Первый день школьных занятий 7 страница

В конце концов, в этом Дерек тоже был большим специалистом. Шон отогнал от себя эти мысли. Не ему судить Дерека.

Он не хотел думать о худшем, свернув на дорогу над морем и увидев следы шин на крутом повороте. « По этой дороге вообще трудно ездить», — сказал он себе.

У Дерека была машина последней модели, с самыми современными опциями. Джип предоставил ему главный спонсор, и он ни за что не разбил бы его.

Восхищение, деньги и подарки прямо-таки сыпались на Дерека. И он изо всех сил старался не ударить в грязь лицом, что делало его еще более привлекательным для спонсоров. Шон нередко лежал ночью без сна, преодолевая зависть к брату. Он постоянно напоминал себе, что Дерек заслужил все, что получал от жизни.

На старте у них с Дереком были равные возможности. Поначалу именно Шону, а не его брату прочили большое будущее и звездную карьеру в «Пи-Джи-Эй»'. Шон совершил

быстрый взлет, у него был агент с громким именем, спонсорские контракты и строчка в списке самых высокооплачиваемых игроков Ассоциации.

Конечно, все это продлилось недолго. Шон вообще не знал, как сделать так, чтобы хоть что-то длилось подольше.

Машину слегка занесло на крутом повороте, где дорога резко уходила вниз. Свет фар скользнул по внешнему краю дороги, и Шон увидел, что защитное ограждение кончилось. Начинало светать. Шон посмотрел по сторонам. В голове мелькнуло смутное воспоминание о каком-то длинном споре о правах собственности, закончившемся именно здесь, за поворотом дороги. На этом повороте угрожающие черные полосы тормозного следа уходили прямо к двум сломанным земляничным деревьям.

Шон заглушил двигатель. Мгновение, наверное, соответствовавшее трем ударам сердца, он сидел в молчании. Потом словно отключил все чувства — даже страх и панику — и стал набирать номер сотового телефона Дерека, аккуратно, одну за другой, нажимая кнопки.

Когда из трубки донеслись гудки, Шон вышел из машины, захлопнул дверцу и встал на обочине, в предрассветной мгле, слушая тишину, нарушаемую только шорохом волн, разбивавшихся далеко внизу, и… отдаленным сигналом сотового телефона.

Двигаясь автоматически, Шон пересек дорогу. Он шел, как робот, ровными шагами, быстро, но без спешки, и гравий трещал у него под ногами. Когда включилась голосовая почта Дерека, Шон сбросил звонок и, выждав несколько секунд, снова набрал тот же номер. Сигнал послышался теперь уже громче, ближе.

Шон превратился в механизм. Он не мог дать волю чувствам. Потому что еще до того, как начал спускаться вниз по крутому склону, ориентируясь на сигнал телефона, Шон знал, что там найдет.

Он споткнулся, зацепившись за колючие стебли дикой ежевики, упал, заскользил вниз, выругался и внезапно увидел перед собой красные стволы земляничных деревьев: они росли сбоку от скалы. Шон снова набрал номер и прислушался к сигналу. Колючая ветка, словно когти, оцарапала ему лицо. Он почувствовал, как защипало щеку, и хлопнул по ней ладонью. Потом поднес руку к глазам — она была вся в крови.

Тяжело, с присвистом дыша, Шон пробирался вниз. Рассвет набирал силу, но в глубоких складках гор все еще лежали темные тени.

И вдруг свет фонарика наткнулся на силуэт, казавшийся здесь чужеродным, — это было темное, опутанное трубками днище перевернутой машины.

Ужас охватил Шона, и боль проникла и почти ослепила его.

Нет! Крик протеста рвался наружу, но Шон не издал ни звука, приближаясь к автомобилю. Фонарик в его руке дрожал, выхватывая из темноты очертания машины Дерека.

