Восстания у Мидилпю и Стамбула 3 страница

³⁵ По челобитной И. Мошкина, с ним было 280 невольников «розных земель», однако это явно округленная цифра.

³⁶ Хотя в челобитной 1643 г. эти донцы указывали, что «живот свой мучали на каторге... 7 лет», т.е. с 1636 г., но, по их же словам, перед пленом они «были под Азоевым (Азовом. — В.К.) и в нем зимовали, и как крымской царь пошел в Русь... вышли из Азоева и пошли за крымскими людьми на перевоз», — следовательно, дело происходило после взятия казаками Азова в 1637г.

³⁷ Или 21, если русским был «русин» Микула, который не значится среди подавших челобитную и о котором см. ниже. К сожалению, в преды­дущих наших работах, что касается числа русских людей и казаков, допуще­ны в одном случае опечатка, в другом — ошибка при подсчете.

³⁸ В более ранней работе Ю.А. Мыцыка И. Мошкин — «один из по­встанцев, благополучно вернувшихся в Москву», а Р. Катиржный — «один из активных участников восстания»; в одной из работ И. Мошкин раздваи­вается: восстание возглавили Р. Катиржный, донской казак (?) Иван Мош­кин, запорожец (?) Иван Симонович и итальянец Сильвестр.

³⁴ В итальянском источнике время выхода галеры из Стамбула показа­но как полночь. Согласно И. Мошкину, на ночевку остановились в двух верстах от столицы.

⁴⁰ Ранее приводились неточные сведения о 220 убитых и выброшенных в море мусульманах и 34 пленных.

⁴¹ Родина Сильвестра (Ливорно) расположена на том же западном по­бережье Италии, что и Чивитавеккья, но почти в 200 км севернее по пря­мой.

⁴² Участвуя в переговорах послов Б. Хмельницкого с представителями Речи Посполитой, завершившихся подписанием Белоцерковского мира, и касаясь причин войны, между прочим указал на запрет казакам совершать морские походы против Турции и Крыма.

⁴³ Ю.А. Мыцык в одной из работ называет автором этой брошюры М.Т. Марнавизио, составителя книжки 1628 г. Полагаем, что это оговорка, возникшая из-за общего типографа обоих изданий.

⁴⁴ Вообще же казачьи отряды на австрийской службе появляются уже в середине XVI в. и на испанской — во второй половине XVI в.

⁴⁵ «Поразительная скульптура! — восклицает моряк. — К сожалению, на ней нет ни имени автора, ни даты создания. Гид тоже ничего не мог рассказать о скульптуре. Догадываемся сами: наверное, казак, который че­рез турецкий полон попал на Мальту, не посрамил своей чести, и это отме-тил скульптор. Прошли столетия, а наш земляк и дальше живет в мраморе, удивляя красотой и силою своего непокоренного духа». Приложенная к заметке фотография подтверждает, что речь действительно идет о запо­рожце.

Скажем еще о том, что некоторым казакам-пленникам довелось побы­вать и в рядах турецких антиправительственных, повстанческих и разбой­ных отрядов. Казак русского происхождения «Ивашка» «служил у Кара-Язычея» — руководителя антифеодального восстания крестьян Анатолии Кары Языджи, умершего в 1602 г. В этом же году Ивашка вышел из Турции в Иверию, где дал ценные показания. При нем Кара Языджи посылал гра­моту персидскому шаху, в которой просил известить русского царя, авст­рийского императора, папу римского и других христианских государей, «что он против турского Магметь-салтана (Мехмеда III. — В.К.) стоит и с ним воюетца», и обращался с просьбой к шаху и христианским монархам высту­пить против султана. Персидский посол в Иверии подтвердил факт присыл­ки этой грамоты и ее содержание, а Ивашка остался служить у иверийского царя Александра.

В 1697г. вернулся на родину украинский казак Петр Палий-Чеснок, двоюродный брат известного полковника Семена Палия, плененный тата­рами за семь лет до этого. Будучи невольником в турецком городе Касты-мулде, «выше Трапезона», он «ушел к разбойникам турецким, которые... были близко того города, и с ними он, Петр, ходил под... Багдат и под иные и на арапов черных, а было... их всех человек с 50, а разбивали по дорогам торговых людей и которые ходят к пропасти Магметевой» (в Мекку). В этом отряде П. Палий-Чеснок находился в течение четырех лет. Впрочем, был не равноправным членом, а «вместо челядника», и когда «от тех разбойни­ков... ушел было, и они... поймали и продали его» в юрод Эрджиш, на побережье озера Вана, откуда казак бежал в Персию и через Ереван и Ше­маху добрался до Астрахани.

