Лакатос (1995), первоначально казалось, что научное знание можно полностью обосновать и доказать. Однако в XX в. было показано, что любые научные теории равно необоснованы. Формально теория может считаться обоснованной, если она подтверждается всеми эмпирическими событиями, на объяснение которых претендует. Однако невозможно наблюдать все эмпирические события. Например, утверждение «все лебеди — белые» является не обоснованным, так как для этого нужно проверить всех лебедей, что практически сделать невозможно.

Выход из тупика предложила группа кембриджских философов. Они заменили вопрос обоснования вопросом вероятности. Поскольку утверждение «все лебеди — белые» нельзя обосновать, нужно иначе сформулировать проблему, а именно, насколько вероятно, что «все лебеди — белые». При такой постановке проблемы, во-первых, нет необходимости наблюдения за всеми эмпирическими событиями; во-вторых, снимаются претензии теории на объяснение всех без исключения эмпирических событий; в-третьих, можно сравнивать по эмпирическому критерию одни теории с другими. Например, мы могли бы сказать, что утверждение «все лебеди — белые» является более вероятным, чем утверждение «все лебеди — черные». Иначе говоря, утверждение «все лебеди — белые» не следует понимать буквально. Просто белых лебедей существенно больше, чем черных. Это течение в философии науки стали называть «пробабилизмом».

Эмпирическая психология усвоила идеи пробабилизма. В частности, применение вероятностных методов и статистики стало более осмысленным. Кроме того, эмпирическая психология отказалась от претензий рассматривать эмпирические данные в качестве доказательств тестируемых исследовательских гипотез. Эмпирические данные не доказывают и не подтверждают гипотезы. Но эмпирические данные могут поддерживать формулируемые гипотезы, свидетельствовать в их пользу.

 

Фальсификационизм Поппера

Далее обнаруживаются еще более удивительные вещи. Оказывается, все теории не только равно необоснованы, но и равно невероятны. Известный методолог науки Поппер (1983; 1992 б) показал, что при весьма общих условиях все теории имеют нулевую вероятность независимо от количества эмпирических свидетельств в ее пользу. В связи с этим он предложил радикальным образом изменить способ оценки научных теорий и назвал свой подход фальсификационизмом. Главный принцип фальсификационизмазаключается в том, что никакие научные теории невозможно обосновано доказать, но научные теории возможно обосновано опровергнуть.

Исходя из этого, научными считаются (1) высказывания, которые обоснованы фактами; (2) высказывания, которые можно опровергнуть фактами. Если какое-либо высказывание нельзя в принципе опровергнуть т.е. оно является нефальсифицируемым, оно считается метафизическим и изгоняется из науки. По логике фальсификационизма, рост науки — это раз за разом повторяющееся опрокидывание теорий, наталкивающихся на твердо установленные и противоречащие им факты.

В более конкретном выражении подход Поппера ведет к следующим положениям. (1) Научные теории (или отдельные гипотезы, вытекающие из этих теорий) должны быть отвергнуты, если их предсказания не получают эмпирического подтверждения. Это свидетельствует о том, что данные теории (и гипотезы) не приводят к истине. (2) Для того, чтобы совершить такую проверку, любая научная гипотеза должна формулироваться так, чтобы ее можно было тестировать. (3) Благоприятные условия, при которых гипотезы получают поддерживающие их эмпирические свидетельства, недостаточны. Гипотезы следует тестировать также для того, чтобы определить условия, при которых они не поддерживаются. (4) Если гипотеза действительно является научной, нужно определить заранее, до ее эмпирической проверки, какие именно условия и свидетельства будут рассматриваться в качестве неблагоприятных. (5) Условия или обстоятельства, в которых гипотеза будет отвергнута, должны быть указаны конкретно. (6) Идеальным считается так называемый решающий эксперимент — он одновременно тестирует две взаимоисключающие гипотезы (теории).