Нет! Шон заставил себя держать фонарик ровно. Что он за тряпка — трясется, как девчонка, когда его брат…

Нет! Шон опустился на колени перед окном автомобиля. Стекло рассыпалось мелкой крошкой, когда его выдавило из рамы. Через несколько секунд Шон понял, что машина качается и может снова сорваться вниз.

Господи! Господи Иисусе! Когда-то его учили молиться, но это было так давно! К тому же он все равно опоздал. Шон знал это наверняка.

Он изо всех сил старался держать фонарик ровно, не обращая внимания на то, как трещит автомобиль, готовый вот-вот рухнуть. В глубине салона запищал мобильный телефон, напоминая о пришедшем сообщении. Сквозь отверстие в стекле Шон направил луч

фонарика внутрь.

Окажись живым, черт тебя подери! Пожалуйста, живи! Шон увидел Кристел. Хотя ее шея была вывернута под невозможным, неестественным углом, лицо королевы красоты осталось нетронутым; оно превратилось в застывшую идеальную маску. Она напоминала статую ангела времен Ренессанса. Глаза тоже были как у статуи — широко открытые, немигающие, пустые; лицо без всякого выражения. Шон заставил себя произнести ее имя, осторожно коснулся Кристел, послушал дыхание, пульс. Ничего! Судя по тому, как холодна была ее гладкая кожа, она давно умерла.

Шон видел свою мать мертвой, но это было совсем по-другому. Как бы болезненно он ни переживал это, его мать была приговорена к смерти. Она болела долго, мучительно, и ее смерть никого не удивила. Как положено, ее тело выставили для прощания. Однако то, что Шон видел сейчас, было невероятно, и он понимал это, хотя мысли путались у него в голове.

Дерек. Где же Дерек?

Шона охватила паника. Он выкрикнул имя брата, и его голос отразился от склона, нарушив тишину раннего утра. Странно и дико было кричать, когда Кристел лежала совсем рядом, но Шон позвал Дерека снова; от его крика несколько птиц взмыли в небо. Может быть, Дерека выбросило из машины, а может, он выжил и отправился за помощью.

Или нет?

Шон присел на корточки и стал вынимать из рамы остатки лобового стекла. Что-то впилось ему в руку, но он продолжал работать. Джип закачался сильнее, но и это не остановило его.

В салоне машины была неразбериха: разбросанные клюшки для гольфа, ботинок на раздавленной приборной доске. DVD-плеер, которым Дерек так гордился, был весь смят и искорежен. Под руку Шону попалась сумочка Кристел — пустая, как будто ее намеренно вывернули наизнанку.

Охваченный отчаянием Шон попытался пролезть в салон, чтобы найти брата, но руки и ноги Кристел мешали ему. Остатки приборной доски были перепачканы чем-то скользким. Отвратительный запах наполнял кабину.

И тут он понял, где Дерек.

Шон замер, пытаясь прийти в себя. Это было невозможно. Немыслимо. Медленно осторожно, он выбрался из машины, весь в крови. Руки тряслись так, что Шон не мог удержать телефон, но все-таки должен был позвонить. Встав на колени, он положил телефон на землю и набрал номер: 9-1-1. Вызов.

Глава 14

Суббота 6:30

 

Лили словно вырвало из сна. «Я же вообще не собиралась спать», — подумала она. Поднявшись с дивана, она заходила взад-вперед по комнате. Она не должна была засыпать. Не имела права забыться, пока не удостоверится, что с Кристел все в порядке.

Лили посмотрела на часы, висевшие на стене, — 6:30 утра. Мир за окном казался одноцветным, серым. Она схватила трубку телефона и взглянула на дисплей, желая убедиться, что не пропустила важный звонок. Нет, не пропустила. И все-таки Лили чувствовала себя виноватой в том, что сон сморил ее.

Наверное, ей стоило выпить кофе с Шоном Магуайером. Нет, кофе был бы вреден ей даже в такой момент. При этой мысли Лили окончательно проснулась и приказала себе собраться.