Публикатор этих показаний Д.И. Эварницкий неточно понял их смысл и в своей «Истории запорожских Козаков» из П. Палия-Чеснока сделал двух братьев Семена Палия — родного Петра Палия и двоюродного Петра Чеснока, а также отправил Петра Палия в плен в 1697 г., когда тот уже вернулся домой.

⁴⁶ Текст думы см.: 68, с. 208-220; 404, т. 1, с. 342—355; 174, с. 31—44.

⁴⁷ См. о С. Кишке: 459, с. 218-222, 232; 320, с. 148.

 

 

Глава X

СПАД БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ

 

Изменение обстоятельств

 

Одной из основ ведения казаками Босфорской войны и до­стигавшихся в ней успехов являлось тесное запорожско-донское сотрудничество. Чрезвычайная близость двух казачьих сооб­ществ, имевших сходное демократическое устройство, похожие условия экономической, политической и военной жизни, эт­ническое родство и соседство территорий и противостоявших одним и тем же врагам, обусловила возникновение и существо­вание постоянного боевого союза Войска Запорожского и Войс­ка Донского. Как выражается С.М. Соловьев, запорожские и донские казаки «составляли почти одно общество», хотя и были самостоятельными образованиями. Если в 1600г. Сигизмунд III делал Борису Годунову предложение завести на Черном море общий польско-русский флот, то у запорожцев и донцов факти­чески существовал такой почти совместный флот.

При этом братский союз строился вопреки враждебным от­ношениям Польского и Московского государств, полагавших себя сюзеренами казачьих сообществ и постоянно пытавшихся натравить их одно на другое. Еще Э. Дортелли отмечал, что за­порожские и донские казаки «очень дружны между собой, хотя их государи ожесточенно воюют друг с другом».

Принципы отношений Сечи и Дона излагались, в частно­сти, в запорожской грамоте Донскому Войску 1685 г., в которой «писали... они, запорожцы, о своем совете и любви, чтоб река с рекою (Днепр с Доном. — В. К.) меж собою совет и любовь име­ли и о всяком деле ведомость чинили». По словам донского вой­скового атамана Фрола Минаева, комментировавшего это по­слание, «в прежние годы» донцы «с ними, запорожцы, списыва-лись и совет имели, и никогда с ними во вражде не бывали, и о воинских делах ведомости чинили». «А наперед сего, — заявля­ли донцы в 1651 г., — они, запорожские черкасы, с ними, дон­скими козаки, всегда были в дружбе и ссылке и зипун добывали сопча».

И о том же союзе напоминал в 1708 г. атаман Семен Дра­ный в письме кошевому атаману и Войску Запорожскому, за­мечая, что донцы ожидают к себе с их стороны «общей казачей единобрацкой любви и споможения, чтоб наши казачьи реки были по-прежнему и нам бы быть казаками, как были искони казатьство и между ними, казаками, единомысленное брат­ство».

Союз предусматривал взаимную помощь в обороне Запоро­жья и Дона. «А у нас, — говорили в 1632 г. донцы стрелецкому пятидесятнику Василию Угримову, —... з запороскими черкасы приговор учинен таков: как приходу откуды чаять каких [непри­ятельских]¹ людей многих на Дон или в Запороги, и запороским черкасом на Дону нам, казаком, помогать, а нам, донским каза­ком, помогать запороским черкасом...» Теснейшие, всесторон­ние и регулярные связи Войска Запорожского и Войска Донско­го предполагали и согласование усилий в наступательных дей­ствиях. Оба сообщества совместно, единым фронтом и активно участвовали в Босфорской войне.

Вместе с тем роль и место каждого из них в «атаковании» Босфора не были одинаковыми и постоянными. Военно-мор­ские операции в этом районе первыми начали запорожцы, и это было логично и объяснимо. Сечевики раньше донцов присту­пили к военным действиям на Черном море и его побережье, включая и берега Румелии, которые прилегают к Босфору. Ниж­ний Днепр расположен ближе к проливу, чем Нижний Дон, а Войско Запорожское обладало большей мощью, нежели дон­ское сообщество. Кроме того, как отмечено в историографии, запорожцы в начале XVII в., несмотря на участие в российской Смуте, не прекращали морские походы, а донцы, слишком от­влеченные этими событиями, в 1610-х гг. по существу возобнов­ляли свою боевую деятельность на море после некоторого пере­рыва.