 

Утонченный фальсификационизм Лакатоса

Лакатос (1995), ученик Поппера, пошел дальше своего учителя. Лакатос обратил внимание на то, что фальсификационизм зиждется на двух ложных посылках. Во-первых, фальсификационизм исходит из того, что существует разграничительная линия между теоретическими (или умозрительными) высказываниями и фактуальными предложениями наблюдения. Во-вторых, фальсификационизм исходит из того, что фактуальные предложения наблюдения являются истинными, так как они обоснованы фактами. Кроме того, фальсификационизм уязвим в силу того, что применяет слишком узкий критерий разграничения научного и ненаучного знания.

Лакатос показывает несостоятельность первой посылки на примере Галилея. который утверждал, что мог «наблюдать» горы на Луне и пятна на Солнце. Эти «наблюдения» опровергли прославленную в веках теорию о непорочно чистых сферах небесных тел. Но «наблюдаемым» считается только то, что видят невооруженным взглядом. Галилеевские наблюдения зависели от возможностей его телескопа, и, следовательно, от оптической теории, на базе которой этот телескоп был изготовлен. Зрительные ощущения Галилея могли быть нагружены определенными ожиданиями. Нет никакой возможности провести четкую грань между ощущениями и ожиданиями, ощущениями и мышлением.

Несостоятельность второй посылки обнаруживается в том, что предложения «наблюдения» нельзя однозначно определить, потому что никакое фактуальное предложение не может быть доказательно обосновано экспериментом. Смысл этой критики состоит в том, что можно выводить одни предложения из других, но нельзя их вывести непосредственно из фактов. Такое положение дел хорошо понимал Кант, когда утверждал, что все научные высказывания в равной степени теоретичны, так как они не пишутся «ощущениями на доске пустого сознания». Иначе говоря, высказывание о факте есть только частный случай любого теоретического высказывания.

Далее Лакатос рассуждает следующим образом. Если предложения о фактах недоказуемы, то они могут быть ошибочны. Это значит, что конфликт между теориями и предложениями о фактах предполагает «фальсификацию» не только теории. Ошибочными могут быть и предложения о фактах. Значит, теорию нельзя эмпирически опровергнуть так же, как нельзя эмпирически обосновать ее.

Также критически анализируется критерий, по которому фальсификационизм разграничивает научное знание (которое характеризуется обоснованными предложениями об «эмпирическом базисе») и ненаучное знание (которое представляют рыхлые, недоказуемые «теории»). Лакатос утверждает, что невозможно провести четкую границу между этими знаниями. Оба знания являются теоретическими и, увы, погрешимыми. Но даже если бы эксперименты могли доказательно обосновывать свои результаты, их опровергающая способность была бы до смешного ничтожной. Характерной чертойпризнанных научных теорий является как раз то, что они не запрещают никаких наблюдаемых состояний.

В связи с таким положением дел Лакатос предлагает версию «утонченного» фальсификационизма. Для утонченного фальсификационизма теория «научна» в том случае, если имеет добавочное эмпирическое содержание по сравнению со своей предшественницей (или соперницей). Иначе говоря, новая теория приемлема, если приводит к открытию новых фактов. Прежняя теория будет признана фальсифицированной, если предложена другая теория со следующими характеристиками: (1) она имеет добавочное эмпирическое содержание по сравнению со своей предшественницей (соперницей) и предсказывает факты новые, невероятные с точки зрения последней или даже запрещаемые ею; (2) новая теория объясняет успех предыдущей теории, т.е. неопровергнутое содержание предыдущей теории присутствует в новой теории; (3) часть добавочного содержания новой теории подкреплена эмпирически. В целом, это означает, что пока не появится другая, лучшая, теория, не может быть убедительной фальсификация предыдущей теории.

 

2.1.5. Философское наследие для психологической науки:

эмпиризм, рационализм, прагматизм

Хотя многие думают, что аккумуляция фактов является первичной целью эмпирической психологии, в действительности открытие общих принципов и законов определяет ее сущность. Главная задача эмпирической психологии состоит не в том, чтобы открывать уникальные необъяснимые факты, и не в том, чтобы понять потребности отдельного человека. Ее задача состоит как раз в противоположном — в том, чтобы открывать общность, объединяющую множество феноменов, показывать, как разные феномены и как разные люди служат примерами действия одних и тех же законов. Тем самым эмпирическая психология стремится понять природу человеческого универсума.