На экране телевизора, звук которого она приглушила несколько часов назад, мелькали сюрреалистические цветные картинки какой-то передачи, транслируемой по платному каналу. Лили взяла пульт, чтобы выключить телевизор. Вдруг ей в голову пришла страшная мысль — она переключилась на местный канал и усилила звук. Дикторша, выглядевшая в столь ранний час неправдоподобно аккуратной, говорила о сельском хозяйстве.

Лили снова приглушила звук, но оставила телевизор включенным. Потом набрала номер мобильного Шона. Удивительно, но она запомнила номер мгновенно, как только он продиктовал его. Услышав голос автоответчика, Лили отключилась, не сказав ни слова. Наверное, Шон находится вне зоны действия сети. Она попыталась дозвониться Кристел, каждой клеточкой своего тела желая, чтобы подруга ответила, рассмеялась и объяснила, что они с бывшим мужем немного увлеклись и оказались в каком-то придорожном мотеле.

Этого не случилось.

Вздохнув, Лили отправилась наверх, чтобы проверить, как там дети. Дом Кристел был обставлен красивой старинной мебелью; это создавало ощущение надежности и постоянства. Глядя на спящих детей, Лили ощутила себя здесь посторонней, почти чужой.

Камерон лежал лицом вниз, разбросав в стороны длинные руки и ноги, едва прикрытые простынями. Слабый свет, проникавший в окно, освещал его комнату, где в беспорядке валялись учебники, одежда, принадлежности для гольфа и витал специфический запах спортивной обуви и свежей травы. Мусорное ведро было переполнено обертками от продуктов. Кристел говорила, что он ест так, словно у него солитер.

Лили вышла из комнаты, закрыла дверь и направилась к девочкам. Чарли спала посреди груды мягких игрушек. Ночник в форме Губки-Боба придавал этим существам со стеклянными глазами странный, почти угрожающий вид, однако Чарли это нравилось.

В противоположном углу, сбросив одеяло, спала в своей кроватке Эшли. Лили наклонилась над кроваткой и поправила одеяло — девочка повернулась на другой бок и засопела. Тронутая, Лили ощутила внезапный прилив теплоты. Девочки так малы и зависимы. Хотя Лили и считала, будто не создана для того, чтобы иметь детей, сейчас она стала жертвой биологического импульса, неосознанного желания, которого не могла подавить.

Тяжесть ожидания навалилась на нее с новой силой. Она готова была убить Кристел за ее легкомыслие, за то, что та исчезла вот так, бросив детей.

На цыпочках Лили вышла из детской, спустилась вниз и поставила на плиту чайник. В зеркале прихожей она мельком заметила свое отражение и скорчила гримасу. Ее волосы были в беспорядке, на щеке отпечатался след от диванной подушки. Как мило.

Она пошла в ванную и склонилась над раковиной: прополоскала рот, побрызгала водой в лицо и провела щеткой по волосам. Потом оперлась руками о край столешницы, стараясь, чтобы они не дрожали.

Ничего не получалось. Все было не так. Лили хотелось одного: чтобы Кристел вошла в дверь, посылая воздушные поцелуи и рассыпаясь в извинениях.

Тревога шевелилась в ней, словно живое существо, и это существо ворочалось и извивалось, вызывая тошноту. Лили ощущала слабость и головокружение. Вот что делает с человеком любовь. Как только привяжешься к кому-то, сразу начинаешь сходить с ума от беспокойства. Стоит полюбить другого человека, и ты приговорен.

Она снова умылась и посмотрела в зеркало. Вот так она будет выглядеть через сорок лет, с лицом, изборожденным морщинами печали, с тревогой в глазах, вынужденная противостоять обстоятельствам, с которыми не в силах совладать. Постаревшая и напуганная

— так она выглядела сейчас.

Кристел всегда дразнила Лили за то, что она избегала разговоров о сердечных делах.

«Ты как человек, который боится воды», — однажды сказала она.

— Я действительно боюсь воды, — ответила Лили.

— Но ведь это глупо!