В результате большинство казачьих походов, направлявших­ся в сторону Босфора, в 1610— 1620-х гг. начиналось из Сечи, по инициативе и при главенствующей роли Войска Запорожского, которую оно и играло вплоть до середины 1630-х гг. Вскоре пос­ле начала босфорских набегов, со второй половины второго десятилетия XVII в., активное участие в них стали принимать дон­ские казаки, и затем значение донской составляющей в Бос­форской войне постепенно усиливалось.

Это замечалось уже в 1630-х гг., но ослабление Войска Дон­ского вследствие Азовской эпопеи привело к тому, что в 1640-х гг. Сечь снова являлась «главной» участницей войны. Однако за­тем последовала тяжелейшая освободительная война на Украи­не, и в конце Босфорской войны, в 1650-х гг., главенствующую роль играло Донское Войско, осуществлявшее все последние походы к Босфору и на Босфор. Подробнее об этом скажем ниже.

Войско Запорожское располагало гораздо более многочис­ленным населением, чем Войско Донское. Полагают, что в 1625 г. Дон имел около 5 тыс. казаков-воинов, в 1638 г. до 10 тыс., после Азовского осадного сидения это число сократилось до 4 тыс., в середине столетия достигло 10—14 тыс. и к началу вос­стания С. Рази на составляло около 20 тыс. человек. Численность же запорожского казачества была на порядок выше и уже для 20-х гг. XVII в. определяется не менее чем в 40—50 тыс. человек.

В силу этого обстоятельства запорожские флотилии, при­нимавшие участие в Босфорской войне, оказались значительно более мощными по числу судов, чем донские: состав первых до­ходил до 100 и даже более чаек, а вторых — до 40 стругов. Соот­ветственно, отличалась и численность участников запорожских и донских экспедиций к Босфору: в первом случае в максималь­ном варианте она доходила до 8 тыс. казаков², во втором при максимуме приближалась к 4 тыс. Следовательно, если учиты­вать соотношение численности населения, то надо сделать вы­вод, что снаряжение крупных экспедиций требовало от донцов значительно больших усилий, чем от сечевиков. Это сказалось на развитии событий в дальнейшем, когда Войску Донскому пришлось продолжать Босфорскую войну без участия Сечи.

Обе стороны были заинтересованы в проведении совмест­ных, «объединенных» акций, которые усиливали общий каза­чий натиск на Босфор и Стамбул и увеличивали силу наносив­шихся ударов. Для осуществления таких операций среди проче­го была и совершенно реальная «людская» основа. Российские и польские представители неоднократно отмечали, что донские казаки постоянно «ездят к ним (сечевикам. — В. К.) в Запороги, а они к атаманом на Дон ездят».

Об этом в 1626 г. конкретно рассказывал в московском По­сольском приказе запорожско-донской атаман А. Шафран: «Жи­вет...он, Олеша, на Дону 18 лет; а иные его товарыщи живут летпо 5-ти ипо 6-ти, а всех... их на Дону есть с 1000 человек, А в Запо -рогах... донских казаков так же много: мало не в полы (полови­ну. — В. К.) того, сколько их. Только живут, переходя: они ходят на Дон, а з Дону казаки к ним, и живут сколько где хто хочет. А повелось... у них то з донскими казаки изстари, что меж себя сходятца и живут вместе в одних куренях».

Численность запорожцев в Донском Войске колебалась в зависимости от ситуации на Дону и Днепре и иногда бывала очень большой. Атаман донской станицы в Москве, недавний глава Войска Михаил Татаринов в 1638 г. утверждал в Посоль­ском приказе, что запорожцев тогда на Дону насчитывалось около 10 тыс., ровно столько же, сколько и самих донцов, и что многие сечевики еще идут в захваченный Азов. Часть запорожцев на­всегда оставалась на Дону, полностью ассимилировалась и пре­вращалась в донских казаков³.