Решая эти задачи, эмпирическая психология опирается на законы мышления и доверяет опыту. Усилия философов на протяжении столетий в этом направлении не пропали даром. Исследователь различает свое сознание и мир, стремится не переносить на мир особенности собственного сознания — подобно тому, как открытые гештальт-психологией и присущие сознанию иллюзии целостности порой приписываются миру, окружающему сознание. Исследователь критически использует мышление для познания мира, судит о мире по данным чувственного опыта (включая непрямые наблюдения) и применяет контроль над опытом.

Эмпирическая психология отвергает некое мистическое, скрытое, единое начало, приводящее к идее единого космического организма. Вместо этого она утверждает многообразие мира. Не все связано со всем, можно иметь одну вещь и не иметь все вещи, мир, доступный для понимания и изучения, является незавершенным, неполным, он свободен от каких-либо абсолютов. Главные постулаты эмпирической психологии — эмпирицизм, рационализм, прагматизм.

Основные достижения философов, усвоенные эмпирической психологией, сводятся к следующим фундаментальным положениям.

 

1. Исследовательское мышление может производить не только истину, но и ошибку. Поэтому любые теории следует подвергать сомнению. Общая предпосылка не есть доказательство для выводимых из нее следствий. Напротив, следствия и эмпирические свидетельства должны быть направлены на тестирование общей предпосылки. Отсюда происходит принцип скептицизма эмпирической психологии.

2. Эмпирическая психология не занимается утверждениями своей собственной истинности, но она претендует на открытие истины мира. Утвержде­ние, суждение, высказывание или мнение считаются истинными, если они соответствуют фактам. Отсюда происходит принцип верификации эмпирической психологии.

3. В любой идее не остается ничего, если она не привносит в наш опыт практических результатов. Истина и ошибка сознания также определяются опытом. Отсюда происходит принцип прагматизма эмпирической психологии.

4. Эмпирическая психология требует не усложненного, а ясного мышления, простого изложения идей. Одни идеи должны отличаться от других; идеи не должны содержать в себе логических противоречий. Отсюда происходит принцип ясности и простоты изложения идей в эмпирической психологии.

5. Предпочтительной является такая ситуация, когда большее количество фактов объясняется меньшим количеством законов и принципов. Отсюда происходит принцип экономности эмпирической психологии.

6. Эмпирическая психология основывается на логике и математике, статистике и вероятностных методах. Отсюда происходит принцип математизма эмпирической психологии.

7. Эмпирическая психология не отдает предпочтений ни теориям, ни фактам. Их взаимоотношения носят характер соперничества, в котором побеждают те из них, которые в большей степени соответствуют истине. Отсюда происходит принцип развития эмпирической психологии.

 

Априорная традиция

2.2.1. Метафизика как априорность

Априорная психология уходит своими корнями в метафизику. Метафизика — философское учение, направленное на изучение реальной природы вещей, определение значения, структуры и принципов чего-либо таким, каково оно есть. Метафизики представляют свое учение как наиболее фундаментальное и всеобъемлющее, поскольку оно рассматривает мир как целое.

Я попытаюсь кратко показать некоторые особенности метафизической науки с позиций эмпирической науки, т.е. представить взгляд на метафизику «извне», а не «изнутри» ее. Возможно, мои молодые коллеги, воспитанные на традициях философского марксизма, встретятся при этом с определенными трудностями, причем не важно, принимают ли они марксистские идеи полностью, частично, или принципиально находятся в оппозиции к ним.

Дело в том, во-первых, что по определенным признакам, о которых речь будет идти ниже, материалистическая философия марксизма относится к метафизике так же, как скажем, идеализм, феноменология или экзистенциализм. Вряд ли такая группировка философских направлений является привычной для российских психологов.

Во-вторых, материализм породил странную смесь наивного реализма с идеализмом. Парадокс состоит здесь в том, что если исходить из ленинского постулата о том, что материя дана сознанию такой, какова она есть на самом деле, то это есть, по сути дела, наивный реализм. Он легко опровергается не только непредвзятой философией, но и многочисленными фактами, открытыми психологами. О некоторых из них я писал выше. К ним можно было бы добавить иллюзии целостности, открытые гештальт-психологами: о них я тоже писал выше, но в другом контексте. Вспомните также такие феномены, как избирательность, локус контроля, социальные установки, стереотипы, убеждения и предубеждения, смыслы, ценности, идеалы, и т.д. Каждый из этих феноменов явно противоречит позиции наивного реализма. Но это только одна сторона медали. Ее другая сторона состоит в том, что после веры в «отражение» материи наступает вера в собственное сознание, которое «адекватно отражает» мир. Так наивный реализм смыкается с идеализмом.