— А по-моему, отдавать свою душу и сердце другому человеку — это на самом деле глупо! Зачем мне это?

Кристел улыбнулась. Теперь, когда ее брак распался, улыбка стала другой — задумчивой и печальной; в ней таилась мудрость, с таким трудом пришедшая к Кристел.

— Потому что только тогда твоя жизнь имеет смысл.

«Моя жизнь тоже имеет смысл, еще какой», — подумала Лили, выходя из ванной. Точнее, она имела смысл до прошлого вечера, когда Лили примчалась сюда, чтобы дождаться пропавшую подругу.

Она положила подзаряжаться телефонную трубку и сунула в чашку пакетик с травяным чаем.

Сегодня утром Лили выбрала имбирь — чтобы взбодриться. Кофе издавал невыносимо аппетитный аромат, но она устояла перед соблазном протянуть руку к блестящей черной упаковке «Lavazza». Когда и без того сходишь с ума от тревоги, зачем пить то, что только сильнее возбудит нервы?

Дожидаясь, когда чайник закипит, Лили мерила шагами кухню. Кристел называла свою кухню «контрольным пунктом», однако обычно она выглядела как «неконтролируемый пункт». Письма, счета, рекламные листовки были свалены на столе. Холодильник украшали детские рисунки, рецепты и планы диет, купоны на скидки с истекшим сроком действия, уведомления из школы, обычно тоже просроченные.

Лили отставила в сторону чистые тарелки и наткнулась на чашку, все еще хранившую на себе следы губной помады любимого оттенка Кристел. Она хотела смыть их, но, поколебавшись, поставила чашку на сушилку над раковиной. Охваченная тревогой, Лили попыталась разобрать специи на полочке, прислушалась к шуму воды в чайнике и сняла его с

огня прежде, чем засвистел свисток, а потом заварила чай.

Она старалась избавиться от напряжения, проверяя содержимое кухонных шкафов. В них царил несусветный беспорядок, поэтому в кухне трудно было что-нибудь приготовить. Кристел была человеком творческим, отнюдь не склонным поддерживать чистоту.

Лили стояла посреди кухни, размышляя, куда пристроить измерительную емкость

«Ругeх», когда во дворе внезапно взревел, а потом стих двигатель автомобиля. Она услышала, как открывается и закрывается дверца машины.

«Слава богу! — Лили бросилась к задней двери. — Наконец-то она дома!»

Во дворе стоял грузовой автомобиль Шона Магуайера — она увидела его, и сердце ее упало. Шон был один. И медленно шел к ней.

Восходящее солнце окрасило все в разные оттенки розового. Каждый стебелек, каждый камень подъездной дорожки, неровности коры деревьев, слегка колеблющиеся листья — все детали приобрели мучительную, невыносимую четкость в этом полыхающем свете. Рассветные лучи падали на широкие плечи Шона Магуайера, на его непокрытую голову. Его великолепная фигура резко вырисовывалась на фоне утреннего солнца, встававшего у него за спиной.

Лили замерла на пороге кухни. Ее душа осознала страшную правду раньше, чем она узнала ее. Лили не могла разглядеть выражения лица Шона, пока он направлялся к ней, но это и не было нужно. Достаточно было посмотреть на его странную, одеревенелую походку.

Была одна секунда — скорее, даже доля секунды — когда Лили позволила себе надеяться. Но надежда умерла, как только Шон шагнул в тень дома, и она увидела его лицо.

Лили заговорила первой. Так она выигрывала хотя бы несколько секунд. Еще несколько секунд, в течение которых мир оставался привычным. Несколько секунд, когда она верила, что все останется по-прежнему.

— Дети спят, — прошептала Лили.

Шон кивнул. Потом сглотнул, и кадык на его шее заходил вверх и вниз. Лили смотрела на лицо Шона, на котором уже проступила щетина, на его пушистые ресницы. Она заметила тонкий, свежий порез на скуле, заклеенный двумя пластырями-бабочками. А еще то, что он выглядел неизмеримо старше, чем в тот момент, когда покидал дом прошлым вечером.