То же, но в меньших масштабах происходило с донцами на Запорожье. Уже в первой половине 1550-х гг. на Нижнем Днеп­ре вместе с местными казаками действовали и «московские» ка­заки, о чем польский король Сигизмунд II Август извещал крым­ского хана, замечая, что крымцы ведают «то сами горазд». По­том донцы постоянно находились в рядах запорожцев. Один из 38 куреней Запорожской Сечи даже назывался Донским («Динским») «от звания большинства казаков, составивших впервые курень».

Многие прозвища и фамилии украинских казаков свиде­тельствуют об их донском происхождении: в реестре Войска Запорожского 1649 г., куда занесены только заслуженные каза­ки, упомянуты 163 человека с прозвищем «Донец». У О.Ю. Гермайзе находим конкретные примеры таких лиц XVII в.: казац­кий полковник 1649 г. Донец, сотник Чигиринского полка того же времени Жадан Донец, войсковой есаул 1663 г. Степан До­нец, гадячский полковой сотник 1672 г. Фесько Донец, а также куренной атаман в Сечи Степан Донський. Назовем еще ко­шевого атамана Войска Запорожского 1660-х гг. Алексея Дон­ца (Шкуру)⁴.

О.Ю. Гермайзе считает, что в первой половине XVII в. ред­ко когда морской поход донских казаков обходился без участия запорожцев. Это замечание, вообще справедливое, в связи со сказанным может быть резко усилено. На самом деле запорож­цы или бывшие запорожцы участвовали во всех донских экспе­дициях. Но то же самое относится и к участию донцов в запо­рожских походах, так что донские казаки фактически были задействованы в Босфорской войне с самого ее начала. В этом смыс­ле все набеги на берега пролива и прилегающего к нему района были совместными.

Историки, однако, употребляют понятие «совместные по­ходы», имея в виду экспедиции с участием флотилий и судов обоих казачьих сообществ, отдельно из Сечи и отдельно с Дона, двумя группами в качестве организованных флотских единиц. Такого рода совместные запорожско-донские набеги к Босфору характерны для 1610—1630-х гг. В первой половине XVII в. мы насчитываем, по имеющимся источникам, как минимум восемь подобных набегов с разным числом участников, начиная от 300 человек, но чаще всего свыше 1 тыс. и до 7—8 тыс. казаков. В некотором большинстве совместных походов численно пре­обладали запорожцы, и это вполне согласуется с приведенными данными. Что касается руководителей таких экспедиций, то не всегда известны их имена, но, основываясь на имеющихся све­дениях, можно предполагать, что большинство совместных по­ходов к Босфору возглавляли запорожские атаманы⁵.

В 1629—1646 гг. заметен определенный спад в Босфорской войне: набеги казаков затрагивают Прибосфорский район, а не побережье самого пролива, и являются менее масштабными, чем предыдущие. В первой половине 1630-х гг. источники вообще не фиксируют казачьих походов в сторону Босфора, а далее со­общают о них редко; в 1647—1650 гг. такие походы временно прекращаются. Даже допуская, что ряд экспедиций остается нам неизвестен, нельзя не видеть, что в обозначенное время война пошла «на убыль».

Каковы же причины снижения интенсивности военно-мор­ских действий казаков в районе Босфора? О возможном влия­нии их неудачи в Карахарманском сражении и сооружения двух новых крепостей на севере пролива мы уже говорили. Само про­должение и в последующем даже активизация Босфорской вой­ны, однако, свидетельствуют о том, что воздействие названных обстоятельств вряд ли стоит преувеличивать. Главное заключа­лось отнюдь не в этом, а в очень значительных событиях, проис­ходивших на Украине и Дону и весьма затронувших одну из сто­рон войны — казачество.

Социальные и национальные катаклизмы на Украине — антипольские восстания 1630—1631, 1635 и 1637—1638 гг. под руководством запорожских гетманов Тараса Федоровича (Тря-сила), И. Сулимы, Павла Бута (Павлкжа) и Якова Острянина (Остряницы) и с массовым участием запорожцев, затем начав-шаяся в 1648 г. и продолжавшаяся до 1654 г. освободительная вой­на против Речи Посполитой, возглавленная гетманом Б. Хмель­ницким и украинской казацкой старшиной, — привели Войско Запорожское к резкому ослаблению, а с 1648 г. и к прекраще­нию активности на Черном море вообще и у Босфора в частно­сти.