Особенности метафизики проистекают прежде всего из того, что ее приверженцы не проводят принципиальных различий между сознанием и миром. Мир мыслится таким, каким его мыслит мышление, и метафизик не озабочен вопросом, соответствуют ли (и если да, то в какой степени) его знания миру как таковому. «Вредный» для метафизики вопрос состоит в том, что собственно характеризуют метафизические картины мира: мышление (сознание), или мир, или смесь того и другого, задуманного Творцом? Впрочем, для многих метафизиков этот вопрос может показаться просто странным. Ведь они не отделяют содержание своего мышления от внешнего мира и для них не является принципиальным вопрос отделения объективных знаний от необъективных независимыми от мышления средствами.

Кант писал, что разум, который не контролируется опытом, впадает в противоречия, или «антиномии». Каждому тезису может быть противопоставлен антитезис. Тезис и антитезиз могут быть получены из одной и той же предпосылки и могут быть доказаны с равной степенью «очевидности». Кант использовал положение об антиномиях против метафизических спекуляций разума в областях, где они не могут быть проверены опытом. Гегель, в отличие от Канта, заявлял, что необходимость противоречить самому себе заложена в самой природе разума. Суть известной триады Гегеля (тезис — антитезис — синтез) заключается в том, что синтез поглощает две первоначально противоположные позиции на более высоком уровне развития, превращая их, так сказать, в свои составляющие. Наука, однако, строится по другим нормам. Если каждый аргумент имеет равно обоснованный контраргумент, и тот и другой не могут считаться научными. Наука противоречие обнаруживает, но не «ассимилирует» его, а устраняет (подробнее см. Поппер, 1992 а).

Далее анализу будут подвергнуты три вопроса: (1) Метафизика как учение о предельной реальности, (2) метафизика как учение о первых принципах, (3) метафизика как наука.

 

2.2.2. Учение о предельной реальности

Своеобразие метафизики состоит в ее попытках определить, что собой представляет мир как реальность предельную и «последнюю», и в этом смысле противопоставить так понимаемый мир тому, что только «является» — является внешним, видимым, видимостью — представляет собой явление, феномен. Наука тоже различает поверхностные особенности вещей и их конституирующие характеристики. Психологи наблюдают внешние особенности поведения людей и пытаются понять особенности их личности — чего-то внутреннего, «глубокого» и прямо ненаблюдаемого. Применение факторного анализа (одного из методов статистической обработки данных) есть попытка выйти за пределы наблюдаемых признаков и установить общности, или «факторы» для тех или иных групп признаков. И все же взгляд на мир и явления у метафизиков иной, чем у ученых.

Метафизическая концепция мира включает в себя следующие важные (для метафизики) положения. Во-первых, предельная реальность мыслится как подлинная, настоящая, а явления — как обманчивые, вводящие в заблуждение. Эти идеи пережили века и восходят к Платону. Он различал явления (постигаемые мнением) и «истинные» реальности (познаваемые интеллектом). Объектами мнений являются чувственные впечатления, которые характеризуются нестабильностью. Потому сами мнения произвольны и содержат внутренние противоречия. Знание, напротив, характеризуется полной ясностью и свободно от ошибок. В знаниях отображается невидимый мир истинных реальностей, скрытых за слоем чувственных впечатлений. Платон обозначил объекты мнений термином «феномены», или «явления», а объекты знаний — термином «нoумен», или объектами ума (интеллекта), или «реальностями». Различая мнения и знания, Платон одновременно отвечал на вопрос, что есть мир. Он принижал реальность чувственных вещей (объекты мнений). Истинной реальностью объявлялись так называемые формы (объекты знаний), постигаемые интеллектом. Скажем, на уровне чувственных впечатлений вода может быть или холодной, или горячей, но вода не может быть одновременно и холодной и горячей. На уровне интеллекта, напротив, можно постигать природу воды как таковой («истинная» реальность), выходя за пределы ее отдельных свойств.