Лили подумала, не заплакать ли ей. Может, своим плачем она заглушит слова, которые Шон неизбежно должен произнести. Конечно, она не заплакала. Никакие слезы не помешают правде выйти наружу.

Все. Хватит. Молчание становилось абсурдным.

— Где Кристел? — спросила наконец она. И тут же, про себя, взмолилась: «О нет! Не говори! Пожалуйста, не говори!» Рыдания комом застряли у нее в горле.

— Произошла авария, — сказал Шон.

Громче его слов в голове Лили прогремело то, о чем он умолчал. Шон не сказал, что с Кристел все будет в порядке. Не сказал, что с ней сейчас врачи и она поправится. Ничего из этого.

— Оба?

Он кивнул, и в его глазах отразилась мука.

Лили забыла о том, что держит в руках мерный стакан, но вдруг услышала стук и осознала, что уронила его. Стакан ударился о порог, покатился по цементным ступенькам, но — это было неожиданно и странно — не разбился.

Ни Лили, ни Шон не взглянули на него.

Лили казалось, будто она движется в замедленной съемке. Она могла сделать одно: прижаться к нему, к его груди, и позволить этому чужому человеку обнять ее.

Лили ощутила силу его рук, но не нашла утешения. Кристел погибла, и с ее смертью в мире Лили образовалась зияющая пустота.

И тут она поняла, что мужчина, обнимающий ее, только что потерял брата. Как мог он утешить ее, если его самого постигло такое горе!

Лили отстранилась от него. Из ее груди рвались рыдания, вызванные шоком и ужасом, однако она сдержалась. Это было самое малое, что Лили могла сделать для Кристел. Пусть ее дети не увидят, как она рыдает в отчаянии.

«Позже. — Лили последовала за Шоном Магуайером. — Я поплачу позже».

Глава 15

Суббота 6:45

 

— Где? — спросила Лили. Все тело у нее болело, словно она сама побывала в автокатастрофе.

— На прибрежном шоссе, в нескольких милях к югу от Тюленьей бухты. Она невольно спросила себя, что они там делали.

— Что же произошло?

— Машина сорвалась с обрыва. Скорее всего, Дерек повернул руль, чтобы избежать столкновения. Дорога была скользкой, и они вылетели за обочину.

— И когда патруль нашел их? — Мысль о Кристел, зажатой в машине, искалеченной и смертельно испуганной, потрясла Лили. Она увидела, как изменилось от боли лицо Шона. — Боже мой! — воскликнула Лили. — Ты нашел их, да? — Отпрянув от него, она закрыла глаза, чтобы не видеть гримасы, исказившей его лицо.

— Это произошло несколько часов назад.

— Мне очень жаль. — Лили захотелось взять Шона за руку, но она понимала, что это все равно не поможет. — Наверное, это было ужасно. — Лили никак не удавалось отогнать от себя картины, которые рисовало ее воображение. Она хотела знать, страдали ли они, боролись ли за то, чтобы выжить, но не могла заставить себя спросить. Лили надеялась услышать, что Кристел умерла мгновенно, даже не поняв, что случилось. — И что же теперь? — Она смотрела на Шона, пытаясь сохранить присутствие духа.

— Дорожный патруль пришлет сюда своих сотрудников. Я попросил их позволить мне вернуться первым, понимаешь. Не хотел, чтобы дети проснулись и увидели патрульные машины и чужих людей, ходящих по дому.

— Это… это правильный поступок. Наверное.

Как будто я знаю, что в этих обстоятельствах правильно. Во рту у Лили пересохло.

Она не могла пошевелиться и с трудом заставляла себя говорить.

— Плохо, — прошептала она, пытаясь взять себя в руки. Лили вошла в кухню и взглянула на полуразобранный шкаф. — Я теряю над собой контроль, и это плохо. Мне нужно прийти в себя ради детей.