Мы не можем отчасти согласиться с мнением Ю.М. Ефре­мова, согласно которому «восстание Богдана Хмельницкого и наступившие события в Украине заставляют запорожских каза­ков постепенно отказываться от ведущей роли в организации и проведении морских походов», вследствие чего инициатива в них переходит к донским казакам. О какой постепенности мо­жет идти речь применительно к войне, потребовавшей от укра­инского казачества всех его сил и средств?

В связи с этими событиями тяжесть босфорских операций ложится «на плечи» Войска Донского, которое со времени осво­бодительной войны становится по сути единственным против­ником Османской империи на Черном море. Поскольку запо­рожцы не возобновили походы к Босфору и после 1654 г., закан­чивать Босфорскую войну также пришлось одному Войску Донскому.

Оно же не только обладало меньшими ресурсами, чем Вой­ско Запорожское, но и к тому же с конца 1630-х гг. было сосредо­точено на борьбе с Азовом, которая, как тогда казалось, подхо­дила к успешному финалу. Азовская эпопея 1637—1642 гг., при­несшая донцам европейскую славу, однако «привязавшая» их к этой крепости, значительно обескровившая и приведшая к ос­лаблению Войска и его отступлению от Азовского моря по ос­тавлении Азова, самым непосредственным и негативным обра­зом сказалась на ведении Босфорской войны.

Отдельные историки связывают прекращение военно-мор­ских действий запорожцев и, следовательно, их выход из на­званной войны с документом, который требуется рассмотреть особо.

В 1822 г. в «Собрании государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел» был опубликован по списку (копии) «Договор, заключенный турец­ким султаном с Войском Запорожским и народом руским, каса­тельно торговли на Черном море».

Согласно О.И. Прицаку, документ сохранился в польской копии, которую сумела изготовить для себя дипломатия Речи Посполитой и которая затем, видимо, попала в русские руки, но оригинал был написан по-турецки. Указания на это исследо­ватель усматривает в самом тексте договора: в одной из его ста­тей упоминается «право сие, на турецком языке писанное», а Средиземное море дважды «натурецкий манер» названо Белым⁶. На наш взгляд, приведенные основания «турецкоязычности» документа неубедительны, поскольку, во-первых, договор говорит о предоставлении султанским наместником всем желающим украинцам права на свободное плавание в турецких водах и торговых привилегий в османской земле, и это «право», естественно, должно было излагаться на турецком языке, а во-вто­рых, Белое море — это не только турецкое, но и казачье назва­ние Средиземного моря.

Публикаторы датировали договор «около 1649 года», и эта датировка далее встречается у ряда авторов. Многие твердо ука­зывают 1649 г. По мнению В.А. Голобуцкого, соглашение было достигнуто в результате переговоров с посланником Турции Осман-агой, прибывшим к Б. Хмельницкому в феврале 1649 г. У Ю.П.Тушина встречаем и дату «около 1649 г.», и точное ука­зание на 1649 г.

В литературе наблюдаются и отклонения от датировки 1649 г. в обе стороны. Например, Л. Львов датирует договор 1650 г., а И.П. Крипьякевич — «очевидно», началом 1650-х гг. или даже, возможно, второй половиной XVII в., хотя последняя датиров­ка непонятна: после 1654 г. Украина, вошедшая в состав Рос­сии, не могла заключать самостоятельные договоры с Турцией⁷. О.И. Прицак полагает, что в 1649 г. документ не мог быть подписан, и, ссылаясь на анализ текста договора, сообщение Мустафы Наймы об обязательстве Б. Хмельницкого перед крым­ским ханом 1648 г. уничтожить казачий флот и на ситуацию того времени, относит документ к числу договоров, которые заклю­чил с великим везиром Ахмедом Хезар-пашой украинский посол Ф. Джалалия, прибывший в Стамбул в июне 1648 г.⁸. Ю.А. Мы-цык дает датировку 1649 г., но замечает, что в последнее время документ стали относить к 1648 г.

Договор имеет 13 статей, содержание которых может быть сведено к следующему:

• Османский султан позволяет Украине и ее жителям («вой­ску казаков и народу их») иметь свободное торговое плавание ко всем своим и иностранным портам и островам на Черном и Сре­диземном морях, а также по всем рекам Средиземноморско-Черноморского бассейна, «вторги икупеческиеделавходить... продавать, покупать и менять, по воле своей стоять в портах ивыезжать когда захотят, без всякого препятствия», со всем, что имеется на судах. Торговле казаков «затруднений и препятствий делать никогда и никто в государстве Турецком не будет».