Во-вторых, реальность мыслится как нечто первичное, самопорождающееся и не производное от чего-либо другого. Когда средневековые философы пытались установить характеристики того, что они называли настоящим и совершенным бытием, они искали нечто такое, что в контрасте с обычными вещами было бы полным, законченным и самообусловленным. Подобным же образом рационалисты XVII в. определяли субстанцию как нечто, что может объяснить само себя.

В-третьих, для метафизика реальность есть нечто доступное для его понимания — в оппозиции к явлениям, смутным, непрозрачным и недоступным для понимания. Явления же не только обманчивы и вторичны, но также лишены какого-либо смысла, взятые сами по себе. Если явления все же и имеют какое-то значение, то только как факты, подтверждающие и обосновывающие существование предельной реальности. Задача метафизика состоит в том, чтобы в конечном счете показать полную связность и полную продуманность природы на уровне предельной реальности. Обыденное мышление не годится для решения этой задачи, а явления, хотя и существуют, но не есть реальность — в том смысле, что они не относятся к предельной реальности, характеризуются нестабильностью и недоступны пониманию, как писал об этом Платон.

В-четвертых, метафизика поддерживает науку, но специфическим образом. Акцент делается по преимуществу на содержании и объеме теории: она призвана объединить различные аспекты мира, каждый из которых по отдельности является смутным, недостаточным и неполным. Метафизик верит в то, что объединяющая отдельные аспекты явлений (фактов) теория, есть приближение к реальности, доступной для понимания. В свете этой задачи приветствуются избыточные, нестрогие и неограниченные фактами обобщения.

 

2.2.3. Учение о первых принципах

Метафизика представляет собой теорию начал, или первых принципов. Первые принципы мыслятся как конечные и неопровержимые истины, исходные посылки или предельные допущения. Поэтому они служат основой для аргументов в пользу тех или иных идей. Выдвигая гипотезы, метафизик в попытках их обоснования обращается к первым принципам, которые формулируются даже не в форме гипотез — они просто постулируются. Такое движение мысли следует отличать от хода мысли ученого. Он выдвигает гипотезы об определенных вещах и исходит из того, что эти гипотезы могут быть как истинными, так и ложными. Поэтому гипотезы подвергаются тестированию. Кроме того, ученый затем может дедуктивно выводить вытекающие из гипотез следствия, но обоснованность гипотез подвергается непрерывному сомнению и проверке. Таким образом, если для метафизика критерием истины является соответствие гипотез, идей, теорий первым принципам, то для ученого, напротив, критерием истины является соответствие его гипотез эмпирическим фактам.

 

2.2.4. Метафизика как наука

Метафизическая наука, выстраивает свои рассуждения, как правило, по следующей логике: (1) некое р берется или рассматривается как истинное; (2) показывается, если р,значит, q; (3) q выводится дедуктивно как истинное, учитывая истинность р. Стало быть, если р является истинным, и р предполагает q, значит, q характеризуется истинностью. Ясно, что первостепенным является вопрос об истинности р. Однако именно этот вопрос в наименьшей степени волнует метафизика. Он фокусирует свое внимание на истинности q и игнорирует гипотетичность и условность первой посылки о р: она принимается как безусловно истинная, а потому и q является истинным. В рассуждения, выстраиваемые по такой схеме, закрадываются несколько ошибок. Во-первых, гипотетичность первых посылок не принимается в расчет. Во-вторых, используется процедура переноса истинности с одних рассуждений на другие. Но ученый должен обосновывать или устанавливать истину всякий раз заново при переносе истинности на новые условия (см. Лакатос, 1995). Как отмечал Декарт, ничто в метафизике не порождает так много проблем, как ясное и различающее восприятие ее базовых понятий и понимание этих понятий как базовых истин.

Ясно, что метафизическая наука испытывает особую склонность к логическим построениям дедуктивного типа. Преобладание дедуктивных схем характеризует метафизику прежде всего как априорную науку. Ученый тоже опирается на дедуктивные схемы. Но если ученый обнаруживает, что его теоретическая конструкция не подтверждается опытом, он изменяет теорию или отказывается от нее. Метафизик не отказывается от своих теорий, поскольку он не знает и не может знать в принципе, соответствует его теория действительности или нет.