Шон пересек кухню, положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. Прикосновение его рук показалось ей несвоевременным, неловким, чужим.

— Да, нужно, — твердо сказал он, — и ты сможешь. Мы оба сможем.

На секунду заглянув в глаза Шона, она поняла, что силы возвращаются к ней. Наверное, дело было в том, что в его взгляде таилась глубоко запрятанная боль. Лили заставила себя осознать правду. Кристел и Дерек умерли. Но дети живы, и они нуждаются в ней.

— Да. — Она откашлялась. — Хорошо. Дети. В первую очередь следует думать о них.

От того, как мы сообщим им это, зависит то, как они справятся с ужасной вестью.

— Да. — Шон снял руки с ее плеч. — Согласен. Люди из дорожного патруля сказали, что приедет кто-то из органов опеки проверить, все ли с ними в порядке.

— Органов опеки? — удивилась Лили.

— По их словам, это стандартная процедура в подобных случаях, когда… когда оба

родителя погибли. — Он замолчал; казалось, каждый вдох дается ему с трудом.

Лили снова подумала, не прикоснуться ли к нему, как он прикоснулся к ней, но ее руки были прижаты к бокам, а пальцы сами собой сжались в кулаки.

— Наверное, они должны убедиться, что за детьми есть кому присматривать, — слабым голосом отозвалась она.

— Я сказал, что дети в полной безопасности, но по закону они должны проверить. — С отсутствующим выражением Шон потер шею рукой.

— Они хотели сразу отправить кого-нибудь сюда, но я сказал, что сначала должен обо всем рассказать им. Сам.

Лили ощутила признательность к нему.

— Ты почти не знаешь этих детей, — проговорила она, представив себе их славные, ни о чем не подозревающие лица.

Шон поднял на нее глаза.

— Теперь у них нет никого, кроме меня.

С точки зрения родственных связей он был прав, и Лили понимала это. Кристел была единственным ребенком в семье. Ее отец умер незадолго до рождения Эшли, а мать находилась в доме для престарелых. В свои лучшие дни Дороти Бэрд вспоминала, как ее зовут, но не более того. В результате последнего удара она почти не могла разговаривать. Сейчас ее состояние было своего рода счастьем, ведь она не осознает, что ее дочь умерла.

У Дерека был отчим, который жил в Палм-Дезерт, и никаких других родственников.

Только Шон Магуайер.

— Она моя… — Лили запнулась, глубоко вдохнула, выпрямила спину. — Она была моей лучшей подругой. — Вот. Она произнесла это. Она говорила о Кристел в прошедшем времени. — Ее дети для меня все равно что мои собственные. — Лили удивила ее убежденность в этом. Никогда раньше она не думала, что эти дети занимают такое место в ее сердце. Лили охватило незнакомое чувство: словно тигрица, она готова была защищать их любой ценой. Сила этого чувства напутала ее. Она поняла, что теперь нужна детям не как друг или учительница. Она нужна им в той роли, которая навсегда изменила бы ее жизнь. Им необходимо от нее то, чем она, вполне возможно, не обладает.

Шон направился в гостиную.

— Мы должны сказать им всем одновременно.

— Наверное, они проспят еще какое-то время, — заметила Лили. — Сегодня выходной, поэтому…

Сверху внезапно послышался плач.

«Нет, — подумала Лили. — Пожалуйста, только не сейчас! Пусть они поспят еще немного, пусть продлится этот момент блаженного неведения».

Плач послышался снова, на этот раз более настойчивый. Лили и Шон обменялись взглядами.

— Я схожу. — Она пошла к лестнице.

— Я тоже пойду.

Эшли стояла в кроватке, держась за ее край. Личико девочки сморщилось: это означало, что последует новый взрыв плача. Увидев Лили, она примолкла, улыбнулась и протянула к ней руки, сжимая и разжимая кулачки, словно пыталась ухватиться за что-то. В другом углу комнаты в своей кровати зашевелилась Чарли, но она пока не проснулась.