• Украинские суда, их люди, товары и оружие не будут упот­ребляться «ни на какие потребы, ни на какую службу» Турции, но капитаны этих судов перед отправлением в заграничный рейс обязаны принести присягу в том, что не сделают «никакой из­мены против государства султанова». В случае нарушения суд­ном в чем-либо «права султана» будет наказываться капитан, а не само судно, которое «останется свободным» с товарами и ра­ботниками.

• Украине позволяется заложить «несколько городов пор­товых» на Нижнем Днепре и в Днепровско-Бугском лимане («ниже Порогов даже до устья реки Буга в Днепр»), откуда будет производиться торговля.

• «Для споспешествования» торговле украинские купцы и их товары, ввозимые в Турцию или вывозимые из нее, освобож­даются на 100 лет от пошлин и сборов («от всякой пошлины, мыта и подати»), а по истечении этого срока будут установлены небольшие подати — с такой же «тягостью», какую несут и сами турки. В турецких городах и портах Черного и Средиземного морей украинцам разрешается заводить «домы для складки то­варов» и торговать там беспошлинно в продолжение упомяну­тых 100 лет. «По долгам купеческим» украинцам предоставля­ется такое же право, как и туркам, и «суд немедленный». Если украинский купец умрет в Турции или в ее водах, то все его иму­щество никем не будет удерживаться, «хотя бы что кому отказал или записал при смерти», но подлежит передаче его наследни­кам. В случае кораблекрушения украинского судна «при береге султанском» «вещи... кои могут сохраниться», будут спасены и также переданы наследникам.

• Украинское государство обязуется «само собою» обеспе­чить «безопасность на море против своевольства», используя порты, которые будут заложены на Нижнем Днепре и в лимане. Схваченные украинские морские разбойники подлежат суду, который «учинить должно Войско Запорожское при наместни­ке султанском». Украинские власти «вместе с турецкими галера­ми» будут ловить и наказывать донских казаков, вышедших в море для разбоя. Стороны обязуются «взаимно друг другу вспо­моществовать, чтоб море было чисто и свободно».

• Украинским купцам позволяется свободно выкупать у ту­рок христианских невольников, «как и турецких у христиан».

Если христианский невольник, находящийся в Турции, убежит на украинское судно, то его капитан обязан выдать беглеца и не понесет при этом вместе со своим судном «никакого убытка или обиды». В случае бегства с украинского судна «работника какого вольного или невольного» турецкая сторона также выдаст его хозяевам.

• В Стамбуле учреждается представительство Украины в лице «наместника Войска Запорожского», который «иметь будет свое пребывание с должным почтением и без всякой опасности и обязан ходатайствовать о правосудии обиженным казацким куп­цам». Турция в «портовом городе» Украины будет держать «на­местника султанского», которому надлежит со взиманием не более червонца выдавать украинцам «пашпорты» для свободно­го плавания «куда захотят», принимать упоминавшуюся прися­гу от капитанов и выдавать каждому требующему «право сие, на турецком языке писанное... за своеручною подписью и с прило­жением печати».

Договор, чрезвычайно выгодный Украине, таким образом, обеспечивал ей свободу мореплавания и торговли — по замеча­нию одного из авторов, такую, какой Россия добьется на Черном море только по Кючюк-Кайнарджийскому трактату 1774 г. Укра­инский народ и Запорожское Войско достигали своей вековой цели. Украина обязывалась прекратить запорожские военно-мор­ские походы против Турции, но они без того прекратились с на­чалом антипольской освободительной войны, да и, по сути, ис­черпывались с достижением свободы мореплавания и установле­нием дружественных украинско-турецких отношений.

Ю.П. Тушин обращает внимание на известное сходство ряда статей данного договора со статьями древнерусских договоров X в. и замечает, что эта параллель не случайна: «Как и семь веков назад, в Черноморском бассейне завоевывалось право народа на жизнь, обеспечивалась свобода русского и украинского море­плавания и торговли на Черном море на равных правах с Турци­ей. В этом была историческая заслуга казачьего морского войс­ка в новый период русской истории. Тот факт, что договор 1649 г. должен был обеспечить населению Поднепровья свободу мо­реплавания, торговли и морских промыслов и положить конец боевым действиям запорожских казаков на море, — лучшее тому доказательство».