Научное знание должно быть свободно от якобы самоочевидных интуитивных предпосылок, поскольку они порождают сомнения. Есть люди, для которых исходные посылки не являются самоочевидными в своей истинности. Они не принимают самоочевидность исходных посылок не потому, что недостаточно умны или прозорливы, а потому, что опираются на иное мировоззрение. Если же некие посылки возникают в результате «самоочевидной интуиции» ученого, а затем на их основе он дедуктивно выстраивает ту или иную систему знаний, то ее обоснованность, объективность и истинность оказываются произвольными и субъективными. Метафизические построения при этом превращаются не более чем в упражнения в области логики.

Очевидно, что исходные посылки метафизики должны быть не только самоочевидны, как скажем, начальные аксиомы евклидовой геометрии, но также и самообоснованны, чего в евклидовой геометрии нет. Исходные посылки должны быть таковы, чтобы любая попытка их опровергнуть приводила к еще большему их подтверждению. Декарт полагал, что его учение соответствует этому требованию в положении cogito, ergo sum («Я мыслю, значит, я есть»). Строго говоря, это положение можно рассматривать первой истиной только с точки зрения субъективной экспозиции, но не с точки зрения объективного порядка вещей.

Но можно ли вообще проверять обоснованность метафизических теорий? Здесь возникают сложности двоякого рода. Во-первых, метафизические теории носят чрезвычайно общий, если не всеобщий, характер; поэтому им присуща высокая неспецифичность. Они заявляют, например, о том, что любое событие имеет ту или иную причину. Но можно ли быть в этом уверенным, если невозможно проверить каждое из событий природы и человеческих отношений? Кроме того, в силу всеобщности, метафизические теории обнаруживают низкую чувствительность к специфическим моментам, ситуациям, условиям и т.д., под влиянием которых одни закономерности сменяют другие.

Я вспоминаю шутку, которую услышал по телевидению: «Мужчины любят женщин, женщины — детей, дети — хомячков, а хомячки — не любят никого». В этой шутке для ученого нет ничего удивительного: любая закономерность имеет свой диапазон действия и, следовательно, предел. Она где-то начинается, а где-то заканчивается. Эта шутка должна была бы, однако, удивить метафизика: почему хомячок никого не любит? Если мужчины любят женщин, а женщины любят детей, а дети любят хомячков, то и хомячки должны кого-то любить.

Во-вторых, метафизик не озабочен тем, чтобы обнаружить условия, при которых его гипотеза будет опровергнута, и потому его взгляд на мир оказывается односторонним. Он замечает свидетельства, подтверждающие его теорию, но слеп к противоположным свидетельствам, — опровергающим его теорию. Понятно, что подтверждающие теорию свидетельства трактуются как существенные, а противоречащие свидетельства, наоборот, как случайные. Для метафизика факт не имеет принципиального значения, поскольку факт для него — вещь скользкая и ненадежная, точно так же, как для него нет фактов, свободных от теории.

Как отмечалось выше, априорная психология есть один из вариантов развития метафизики. Существуют множество направлений в психологии, которые построены на априорных (метафизических) критериях. Одна их часть «оккупировала» область практики. Среди них — психоанализ, гештальт-терапия, гуманистическая, экзистенциальная, феноменологическая психологии, психосинтез, нейролингвистическое программирование и ряд других, основанных на индивидуальном профессиональном опыте. Другая их часть претендует на господство в гносеологии (эпистемологии) и метанауке. К таковым относятся, в частности, ортодоксальная марксистская психология, социальный конструкционизм и ряд других. На уровне конкретных психологических теорий не всегда возможно провести отчетливую границу между эмпирической и априорной психологией. Лишь немногие теории являются или только априорными, или только эмпирическими. Многие теории содержат в себе как метафизический, так и эмпирический аспекты. Но в эмпирических теориях метафизический аспект сведен к минимуму, а в метафизических теориях, наоборот, к минимуму сведен эмпирический аспект.