Лили прошептала успокаивающе: «Шшшш», вынимая Эшли из кроватки. Подгузник на

малышке был тяжелый, словно наполненный глиной. Лили заметила, что Шон в нерешительности стоит в дверях, и тут ей открылось реальное положение вещей. Девочка, совсем еще беспомощная, теперь оказалась на попечении дяди, который сам выглядел как большой ребенок, и женщины, поклявшейся никогда не заводить детей.

— Я все сделаю, — сказала она Шону, хотя ее голос выражал растерянность.

— Пойду приготовлю кофе, — ответил он, спускаясь вниз по лестнице. Лили осталась с малышкой одна.

— Да уж, вот это помощник, — прошептала она, неся Эшли в ванную. — Ничего не скажешь.

— Ага, — согласилась Эшли.

Лили заметила, что, глядя на личико Эшли, она держит себя в руках, однако сейчас смотреть следовало не туда. Для неопытных рук смена подгузников — нелегкая задача, хотя Эшли перенесла процедуру с неожиданным стоицизмом.

Пижама никак не снималась, зато подгузник соскочил очень легко. Лили стояла в ванной, держа толстый грязный подгузник в одной руке, а другой придерживая девочку, чтобы та не упала с пеленального стола.

— Я же не могу оставить тебя здесь и пойти выбросить подгузник в мусорное ведро, — объяснила она малышке.

Эшли весело залепетала и звонко зашлепала губами.

— Хочу сок, — сказала она. — Хочу ченье.

— Потерпи минутку. Давай сначала оденемся. — Лили положила подгузник на стол, решив выбросить его позднее. Интересно, где же тут ведро? Силы ее иссякали. Кристел никогда не была очень организованной, однако наверняка поставила ведро и упаковку с чистыми подгузниками в пределах досягаемости.

— Лили грустная, — заметила Эшли. — У нее слезки. Лили осознала, что ее щеки залиты слезами.

— Ты права. — Она вытерла лицо детской салфеткой. — Все хорошо, — заверила она Эшли, ощущая, что внутри у нее как будто стремительно разматывается канат. Она больше не принадлежала себе. Ее лучшая подруга умерла, а Лили не могла даже поплакать о ней. — Все в порядке, — она заставила себя улыбнуться. — Да?

— Да.

Лили засуетилась, надевая на малышку подгузник, маечку и штанишки. Подняв Эшли, чтобы поставить ее на пол, она заметила свое отражение в круглом настенном зеркале в розовой раме.

Она выглядела так, как и предполагала, — после такой-то ночи. Но в душе Лили все изменилось. Теперь там царила ужасная, непроглядная тьма. Торопясь вслед за Эшли, спускавшейся по ступенькам, Лили осознала окончательно и бесповоротно, что ее жизнь никогда не будет такой, как прежде. Она вдруг увидела в себе другого человека, незнакомку, оказавшуюся в ее теле.

Эшли держалась за палец Лили, пока они мучительно медленно спускались по лестнице, с каждым шагом приближаясь к ужасной реальности. Шон стоял внизу. Лицо его было непроницаемо. Когда они дошли до середины, Лили ощутила, что кто-то идет за ними, и оглянулась.

— Чарли!

— Мама, — сонным голосом пробормотала Чарли. — Где мама?

— Мама! — ангельским голоском повторила за ней Эшли.

Лили и Шон обменялись растерянными взглядами. При виде заспанного личика Чарли Лили чуть было не расклеилась снова. «Как? — в ужасе думала она. — Как сказать ей это?»

— Доброе утро, зайка. — Лили погладила девочку по взъерошенным волосам.

— Привет, Лили. Привет, дядя Шон. Что у тебя с лицом?

— Привет, кнопка, — сказал Шон. — Может, пойдешь посмотришь, не проснулся ли Камерон?

— Он никогда не встает так рано по субботам. — Чарли перевела серьезный взгляд с Шона на Лили. И, видев понимание в ее глазах, Лили похолодела.