Одновременно Украина, по сути дела, заключала союз с Тур­цией, направленный против Дона, и обязывалась бороться с антиосманскими действиями Войска Донского. О разрыве ук-раинско-донского союза при этом речи идти не может, посколь­ку его и не существовало за отсутствием на политической карте до 1640-х гг. самого Украинского государства. Однако Войско Запорожское входило теперь в состав независимой Украины, которая в целом также стала именовать себя Войском Запорож­ским, и получалось, что украинские власти, выступая как бы и от лица «настоящего» Войска Запорожского, разрывали вечный и братский запорожско-донской союз.

О.И. Прицак не совсем правомерно называет договор «во­енно-морской конвенцией», хотя в документе есть и военно-морской «момент». Из контекста до говора вытекает, что Украи­на, прекратив операции на море, все-таки должна была иметь хотя бы минимальный собственный военный флот: без военных судов было невозможно удерживать своих людей от разбоев на море и тем более ловить донских морских «своевольников».

Важнейшее значение содержания договора нельзя преуве­личить, но возникает кардинальный вопрос: имел ли этот дого­вор место в действительности? Еще в первой половине XIX в. некоторые историки считали документ недостоверным⁹, а в XX в. М.С. Грушевский оставил его «незамеченным». И.П. Крипья-кевич рассматривает документ как проект, не осуществленный по разным причинам, тогда как Ф.П. Шевченко — какдоговор, по неизвестным причинам не подписанный.

Вместе с тем группа историков полагает документ действо­вавшим, и, по их мнению, причины его подписания турецкой стороной очевидны. А.В. Висковатов утверждает, что «нападе­ния запорожцев довели наконец Порту до того, что она вынуж­денной нашлась заключить около 1649 года с знаменитым Бог­даном Хмельницким формальный договор о торговле, предос­тавив казакам свободный проход ко всем своим гаваням и островам».

По мнению Ю.П.Тушина, условием для заключения догово­ра послужили успешная казачья морская война первой половины XVI] в. и внешнеполитическая обстановка: воюя с Венецией, «ту­рецкое правительство не могло позволить использовать свой флот еще и для борьбы с казаками и потому вынуждено было искать временного союза с ними». Этот же автор и В.А. Голобуцкий об­ращают внимание на желание Турции удержать украинцев от со­юза с антиосманской коалицией.

Что касается Украины, то в ходе освободительной войны, как отмечает Ю.А. Мыцык, «на первый план, естественно, вы­двинулась борьба против магнатско-шляхетской Речи Посполитой, и поэтому руководство повстанцев было вынуждено не только прекратить морские походы, но и подписать весной 1648 г. военный союз с Крымским ханством, а в 1649 г. договоре Османской империей». Ю.П. Тушин, замечая, что Б. Хмель­ницкий предотвратил этим договором союз Турции и Крыма с Польшей и «показал себя выдающимся дипломатом», пишет еще, что договор «в таком виде... мог быть заключен только в том случае, если торговые связи (Украины. — В.К.) счерномор-скими городами существовали раньше и нуждались в дальней­шем развитии»¹⁰.

Многим историкам представляется, что украинско-турецкий договор вступил в силу, однако действовал не вполне. Л. Львов считает, что если он и «не приводился в исполнение во всех своих пунктах», то все-таки свидетельствовал «ожелании каза­ков, главным образом, несомненно, запорожцев, завести на Чер­ном море другой флот, кроме чаек, и другое мореходство, кроме разбойнического». По О.И. Прицаку, первый, короткий союз Украины с Турцией существовал в июне — августе 1648 г., и Б. Хмельницкий выполнил свое обязательство уничтожить ка­зачий военный флот, который «в самом деле после 1648 года... не играл больше никакой значительной роли».

Ю.П. Тушин пишет, что основные статьи договора не были выполнены, но он все-таки «привел к временному перемирию: украинскому народу в известной степени обеспечивалась безо­пасность на южных границах, и в то же время на некоторый срок прекратились морские походы запорожцев на турецкие и татар­ские селения и города». Б. Хмельницкий, вынужденный искать внешней поддержки и получивший помощь от крымского хана, «вследствие этого строго следил за соблюдением запорожцами мира с Крымом и его сюзереном — Османской империей». Вме­сте с тем, говорит историк, «запорожцы не собирались высту­пать против своих верных и давних союзников — донских каза­ков», т.е. выполнять один из пунктов договора, хотя и обраща­лись к донцам с просьбами не нападать на Крым и Турцию».