— Хорошо, — покорно сказала Чарли. — Пойду разбужу его.

— Она догадывается: что-то случилось, — заметил Шон. Лили подняла малышку на руки, внесла в кухню и посадила в детский стульчик.

— Она догадалась об этом еще вчера.

Шон взял коробку с детским печеньем и протянул одно Эшли, глядя на нее так, словно перед ним бомба с часовым механизмом. Секунду девочка молча смотрела на него, потом взяла печенье.

— Пасибо! — сказала она.

Казалось, Шон теперь нравился ей больше.

Взяв чашку с недопитым чаем, Лили сделала глоток, однако чай остыл и стал горьким. Она вспомнила, что заварила его еще до возвращения Шона. Это было целую вечность назад в другую эпоху, до того, как Лили пришлось лицом к лицу столкнуться с тем фактом, что Кристел и Дерек вышли вчера из ее класса, а потом сорвались с обрыва.

— Что случилось? — спросил Камерон хриплым со сна голосом. Чарли бросилась к Шону.

— Я его разбудила, и теперь он злится на меня.

Лили налила в поильник сок и протянула его малышке. Камерон, настороженный, стоял в дверном проеме, словно готовый в любой момент обратиться в бегство.

Лили почувствовала на себе взгляд Шона. «Как?» — безмолвно спрашивал он.

«Бедные дети! — Лили стиснула зубы, чтобы подавить рыдание. — Мы — все, что у них осталось».

Шон откашлялся, взял Чарли за руку и посмотрел Камерону в глаза.

— Произошла автокатастрофа. Вчера.

Личико Чарли сморщилось, а плечи поникли и задрожали. Шон обнял ее. Лили пошла к Камерону, протягивая к нему руки. Камерон словно не заметил ее жеста; он стоял, холодный как камень, и выражение его лица не изменилось.

— Ваши мама и папа ехали вместе, а из-за погоды дорога была очень опасная, — продолжил Шон. Казалось, будто он сам не верит в свои слова. — Машина попала… ох… она сорвалась вниз с обрыва.

Слушая Шона, Лили смотрела на его лицо — оно становилось все бледнее Настороженность Камерона постепенно исчезала.

Мелкие капельки пота блестели у Шона над бровями и верхней губой. Лили размышляла о том, чем он занимался, пока все они спали. Вспомнила царапины на его лице и руках, разорванный свитер, грязные ботинки, брошенные у двери. Шон первым обнаружил брата и Кристел. Что он увидел там? Прикасался ли к ним? Плакал ли?

Задавая себе все эти вопросы, Лили удивилась: она почти ничего не чувствовала. Она

осознавала факты, однако почему-то они не вызывали в ней отчетливых эмоций.

Слишком многое нужно было прочувствовать, слишком о многом нужно было поговорить. Слишком многое предстояло объяснить. Лили медленно протянула руку и коснулась Камерона.

— Мы не знаем, что сказать, — прошептала она.

— Ничего не надо говорить. — Он пристально посмотрел на нее.

— Нет, надо, но никто не знает, с чего начать.

— Так чего вы смотрите на меня? — Камерон отдернул руку. На мгновение лицо мальчика исказила боль, а потом на нем застыло ошеломленное выражение раненого животного.

Увидев, как страдает Камерон, Лили поняла, что есть нечто гораздо более тяжкое, чем ее скорбь.

Глава 16

Суббота 7:05

 

Шон мучительно пытался найти слова, чтобы высказать невозможное. Во рту у него пересохло.

— И где же они? — спросил Камерон.

— Мамочка! — жалобно прошептала Чарли.

— Спасатели извлекли их из машины. — Шон все еще видел перед собой конусы света от прожекторов, огненные брызги, летевшие из-под лезвия инструмента, которым спасатели распиливали корпус машины, чтобы проникнуть в салон, откровенное разочарование на их лицах. Их работа состояла в том, чтобы спасать людей. Им вовсе не хотелось извлекать мертвые тела.